Текст книги "Всё наоборот (СИ)"
Автор книги: Кристина Шоль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Меня пробивает на хохот, и я веселюсь от души, опустив голову. Билл присаживается на край кровати и с улыбкой наблюдает за сим действом.
– Мы бы не смеялись в другом случае, да?
– Конечно, – подтверждаю я. – Друг.
Смех прерывается, меня посещает несколько странное чувство. И снова тоска на тему того, что было, но без меня. Как-то глупо испытывать ностальгию по тому, чего никогда не видел. В моём смысле следует уточнить – «не видел» в буквальном значении слова.
– Они рано приехали, я думал, задержатся.
– Я пойду, наверное.
– Уже? – разочарованно спрашивает Билл.
Мне бы хотелось остаться, но я чувствую себя слегка неуютно, зная, что в доме его родители.
– Завтра увидимся.
Коротко касается моих губ и идёт провожать. У дверей сталкиваюсь с отцом Билла, тот кивает мне, не прерывая разговора по телефону.
– Созвонимся.
Домой мне идти не хочется, поэтому я плетусь медленно. Там всё равно никого нет, голод во мне до сих пор не проснулся, так что…
Какой-то чересчур насыщенный вышел день. В мыслях теперь вертятся разговоры и размышления. Вроде началось всё с появления Диди и нерадужного разговора, затем последовал мой забег по улицам города, а закончилось всё коротким, но приятным времяпровождением у Билла.
Мне кажется, я решил, что делать со своей неопределённостью в собственном существовании, какие-то несколько секунд дали понять, что назад я не хочу. Что бы во мне ни просыпалось периодически, оно динамично отходит на второй план, оставляя место моей нынешней жизни, в которой я начинаю комфортно себя чувствовать. Даже критика к так называемому прошлому появилась, это ведь что-то значит. Я не хочу сказать, что раньше жил неправильно, но минусов было явно больше, чем я сам видел. Мне всё казалось, что у нас хорошая такая планка нравственности. Мы были лучше кого-то в этом плане, но я не брал в расчёт тот факт, что мы были и хуже в то же время.
Я бы рад забыть половину, половину, ставшую ненужной и вызывающую недовольства собой, но меня по-прежнему интересует, что же случилось.
Из вновь явившихся размышлений вырывает звонок мобильника. Звонит мама.
– Привет, мам.
– Привет, Том, – а вот о родителях я думал в несколько раз меньше, чем о ком бы то ни было за эти два дня. – Ну, как у тебя дела?
– Да всё отлично, не жалуюсь, – если только чуть-чуть, но это уже другая история. – А вы? Приезжаете послезавтра?
– Ага, рано. Так что лишнее утро в одиночестве или с кем-то провести не удастся, – хмурюсь, не совсем понимая, к чему она это сказала. Точнее смысл понимаю, но это на неё не похоже. – Гордон с делами завтра закончит, а вечером мы решили как-нибудь отдохнуть от работы.
– Ясно. Ну, удачи вам.
– Давай, Том, пока.
Неспешно иду дальше, прокручивая непродолжительный разговор. Ничего сверхъестественного она не сказала, но у мамы вообще-то обыкновенно совсем другие интонации, и очень странно, что она не завалила меня кучей вопросов, не поинтересовалась, чем я питаюсь и в каком состоянии находится квартира. Мне кажется, или родителей все перемены, со мной случившиеся, коснулись самым прямым образом? Впечатление, что вышло то же самое, что и с остальным окружением. У меня вообще те родители-то?
Становится не по себе. Я не готов к таким радикальным переменам, и менять семью не собираюсь. Вот же чёрт, а.
***
Мне весело. Рядом Лоис, которого, как выяснилось, я прекрасно знаю и с которым мы познакомились на каком-то загородном отдыхе в восьмом классе. После этого общаемся, а я только сегодня узнал, что у меня есть такой знакомый. Лоис уже порядком набрался, не обращая внимания на увещевания именинницы, взявшейся следить за всеми сразу и пока успешно исполнявшей эту миссию.
– Если бы ты тогда к нам пришёл, а не свалил куда-то с Каулитцем, мне бы не пришлось всё это пересказывать, – выдаёт Лоис.
