Текст книги "Сладкий грязный мальчик (ЛП)"

Автор книги: Кристина Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Я не могу больше танцевать, – напоминаю ему я. – Нелегко избавиться от винтов в ноге и металлической кости из искусственного сплава в три сантиметра, даже если очень сильно постараться. Подобное невозможно уничтожить лишь силой мысли.

Он крутит свой бокал, увеличивая окружность конденсата, что сформировалась под ним. Лед звенит о стенки бокала, и кажется, он что-то внимательно рассматривает, прежде чем произнести:

– Непрофессионально, – добавляет, пожимая плечами.

Я отрицательно качаю головой. Он не понимает.

– Твоя карьера стриптизёрши погасла, так и не начавшись.

Смех вырывается из моего горла.

– Фигово. Потому что я уже выбрала себе имя, которое указано на моих стикини [декоративные наклейки на грудь] и все остальное дерьмо.

Ансель опирается на бар и наклоняется ко мне. Его глаза сканируют моё лицо, затем опускаются к губам потом вниз...и снова вниз. Так демонстративно, чтобы соблазнить меня, что я не могу сдержать свой смех. Это тот парень, от которого я не могла отвести взгляда в Лас-Вегасе, тот, который привлекает мое внимание, независимо от того, где он находится в комнате. И именно ему я рассказала свою историю за несколько часов, успев выскочить замуж и отменно потрахаться.

– Я очень рада, что твоя встреча не состоялась, – говорю, надеясь, что мой призывный взор, хоть наполовину действует на него так, как его взгляд заставляет чувствовать меня.

Он проводит пальцем по моему колену.

– И я тоже.

Я не уверена, куда можно пойти отсюда и решаюсь попробовать быть храброй. – Хотел бы ты уйти? – Спрашиваю. – Может, пойти на прогулку?

Он не колеблется, просто направляется к бармену, чтобы оплатить наш счет.

– Мне нужно в дамскую комнату, – говорю я.

Он наблюдает за мной голодным взглядом.

– Я буду ждать тебя здесь.

Но, когда я выхожу из уборной в стиле арт-деко, он сразу же появляется передо мной, голова опущена, и свет слегка освещает его лицо. Опасный. Он поднимает голову, слыша звук открывающейся двери, его черты в тени выглядят острее, тяжелее смотрятся рельефы мышц под неоновым светом. В этом слабо освещённом углу его скулы выглядят так, как будто выточены из камня, его глаза в тени и губы сочные и пухлые.

Он не даёт мне времени медлить, пересекает комнату и зажимает возле стены.

– Я не мог ждать, – говорит он, сжимая мою шею, его ладони холодные и крепкие, в то время как большой палец гладит пульс, который бешено стучит в моём горле. Это – хватка собственника, так не похожая на Анселя, которого я знаю, отчего вверх по позвонкам начинает подниматься пугающее возбуждение. Мы разыгрываем сцену, где он – снова незнакомец. Он не знает меня и несмотря на то, что он рассказал мне в прошлый час; я не должна знать о нём что-либо тоже.

Умная девушка ушла бы, говорю я себе. Умная, тихая девочка притворилась бы, что у неё есть друзья, которые её ожидают прямо за дверью. Она бы не стояла в темном коридоре с незнакомым мужчиной, даже если бы он удерживал ее силой. Ей бы даже и в голову не пришло позволить подобное обращение с собой.

– Я слышу, как ты думаешь, – шепчет он, усиливая хватку. – Отпусти всё. Сыграй со мной.

Это именно то, что мне нужно. Я расслабляю плечи и освобождаю свою голову. Напряжённость тает в моём теле, когда я наклоняюсь к нему.

Даже при том, что я на каблуках, и он на дюйм выше меня, стоит только немножко приподняться, и он дотронется кончиком своего носа моего.

– Я обычно так не поступаю, – говорю я, потерявшись в идее секса на одну ночь. Позволить незнакомцу делать всё, что он захочет. – Я не целуюсь на первом свидание, я никогда... – Зажмуриваюсь и сглатываю, вновь открыв глаза, вижу, как он улыбается.

