Текст книги "Всё наоборот (СИ)"

Автор книги: Кристина Шоль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Трюмпер, я не разрешала садиться! – бесится Цинсер.

До неё доходит, что к чему, когда я уже выволакиваю Клеменса за шиворот из-за парты. Отовсюду слышится улюлюканье, кто-то ржёт, кто-то выкрикивает дебильные фразочки, требуя зрелища.

– Если вы сейчас не заткнётесь, я лично каждого в подворотню свожу, ясно? – рявкаю я и утаскиваю ещё не до конца верящего в происходящее и оттого не отбивающегося Клеменса.

– Трюмпер, Милькер, вернитесь! – кричит учительница. – Я напишу докладную! – вряд ли меня это остановит.

Дверь за нами захлопывается, и Клеменс пытается освободиться от моей хватки за шиворот его свитера.

– Слушай, Том, ну пошутили, хватит.

Желание избивать его куда-то испарилось, мне даже жаль. В конце концов просто хорошенько прикладываю его к стенке, отчего он издаёт смешное «оу».

– Сладкий мой Милькер, – с отвращением выплёвываю я, – к твоему сведению, фамилия и привычки у меня не изменились, так что ты знай, что я, чисто машинально, могу подарить тебе десяток красивых, ярких, модных синяков. Как ты относишься к фиолетовому цвету? Я вот тени фиолетовые люблю, а ты?

– Трюмпер, отпусти меня, – выдавливает он, нехило так от меня отбрыкиваясь.

Клеменс не немощный, но почему-то именно сейчас в его рывках чего-то не хватает.

– Ты поосторожнее трись об меня, я же возбудиться могу. Тр*хну тебя тут, что тогда будет с твоей невинной попкой?

– Трюмпер, отвали! – истерично орёт парень.

Я со смехом отпускаю его, и он, весь потрёпанный, спешно вбегает в класс, я с невозмутимым видом вхожу вслед за ним. Биологичка всё такая же напыщенная и недовольная моим поздним появлением, да ещё и выходкой. Я, опережая её, говорю:

– Можно мне тему домашнюю ответить? Я вчера готовился, не думал, что опоздаю.

– Ах ты не думал?! – негодует Цинсер, садясь за стол. – Ну давай, отвечай.

Тема рассказывается просто отлично, меня не останавливают и не задают дополнительных вопросов, но – из вредности, не иначе – Цинсер ставит мне только два. На мой недовольный взгляд она спешит пояснить:

– Я тебе вообще шесть поставить должна за твоё опоздание.

Урок продолжается, я думаю о том, что вечером меня ждёт чудесное времяпровождение, и чувствую, как Милькер буравит меня взглядом. Со звонком жду, когда он подойдёт к двери, и ехидно шепчу ему на ухо:

– Ты не влюбись в меня, а то так смотришь, что аж страшно.

Со смехом удаляюсь, оставляя раздражённого Клеменса разбираться со своими эмоциями. Хорошо он мне под руку попался, прямо весело стало. Мне кажется, это на меня похоже. В смысле на того меня, что был раньше. Я пока не берусь утверждать, так как могу голову на отсечение дать, что это не недельный процесс, но два меня связываются. Если мне удалось что-то вынести из перевёрнутого мира, не означает ли это, что моей копии это тоже удалось? Улыбаюсь, внезапно пронзённый догадкой. Любимый-то отвернулся, как Карен заметила, да ему теперь другой пол интересен. Мне даже становится несколько легче, будто я чувствовал ответственность за того человека, даже не до конца веря в его существование. Занятная теория, занятная история, но что-то тут так нереально… Наверное, я уже не должен говорить «нереально» относительно этого, всё-таки сам в конкретной фантастике побывал, но мою сущность не так-то просто сломать, как выяснилось.

На оставшихся переменах ещё несколько раз прохожу мимо Билла, мы улыбаемся друг другу, и меня распирает что-то прекрасное, отчего я в полной мере ощущаю себя… влюблённым? Скорее всего, и это приятно осознавать в данной реальности. Уж не знаю, от чего зависит такое моё восприятие, но не факт, что раньше я бы этому стал радоваться.

