Текст книги "Лукавый сексуальный лжец (ЛП)"
Автор книги: Кристина Лорен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Довольно много, вообще-то, – добавляет он.
Я закрываю глаза, подавляя желание содрогнуться.
– Пап, я понял.
– Это были восьмидесятые, – оправдывается он. – Случайный секс был
нормой. Даже поощрялся. Но когда я познакомился с Джули, понял, что она –
для меня. Это не означает, что я больше не получал удовольствие от секса…
Я испускаю стон.
– …или что был готов жениться на первой встречной. Нет, дело было в
ней самой, – папа наклоняется, заставляя меня встретиться с ним взглядом. –
Так что не позволяй маме, сестре или даже бабушке убедить тебя в
необходимости остепениться, если сам того не чувствуешь, – он делает паузу, после чего добавляет: – Ты просто пизец как налажаешь, если это будет не по
огромному собственному желанию.
Чувствую, как мои глаза вот-вот вылезут из орбит. Папа никогда не
выражался. Ну то есть это человек, кто ходит в церковь по воскресеньям,
даже не чертыхается и морщится, когда Марго ругается при просмотре
матчей «Чарджерсов». Сказать, что он вежливый, – значит сильно
преуменьшить.
– Спасибо, папа.
Но он еще не закончил.
– Поэтому, – продолжает он, – если тебе действительно нравится эта
девушка, скажи ей об этом. Попытайся ее завоевать. Когда я познакомился с
твоей мамой, мне было столько же лет, как и тебе. И я никогда не сомневался
в верности своего решения. Ни разу.
Я смотрю на папу и пытаюсь представить его моложе – того, кто, когда я
был маленьким, вставал на рассвете и шел с доской на пляж за несколько
часов до работы. Того, кто подкрадывался к маме сзади, пока она готовила,
шептал что-то на ушко и получал от нее, хихикающей в ответ, шлепок. Даже
будучи ребенком, я понимал, что у моих родителей очень хорошие
отношения. И по сей день, когда они едут на машине, он кладет руку маме на
колено, никогда не ложится спать без нее, слушает, как у нее прошел день,
пока она готовит, при этом совершенно не отвлекаясь – ни на телефон, ни на
телевизор, ни на газету. Папа сидит за столом и внимательно слушает, что
произошло за день в институте океанографии Скриппса.
Они больше чем просто два человека, у кого есть дети, – честное слово,
мне до колик в животе трудно думать о них как о любовниках – но они еще и
лучшие друзья.
Я тоже так хочу.
Хочу кого-то, кто рассмешит меня, бросит вызов, выслушает. Хочу
положить руку на эту ногу, пока веду машину. Хочу дождаться, пока этот кто-
то закончит с делами, и тогда вместе пойти спать. Хочу быть достойным
уважения и доверия женщины, чтобы она рассказывала мне все подробности
о своем дне.
Я моргаю несколько раз, качая головой. Блядь, да что со мной не так?
***
– Ты что, поселилась тут? – выдвинув себе стул, сажусь и кладу перед
собой телефон экраном вниз. Я приехал сюда на автопилоте, а когда
припарковался, сказал себе, что бар у Фреда находится в километре с
небольшим от моего дома и родительского, и поэтому это удобно.
И что я никак не надеюсь увидеть ее тут, и что она сегодня работает.
И что я просто хочу выпить пива. И я не устал. Просто не хочу ехать
домой.
Само собой, все это полная херня.
Подняв на меня взгляд, Лондон вяло улыбается.
– Могу задать тебе точно такой же вопрос.
– Туше, – она ухмыляется в ответ, и я наклоняюсь добавить: – Это часть
того, что мне в тебе нравится, Ямочка, – тут же кладу доллар в ее банку.
– Что я практически живу в баре? – спрашивает она, и от появления ее
фирменной игривой улыбки с ямочками в моей груди происходит что-то
странное и незнакомое.
– Что ты никогда не даешь мне спуску. Но при этом никогда всерьез не
критикуешь.
Мои слова ее удивляют – ее глаза округляются, а ямочки исчезают.
– Ну, – быстро находится с ответом она, – возможно, тебя просто легко
подловить, и упустить такое ну никак нельзя.
– И еще одно туше, – со смехом говорю я. – Но, если ты помнишь, не я
вчера не был в баре.
Лондон кивает, вытирает стойку передо мной и кладет подставку под
бокал. Я пытаюсь понять выражение ее лица: она расстроена?
