Текст книги "Всё наоборот (СИ)"
Автор книги: Кристина Шоль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– А ты бы попросил сделать аборт? – всё-таки спрашивает Диди.
– Я же гей, – вслух фраза звучит несколько иначе, чем в голове. Мне она кажется фальшивой и ненастоящей, а вот Диди ничего подобного не чувствует.
– Ну и что.
– Может быть, я бы её так любил, что прыгал бы до потолка от такой новости. А вот в твоём случае посоветовал сделать аборт.
Диди вертит в руках бутылку, сжимает, и она трещит, что постепенно начинает действовать на нервы. Мне непросто сейчас сидеть с ним и пытаться дать совет, за который на меня потом не выльется ушат грязи и за который я сам себя не загрызу. Дело даже не в дружбе, а в том, что я сейчас своими словами могу что-то важное перечеркнуть, хотя всё при некоторых усилиях реально сделать иначе. Нет, я бы действительно хотел, чтобы у Диди всё было хорошо, но с моей стороны, по моему, может быть, не больно объективному мнению, ребёнок на данном этапе жизни ничего хорошего ни ей, ни ему не принесёт.
Я не понимаю сути этой истории. Она мне как будто бы мешает сейчас или же наоборот помогает отвлечься от себя. Я бы хотел подумать о собственной жизни и о том, как мне быть дальше, но право на это вдруг испарилось. Если обращать внимание на проблемы других и окунаться в них, то своих станет на порядок меньше, к тому же они перейдут в разряд не столь значительных. Но ведь моя значительна. Давайте ещё откроем кружок откровенности на сегодняшнее утро, и я выдам Диди свою историю, после которой он решит, что я сумасшедший и лучше меня не слушать. Кстати, хороший способ уговорить человека сделать иначе – дать совет, а потом выставить себя полным придурком.
– Ты сегодня занят? – спрашивает Диди.
Это уже неактуальный и глупый вопрос. В любом случае, вся моя занятость отправилась далеко и надолго с его приходом.
– А почему ты не хочешь, чтобы Билл знал?
– У нас с ним расхождение во мнениях, – Диди рассматривает обивку дивана, царапает её, а я почему-то думаю о том, что мягкую мебель в гостиную выбирал отец, а не мама. На самом деле, это очень странно. – Да и он всё равно узнает, если что.
– Ты подразумеваешь «если что»?
Внимательно смотрю на Диди, и мне кажется, что он сейчас ответит «нет» только из-за того, что я его так буравлю взглядом. Есть куча способов выдавить из человека нужный ответ, но иногда эти способы являются сами собой, когда ты совершенно не хочешь кого-то заставлять и ждёшь искренности.
– Вообще-то нет. Но, сам понимаешь, всякое бывает. И ещё не факт, что Франци станет меня слушать, у неё же свои планы.
– Ключевое слово – «планы». Не думаю, что под ним скрывается определение «ребёнок».
Поднимаюсь и, ничего не сказав, направляюсь в душ. Надо бы уже нормально одеться и отряхнуться от сна окончательно. Не в моих силах предугадать, в какую дверь меня сегодня запихнут, но хочется в какое-нибудь мирное место. Например, нужно купить подарок Аните. И идея с бабочками уже не кажется удачной. Кажется, придумав этот ужас, я был под действием наркотического вещества, зовущегося Биллом. Интересно, что я в нём нашёл?
Мои мысли сейчас такие ясные, каких не было с того самого момента, когда со мной случился переворот. Я могу оценивать ситуацию до и ситуацию после, свои действия… Впечатление, что во мне зародилась третья личность, ни к чему не причастная и способная рассуждать здраво. Мне этого так не хватает. Я сам нуждаюсь в грамотном совете, исключая вариант врачей, которые «могут помочь». Похоже, в случае со мной они ни черта не смогут. Есть, конечно, вариант усыпить меня, чтоб не мучился, но это как-то слишком жестоко и не по мне.
– Том, я поем чего-нибудь? – доносится до меня сквозь шум включённой на всю мощность воды.
– Ешь, – кричу я. – И мне сделай!
Надеюсь, он питается не капустными листьями, мой организм требует чего-то существенного.
