Текст книги "Сладкий грязный мальчик (ЛП)"
Автор книги: Кристина Лорен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Позволь мне,– прошу,– я тоже хочу попробовать тебя.
Я не знаю, откуда появилась смелость произнести эти слова; я не узнаю себя сейчас. Может я никогда не была самой собой рядом с ним. Он кивает, но его рука не останавливается. Мне нравится это. Мне нравится, что в этом нет ничего запретного и странного. Он потерялся во мне, твёрд и признает потребность в своём собственном удовольствии, в то время, когда удовлетворяет меня.
С таким голодом, как он целует, сосёт и лижет, я боюсь, что не смогу подойти к пику и его энтузиазм и усилия будут потрачены впустую. Но я чувствую нарастающее напряжение, которое растет всё больше и больше. Я запускаю свои руки в его волосы, направляя.
– Ооо, Боже.
Он стонет, его рот нетерпелив, глаза широко распахнуты и взволнованы. Я смакую то, как мои сухожилия натянуты, как мышцы напряглись, как кровь мчится по венам. Я чувствую, как это нарастает и распространяется, спускаясь к моим ногам, и завершаясь взрывом между ними. Я задыхаюсь, не могу сказать ни слова, только хрип, просто острый звук. Эхо моего оргазма витает вокруг нас, когда я падаю на подушку.
Чувствую себя заторможенной, с усилием отталкиваю его губы от своего бедра, что бы сесть. Он спотыкается со спущенными до бёдер брюками. Я смотрю на него, и от света, который исходит из ванной, замечаю, насколько влажен его рот от меня – как будто он охотился, а я была поймана и поглощена ним.
Он вытирает руками лицо, и шагает ближе к кровати, когда я наклоняюсь вперед и беру его в рот.
Он отчаянно выкрикивает:
– Я уже близко.
Предупреждение. Я чувствую это – то, как он толкает свои бёдра, как напрягается головка его члена, как он сжимает мою голову и хочет продлить это, но не может. Он трахает мой рот, что кажется настолько естественным, и всего после шести толчков по моему языку, зубам и губам, он кончает. Ансель держится стойко, однако из его груди всё-таки вырывается хриплый стон.
Я отпускаю его, а он проводит дрожащими пальцами по моим губам, когда я сглатываю.
– Так хорошо,– выдыхает он.
Я падаю на подушку и чувствую, как мои мышцы ,наконец, расслабились, с того момента, когда я вошла в комнату. Чувствую себя свинцовой и онемевшей, и кроме тяжелого отголоска удовольствия у между ног, единственное, что я могу чувствовать, это свою улыбку.
Комната приобрела розовый оттенок, после того, как солнечные лучи пробрались через окно. Ансель нависает надо мной на крепких руках, тяжело дыша. Я чувствую его тяжёлый взгляд, то, как он пожирает мою кожу, то, как он останавливается на моей груди, улыбается, и я ощущаю, как мои соски твердеют.
– Я оставил засосы на тебе прошлой ночью,– он наклоняется и дует на одну вершинку,– приношу свои извинения.
Я смеюсь и игриво тяну его за волосы
– Звучит неправдоподобно. Тебе не стыдно.
Усмехаясь, он отодвигается, любуясь своей работой. Во мне просыпается знакомый инстинкт, и я скрещиваю руки на груди. В танце мое маленькое тело приносило мне преимущество: маленькая грудь не была помехой, но в голом мире секса, я не могу проигнорировать свой второй размер.
– Что ты делаешь?– спрашивает он, дергая меня за предплечье.– Слишком поздно, чтобы меня стесняться.
– Я чувствую себя крошечной.
Он смеется.
–Но ты на самом деле крошка, Cerise. Но мне нравится каждый крошечный дюйм тебя. Я очень долго не видел твою кожу.– Наклоняясь, он кружит языком вокруг моего соска.– У тебя чувствительная грудь, я это заметил.
Я подозреваю, что при его прикосновении, чувствительным становится каждый участок моей кожи.
Ладонь накрывает одну грудь, пока его рот занят другой, а язычок медленно двигается по кругу, возрождая пульсацию между ног.
Я думаю, что он тоже это знает, потому что его рука, которая лежала на моей груди скользит вниз по рёбрам, по моему животу, вниз к моему пупку, и у меня между ног, при этом он не прекращает кружить языком.