– Сделать тебе пива?
– Вообще-то, – я изучаю бутылки позади нее, – я хочу начать новую
жизнь. Хочу «Амаретто сауэр». Дилан клянется, что ты делаешь самый
вкусный на свете. Хочу проникнуться новым вкусом.
Она скептически смотрит на меня.
– Он сильно сладкий. Ты уверен?
– Я пытаюсь найти контакт со своим женским «я».
Смеясь и качая головой, Лондон поворачивается.
– Тут так много всего можно ответить, что я даже теряюсь, с чего начать.
Я наблюдаю, как она смешивает ингредиенты и наливает оранжевый и
пенистый коктейль. Выглядит потрясающе и напоминает мне, как мы с Миа
пили «Апельсиновый джулиус» после лекций на первом курсе.
На этот раз воспоминание о Миа не ранит и не вызывает беспокойства.
Сделав глоток, я тут же понимаю свою ошибку. Сладко настолько, что не
хочется глотать.
– Не, – с усилием проглотив, замечаю я. – Все-таки не мой напиток.
Больше посетителей нет, поэтому Лондон наклоняется ко мне,
облокотившись на стойку.
– А что мне сделать вместо него? Ты любишь джин?
– Не очень.
– А скотч?
Я вздыхаю и морщусь, потому что терпеть не могу этот вопрос.
– Наверное, должен, поскольку это такой мужской напиток, а у меня
роскошный пенис… – Лондон фыркает, – но к сожалению, нет. Мне не
нравится скотч.
Погладив меня по голове, она с улыбкой выпрямляется.
– Погоди-ка. Я сейчас.
Каждый мускул в моем теле напрягается, чтобы удержаться, не сорваться
вперед и, перегнувшись через барную стойку, не поцеловать ее.
Я словно открыл заднюю дверь и впустил пчелиный рой.
Или треснула плотина.
Или пошла вода по пожарному шлангу.
Я без ума от этой девчонки.
Но главная проблема в совете отца – это что Лондон относится ко мне
совершенно иначе, и приглашение на свидание или к себе домой ее тут же
оттолкнет.
Другая проблема в связи с его советом – это что я не знаю, хочу ли я
встречаться с Лондон. Нет, наверное, не так – не знаю, стоит ли. Тот жуткий
перепих на прошлой неделе никак не выходит у меня из головы. И не хочу в
своем восприятии мешать Лондон со всеми остальными, так же как не хочу,
чтобы мои отношения с ней были похожи на привычные мне шаблоны. Это
ощущение похоже на клаустрофобию: вспоминать тех, с кем спал, и при этом
сидеть в метре от девушки, которая мне на самом деле нравится.
Я словно покрыт толстым слоем грязи, этакой коркой, состоящей из
неверных решений, и даже если захочу ее с себя убрать, боюсь, что это будет
медленный и постепенный процесс, как спиливание. И анализ полученного
урока.
Смотрю, как она творит, смешивает один, два, и наконец пять напитков.
Ставит их на поднос и осторожно придвигает его ближе.
– Сейчас поставим научный эксперимент, – говорит она. – Закрой глаза.
Я закрываю, и тут меня осеняет:
– Ты же не выльешь их мне на голову?
От ее хрипловатого смешка вся кровь приливает к члену.
– Нет, Люк, я не собираюсь переводить хороший алкоголь на твою
голову.
– Это потому, что моя прическа сегодня идеальна, Логан.
– Я вижу, – она ставит стакан рядом с моей рукой. – Попробуй.
Беру стакан, нюхаю и мотаю головой.
– Не могу выносить текилу. Я выпил столько боди шотов [способ пить
текилу с тела партнера – прим. перев.] на младших курсах, что, наверное,
вытошнил свою селезенку где-то в туалете.
– Боже, ну ты и подарок, – сухо замечает она, потом забирает у меня
стакан и заменяет на другой.
Я делаю глоток.
– «Джек»? Даже кола не перебила вкус. Я тогда еще легко отделался.
– Дай угадаю: выпивка, секс, после которого потом раскаялся, и как
следствие – грандиозное похмелье?
Жаль, что это не так.
– Нет, просто много ассоциаций… – с Миа, не стал договаривать я. Когда
мы оба впервые в жизни напились, это был «Джек» с колой. А когда
открываю глаза и с извиняющейся улыбкой смотрю на Лондон, вижу, что она
уже прочитала мои мысли.
