Текст книги "Лукавый сексуальный лжец (ЛП)"
Автор книги: Кристина Лорен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
она начинает спрашивать, но я ее перебиваю: – Знаешь, я пытаюсь начать
новую жизнь. Что требует таких размышлений, какие для меня совсем не
привычны… – я делаю паузу, чувствуя, что должен предоставить ей
возможность вставить тут что-нибудь остроумное, но к моему облегчению
она молчит.
Потом садится рядом со мной на диван и слушает.
– Но вот в чем дело, – продолжаю я. – Четыре года назад я был влюблен в
Миа. Думал, что мы вместе навсегда. Знаю, я был наивен, потому что так не
бывает, но когда наши отношения закончились, это было очень тяжело.
Понимаешь, мы же были вместе со средних классов. И потом я уже не хотел
отдавать столько эмоций кому попало. Поначалу я считал себя… – я смотрю
по сторонам, подыскивая слова, – не знаю, ну, будто я ей изменил, будто
позволил что-то почувствовать по отношению к кому-то другому, хотя на тот
момент мы с Миа уже расстались. А потом череда девушек и никаких
обязательств стали таким облегчением… Это ведь означало, что прощания
будут легче. И я привык. Это ощущалось качественным изменением. И я не
хочу сказать, будто ненавидел себя, нет. Но оглядываясь назад, понимаю, что
больше так совсем не хочу.
Кивая, Лондон слушает меня, широко распахнув голубые глаза и
внимательно вглядываясь мне в лицо.
– Хорошо.
– Я просто хочу, чтобы ты знала, – я откидываюсь на спинку дивана и,
положив руки под голову, смотрю в потолок. – Твой последний парень тебя
обидел, но не хочу, чтобы ты думала, будто все парни такие. Не хочу, чтобы
ты думала, будто я такой.
Лондон снова кивает, чуть быстрее на этот раз, и, наклонившись вперед,
кладет сцепленные руки между сжатых коленей. Она выглядит
взволнованной. Мне хочется сказать ей, что она не должна обсуждать это со
мной, если не хочет, но, честно говоря, я не хочу, чтобы она замкнулась в себе
и закончила разговор – а так и произойдет, если она промолчит. Лондон самая
милая девушка из всех, кого я встречал, но она будто в панцире, и у меня есть
подозрение, что она не часто говорит людям о происходящем в ее голове.
Тишина, кажется, тянется бесконечно, и расстояние между нами на
диване словно увеличивается, и чем дольше она молчит, тем дальше меня
отбрасывает от нее. Я закрываю глаза, пытаясь хотя бы мысленно этому
сопротивляться. Кто-то из нас должен заговорить, и совершенно точно это
должен быть не я.
Наконец она делает глубокий вдох и медленно говорит:
– Мой отец изменял матери, с тех пор как мне исполнилось шестнадцать.
В доме даже завелось негласное правило: никогда это не обсуждать, хотя все
обо всем знают.
Ужаснувшись сначала, потом… я чувствую, как еще один фрагмент встал
на место в головоломке под названием «Лондон». Хотя от услышанного в
груди словно взрывается бомба. Я думаю о своих родителях, о том, как они
смотрят друг на друга, и как бы справился, если бы знал, что все это ложь. Я
бы не смог.
– Это… Мне очень жаль, Логан.
– Я всегда говорила себе – и маме, когда она со мной спорила – что
никому не позволю так с собой обращаться, – какое-то время она молчит, а
потом, снова глубоко вздохнув, продолжает: – Я знаю Джастина всю свою
жизнь, – говорит она. – Наши с ним мамы лучшие подруги, и мы всегда были
близки… но встречаться начали летом перед нашим выпускным классом.
Потом он переехал сюда со мной из Колорадо. Я поступила в UCSD, а он в
SDSU [Государственный Университет Сан-Диего – прим. перев.], хотя
планировал сначала в Боулдер [имеется в виду Колорадский Университет в
Боулдере – прим. перев.]. Но для меня Сан-Диего всегда бы вторым домом. Я
всегда хотела тут учиться и ждала с нетерпением, когда смогу уехать из
Денвера, – замолчав на несколько секунд, она заправляет прядь за ухо. –
Думаю, у нас с ним было что-то похожее на вас с Миа, и так же, как и ты, я
думала, что это навсегда, – посмотрев на меня, она говорит: – Он
познакомился с кем-то на втором курсе, и в их отношениях не было разве что
жизни вместе. Я однажды застукала их, – помолчав немного, она тихо
добавляет: – Это был выпускной курс, сразу после похорон моей бабушки.