– Я знаю. – Его улыбка говорит, за исключением того времени, когда мы поженились в Лас-Вегасе.

За исключением этого.

Он прижимается бедром к моим раздвинутым ногам, и тогда я чувствую, насколько же сильно возбужден Ансель. Смакую легкое покачивание его бедер, когда он двигается напротив меня.

– Хочу тебя, – бормочет он, целуя меня, целомудренно и нежно. Он отстраняется, облизывает губы, затем снова подается вперёд, постанывая мне в рот. – Можно?

– Сейчас? – Мое сердце вылетает, бьется так сильно в груди, и я клянусь, что чувствую, как она тяжело вздымается.

Он кивает в поцелуе.

– Здесь. Пора заняться делом. – говорит он, взглянув обратно на ресторан. – Нам придется поторопиться.

В моей груди будто вспыхивает спичка, я хватаюсь своими пальчиками за ткань его рубашки и заталкиваю нас назад в пустую уборную. Он следует за мной, не проронив ни слова, целует до тех пор, пока не закрывается дверь и не щёлкает замок.

Я мгновенно возбуждаюсь, становясь слишком чувствительной. Чувствую каждый сантиметр одежды, которая разделяет нас. Его руки сжимают моё лицо, язык движется против моего, он такой замечательный на вкус, что я чувствую головокружение.

Комната погружена в мрак и освещена только неоновым розовым светом. Здесь так легко притвориться, потеряться в этом свете, который делает так, будто всё по нарошку, даже звуки, которые доносятся за дверью. Чувствую вибрацию музыки под ногами и только сейчас вспоминаю, что есть и другие люди на этой планете, вне мира наших неистовых поцелуев и рук, которыми мы срываем друг с друга одежду.

Мое платье задрано, его рубашка вытащена из брюк, и я могу провести своими ноготками по его животу. Я ахаю, когда холодный воздух пробирается к моим влажным трусикам. Он скользит ладонью ниже, к моему пупку, пальцами проскальзывая под слишком откровенный кружевной пояс, пока его вторая рука складывается в форме чашечки, подобно моей груди, бродя между полушариями и проникая сквозь корсаж, повсюду, кроме того места, где я хочу почувствовать его больше всего.

– Хочешь попробовать это, – говорит он.

Я покачиваюсь в его руках, вскрикивая от того, как он своими пальцами входит и выходит из меня, собирая влажность, проводит по моему клитору.

Приподняв меня, он идет к стойке и, поставив на ноги, сам опускается на колени напротив моих бедер. Наблюдаю, как он наклоняется вперед, и смотря на меня из-под ресниц, протягивают руку, спуская мои трусики, а затем касается чувствительного местечка языком.

– Ох,– прикрикиваю я, и дышать становится так тяжело, и уже опасаюсь, что могу свалиться в обморок. Инстинктивно моя рука перемещается на его затылок и удерживает его возле меня, и, Боже, это настолько грязно, видеть его так, голова опущена и подсвечена неоном, в то время как он меня облизывает, постанывая.

Я пытаюсь остаться неподвижной, не качать бёдрами или быть требовательной, но каждый нерв в моём теле сосредоточен на его языке, поскольку он проходит по моему клитору.

– Пальцы, – я вздыхаю.

Он склоняется, и запускает в меня два пальца, движения его языка становятся более уверенными, крошечные движения чередуются с долгими, медленными посасываниями.

– Ох, Боже...– говорю я, что-то зарождается в моём животе, и скользит вверх по моему позвоночнику. Я запускаю руки в его волосы, двигаясь навстречу и это всё ещё нарастает. Я смотрю вниз и практически задыхаюсь, когда вижу, что его рука на члене сильно и резко двигается.

– Подойди, – говорю я, задыхаясь. – Пожалуйста. – Я так близка – очень близка – но я хочу достичь оргазм вместе.

– Боже, да, – говорит он, вставая и поправляя свои штаны на бёдрах.

Его волосы в беспорядке, и румянец виден на скулах и шее. Чувствую головку его члена, которая движется по мне и я настолько влажная, что от небольшого движения вперёд, он начинает проникать в меня.

С придыханием он опускает свою голову мне на шею, пытаясь выровнять дыхание.