А потом его пальцы там, два из них согнуты, и он выписывает те же круги в том же ритме, как будто объединяя ритм между его языком и пальцами, затягивая всё туже и туже, всё теплее и теплее. Я выгибаюсь на кровати и обнимаю его за голову, умоляя хриплым голосом:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...
Тот же ритм, те же места, и я волнуюсь, что распадусь на кусочки, растворюсь или вовсе исчезну, когда он кружит над моим соском, сильнее нажимая пальцами на клитор. И тогда он спрашивает меня.
– Ты позволишь мне услышать тебя ещё раз?
Не знаю, выживу ли я после этой пытки. Однако, именно она так мне отчаянно нужна.
С ним мои звуки хриплые и свободные, я, кажется, не сдерживаю слова удовольствия, и это полностью неконтролируемое ощущение. Все мои звуки подстрекают его, пока он лихорадочно сосёт, и я выкрикиваю:
– Больше, Больше ….
Три пальца погружаются в меня, тесно прижимая ладонь к клитору. Это удовольствие настолько интенсивное, что причиняет боль. Возможно, все из-за того, что это ощущается так легко и хорошо, отчего я обязана подарить ему такие же чувства или сделать что-то сумасшедшее, чтобы вознаградить. Мой оргазм длится так долго, что я снова окунаюсь в удовольствие. Это длится достаточно долго, что позволяет ему оторваться от моей груди, чтобы поцеловаться, и вобрать все мои звуки в себя. Пока я продолжаю покачиваться на волнах оргазма, Ансель говорит, что я самая красивая девушка, которую он когда-либо видел.
Мое тело успокаивается, и его поцелуи медленно перерастают в маленькие прикосновения его губ к моим. Я ощущаю его вкус, а он – мой.
Ансель наклоняется в сторону кровати, чтобы вытащить презерватив из кармана джинсов.
–Ты в порядке? Не больно? – спрашивает он с сомнением.
Мне немного некомфортно, однако, я никогда не буду слишком измотана, чтобы отказаться от секса с ним. Мне нужно в точности запомнить каждый момент, который не рассеется на этот раз, если я позволю ему уйти сегодня. Я не отвечаю вслух, просто тяну его к себе, сгибая ноги в коленях, по обе стороны.
Он становится на колени, изогнув бровь, пока раскатывает презерватив по всей длине своего члена. Я хочу вытащить свой телефон, заснять его тело и сосредоточенное выражение лица. Мне нужно его фото, чтобы я могла сказать: «Видишь, Мия. Ты была права на счет его кожи. Она выглядит такой же гладкой и прекрасной, какой ты ее помнишь.» Я хочу запечатлеть его дрожащие руки.
Когда он заканчивает, то кладет одну руку возле моей головы, а другой направляет себя в меня. Я чувствую его давление, и мне приходит в голову, что я никогда раньше не чувствовала себя такой нетерпеливой. Мое тело хочет поглотить его.
– Поехали со мной,– он двигается вперёд и отступает назад. Пытка. – Пожалуйста, Мия. Только на лето.
Я качаю своей головой, нет. Сейчас я неспособна найти слов, и он стонет в расстройстве и удовольствии, когда медленно входит в меня. Я теряю своё дыхание, теряю способность вдохнуть и просто приподнимаю ноги выше, желая почувствовать его глубже, желая ощутить, что он заполнит меня навсегда. Он слишком твёрд, отчего когда наши тела соприкасаются, и я оказываюсь на краю дискомфорта.. Он – тот, от которого у меня перехватывает дыхание, кто заставляет меня ощущать, словно в моём теле мало места для него, но я никогда не чувствовала себя так хорошо.
Я бы сказала ему, что передумала, и готова поехать с ним, если бы только смогла подобрать слова. Его руки располагаются по обе стороны от моей головы, и он начинает двигаться. Это так отличается от всего остального. Его медленное, твёрдое нарастание внутри меня доставляет боль и этого достаточно, чтобы заставить меня чувствовать себя немного расстроенной, от мысли, что этот сладостный момент скоро закончится.
Он медленно движется, его взгляд не отрывается от моего.