После уроков ищу Билла взглядом, но увидеть его не удаётся, и я иду домой один. Может, к лучшему, мне и так кажется, что всё очень динамично развивается, учитывая моё бывшее к нему отношение. Я не знаю, почему он мне верит, ведь есть масса вариантов того, почему я вдруг стал по-другому к нему относиться. Может, человек такой, с оптимизмом и верящий в людей. Я этой чертой не обладаю, и если доводится в кого-то верить, то в кого-то близкого.

О Билле складывается впечатление, что он открыт и готов к новому, воспринимает спокойно и знакомится с этим новым с удовольствием. Я думаю, это замечательное умение, которое скрашивает не только его жизнь, но и жизнь тех, кто рядом с ним. Он не замыкается, не запирает чувства на ключ и, судя по всему, делает то, что ему хочется, а не бежит подальше, убеждая себя, что не стоит этого делать, «потому что раньше», «потому что тогда» и «потому что может». Я проникаюсь симпатией к его личности всё сильнее, и это привносит какую-то радость, повышает настроение.

– Том! – у меня дежа вю.

Резко оборачиваюсь и ловлю прилетевший ко мне рюкзак Кая.

– Ты чего свалил без меня?

Вот чёрт, действительно забыл о Кае. Хотя сейчас мне кажется, что сделал правильно, ибо вид у него характерный, точно собирается меня на что-нибудь подбить.

– Да задумался.

– О своём поведении? – Кай ржёт, причём довольно заразительно, и я присоединяюсь к нему. – Ты вообще видел несчастного Клеменса? Кстати, он от меня шарахнулся, а я хотел его на базу позвать.

– Его? – презрительно фыркаю.

– Но не позвал, – почти без оправдательных ноток говорит Кай. – А вообще я уже передумал насчёт базы и к тебе собрался. Не выгонишь?

Так, до вечера времени полно, ночевать он у меня явно не будет, так что можно уделить ему немножко своего драгоценного времени.

– Нет, конечно, пойдём.

По дороге Кай треплется о всякой ерунде, делится слухами, как заправская сплетница, и всячески подбивает меня тоже углубиться в мир молвы.

– А ты не слышал ничего нового про этого… Блин, Пиди, что ли. Ну, с Франци беременной.

– Диди, – меланхолично исправляю я. – Кай, не лезь не в своё дело.

Лицо у Бринца вытягивается от удивления, он идёт боком, не смотря вперёд и изучая меня, словно я экзотическое растение, выросшее в городе из-под асфальта.

– Ну что ты смотришь?

Кай ещё пару секунд пялится на меня, затем отворачивается, какой-то застывший, ставший похожий на статую, таинственным образом перекосившуюся однажды.

– Знаешь, ты как-то изменился в последнее время, – не спорю. – Я тебя не узнаю. Не с начала учебного года, а где-то с середины сентября, – я весь обращаюсь в слух, понимая, что сейчас мне могут рассказать о том, как же вёл себя человек, бывший тут вместо меня, пока я прохлаждался, заводил новые знакомства и так удачно влюблялся в другой реальности.

– Ну, говори, что тянешь-то? – нетерпеливо тороплю я.

Кай вздыхает, облизывает губы и начинает вещать:

– Как будто тебя подменили. От меня шарахался с чего-то, потом в авантюры втаскивал, – кажется, я пропустил что-то интересное. – Учиться стал, только тебе это не помогло, – Кай срывается на хохот, и я тоже смеюсь, представляя, как когда-то вполне себе наученный человек бьётся над учебниками, но выучить не может. Тут другой подход нужен, у меня свои секреты. – Потом вроде как отошёл, а сейчас опять.

Н-да, ответы я не получил. В принципе, вопросов нет, чтобы откуда-то ответы взялись, но мне бы хотелось более подробный рассказ услышать.

– Подожди, так что именно тебя настораживало? То, что я учиться стал?

– Говорю же: шарахался, – недовольно повторяет Кай. – Я тебе что, опротивел вдруг?

Понимаю, что дел тут натворили относительно нашей дружбы достаточно. Мне становится как-то не по себе и совестно за то, чего я вообще-то не делал. Внезапно бьёт по мозгам, и я уже готов рухнуть на колени и благодарить кого-то свыше за то, что у этой самой копии не все наоборот было. Что бы я сейчас делал, если бы он вдруг влюбился в Кая… Стоп, он был гей, стал натурал, значит. Я путаюсь в своих мыслях, появляется больше двух вариантов развития обратных событий.

