Текст книги "Всё наоборот (СИ)"
Автор книги: Кристина Шоль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– В холодильнике салат с курицей, – говорит мама.
На миг в голове что-то проносится, но я, как обычно, не успеваю поймать. Почему-то очень хочется задать один глупый вопрос, и я не удерживаюсь:
– Салат и курица?
– Салат с курицей. Ну и что, что с мясом? – по-своему понимает мой вопрос мама. – Какая разница-то?
– Да нет, всё нормально.
Родители продолжают болтать, телевизор почти неслышно бормочет, мужчина в очках на фоне карты страны вещает о погоде.
Всё вдруг преображается и в очередной раз кажется проблематичным, а разбираться с неурядицами мне жуть, как не хочется.
– Вкусно, – с улыбкой говорю я, кивая отцу.
Тот улыбается и продолжает разговор с мамой. Я заблуждаюсь или действительно сижу тут исключительно формально? Стараюсь есть быстро, чтобы свалить отсюда как можно скорее. На меня давит атмосфера, и любые положительные мысли словно блокируются.
– Спасибо.
– На здоровье! – весело отвечает папа.
Загружаю тарелку в посудомойку и сбегаю к себе. В комнате уже душно потому, что я сижу с закрытой дверью. Беру мобильник и выхожу на балкон. На улице не очень тепло, и меня приятно обдаёт прохладным ветерком, напоминающим, что сейчас всё же осень и листья желтеют не от того, что им так захотелось.
Поигрываю телефоном, раздумывая, просто позвонить Биллу или куда-нибудь его пригласить. Или сориентироваться по ситуации? Останавливаюсь на последнем варианте и набираю заветный номер. Гудки идут так долго, что я уже подумываю перезвонить попозже, но Билл отвечает.
– То-ом, ты меня спас! – восклицает он, немедленно вызывая у меня улыбку. – Меня бы сейчас убили, – слышу, как на заднем фоне что-то падает и, похоже, разбивается. – Чёрт, Анель!
– Билл, что там происходит? – со смехом спрашиваю я, уловив в голосе интонацию истинного страдальца.
– У нас полный дом гостей. Из Австрии прилетели Шпинглеры, – я, видно, должен был слышать раньше эту фамилию, – родители, разумеется, безумно обрадовались, наприглашали их к нам с этим ужасным ребёнком; Шпинглеры с собой притащили ещё шесть человек, в итоге у нас пир горой, а я сижу с отвратительной дочерью Шпинглеров, которая только что расколотила мой аквариум.
– Аквариум? – я же был у него, но не видел никакого аквариума!
Охватывает паника: а вдруг я и что-то из насущного не помню?
– Да. Представляешь, вытащил его только сегодня, хотел купить парочку рыбок, а эта… А Анель его расколотила.
Слышу детский смех. Злобный детский смех. Мне никогда не доводилось наблюдать, чтобы дети так страшно смеялись.
– Сдаётся мне, тебя оставили с монстром, – сочувственно говорю я.
– Не то слово! – Билл шумно вздыхает. – А я-то думал, мы с тобой где-нибудь погуляем. У меня ещё уроков ворох.
Я едва не выдаю легкомысленное «не делай», но вовремя спохватываюсь, меня что-то останавливает. Как будто с языка срывается всё меньше слов, не подходящих ситуации и… людям?
– А когда они уедут?
– Такое ощущение, что минимум через неделю. У них всё только начинается, хотя они уже часа два свою бурную молодость вспоминают.
– Похоже, день такой. Мои на кухне занимаются тем же, мне даже не смешно.
Билл затихает, словно прислушивается, затем раздаётся пронзительный визг, и он тут же принимается прощаться:
– Она что-то нашла, – судорожно произносит Билл. – Том, я побежал, до завтра.
Ответить уже ничего не успеваю: кладёт трубку.
Ну, немного поговорили, хотя спасение Билла, кажется, провалилось с треском. А точнее со звоном. Интересно, он рыб для наблюдений приобрести хотел или это чисто эстетический порыв?
***
Будильник звонит как-то слишком странно, другой музыкой. Тянусь к телефону, чтобы отключить этот давящий кошмар, с закрытыми глазами наблюдая что-то из сна. Тот же самый, но ничего дальше женской руки я вспомнить не могу.
