Текст книги "Не играй со мной, мажор (СИ)"
Автор книги: Кристина Майер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 23
Видана
Следующее, что я слышу – глухой удар. Происходит все настолько молниеносно, что я вздрагиваю. Первым по заслугам получает Миха. Ещё удар.… Он отдается спасительной музыкой у меня в голове.
Руки, державшие мои бедра, пропадают. Упираясь в грудь, спрыгивает с кровати Цига, позволяя нормально вздохнуть, но из-за истерики не с первого раза получается втянуть в себя воздух. Глотая крохи, я пытаюсь ухватиться за покрывало, чтобы прикрыться. Пальцы не слушаются, не подчиняются. Болят так, словно по ним били молотком. Не оставляя попыток спрятать свое обнаженное тело, я без всяких эмоций наблюдаю, как Ваня бьет по голове парня. Миха пытается увернуться, прикрыть голову руками, но получается это у него откровенно плохо.
В другой день Лютаев мог бы напугать меня своей жестокостью. В его глазах адское пламя смерти. Напоминает бога войны, который несет разрушение, кровь, стоны боли. Он беспощаден, не знает жалости. Это совсем другой Ваня. Я таким его ни разу не видела
Капли крови разлетаются по полу, когда очередной удар кулаком приходится прямо в лицо. Слышится характерный хруст сломанной кости. Раньше я бы от ужаса умерла, а сейчас смотрю на это без эмоций, только слёзы продолжают литься из глаз, затуманивая взор и размазывая картину происходящего. В душе черная необъятная дыра. Выжженное поле эмоций.
– Сдохни, сука! – выплевывает Лютаев, нанося очередной удар.
В какой-то момент Миха поворачивается ко мне избитым лицом, во взгляде мольба.
«Ты меня не пожалел!» – безмолвно ору, транслируя ему взглядом.
«Хорошо, что у меня получилось натянуть на свои бедра край покрывала», – в разрушенном болью и униженном сознании всплывает здравая мысль, когда в комнату врывается охранник – тот, который должен сидеть внизу и никого не пускать в корпус!
Где ты был?!
– Так! – орет командным тоном. – Прекратили! – хватает Ивана за плечо, останавливая занесенный над головой Михи кулак. – Езжай домой, мы сами тут разберемся, кто прав, кто виноват, – в его голосе нет чувства вины. – Тебе, парень, проблемы вряд ли нужны. Ты на них уже намахал кулаками, – смотрит на сидящего на коленях Миху. Он продолжает смотреть на меня, но в его глазах уже нет осмысленности, взгляд будто неживой, расфокусированный. Момент, голова виснет, пропадает нацеленный на меня взгляд. Заваливаясь вперед, он утыкается лбом в пол. Так и лежит в неестественной позе со спущенными штанами, а охранник тем временем продолжает: – Мне тоже проблемы не нужны, поэтому иди отсюда, – тянет Ваню в сторону двери, но даже не может сдвинуть его с места. Тот стоит как вкопанный и смотрит с прищуром.
– Что ты сказал? – подается лицом к нему Ваня.
Говорит вкрадчиво, вроде спокойно, но от него такие волны агрессии исходят, что становится жутко. Меня трясет от пережитого стресса, а тут ещё атмосфера в комнате понизилась до минусовой отметки.
– Кто прав, кто виноват, говоришь? – перехватывает руку охранника и убирает её со своего плеча. – Это она, наверное, виновата, что ты с работы съебался, а эти ублюдки решили этим воспользоваться? – Ваня вроде смотрит в мою сторону, но будто мимо, словно я стеклянная.
– Так, мажор, ты себя тут так дерзко не веди, а то.… – пытаясь вести себя уверенно, он все же нервничает. Я вижу, как бегает его взгляд, как скулы играют на лице.
Договорить ему Ваня не дает.
– Сука, ты про*бал свою работу и свою жизнь! – выплевывает Ваня агрессивно, отходит назад, чтобы совершить замах. Видимо, охранник не ожидал, что и ему достанется, а может, просто такой охранник, но он не успел сориентироваться, Ваня наносит удар в челюсть. Тот пытается ответить, Лютаев уверенно уходит от кулака и встречает его ударом. Он как подкошенный падает на пол. Я наблюдаю за всем этим без сожаления, во мне будто что-то умерло: любовь, жалость, сострадание.