– Нет, конечно. Просто… – мне же интересно, что происходило? Вот просто безумно интересно? Размышляю в таком духе и решаюсь соврать, не обдумав тысячу моментов, которые, надеюсь, не придётся додумывать позже. – Кай, я должен тебе кое-что сказать.

Кай останавливается у входа в метро, молчаливо спрашивая, не пойти ли нам пешком. Я указываю на кафе напротив, и он соглашается:

– Хорошо.

У меня есть время немного подумать, пока мы переходим дорогу. Я взвешиваю все за и против, останавливаясь на том, что моя ложь выйдет не такой уж и ложью, да и жить в дальнейшем мне будет не очень тяжело с этим «грузом», потому что о прошедшем периоде действительно можно сказать то, что я хочу.

Мы садимся к стене, тут скопление людей меньше. Кай берёт себе полноценный обед, я ограничиваюсь десертом: есть совершенно не хочется.

– Рассказывай.

– Я обследовался в сентябре, и… – ничего, если я себя в таком свете-то выставлю? Кай от меня в свою очередь шарахаться не начнёт? Меня одно радует – он не треплет мои тайны, обходясь слухами о людях, к которым не питает сильной симпатии. – Нашли у меня одну болячку, в общем, – скашиваю я. – Пришлось таблетки пить, вот они на меня и влияли. Дело в том, что я многое не помню.

Кай прекращает есть, смотрит на меня как на восьмое чудо света. Я смиренно ожидаю, когда он что-нибудь скажет, обрушит убийственный поток слов, раскричится на тему «Почему раньше молчал?» и так далее. С Каем говорят о болезнях. Вероятно, потому, что он сам частый гость больниц.

– Ты серьёзно? – ошарашено спрашивает Кай.

Он отставляет от себя тарелку с супом и тяжело сглатывает. Мне кажется, Кай слишком близко к сердцу воспринял эту новость, я всё-таки не умираю, а вид у него такой, будто ему через полгода меня хоронить придётся. Какие-то невесёлые мысли, надо бы реабилитироваться. Попозже.

– К несчастью, серьёзно.

– Вот, чёрт, прости.

– За что? – удивлённо интересуюсь я.

Мне вот любопытно стало, с какой радости я столько плохого передумал о нём, пока был в другом мире, а? Смотрю на Кая сейчас и не вижу, чтобы недостатки, которые мне удалось вычислить, были настолько огромными. Просто он живёт, периодически не считаясь с другими, и тут уже ничего не поделать, но это не значит, что он последняя сволочь.

– Ну, я напал на тебя со своими претензиями. А что за болезнь? – голос у него какой-то несмелый.

– У меня такие названия как-то не запоминаются, дурацкое слово, – неплохо, конечно, было бы найти что-то, подходящее под моё описание. Только тут есть риск нарваться на такое дерьмо, от которого всю оставшуюся жизнь не отмоешься.

Потихоньку у меня закрадываются сомнения по поводу того, что я тут напридумывал. Зачем? Выговорил бы он мне все свои неудовольствия, покрутил бы пальцем у виска неделю-другую, да и успокоился бы.

– А сейчас ты как?

– Всё нормально, кроме некоторых провалов в памяти. Видишь, хожу, ем, учусь… – добавляю нотки бодрости в интонацию.

– А ты ничего вспомнить не хочешь? – оп, а вот это предложение мне очень-очень нравится.

Но у меня кое-какая игра, поэтому нужно немного потерпеть и не сойти с дороги. Мне неудобно вот так напрямую лгать Каю, причём ложь какая-то дико нелепая выходит.

– Я вообще-то не знаю, что хотел бы вспомнить, потому что не помню, что можно, – путано объясняю я с улыбкой и принимаюсь за свой десерт.

На пирожном лежит малина, я первым делом употребляю её, отмечая про себя, что сто лет не ел ягод. Кай к трапезе возвращаться не спешит, он о чём-то сосредоточенно думает. Надеюсь, это не касается моей «легкомысленности» и всего в этом духе. Бросаю взгляд на часы: тридцать минут четвёртого. Интересно, Билл с Анитой уже грызут гранит биологии?