– Мне нужна секунда, – говорит он, всё ещё держа меня за бёдра. – S’il te plaît[прошу].

Он снова выпрямляется, протягивает руку через моё плечо, упираясь в зеркало.

– Так хорошо чувствовать тебя, – объясняет он, медленно выходя из меня и снова заполняя. – Чертовски хороша.

Он ускоряет ритм, покачивая бёдрами навстречу, раздаётся звук звенящего ремня о стойку, поскольку он трахает меня. Он задает темп, покачивая бедрами мне навстречу. Ремень со звоном бьется о стойку, в то время, как Ансель трахает меня. Обхватываю ногами его талию, а он, одной рукой держа меня за подбородок, большим пальцем второй касается моих губ. Кажется, даже не задумываясь о том, чтобы меня поцеловать.

– Я хочу смотреть, как ты кончишь, – шепчет он, его глаза блуждают по моему лицу. Он вытаскивает свой палец и оставляет влажную дорожку на моих губах. – Я хочу почувствовать, как ты сжимаешь меня, и я хочу поглотить твои звуки.

Я задыхаюсь, сжимая в руках его рубашку, и сильнее толкаю его к себе.

– Скажи, чего ты хочешь, – рычит он.

– Я хочу жёстче.

– Сделать это грязнее, – говорит он, облизывая мои губы. – Ты можешь притвориться, что больше меня не увидишь. Какая у тебя самая развратная мысль?

Мой взгляд опускается на его рот, когда говорю:

– Я хочу, чтобы было слышно, как мы трахаемся.

Его зрачки расширяются и в них видно отражение неона, что позади меня. Ансель вплотную прижимается ко мне бедрами, прежде чем начать грубые толчки, урча при каждом нашем соприкосновении.

Кто-то стучит в дверь, выбрав идеальный момент. Она заперта, однако, если они войдут, то услышат звук соприкасающейся кожи, увидят меня, распростертой перед Анселем и платье, задранное на талии, пока мы трахаемся.

– Быстрее, – кричу я, должно быть громче, чем думала, хватаясь за кран. Мои пальцы соприкасаются с холодным краном, кожа влажная и вся пылает.

Я чувствую себя настолько пресыщенной, заполненной им. Его тело настолько прекрасно вписывается внутри меня, то, как его бёдра трутся о мой клитор, с каждым толчком. В животе нарастает тяжёлое ощущение, всё сильнее и сильнее, пока не запрокидываю голову, вскрикивая, поскольку я достигаю оргазма, сжимая его еще сильнее, пока распадаюсь на части.

Минуту спустя оргазм настигает и его, движения становятся резкими и безумными, и, вот, наконец, он находит покой, заглушая свой стон, уткнувшись в меня.

Вечерний бриз развивает мои волосы, и их кончики щекочут мой подбородок, аромат хлеба и сигарет доносится из кафе, по пути к метро.

Я смотрю через плечо, где припаркованы у обочины мотоциклы.

– Где твой железный конь? – спрашиваю я.

– Дома, – отвечает он. – Я оставил его, чтобы можно было с тобой прогуляться.

Он сказал это не для того, чтобы вызвать у меня какую-либо реакцию, поэтому и не заметил, как я посмотрела на него. Мы сегодня вечером не упоминали об аварии, но разговор о школе и планах на жизнь у нас ещё впереди. Но он ясно дал понять мне, что не собирается ни к чему принуждать в отличии от отца, который подарил мне велосипед на первый день рожденья – после того, как я вышла из больницы – неоднократно повторяя о возвращении к двухколесному другу. Откровенность Анселя все еще застает меня врасплох. Как правило, я всегда думаю о том, что сказать – беспокоясь, стоит ли мне открыто высказываться – тогда как Ансель вовсе не имеет «словесного фильтра». Кажется, слова срываются с его сладких губ без задней мысли. Интересно, он всегда был таким?