Осторожно проникая, он накрывает мои губы своими. Когда я ощущаю свой язык на его зубах, он проникает вперёд резким и неожиданным движением, и я слышу свое собственное тяжёлое дыхание, и это что-то пробуждает в нём. Он начинает двигаться сильно, но и мягко, идеально наполняя меня.
Я действительно не знаю, сколько раз мы занимались сексом в ту ночь, но он, должно быть, понял, что мне нужно, и ему, кажется, нравиться наблюдать за мной. Он опирается на руки, приподнимаясь на коленях между моих ног, и когда я подхожу к приливу удовольствия, понимаю, что это не сравнится с тем, что я чувствовала раньше. Я могу услышать его рваное дыхание, и мои собственные острые вздохи. Звук шлепков, когда наши бедра соприкасаются и плавные, ритмичные толчки, когда он входит и выходит, двигаясь во мне.
Мне не нужна помощь его пальцев или моих игрушек. Мы и без этого приближаемся к финалу. Его кожа скользит по моему клитору снова и снова, и снова.
Лола была права, когда дразнила меня тем, как это будет между Анселем и мной: по-миссионерски, и со зрительным контактом, но не изысканно или мягко, как она подразумевала. Я не могу удержаться, не наблюдая за ним, что оказалось бы такой же пыткой, как заниматься сексом без прикосновений.
Удовольствие поднимается по моим ногам, как виноградная лоза, собираясь в румянец, который я могу чувствовать на моих щеках и груди. В ужасе, я боюсь потерять это ощущение, в погоне за тем, чего не существует, но Ансель двигается так быстро и жестко, отчего ему приходится схватить меня за бедра, чтобы я не сдвинулась с места. Его взгляды пронзают мои груди, которые подпрыгивают с каждым его толчком. То, как он трахает меня, впервые в жизни делает моё маленькое тело чувствительным.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, что я уже близко, и ничего не выходит, кроме криков, да, да, и да. Пот стекает с его лба, на мою грудь, плавно скользя к шее. Он так упорно сдерживается: ждёт, ждёт, ждёт меня. Я люблю сдержанность, голод и решительность в его лице, и я уже на краю.
Тепло устремляется по всему телу на долю секунды, прежде чем я подхожу к пику.
Он выглядит счастливым, наблюдая с облегчением, а в глазах сверкает победа. Мой оргазм настолько сокрушителен, что я ничего не ощущаю. Похожая на дикарку, сжимаю его ягодицы так сильно, проталкивая еще глубже. Я безумна под ним, умоляю, кусая его за плечо, широко разводя ноги.
Дикость заводит его. Я слышу шуршание простыни на матрасе и чувствую, как она собралась позади меня, когда он хватается за нее в качестве опоры, двигаясь так сильно, отчего спинка кровати ударяется о стену.
– Ох,– постанывает он и наращивает ритм. Прячет лицо в мою шею и снова стонет,– Сейчас. Сейчас. Сейчас.
И тогда он посасывает и покусывает мою шею, его плечи дрожат, когда Ансель кончает. Я провожу своей рукой по его спине, смакуя напряженность в его теле, по изгибу позвоночника, пока он остается так глубоко, как только может. Я ёрзаю под ним, чтобы ощутить его кожу на моей, как мой пот смешивается с его.
Ансель опирается на локти и нависает надо мной, всё ещё пульсируя внутри, он проводит ладонями по моему лбу, убирая волос.
– Так хорошо,– говорит он напротив моих губ. – Чертовски хорошо, Cerise.
Затем он привстает и стягивает презерватив. Вслепую бросает его около ночного столика и устраивается рядом со мной на матрасе, проводя левой рукой по лицу и останавливаясь на груди около сердца. Я не могу отвести взгляда от кольца на его безымянном пальце. Его живот напрягается с каждым тяжелым вдохом и выдохом.
– Пожалуйста, Мия.
У меня есть последний шанс ему отказать, и я пищу:
– Я не могу.
Он закрывает глаза, и моё сердце разбивается на осколки, зная, что не увижу его снова.
– Если бы мы не были пьяны и невменяемы, и не закончили бы всё это женитьбой… тогда бы ты поехала со мной в Париж?– спрашивает он.– Только для приключения?