Я тихо посмеиваюсь, а перед нами тут же возникает Билл, точно отозвавшись на свою фамилию. Он приземляется на диван, болтая в руке стаканом с трубочкой, и заинтересованно на меня смотрит.
– О чём речь?
– О том, как это существо пропустило масштабное событие в мире спорта.
Хмыкаю и качаю головой. Я так подозреваю, меня этим будут корить всю оставшуюся жизнь. Интересно, куда это я свалил с Биллом, что наплевал на такое представление. Судя по рассказам Лоиса, оно стоило того, чтобы посмотреть.
– На лыжах летом катались? – ржёт Билл, и немного напитка выплёскивается из стакана.
Билл хватает салфетку с соседнего столика и спешит промокнуть капли, попавшие на диван.
– Мы катались на скейтборде, – отойдя от своего веселья, оповещает Лоис.
– Я умею кататься на скейте, – с каким-то ненормальным похрюкиванием говорю я, и двое парней уставляются на меня, как на конченного идиота. – Просто давно не катался, – спешу как-то оправдать своё положение я.
Нужно быть аккуратнее в выражениях, а то наврежу сам себе своими же неосторожными словами. Билл иронично выгибает бровь, а Лоис деликатно покашливает, отчего во мне зарождаются мысли, что последняя моя фраза тоже была не в очко.
– Ты неделю назад на базу ездил, Том, – с улыбкой напоминает Билл, и я вижу привычно быстро пролетевшую картинку.
Хлопаю себя по коленке и досадливо морщусь.
– Точно! Забыл.
По направлению к нам идёт Анита, счастливо улыбаясь. Насколько можно судить, праздник удаётся, и девушка довольна больше всех гостей вместе взятых.
– Народ решает отправиться гулять по городу, – сообщает Феллер. – На набережную, наверное, так что решайте.
– Что решать? – удивлённо спрашивает Лоис. – Кто понесёт еду?
– Если хочешь, – смеётся Анита.
Откидываюсь на спинку и устраиваю голову на плече у Билла. Часы показывают одиннадцать, поэтому вполне разумно именно сейчас выдвинуться куда-нибудь на свежий воздух, а то здесь как-то душно даже. Но мне хочется спать.
Мои ночи превращаются в какие-то урывки: я сегодня снова проснулся от дурацкого сна, а потом ещё и заснул еле-еле. Тем не менее, желание организма спать не означает наличие такого желание у меня. Как-то не хочется возвращаться к разговору, который всё равно забывается. Наверное, стоит уделить этому больше внимания.
– Ладно, пойду разберусь с закусками, – Лоис нас тактично покидает, и я прикрываю глаза.
– Знаешь, какое у меня предложение? – сажусь нормально, пытаясь придать себе бодрый вид. – Давай пойдём гулять в другую сторону.
– Ну, это очень заманчиво, знаешь ли. Пойдём.
Люди расходятся, а мой взгляд цепляется за одну девушку. Я притормаживаю, пропуская кого-то вперёд, и, пользуясь случаем, рассматриваю её. Очень знакома, причём внешность специфичная, какая-то цыганская, что ли. Она разворачивается так, что я могу разглядеть её лицо, и обводит толпу равнодушным взглядом, скользнувшим и по мне. Мерещится, что она смотрит на меня чуть дольше, чем на других, но в глазах её не отражается никакого узнавания. За весь вечер я вижу её впервые, учитывая то, что народу здесь не так уж и много.
– Билл, кто это? – останавливаю его за руку.
Он прослеживает мой взгляд и пожимает плечами.
– У Аниты спроси.
– Я сейчас, подожди.
Главное, чтобы она не ушла. Девушка стоит в компании трёх человек и кажется отстранённой от их разговора, как будто просто встала рядом с ними. Во мне зарождается волнение, унять которое никак не получается. Она мне жутко знакома.
– Анита! – окликаю я подругу.
– Что с тобой? – удивлённо спрашивает она, оглядывая меня с ног до головы. – Что-то случилось?
– Нет, скажи мне: кто это такая?
Указываю на девушку так, чтобы она не заметила. Анита молчит, точно соображая, кто же посетил её праздник, но потом пожимает плечами, говоря:
– Виола, моя бывшая одноклассница.