Воспользовавшись моментом, Цига, который все это время стоял, забившись в угол, пытается проскочить в дверь.
– Лютый, ты чего? – кричит Цига, когда Ваня хватает его за капюшон и грубо дергает назад. – Я её не трогал.… Не трогал! Это все Миха! Его заказ.… он меня подбил! Просил подержать…. Я не хотел, клянусь…. – малограмотную сумбурную речь останавливает прямой удар в челюсть. Заскулив, Цига хватается за рот, через секунду сплевывает вместе с кровью несколько зубов.
Продолжая теперь совсем невнятно шепелявить, отходит назад. Охранник приходит в себя, тряхнув головой, пробует подняться на локтях.
– Лучше лежи, сука, или я тебя добью, – не глядя в сторону охранника, произносит Ваня. Застонав, тот падает обратно на пол, закрывается локтем от света, режущего глаза. Ваня наносит комбинацию ударов, Цига бьется головой о стену. Оставляя на ней кровавый след, скатывается на пол.
Я не чувствую удовлетворения, не чувствую чужой боли. Я продолжаю биться и умирать в агонии, что сковала мою душу и разум. Наверное, я понимаю тех, кто сходит с ума после изнасилования. Меня это лишь коснулось, но ощущение премерзкое. Мне кажется, от этого невозможно отмыться, невозможно забыть…
Все мои обидчики повержены, а у меня все та же дыра в груди. Пытаюсь поймать взгляд Вани, может, там увижу свет.… тепло, которое согреет и заставит чувства ожить. Но Лютаев не смотрит на меня, сжимая и разжимая кулаки, он тяжело дышит. Его тело звенит от напряжения, венка бешено бьется на виске, а я хватаюсь за его образ, как за спасительную соломинку.
– Вида, сейчас.… дай минутку…. – его грудь резко вздымается и опадает. Он подходит к охраннику, пинает его по ноге. – Вытащи их отсюда. Я добью, если придут в себя, – теперь командует Ваня. Он будто всю жизнь с людьми разговаривал подобным тоном. – Вызови сюда вашего директора, будем с ней разговаривать, – а вот теперь неприкрытая угроза в голосе.
Охранник молча поднимается на ноги. Он старше Лютаева как минимум вдвое, шире в плечах, весит под сто килограмм, а оказался неспособным оказать сопротивление восемнадцатилетнему мальчишке. Вот такая тут охрана….
– Я не шутил насчет проблем, – примирительным тоном заговаривает охранник с Лютаевым, но при этом зло косится в его спину.
– Проблемы будут у вас, – отмахивается Иван. Подходит к кровати, касается взглядом лица, прикрывает на несколько секунд глаза. Мне кажется, берет время, чтобы остыть. Отходит в сторону, когда охранник тянет Цигу из комнаты. Когда Ваня открывает глаза, в них появляются знакомые свет и тепло. Ещё не полностью исчезла темнота, что всполохами окутывает радужку, но взгляд живой, он окутывает меня и успокаивает.
– Сейчас вызову врача, он тебя осмотрит, – старается говорить мягко, но получается плохо. В каждой букве слышится клокочущая внутри него ярость.
«Не надо врача», – мотая головой, молча его прошу.
– Этот не дышит, – врывается в уши голос охранника.
Глава 24
Видана
Бьющие тревогой и страхом слова врезаются в сознание острыми пиками. Порываюсь вскочить, но вспоминаю, что под покрывалом я абсолютно голая.
Умоляюще смотрю на охранника, мысленно заклиная его сказать, что он ошибся. Ну что он стоит? Почему ничего не делает? С другой стороны, как он сможет оживить мертвого?
А может, у него ещё есть шанс?...
Он, конечно, конченый подонок, но я с ума схожу, стоит только представить, что ответственность за его смерть будет нести Лютаев.
Он не хотел….
Не хотел ведь?
Он просто защищал меня….