– Когда мы все собрались и решили ехать в Гамбург, ты отказался, – задумчиво выдаёт Бринц.

Я мгновенно закашливаюсь, подавившись чёртовым пирожным. Кай хлопает меня по спине, что мало помогает, перед глазами расползается большое красное пятно, и я спешу запить это безобразие. Кашляю ещё пару раз для порядка и успокаиваюсь.

– Да? Честно говоря, я даже не думал, что могу отказаться.

В Гамбурге дружная команда скейтеров. Кстати, на доске я сто лет не катался, пора бы уже обновить навыки, а то мне что-то подсказывает: я не далёк от того, чтобы рухнуть на асфальт на втором метре. Меня такая постановка, конечно, не очень обрадует.

– Но ты отказался, – каким-то загробным голосом говорит Кай. – А много у тебя этих провалов?

– Порядочно. Но я кое-что помню.

– Что?

Чёрт. Надеюсь, мой взгляд не напоминает взгляд коровы. Чувствую я себя остолопом, что мне сказать? Судорожно перебираю воспоминания, практически не рассчитывая на то, что вылезет нечто из этого мира. Оно, конечно же, не вылезает, и перед глазами проносятся прогулки с Биллом, наши разговоры, поцелуи, но довести всё до логического конца мне не даёт Кай.

– Что-то приятное у тебя в памяти осталось, да? – со шкодливой улыбкой тянет он.

– С чего ты взял? – я улыбаюсь, не в силах сдержаться.

– Ну, у тебя такое выражение лица… Секс спасёт мир?

Со смехом откидываюсь на спинку стула и снова принимаюсь за десерт, обида на который уже прошла. Всё же Кай неправ. Или об этом думало моё подсознание?

– Давай рассказывай, что там ещё было.

– А ты не хочешь более подробно поделиться своими отрывками?

Радуюсь, что всё вышло так удачно. Прямо подарок какой-то, хоть объясняться не придётся.

– Да нет, я же не писатель эротических романов.

– Слушай, Том, а попробуй себя на этом поприще! Я не уверен, что у тебя очень удачно предложения станут складываться поначалу, но идея будет отменно обставлена, я уверен.

Беру вторую ягоду с пирожного и кидаю в Кая, удачно поймавшего её ртом.

– Слушай, Ромео, ещё раз так сделаешь, я тебя придушу, – грозится парень, а мне остаётся только ехидно хихикать над своей выходкой.

Он видит подтекст в большем количестве вещей, чем я. Если бы Кай так не отреагировал, я бы ничего не понял. Это признаки… Чего?

– Ты ничего поведать-то не хочешь?

– А! Значит, в шок меня повергло…

Далее я слышу душещипательные и не очень истории о том, как я, то есть моя копия, бесцеремонно кинула Кая на каком-то празднестве, как я вдруг начинал себя вести привычно для всех (на этих моментах я тут же кивал, выставляя это так, будто помню). Оказывается, я много раз порывался поправить своё вновь ухудшившееся положение с оценками, но практически всегда это заканчивалось полным фиаско, потому что мне не удавалось сказать ни слова, и учителя бесились, считая, что я над ними издеваюсь. Класс в такие моменты особенно веселился. Несчастный тот-Том, наверняка хотел блеснуть знаниями.

У меня, оказывается, была пассия, которую звали Риной, что сейчас, в свете последних открытий, для Кая совершенно непонятно. Он меня вообще пытается напугать, что однажды детально разберётся с моей новоявленной ориентацией, потому что ему непонятно, как такое могло произойти. Зная Кая, могу сказать, что угрозу он претворит в жизнь, хотя необязательно в этом году, здесь сроки крайне эластичны.

Внимая историям о моих придурствах, дельных поступках и абсолютно ненормальных шараханий от друзей, съедаю второе пирожное, на котором уже клубничина, причём одна. Кай косится на меня, но я спешу заверить, что помню о его аллергии на эту ягоду, и он успокаивается.