Бывшая одноклассница? Перед глазами танцуют белые, красные и зелёные пятна, словно я посмотрел на солнце. А солнца тут нет и не предвидится, поэтому остаётся думать, что мне слегка поплохело.
– У тебя точно всё хорошо?
– Да, не беспокойся. Просто она мне знакомой показалась, но, видно, я ошибся.
Анита отходит от меня, оборачиваясь на каждом шагу.
Какая, мать вашу, Виола? Чем дольше я смотрю на эту «бывшую одноклассницу», тем больше убеждаюсь, что это Карен. Её волосы, её движения, да лицо, в конце концов, её! Я, может, и съехал с катушек, но, наверное, подобные узнавания с неба не сваливаются.
– Том, ты что тут завис?
Билл разворачивает меня за плечо и я, последний раз взглянув на Карен, мотаю головой и легко приобнимаю его. Мы выходим из квартиры, кто-то уже активно бесится на улице, радуясь открывшемуся пространству, а Анита спешно закрывает квартиру. В подъезде почему-то не горит свет, и я не вижу, где Карен и куда она идёт.
У дома фонарь, да и на улице не полный мрак, но увидеть девушку мне не удаётся. Как сквозь землю провалилась. Хочется подойти к Аните и спросить, была ли вообще Виола, или мне всё приснилось, включая мой вопрос.
– Том, ты можешь сказать, что случилось? – Билл отстраняется от меня и встаёт напротив, ожидая ответа.
Народ шумной компанией идёт по улице, в конце шествия Анита с двумя подругами, она постоянно смотрит на нас, но позвать не решается. Мне не по себе от того, что всё так складывается, я хотел просто хорошо провести вечер, без этих заморочек. Мечтаю от них избавиться, сегодня третий день моего кошмара, а такое ощущение, что всё начинается заново.
– Ничего не случилось, правда. Просто голова немного закружилась, у меня последнее время бывает.
– Я заметил, – нервно отзывается Билл и передёргивает плечами. – Ты не заболел?
– Нет, всё хорошо. Наверное, от лета отойти не могу.
Билл делает вид, что удовлетворён этим ответом, и направляется в противоположную от компании сторону. Пару минут мы идём молча, потом мне это начинает досаждать.
– Наверное, надо было попрощаться с Анитой.
– По-моему, она и без прощаний всё видела, – всё ещё нервно отвечает Билл.
Мне хочется разрядить обстановку между нами, но я не представляю, как это сделать. Думаю о Карен, то есть о Виоле.
Минут пятнадцать бредём в полном молчании, оно несколько тяготит, но я этого практически не замечаю, будучи погружённым в свои думы. Завтра увижу родителей, узнаю, как они выглядят и что вообще из себя представляют. Это так глупо. Чего бы я хотел больше – забыть прошлое или забыть настоящее? Вопрос ставит в тупик, я пока не готов на него ответить. Да и разобраться, что с прошлым, что с настоящим, сейчас не представляется возможным. Я слишком многого не знаю и не могу понять.
Мы почему-то сворачиваем на детскую площадку, и Билл уверенно идёт к качелям. Я следую за ним, радуясь, что здесь хотя бы никого нет. Площадка за двором многоэтажки, и все звуки с дороги доносятся сюда как-то приглушённо, не раздражая и не мешая прислушиваться к тишине.
– Ты ведь мне расскажешь когда-нибудь?
Я вздрагиваю и сажусь, вцепляясь одной рукой в толстую железную цепь.
– О чём?
Билл вздыхает и, прищурившись, смотрит прямо перед собой. Меня накрывает чувство вины и ощущение неправильности моего поведения. Я бы с удовольствием выложил ему всё, но ведь это невозможно. Каким психом нужно быть, чтобы рассказать подобное.
– Я тебе доверяю, – тихо произносит он.
Фраза, по-видимому, должна на меня как-то подействовать; она и действует, но от этого становится только хуже.
– Я тебе тоже доверяю, но мне нечего рассказывать, – за все три дня ему я солгал больше всех.
Ну, а если вдуматься, то остальным мне вообще лгать не приходилось, если память не подводит. От этого факта делается как-то неприятно.
– Ладно, как хочешь.