– Я не знаю.– Но я могла бы ответить, что да. Мне пока не нужно ехать в Бостон. Мне нужно покинуть комнату в кампусе, и я не хочу переезжать к родителям на всё лето. Лето в Париже, после колледжа, это то, что следовало бы сделать каждой девушке. С Анселем, только как с любовником, возможно, даже просто как соседи по комнате – это было бы дикое приключение. Я бы за целое лето не придала этому столь важное значение, не будь его женой.
Он улыбается, немного с сожалением, и затем целует меня.
– Скажи мне, что-нибудь по – французски. – Я слышала, как он произносил сотни французских слов, в то время как был потерян в удовольствие, но это – первый раз, когда я сама попросила его, не знаю зачем. Это кажется опасным с его голосом и ртом, вдобавок к акценту, текучему, словно горячий шоколад.
– Ты что-нибудь знаешь по-французски?
– Кроме Cerise? [фр. Вишня, черешня]
Его глаза опускаются на мои губы, и он улыбается.
– Помимо этого.
– Fromage.Château. Croissant.[фр. Сыр, замок, полумесяц]
Произносит «croissant» тихим смешным тоном, и оно звучит как абсолютно другое слово. Я не знаю, как это пишется, но произношение Анселя пробуждает желание снова почувствовать его во мне.
– Ну, в таком случае я могу сказать тебе, Je n’ai plus désiré une femme comme je te désire depuis longtemps. Ça n’est peut-être même jamais arrivé.[фр.Я не желал так ни одну женщину, как тебя. Возможно, этого больше никогда и не произойдет]
Он отклоняется немного назад, изучая мою реакцию, словно если бы я была в состоянии понять то, что он сказал:
– Est-ce totalement fou? Je m’en fiche[фр. Это звучит сумасшедше? Но мне всё равно.]
Мой мозг не может волшебным образом перевести слова, но моё тело, догадывается, что он сказал, что-то дико интимное.
– Могу ли я спросить кое-что?
Он кивает.
– Конечно.
– Почему ты не хочешь просто аннулировать брак?
Он прикусывает рот с одной стороны, и в его глазах блестят смешинки.
– Ну, потому что ты написала это в нашей свадебной клятве. Мы оба поклялись оставаться в браке до осени.
Проходит пару секунд, прежде чем я отхожу от шока. Это звучало как приказ.
– Но это ненастоящий брак.– Шепчу, и притворяюсь, что не вижу, как он слегка морщится.– Да и что значила эта клятва, если мы собирались нарушить все остальные о том "пока смерть не разлучит нас"?
Он переворачивается и садится на край кровати, спиной ко мне. Наклоняется, прижимая свои руки ко лбу.
– Я не знаю. Я просто стараюсь не нарушить обещание. Всё это очень странно для меня; пожалуйста, не думай, что я повернут на этом пункте.
Я сажусь и подползаю к нему, целуя его в плечо.
– Кажется, я и правда, вышла замуж за действительно хорошего парня.
Он смеётся, но затем встаёт, снова отстраняясь от меня. Я могу чувствовать, что он нуждается в расстоянии, и это вызывает легкую боль в груди.
Момент, когда я должна уйти.
Он надевает своё нижнее белье и прислоняется к двери шкафа, наблюдая за мной, пока я одеваюсь. Я натягиваю свои трусики, они всё ещё влажные от меня и от его рта, но влажность сейчас чувствуется прохладой. Передумав, я опускаю их на пол, и натягиваю свой бюстгальтер и лёгкое платье, а затем застёгиваю сандалии.
Ансель молча протягивает мне свой телефон, и я заношу в него мой номер. Теперь у него есть мой номер. Когда я передаю его назад, мы стоим молча, глядя куда угодно, только не друг на друга.
Я тянусь к своей сумке, вытаскивая жевательную резинку, но он быстро подходит ко мне, проводит рукой от моей шеи к лицу.
– Не нужно.– Он так близко. Наклоняясь, посасывает мои губы, что ему, безусловно, нравится.
– Ты на вкус, как я. Я на вкус, как ты.– Нагибаясь, облизывает мой язык, губы и зубы.– Как мне это нравится. Пусть это останется, хотя бы на мгновение.