Меня накрывает какая-то апатия, Кай рассказывает чуть ли не с бешеным увлечением, как будто давно хотел поделиться. Может, его что-то грызло, но с посторонним человеком обсуждать меня ему не хотелось. А так он выговаривается, и всё нормально. Единственная причина, по которой я бы не отказался прямо сейчас закончить вечер откровений, – Билл. Пытаюсь вдолбить в свою нерадивую голову, что он сейчас занят, но получается плохо.

***

– Ка-ай!

Мама раскидывает руки и зажимает Кая в объятия. Она любит всех моих друзей, безоговорочно и не спрашивая, сколько за ними грехов. Любит тех, кого часто видит, кого видит редко, о ком только слышит, и тех, о ком не знает, тоже безгранично любит. Я не представляю, откуда в ней это, но меня такое положение дел больше чем устраивает. Всегда хотелось сказать ей большое спасибо.

– Ты что так давно не заходил?

Кай кидает на меня короткий взгляд, давая знать, что виновником их долгого расставания с мамой являюсь я.

– Замотался, в учёбу вливаться пришлось. У нас ещё ремонт на квартире, – это для меня ново.

– Ты зря пообедал. Да, мама?

Она широко улыбается и кивает с видом мясника.

– Я очень красивый пирог приготовила.

– Может, вкусный? – пытаюсь поправить я.

Мама не отвечает, только немного наклоняет голову и весело зовёт нас на кухню.

– Если ты ещё раз так долго не будешь меня к себе приглашать, можешь забыть о нашей дружбе, – шутливо заявляет Кай и проходит первым.

Пока я развешиваю куртки, успеваю услышать россыпь хвалебных отзывов. На кухне моему взору предстаёт раскрашенное чудо, я так и застываю с открытым ртом.

– Это крем?

– Не только.

Обхожу стол и сажусь. Мне что-то не хочется суп, который уже греется в микроволновке, и тушёные овощи в тарелке тоже не прельщают.

– А с чего такое творение? И почему ты дома? – внезапно осеняет меня.

Кай, похоже, витает в облаках полностью счастливый и позабывший, что совсем недавно изливал мне душу.

– Я решила пока отойти от галереи. Меня, как художника, взяли на одну очень интересную работу.

– Рисовать торты?

– Разумеется, не только торты, всякое, включая стены. Правда, здорово? – Кай вместо меня усиленно кивает на радость мамы. – А ещё я с одним дизайнером договорилась… Нужно будет разрисовать несколько стен в доме, в котором она работает.

– Я тебя поздравляю! – говорю с улыбкой.

Интересные у мамы преобразования в жизни, я готов завидовать разнообразию. Думаю, такая постановка вещей ей больше нравится. А ещё она, хоть и художник, очень любит работать с людьми. На неё периодически находит, она запирается в комнате и рисует, но большую часть времени проводит с кем-то, вот и на работе её всегда окружают люди, ей не приходит в голову стать затворницей на пару месяцев, а потом выйти и представить свету свои работы на какой-нибудь выставке. Без общения она изнемогает.

– Вот вам нож, режьте.

Мама садится рядом, потом тут же вскакивает от писка микроволновки, и передо мной приземляется тарелка с супом.

– Съесть хочется, а резать нет, – признаётся Кай, однако берёт нож и оперативно режет пирог.

Мама с необыкновенно блаженным выражением лица следит за процессом, потом первая берёт кусок и пробует плоды своего труда.

– А ты ешь супчик, – обращается ко мне Кай, рискуя получить что-то повнушительнее малины.

Почему-то думаю о том, что Билл бы маме понравился. Да, я говорил, что она всех моих друзей любит просто за то, что они мои друзья. Но вот Кай ей полюбился не только за это, я точно знаю. Мы общаемся очень давно, и мама к нему быстро прикипела. Уверен, что Билл ей как человек тоже приглянулся бы. Понятия не имею, на чём я основываюсь, но обычно чутьё меня в таких вопросах не подводит.

У отца позиция другая, всех моих приятелей он жаловать не обещал и не жалует, но Кай тоже находится в его милости. Про Билла я с этой стороны пока думать побаиваюсь, моим родителям неплохо бы для начала узнать, что их сын стал геем. Вот так внезапно. И – да – это правда.

– Том, а почему ты про математику молчишь?

– А что с математикой?

Смотрю на Кая, тот приподнимает брови и отворачивается в сторону. Видимо, он что-то важное упустил. Но на уроках я ничего страшного не заметил.