Он сказал, ему нужно на работу, но…
У меня в животе все сжимается, и я выпускаю протяжный выдох.
– Охуеть можно! Выпускной курс?
– Да. Он изменял мне почти три года… – она замолкает и качает
головой. А я даже не могу справиться с собственным выражением лица. У
меня челюсть отвисла. Я на грани нервного срыва от этого ебаната. – И они,
кстати, до сих пор вместе… – шепотом говорит она. – Скоро женятся даже…
такие дела.
Моя реакция на все это – по чему-нибудь хорошенько ударить.
– Какой-то мешок с дерьмом.
Она кивает.
– Мне потребовалось много, очень много времени, чтобы перестать
чувствовать бессильную ярость. Хотя на самом деле я все еще ее чувствую. Я
думаю, что если отдаю сердце, отдаю и всю себя. Принять подобное решение,
это как все или ничего, понимаешь?
Лондон морщится, словно это что-то нелепое, а у меня в груди
стискивает так сильно, что я даже не знаю, как реагировать. Я хочу сделать
для нее все что угодно. Хочу отделать мудака, который заставил ее
чувствовать так, будто ее любовь была никому не нужной.
Поняв, что я старательно подбираю слова для ответа, Лондон продолжает
уже более беззаботным тоном:
– В общем, когда выползла из трясины унижения, единственное, что я
чувствовала, – это убежденность, насколько плохо я разбираюсь в людях.
– Нет, Лондон, – возражаю я. – Вовсе не плохо.
– Ох. Еще как плохо, – она улыбается мне так сладко и так ранимо, что
внутри меня что-то дает трещину. Собрав волосы на макушке, она
придерживает их обеими руками. Черт, поговорить с ней откровенно – это так
хорошо. Помимо бешенства из-за случившегося с ней, я чувствую
невероятную радость, что она сейчас здесь… рассказывает мне, о чем не
говорила другим, а может, и совсем никому. – Я про то, – говорит она, – что
умею распознавать явных мудаков. Как и все бармены, кстати. Но те, кто
поумней, неплохо шифруются. И вот на что я злюсь больше всего: что даже
если мне кто-нибудь нравится, я не могу тут себе полностью доверять.
Знаешь, каково это – ощущать, будто твое понимание людей больше никуда
не годится?
Весь этот разговор придавливает меня к дивану, что трудно
пошевелиться.
– Это ужасно угнетает, – соглашаюсь с ней я.
Лондон разводит руками.
– Мне ли не знать!
– И это во многом объясняет, почему ты та еще штучка, – усмехаясь,
говорю я, ожидая, что она опять улыбнется.
– Ты тоже, – кивнув в мою сторону, отвечает она.
– Наши прошлые отношения совершенно удручающие. Расскажи мне
что-нибудь смешное.
Она вздыхает, раздумывая. Наконец говорит:
– «Вагину» с латыни можно приблизительно перевести как «ножны».
Я поворачиваюсь к ней.
– То есть ее назвали аксессуаром для пениса?
– А чего ты ждал? – спрашивает она, с удивлением глядя на меня. –
Привет. Патриархат ведь!
– Но и в те времена это кошмар, – отвечаю я. – Для них ведь латынь была
разговорным языком. То есть, в отличие от современных людей, все тогда
понимали, что вагина и ножны одно и тоже. И женщинам приходилось
называть свои прелести ножнами. «Как твои ножны?» – «К сожалению,
сейчас пустые».
– Прелести? – с удивленной улыбкой переспрашивает она.
– А что? – улыбнувшись в ответ, говорю я. – Ты вон вообще говоришь
«орхидея».
– Ну да, – она тяжело откидывается на спинку дивана и стонет: – После
воспоминаний о Джастине я отвратительно себя чувствую. Мне срочно
нужно что-нибудь сладкое.
– Слева от раковины, на верхней полке, – она поворачивает голову в мою
сторону, и я добавляю: – Там всегда припасено вкусненькое.
– Благослови тебя Господь, – я пялюсь на ее задницу, когда Лондон
встает и идет на кухню. Слышу, как она возится по шкафам, а потом кричит:
– О боже! Ты вообще как, в своем уме?