Сейчас "час пик", однако, нам удается найти два свободных места рядом друг с другом. Мы сидим в переполненном вагоне, и я смотрю на наше отражение в окне. Даже в грязном стекле, под часто мерцающими лампами дневного света, невозможно не заметить, насколько он прекрасен. Я раньше никогда не использовала это прилагательное для описания парня, но когда я на него смотрю, угловатость его челюсти, скул, компенсируется его мягкими чертами, почти женственным ртом, это слово – единственное, что, кажется, соответствующим.

Он ослабил узел своего галстука, расстегнув слегка рубашку, из-за чего проглядывает треугольник гладкой загоревшей кожи. Расстёгнутая рубашка показывает всю длину его шеи, заманчиво проглядывают ключицы, отчего у меня всплывает вопрос, почему раньше я не думала о ключицах, как о чем-то сексуальном.

Как будто чувствуя мой пристальный взгляд, глаза Анселя перемещаются от мимолетного взора с другой стороны окна, встречаясь со мной в отражении. Наши размышления движутся вместе с поездом и Ансель наблюдает за мной, с понимающей улыбкой в уголках губ. Как он может сидеть здесь в таком спокойствии и тишине, когда только час назад он был внутри меня, мои руки были скользкими от пота, когда я пыталась удержаться за кран?

Толпа пассажиров заходит на следующей остановке и Ансель уступает своё место пожилому джентльмену с тяжелыми сумками в каждой руке. Они обмениваются несколькими словами по-французски, я не понимаю их, и он встаёт передо мной, удерживаясь правой рукой за поручень наверху.

Это предоставляет мне прекрасный обзор на его торс и переднюю часть брюк. Хм.

Звуки смеха привлекают моё внимание, и я вижу, что группа девочек сидит всего несколькими рядами дальше нас. Они, вероятно, учатся в университете, кажется, всего на несколько лет младше меня. Слишком взрослые для школы, и всё же они студентки. Они сидят прижавшись друг к другу головами и тихо хихикают, и этот их невинный, но пристальный взгляд, говорит мне о том, на что они так смотрят. Или скорее, на кого.

Я моргаю, и вижу что он смотрит вниз, на пожилого человека, слушает и не обращает внимания на плотоядные взгляды, которые кидают в его сторону.

Я конечно же не осуждаю их. Если бы я увидела Анселя в поезде, уверена, что, практически шею бы себе свернула, чтобы получить лучший вид на него, и теперь та ночь в Лас Вегасе, где я увидела его в баре, видится случившейся вечностью назад. В такие моменты я хочу поблагодарить своё прошлое – себя, за то что сделала или сказала; чем привлекла внимание Анселя – благодаря ли вмешательству Бога или алкоголю, всё равно чем, уже не помню – что помогло удержать его. Иногда кажется, что прошлая я – гений.

Он смеётся глубоким, мужским смехом над чем-то, что говорит старый мужчина, и да помогите мне небеса. Я немедленно осматриваюсь вокруг, как ревнивая подруга – жена – и конечно же, каждая девушка из той компании, изумлённо распахнула глаза и открыла рот, прям полуобморочное состояние по нему.

И хотя я абсолютно ничего не сказала, начинаю задаваться вопросом, может каждая мысль, которую обдумываю, так или иначе проецируется на экран над моей головой. Поскольку в этот момент Ансель, мельком взглянув на меня, лаская взором мягким и тёплым, проводит пальцем по моей губе. Собственнические искры вспыхивают в моей груди, и я поворачиваюсь к его ладони, прижимаясь к ней губами.

Ансель сияет, когда поезд останавливается на нашей станции. Он берёт мою руку, поскольку я стою, и тянет меня от двери, кладёт руку на мою талию, как только мы ступаем на платформу.

– Ты рано ушел с работы, – говорю я.

Он смеётся.

– Ты только теперь это заметила?

– Нет. Блин…да. Я не обратила внимание на это раньше. – То, что он рассказал мне о своём боссе и о работе, что постоянно всплывает в моей голове. – У тебя не будет из-за этого проблем?

Он пожимает плечами, делая это легко и свободно.

– Я могу поработать дома, – говорит он. – Я пришел раньше всех и ушел, как только появилась возможность, проработав полный рабочий день. Как будто четырнадцати часов мало. Они должны к этому привыкнуть.