Беру мобильник и с удивлением понимаю, что никакой это не будильник, а звонок, причём от Билла. Его там за этой Анель всю ночь присматривать оставили? Наверное, она не спит ради того, чтобы доставать окружающих. Я её не видел, но мне уже страшно.
– Привет.
– Том, – голос у Билла, как у человека, поддавшегося чужому неблагородному влиянию.
– Ты что натворил?
Он переливчато смеётся, и я думаю о том, что был бы рад всегда просыпаться вот так. Пусть даже сейчас ещё шесть не стукнуло.
– Ещё ничего, – голос у него подозрительный. – Но собираюсь.
– О, Боже. Почему так рано?
– Военные тайны не выдаём. Я стою у твоего дома и готов ждать не более пяти минут, так что поторопись. И возьми рюкзак или сумку. Обязательно!
Ответить мне не позволяют. Ещё пару секунд валяюсь в постели, пытаясь вникнуть, что же он удумал, почему так рано и что мне сейчас-то делать. Потом подрываюсь с кровати и несусь в ванную, по дороге сбив ковёр и едва не растянувшись на полу. Я бы, наверняка, сломал нос. Быстро умываюсь, точно тренируюсь перед армией, и отваливаю одеваться. Из спальни родителей не слышно никаких шевелений, значит, я их не разбудил.
В последний момент вспоминаю, что ещё утро и беру с собой толстовку, надевая на ходу. Лифт опускает меня чересчур медленно, кажется, что такими темпами я засну в этой кабинке и будет мне сниться, будто меня одолела клаустрофобия, которой я вообще-то не страдаю.
У входа ждёт Билл с широкой улыбкой и задорным блеском в глазах. Весь его вид выражает заинтересованность в деле, о котором я пока ещё ничегошеньки не знаю.
– И что Ваша честь прикажет делать?
– Взять часть баллончиков, – как-то маниакально оповещает Билл.
И тут начинается совершенно непонятное мне действо. Ко мне в рюкзак кочуют баллончики с аэрозольной краской, которой рисуют граффити, Билл вручает мне какой-то эскиз и вопросительно на меня смотрит.
– Что?
– Не хочешь сказать мне, что это супер, ну и всё такое?
Билл потирает запястье, будто только что снял тяжёлые браслеты, и с лёгкой полуулыбкой наблюдает за мной. Шевелиться мне удаётся довольно просто и без привлечения посторонней помощи, но эта затея в голове с трудом уживается.
– Что ты хочешь испоганить таким варварским способом?
– Ха! – Билл упирает руки в бока и пинает меня в колено носком кроссовка. – Ещё раз так скажешь, я тебя самого разукрашу.
Поднимаю руки в сдающемся жесте и для пущей важности мотаю головой, дескать, ничего против не имею и спросил чисто из приличия, которое Билл, похоже, решил частично истребить.
– А тебе это вообще зачем надо? – спрашиваю, когда мы уже идём по немноголюдной улице.
– Смена действий, привнесение нового в жизнь и прочая муть.
Понятливо киваю, хотя на самом деле мне всё равно неясно, на кой фиг это всё Биллу надо. По-моему, он прекрасно олицетворяет новую жизнь и без подобных выходок. А если ещё подумать, то мне вся эта затея кое-что напоминает.
– Лучше бы в лес съездил, там бабочки.
– Ты меня, конечно, извини, но у тебя что-то со знаниями по биологии? – Билл смеётся, а мне остаётся разбираться с этими самыми отсутствующими когда-то знаниями.
Я ведь, в принципе, не мог поумнеть, значит, всё глупость. Некоторые вещи, наверное, остаются неизменными, несмотря ни на что.
– Я не гений-селекционер, между прочим говоря.
– Ты с ума сошёл? – мгновенно вскидывается Билл. – Том, ты что?
Он смотрит так серьёзно, словно я выдал государственную тайну, и меня теперь должны посадить за измену родине. Не въезжаю в эту его реакцию, мне становится не по себе, и хочется перевести тему на что-нибудь более приятное и менее путанное, потому что порою я не понимаю простых вещей, так как они всего-навсего не принадлежат мне, моим мыслям и планам, которых не было, да и сейчас, честно говоря, не больно прибавилось.