Подставляю лицо горячим струям и медленно делаю воду всё более холодной, собираясь довести до ледяной. Я не преследую цель стать мега-бодрым, но водная зарядка не помешает для свежести мышления. Сдаётся мне, мои будни станут в два раза длиннее, а на это нужно больше сил. Как физических, так и моральных. Я хочу разобраться в том, что происходит. И почему именно я разбираюсь с проблемами Диди?
Больше вода не переключается, и я с удивлением обнаруживаю, что мне не так уж и холодно. Превращаюсь в хладнокровное животное, замечательно.
Выхожу из душа и, мгновенно прочувствовав разницу температур, заворачиваюсь в большое махровое полотенце. Пахнет чем-то до боли знакомым, я закрываю глаза и пытаюсь поймать воспоминание об этом аромате. Свежее полотенце, раньше они пахли по-другому, я точно помню. Утыкаюсь лицом в мягкую ткань и так и застываю, не в силах пошевелиться. По ногам неприятно стекают холодные капли, образовывая у моих ног этакое домашнее озеро, в котором стоять уже холодно, но я не могу оторваться от этого полотенца. Что-то знакомое, необыкновенно приятное и снова очень, очень знакомое. Тысячу раз знакомое. Но почему тогда, мать вашу, я чувствую себя так, будто потерял память?
Раздаётся стук в дверь, и я, точно из-за пелены, слышу невнятный голос жующего что-то Диди:
– Ты не умер, Том? – на него еда так положительно действует, что он способность шутить себе вернул?
С трудом вырываюсь из своего транса и хрипло отвечаю:
– Я сейчас выйду.
Отмираю и принимаюсь одеваться. От заторможенности избавиться сразу не получается, и на кухне я появляюсь с наверняка убийственным выражением лица, потому что Диди застывает с кружкой у рта и пялится на меня, как на привидение.
– Что с тобой?
– Яйца отморозил, – безрадостно заявляю я и приземляюсь на стул напротив.
На подносе три бутерброда со старательно размазанным по мякоти маслом и положенными сверху небольшими кусочками колбасы и сыра. Всё это венчает какой-то лист. Из Диди получился бы отличный домохозяин или просто холостяк. Он бездумно жует салатный лист, не притрагиваясь к самой булке, и становится понятно, что ничего он не встряхнулся.
– Не хочешь по магазинам пробежаться? – хлебнув щедро подслащённый кофе, спрашиваю я. – Развеешься хоть.
– А зачем?
– Что зачем? Зачем развеяться или зачем по магазинам?
Пальцами показывает, что второе: он, наконец-то, вспомнил, что к самому бутерброду не притронулся и, видимо, решил восстановить справедливость, впихнув в себя сразу половину.
– У Аниты День рождения завтра. Ты идёшь?
Диди морщится и даже перестаёт жевать. Судя по всему, о предстоящем празднике подруги он напрочь забыл. Когда у тебя проблемы, они встают на первое по важности место. А у других людей первую важность занимают другие вещи. И эти два первых места компромисс найти не могут, поэтому ты чаще всего портишь настроение тем, кому весело и у кого на первых позициях стоит нечто радостное.
– Вообще-то да, – проглотив, отвечает парень. – Спасибо, что напомнил. А что мне Франци сказать?
Нерешительно пожимаю плечами. У них стоит вопрос о ребёнке. Вот это очень показательный пример того, каким должно быть решение. Он идёт на вечеринку к Аните. Но у него вообще-то проблемы с девушкой, а точнее – с её новоиспечённым положением. Лично у меня сомнений больше нет, и я в своём совете теперь уверен.
– Бросить её будет просто по-свински. Но сейчас ты не с ней.
Диди снова уходит в глубокие раздумья. Мне же как будто делается легче: то ли душ, то ли убеждение в моей правоте сделало своё дело. Мне кажется, что моя миссия исполнена, я могу выполнять роль поддержки, но больше от меня ничего не зависит. Это их жизнь и их выбор, они должны разобраться сами. Никто не исключает советов со стороны, их нужно выслушать, но не слушать. Сколько людей, столько и мнений.
– Я загнусь, если и завтра с ней сидеть буду. Мы и так на вечер договорились.
– Снова нет родителей?
Диди пожимает плечами и закусывает губу. Тяжело это, конечно. Но на ошибках учатся, и из произошедшего нужно сделать какой-то вывод.