В один миг мир переворачивается. Я перестаю тонуть в своей боли, вычеркиваю из головы картинки несостоявшегося изнасилования. Я так же сильно ненавижу Миху и Цигу, но сейчас всеми невидимыми фибрами души молюсь, чтобы они остались живы.
«Пусть живут!» – внутренний голос разрывает внутри меня кровеносные сосуды.
Мне стыдно смотреть в глаза Ване, я чувствую вину. Если бы скинула звонок, он бы не приехал….
Тогда была бы сломана моя жизнь…
Страшно. Страшно за нас обоих. Вряд ли у меня получилось бы пережить изнасилование, но точно так же я не переживу, если Ваню посадят…
Обещала Кире не вляпываться в истории…
«Что теперь нам всем делать?» – отмахнувшись от чувства вины, я поднимаю взгляд на Ваню. Натыкаюсь на его безразличное, искаженное злой ухмылкой лицо. В отличие от меня и охранника, он спокоен, не паникует. Его спокойствием я не заряжаюсь, но внутренняя истерика разом прекращается.
– Я его бил, а не убивал, – холодно цедит Лютаев. Фамилия сейчас ему больше подходит, чем имя. – Он в отключке, но жив, – настолько уверенно, что сомневаться начинает охранник. Переворачивает Миху на спину. Ещё раз подносит пальцы к жилке на шее. Мне отсюда не видно, бьется она или нет…
Теряю на несколько секунд из виду Ваню, он подходит к тумбочке, берет графин с водой, выливает на лицо Михи. Лужа крови, смешавшись с водой, становится просто огромной. Брызги летят на охранника, он дергается и отстраняется, так и не нащупав пульс. Перестав дышать, фокусирую все свое внимание на лежащем на полу парне.
Дыши! Дыши….
Ну дыши же!
Тихий стон проходится стальными когтями по моим натянутым до предела нервам. Возможно, это я застонала от бессилия. Но в следующее мгновение этот урод начинает двигаться и громко кряхтеть от боли.
– Убирай его отсюда, – так же холодно произносит Иван. – В больницу отвезите.
– Вопросы будут…
– Без врачебной помощи он может отъехать, – равнодушно ведет плечами Лютаев. – А вопросы обязательно будут, – озвучивая угрозу, кривит губы.
– Послушай, парень…. – подняв руки в примирительном жесте, охранник поднимается на ноги, забывая о стонущем подростке.
– Это ты меня послушай, – резко обрывает. – Вызови сюда руководство интерната, убери с глаз моих этого уе*ка и сам съе*ись, – Ваня опять закипает, переходит на мат, транслирует агрессию.
Сжимая и разжимая кулаки со сбитыми костяшками, он наблюдает за молчаливыми действиями охранника. Тишину нарушают лишь его рваное дыхание и стоны Михи.
Дверь он закрывает сам. Мы остаемся одни, отрезанные на какое-то время от внешнего мира. Что будет дальше, я даже не представляю. Как только начинаю задумываться о произошедшем, возвращается истерика, по щекам бегут слёзы.
Утирая их тыльной стороной ладони, продолжаю смотреть на руки Вани, на них темными пятнами застыла чужая кровь, ему бы умыться…
Словно услышав мои мысли, он оборачивается. На лице нет следов агрессии, он полностью подавил свою темную сторону, взял ее под контроль. Мне было любопытно и страшно столкнуться с таким Лютаевым, но второй раз… лучше не надо.
– Вида, я умоюсь и вернусь, – произносит он совсем другим тоном. Как только слышу шум воды, доносящийся из ванной, спрыгиваю с постели. Обхожу на носочках кровавую лужу. Не зацикливаясь на боли, дохожу до шкафа, быстро натягиваю трусы, хватаю первые попавшиеся штаны. Нога путается в штанине, я быстро теряю остаток сил, привалившись к шкафу, смаргиваю слёзы отчаяния. Успокаиваюсь и продеваю одну ногу в штанину. Вода в уборной перестает бежать. Не успеваю. В любой другой день мне хватило бы несколько секунд….
– Вида, я ведь просил подождать, – видя меня не в самой красивой позе, тут же подлетает, подхватывает на руки и усаживает на стол. – Я помогу, – твердым, не терпящим возражения голосом.