Я в беспокойстве выпрямляюсь.
– А что такое?
– У тебя открытая и недоеденная пачка «Поп-тартса»! [печенье – прим.
перев.]
Выдохнув с облегчением, я встаю и иду на кухню.
– Ну да. Припас одну печеньку на утро.
Раскрыв рот, она поворачивается ко мне, держа в руке пачку, и
спрашивает:
– Кто вообще оставляет только одну печеньку?
– Мне кажется или… – я облизываю палец и поднимаю его вверх. – Да,
точно, отчетливо слышу насмешку.
– Уверена, ты один их тех няшек, кто покупает столько печенья, чтобы
потом его хранить.
– Няшек? – прищурившись, медленно переспрашиваю я.
– Я про то, что ты не сжираешь все печенье разом, как настоящий мужик,
– не обращая на меня внимания, продолжает она. – И тебе нужен
герметичный контейнер, потому что следующую печеньку ты съешь спустя
часы.
Я опираюсь бедром о край стола и улыбаюсь ей.
– И скотч тебе не нравится, – подначивает она. – У тебя вообще пенис
настоящий?
Меня это смешит, и приходится держать руки в кулаках, чтобы
сдержаться и не притянуть ее к себе поближе, запустив палец в шлевку.
Наклонив голову в сторону, она спрашивает:
– И ты, наверное, ешь салатики на обед.
– Сама же видела, как я ел начос, – напоминаю я.
– Всего раз. Причем вегетарианские.
Я открываю рот, чтобы возразить, но она меня перебивает.
– Я по твоему лицу вижу! Обедаешь салатами. Еще, наверное, заправкой
не поливаешь.
Это совсем не так, но мне доставляет слишком много удовольствия
наблюдать, как она спорит со мной.
Лондон трясет коробку с печеньем.
– Я могла бы помочь тебе доесть эту печеньку, ну там, чтобы в коробке
стало красиво, но поскольку тут только одна, прямо и не знаю, как быть.
Понимающе кивая, я отвечаю:
– Одной тебе ни в коем случае нельзя ограничиваться.
– Точно, – она кладет печенье обратно в коробку. – Это все равно что
съесть только половину банана.
Я вздрагиваю.
– А что, кто-то съедает целый?
Лондон замирает и смотрит на меня, будто я повредился в уме.
– А кто нет?
– Я, – решительно говорю я. – Последние кусочки просто ужасные, – я
снова демонстративно вздрагиваю, – такой слишком интенсивный банановый
вкус. И плевать на размеры банана, все равно не доем.
– Ты с приветом.
Пожимаю плечами, разведя руками.
– Скорей всего. Но знаешь, мне-то, няшке, хватило бы и этой одной
печеньки, – она стонет, понимая, к чему я веду, – а вот тебе…
– Помолчи.
– …можно сжирать у меня дома столько печенья, сколько найдешь.
Лондон выдает мне настороженную полуулыбку, но потом, проиграв
битву с самой собой, улыбается во весь рот. У меня в груди слишком горячо,
а пульс слишком быстрый. Это как предвкушение состязания, но в разы
лучше. Как бы то ни было, эта девушка меня опьяняет. Когда нахожусь рядом
с ней, заставляю ее улыбаться, она творит со мной невероятные вещи. Она
видит это, да я и не скрываю. Я чертовски опьянен этой девушкой.
Наконец судорожно вздохнув, она шлепает меня по груди.
– Ты просто безнадежен.
Прежде чем она успевает убрать руку, я хватаю ее и прижимаю к груди.
Знаю, она сейчас чувствует биение моего сердца, и если можно счесть пульс
у нее на шее за намек, то ее сердце бьется так же сильно. Глядя, как
смягчается выражение ее лица, я улыбаюсь.
– Думаю, ты права, – отвечаю я.
Лондон
Заказав себе еще один капучино, я пробираюсь сквозь небольшую
очередь к своему столику. Здешний персонал знает меня по имени и не
против, если я сижу часы напролет за своим любимым столиком рядом с
входом. Они знают, что в кофе я предпочитаю коричневый сахар и что,
отказавшись сначала от черничного маффина, все равно его закажу.
Я человек привычки и хожу в это кафе уже сто лет. Летние выходные
всегда означали серфинг, потом отдых у бабушки, а по воскресеньям мы
вместе ходили завтракать в «Pannikin». Она заказывала чай латте, я горячий
шоколад, а потом мы (в основном бабушка, конечно, пока я разглядывала
посетителей) разгадывали кроссворд в воскресном выпуске «Нью-Йорк
Таймс».