Он замолкает и поднимается. Я наблюдаю за его неторопливыми перемещениями. На меня Билл не смотрит, просто прохаживается из стороны в сторону, иногда резко оборачиваясь на какой-нибудь громкий звук.
Мимо площадки шествует парочка, девушка что-то увлечённо пересказывает парню. Когда они скрываются за поворотом, всё снова замолкает. Мне тяжело. Я бегаю от себя и довольно успешно бегаю от Билла, пусть и не в физическом смысле. Я перед ним виноват хотя бы в том, что наши отношения начались так коряво и глупо. А вот того, кто виноват передо мной, найти не выходит. Я бы многое отдал за то, чтобы узнать, почему это случилось.
Во мне плещется что-то тёплое, пусть и смешанное сейчас с горечью. Надеюсь, однажды удастся вздохнуть спокойно. Должно же это обрести какое-то завершение? Только я не могу его предугадать.
Встаю и подхожу к Биллу, прекратившему расхаживать от песочницы до лесенки. Он внимательно смотрит мне в глаза, но не спешит ничего говорить.
– Что-то не так, да? – почти шёпотом зачем-то произношу я.
Он поджимает губы и мотает головой, одаривая меня едва заметной улыбкой. Но мне и этого достаточно, я будто бы успокаиваюсь, отстраняюсь от своих мыслей и большой, просто огромной проблемы.
Билл мягко целует меня, как-то совсем невесомо обняв за талию. Меня накрывает умиротворение, и я закрываю глаза, полностью предаваясь его губам и без труда забывая себя. Движения медленные, точно в замедленно съёмке, и Билл постоянно перебирается к уголкам моих губ.
– У нас всё отлично, – утвердительно говорит он, прерываясь. – Но, если что, ты мне всегда говори, я всё-таки не безразличен и волнуюсь, – последние слова он произносит с долей иронии в интонации, но я понимаю, что так Билл только пытается сгладить чувство некоторой неловкости.
– Пойдём сядем.
Приземляемся мы на этот раз на карусель и начинаем потихоньку крутиться. Я не поклонник таких забав, поэтому стараюсь не концентрироваться на вращении. И мы всё же немного выпили, так что я очень надеюсь, что не придётся отсюда падать с головокружением.
– Я тебя не спросил вчера. Как ты съездил-то?
– А, нормально, – зря он это начал, конечно. – Завтра родители вернутся, я хоть не буду выглядеть паршивым сыном.
– А ты так когда-нибудь выглядел?
Задумываюсь. Вообще-то выглядел и не раз, но Билл не знает, по каким причинам. Тут никто не знает. Мне вдруг приходит сумасшедшая идея смешать себя прошлого со мною настоящим. Ведь тот я не умер. Просто мысли и мироощущение трансформировались.
– Нет, но я подумываю над этим вопросом. А ты всегда паинька?
– Эй, я не паинька! – возмущается Билл и в отместку сильнее отталкивается от земли.
Я в долгу тоже решаю не оставаться, в итоге мы докручиваемся до довольно приличной скорости, и я, когда понимаю, что мне уже хватит и пора слезать, шатаюсь будь здоров. Меня конкретно покачивает из стороны в сторону, и перед глазами всё расплывается, однако я не прекращаю смеяться непонятно чему. Билл поступает умнее и немного сидит, прежде чем встать. Может быть, поэтому, а может, из-за хорошего вестибулярного аппарата держится он гораздо твёрже меня.
– Ну что?
– Совсем ничего, если я сейчас приду в себя.
Билл самодовольно усмехается и хватает меня под руку.
– Я даже готов довести тебя до дома, – с ноткой шутливой самоотверженности оповещает он. – Так что можешь прийти в себя попозже.
***
Просыпаюсь от громких голосов в прихожей. Недовольно морщусь и смотрю на часы – ещё нет шести утра. Неудачно ставлю часы на место, и они летят на пол.
– Вот чёрт.
Глаза снова закрываются, но голоса, как назло, становятся только громче. Через пару секунд я узнаю маму и отца и кое-как начинаю разбирать реальность. Вспоминаются картинки сна, всё того же, но уже вроде бы не такого страшного, о чём свидетельствует хотя бы то, что я проснулся не от сновидения, а от приезда родителей. Весёленькая перемена.