– А что случилось? Почему ты так отреагировал?
– А хирургия?
Я останавливаюсь на секунду, но возобновляю ходьбу, поражённо моргая. Сдаётся мне, лучше не переспрашивать удивлённым тоном, иначе Билл отреагирует ещё более неадекватно, и вся его задумка по привнесению нового полетит в тартарары. Она уже намеревается лететь, судя по тому, как озадачился Билл.
– Но это ведь не окончательное решение, ещё целый год впереди, и курс стремлений вполне может сместиться.
– Ты никогда так не говорил, – тихо произносит Билл и замолкает.
Несколько минут мы идём в тишине, спускаемся в подземку и возобновляем разговор, только усевшись на места.
– Ладно тебе, Билл, – сжимаю его руку и взглядом пытаюсь передать отсутствующую на самом деле уверенность.
В свете последних событий и впечатлений мне начинает казаться, что Билл переживает за моё будущее больше всех остальных вместе взятых.
– Ты мне только обещай, что у тебя с учёбой всё будет нормально. Я не хочу быть занудой, и ты понимаешь, что это не так, но я помню, что было в прошлом году. У меня нет желания к этому возвращаться и вытягивать всё заново. Не закапывай себя.
Его слова оказывают на меня сильное действие, я тяжело сглатываю и не могу отвернуться и начать смотреть хотя бы перед собой. Мне безумно жаль, что я не помню этого. Что-то важное в моей жизни, внутренний переворот, который устроил Билл, а я только теперь испытываю чувство благодарности, да и то на пустом месте. Со своей стороны, разумеется.
– Я тебе благодарен, – и это сказано честно, я ему очень благодарен, но не за что-то конкретно, а за всё вместе: за эти дни, в которые меня запихнули, за которые так быстро трансформировались мои взгляды, исчезли протесты по поводу некоторых вещей, за которые я немного, но узнал Билла.
Улыбается, снова вводя меня в заблуждение насчёт того, не умеет ли он читать мысли. Билл немного сползает вниз и устраивает голову у меня на плече, невесомо положив ладонь на моё запястье. Во мне разворачивается что-то тёплое и приятное, я точно наполняюсь изнутри веществом из положительных эмоций, которыми щедро делится со мной этот человек. Повезло мне из этого мира. Повезло так, как ни разу в жизни не везло в прошлом, отходящем на второй план и превращающемся в далёкую иллюзию, почти выдумку, если бы не отчётливые картинки. Но они стираются, я это чувствую.
Объявляют очередную станцию, и Билл поднимается.
– Нам выходить, – объявляет он.
Я подхватываю свой рюкзак и с собачьей преданностью выхожу вслед за ним, отчего-то испытывая смутные догадки, что часть людей из ещё не полностью набитого вагона провожает нас взглядами.
– А куда мы идём? Я не спросил даже.
– Это говорит о твоём доверии, так что я предпочту не удивляться, а радоваться. Мы идём на стоянку одного отеля. Здесь недалеко.
Недалеко я знаю только один отель, четыре звезды вроде бы. Билл не стал замахиваться на пять (для начала, наверное), но с другой стороны он уже замахнулся на раскрашивание.
– Слушай, а ты не думаешь, что это так… Нас в участок заберут, если поймают.
– И что? – почти равнодушно интересуется Билл, а я вдруг замечаю в его голосе что-то до дрожи знакомое.
Эта интонация безразлична всего лишь на слух, на самом же деле он, наверняка, поглощён своей идеей, ведь порою хочется сделать какую-нибудь дрянь, чтобы потом за неё отчитываться, это тоже обладает своей степенью веселья. Но не в участке.
– Что ты красить хочешь?
– Ты думал, отель? – Билл хохочет, и я через пару секунд присоединяюсь к нему, чувствуя, что мне заметно полегчало. – Высокий забор на стоянке обновим.
– Ну, это другое дело.
Ощущаю прилив сил и шагаю уже бодрее. Перед поворотом на стоянку мы замедляем шаг и выглядываем сначала осторожно, чтобы убедиться в отсутствии или единичности людей. К нашей радости, среди автомобилей ни одной живой души не видно, и мы с Биллом просачиваемся на стоянку и уверенно идём к заднему забору, который сейчас прикрыт парой машин.