Даже без нее я следую привычкам.
Сейчас апрель, но несмотря на обычные для него 22 градуса, в кафе
холодно. Откинувшись на спинку стула, я достаю из сумки кофту и,
застегнувшись на все пуговицы, возвращаюсь к ноутбуку.
Подув на свой кофе, я смотрю на экран, на часть сайта Лолы, над которой
проработала несколько часов. Ее предыдущий дизайнер налепил множество
вставок с неоновыми цветами и анимацию, а я все это убрала, создав более
приглушенный фон, на котором образы Лолы заговорят в полную силу. Ее
стиль геометрический и смелый, герои практически выпрыгивают из экрана.
Так странно, что уже восемь месяцев я живу в окружении созданных ею
героями и артами, до этого момента не осознавая, насколько невероятным
талантом обладает Лола.
Открывается дверь, и кондиционер начинает сильнее работать у меня над
головой. Укутавшись поплотнее в кофту, я беру в руки чашку, надеясь, что
она согреет пальцы, и тут слышу свое имя.
Вернее условно мое.
– Логан?
ОПАСНОСТЬ, ОПАСНОСТЬ!
Посмотрев вверх, вижу стоящего у стойки Люка, и в вены впрыскивается
адреналин. У него спутанные волосы, на нем футболка и спортивные штаны,
как будто только что с пробежки. Даже несмотря на то, что немного вспотел –
или благодаря этому? – он выглядит лучше, чем полагается мужчине. Люк
достает кошелек, чтобы заплатить, и мой взгляд падает туда, где влажная
футболка прилипла к плечам, потом скользит ниже, на талию и где его
тазовые кости…
Напротив меня со скрипом по полу отодвигается стул, и я быстро
поднимаю голову, чтобы встретиться с ним глазами: они насмешливые,
видимо, он заметил, как я пялилась на него. Поставив стакан перед собой, он
садится и, положив руки на стол, не спеша разглядывает меня – куда более
откровенно, чем я. Я откашливаюсь.
– Ты в курсе, что на дворе апрель? – показывает он на мою одежду и
отпивает свой напиток со льдом.
– Здесь очень холодно, – отвечаю я и одергиваю пониже рукава. – Хотя на
улице градусов двадцать. Зачем они тут врубают арктический мороз? Чтобы я
примерила зимние свитера?
Люк пожимает плечами и, сделав еще глоток, смотрит на телефон, после
чего убирает его в карман. Наклонив голову в разные стороны и растянув
шею, снова смотрит на поднятый воротник моей кофты. Я жду, что он выдаст
свое фирменное игривое замечание на это… но он молчит. И у меня ушла
целая секунда, чтобы понять, что моя реакция – это разочарование.
«Но ведь это ты придумала «быть просто друзьями», Лондон», –
мысленно напоминаю себе.
– Ты убедился, что они сделали тебе фраппе на обезжиренном молоке? –
с новым энтузиазмом интересуюсь я. – Не хочешь же ведь, чтобы напиток на
цельном молоке сделал бессмысленным салат, который ты съел на обед?
Люк просто улыбается и абсолютно игнорирует мои подначивания.
Ох, снова разочарование.
– Ну и чем ты тут занимаешься? – он постукивает пальцем по верху
ноутбука. – Гуглишь читы для Titanfall?
Благодаря искоркам в его глазах мое напряжение ослабевает.
Я отхлебываю кофе и ставлю кружку на стол.
– Тружусь над сайтом Лолы. С результатом работы парня, которого она
наняла, возникли проблемы, и я взялась все исправить.
Люк встает и наклоняется над столом, чтобы взглянуть на экран.
– Это ты сделала?
– Ага, – отвечаю я и немного отодвигаюсь, чтобы он было удобней
рассмотреть. – Ее образы тут играют ключевую роль, поэтому я просто
создала им обрамление. Это простое программирование и…
– Я, может, и идиот, но даже я знаю, что это требует куда больше труда,
чем «простое программирование», – возражает он. – Логан, это просто
охуенный сайт! Парни у меня в офисе отваливают кучу бабла кому-то для
создания сайтов, которые не выглядят даже наполовину так же хорошо, как
этот.