Надо, наверное, на них посмотреть, чисто из интереса. Голоса-то те же, это несомненно, но мало ли, что могло случиться. Кое-как поднимаюсь с постели, убеждаюсь, что заснул я не голый, и плетусь на кухню, куда переместилась эта громкая парочка. На стол водружён большой белый пакет с рисунком пышного цветка, отец копается внутри, не додумываясь вытащить всё купленное, а мама суетится с минеральной водой, которой что-то слишком много. Большие и не очень бутылки загружаются в холодильник; меня никто не замечает.
– Привет, – решаю падать голос, пока родители не стали пытаться пройти сквозь меня.
– Том!
Мама распахивает объятия и крепко меня стискивает, отец, бросая своё увлекательное путешествие по пакету, с радостной улыбкой пожимает мне руку. Мне ничего не остаётся, только как изображать такую же радость и улыбаться как можно менее натянуто. Просто дело в том, что мы раньше как-то по-другому друг друга приветствовали. Мне немного непривычно.
– Мам, а зачем тебе столько минералки? – задаю животрепещущий для меня вопрос.
– В смысле? – не понимает мама.
– Без смысла. Зачем так много?
Оба смотрят на меня как на сумасшедшего, потом переглядываются и, видимо, решают, что разбираться со мной должен папа.
– Том, но Симона ведь пьёт только минеральную воду.
– Только минеральную? – переспрашиваю я, всей душой желая, чтобы мне послышалось.
Это прямая дорога к финишу просто. Моя мать, конечно, пьёт минералку, но это не ограничивается словом «только».
– У тебя всё хорошо? – с неподдельным волнением интересуется мама.
Помимо моего постоянного сновидения скоро будет сниться этот вопрос. Я подозреваю, что ни хрена у меня не хорошо, и пора уже с этим что-то делать, потому что дальше так продолжаться не может. Какого чёрта тут происходит?
– У меня всё отлично, – тем не менее, отвечаю я. – Что ты будешь с ней делать?
– Пить чай, – несмело начинает свой экскурс мама. – Заваривать кофе…
– Варить суп, – не удержавшись, вставляю я.
На эту мою реплику получаю очередные переглядки ошарашенных родителей. Я уже не засну после этого представления, можно пойти одеться, они пока отойдут за это время, и я потом узнаю много нового.
Внезапно отец начинает громко смеяться, потрясённое выражение на лице мамы сменяется расслабленным, и она присоединяется к папе. Похоже, мне тут одному не смешно. Я попал в дебильную комедию, не иначе.
– Смотри, какого сына мы вырастили, – не прерывая смех, выдавливает мама, хлопая отца по плечу. – Ты такой шутник, – обращается уже ко мне.
Прямо распирает задать ещё хотя бы парочку вопросов, но что-то мне подсказывает: это ничем хорошим для меня не закончится. Кривлю губы и удаляюсь к себе в комнату, оставляя родителей одних.
Что ж, мне удалось выяснить, что моя мать помешана на минеральной воде, она не варит суп и ведёт себя довольно странно. Интересно, что мы вообще едим? Решаю всё-таки закинуть удочку и снова возвращаюсь на кухню, где у холодильника орудует уже папа.
– Симона в спальне, – бросает он.
В комнате мама разбирает вещи, перетряхивая каждую шмотку раз по двадцать.
– Если что, я шучу, – предупреждаю сразу во избежание неловкостей. Мама заинтересованно ко мне оборачивается, прижимая к груди красный пиджак. – У нас сегодня будет завтрак?
– Да, конечно, – слава Богу. – Я купила хлопья и молоко. А ещё есть очень вкусные пирожные.
Молчу, не имея сил произнести хоть слово. Мне хочется рассыпаться по полу и собраться в прошлом. Я не выдержу такой пытки, это для меня слишком.
– А что на обед?
Внутренне я уже содрогаюсь.
– Гордон обещал приготовить какую-то греческую ерунду.
Гордон обещал приготовить? По всей видимости, степень удивления на моём лице отражается чересчур заметно, и мама начинает странно на меня поглядывать, несмело потряхивая красный пиджак. Честно говоря, никогда не видел её в красном.