– Кажется, твой «Джек Дэниэлс» все равно что «Егермейстер» для меня,
– тихо говорит она.
Сморщив нос, я отвечаю:
– Неужели его кто-то пьет?
– Ты бы удивился. Так, давай закрывай глаза.
Я делаю, как она говорит, и чувствую всем телом случайное
прикосновение ее руки.
– Ты сложный клиент, – Лондон вкладывает мне в руку следующий
бокал. – Попробуй этот.
«7-Up» и что-то апельсиновое. И водка, что ли. Я чувствую, как мое лицо
кривится от обилия сладости.
– Слишком сладко. В разы хуже, чем «Амаретто сауэр».
Она протягивает мне еще один, а когда говорит, ее голос звучит уверенно,
если прислушаться.
– Хорошо-хорошо, извини, это была шутка. Пора заканчивать. Вот твой
напиток.
Беру бокал и делаю глоток. Напиток гладкий, как стекло. Тяжелый и
вяжущий. Терпкий и с привкусом лайма. Черт, а он хорош.
– Что это?
– Гимлет с водкой.
Открываю глаза и смотрю на нее. Она уже убрала другие напитки и
наблюдает за мной с подернутым дымкой взглядом. Заметив, что я открыл
глаза, она смотрит в сторону.
– Тут водка «Бельведер» и сок лайма, поверх льда, – добавляет она, снова
протирая полотенцем стойку передо мной.
А потом, оставив меня с моим новым напитком, идет принять заказ у
только что пришедшей пары.
Невозможно не смотреть на нее, пока она работает. Лондон с улыбкой –
той самой, от которой мое сердце колотится о грудную кость – подходит к
этой паре, кладет перед ними подставки под бокалы и уже чем-то смешит их.
Это так сексуально – она не глядя наливает из бутылок. Раз или два Лондон
оглядывается и ловит меня на подглядывании, и интуиция говорит мне
сделать вид, что я читаю что-то за ее спиной, смотрю игру по телевизору,
который висит справа от ее плеча, но я не успеваю. Да и не могу быть таким
скучающим. И я просто заворожен тем, как она сегодня выглядит: волосы
собраны в небрежный пучок, на носу очки без диоптрий в красной оправе
под стать цвету ее помады; черный топ с открытыми плечами и коротенькие
шорты, несущие серьезную опасность моему либидо.
Я сейчас как щеночек, скребущийся в дверь, и, не выдержав, она
притворно глубоко вздыхает и подходит ко мне с подразнивающим и якобы
сердитым взглядом.
– Тебе нужна компания или что?
Вместо ответа я спрашиваю ее:
– Как ты поняла?
– Как поняла, что тебе нужна компания? Ты выглядишь просто жал…
– Нет, – перебиваю ее я. – Как поняла, что последний напиток мне
понравится?
Она пожимает плечами и выпрямляется.
– Угадывать такое – моя работа.
Ее ответ звучит отговоркой – несказанное кажется чем-то важным – но я
решаю закрыть на это глаза и делаю еще глоток.
– Кажется, я чуток навеселе.
Лондон со смехом наклоняется, и на ее лице играет моя любимая улыбка
– та, что кажется появившейся только для меня.
– Тогда поосторожней. Сдерживай появление своего истинного лица.
Чувствую, как хмурюсь. Не важно, как мягко она это сказала, и не важно,
что ее улыбка говорит мне – она не со зла, но я терпеть не могу свой образ в
ее глазах. Терпеть не могу, насколько он точен.
– Ты про мое истинное лицо блядуна?
Она выглядит немного виноватой, когда снова выпрямляется и
отворачивается. Бля. Мои слова вышли резче, чем я хотел, и теперь я не
только блядун, но еще и сволочь.
– Черт. Не уходи, – потирая лицо, прошу я.
Лондон поворачивается, убирая несколько бокалов под барную стойку.
– Далеко я не уйду. Я же здесь работаю, дурачок.
– Я просто хочу быть твоим другом, – говорю я.
Она застывает, удивленно приподняв брови.
– Ого, да ты готов. Как ты вообще выжил в колледже, если так быстро
пьянеешь?
Ловлю ее за руку, когда она начинает поправлять стопку салфеток.
– Я серьезно. Мне нравится быть с тобой.