Пожав плечами, я разворачиваю ноутбук к себе и открываю панель
инструментов, чтобы взглянуть на него критично. Похвала Люка делает со
мной что-то странное. В животе становится тепло и порхают бабочки. И мне
приходится напомнить себе держать голову опущенной, потому что эти
чувства написаны у меня на лице.
– Логан, – настойчиво повторяет он. Я поднимаю голову, надеясь, что
смогла спрятать подальше эту ошеломляющую нежность. – Люди немало
платят за подобную работу.
– Бывает, да.
Он смотрит на меня с очаровательно смущенной улыбкой.
– Тогда почему ты вместо этого наливаешь Хайнекен всяким раздолбаям
в баре?
Склонив голову набок, смеряю его прищуренным взглядом.
– Не знала, что ты себя причислишь к раздолбаям…
Он выглядит нарочито уязвленным.
– Э-э-э, минуточку… Я себя таким не считаю.
– Ой, извини тогда, – ухмыляясь, смотрю на экран.
Люк вытягивает под столом ноги и кладет их по обе стороны от моих.
– Ты так и не ответила на мой вопрос.
Я вздыхаю, чувствуя, как напряглись плечи.
– Потому что все хотят увидеть большой опыт и внушительное
портфолио, прежде чем заплатить тебе приличные деньги. А у меня из
готовых работ после окончания универа только сайт Оливера и вот теперь
Лолы.
Люк многозначительно смотрит сначала на мой ноутбук, потом на меня.
– Я, конечно, не эксперт, но ты явно знаешь, что делаешь, – говорит он. –
Лола обалдеет, когда увидит сайт.
Я кусаю щеку изнутри, чтобы сдержать улыбку.
– Надеюсь на это.
– До сих пор не могу поверить в происходящее с ней. Сначала комиксы,
потом фильм… Сам я еще помню, как Лола разрисовывала членами все мои
тетрадки.
Я фыркаю.
– Ага, жаль, что ты их не сохранил, потому что со временем они
превратятся в ценнейший арт-объект. Я вот храню один ее рисунок на дверце
холодильника. Там нарисован злой кот, обзывающий меня жопой за то, что я
посмела выпить апельсиновый сок.
– Ты сделала все это за сегодня? – спрашивает он.
Кивнув, делаю глоток кофе.
– Да, в девять вернулась с пляжа и засела за компьютер.
Он смотрит на свои часы, а я инстинктивно на время на экране. Сейчас
11:11. Я хочу загадать желание, и у меня перехватывает дыхание, потому что
первым порывом хочется, чтобы получилось что-нибудь с этим парнем,
сидящим со мной за одним столиком. Но потом закрываю глаза и мысленно
прошу, чтобы в скором времени мои дела с веб-дизайном пошли в гору.
Снова глядя на меня, Люк говорит:
– То есть ты хочешь сказать, будто работала чуть больше двух часов,
делая то, чему училась в университете – плюс у тебя это получается очень
хорошо, не говоря уже о том, что за это обычно прилично платят – и все
равно убиваешь время на пляже… Интересно.
– Ты что, тайно общаешься с моей мамой?
– А то. Мы болтаем с ней чуть ли не каждый день, – он небрежно
взмахивает рукой. – В основном о том, что ты никогда звонишь и что тебе
пора найти хорошего мальчика и привести его познакомиться.
– Мама именно так бы и сказала.
Телефон Люка начинает звонить, а мне приходится подавить
раздражение, которое всегда появляется в такой момент. Встретившись со
мной взглядом, он убирает телефон в карман, ничего не заметив.
– Как насчет поужинать сегодня?
– Вообще-то, у меня на вечер планы, – отвечаю я и, закрыв ноутбук,
убираю его в сумку.
По выражению его лица не понятно, сильно ли он разочарован. Я гадаю,
не привиделось ли мне, что он следит за движениями моих рук, когда я
сворачиваю провод.
– Планы?
– У Фреда какая-то встреча, и я пообещала присмотреть за его внучкой.
– Будешь няней? – спрашивает он. – Сколько ей?
– Пять, но она совсем взрослая. И просто прелесть. Но перед этим мне
нужно заехать домой принять душ и поесть, так что…
Я встаю, вешаю сумку на плечо и выхожу из-за стола. Люк оказывается
рядом, и мое сердце замирает от аромата океана и еле заметного чистого
запаха его пота.