– Я сама, – пытаюсь просунуть ногу в скрученную штанину. Он не спорит, поправляет ткань, позволяя мне самой закончить одевание. Замечает потемневшие следы от пальцев на моих бёдрах, громко сглатывает, опять сжимая руки в кулаки. – Ваня, спасибо тебе большое, – всхлипывая.
– Вида, – поддев подбородок, пытается поймать мой взгляд. Мне стыдно смотреть ему в глаза, отвожу взгляд в сторону, но там эта кровавая лужа! Меня передергивает. Смотрю прямо перед собой.
Ваня снимает с себя темную толстовку и бросает ее в лужу, она разлетается, почти полностью пряча под собой кровавый след.
– Зачем? – удивленно выдыхаю. Лютаев не обращает на мой вопрос внимания.
– Вида, – теперь он берет в ладони мое лицо. – Я опоздал? – задерживая дыхание.
– Нет, – мотая головой, негромко произношу. Он громко, со свистом втягивает воздух.
От его нежности и заботы у меня разрывается душа, слёзы опять вскипают на глазах. Я никогда в жизни столько не ревела. Они когда-нибудь закончатся? Запрокидываю голову вверх, пытаюсь их сморгнуть, но пара слезинок выкатывается из уголков глаз.
– Не плачь, Вида, – успокаивая, прижимает к груди. – Тебя больше никто не обидит.
– А если он умрёт? – озвучиваю свой страх, перестав всхлипывать.
– Я сожалеть не буду, – возвращает голосу ледяные ноты. Чувствует, что я напрягаюсь, и добавляет: – Он не умрет. Такие падлы не дохнут, – без капли жалости.
– Ваня, может, позвоним твоему отцу? – тихонько шепчу ему куда-то в шею. Я знаю, что Ваня из влиятельной семьи. Его отец наверняка сможет замять любой скандал. Я не хочу, чтобы о случившемся поползли слухи, чтобы завели уголовное дело, где меня привлекут как свидетеля….
Нельзя этого допустить!
– Вань, пожалуйста, пусть об этом никто не узнает! – голос дрожит от страха. – Пожалуйста, Вань! – умоляюще. О чём-то задумавшись, смотрит на меня.
– Мне нужно сделать несколько звонков, – соглашаясь на мою просьбу. Оставляя меня сидеть на столе, достает из заднего кармана телефон и отходит к окну....
Глава 25
Лютаев
Не отпускает, не получается погасить внутри себя взорвавшийся вулкан. Меня перемалывает, рвет жилы и вены, ломает кости, разрывает внутренности. С глаз не спадает кровавая пелена. Остатки сознания удерживают от опрометчивых шагов. Когда я просил вытащить у*ков за дверь, в первую очередь думал о состоянии Виды, но признаться, боялся, что сорвусь и добью.
Я нужен Виде, она должна черпать у меня энергию, заряжаться и успокаиваться. Если я продолжу транслировать свои эмоции, напугаю ещё больше.
«Он не успел! – звучит в моей голове на репите. – Она теперь в безопасности!»
Но перед глазами до сих пор стоит тошнотворная картина, которую ничем не удастся выбелить из моей головы. В ушах до сих пор её сорванный от крика голос. Я летел по лестницам и слышал, как она кричала, пока ей не зажали рот.
Сука!
Сколько таких изнасилований происходит каждый год?! Намного больше, чем известно общественности, правоохранительным органам и даже родителям девочек!
Вида не пополнила статистику только потому, что в этот момент находилась со мной на связи! А если бы они вошли после того, как я отбил звонок….
Нельзя думать об этом, а то к херам летит тот минимальный контроль, который удалось установить над своими эмоциями. Я нужен ей….
Помогаю ей одеться, успокаиваю, как получается, а получается не очень. Вижу следы на её нежной белой коже, и меня накрывает. Перед глазами вспыхивает четкая картина, как этот боров сжимает её бёдра, как пытается толкнуться в невинную плоть.
Блять!
Я её целовать по-взрослому не спешу, потому что пугливая, неопытная, совсем ещё девочка! А эти уроды….