– Я предупредил, что шучу, – напоминаю. – А ужин ты приготовишь или лучше я сам?
– Ужин я приготовлю, – словно почувствовав благодатную почву, с энтузиазмом выдаёт мама.
Груз с плеч, однако, сваливаться не спешит, я предполагаю, что меня ждут не слишком замечательные будни в плане пищи. Мама остаётся довольной тем, что удалось выдать такую фразу, и продолжает раскладывать вещи с двойной прытью.
Удаляюсь из комнаты и возвращаюсь к себе. Это что-то невозможное. Родители всё так же громко разговаривают, точнее уже перекрикиваются, нисколько не заботясь, сплю я или нет. Мне в корне не нравится такая постановка вещей, и я хочу, чтобы в моей семье всё снова стало по-старому. Чтобы мама готовила и не пила минералку, чтобы отец… Ладно, это оставим. Чтобы она улыбалась по-другому, этот её широкий оскал невыносим.
Я недоволен абсолютно всем, что увидел в своих родителях за эти короткие сколько-то минут. Меня передёргивает, но я предпочитаю думать, что это просто в комнате прохладно. Такие преобразования, как обнаружилось, переживать очень тяжело и лучше не надо. Уверенная позиция, которая не смещается долгое время – прекрасное явление, я убедился на собственном опыте.
Тёплые чувства к родителям не спешат проявляться. Мне кажется, передо мной совершенно другие люди, несмотря на то, что внешне они идентичны моим… настоящим, что ли, родителям. Похоже на жалобы малолетнего ребёнка, но это не имеет значения.
С какой целью на меня наслали этот кошмар? Я не хочу бороться с засильем минералки, с громкими разговорами в часы сна и прочим дерьмом, которое меня ожидает впереди. Мои родители – эгоисты, вот так новость.
Мне что-то подсказывает, что я сам не сильно отличаюсь от них, но всё же хочется верить, что в моём случае всё не настолько запущено. Родителей не выбирают, родителей не исправляют. Можно я сделаю что-нибудь из этого?
Заснуть уже не получается, как ни стараюсь, хотя через час голоса стихают. Наверное, с дороги всё же устали и решили восполнить недостаток сна. Вместо того, чтобы насладиться тишиной, выбираюсь на кухню и делаю себе завтрак самостоятельно. Я не собираюсь есть никакие хлопья, поэтому сковородка мне в помощь, обойдусь простой яичницей. Хочешь жить – умей вертеться; спасибо, мудрый человек. Если моя мать не в состоянии сделать элементарные вещи, то я попробую как-нибудь обойтись без её помощи.
К моему удивлению, яичница получилась вполне сносной. Они купили помидоров, поэтому я их добавил в свой завтрак, решив, что будет вкуснее. Жаль, колбасы нет. Такими темпами я из сына превращусь в дочку. Какая перспектива-то, чёрт возьми.
В кофеварке обнаруживаю кофе. Ну, хоть это за меня уже сделали, а то, сдаётся мне, мои дни будут наполнены чудесными вещами, которых я раньше не касался. Смотрю в дверной проём и включаю телевизор, не собираясь убавлять громкость. Ничего толкового нет, утренняя передача, как я понимаю, маму больше не интересует. По спортивному каналу повторяют какой-то футбольный матч. То, что надо, все орут, комментатор обладает прекрасным громким голосом… Пусть спят, я на них посмотрю.
Походит на детский протест, но я не знаю, что мне делать. Просто не знаю, как с этим бороться, кого просить о помощи, да и какая тут может быть помощь. Сходить к гадалке-шарлатанке?
– Томми…
Мгновенно вздрагиваю от вкрадчивого голоса. Вот так и задумывайся, собственная мать доведёт до сердечного приступа в моём юном возрасте.
– Что? – равнодушно спрашиваю я, принимаясь за яичницу.
– А почему не хлопья? – практически обиженно вопрошает мама.
Хороший вопрос. Я всегда ем хлопья на завтрак? Боже мой, какую прелесть я о себе узнаю, у меня, оказывается, привычки изменились.
– Я ненавижу хлопья, – отвечаю непринуждённо, пусть понимает, как хочет.