Билл лезет в свой рюкзак и достаёт альбомный лист с эскизом.
– Я не собираюсь опошлять заборы, меня интересует сам процесс. Поэтому пишем просто название улицы.
– Это рациональное решение, профессор Каулитц.
Делаю жест, точно поправляю очки и, деловито нахмурившись, киваю.
– Я знал, что Вы оцените.
К моим губам припечатывают поцелуй, насладиться которым я, естественно, не успеваю, и вручают эскиз.
– Билл, а тебе известно, что нарисовать такое с первого раза как бы… – не могу найти подходящих слов. – Я рисовал граффити, но…
– Ты рисовал граффити?
Сморозил чушь. Чушь, которая в этом мире не происходила. В горле немного пересыхает, но я стараюсь держаться твёрдо.
– Было пару раз, – подтверждаю с улыбкой. – Так вот. Я рисовал давно, но такое мне всё равно не выдать.
– Ну, а я не рисовал вообще, – счастливо заявляет Билл, а мне уже представляется наша мазня.
– Может, лучше домик и солнышко? – не особо надеясь на принятие предложения, спрашиваю я.
Билл смотрит на меня, как на полного кретина, и качает головой.
– Ну, схематично-то можно.
– Ну, схематично можно, – практически передразниваю. – Я рисую контуры, ты закрашиваешь.
– Хорошо, – без возражений соглашается Билл.
Я только молюсь, чтобы рука хоть что-то вспомнила, потому что, согласно моим воспоминаниям, подобная практика у меня была довольно давно, и я вполне мог вообще забыть, как это делается.
Чёрной краской несмело провожу первую линию и оценивающе смотрю на пространство, на которое нужно поместить название улицы. Мог бы что-нибудь покороче выбрать, что ли.
– Не замирай, Том: тут в скором времени жизнь полным ходом пойдёт.
А нам действительно повезло, что здесь сейчас никого нет. Без промедлений начинаю вырисовывать контур надписи, Билл делает его жирнее, в местах закруглений оставляет тонкими или же наоборот добавляет краски в два раза больше.
Мне что-то подсказывает, что вошедшего на стоянку человека мы благополучно не заметим, и в участок нас всё-таки заберут. Поглядываю на Билла, подмечая, что разрисовывать забор ему ну очень идёт. На нём светлые джинсы, не настолько узкие как обычно, языки кроссовок выпущены, сверху надета тонкая белая кофта. В голове проходит чёткая ассоциация со спортом, и я думаю, что мне бы хотелось его куда-нибудь затащить. Хотя бы из одного эстетического любопытства.
– Тебе интереснее разглядывать меня, чем рисовать?
– Спорный вопрос, – с напускным безразличием отвечаю я и, быстро запечатлев на его губах поцелуй, возвращаюсь непосредственно к нашему занятию.
Какое-то время нам удаётся рисовать вполне себе спокойно, а вот потом начинается действо, перевернувшее мои представления об истинной цели нашего присутствия здесь.
– Что вы делаете? – орёт мужчина в форменной голубой рубашке с пакетом мусора в руках. – Прекратите! Охрана!
– Бежим, – со смехом выдавливает Билл.
Мы скидываем баллончики в рюкзаки и бежим вдоль забора достаточно большой стоянки. Я слышу, как пакет мужика шлёпается на асфальт и он с ужасным топотом несётся за нами.
– Охрана!
Не могу унять смех. В углу стоянки навалены ящики, и Билл без промедлений забирается на них и перепрыгивает через забор, я за ним. Как раз в это время, видимо, поспевает охрана, мужик на той стороне вовсю матерится и ругает нерадивых охранников.
– Быстро на ту сторону, они…
Дослушать уже не успеваю: мы сворачиваем в какой-то узкий переулок, пробегаем мимо контейнеров, к которым, видно, направлялся мужик, а выбегаем уже на улицу, по которой обыкновенно ходим в школу.
– Чёрт… – от резкого бега дыхание потрясающе сорвано, и говорить проблематично.
Мы приваливаемся к зданию и пытаемся отдышаться, периодически посмеиваясь.
– Правда, эта пробежка стоила часа рисования какой-то муры?