Боже, я понимаю, как это все хреново. Она права: во мне, в этой
сплошной пустыне ничего между искренностью и поверхностностью нет,
ничего промежуточного.
Лондон не особо решительно, но пытается забрать руку, а потом сдается.
– Люк…
– Пожалуйста, – я поглаживаю большим пальцем по тыльной стороне ее
ладони. – Позволь показать, что я не тот парень, которым ты меня считаешь.
– Проблема в том, что это невозможно, – тихо говорит она. – Ты тоже мне
нравишься. Но это все не для меня. И ты именно такой, каким я тебя считаю.
Я наблюдаю, как мой палец движется по ее коже. Даже после серфинга и
ежедневной дозы соленой воды ее руки намного мягче моих.
– Но я не хочу таким быть, – удивляя самого себя, отвечаю я.
Лондон отводит взгляд, покусывая губу.
– Это было просто весело, – высвободив наконец руку, она понижает
голос. – И не предполагало что-то большее. Я даже удивлена, что мы сделали
это дважды.
– Трижды, Лондон. Три разные встречи, – добавляю я и вижу, как она
сдерживает улыбку. Потом подаюсь вперед и наклоняю голову, чтобы
поймать ее взгляд. – Но я совсем не об этом, – странно, но это действительно
так. – Просто хочу продолжать общаться с тобой.
Она наконец смотрит мне в глаза.
– И никаких свиданий? Никакого секса?
Я чувствую, как моя улыбка согревает мне грудь.
– Все, что захочешь.
– Никакого секса, – повторяет она, и от меня не укрывается, как она
вытирает руку о шорты. – Между нами никакой романтики не будет.
У меня внутри неприятное чувство от того, насколько она категорична,
ну и ладно. Я и правда не про что-то большее – не с ней.
– Нет. Ну то есть… Совершенно согласен, – почему-то запинаюсь я. – Не
волнуйся. Я просто хочу быть твоим другом.
Она изучающе всматривается в меня, перебегая взглядом с одного глаза
на другой, как будто один из них говорит правду, а другой врет.
– Просто общение?
– Да.
Лондон слегка морщит нос, словно вот-вот на меня зарычит.
– И обещаешь, что будешь интересным, а не несчастненьким щеночком?
– Обещаю, – со смехом отвечаю я.
Она берет полотенце и вытирает край раковины перед ней.
– Ладно, – говорит она, глядя себе на руки. – В субботу днем, – не
поднимая голову, она смотрит на меня. Бля, это самый офигенный взгляд,
который я когда-либо видел у женщины. А она хочет, чтобы мы были только
друзьями. – И я сама выберу, чем займемся.
Увидев ее хитрющую улыбку, чувствую, как бледнею.
Блин. Кажется, меня ждет серфинг.
Лондон
По плану я должна была встретиться с Люком в два в серфинг-парке
«Турмалин». В любой другой день это было бы форменное самоубийство, но
понимание, что вокруг будет полным-полно народу, придало мне
уверенности: возможно, на людях я не сделаю ничего глупого.
Я до того докатилась, что написала список задач на день:
И сосредоточиться собираюсь на первой и последней.
Единственный способ добраться до «Турмалина» – по дороге, что вьется
вниз от бульвара Ла-Хойя и заканчивается парковкой. Тут почти всегда все
места заняты, и я уже почти решаю припарковаться подальше, но тут
замечаю, как кто-то уезжает. Включаю поворотник, чтобы никто не спер
удобное местечко, и наконец паркуюсь, как только машина отъезжает.
Даже при выключенном двигателе моя старенькая машинка выдает
беспокойные стук и свист из-под капота, пока я верчу в руках телефон и
оглядываюсь по сторонам. Люк не прислал смс, и я задумываюсь на
мгновение, а не поздно ли все отменить.
С самоуверенным Люком я еще в состоянии справиться, но с милым,
искренним, навеселе Люком, с щенячьими глазками просящего меня быть
ему другом… Сопротивляться невозможно.
Торчать в машине вечно я не могу, поэтому, посмотрев на время, пишу
ему сообщение:
«Тут все занято, паркуйся где-нибудь подальше», – отправив, я ступаю
на раскаленный тротуар и иду к багажнику.
Доска обычно едва помещается в мой маленький хэтчбек и втиснута
между откинутыми сидениями, причем, чтобы закрыть багажник, нужно
хорошенько подтолкнуть. Эта операция требует некоторой изворотливости,
что не очень приятно, но я уже привыкла.