А вот что я могу вынести из своей истории, не знаю. Через дверной проём видна тумбочка в прихожей, на ней валяется мой мобильник, и я тут же вспоминаю о Билле. Часы на стенке дотикали до девяти, первый урок ещё не закончился. А мне хочется ему позвонить. Но сам виноват, не придумал ничего дельного, поэтому придётся порядком подождать. А с другой стороны, зачем мне ему звонить? А что будет, если я позвоню Каю? Спохватываюсь и вспоминаю, что у меня нет его телефона. Прекрасно.
– Ну, тогда за подарком?
Скидываю чашки в посудомойку, в которой посуды уже порядочно, и надо бы всё это вымыть, но решаю оставить до обеда: тарелок у нас полно.
***
Ничего хорошего нас в магазине не ожидает. Я снова путаюсь в мыслях, Диди размышляет о своей жизни, и мы бестолково проходим по торговому центру, периодически заглядывая в какие-то бутики. Консультанты везде выученные на отлично, я давно не шатался по магазинам, поэтому уже успел подзабыть, что в них улыбаются во все тридцать два и готовы растянуть улыбку ещё шире, лишь бы ты что-нибудь приобрёл. На кассах в супермаркетах чувствуешь себя раз в десять свободнее.
До крайней точки в своей мозговой деятельности Диди доходит, когда видит впереди магазинчик с детской одеждой. Я уже готовлюсь отбивать атаки, если он вдруг выдумает какую-нибудь чушь, но Диди молча пялится на витрину и ничего не говорит. В конце концов мы просто проходим мимо и заворачиваем за угол, спеша скрыться от манекенов-детей с безжизненными взглядами.
– Ты предполагаешь, что хотел бы купить?
– Нет, у меня на это плохо фантазия развита, – признается Диди.
– А давай разойдёмся и встретимся в кафе на третьем этаже через полчаса.
– Хорошо, – соглашается Диди, и мы расходимся в разные стороны.
Не могу сказать, что испытываю чувство облегчения, даже наоборот становится ещё неуютнее. Диди смотрел очень тяжёлым взглядом, возникало ощущение, что я ему чем-то обязан, но без него отрицательные чувства не пропали. Только добавились мои собственные мысли о бытии.
Однако подарок выбирается более оперативно. Мне вспоминается светло-зелёный плащик Аниты, который я неизвестно когда видел, но видел точно, и я покупаю шёлковый шарфик такого же цвета с каким-то ненавязчивым рисунком. Девушка упаковывает шарф в подарочную коробочку, и я чувствую себя даже как-то получше.
– Ваша подруга будет довольна, – уверяют меня, и я, сдержанно кивнув, вырываюсь на свободу из манекенного рая.
Как и следовало ожидать, Диди в кафе ещё нет. Он, скорее всего, прошляется все отведённые полчаса, а может, и больше. Беру себе колу и усаживаюсь к окну, лениво наблюдая за происходящим на улице. Снова начинается дождь. Кто-то убыстряет шаг, кто-то раскрывает предусмотрительно взятый зонтик. Взгляд цепляется за маму с двумя девочками. Одна из них постарше, но обе одинаково радуются крапающим каплям. Дождик «грибной»: солнце уходить с пьедестала не собирается и блистает всё так же ярко.
– Купил?
Возле меня возникает Диди, на удивление приободрившийся. Глаза у него стали не такие забитые, и вся его фигура как-то оправилась.
– Да, вот.
Поднимаю коробочку с соседнего стула и демонстрирую Диди шарф. Он в свою очередь показывает купленную подвеску, ссылаясь на отсутствие воображения и совет очередной ходячей улыбки.
– Ну, а теперь что делать будем?
– Не знаю, – безразлично отзывается Диди, и я начинаю беспокоиться, что он сейчас снова погрузится в раздумья о нелёгкой судьбе.
– Диди, ты знаешь Карен Ромберг? – без всякого перехода спрашиваю я, вдруг вспомнив свою бывшую.
Это отвлечёт Диди, это поможет мне.
– Решил сменить ориентацию?
Недовольно закатываю глаза. Он всегда ко мне цепляется с этой чисто дружеской подколкой, или виной его нерадужное настроение?