Но очевидно, что они не привыкли, пока. Ансель сладко целует меня, когда мы входим в квартиру, и затем направляется к столу, включая ноутбук. Как по команде, его телефон звонит, и он пожимает плечами, извиняясь, прежде чем ответить с раздражением «Алло?»

Я слышу глубокий мужской голос на другом конце линии, а затем, вместо усталости после трудного рабочего дня, выражение лица моего мужа озаряет счастливая улыбка.

– Привет, Оллс, – говорит он. – Да, мы дома.

Я показываю, чтобы он передал от меня привет Оливеру, затем поворачиваюсь в сторону спальни, захватив по пути свою книгу с дивана, закрываю за собой дверь, чтобы дать им некоторую приватность.

Кровать широкая и идеальная, я ложусь поперек неё в позе морской зведы. Слышу звуки с улицы и доносящийся запах хлеба и жареного чеснока, когда смотрю в книгу, лениво думаю о том, что бы мы могли приготовить на ужин. И, конечно, я не могу сфокусироваться ни на одном слове в книге.

Отчасти это из-за того, как Ансель улыбался в телефон или того, как его голос звучит глубоко, легко, расслабленно – так не похоже на то, что я слышала последние несколько недель. Даже при том, что Ансель никогда не стесняется, и мы провели самый удивительный вечер вместе, он ведет себя немного формально со мной. И только сейчас, в то время, как он разговаривает со своим другом, я вижу настоящего Анселя. Это так похоже на меня с Лолой или Харлоу: говорить, не волнуясь ни о чём и не фильтруя свою речь.

Я слушаю его голос через дверь, желая поглотить бархатную гладкость, его глубокий хохот. Но тогда я слышу, что он откашливается и шепотом говорит:

– Она хорошенькая. Я имею в виду, что она действительно замечательная. – Он делает паузу, и затем смеётся. – Я знаю, что ты думаешь. Ты будешь так думать, даже когда мы будем женаты тридцать лет.

Мой желудок делает восхитительный пируэт, но тут же сразу становится неприятно, когда он говорит:

-Нет, я не говорил с ней об этом.– Ещё одна пауза, а затем,– конечно, Перри не отстанет. Но я не хочу, чтобы та заворуха поставила под угрозу мои отношения с Мией.

Я замираю, наклоняясь ближе, чтобы лучше услышать. Почему он не рассказал Оливеру, что Перри приходил прошлой ночью?

Я слышу незнакомое разочарование в голосе, когда он говорит:

– Я сделаю. Сделаю, Оливер, заткнись, мать твою.

Но затем он снова смеётся, и вся напряжённость покидает их разговор, который подслушан под дверью, а я недоумеваю, полностью запутавшись. Что за история с Перри? Полная неразбериха в его словах, вопросы которые так и остались без ответа, почему его не было в Штатах, и почему он может угрожать мне?

Качая головой, чтобы хоть как то прийти в себя, мне следует или войти к нему и дать понять, что я всё слышала, или же остаться. Или то и то. У нас уже и так достаточно непреднамеренных секретов… по крайней мере, тех, что он скрывает.

Открываю дверь спальни и вхожу в гостиную, касаясь ладонью его плеча. Он немного пугается прикосновения, но поворачивается и целует мою руку.

– Я слышала тебя, – говорю я ему, немного пожимая плечами в извинение, как будто это была моя ошибка. – Я собираюсь спуститься к рынку за углом, взять что-нибудь на ужин.

Он кивает, глаза благодарны за личное пространство, и указывает на свой кошелек на столе, в прихожей. Я игнорирую его, и выскакиваю за дверь, как только двери лифта закрываются, и понимаю, что теперь могу выдохнуть.

14 ГЛАВА.

Ансель работает и делает все, чтобы уделить мне хоть немного внимания, а я делаю вид, что дни, проведенные с ним и новизна под кодовым названием «досуг» нескоро исчезнут. Отрицание – мой друг.

Что бы ни тревожило его, кажется, это залегло на дно; он счастлив, менее тревожен, наша сексуальная жизнь стала явно более горячей и менее неловкой и ни Перри, ни его поздние ночные посещения не повторялись снова.