Его рот спускается вниз по шее, зубами покусывая ключицу и место, где соски видны из-под платья. Он сосёт и прикусывает их, втягивая в рот через ткань. Платье чёрное, так что никто, кроме нас не заметит этого, но выйдя из номера, я буду чувствовать прохладное касание ткани после его поцелуя.
Я хочу снова оказаться с ним в кровати.
Он стоит, недолго изучая моё лицо.
– Удачи, Cerise.
Мне только сейчас приходит в голову, что мы женаты, и я изменила бы своему мужу, с кем-то переспав этим летом. О чем я даже не думаю. Мне вовсе не нравится эта мысль, да и смотря на Анселя понимаю – ему тоже.
– И тебе.
6 ГЛАВА.
Уверена, теперь я знаю, что означает фраза «слабость в коленках» потому, что сейчас я боюсь выйти из автомобиля на своих двоих. До Анселя я была с тремя парнями, но даже секс с Люком, не был похож на этот – настолько откровенный и искренний. Даже осознавая, что когда-нибудь все закончится – рассеется тепло наших тел и Анселя больше не будет рядом – я бы позволила ему все. Это заставило меня сожалеть о том, что я не могла вспомнить нашу ночь в Лас-Вегасе. Тогда мы провели множество часов вместе, а не то, что несколько недолгих минут сегодня. Однако, так или иначе, вне всяких сомнений, эта ночь была самой правдивой и беззаботной.
Хлопнув дверцей машины, глухой звук отражается эхом по нашей тихой пригородной улице. В доме слишком темно, хотя ещё рано, чтобы ложиться спать. Сейчас тепло, и скорее всего, они ужинают за домом в патио.
Но как только я захожу, то ничего не слышу, кроме тишины. В доме везде темно: в прихожей, в зале и на кухне. В патио тоже тихо, в комнатах никого нет. Слышны мои шаги по испанской плитке в ванной, и затихают, когда я ступаю на шикарный ковер в прихожей. По каким-то причинам я проверяю каждую комнату…и никого не нахожу. С моего поступления в колледж и до возвращения в этот дом, всего два дня назад – я не раз чувствовала себя всеми покинутой и осознание этого причиняет мне почти физическую боль. Здесь всегда кто-то есть: мама, папа или один из моих братьев. Как-то странно всё это. Но теперь я могу немного успокоиться. Немного передохнуть. И эта свобода проходит через меня, как электрический разряд.
Я могу уехать и не противостоять отцу.
Я мог уехать, и ничего, никому не объяснять.
В импульсивной, горячей вспышке, я уверена, что это то, чего я хочу. Я бегу в свою комнату, нахожу паспорт, снимаю платье и надеваю чистую одежду прежде, чем спустить самый большой чемодан в коридор. В него запихиваю всё, что только могу найти в своем шкафу, а затем одним движением руки сгребаю всё с ванного столика в косметичку. Грохот сумок раздается у меня за спиной, когда они вываливаются в коридор, а я, тем временем, строчу записку своей семье. Ложь заполняет бумагу, и я изо всех сил пытаюсь удержаться от попытки сказать лишнее.
«У меня есть возможность поехать во Францию на несколько недель! А также бесплатный билет. Я буду со знакомой папы Харлоу. Она владеет маленьким бизнесом. Расскажу вам обо всём позже. Позвоню.
Люблю вас.
Мия.»
Я никогда не врала своей семье – или кому-то ещё – но прямо сейчас, меня это не волнует. Лишь одна мысль о том, чтобы не ехать во Францию сводит меня с ума. Ведь тогда мне придется проторчать дома несколько недель. И вдобавок, это значит переехать в Бостон и жить той жизнью, которая может вовсе не соответствовать моим желаниям.
И это означает, что, быть может, я больше никогда не увижу Анселя.
Я смотрю на часы: у меня осталось только сорок пять минут до взлета.
Дотащив свою сумку к машине, я кидаю её в багажник и бегу к водительской двери, набирая сообщение Харлоу «На всё, что мой отец спросит тебя о Франции, просто скажи ДА»
Всего в трех кварталах от моего дома я слышу вибрацию своего телефона на пассажирском сидении, нет сомнения, это Харлоу. Она редко игнорирует свой телефон, но пока я не могу ответить. В любом случае, я знаю, что увижу там, и не уверена, что ответить на её «ЧТО?»