Только красивый нежный голос не дает уплыть в темную неконтролируемую ярость. Хватаюсь за него и пытаюсь удержаться на светлой стороне сознания. Беспокойство о ней немного отрезвляет. За дверью слышу нервные голоса охранников, их уже двое. Звонят кому-то, объясняются, но я не вслушиваюсь, прижимаю к себе хрупкую плачущую девочку. Сердце барабанит в груди от переизбытка чувств. Ну какие, нафиг, друзья? Меня с первой встречи повело и не отпускает. Тяга переросла в неконтролируемую зависимость.
Ее всхлипы режут наживую, я захлебываюсь кровью, представляя, сколько ей пришлось пережить, пока я мчался сюда.
Вида переживает, что тот утырок подохнет. Понимая, что такой исход доставит до хрена проблем моей семье, я не переживаю, если так случится. Просит позвонить отцу. Внутри стеной вырастает протест. Я не боюсь, что родители узнают о том, что здесь произошло. Мама, конечно, расстроится, будет плакать, ночь не спать, а отец поймет. Точно знаю, что поймет и встанет на мою сторону. А это такая стена, которую никому не под силу перепрыгнуть, перелезть и даже перелететь, просто в моем возрасте пора самостоятельно решать проблемы.
Только когда Вида начинает умолять, чтобы об этом никто не узнал, я соглашаюсь позвонить отцу и Ромулу. Виде нужен врач, а со всем остальным разберется Егор Лютаев.
– Иван, – строгий голос отца бьет по натянутым нервам.
– Пап, помощь нужна.
– Говори, – чувствую, что напрягается. В двух словах не опишешь весь пздц, который случился здесь пятнадцать минут назад, но я излагаю информацию четко и по делу. – Ничего больше не предпринимай. Я сейчас подъеду, – отбивает сразу звонок.
На экране несколько пропущенных от Ками, волнуется, ведь я должен был приехать в гости. Прежде чем вернуться к Видане, звоню подруге.
– Ками, сегодня не смогу приехать, – предупреждая ее возмущения.
– Всё хорошо? – улавливает что-то в моем голосе и начинает беспокоиться.
– Нет, но я справлюсь. Завтра поговорим, – хочу скорее сбросить звонок и вернуться к Виде.
– Вань, ты меня пугаешь…
– Ками, я напишу чуть позже. Пока, – слышу ее тихое прощание и отбиваю звонок.
Вида до сих пор сидит на столе. Пол залит водой и кровью, на кровати следы чужой обуви, но даже если бы их не было, Видану я бы туда не отнес. Все, что здесь есть, нужно сжечь! Подхожу к Видане, обнимаю. Сейчас она кажется совсем мелкой, будто сломали в ней стержень. Сжалась вся – то ли от боли, то ли начался откат.
Твари!
Не хочу оставлять ее в этом месте. Подхожу, обхватываю руками и плотно прижимаю к себе. Виду трясет, словно у нее озноб. Всё-таки откат. Обхватив лицо ладонями, заглядываю в глаза, в которых до сих пор блестит хрусталь слез. Любое касание или слово – и она опять начнет плакать, но я к этому готов. Целую её веки, высохшие на щеках дорожки слез, синяк на скуле, край губы.
– Все будет хорошо, Вида. Ты мне веришь? – шепчу в губы. Она сама тянется, целует и начинает плакать. Соленый поцелуй…
Вида напрягается, прерывает поцелуй, прячет лицо у меня на груди.
– Я хотел сказать, что мы вызвали скорую, Михаилу совсем плохо, – сообщает мне охранник. – Они по-любому позвонят в ментовку, – мнется у двери. Во взгляде просьба, боится проблем и увольнений, а они последуют, тут без вариантов.
Мне не приходится отвечать, внизу слышен шум. Я узнаю жесткий голос отца, который звучит все ближе. Вида деревенеет в моих руках, застывает, почти не дышит. Охранник отскакивает, пропускает Егора Лютаева в комнату Виды. Обернувшись к отцу, указываю взглядом на испуганную девочку.