– Ладно, – она мнётся, вздыхает. – Сынок, может, ты убавишь чуть-чуть? Мы просто очень устали, а тут так кричат…
– Да? Я тоже вчера очень устал! – повышаю голос и раздражённо выключаю телевизор.
Подхватываю тарелку и чашку кофе и, оставляя в который раз за сегодняшнее утро поражённую маму одну, удаляюсь к себе и закрываю дверь.
Душит злость. Я раздражённо кидаю тарелку на письменный стол, ставлю чашку так, что часть кофе выплёскивается, и в изнеможении присаживаюсь на постель. Куда я попал? Такое впечатление, что это рай-ад. Именно в таком сочетании я узнал этот перевёрнутый мир. Сначала влюбился – или понял, что был влюблён? – в Билла, к которому мне уже сейчас заявиться хочется, а теперь вот познакомился с родителями. Своими причём.
Спохватываюсь и возвращаюсь к остывающей яичнице. Еду приходится запихивать, но это ничто по сравнению с тем, что было и что будет. В комнате противно тренькает телефон.
– Бл*ть, да что это?!
Мимолётом замечаю, что смс от Диди, но первым делом спешу убрать звук на входящие сообщения. Давайте ещё всего меня перекроим!
«Её мать требует сделать аборт», – читаю я. Прекрасная мать, заботится о благополучии дочери и думает о её будущей семье меньше, чем сама дочь. Понимаю, что мои же мысли мне перечат, но я пребываю в таком состоянии, что трезво мыслить не удаётся. «Вот и танцуй!» – посылаю ответ.
Раздаётся несмелый стук в дверь, мама пытается войти, безрезультатно нажимая на ручку.
– Том, пусти меня, нам надо поговорить.
Молчу, а потом запальчиво бросаю:
– Я завтракаю.
Эта драматическая комедия начинает меня бесить. Доедаю остатки яичницы и залпом выпиваю подостывший кофе. Благоразумно решив, что мама ещё не ушла, выхожу без посуды.
– Том! – тут же налетает она. – Что случилось?
Машинально закрываю за собой дверь, словно не хочу пускать её в спальню.
– Да всё прекрасно. Но ты пьёшь минералку, не готовишь, и вам на меня плевать. Больше ничего не случилось.
Прохожу мимо неё и на этот раз запираюсь в ванной. Мне хочется избить себя за своё поведение, но все слова сами срываются с языка, я даже подумать не успеваю. Я так всегда жил, здесь я так жил всегда, это очевидно. Но у меня не получается принять простой, но такой паршивый факт: я не хочу так жить. Это просто болото.
Весь день стараюсь не выходить из комнаты. Обнаружил, что задано предостаточно уроков, поэтому мне есть чем заняться. Родители суетятся или вдруг затихают, точно в квартире никого нет. Такие моменты особенно привлекательны. Наверное, я заболеваю какой-нибудь фантазийной болезнью, потому что меня тут же тянет представлять, что я нормально живу. Но это всё бред, к моему превеликому сожалению. Надеюсь, всё образуется в самое ближайшее время, хоть как-то, мне уже становится неважно, – либо пусть вещи возвращаются на свои места, либо я привыкаю. Честно говоря, спокойствие и примирение с ситуацией – самые важные ценности на данный момент.
Ближе к обеду в мою комнату тихонько стучат, и я, состроив приличный вид, не выказывающий недовольства, открываю маме дверь. Та стоит в домашнем широком платье, подвязанном поясом. Такое ощущение, что она носила его, когда была килограмм на двадцать потяжелее, а выкидывать почему-то отказалась, теперь таскает. Но, сколько себя помню, моя мама всегда хорошо выглядела в этом плане.
– Том, извини, что отвлекаю, но в гостиной… – внутри что-то ёкнуло на серьёзный тон мамы. – Там на окне что-то, я не могу понять.
– Сейчас.
Молнией вылетаю из комнаты и подбегаю к окну. Никаких надписей, к счастью, нет, но пятно от моих втираний довольно внушительное. А в спальне ничего не осталось.
– Я пробовала смыть, но в конце концов решила, что это с уличной стороны.
Показательно провожу пальцем по стеклу, мысленно чертыхаясь. Нужно сообразить какой-нибудь достойный и не слишком дебильный ответ.
– Не знаю, откуда это, – это очень сообразительно. – Может, сверху кидались.