Однажды утром, бодрствуя, Ансель устроил грохот в маленькой кухне. Но в место поцелуя на прощание и выхода за дверь, он вытащил меня из постели впихнул в руку яблоко, а в другую крошечную чашку экспрессо, говоря мне, что целый день в нашем распоряжение; весь воскресный день для нас. Волнующее предвкушение греет кровь, и я просыпаюсь еще быстрее, улавливая запах кофе, витающего по квартире.

Кусаю яблоко и наблюдаю, как он собирает все для пикника, и следую за ним в спальню, смотря, как он одевается. Я загипнотизирована от того, как он прекрасно владеет своим телом, натягивая на боксеры джинсы, как его пальцы скользят по каждой пуговице на рубашке. Я испытываю желание снять с него одежду, чтобы он снова повторил этот ритуал.

Он смотрит на меня, ловя мой взгляд, и вместо того, чтобы осуществить свой план, я смотрю вдаль через окно, и выпиваю свое экспрессо одним большим замечательным глотком.

– Почему ты все еще стесняешься меня? – спрашивает он, подходя ко мне сзади. – После того, что было между нами прошлой ночью?

Вчера ночью у нас было много вина и не очень сытный ужин, я была дикой, притворялась кинозвездой, которая приехала только на один день. Он был моим телохранителем, и впустил меня в свою квартиру, чтобы защитить…а затем соблазнил. Странно, как на такой простой вопрос тяжело ответить. Я стесняюсь. Это не качество, которое присуще мне в определенный ситуации, это я сама. Но волшебство не в том, почему оно проявляется именно рядом с ним, а насколько легко исчезает.

Я знаю, что он имеет в виду; я непредсказуема рядом с ним. Есть ночи, как на этой неделе, где мы с легкостью болтали часами – как будто знаем друг друга тысячу лет. И затем есть такие моменты, как этот, когда вот оно счастье – наслаждайся, а я закрываюсь, обратив наши чувства в камень преткновения.

Интересно, думает ли он, что женился на двуличной девушке: стерве и простушке. Но прежде чем позволить своим мыслям поглотить меня с головой, я чувствую прикосновение губ на своей шее.

– Давай притворимся, словно сегодня наше первое свидание, тихоня. Я постараюсь произвести на тебя впечатление и, может быть, ты позволишь украсть у тебя поцелуй перед сном.

Если он продолжит скользить своей рукой по моей коже, как он делает это сейчас, и продолжит посасывать чувствительное местечко ниже ушка, то я ему позволю ускорить события, даже не выбравшись из квартиры.

Но он устал находиться взаперти и направляет меня к комоду. Теперь его очередь наблюдать за мной, как я одеваюсь, и он вовсе не скрывает открытого восхищения, когда я надеваю трусики, бюстгальтер, белую майку, и длинную трикотажную юбку. Одевшись, слышу, как он присвистывает, а затем берет мое лицо в свои руки. Пальчиками отодвигает челку в сторону, чтобы посмотреть мне прямо в глаза, туда-сюда, туда-сюда, словно в поисках чего-то сокровенного.

– Ты действительно самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. – Оставив поцелуй в уголке моих губ, он добавляет, – это как будто не реально, не так ли?

Но затем он улыбается, как если бы эта правда – что у меня всего лишь пара недель в запасе – вовсе не беспокоит его.

Как тебе это удается? Хочу спросить его. Как мысль о том, что наше развлечение скоро подойдет к концу, остается для него светом, мелькающем вдали, недели тяжелой ношей.

Я чувствую себя обожаемой, укрытой от невзгод реальности, когда он обнимает меня за талию, проходя мимо его припаркованного мотоцикла, направляясь к метро. В свободной руке у него наша сумка с ленчем и она колышется в так его шагам. Он напевает песнь, здоровается с соседями и наклоняется, чтобы погладить собаку. Щенок смотрит на него большими карими глазами, разворачиваясь, словно желая сопроводить Анселя домой. Думаю, нас обоих.

Было неожиданно узнать, что Ансель выбрал именно эту специальность – юриспруденцию. Однако, что плохого в том, чтобы помогать дамочкам в возрасте и быть веселым преподавателем, который кричит и хлопает рукой по столешнице, словно в зале суда.