Идея поужинать с ним такая заманчивая.
Черт.
Протянув руку, он поправляет закрутившийся ремешок на моем плече.
– Ладно.
Какое-то время мы молчим, а не заданный вопрос витает в воздухе. Судя
по всему, на этот раз он не собирается давить.
– Ты не захочешь со мной возиться с малышней, – говорю я, искоса
поглядывая на него. – Что может быть скучнее, правда?
Сама не могу поверить, что говорю об этом. Какой двадцатитрехлетний
парень в здравом уме согласится сидеть с ребенком?
Но вот он, Люк во всей красе: он только слегка пожимает плечами.
– Я ведь мастер по кукольным прическам.
Ошарашенно смотрю на него уже во все глаза, на плавную линию его
шеи, когда он сглатывает.
– Ты правда хочешь пойти?
Снова пожав плечами, он выбрасывает свой стаканчик в мусорную
корзину.
– А почему бы и нет?
– И тебе не будет скучно?
От его улыбки мое сердце тает.
– Вполне возможно, но вдруг вдвоем скучать веселей?
– Ты уверен? – спрашиваю я. Я уже влюблена в идею провести вечер с
Люком, тем более что уже успела соскучиться по его игривости, а от этой
нехватки есть только одно средство – побольше времени с ним. – Нас ждут
чаепитие и Барби.
– Логан, если ты пытаешься меня отговорить, то я и правда могу
передумать, – со смехом отвечает он. Обойдя меня, он придерживает мне
дверь.
– Спасибо, – говорю я. – Это просто… круто.
Надев солнцезащитные очки, Люк идет за мной на парковку. Мы
подходим к моей машине, и несмотря на то, что его глаза скрыты за темными
стеклами, я чувствую, как он с надеждой смотрит на меня.
– Так… во сколько?
Причин, почему затея может быть плохой, вагон и маленькая тележка, но
прислонившись к своей машине, я ощущаю, что мое желание провести с ним
время равно нетерпению. Люк умудряется порушить мои защитные стены
всего одной улыбкой. Быть с ним – словно нестись на велосипеде с холма, не
держась за руль. И в то же время это ощущение, будто меня укутали самым
теплым одеялом на свете.
Как можно одновременно чувствовать риск и комфорт?
– В шесть, – отвечаю я. – И предупреждаю заранее: ты должен принести
с собой пиццу и не возражать, если она захочет сделать тебе прическу.
***
– Знаешь, скажу тебе честно: это просто отличная идея. Из тебя
получилась классная няня, – положив ногу на кофейный столик Фреда, я
шевелю пальцами. – Не позволяй никому говорить, будто ты всего лишь
симпатичное личико, мистер Голубая Волна.
Люк ухмыляется мне из другого конца комнаты, сидя рядом с Дейзи за
маленьким столиком на еще более маленьком стульчике и участвуя в
чаепитии с изысканной и тщательно продуманной сервировкой. Его обычно
мягкие волосы собраны в два десятка безумных маленьких хвостиков с
яркими резинками.
Заговорщически наклонившись к Дейзи, он показывает на меня большим
пальцем.
– Говорил же тебе: она считает меня симпатичным.
Дейзи втыкает два искусственных цветка в его сумасбродную прическу.
Усмехнувшись, я сажусь прямо.
– Ну а как иначе? Я про то, что Дейзи, судя по всему, тоже мастер по
кукольным прическам, потому что ты сейчас выглядишь потрясающе. Она
случайно с твоей сестрой дружбу не водит?
– Ты пообещала, что не будешь издеваться, – напоминает он и вежливо
благодарит Дейзи, когда она подливает ему чаю.
– Я бы ни за что не стала бы издеваться, Люк, ты что.
– Ладно, – подмигнув мне, говорит он. – Шути, сколько влезет, но не
думай, будто я не заметил, как ты с меня глаз не спускала во время создания
этой прически. Ты любишь мои волосы, – потом он подается вперед и
закрывает руками ушки Дейзи. – И я помню, как ты любила запускать в них
руки.
– Зачем ты закрыл ей уши? – спрашиваю я. – Что тут такого
неприличного?
– А подтекст? – возражает он и опускает руки. – Как правило, все
неприличное – не на виду. Например, твой купальник в тот день: он вроде бы
закрытый, потому что тебе нужно активно двигаться в воде, но при этом все
равно гораздо сексуальнее, чем те, в которых сиськи наружу.