– Нет, – со слащавой улыбкой говорю я. – Знаешь?
– Впервые слышу.
Отлично. Карен толпы народа знают. Это может означать только одно – у меня совершенно точно поехала крыша, и ничего с этим на данный момент не сделать. Мне искренне хочется отделаться от того, что меня душит и мешает жить нормально, но, как выяснилось, слишком много факторов этому препятствует.
– А цыганки в окружении вообще есть? Точнее не цыганки, а похожей наружности.
Диди задумывается, и во мне начинает трепетать слабая надежда на то, что я просто перепутал имя девушки. С кем не бывает. Усмехаюсь этой мысли: я так второй день не рассуждаю.
– Нет, я не припоминаю. Тебе погадать надо? – скептически спрашивает Диди. – Я бы тоже не отказался.
– Брось, – отмахиваюсь я. – Это всё бред. Просто вдруг стал интересен контингент приближённых.
– Я знаю точно, есть один или несколько монголов.
Нда, монголы мне вряд ли сумеют чем-то помочь. А Карен может?
Диди, кажется, отвлёкся и даже задумался на тему моих вопросов. Хоть какая-то польза от неосведомлённости в нынешнем настоящем.
Меня прошибает новым вопросом, и я нерешительно смотрю по сторонам. Будет очень странно, если я спрошу, какой сейчас год или век. Не просто подозрительно, а по-идиотски это будет. В принципе, можно посмотреть на мобильнике, но я побаиваюсь ему доверять. Тем не менее, лезу в карман и слегка подрагивающими пальцами открываю календарь. 2008 год. Всё правильно. Или неправильно?
– О чём задумался? – решаю зайти издалека.
– О родителях, – поморщившись, говорит друг.
Я поджимаю губы и пытаюсь найти наиболее удачный способ подкатить со своим вопросом о числе. Ещё неплохо бы век спросить, но мне что-то подсказывает, что из двадцать первого меня выкинуть не успели.
– Диди, мы в каком году живём? – с некоторой претензией начинаю я.
– В 2008, – со вздохом отвечает он, окончательно меня убивая.
Раз начал комедию, надо доиграть, пока он меня совсем за дурака считать не стал.
– Правильно. Мне кажется, в двадцать первом веке родители должны понимать чуточку больше, чем столетие назад, так что завязывай со своими терзаниями. Так вышло, вы оба виноваты, но обратно ты время не отмотаешь.
А хотелось бы. Просто если подумать… Нет, ерунда какая в голову лезет. Я уже замечтался, пора спускаться на землю. Диди, точно услышав мои мысли, встаёт из-за стола.
– Я пойду. Спасибо, что не послал меня сегодня, – пожимает мне руку и идёт к выходу.
– Эй, Диди! – махаю коробочкой с подвеской. – Подарок.
– Да, точно.
– Завтра увидимся.
Диди кивает и на этот раз уходит окончательно, оставляя меня, наконец, наедине с размышлениями. А я уже и не знаю, хочу ли думать на такие животрепещущие для меня темы. Теперь прояснён тот факт, что я пропустил всего день из своей жизни, но этот день… Может, я где-то завис, и часть меня попала в параллельную вселенную? Ну нет у меня реалистичных оправданий случившемуся. Кроме болезни, разумеется, но мне об этом не хочется думать. По-моему, гораздо приятнее считать, что инопланетяне забрали тебя на опыты, чем что пора отправляться в дурку на добровольной основе. Такого я и помыслить-то никогда не мог.
В кафе немноголюдно, и я решаю посидеть здесь ещё чуть-чуть. Разумная – или заблуждающаяся? – моя часть переводит стрелки на Билла. Мне пока не стоит ему звонить, занятия ещё не закончились, да и вообще я на даче и приеду только вечером. Конечно, не страшно, если вернусь я немножко пораньше. А у него ведь родители дома будут. Меня это не пугает, но проблема в том, что я понятия не имею, как их зовут. Хотя есть такие чудесные обращения, как «герр» и «фрау». Единственный минус – это будет неуместно, если раньше я называл их по имени, что вполне возможно, раз уж мы с Биллом давно общаемся.
– О, смотрите, кто здесь, – долетает до меня возглас, и мне даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, кому он принадлежит.