– Куда мы направляемся? – спрашиваю я, когда мы садимся в поезд в направлении Шатильон.

– В мое любимое место.

Я игриво толкаю его своим плечом, за то, что он не хочет мне говорить, но мне нравится это. Мне нравится, что он спланировал это, да и пусть эта идея пришла к нему с первыми лучами солнца. Не столь важно. Мы пересаживаемся на другой поезд у Дома Инвалидов[памятник] и все чувствуется настолько обыденным – мы петляем среди людей в туннеле, следуем указателям, пересаживаемся на другой поезд уже без остановки. И в этот момент приходит болезненной озарение – каким бы знакомым мне все это не казалось, на самом деле Париж – не мой дом.

Впервые с тех пор, как я приехала сюда, я понимаю, насколько сильно не хочу уезжать.

Голос Анселя обращает мое внимание к двери. – Ici[Здесь]– шепчет он, ведя меня через проход, когда двойные двери со свистом ветра открываются. Выходя из метро, мы прогуливаемся пешком пару кварталов, когда я, сама того не замечая, резко останавливаюсь, восхищенная пейзажем.

Я читала о Ботаническом саде в путеводителях Анселя, которые он оставил мне, и видела на крошечной карте Парижа, которая есть у меня в сумке. Но на протяжение всех дней моих прогулок, я не была здесь, и он, должно быть, знал это, поэтому сейчас мы стоим перед самым замечательным садом, который я когда-либо видела.

Сад тянется на целые мили. Газон насыщенного зеленого цвета кажется почти флуоресцентным, а множество цветов заставляет меня задуматься о том, что я в жизни не видела подобной красоты.

Мы идем по извилистым дорожкам, впитывая красоту вокруг. Каждый цветок в этом саду с гордостью заявляет, что пустил свои корни на территории Франции, и на расстоянии я вижу музейные домики: эволюции, минералогии, палеонтологии, энтомологии. Такие простые и естественные, но в тоже время в сводах мрамора и со стеклянными стенами, они напоминают об импозантности архитектуры. Все в моем обозрение – всего лишь земля и почва, однако, настолько красочная, что мои глаза не прекращают поглощать красоту каждого участка земли. Даже сейчас, остановившись у клумбы фиалок, лаванды и анютиных глазок, уголком глаза я посматриваю на ноготки и цинии вниз по тропинке.

– Ты должна увидеть… – Ансель останавливается и прижимает к губам два пальца, подбирая слова на английском. Хоть у него и редко возникают трудности с переводом, в этот раз я уж точно ему не помощница, стою и любуюсь красотой вокруг. То, как он цокает своем язычком обычно означает, что Ансель сдается. И осторожно, так или иначе мурлычет по-французски. – Coquelicots?– говорит он. – Нежный весенний цветок. Красный, но и иногда оранжевый или желтый?

Я качаю головой, не понимая.

– До момента цветения, бутоны похожи на яички.

Смеясь, я предполагаю:

– Мак?

Он кивает, щелкая пальцами, и выглядит таким довольным, находясь рядом со мной, что я бы усеяла ими весь сад, чтобы видеть улыбку на его лице.

– Мак. Ты должна увидеть его здесь весной.

Но и без нашего словесного подтверждения, эта идея растворяется в воздухе; он берет меня за руку, и мы направляемся дальше.

Указывая пальцем на все, что появляется в поле нашего зрения: цветы, деревья, тротуар, вода, здание, камни – Ансель произносит эти слова по-французски и заставляет меня повторять, отчего они приобретают больший смысл, словно без этих знаний через несколько недель я не смогу сесть в самолет и взлететь.

Внутрь холщовой сумки Ансель упаковал хлеб, сыр, яблоки и крошечные шоколадные печенья. Мы находим скамейку в тени – потому что не можем устроить пикник на траве – и набрасываемся на еду так, как будто не ели несколько дней. Я чувствую голод, находясь рядом с Анселем. Поэтому, когда он достает из сумки хлеб, отрывая ломоть, я наблюдаю, как напрягается его бицепс, и размышляю, каково будет ощутить его руки на своем теле, когда мы вернемся домой.