Сумев вытащить ее наружу, я слышу за спиной знакомый голос.
– Помочь?
– Уже не надо, – прислонив доску к машине, я тянусь к сумке, чтобы
заблокировать двери. – Но спасибо.
Когда я оборачиваюсь, вижу его с доской и свернутым полотенцем
подмышкой. На нем тонкая белая футболка и голубые шорты, низко – очень
низко – сидящие на бедрах. Он выглядит настолько хорошо, что у меня
перехватывает дыхание. В голове, а, возможно, и еще кое-где, зазвенели
тревожные звоночки. Эта затея – плохая затея.
Внезапно я начинаю переживать, что нас может увидеть НеДжо и
расскажет об этом Оливеру. Оливер сболтнет Лоле, а та – Харлоу. А Харлоу
тут же вооружится против такого вопиющего нарушения девочковых правил,
как обстоятельное пожирание глазами Люка.
Мы просто друзья.
Дружить – это очень хорошо.
– Готов? – спрашиваю я, оглядевшись по сторонам. Мне и самой слышно,
какой странный у меня голос. Надеюсь, он примет это за нетерпение, а не за
попытку скрыть полуобморочное состояние.
Слегка покачав головой, он со смехом признается:
– Ни капли.
– Кстати, хороший борд, – замечаю я и провожу рукой по носу доски. –
Не слишком длинный и нужной ширины для твоего тела. Рада, что ты выбрал
лонгборд. На него легче вскочить.
– Мне нравится, как ты меня нахваливаешь, будто ее выбрал я, а не
консультант в магазине, – он напряженно улыбается и смотрит мне за спину.
– Просто пытаюсь повысить твою уверенность в себе.
Боже, до чего нелепо. Мы оба неловко топчемся вокруг этой идеи
дружбы.
Проверив, что все нужное с собой, я киваю в сторону воды.
– Ну что, пойдем.
Парковка расположена существенно выше уровня воды. «Турмалин»
окружен возвышающимися над пляжем скалами, некоторые из них больше
двадцати метров в высоту. Нам нужно спуститься с довольно крутого холма,
и я слышу позади себя звуки шагов Люка по дорожке. Дойдя до песка,
понимаю, что он молчаливей обычного, даже не отпустил ни одной шуточки,
когда я упомянула длину его доски.
Пытаясь угадать, в чем дело, я разглядываю кристально-чистое голубое
небо и простирающийся до горизонта океан. На берег обрушивается прибой,
а воздух соленый на вкус. Это действует успокаивающе для моих нервов.
Наверное, просто у каждого из нас бывают молчаливые дни. И мне очень
нравится эта необычная грань Люка.
Когда мы добираемся до пляжа, я выбираю место попросторней, чтобы
положить доску. Люк прислоняет свою к большому камню и поворачивается
ко мне.
– Что там у тебя? – спрашивает он, наблюдая, как я вытряхиваю
содержимое своей небольшой сумки.
– Солнцезащитный крем и болты для финов [плавники серфборда –
прим. перев.], – и протягиваю ему бутылку воды.
– Спасибо, но у меня есть.
Киваю и не знаю, как быть с Молчаливым Люком, потом, решив, что и с
таким справлюсь, откладываю бутылку в сторону и начинаю раздеваться.
Никогда не любила гидрокостюмы, и даже в ледяном Тихом океане я всегда в
купальнике. Сегодня я надела довольно скромный – слитный – потому что мы
будем мокрые и почти голые в течение долгого времени, а усугублять
ситуацию не стоит.
Снимаю футболку и бросаю ее на песок, потом стаскиваю шорты.
– Мне тут нравится, – говорит Люк, положив руки на бедра и
оглядываясь по сторонам – демонстративно не глядя на меня. – Я был здесь
раньше, но только на пикнике.
– И никогда ради серфинга? – спрашиваю я, нанося крем на руки и плечи.
– Ха, не-а. Я едва подхожу к воде.
Я замираю.
– Да ладно!
Он ерошит волосы и выглядит немного глуповато.
– Боюсь, что так.
– Погоди-ка, хочешь сказать… Как ты жил так близко к океану большую
часть своей жизни и не заходил в воду? Ты же плаваешь. Участвовал в
национальном чемпионате по водному поло.
– Ну да, но вообще-то это бассейн. И там никто не водится, жаждущее
меня сожрать.