Нарочно не смотрю назад, пытаясь в скоростном режиме придумать тактику поведения.
– Кого ждём, Томми?
Напротив меня плюхается незнакомый парень, хотя взгляд цепляется за его фигуру очень настойчиво, что заставляет думать, будто это очередной позабытый мною человек. Он очень смуглый, брюнет с короткими волосами. В сознании что-то теплится и даже проносятся картинки, походит на демонстрацию воспоминаний героев с амнезией в фильмах.
– Не вас уж точно.
– А жаль, – рядом приземляется Кай, оставшийся стул занимает смутно знакомый мне верзила.
– Вам от меня что-то нужно?
Парень напротив ненатурально хохочет, а мне так хочется зажмуриться, чтобы попробовать удержать проскочившую картинку. Они проносятся в голове с неимоверной скоростью, и я даже приблизительно не могу сказать, что там.
– Какой-то ты неприветливый. Прогуливаешь?
Двое парней, стоявших рядом, отчалили за жратвой, и я невольно внимательно оглядываю каждого, вызывая усмешки.
– Тебе, случаем, Морган не приглянулся?
– Что вам от меня надо? – стараясь держать себя в руках, повторяю я.
Если он сейчас выдаст какую-нибудь гниль, я себя останавливать не буду и с удовольствием пройдусь по его смуглой роже.
– Мы по старой дружбе, – с дурацким, но очень привычным для меня смешком выдаёт Кай. – Ты же вчера к нам так дружелюбен был.
Что-то, поднявшееся было внутри, тут же опускается, и я, с шумом отодвинув стул, собираюсь свалить отсюда. Какой бы решительный у меня ни был настрой, с пятью парнями мне в одиночку всё-таки не справиться.
– Пока, – сухо бросаю я и стремительно выхожу из кафе.
В городе куча торговых центров, до хрена кафе, но эта компания почему-то заявилась именно сюда. Это чья-то насмешка? Или улыбка судьбы, с которой у меня явный разлад в отношениях?
Как меня взбесил этот смуглый. Я его точно где-то видел раньше, но вспомнить никак не могу. На улице приваливаюсь к колонне и глубоко вздыхаю. Всегда советуют глубоко вздыхать, когда хочешь успокоиться. Столь нужное сейчас умиротворение приходить не хочет, и я, плюнув на наставления психологов, снова погружаюсь в своё раздражение и плетусь к метро. Можно завернуть в какой-нибудь парк или, на крайний случай, зайти в кино и бездумно пропялиться в экран. Нужно скоротать время: я хочу пойти к Биллу. Дёрнул меня чёрт утром соврать ему про дачу. Можно было бы что-нибудь поискуснее выдумать, чтобы не пришлось болтаться где попало. Хотя я тогда не думал, что мне так скоро захочется с ним встретиться. Я вообще не думал, что захочется.
В подземке, как ни странно, мне даже становится легче. Наблюдаю за спешащими и не очень людьми и отхожу от собственных проблем. Уметь переключаться на других – полезная способность. Правда, я не помню, часто ли она мне пригождалась раньше. Имею в виду то раньше, где всё было наоборот. Едва сдерживаюсь от того, чтобы не засмеяться. Наоборот всё было. Точнее и не скажешь.
Забегаю в вагон и сажусь на свободное место. Мне тут долго сидеть: я решил ехать до конечной, там выйти и прогуляться. А потом к Биллу, как раз время пройдёт, и мне не придётся говорить муру на тему того, как быстро я со всем разобрался.
Рядом со мной сидит девушка в коротком платье. Одна нога закинута на другую, она ею болтает, видимо, в такт музыке в наушниках и смотрит какой-то журнал. Почему-то девушки часто чувствуют направленный на них взгляд. Эта тоже поворачивается ко мне, бегло оглядывает и, улыбнувшись, снова утыкается в журнал. У неё красивые каштановые волосы, забранные в высокий прямой хвост, лежащий на плече. Беззастенчиво разглядываю её, пытаясь обнаружить в себе хоть какой-то отклик на приятную наружность, но терплю полное фиаско.
Зато парень, стоящий у самых дверей и держащийся за поручень вызывает незамедлительную реакцию. Меня тянет улыбнуться, но я благоразумно сдерживаюсь. Хватает одной персоны, принимающей мою личность за конченного придурка, – меня.