Будет ли он использовать свои руки? Или предпочтет воспользоваться своими губами и зубами? Или если он будет нетерпелив? Как быстро разорвет мои трусики, чтобы поскорее оказаться во мне?

Я закрываю глаза, наслаждаясь солнцем и ощущением его пальцев, скользящих по моей спине, а затем обнимающих меня за плечо. Он говорит некоторое время о том, что любит в парке – архитектуру, историю – и наконец, он позволяет словам затихнуть, наше внимание переключается на птиц, которые порхают и щебечут на верхушках деревьев. На мгновенье я представляю эту бесконечную жизнь: солнечные воскресенья, проведенные с Анселям и его шикарное тело надо мной, когда солнце зайдет за горизонт.

                                    

Это первый раз, когда мы пробыли вместе весь день и впервые, когда мы настолько обессилены, что не в состоянии раздеться, прикоснуться друг к другу или заняться сексом – в общем всем, чем мы занимались раньше. Однако, после одиннадцатичасовой прогулки и обширной экскурсии, наблюдений за его прекрасными губами, ощущения его рук на своем теле и озорства зеленых глаз, и все, чего я хочу сейчас – так это ощутить вес его тела, пока Ансель будет заниматься со мной любовью.

Я хватаюсь за мысль, что только сегодня мы по настоящему сблизились, как Мия и Ансель – но стоит зайти в квартиру, как он целует меня в макушку и наливает бокал вина, прежде чем включить свой ноутбук, обещая быстро проверить свою рабочую почту. В то время, как он сидит ко мне спиной за небольшим столом, я усаживаюсь на диван, подгибая под себя ноги, и потягиваю вино, замечая, что его плечи снова напряглись. Он быстро набирает смс, должно быть крайне пылкое, судя по тому, как яростно стучат его пальцы по клавишам, и нажимает кнопку «отправить». Откидывается на спинку стула и запускает пятерню в волосы.

– Putain[дерьмо]– говорит он на выдохе.

– Ансель?

– Ммм? – Он наклоняется немного вперед и потирает руками лицо.

– Иди сюда.

Он делает еще один глубокий вдох, прежде чем встать и подойти ко мне, но как только я замечаю его лицо – глаза пустые, а губы вытянуты в прямую линию – знаю, что наша идиллия нарушена и спать я сегодня лягу одна. Вот мы и вернулись к реальной жизни – с его таинственной и изнурительной работой – и мне, всего лишь в роли сезонного развлечения.

Мы вернулись к игре в семью.

– Теперь у тебя еще больше работы, да? – спрашиваю я, – из-за того, что ты взял выходной?

Он пожимает плечами и осторожно потягивает мою нижнюю губу своим указательным и большим пальцем.

– Меня это не волнует. – Он наклоняется, целует меня, посасывает мои губы, прежде чем продолжить. – Но да. Мне нужно завтра раньше прийти в офис.

Завтра понедельник, а он уже запаздывает с выполнением плана на этой неделе.

– Зачем ты занимаешься этим? – Эти слова оставляют горький привкус на языке; наши разговоры о его работе всегда сводились к многочисленным извинениям с его стороны, а я говорила, что все понимаю. Но сейчас я абсолютно не понимаю, и в этот момент я огорчена, что действительно никогда не интересовалась этим. Я лишь знаю, что у него леди-босс, хотя правильнее назвать ее «медуза-гаргона», и что эта работа поможет ему в будущем, иначе бы и правда не поняла, какого черта он там забыл.

– Потому что я не смогу найти другую хорошую должность, если уволюсь. Это очень престижная работа. Я должен пережить этот судебный процесс. – Ему нужно лишь немного рассказать мне об этом – бессмысленных сведениях о воюющих корпорациях, вопросах интеллектуальной собственности и стратегиях продаж, которые лежат в основе дела – после чего, я отстранившись, удивленно посмотрю на него.

Я слышала об этом иске. Я знаю имена двух напрямую конкурирующих бизнесменов. Этот процесс постоянно мелькает в новостях и газетах. Неудивительно, что он столько работает.