Я недоверчиво хмыкаю.
– Люк, в океане, кажется – ну, я не знаю – восемь миллионов видов всякой
живности, и только микроскопический процент из них захочет что-то там с
тобой сделать.
Он наклоняет голову и смотрит вполне серьезно.
– Я смотрел «Челюсти», Логан.
– А в бридж ты играешь?
Явно в замешательстве, он отвечает:
– Иногда, с бабушкой и ее подругами.
– Согласно статистике, в прошлом веке больше людей умерло за игрой в
бридж, нежели от нападения акулы в Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне
вместе взятых.
– Ты только что это придумала.
Возможно, да, я это придумала.
Бросив тюбик с кремом на песок, я поворачиваюсь к нему.
– Ничего не понимаю. Если ты не любишь океан, зачем согласился
прийти сюда?
– Я ведь уже говорил тебе: ты мне нравишься. И пока ты меня не
опускаешь ниже плинтуса, с тобой весело, – уголок его рта приподнимается в
улыбке, после чего за ним следует и другой. – Хотя и в первом случае тоже.
Честный Люк серьезно сбивает с толку.
– Может, хочешь заняться чем-нибудь еще? – предлагаю я. – Ну там,
сходить в кино?
Он размышляет и поглядывает на воду с немалым опасением.
– Нет. Нет, думаю, я хочу сделать это, – а затем начинает кивать, словно
его телу понадобилось некоторое время, чтобы согласиться со словами.
– Уверен? – спрашиваю я, давая шанс отступить. – Не хочу заставлять
тебя делать что-то дискомфортное. Честное слово, тут не соревнование.
– Нет, я… Я хочу, – протянув руку за шею, он снимает футболку.
Чувствую, как мои легкие сжимаются при виде его голой груди в лучах
яркого солнца, четко вылепленных мышц торса и резких линий живота. Я
отвожу взгляд.
– Ладно, – говорит он. – Вперед.
– Хорошо, – мой голос более уверенный, чем я себя чувствую. Я беру его
доску и очерчиваю ее контуры на песке палкой, которую нашла среди камней.
– Сначала азы.
Люк в растерянности наблюдает за моими действиями:
– А почему тут контур, а не сама доска?
– Потому что доски дорогие, и мы не хотим ее сломать, – отвечаю я,
бросив палку в кусты. – Так. Вот твоя доска, – взяв его за предплечья, тяну
его встать в центр нарисованной доски, а затем показываю на ее части: – Это
ее нос, тут рэйлы [края доски – прим. перев.], тут хвост. Вот эта линия
посередине называется стрингер, придерживайся ее, чтобы сохранить
равновесие. Запомни это, – говорю я, а потом показываю на лежащий на
песке шнур лиша [крепится к доске и ноге серфера – прим. перев.]. –
Наверное, и сам догадываешься, но это лиш. Не заходи в воду без него,
пристегнутого к твоей ноге, окей?
– Ясно.
– Греблей и прочим мы займемся уже в воде, а сейчас давай про более
простые вещи, – я встаю рядом с ним, расставив ноги чуть больше ширины
плеч. – Первое: положение твоего тела. Убедись, что ты в центре доски – не у
носа и не у хвоста. Нет, дай мне… – говорю я, когда он пытается скопировать
мою стойку, и, схватившись за его лодыжки, правильно ставлю его ноги. Он
такой теплый, а кости такие твердые. – Ноги не расставляй слишком широко.
Одну поставь впереди прямо на стрингер, вторую – позади.
– Так? – сделав, как я сказала, спрашивает он.
Я поправляю его.
– Идеально. Быть в центре доски означает больше контроля. Всегда
оставайся в центре.
Кивая, он еще раз выверяет позу.
– Да, думаю, я понимаю, о чем ты.
– Так. Теперь руки… – подавшись вперед, скольжу по его предплечьям,
пока не обхватываю ладонями его запястья. Кончиками пальцев чувствую
устойчивый ритм его пульса и тепло кожи. Это напоминает мне, как он
удерживал мои руки над головой, и во рту тут же становится сухо. С момента, как он снял футболку, я старалась не смотреть на его торс и руки – прекрасно
помня, как они выглядели, когда он был надо мной, но при этом понимая, что
надолго меня все равно не хватит.