Она: «КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?»
Она: «ЧЕРТ, МИЯ ХОЛЛАНД, ПОЗВОНИ МНЕ СЕЙЧАС ЖЕ.»
Поэтому, я заезжаю на парковку – и выглядя оптимистично, таща свою сумку, шагаю к терминалу. Регистрируюсь, мысленно подгоняя женщину у билетной стойки.
– Вы чуть не пропустили рейс, – говорит она, недовольно хмурясь.– 44 зона выхода на посадку.
Кивая, нервно постукиваю по стойке и срываюсь с места, как только она предоставляет мне билет, аккуратно сложенный в конверт. Когда я бегу через охрану, передо мной маячат электронные ворота по длинному коридору к выходу на посадку. Я слишком сосредоточена, чтобы беспокоиться о реакции Анселя, но адреналина недостаточно, чтобы заглушить боль в бедре.
Посадка подходит к концу, и я начинаю паниковать, думая о том, что он уже в самолете, а передо мной практически закрывают посадочную галерею. Я в панике, и это ужасное, тревожное ощущение, что я сейчас нахожусь здесь: готова сказать, что передумала, и я хочу поехать с ним во Францию, жить вместе, довериться ему, быть с ним.
Я не уверена, что в реальности у меня есть столько храбрости за пределами гостиничного номера, где была игра, или в баре, где ликёр позволил мне отыскать идеальную роль на всю ночь. Я предполагаю, что следующие несколько недель, я проведу пьяной.
Тёплая ладонь обнимает меня за плечи, я поворачиваюсь и смотрю в удивлённые зелёные глаза Анселя. Недоумевая, он несколько раз открывает рот, прежде чем встряхнуть головой, осознавая это .
– Они пустили тебя, чтобы попрощаться? – спрашивает он. Но затем присматривается: я переоделась в белые джинсы и толстовку с зеленым капюшоном. Моя ручная кладь перекинута через плечо, я так запыхалась, что могу только вообразить, как выглядит моё лицо.
– Я передумала. – опять поправляю лямку от сумки, наблюдая за его реакцией: на его губах появляется подобие улыбки, и я тут же успокаиваюсь. По крайней мере он улыбается, и это выглядит довольно искренне. Однако, затем, ставит меня в тупик, произнося:
– Блин, это ж я не смогу теперь распластаться на твоем месте, чтобы вздремнуть.
Я не знаю, что на это ответить, поэтому просто неуклюже улыбаюсь и опускаю взгляд на свою обувь. Стюардесса обращается к другой части самолета в микрофон настолько громко, что мы подпрыгиваем на месте.
И тогда, кажется, что весь мир погружается в тишину.
– Вот черт,– шепчу я, оглядываясь назад. Слишком ярко, слишком громко, слишком далеко от Лас-Вегаса или даже уединения в гостиничном номере Сан-Диего. Что ,черт возьми, я делаю?
– Я не должна была приходить. Я не...
Он успокаивает меня, делая шаг ближе, и целуя меня в щёчку.
– Мне жаль,– говорит он осторожно, поцеловав одну щёчку, а затем другую.– Я что-то занервничал. Это не смешно. Я безумно рад видеть тебя здесь.
Я поворачиваюсь с тяжёлым выдохом, когда он прижимает свою ладонь пониже моей спины, и между нами будто лопается шар с нагретым воздухом, когда мы делаем шаг от уходящей реальности. Это давление заставляет меня задыхаться. Мои ноги, как будто сделаны из цемента. Вручаю мой билет дежурному, вызывая нервную улыбку прежде, чем ступить в магнитную рамку [детектор металла в аэропорту в виде буквы "П"]
Все, что мы знаем – это слабо освещённый бар и свежие простыни в гостиничных номерах. Все, что мы знаем – это безграничные возможности и соблазнительные идеи. Притворство. Приключение. Но выбирая приключение, оно становится вашей реальностью.
Странный жужжащий звук гармошки, надолго остается в голове. Ансель идет за мной, и мне становится неловко. Может, мои джинсы слишком узкие или волосы грязные. Я могу чувствовать на себе его взгляд. Быть может, он проверяет меня – действительно ли теперь я стану его реальностью. Возможно, переосмысливает все это. Правда, нет ничего романтичного в пятнадцатичасовом полете с незнакомцем. Это не должно быть, захватывающим. Нет ничего сверхъестественного в аэропортах и совместном перелете.