Я ошарашенно молчу, хлопая глазами.
– А разве сейчас ей нужно это слышать?
– Ой, чер… То есть блин. Извини.
Встаю, иду к ним и, совершенно не задумываясь, провожу пальцем по
выбившейся из хвостиков пряди его волос. Тут же вспоминаю, как под моими
руками ощущались его бедра, когда я помогала ему держать баланс на пляже,
или как он оглядывал мое тело глазами, горячее палящего солнца над
головой. Я быстро отхожу назад.
Нужно вернуться на более безопасную территорию:
– Тебя стоит отблагодарить за то, что ты сегодня такой молодец.
Я жду, что Люк отпустит шуточку насчет «отблагодарить», имея в виду
минет или что-нибудь еще, но он просто отвечает:
– Я отлично провожу время.
– Хочешь чаю? – предлагает мне Дейзи.
– Нет, спасибо, милая. Уже поздно, а из-за чая мы долго не уснем.
– Я не устала, – отвечает она и возвращается к своим куклам. – И хочу
еще поиграть с Люком. Он хороший. Ты разве не считаешь его хорошим,
Логан?
Люк сдавленно хихикает, и, ущипнув его за руку, я опускаюсь на колени
рядом со столиком и глажу ее по волосам.
– Он хороший, да. И, глупышка, ты ведь знаешь, что меня зовут Лондон.
– Но Люк зовет тебя Логан, – возражает она.
– Может быть, он придет как-нибудь еще и поиграет с тобой, – говорю я.
– А сейчас мы дадим ему почитать что-нибудь вслух.
– Мы будем смотреть «Холодное сердце». Он обещал. На мизинчиках.
Я поворачиваюсь к Люку.
– Ты пообещал на мизинцах?
Он наклоняется ко мне.
– Я пообещал на левом. Так что можно смухлевать, если надо.
В итоге Дейзи соглашается надеть пижаму и почистить зубы, только если
перед сном посмотрит часть мультфильма, причем вместе с Люком. Разве я
могу ее в этом винить?
Мы устраиваемся на диване, Дейзи на коленях у Люка, а я – по ее
настоянию – рядом с ним. Прямо вплотную к нему, что означает втиснуться
втроем в угол, в то время как большая часть дивана, где могли бы
поместиться четверо взрослых, пустует.
Практически не споря, она позволяет ему снять все резинки, при
условии, что он будет носить ее ожерелье Эльзы и не снимет. Никогда. Она
настаивала именно на последнем моменте, и я бросила все свои силы, чтобы
не улыбнуться, пока он объяснял ей, что работает в большом современном
офисе и что ожерелье не будет сочетаться с его костюмами. Наконец они оба
приходят к компромиссу: Люк наденет ожерелье только на пару часов и пока
будет держать ее за руку.
Уверена, он станет блестящим адвокатом.
Люк ощущается таким теплым и твердым рядом со мной, а перед нами
сияет экран телевизора, раскрашивая комнату мерцающими бликами.
Несколько минут Дейзи вертится, усаживаясь поудобней, а потом
сворачивается калачиком, весьма довольная собой и происходящим. Ее рука в
его выглядит такой крохотной, и я не могу отвести взгляд от их ладоней,
поражаясь, насколько он больше ее и насколько нежен с ней. Пытаюсь
обращать хоть какое-то внимание на экран – там много снега и песен – но это
трудно, учитывая мое состояние, полученное всего лишь от созерцания ее
ручки в его. Я никогда не находила что-то подобное сексуальным. И сейчас
не нахожу. Честно!
Минут через пять в мои мысли врывается голос Люка.
– Думаю, она все.
Подняв голову, я встречаюсь с ним взглядом и разглядываю, как этот свет
делает линии его скул и подбородка резче. И как светятся кончики его ресниц
от мерцания экрана.
– Она заснула? – спрашивает он.
Я моргаю несколько раз, прежде чем до меня доходит, о чем он. Ну да,
Дейзи. Ребенок, за которым, как предполагалось, я должна присматривать.
Наклонившись, вижу, что ее глаза закрыты, а дыхание мягкое и ровное.
– Ага, вырубилась. Отличная работа.
– На мне хорошо спать, но думаю, что все заслуги у двух кусков пиццы и
мультика.