Хочу утвердительно ответить, но вместо этого только смеюсь сильнее, не в силах вымолвить ни слова.
Солнце поднимается на безоблачном небе, обещая погожий осенний денёк. Я бы хотел отлучиться от обыденных забот и куда-нибудь махнуть. Мне не нужны горячие пески на морских пляжах, не отказался бы от самого простого отдыха, но без повседневности. Ах, да, ещё обязательное условие – присутствие Билла рядом.
– Честно говоря, я не сразу догадался, зачем тебе это надо. И, скажи, ты ведь всё продумал? Ну, отель этот, переулок.
Билл согласно кивает.
– На литературу мы, конечно, всё равно опоздаем, но это был самый оптимальный вариант. Если не хочешь, можно даже не дорисовывать.
– Пошли, – отлепляемся от стены и неспешно бредём по улице, не особо заботясь о том, что совсем скоро начнётся урок. – Они всё равно закрасят. Вот прямо сегодня, я уверен. Ответь честно, зачем ты всё придумал?
Билл призадумывается и пожимает плечами.
– Просто так. Ведь ты делаешь что-то просто так?
На этом «просто так» держатся многие вещи. Люди кучу всего делают без каких-либо поставленных целей и желаний достигнуть определённого результата. «Просто так» – это бесполезная причина и глупое оправдание, без которого человечество жить пока не научилось.
– Разумеется. В школу придём, увидишь.
У меня есть одна идейка, и я хочу воплотить её в жизнь. Что-то подсказывает: некоторые моменты двух параллелей удивительным образом пересекаются. Геометрия над жизнью не властна.
***
В школе тихо, даже рьяных прогульщиков сегодня не видно где-нибудь в укромном углу раздевалки или на этажах за колоннами, где, по их мнению и надежде, учитель обязан не заметить.
Мы с Биллом твёрдо вышагиваем по школе, иногда прислушиваясь к тому, что говорят за той или иной дверью. На физике отчитывали какого-то восьмиклассника, к крикам учителя пару раз присоединялся нестройный хор голосов. Никакого чувства товарищества.
У кабинета литературы Билл кидает на меня быстрый взгляд и, постучав, заходит. Я просачиваюсь за ним и встаю рядом, с улыбкой наблюдая за реакцией средних лет преподавательницы, фрау Телль.
– Вы опоздали, уважаемые, – безэмоционально оповещает она нас о том, что мы и так знаем. – Почему?
– Смотрите, есть два варианта. Первый благодетельный, а второй более реальный, но, спешу вас заверить, оба честные.
Замолкаю, чувствуя какой-то дикий прилив сил. Класс заинтересованно переводит взгляд с нас на Телль, предчувствуя хороший концерт. Билл, невидимо для остальных, дёргает меня за рукав толстовки и, кажется, сдерживается от смешка.
Застывшая было учительница приходит в себя и принимается исполнять свои прямые обязанности:
– Трюмпер! – получается как-то на выдохе, и добрая половина класса падает со смеху. – Трюмпер, не смей так со мной разговаривать. Что с тобой?
– Это означает первый вариант или второй?
Билл отворачивается, усиленно делая вид, что засмотрелся на дверь позади нас, а я продолжаю наслаждаться вшивенькой, но комедией.
– Всё, садитесь на места, мы потом об этом поговорим.
– Вы не психолог, – выдаёт Билл.
Я надеюсь, звучит это не слишком враждебно, потому что проблемы должны иметь определённую границу, иначе тебя лишат лакомства исключением из школы.
– Ну, всё!
Телль снова поднимается, яростно вперив в нас взгляд. Она откидывает длинную прядь волос и подходит к нам.
– Мы помогали одному человеку размяться с утра. У него некоторые проблемы, а мышцы разминать надо. Из-за этого мы не завтракали и потому решили перед интересными дискуссиями по литературе зайти в кафе.
– Выметайтесь немедленно! – Телль визжит так, что я жажду закрыть уши, но слабо дышащее приличие позволяет только поморщиться.
Билл пожимает плечами и утаскивает меня из кабинета. Выглядит он странно: слегка пришибленный, но вроде довольный. Он с улыбкой вздыхает, когда за нами тихо захлопывается дверь, и приседает на рядом стоящую лавку.
– Значит, твоё «просто так» такое?