– Эм… – раздаётся слева. – Привет.
Девушка нерешительно смотрит на меня, немного подавшись ко мне; её рука с наушником замирает в воздухе, а свёрнутый журнал норовит вот-вот скатиться на пол.
– Привет, – отвечаю, сдержанно улыбнувшись.
– Я Дэла.
– Том, – без особого энтузиазма представляюсь я, краем глаза замечая, как тот парень, которого я приметил, сел на освободившееся место.
Девушка явно хочет как-то начать разговор, но мнётся. Мне тоже неловко, к тому же, у неё на лице написано, что она не прочь завести роман, например, со мной, но я-то для этой цели ей не подхожу.
– Ты мне приглянулся, – как-то коряво произносит Дэла.
– Дэла, ты очень симпатичная, но я не по той части, – честно признаюсь я, чувствуя себя крайне странно.
Если когда-нибудь моя жизнь вернётся на круги своя, я доберусь до своих локтей и изгрызу их за этот отказ.
– В смысле… не по той? – Дэла смотрит побитой собакой, сведя брови. Губы у неё при этом как-то эстетично надулись.
– В смысле гей.
Махаю ей пальцами и спешу выйти на так кстати представившейся остановке. От неизвестно к чему привязанного стыда хочется сгореть, но я иду твёрдой походкой, предполагая, что Дэла смотрит мне вслед.
Поднимаюсь на эскалаторе и запоздало понимаю, что забыл подарок Аните в вагоне. Чёртова Дэла! Чёрт, чёрт, чёрт. Внутри поднимается волна раздражения, и мне приходится снова прибегать к пресловутому глубокому вздоху, чтобы не начать колотить по стене или по спине стоящего впереди мужчины. Ну где я забыл мозги? В прошлой жизни?
Из здания выбегаю с реактивной скоростью и, узнав улицу, иду направо, слабо припоминая, что один знакомый мне магазин с женскими шмотками находится в той стороне. Если в настоящем времени ты гей, то иногда полезно вспомнить свой опыт в качестве натурала.
Я был уверен, что тот шарфик – просто отличный подарок и Аните бы он понравился. Но не бежать же в конкретный торговый центр, чтобы купить такой же. Ещё не факт, что зелёные остались.
Захожу в магазин, и мне в нос бьёт резкий запах какого-то парфюма, отчего напрашиваются мысли о том, не подпольная ли это лавочка с духами.
– Вам подсказать? – подскакивает ко мне прыткая и всевидящая девушка-консультант.
– Мне нужен женский шарф. Хорошо бы шёлковый, светло-зелёного цвета.
Девушка улыбается и ведёт меня вглубь магазина. Проходя мимо женщины с ребёнком, она останавливается, мягко берёт у неё какую-то блузку и тут же отыскивает другую.
– Вот это ваш размер. А та большая будет.
– Спасибо, – улыбается женщина.
– Вот смотрите, – это уже мне. – Это всё шарфики. Тут не только шёлк, но они всё очень лёгкие и приятные к коже. Вы такой цвет хотите?
Она снимается один шарф и даёт мне в руки.
– Да, именно такой, – не скрывая радости, говорю я.
Он, конечно, другой по фактуре, и узоров на нём никаких нет, но мне всё равно нравится.
– Будете брать?
– Да. Заверните в подарок, пожалуйста.
– Хорошо.
Девушка проходит к кассе и упаковывает шарф в голубую коробку с лентой на крышке. Цена меня немного смущает, но я расплачиваюсь и выхожу из магазина, чувствуя, что сегодня для меня праздник Лоха. Или День лоха – как угодно.
Медленно бреду по тротуару, наслаждаясь хорошей погодой. На улице пока ещё тепло, но осень ждать не будет, и похолодание, наверняка, не за горами. Такое ощущение, что лето пролетело мимо меня, хоть я как бы прожил его целых два раза в этом году. Не уверен, но мы вроде бы никуда не ездили. В голове словно начинается короткометражный фильм, и в сознании проносятся различные летние эпизоды, там Билл, Анита, Диди, люди, которых я видел на фотографиях. И всё правильно.