– Нет, я серьезно, – шепотом отвечаю я. – Весь сегодняшний вечер ты
был просто потрясающий. Впорхнул сюда с ужином и невероятно красивой
улыбкой, был очарователен и мил, и все сделал легким и простым. Браво,
мистер Саттер.
– Ты считаешь, я очаровательный? – интересуется он и ухмыляется.
Свечение экрана смягчает его лицо при улыбке, и мне приходится
отвернуться.
– Это единственное, что ты услышал?
– Еще потрясающий, милый и с красивой улыбкой.
Я смеюсь и провожу рукой по лицу.
– Конечно, ты такой и есть.
Остаток мультфильма мы смотрим в тишине, и я слежу за временем на
телефоне. И тогда понимаю, что все эти несколько часов не слышала его
телефон. Он не лежит на столике, и вообще я не помню, когда видела его в
последний раз.
– Ты выключил свой телефон? – глядя по сторонам, спрашиваю я.
Он подается вперед выпить газировки и вздыхает с преувеличенной
грустью.
– Дейзи заставила. Сказала, что это было невежливо.
Я смеюсь.
– Ну, Дейзи тут главная.
– Несомненно.
– Представляю, сколько сообщений ты пропустил.
Тихо усмехнувшись, Люк устраивает ее у себя на коленях поудобнее.
– Не важно. Сегодня было… весело, – слегка пожав одним плечом,
говорит он. – Дейзи прелесть, и еще ты же знаешь, что мне нравится
проводить время с тобой.
Снова глядя ему в лицо, я отвечаю:
– Даже не представляю, почему. Я упрямая и резкая на язык с тобой, и
иногда не верю собственным ушам, что несу, – мне хочется податься вперед и
обнять его. – Не удивлюсь, что в будущем меня ждет дом, полный кошек.
Я не успела договорить, когда он начал мотать головой.
– Ты честная со мной. Я рад, что ты знаешь, где твои границы, и умеешь
за себя постоять. Мне очень многое в тебе нравится, Логан, – со смехом он
откидывается головой на спинку дивана. – Мы же тут еще посидим какое-то
время, так что могу предоставить тебе целый список, если хочешь.
Я опускаю взгляд, и он наклоняется вперед, чтобы вновь его поймать.
– Мне нравится, что ты сильная и не даешь мне спуску. Моя сестра тоже,
кстати, а она, наверное, самый важный для меня человек на свете.
Люк слегка меняется в лице, будто собирался сказать не это, и слова
удивили его самого.
Сглотнув, я пытаюсь понять, что чувствую, и объяснить ему.
– А мне нравится, что ты такой открытый, – говорю я. – Говоришь, что
чувствуешь, и… не боишься этого.
– Боюсь, – возражает он. – Но, может, я счастлив чувствовать что-то
впервые за долгое время. Или просто хорошо прячу свои страхи.
– Не похоже. Не уверена, что ты вообще чего-нибудь боишься, – отвечаю
я. – Ну разве что кроме акул. Или медуз…
– Начинается, – закатив глаза, когда я продолжаю перечислять, говорит
он.
– …черепах, морских звезд, водорослей…
– Логан, – предупреждающе произносит он, пихнув меня в бок.
– Хорошо, хорошо, – я уворачиваюсь от него. – Но все равно я
впечатлена. Даже была напугана, ведь ты просто… взял и сделал. И вошел в
воду.
Какое-то время мы оба молчим, и он поворачивается к экрану телевизора.
– Может, иногда это просто нужно, – наконец заговаривает он. Потом
поворачивается ко мне, и я не думаю, что мы продолжаем говорить про
серфинг. – Не пойми меня неправильно, я там чуть не наделал в штанишки,
но иногда всем нам стоит перестать циклиться на своей боли или страхе и
просто… прыгнуть в неизвестное.
Его слова – как удар по ребрам, потому что да, я именно что зациклилась
на своих страхах и боюсь прыгнуть. Иногда я вижу в Люке парня, которого
стоит сторониться, того, кто вышел из бара с другой девицей на следующий
день после секса со мной, и чей телефон разрывается от предложений
перепихнуться.
А потом этот же самый Люк прыгает в пугающий его океан, принимает
участие в кукольном чаепитии и готов пойти практически на все что угодно,
ради этой маленькой девочки. Он делает все это, чтобы провести время со
мной, и меня пугает, как сильно я его хочу. Ведь я это уже проходила с
Джастином. И как же я в нем ошиблась.