Тело Люка – это тело пловца. Плечи широкие, а мышцы спины и
бицепсы крупные, как и у всех сильных пловцов. Торс длинный и стройный,
а на плоском животе я насчитала восемь кубиков. Это тело создано, чтобы
быть сильным и часы напролет преодолевать сопротивление воды. Его
тренировали быть выносливым.
И боже, оно такое и есть. Он может брать меня всю ночь и кончить
только к рассвету.
Напоминание об этом мне сейчас так некстати.
– Ты там как, Логан, в порядке? – спрашивает он, и я тут же переключаю
свое внимание туда, где все еще держу его за запястья.
– Теперь баланс, – заставляю себя продолжать, как будто каждая мысль
не написана на моем раскрасневшемся лице. – Ту руку, что будет впереди,
располагай любым удобным тебе образом, а та, что сзади, должна быть на
линии плеча и согнута в локте, смотрящем назад, – я показываю, и он
повторяет.
– Да, вот так, хорошо. Пусть тело двигается вперед и назад, когда борд
будет наклоняться. Бедра расслабленные, как будто ты крутишь хула-хуп.
Он смеется.
– Скажи, что, делая это, я выгляжу потрясающе. Не так нелепо, как мне
кажется.
– Очень по-мужски, – уверяю его я и вношу пару корректив в его позу,
после чего отхожу посмотреть со стороны. – Насчет рук. Многие думают, что
их нужно держать параллельно рэйлам, но это ошибка. Держи их в одной
плоскости с бедрами… – я снова делаю шаг к нему и провожу руками по
ребрам. Люк сгибается пополам, отпрыгивает подальше и хихикает.
– Извини, – тихо говорит он. – Боюсь щекотки.
– Ой, прости… – бормочу я, и мне приходится мысленно сосчитать до
десяти, прежде чем вспоминаю, что мы тут вообще делаем. Я занималась с
Люком сексом, видела его голым надо мной, подо мной и сзади, но почему-то
сейчас все кажется… более интимным, чем что-либо еще.
С горящими щеками я снова протягиваю к нему руки и скольжу вниз,
вниз
вниз
и еще раз вниз – до чего же длинное тело! – к его бедрам.
До сих пор я никогда толком не замечала, как низко парни носят шорты, а
сейчас кончиками пальцев чувствую каждый выступ и впадинку его тазовых
костей. Его тело испещрено тенями и линиями, где мышцы встречаются с
костями, и в этот момент я будто снова оказываюсь на его диване, наблюдая,
как его тело движется надо мной, когда он трахает меня.
Подняв голову, я вижу, что Люк смотрит на меня. Его рот приоткрыт, на
лоб мягко падает прядь волос, щеки, как и у меня, раскраснелись, словно он
думает о том же, о чем и я.
Откашлявшись, я отвожу взгляд, надеясь при этом, что он не догадался,
насколько напускное отсутствие моего интереса, а каждая его улыбка –
очередная брешь в моей броне.
– Не поднимайся, – говорю я грубоватым от попыток привести мысли в
порядок голосом. – Тебе придется адаптироваться к высоте и силе волн. И с
ними не справиться, если будешь стоять такой высокий и… – взмахом руки
показываю на его тело, – твердый.
Люк усмехается, а я закатываю глаза.
– Согни колени, но в поясе не сгибайся – это самая тяжелая часть твоего
тела, – говорю я, похлопав его по груди. – А тебе нужно держать баланс.
Подашься вперед, упадешь за рэйлы. Видишь? Потеряешь баланс, – он
наклоняется вперед, чтобы проверить эту теорию.
К сожалению, от такого движения его лицо стало на одном уровне с моей
промежностью.
Нахально ухмыляясь, он смотрит на меня из-под упавших на лоб волос.
– Вот так?
Макушка его головы находится буквально в несколько сантиметрах от
моих женских прелестей, и от моего несильного толчка он, понятное дело,
падает на песок.
– Ага, именно так, – отвечаю я и перешагиваю через него. – Ты рад, что
это произошло не в воде?
Люк вскакивает и, отряхнув песок с шорт, возвращается в исходное
положение.
– Было бы вполне заслуженно, – отвечает он.
Я поправляю его стойку, скользя руками по телу, изменяя так и эдак и
привлекая его внимание к тем частям тела, которые нужно будет напрягать
сильнее. Это самое большое слабое место в моем плане: я не предвидела,
насколько много надо будет прикасаться в процессе обучения.