– Как что? – мама вмиг становится серьёзной. – Ты исправил или нет?

Так, я умный, догадливый парень, сейчас смекну. Предполагаю, у меня там картина похлеще, чем в биологии. Чёрт, я чувствую себя настоящим дубом, который ничего не знает, не может вдолбить в пустую голову. Как же было хорошо там. Так хорошо, что вот…

– Исправлять Ассман всем на понедельник назначил.

Родительница довольно кивает и снова превращается в дружелюбную мамочку. А я всерьёз задумываюсь над тем, что происходит с моей учёбой. Можно говорить что угодно, мне поступать после этого класса, а я даже экзамены сдать такими темпами не смогу. Неужели у меня совсем нет мозгов?

Сей факт выкидывается из головы, как ненужный мусор, и я даже успокаиваюсь. О некоторых вещах просто не стоит думать, а вопрос учёбы для меня всегда был расплывчат…

– Кай, а ты определился с будущим? – интересуется мама, снова повергая меня в нечеловеческое уныние.

Вот почему, почему рядом со мной чёрт знает с какого времени не было Билла, который бы вправлял мне все думающие органы на место и наставлял на путь истинный? С другой стороны, я должен быть самостоятельным существом и без чьей-либо помощи принимать решения. Это всё, конечно, очень хорошо и заманчиво, но что делать, если решения не принимаются?

– Думаю, это должно быть что-то, связанное с коммерцией.

– А почему? – так и знал, что она это спросит.

Кай не знает, почему. Он решил, будто «это должно быть что-то, связанное с коммерцией» в прошлом году, и теперь радуется, что у него есть достойный якобы ответ на такой животрепещущий вопрос. Вот и сейчас он выглядит серьёзным человеком, не в пример мне и так далее. Надеюсь, мама не заведёт эту песню. Она поётся очень редко, но всё же случается.

– Я думаю, можно получить интересную работу, – да-а-а, Кай, ответ есть, а изобретательности – ни хрена.

Уже жду, что на меня обрушится поток маминых нападок, которые порою она так удачно подбирает. Сразу просыпается совесть, ты хочешь провалиться сквозь землю и всё в этом духе. Вот только ядерного эффекта ей так и не удалось добиться, а я бы даже не отказался, наверное. Хотя один переворот в моей жизни уже был.

– С людьми вообще интересно работать, – с энтузиазмом говорит мама, полностью согласная с мнением Кая в этой области. – Я всю жизнь работаю в обществе и ни разу не пожалела, что мне нельзя в своём кабинете запереться и не выходить до вечера. По-моему, это скучно.

– Том, а ты точки не наметил? – Кай, ты подлец.

Смотрю на него сжигающим взглядом. Мама бы сейчас увлеклась своим монологом о прекрасности и полезности работы с людьми, а он всё испоганил одной репликой.

– На хирурга пойду, на нейро, – полуиздевательски-полусерьёзно выдаю я. – Предметы нужные как раз подтягивать начал, – киваю в подтверждение своим словам.

Кай с мамой застыли каменными изваяниями, я, смотря на них, едва сдерживаю рвущийся наружу хохот, но мне удаётся совладать с собой и маска серьёзности окончательно налезает на моё лицо. Превосходно! Иногда надо шутить, но проблема в том, что я не знаю, целиком ли эта фраза является шуткой или только прибавка про нейро. Мне просто в другом месте сообщили, что я на хирурга пойти хочу. Ладно, пусть это пока в ходу побудет, а потом я подумаю, какая профессия полностью противоположна хирургу. Ну, или просто врачу.

– А тебе не кажется, что это слишком скоропалительное решение? – несмело спрашивает мама.

Она придвигает ко мне коробку холодного сока, и я с удовольствием пью, даже не потрудившись налить в стакан. Кай лыбится, смотря на всё как-то масляно, мне этот его взгляд абсолютно неясен, но выглядит забавно, и на этом закончим.

– Мам, давай потом об этом поговорим? – она кивает, видимо, поняв, что вопрос не пятиминутный и разбирать его надо не когда ко мне заявился Кай, а в более спокойное время. – Пошли? – обращаюсь к Бринцу.