Сверкаю улыбкой и, напоследок пожав плечами, удаляюсь обратно в свою берлогу. Я ещё не отошёл, и меня немного потряхивает, всё-таки ожидал увидеть очередное творение неизвестного. Видимо, мои способности по помывке окон никуда не годятся.
После этого эпизода задание по немецкому делается ещё медленнее. Задали ерунду, больше писанины. Через какое-то время у меня снова получается сконцентрироваться на уроках, и я даже прекращаю думать о постороннем, отодвинув на задний план дела насущные. Нужно почаще занимать себя чем-то нудным, но необходимым, чтобы было нужно по-любому сделать. Из этой прекрасной концентрации вырывает звонок Аниты.
– Привет, Анит. Ты только проснулась? – с усмешкой интересуюсь я, косясь на часы.
Уже два. Что-то засиделся я над учебниками, пора сворачивать ботан-кампанию.
– Ага, – тянет девушка. – Мы после этой набережной обратно ко мне пошли. Не все, конечно, но от количества народа, знаешь ли, не зависит.
– Это понятно. Не сильно мучаешься?
Анита хочет ответить, но хрипит и прокашливается. Видимо, совсем недавно проснулась и тут же решила обзвонить всех на предмет выявления ужасов. Кого-нибудь да поднимет из постели, это точно.
– Как тебе сказать… – Анита смеётся и снова кашляет. – Я звоню насчёт вас с Биллом узнать. Прости, может, не в своё дело лезу, но ты знаешь, я за него волнуюсь, а он не отвечает, – бровь тут же дёргается. – Вы с ним…
– Да, мы с ним, – без промедлений отвечаю я, сам поражаясь своей прыти.
Анита нерешительно молчит, но я чувствую, что она ещё что-то спросить хочет. Принимаюсь чертить на свободном клочке бумаге всякие фигурки и закорючки.
– Мне вчера показалось, что вы под конец поругались, – наконец, говорит она.
– Нет! – заверяю я Аниту, бросая чертить ерунду. – Просто поспорили немного, всё нормально. Ты не обижаешься, что мы с вами не пошли? – в свою очередь интересуюсь я.
Всё-таки действительно нехорошо, но при воспоминании об окончании вечера не могу не улыбаться.
– Не беспокойся, всё в порядке. Главное, что на основной части вы были. Ну, ладно, пока. Рада, что у вас всё хорошо.
– Спасибо. Удачно отойти!
Анита смеётся и кладёт трубку, а я опять принимаюсь прокручивать в голове своё отношение к разным людям. Чувствую, что динамика доброжелательности набирает обороты, и что-то во мне затухает с неумолимой скоростью. Может, я чего-то не понимаю уже, не помню, но тех протестов, что были в первый день, нет. Период адаптации какой-то очень короткий выходит, но я ведь сам хотел привыкнуть или вернуть всё, как было. По всей видимости, за меня кто-то решает, косвенно помогая.
Уверен в том, что скучаю по родителям. Четвёртый день ведь пошёл? Проворачиваю в голове последние события, убеждаясь, что четвёртый. Не думал никогда, что за короткий срок могу по ним соскучиться. Как сильна власть обстоятельств. А ещё мне бы хотелось сделать что-нибудь этакое, Ида в помощь, Кай в соратники… Да, со стороны вся эта компания смотрится не больно привлекательно, но, чёрт, я же там был, и меня что-то удерживало.
Через полчаса отправляюсь обедать. Мама жутко довольная, слушает отца, рассказывающего байки то ли своей молодости, то ли о работе.
– Сегодня самообслуживание, – сообщают мне, и я осторожно подхожу к плите, будто оттуда на меня должно выпрыгнуть что-то ужасное.
Пахнет очень даже вкусно, и я про себя удивляюсь кулинарным способностям отца, которые мне доселе наблюдать не приходилось. Много ж я открываю. Может быть, надо согласиться, что стоит стерпеть некоторые преобразования ради каких-то странных и небывалых раньше моментов.
– А что это?
– Много будешь знать – скоро состаришься, – весело поясняет отец, и я только хмыкаю в ответ.
На сковороде мясо, обильно чем-то политое и, кажется, с сыром.