– Не только.
Сажусь рядом, подогнув под себя ногу, и тяну его на себя за ворот майки под кофтой. Он, не прекращая улыбаться, приникает к моим губам, и мы неторопливо целуемся, иногда отрываясь, чтобы над чем-то посмеяться. Причин вообще-то нет, но настроение хорошее, даже несмотря на все посылы отрицательных эмоций от Телль. Билл цепляется за мои плечи, утягивая на себя, и я боюсь, что мы сейчас свалимся с этой скамейки к чёртовой матери.
– Что это такое? – нас решили доконать.
Отрываюсь от Билла и смотрю на Кая, который сегодня один. Он размахивает лёгкой на вид сумкой, с гадкой ухмылкой приближаясь к нам.
– Чего тебе надо? – тут же накидывается Билл.
– Эй! – звучит почти обиженно. – Том, а где твоё фирменное «привет, парни»?
Кай с улыбкой идиота усиленно машет рукой, бестолково пялясь в пространство перед собой.
– Сам нарвался.
Я вскакиваю и впервые в жизни смачно бью Кая по ухмыляющейся роже, ощущая какую-то ненормальную ненависть. Её природа мне непонятна, она основывается не на этом мини-представлении, что он тут закатил, а лежит гораздо глубже, оставляя меня в растерянности по этому поводу.
Кай откидывает свою сумку куда подальше, и она скользит по полу ещё пару метров. Билл что-то говорит, но останавливать, к счастью, не собирается, я боюсь, что ему могло бы случайно тоже попасть. От первого удара Кай увернулся, а вот второй отлично пришёлся на его подбородок. На театральные хватания за ушибленные места он не отвлекается и ответно бьёт меня, попадая не менее точно. Наконец, Билл сворачивает свою наблюдательскую деятельность и принимается нас разнимать, поочередно оттаскивая друг от друга.
– Сейчас же прекратите! – гаркает он так, что я с трудом узнаю тон его голоса. – Том, хватит!
Его крик действует лучше ледяной воды, я отскакиваю от Кая, который немедленно принимается кашлять.
– Чё-ё-ёрт.
Билл не понимает, в чём дело, но руки Бринца, заведённые ему за спину, отпускать не спешит. Я мечусь рядом, не в состоянии избавиться от накатившей паники.
– Что с ним? Кай! Кай, что с тобой? – тормошит его обеспокоенный Билл.
– Где ингалятор, Кай?
Смотрит на меня туманным взглядом, за которым отдалённо сквозит удивление, и не спешит отвечать.
– Где ингалятор, твою мать? – подключается Билл.
Кай уже не кашляет, только тяжело дышит с ненормальным хрипом.
– В… В сумке, – выдавливает он.
Я подлетаю к улетевшей сумке и вытряхиваю всё её содержимое. Ингалятор не выпадает, приходится исследовать карманы. Так необходимая сейчас белая штуковина засунута в мелкий и незаметный на первый взгляд карман.
Кай хватает ингалятор из моих рук, с жадным видом два раза пыхает в рот и не спешит расставаться со своим спасением, готовый в любой момент пыхнуть ещё раз. Он глубоко, ещё с хрипом вздыхает и на секунду прикрывает глаза.
– Спасибо.
Чувствую себя жутко виноватым. Мне прекрасно известно, что Кай – астматик, а я всё равно полез с ним драться, совершенно забывшись. Он стоит с нами ещё немного, в глазах читается невысказанный вопрос, но Кай молчит. Я не знаю, что бы ответил ему, потому что посторонние о его астме не знают, он не распространяется по этому поводу.
– Тебе лучше? – спрашивает не на шутку перепуганный Билл.
– Да, я пойду.
Кай удаляется так же быстро, как и появился. С него мгновенно сбилась вся спесь. После его ухода остаётся подавленная атмосфера, и на скамейку я опускаюсь с таким чувством, будто меня протащили за волосы много километров, а в конце ещё сообщили плохую новость.
– Откуда ты знаешь, что у него астма?
– Случайно услышал разговор, – не задумываясь, вру я.