– Ромул сейчас подъедет, – обводит взглядом комнату. Он собран, резко включается. – С вами всё хорошо? – спрашивает меня, ждёт, когда я кивну. – Уведи отсюда девочку, – отдает мне распоряжение. – Выделите чистую комнату, – обернувшись к стоящему в коридоре охраннику. – Оставайтесь там, – говорит мне, когда я помогаю Виде спуститься со стола. – Сейчас приедут Артур и безопасники, ты ни во что не вмешивайся, – предупреждает меня. – Отправляйте парня в больницу, – выходит следом за нами и бросает охраннику, когда слышится звук сирен.
Мы заходим в свободную комнату, я закрываю за нами дверь. Вида вздрагивает, когда в коридоре раздается истеричный высокий женский голос:
– Кто позволил вам врываться на территорию интерната? – видимо, её не предупредили, что не стоит в таком тоне говорить с Егором Лютаевым….
Глава 26
Видана
Я до сих пор ощущаю на себе чужие грубые прикосновения, раздирающие плоть. Меня мутит, продолжает знобить, хочется залезть в горячую ванну и долго-долго тереть себя мочалкой, пока полностью не исчезнет тошнотворный запах, оставленный на моей коже. Пока не сотру из памяти последние воспоминания. Но все это потом. Сейчас главное, чтобы Егору Борисовичу удалось защитить Ваню, а мне самой придется умолять Беллу Николаевну, чтобы она не звонила маме….
Появление Егора Борисовича в моей спальне запускает новый виток волнения. Его аура источает силу и власть. Не повышая голоса, он заставляет людей подчиняться. При других обстоятельствах я бы заценила производимый этим человеком эффект, но сегодня мои мысли и чувства пережили настоящую мясорубку, а ещё я боюсь. Боюсь за Ваню. Боюсь, что его отец начнет обвинять меня в том, что произошло, и его сын теперь может стать убийцей, но в словах и поведении Егора Борисовича я вижу лишь заботу.
По его распоряжению охранник провожает нас в чистую комнату, открывает перед нами дверь словно профессиональный портье. Захожу в спальню, от моей её отличает лишь порядок и отсутствие крови на полу.
– Кто позволил вам врываться на территорию интерната?! – вздрагиваю, услышав истеричный голос Беллы Николаевны.
Тело деревенеет, покрывается ледяной коркой. Если бы я могла сжаться до размеров улитки, наверное, сжалась бы и заползла под кровать. Голос директрисы продолжает разрезать пространство, сыплются обвинения и угрозы.
В голове всплывает голос Киры, требующий не встревать в неприятности. Последнее время он звучит все чаще. Я очень стараюсь, ведь понимаю степень своей ответственности, но что делать, если неприятности сами находят меня?
Стоит расслабиться, поверить, что всё наладилось, как новый виток неприятностей врывается с ноги в закрытую дверь. Распахивая эту дверь настежь, Вселенная устанавливает свои правила игры. Она будто проверяет меня на прочность. Как только я прохожу одно испытание, меня кидают на более сложный уровень, где испытания жестче и кровавее.
Нет больше сил противостоять несправедливостям этого мира. К горлу вновь подкатывает ком. Так больно и обидно за себя.
«Ну сколько можно? Я не железная!» – задрав голову, мысленно кричу куда-то наверх, а над головой лишь безликий серо-белый потолок. Слёзы срываются с глаз. Не верю, что удастся выйти победительницей, но и руки опускать нельзя. Я должна бороться за себя и за маму!
– Вида, хватит плакать, – произносит Ваня, стирая подушечками больших пальцев с лица слёзы. Вижу, что он волнуется. Такой заботливый и внимательный. Касаясь губами разбитых костяшек, без слов благодарю за спасение. – Мы все решим, ничего не бойся, – успокаивает меня, несмотря на то что его продолжает распирать то злости. Думает, я не вижу, как у него дергаются скулы, как в глазах всё ещё вспыхивает темное пламя.
Присев рядом со мной на чистую кровать, тянет меня на себя, прижимает к груди. Свое сердце я совсем не слышу, а его бьется так громко, будто работает за двоих. Он такой большой, сильный, надежный, в его руках я чувствую себя совсем девчонкой, хотя мы почти ровесники.