Он поднимается и шумно задвигает стул.

– Спасибо, Симона, это было… – теряется в определениях, а мама ждёт очередной похвалы, которыми он её осыпает каждый раз. Может, я всё-таки наткнусь однажды на причины её глубокого чувства к Каю? – Как всегда, – скрасив фразу театральным закатыванием глаз и блаженной улыбкой, досказывает он.

Мама переливчато смеётся.

– Спасибо, мам.

– Не за что. Вы скажите, если есть захотите.

Вот у неё имеется работа, причём работа любимая, она может для души что-то делать, у неё полно подруг, с которыми она стабильно видится только по выходным… Почему не выбраться к тем же подругам, к примеру, не в конкретно назначенный день? Я не против, это всё чудесно, но мне просто интересно понять её образ жизни и цели, которые она достигает. Может, тогда мне мои цели нарисуются чётче.

У меня Кай принимается за ноутбук.

– Я почту проверю?

– Только не говори, что Берни тебя укусил.

– При чём тут он?

– Он постоянно проверяет почту. И я не знаю, как он там её проверял, что какой-то вирус сожрал всю информацию, которая у меня хранилась.

Кай удивлённо таращит глаза, переводя взгляд с меня на несчастный ноут, не включавшийся больше после того «несчастного случая». А неплохо бы и мне проверить пресловутую почту, в которую я не заходил… Ну, с того момента, как переполз в другую реальность, так и не заходил. Вдруг понимаю, что совершил большущую ошибку. Нужно было пройтись по социальным сетям, ведь, наверняка, авторизация автоматическая, или я бы пароль вспомнил… Похоже, интеллект у меня действительно слабоват.

– Так ты его почистил?

– Нет, – а ведь Берни про какого-то программиста заливал, врун несчастный. – Включи сейчас проверку.

Кай вздыхает то ли от того, что не прочитал чьё-то послание, то ли глядя на меня и понимая, какой у него тупой друг. Извините, это исправляется только одним способом. Я пока не знаю, хочу ли воспользоваться им, потому что необходимый мне человек достаточно неплохо идёт на сближение.

Звонок этого человека раздаётся около шести часов, я даже удивляюсь такой скорости. Кай всё ещё сидит у меня с ноутбуком на коленях, и с каким-то маниакальным видом удаляет найденные вирусы, которых оказалось больше, чем я предполагал.

– Ты бы его проверял иногда, – он повторил это, кажется, сто раз.

Мы с Биллом договариваемся встретиться у одного магазина, решив определиться с конечным местом назначения при самой встрече. Кай вертится на стуле, закручивая вокруг ножки стула провод. Вертится то в одну, то в другую сторону, запрокинув голову. Меня даже начинает тошнить от однообразности его действий, но вместе с этим приходит чудесная идея пойти на аттракционы. Очень даже неплохо, весёлое времяпрепровождение.

– Кай, ты почаще крутись, ладно?

– Кто это был-то? – совершенно не реагирует на моё пожелание он.

Кай смотрит с любопытством, которое всё сильнее обозначается в его глазах. На лице появляется лёгкая улыбка, за ней обычно следуют тучи предположений, и эта участь, судя по всему, и сейчас не минует меня. Может, сказать ему как есть, чтобы не приставал?

– Вариант А – друг, вариант Б – подруга, вариант В – Ида…

– А Ида не подруга? – со смешком нарушаю я его логическую цепочку.

Он задумывается на секунду, с прищуром смотрит в угол потолка и безапелляционно заявляет:

– Нет. Я не знаю, кто тебе Ида. Очень может быть, что родственная душа, духовная супруга…

– Ты чего-то пересмотрел.

– Перечитал, это я тоже умею. Всё, заткнись, – бесцеремонно требует он мне на радость: надо одеться пока. – Вариант Г – пассия, вариант Д – девушка (но я в сомнении, Том), варианте Е – парень, – томным голосом тянет Кай.

– Объясни мне: зачем вариант Г, если есть Д и Е? – поворачиваюсь к нему с чистыми джинсами.

Кай впадает чуть ли не в транс, возобновляет своё вращение на стуле и натягивает на лицо ехидное выражение.