Мне не до пространных объяснений, я теперь ощущаю за собой нехилую вину. Неважно, что цепляться начал Кай, до драки бы дело не дошло, он не позволяет разводить себя на них, прекрасно зная, чем всё может окончиться. Но ведь, когда на тебя накидываются с кулаками, не будешь орать: «Нет-нет, стой, у меня астма!».
– Будет ему уроком, – подводит черту Билл, и я проникаюсь этими словами.
– Он не изменится.
Билл смотрит на меня заинтересованно, точно ожидая развёрнутого ответа на сей счёт, но я молчу.
Кай не плохой, просто у него глупые способы развлечься. Хотя мы сегодня с Биллом тоже не больно умно развлекались, но это всё-таки не связано между собой.
– Но лезть-то будет поменьше.
– Поначалу – да, а потом поуспокоится. Ты Кая, что ли, не знаешь?
Билл усмехается и пожимает плечами. По ходу, он всерьёз озадачился произошедшим, и ему самому надо бы отойти.
Раздаётся громкий звонок, хлопают двери кабинетов, и в коридоры высыпают толпы учеников, радующихся, что очередная пытка для них закончена. К нам на скамейку приземляются болтающие девчонки, а мы во всём этом внешнем действии сидим без движения, будто статуи, не имеющие надежды на оживление.
– Кстати, нас могут вызвать к директору, – предупреждаю я.
– Из-за Кая?
– Из-за Телль.
По-моему, даже учителя не знают, что у Кая проблемы со здоровьем. Он то ли чего-то стесняется, то ли трясётся за свой какой-никакой авторитет, с которым астма для него попросту не вяжется. Он почему-то не хочет понимать, что конец света всё равно далёк.
В сознании начинается выступление воспоминаний, в этот раз с Каем. Он хороший друг, и я с ним рядом не чувствовал резкого негатива. У нас всегда были отличные отношения, не претендующие на частые ссоры, крики до хрипоты и всё прочее. Мне кажется, он изменился. Все эти приставания на него не похожи, он вполне лояльный человек и на такую дурь не растрачивается. Только когда вообще заняться нечем, и то манера шутки присутствует очень явно. Ещё один минус моего переворота.
– Может, уйдём? – предлагает Билл.
– Да ну, незачем.
Видно, инцидент с Каем выбил его из колеи и лишил желания учиться на сегодняшний день. Мне вдруг становится не по себе от мысли, что я своим влиянием извне могу его испортить. Провёл это слияние двух миров на литературе, а легче не стало. И всё равно мне себя того не вернуть самостоятельно и молниеносно.
– Тогда идём на географию. Только я не думал, что мы так задержимся, хотел домой зайти, поэтому ничего с собой нет.
– Знаешь, у меня тоже только баллончики. Лучше их свету не демонстрировать.
С предпоследней парты третьего ряда мне усиленно посылает взгляды Диди. Билл садится на своё место в первом ряду, а я сажусь позади Диди, уже предполагая, что урок географии либо просто пройдёт мимо меня, либо завершится раньше положенного.
– Привет.
– Здорово.
В класс со звонком входит географ, и мы поднимаемся на несколько секунд. Без промедлений он начинает новую тему, а Диди садится вполоборота ко мне, не реагируя на недовольный вид соседки по парте, которой, наверное, не очень хочется слушать чужие разговоры.
– Ну, что?
– Она сделает.
Я вижу, что Диди чувствует облегчение от этого решения, но в то же время что-то его гложет.
– Тогда сворачивай свою кампанию милосердия и ответственности, оставь до лучших времён.
– Я тебе спасибо хотел сказать.
Хмыкаю и, заметив, что герр Ламмерс замолчал, уставляюсь на доску. Когда учитель снова начинает вещать, Диди разворачивается обратно и тихо продолжает:
– Я на самом деле не знал, к кому ещё обратиться. Может, она, конечно, и сама решила бы, что так будет лучше или мать, но у меня самого после нашего разговора уверенность появилась.
– Значит, я нужен этому миру? – спрашиваю на автомате, не особо вникая в смысл фразы.
А вот Диди отвечает на полном серьёзе:
– Конечно. И, поверь мне, очень нужен.
На нас оборачивается Билл, я ему улыбаюсь и получаю ответную улыбку. Мне этот мир тоже нужен.
– А что мне Биллу сказать? Он ведь спросит, – спохватываюсь я.