Попросив Ваню позвонить отцу, я не представляла, что доставлю всем столько проблем. Здание интерната жужжит, как растревоженный улей. Страшно представить, что происходит на улице. В приоткрытое окно долетают звуки подъезжающих и отъезжающих машин, громкие споры, нечеткие для моего слуха приказы. За дверью нарастает шум. Прислушиваясь, пытаюсь вычленить хоть одно связное предложение, чтобы понять, что там происходит, но мои попытки остаются безуспешными. Белла Николаевна больше не орет, а незнакомые мужские голоса звучат отрывисто и негромко. Мы сидим в эпицентре бурной деятельности, но остаемся за бортом происходящих событий, будто нас они не касаются.
В объятиях Вани так надежно и спокойно, что мне удается немного расслабиться. Нежными успокаивающими движениями он поглаживает меня по спине.…
Лишь один раз Егор Борисович потревожил нас. Тихо постучавшись, он дождался, когда Иван выйдет к нему. Через незакрытую дверь до меня доносился их негромкий разговор.
– Как она? – спросил глава семейства Лютаевых.
– Ловит откат. Ромул скоро? – обеспокоенность в голосе Ивана и его отца запускает каскад положительных импульсов в солнечном сплетении. Я привыкла, что за меня переживает лишь мама, а тут посторонние люди…
– Подъезжает. Задержался потому, что я попросил его забрать к себе парня, которого ты избил.
– Зачем? – вспыхивает тут же Ваня. – Этот урод недостоин…
– Я знаю, что недостоин, но и клеймо убийцы вешать на себя не стоит, – спокойным тоном Егор Борисович гасит всплеск злости сына. – Или ты так не считаешь, Вань?
– Я считаю, что некоторым тварям не стоит.… – не удается расслышать окончание фразы, помешали посторонние мужчины, которые проходили рядом с Лютаевыми и о чём-то спорили.
– Состояние у парня тяжелое, но он выкарабкается и на всю жизнь запомнит этот урок. Не стоит брать на себя роль Бога, Вань.
– Я и не беру.
– Главное, что ты успел и смог защитить свою девочку.
Мои щеки обдает жаром, когда Егор Борисович называет меня девочкой его сына. Жду, что Ваня начнет его переубеждать, скажет, что мы просто друзья.
– Успел, – вместо этого произносит Ваня.
– Отпускай ситуацию, сын.
Вместо ответа слышу лишь громкий вздох Вани.
– Ты маме звонил? – спрашивает он отца.
– Звонил. Успокоил….
Слушая их негромкий разговор, я по-белому завидовала Ване, что у него такой отец. Дело ведь не в его власти и влиянии, а в том, что он любит своего сына, заботится о его благополучии, находится рядом, когда нужно подставить плечо.
– Пап, нужно сделать так, чтобы вся эта история не выползла наружу, – зажмуриваю глаза, чтобы опять не расплакаться. Я так благодарна Ване! Он не забыл о моей просьбе.
– Работаем над этим. Полиция лезть в этот дело не станет, со всех сотрудников интерната соберем расписки. Запугаем тех, кто знал о том, что задумали эти два дегенерата, но ты же понимаешь, Вань, что сплетни все равно поползут.
– Со сплетнями решу, – решительно произносит Иван. И я ему верю…. – А директриса что? – звучит следующий вопрос от Вани, который и меня сильно интересует.
– Сидит на первом этаже, пьет вторую бутылочку валерианы, – теперь в голосе Егора Борисовича слышатся недобрые ноты.
– Она виновата не меньше, чем охранники, – выдает зло Ваня.
– А вот и Ромул, – вместо ответа Егор Борисович приветствует, как я понимаю, друга.
С Ромуловым Азаматом я познакомилась через минуту. Очень приятный доктор, но я все равно стеснялась перед ним раздеваться, всё-таки мужчина. Он меня так заболтал и отвлек, что я не заметила, как показала ему все синяки и ссадины на теле. Завершив осмотр, он поставил мне два укола. Подождал, когда я оденусь, и позвал Ваню, чтобы рассказать о моем лечении, которое контролировать должен почему-то Лютаев. Я и сама могу намазать себя мазью и выпить таблетки. Заявить об этом не получилось, мои веки налились свинцом, я провалилась в глубокий и длительный сон.