Можно включить две песни сразу. Вот у меня включили сразу два видео, теперь они мешаются, я в них путаюсь, и мне хочется, чтобы все воспоминания свалили куда подальше, но этот процесс, кажется, абсолютно неуправляем. Придётся помучиться.
***
– Привет, – залетаю в квартиру Билла и тут же прижимаю его к стене, припадаю к скуле, а затем и к губам.
Чувствую, что он улыбается и явно хочет что-то сказать, но под моим напором ему удаётся только выдать какой-то звук, поэтому он вынужден успокоиться и дождаться, пока я приду в себя. Желания это делать во мне не обнаруживается, поэтому я кидаю подарок Аните на тумбочку рядом со шкафом и даю рукам волю. Пока бежал по лестнице, убедившись, что лифт не работает, чуть не сошёл с ума, мне до одури вдруг понадобилось прикоснуться к нему, походило на мандраж какой-то.
– Том, Том… – Билл с трудом отстраняет меня, удерживая за плечи на расстоянии. – А ты не хочешь поинтересоваться наличием родителей дома?
– Нет, это у меня в списке стоит в последней строке. А что, они дома? – разочарованно спрашиваю я, приготавливаясь выглядеть достойно, что в моём состоянии вряд ли получится.
На лицо лезет неуёмная улыбка, которая, если это вообще возможно, расползается ещё шире, когда Билл, засмеявшись, мотает головой.
– Знаешь, кто ты? – кричу я, с новой силой на него набрасываясь и приподнимая по стенке.
Билл уже не обалдевает, как поначалу, и отвечает на все мои действия, отчего я чувствую себя удивительно свободно. Он пробирается руками под мою футболку через ворот, потому что до краёв ему просто не дотянуться, и я понимаю, что моё положение тут более выигрышное.
– Может, в комнату переберёмся? – снова разорвав поцелуй, быстро проговаривает Билл.
– Если честно, этот вопрос меня тоже не интересует.
Тем не менее, мы тащимся в комнату, не разнимая рук и не отлепляясь друг от друга, и в конце нашего пути сбиваем столик в гостиной, а вместе с ним цепляем и ковёр.
– Ты как-то неожиданно появился, – говорит Билл, улучив момент.
Он тянет меня за собой на кровать, и я ощущаю какие-то смутные чувства, похожие на посылы немедленно прекратить. Но мне не хочется прекращать!
– Я зря тебя с собой не взял.
У него кожа кажется невероятно тонкой, такой, что целуешь и боишься порвать, и я неосознанно замедляю свои движения, тише скользя кончиками пальцев по его рукам и лицу и зацепляя одежду. Билл умиротворённо прикрывает глаза и откидывает голову назад, едва заметно улыбаясь, а я застываю, поняв, что со своей неуёмной радостью его видеть не заметил, как он выглядит.
– Почему ты замер?
Билл приподнимается на локтях и пытается поймать мой блуждающий по нему взгляд. Я улыбаюсь, как блаженный, он, похоже, ничего не понимает, но перенимает мою улыбку, всё так же стараясь заглянуть мне в глаза.
Я осознаю, что это, наверное, не к спеху, что я должен был видеть его таким тысячу раз, но ведь… Я не видел, по какой-то дурацкой случайности, из-за которой меня забросили не туда, не видел. Билл не накрашен, и его лицо кажется максимально открытым, точно обнажённым; он одет в светло-серую футболку с чёрной надписью из переплетающихся букв, в которых невозможно что-либо разобрать, и спортивные штаны. Причёска распалась, и волосы лежат по пробору, теперь уже растрёпанные.
– Я тебя обожаю, – шепчу я и возвращаюсь к своему занятию с неизвестно откуда взявшейся робостью.
Мне на ум приходит, что он очень мягкий в своих действиях, очень лёгкий, и против этого невозможно что-то сделать, да и не нужно. Я медленно веду рукой по коже под футболкой, задирая ткань. Добравшись до рёбер, начинаю их «пересчитывать», и Билл смеётся мне в шею, то инстинктивно отстраняясь, то прижимаясь ещё ближе.