Мы кладем ручную кладь и садимся. Я сижу посередине, Ансель возле прохода, а пожилой мужчина возле окна почитывает газетку, и его локти лезут на мою территорию, но я не обращаю на это внимание. Ансель поправляет ремень безопасности, а затем регулирует его снова, чтобы нам было комфортно. Провозившись с ним кучу времени, закрепляет его снизу. Включает свет, и опускает свои руки на колени. Наконец, закрывает глаза и делает десять вдохов.
Ох, черт. Он боится летать.
Я не самый лучший собеседник в такие моменты. Скорее, не особо разговорчива вообще. Чувствую "волнение внутри", однако остаюсь сидеть на месте. Я мышка в поле, и любая непонятная ситуация в моей жизни – будто орел на охоте, парящий над головой. Это немного комично, однако, другого сравнения в голове не нашлось.
Нас предупредили обо всех возможных бедствиях, и самолет поднимается в небо. Я беру Анселя за руку– минимум, что я могу сделать для него.
Боже, я хочу сделать для него намного больше.
Пять минут спустя его рука ослабевает, и он засыпает. Может быть, если бы я уделила ему больше внимания – или хотя бы позволила Анселю высказаться в ту ночь, когда мы впервые встретились – ему бы удалось рассказать мне о страхе перед полетом. Возможно тогда, он бы сказал мне, что взял что-то, что ему необходимо. Может тогда он рассказал бы, что ему помогает заснуть.
В салоне тусклый свет и оба мужчины рядом со мной тихо спят, а я, кажется, не могу расслабиться. Странное чувство. Похоже на лихорадку – не могу найти для себя удобное место.
Я вытаскиваю книгу, которую слепо закинула в свою сумку. К сожалению, это мемуары женщины, получившей известность в качестве генерального директора какой-то компании – подарок отца. Её фото на обложке в строгом костюме на синем фоне отнюдь не помогает мне справиться с кислотой в желудке. Вместо этого я читаю флаер о безопасности самолетов, вставленный в карман сиденья, а затем краду журнальчик автокомпании с кармана сиденья Анселя.
Я всё ещё чувствую себя дерьмово.
Закинув ноги на сиденье, опускаю голову на колени. Я стараюсь дышать глубоко, но, кажется, ничего не помогает. У меня никогда не было панической атаки, и что-то мне подсказывает, что это не она.
Я надеюсь, что это не она.
Когда стюардесса протягивает мне меню – на выбор лосось или тортеллини – это провоцирует бунт в моем желудке, я понимаю, что это точно не из-за нервов. Это не из-за моего похмелья; что-то другое. Кожа пылает и слишком чувствительна. Голова плавится.
Салон заполняется запахом лосося, картофеля и шпината, они такие едкие, что , задыхаясь, я удобнее сажусь на своём месте, и стараюсь вдохнуть хоть каплю свежего прохладного воздуха. Но этого недостаточно. Я сразу хочу убежать в ванную, но и так знаю, что не успею. Прежде чем разбудить Анселя, лихорадочно роюсь в карманах кресла, ища бумажный пакет. Едва получается его открыть, как меня начинает тошнить.
Это не самый худший момент, который ещё может произойти. Моё тело не реагирует на уговоры мозга вести себя тихо, как подобает леди. Я стону, чувствуя, что сейчас будет второй раунд, и в этот момент просыпается Ансель. Он прижимает свою руку к моей спине, и тихо произносит:
– Ох, нет! – и теперь я полностью унижена.
Я действительно не могу позволить ему наблюдать за мной в таком состоянии.
Я встаю, спотыкаясь об него, прежде чем он приподнимется, и практически вылетаю в проход. На меня смотрят другие пассажиры, с шоком, жалостью или отвращением, но они похоже рады тому, что я не уронила свой пакет с блевотиной, когда вылетела в проход. Даже при том, что я должна полностью сосредоточиться на ходьбе, когда ступаю в сторону ванной комнаты, я поворачиваюсь и смотрю на них. Интересно, тошнило ли их когда-нибудь на борту самолета, заполненного пятью сотнями человек, и их с новым мужем? Нет? Тогда они могут заткнуться.