Диди на миг замирает, обдумывая. Насколько я понял, об этой истории знаю вообще только я, а остальные пребывают в чудесном неведении по поводу истинной причины его убитого настроения. Мне пока что непонятно, почему именно я. Если какие-то картинки, связанные с именами, у меня наличествуют, то дружба с Диди очень туманно представляется.
– Я ему сам скажу. Будет спрашивать, объясни, что я всё проясню.
Киваю и пытаюсь хоть сейчас начать вникать в урок. Радует, что герр Ламмерс не цепляется, он вроде бы достаточно либеральный и лояльный учитель, хотя я практически уверен, что дисциплина у него соблюдается автоматом. Иногда ученики сами ведут себя нормально, если к ним относиться по-человечески и не орать на каждый скрип. Хотя такое, конечно, редко случается.
После урока, как я и ожидал, ко мне с расспросами подходит Билл.
– У Диди что-то случилось?
– Он пообещал, что сам тебе расскажет. Сейчас проблема почти решена, но она была, ты верно заметил.
С этого самого момента Билл начинает ждать, когда же к нему подойдёт Диди, дабы посвятить в свои тайны. Я думаю, что он не предполагает ничего подобного, потому что вид у Билла достаточно беззаботный, разбавленный любопытством.
В столовой к нам присоединяется Анита, она выглядит чересчур мечтательной и на вопросы отвечает через раз, что наводит на определённые мысли.
– Ты влюбилась? – в лоб спрашивает Билл.
Феллер смешно подскакивает, давится и тут же присасывается к стакану с вишнёвым соком. Глаза у неё такие, будто её пытались подстрелить.
– По себе людей не судят, – выдавливает Анита и загнанным взглядом осматривается по сторонам. – С чего ты взял?
– Что у тебя с голосом? – начинаю цепляться уже я.
Вид у Аниты довольно активно меняется, и теперь складывается впечатление, словно она собирается нас обоих задушить, а потом продать на органы. Не самый лучший конец моей жизни, я ожидал чего-то более культурного.
– Значит, так, – девушка глубоко вздыхает, как будто бы собираясь выдать длинный трактат на тему её сознательности и неувлечённости такими вещами. – Я не влюбилась.
– И всё? – кажется, Билл тоже почувствовал близость лекции.
– Я сейчас уйду! – предупреждает Анита и для верности поднимает поднос.
Меня, как приятеля или друга, заинтересовывает её личная жизнь в этом плане, а в особенности тот факт, что она не хочет с нами делиться.
– Ты нам не доверяешь? – с наездом спрашиваю я.
– Том, отстань от меня. Ладно Билл, но ты-то…
Билл задыхается от возмущения и перегибается через стол.
– А что я? Анит, ты считаешь, мне вот обязательно надо всё выведать? Я на сплетника похож? Ну-ка, скажи мне, когда это я сплетни собирал. Просвети неумного.
Анита, похоже, чувствует себя виноватой и молчит, ковыряясь в тарелке с пюре. Я свой обед уже съел, и мне тут немного скучно, даже учитывая, что какое-никакое, но представление всё же происходит.
– Ты не сплетник, – с улыбкой мягко произношу я, надавливая Биллу на плечо, чтобы он сел на место. – Мы просто интересуемся тем, что у тебя происходит.
Надеюсь, что это выглядит именно нормальным подходом, а не провокацией, не подхалимством и прочим. Анита скептически смотрит то на меня, то на набычившегося Билла, неспешно попивая сок. Боковым зрением замечаю, что в столовую зашёл Кай, врезавшись в кого-то и неуклюже отскочив в сторону, чем немало удивил парнишку, с которым столкнулся. Обычно Кай ведёт себя посмелее.
– Ну, ладно, – говорит она, и Билл расцветает и складывает руки, демонстрируя полную готовность слушать; а я не могу оторваться от фигуры Кая, плетущегося с таким видом, будто его били не один час. – Это Кай Бринц.
Анита шумно выдыхает, а взгляд её становится совсем затравленным. Мне её даже жаль. И жаль вдвойне, когда смотрю на свирепеющего Билла. Несмотря ни на какие эпизоды, для него Кай остаётся ужасным человеком. Краем сознания я с ним согласен, остальной частью моего существа – нет.