Все имеющиеся в голове красные лампочки требуют немедленно остановиться, и я сдаюсь, повинуюсь внутренним требованиям, замирая губами на сгибе его локтя. Билл молчит. Он уже не смеётся, а мне так хочется узнать, о чём он думает. Поднять на него глаза не могу, в эту секунду я мечтаю задержать момент и пролежать с ним вот так хотя бы несколько часов, наслаждаясь близостью этого человека.
У меня в голове барьеры, и с некоторыми из них я пока не способен справиться. Я только молюсь, чтобы ко мне не явилось никакое «озарение», мне и без него просто замечательно.
– Здорово, что ты пришёл, – нарушает тишину Билл. – Я тут совсем от скуки загибался. Кстати, думал куда-нибудь сходить, поэтому ты вовремя, а то не застал бы меня, – он говорит тихо-тихо, но мне отлично слышно.
Ощущение, что до меня доходят какие-то сигналы, что он говорит не привычные слова. В его голосе слышится лёгкая хрипотца.
Заставляю себя отлепиться от его руки и устраиваюсь рядом, повернувшись к Биллу. Он какой-то очень близкий, я за эти два дня впервые его таким вижу. Мне невероятно жаль, что память подбрасывает лишь жалкие обрывки моей жизни в этом мире, в котором мы с ним были друзьями столько времени, в котором я жил как-то совсем иначе. Так странно и даже немного страшно думать, что где-то там я его чуть ли не ненавидел. Терпеть-то уж точно не мог, не пропуская удобных случаев сделать замечание. Необязательно в его присутствии, у нас в компании многие обсуждались. Если то, что я видел вчера и сегодня в лице Кая и остальных – моё прошлое существование, то я сделаю всё, чтобы туда не вернутся. Я чокнутый.
– Я сегодня купил подарок Аните, ехал в метро и, представляешь, забыл, – тихо смеюсь.
– Забыл? – Билл тоже коротко смеётся, притягивая взгляд. – Ты, конечно, очень внезапно появился, но я вроде видел коробку у тебя.
– Да, пришлось купить новый. Похожий, но не такой же. Сейчас.
Бегу в прихожую и возвращаюсь уже с подарком. Билл как раз достаёт из тумбочки и представляет моему взгляду позвякивающую коробочку.
– После школы зашёл и приобрёл примочки к микроскопу, – говорит Билл, снимая крышку. – Тут много линз.
Помимо линз, вижу ещё кучу деталей.
– Анита придёт в восторг, – с уверенностью произношу я, осторожно рассматривая набор. – Она теперь засмотрится.
– Она и так засматривается. Давай показывай.
– Это шарф.
Демонстрирую покупку и закидываю себе на шею, театрально глядя вверх.
– А как же бабочки? – саркастически спрашивает Билл, стаскивая с меня шарф.
– Как-то они меня не очень вдохновили, я решил, что лучше не стоит мертвецов ей в дом таскать.
– Ну да, она и сама притащит. Признайся, что ты вспомнил её плащ.
Киваю, радуясь, что плащ мне не привиделся. Можно полагать, что все живописные и не очень картинки, которые периодически выскакивают в сознании, правдивы. Это радует: сокращается риск сболтнуть глупость. Но я бы не отказался от повторного (фактически) знакомства с некоторыми личностями.
– Завтра как встретимся?
– Да я зайду за тобой, всё равно в ту сторону, – небрежно оповещает Билл.
Слышно, как в замке заворочался ключ. Сдаётся мне, мы сделали очень правильно, что обоюдные любования прекратили, а то вышло бы не очень удобно. Перед глазами предстаёт, что бы мы делали в эту минуту, и я тяжело сглатываю. Билл неотрывно наблюдает за мной со шкодливой улыбкой, будто читая мысли.
– Билл, ты дома? – доносится из прихожей.
– Да, мама, мы с Томом.
Он спохватывается и подскакивает к зеркалу, торопясь причесаться. Я в свою очередь одёргиваю одежду, надеясь, что на лице у меня ничего не написано.
– Привет, мальчики.
В комнату заходит невысокая женщина, блондинка, и я понимаю, что прекрасно её знаю.
– Здравствуйте, – решаю не рисковать с обращениями, это у меня пока за шторкой скрыто.
Билл, застыв, стоит посреди комнаты с расчёской за спиной.
– А где папа?
– Машину ставит, сейчас тоже придёт. Не буду мешать.