– Еще пара моментов, прежде чем мы пойдем в воду…
– Мне все-таки придется идти в воду? – спрашивает он.
– Тебе придется идти в воду, ага.
Люк с беспокойством оглядывается на океан. Повернувшись ко мне, он
говорит:
– Назови что-нибудь, что ты терпеть не можешь.
– Типа людей, слишком долго принимающих душ или не сортирующих
мусор, или…
– Что-нибудь, что тебя пугает.
Меня пугает так много всего: например, Люк, если честно. От того, что
он милый и смешной, у меня в животе происходят странные вещи. Еще
мысль, что мне когда-нибудь снова придется пережить то же самое, через что
я прошла с Джастином… да, это очень пугает.
– Я не люблю американские горки.
– Правда? – переспрашивает он, и я киваю. У него на лице играет
недоверчивая полуулыбка. – Но ведь аттракционы предназначены, чтобы
создать иллюзию опасности, а вот серфинг… – он кивает в сторону воды. –
Там можно оказаться совсем не по привычную сторону шведского стола.
– Но от этой иллюзии страх не становится менее реальным, разве нет?
– Согласен, – Люк снова смотрит на воду, после чего поворачивается ко
мне. – Предлагаю сделку. Я шагну в эту воду, а ты поедешь со мной в «Шесть
флагов» [сеть парков развлечений – прим. перев.] и прокатишься на
«Голиафе» [самые высокие и самые быстрые деревянные американские горки
в мире – прим. перев.].
– Ни фига, – фыркаю я.
Он берет меня за руку и большим пальцем гладит запястье.
– Я доверяю тебе, а ты мне.
Конечно, я могу ошибаться, но, мне кажется, он говорит о чем-то
большем, нежели американские горки. В его карих глаза чистая искренность.
Люк слегка приседает, чтобы встретиться со мной взглядом.
– Хорошо?
Я нехотя киваю.
– Предупреждаю сразу, что могу психануть с перепугу и прокачусь на
той дурацкой штуковине у тебя на коленях.
Люк ухмыляется.
– Как мило, что ты думаешь, будто я был бы против.
Он протягивает руку, и я пожимаю ее, стараясь не обращать внимания,
насколько она больше моей и что я отчетливо помню, как она ощущалась на
моем теле.
– Ладно, договорились, – соглашаюсь я и убираю свою руку, встряхнув ее
и надеясь, что он не заметил. – Сделка заключена. Теперь давай вернемся к
серфингу, потому что ты, возможно, струсишь, и тогда мне не придется
тащиться в тот захолустный парк.
– Ты заводишься с пол-оборота – это так горячо, – замечает он, и я
шлепаю его в ответ по плечу.
Заставляю лечь его лицом вниз на доске, и мы снова проходим по
основам. Один взгляд на его широкую загорелую спину, и я понимаю еще
одну свою ошибку.
– Новичков можно определить по тому, как широко они расставляют
ноги, когда гребут. И тут же падают в воду, – говорю я и ногой толкаю его
лодыжку. – Ноги вместе.
Я показываю ему на группу парней у воды, объясняю, как считывать
волны и как понять, в каком направлении они будут обрушиваться.
– Видишь вон того парня? – спрашиваю я. – Вот так ты должен
подниматься. Делай, как он.
Люк повторяет за ним и снова ложится на доску.
– Представь, что у тебя под подбородком надувной мячик. Да-да, так, –
говорю я и, обойдя его, ложусь рядом на песок. – Итак, ты видишь волну… –
начинаю я и тут же отвлекаюсь, потому что он не спеша оглядывает меня с
ног до головы, причем совершенно в открытую.
Прогулявшись взглядом по моему телу еще раз, он смотрит мне в глаза и
расплывается с широченной улыбке.
– Я просто анализирую положение твоего тела, – заявляет он.
– Ну да, конечно.
– Что? Мне нравится быть дотошным. Хоть в этом могу блеснуть. Как
только доберемся до воды, все станет непредсказуемым. Дай сохранить
достоинство чуток подольше.
Ухмыльнувшись, я прикусываю нижнюю губу, чтобы не сболтнуть, какой
он охрененно восхитительный-сексуальный-милый.
– Значит, вот я почувствовал волну… – напоминает он и ждет, когда я
продолжу.
Взяв себя в руки и кивнув, я говорю:
– Ты почувствуешь толчок, потом делай еще два гребка и приготовься,