Слава богу, туалет пуст, и я залетаю внутрь. Выбрасываю мешок в маленькое мусорное ведро и опускаюсь на пол перед унитазом. Холодный воздух дует мне в лицо и синяя жидкость в унитазе снова вызывает рвоту. Я лихорадочно дрожу и постанываю при каждом выдохе. Что бы там у меня не было, это похоже на поезд, несущийся на всей скорости по рельсам и вот – он разрушает здание.
Бывают моменты в жизни, когда мне становится интересно, что же может быть ещё хуже. Я нахожусь в самолёте со своим мужем, чей энтузиазм по поводу этого, кажется, ослабевает, и в эту глубокую минуту жалости к себе, с полным ужасом, отмечаю, что у меня начались месячные.
Я смотрю вниз на свои белые джинсы и задушив рыдание, беру небольшое количество туалетной бумаги, сворачивая её, вкладываю в свое нижнее бельё. Встаю, мои руки – вялые и слабые, стягиваю толстовку с капюшоном и завязываю её вокруг талии. Брызгаю водой в лицо и чищу пальцем зубы.
Это кошмар.
Раздается тихий стук в дверь, а затем голос Анселя.
– Мия? С тобой всё хорошо?
Я прислоняюсь к крошечной раковине, поскольку мы попали в маленькую турбулентность, и моё тело реагирует на это. Я чуть не падаю в обморок из-за того, что творится в моём желудке. После турбулентности, я приоткрываю дверь.
– Я в порядке.
Конечно, я не в порядке. Я испугана, и понадеявшись сбежать из самолета, прячась в этом туалете, сильно ошиблась.
Он выглядит обеспокоенным... и под воздействием чего-то. Его веки тяжёлые и начинают медленно слипаться. Я не знаю, что он принял, чтобы уснуть, но это было в нем приблизительно около часа, и он немного пошатывался, как будто мог упасть.
– Могу я чем-нибудь тебе помочь? – из-за его акцента труднее разобрать слова.
– Нет, если у тебя случайно не оказалось аптечки в ручной клади.
Он нахмурился.
– Кажется, у меня есть ибупрофен.
– Нет, – говорю я, закрывая глаза.– Мне нужны...девичьи штучки.
Ансель медленно мигает, хмуря свой лоб. Но затем, кажется, понимает, о чем я.
– Это поэтому ты так вылетела?
Я чуть не рассмеялась от выражения его лица. Кажется, мысль о том, что у меня бывают месячные каждый месяц, его удивила.
– Нет,– говорю я ему, чувствуя, что мои руки начинают дрожать от напряжения. – Просто потрясающее совпадение.
– У тебя... нет ничего? В твоей сумке?
Я тяжело вздыхаю.
– Нет,– отвечаю ему.– Я слегка...рассеянная.
Ансель кивает, потирая лицо руками. Когда он опускает их, то кажется, выглядит бодрее.
– Оставайся здесь.
Он решительно закрывает дверь, и я слышу, как Ансель обращается к стюардессе. Я опускаюсь на сиденье унитаза, опираясь на колени и закрывая руками лицо, прислушиваясь к его голосу за дверью.
– Я сожалею, что беспокою вас, но моей жене,– говорит он, а затем замолкает. Когда он продолжает, моё сердце начинает колотиться, словно сумасшедшее. – Она сейчас приболела. У неё начался... цикл? И я надеюсь, у вас есть что-нибудь? Она в спешке собирала чемодан, а до этого мы были в Лас-Вегасе. Я понятия не имею, почему она поехала со мной, но я действительно не хочу, чтобы она возвращалась. И теперь ей нужно кое-что. Может она… эм,– он запинается, и наконец просто-напросто говорит,– одолжить у вас quelque chose[кое-что]?– Закрываю рот ладошкой, пока Ансель продолжает говорить, и я отдала бы всё на свете, чтобы увидеть выражение лица стюардессы по ту сторону двери.
– Я имею в виду, воспользоваться. Не думаю, что такое можно одолжить, – продолжает он.
Я слышу женский голос,
– Вы знаете, что ей нужно, тампоны или прокладки?
О, Боже мой. Этого не может быть.