– Знаешь, я люблю продумывать. Так вот и тут продумал, что ты мог познакомиться по интернету или не понять ещё, девушка это или парень, сейчас же всякое…

– Да иди ты!

Со смехом отбираю у него ноутбук, с трудом распутав провод, и толкаю стул к кровати. Кай проезжает по полу и с детским визгом распластывается на постели, бесцеремонно выкинув из-под себя приготовленную мною футболку.

– А ты не оборзел?

– Это безвкусица, – нудно сообщает Кай. – Если ты идёшь к девушке, она решит, что одежду тебе покупает мама и возведёт маму в не очень достойный ранг; если это парень, да ещё и гей… – Кай задумывается, а потом произносит настоящую гениальность: – Пожалуй, он решит то же самое.

– А тебе не пора домой?

Бринц обиженно надувает губы и нехотя поднимается, едва не спотыкается о лежащий на полу провод, тихо чертыхается и останавливается у двери.

– Ну так кто это был? – звучит без насмешек, говорит просто Кай, интересующийся моей жизнью.

Мне и хочется ему сказать, и нет, потому что я не могу с уверенностью утверждать, что мне потом не придётся оправдываться под его нападками на тему того, что я не зацепил «главного фрика школы».

– Парень, – ограничиваюсь этим я.

Кай, однако, не остаётся доволен и продолжает стоять в дверях, усиленно буравя переодевающегося меня взглядом.

– Ты стесняешься?

– Кого?

Он ржёт, я вторю ему, отправляю забракованную им футболку обратно в шкаф и вытягивая чёрную. Думаю, мы сойдём за людей Икс, если он тоже придёт в чёрном, будет даже забавно.

– Сказать мне стесняешься? – о, Кай сменил артиллерию. Если это не поможет, в ход пойдут вертолёты, а я, похоже, не выйду из этой комнаты до тех самых пор, пока не расколюсь. – Ну мы же не чужие люди, – звучит, как провокация.

– Отстань от меня. Тебе мало парня?

– У меня нет парня, – смех раздаётся громче, чем в прошлый раз. – Ну?

Любые близкие отношения людей строятся на доверии. Доверие ломается по определённым причинам, оно у меня до этого ломалось не раз, но я никогда не сталкивался с тем, чтобы это случалось от изменений во мне. К тому же не ощущаю потерю или затухание – просто не хочу говорить. Точнее хочу, но… не решаюсь, что ли.

– Кай, ты умеешь думать, – он довольно кивает в подтверждение. – У тебя есть набор фактов, которые ты можешь сопоставить, – Карен вот тоже меня сопоставить просила. – Так сопоставь и сделай вывод.

Ромберг, наверное, знает секреты человечества, потому что Кай заканчивает выклянчивать ответ и всерьёз принимается за его обдумывание, оставляя меня в покое на некоторое время и позволяя одеться до конца.

– Билл Каулитц, – без всяких наводящих вопросов твёрдо говорит он.

Мне остаётся только поразиться его сообразительности, хотя догадаться, на самом деле, было не так уж и трудно, учитывая то, что нас не раз видели вместе. Правда, мы только говорили, но сейчас Бринцу этого достаточно, и он попал в яблочко.

– Вот видишь. И зачем меня спрашивал?

Кай расплывается в улыбке и принимается ходить вокруг меня ещё активнее.

– Как вы спелись?

– Мы не спелись, просто так получилось.

Проверка на вирусы как раз закончилась, я выключаю ноутбук и тащусь к выходу. Кай послушно плетётся за мной, охваченный новостью.

– Мам, я прогуляться, – кричу в сторону гостиной, в которой работает телевизор.

Мама показывается с прижатым к уху телефоном и быстро кивает.

– Том, не отвиливай, расскажи.

– С каких пор тебя интересуют гомосексуальные отношения? – уже на площадке спрашиваю я.

Кай строит из себя обиженного, заходит в лифт и нажимает кнопку первого этажа.

– Слушай, я тебя не понимаю, – кажется, меня ждёт обличающая тирада. – Меня не интересуют твои гомосексуальные отношения, меня просто интересуют твои отношения. Знаешь, очень странно, когда друг, не задерживающийся на одном месте, вдруг отправляется на свидание, и я точно знаю, что одним днём ничего не обойдётся. Сам сказал…