Текст книги "Дисконект. Отключи меня от сети (СИ)"
Автор книги: Кристина Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)
Мороз бежит по позвоночнику, а контроль звенит, как натянутая струна. Ещё момент и я придушу Тревиса голыми руками. Мне хочется заставить его чувствовать тоже самое, что и его дочь, которой нет даже восемнадцати. Она ещё ребенок! И по вине этой твари…
«Тереза… Тери… Я люблю тебя…» – его голос звучит эхом в голове, нежно проносится рядом со мной и обволакивает, как теплый поток летнего воздуха. Запах настолько родной, тепло настолько близко, мой Дилан рядом со мной и он не даст мне сорваться.
– Он сказал, что они будут заниматься по предмету. У Мелинды проблемы с учебой. Низкая успеваемость, и это помешает поступить в колледж.
– То есть… – я с силой закрыла глаза и стала приходить в себя, – …вы хотите сказать, что не знали об истинной причине такой щедрости мистера Джонсона?
– Знал…
– И ваша жена знала?!
– Сара… Она сама предложила это Эрику. Они учились вместе в старших классах. Сара знала, что у него проблемы… Ну…
– С чем? Мистер О'Коннел, соберитесь и продолжите спокойно!
– У него…
– У кого?
– У мистера Джонсона ещё с ранних лет были проблемы с психикой. Его все считали извращенцем. Потом он уехал учиться в Гарвард, а по приезду выглядел иначе. Ну он…
– Что он?
– Он был импотентом, когда мы учились. Все парни в школе издевались над ним из-за этого, когда узнали.
– Хорошо. Но давайте вернёмся к сути! Ответьте на последний вопрос о том действительно ли ваша жена предложила интим с потерпевшей Мелиндой Эвери, как плату за погашение долга, и покупателем был мистер Джонсон?
– Да. Сара продала Эрику Джонсону девочку.
– Благодарю! – я нажала на стоп, и медленно убрала диктофон в карман, продолжив:
– Я тебя предупреждаю сразу, мразь!
Мужик стал пятиться, когда я поднялась. Он явно был напуган и понимал, что я в состоянии прямо сейчас свернуть ему шею.
– Если ты попробуешь изменить показания в суде, я вернусь… – Тревис упёрся спиной о косяк, за которым начиналась спальня хозяев, откуда несло дерьмом ещё сильнее.
– Не т-трогай меня! Я всё сказал! Я не виноват! – мне правда захотелось выблевать всё, что я не успела ещё съесть с утра, потому что это дыхнуло прямо мне в лицо.
– Кому ты нужен, дерьма кусок?! Сейчас я тебя отпущу, но если узнаю, что в суде ты стал опять врать, вернусь и от этого гадюшника и следа не останется. Поверь мне, дружочек. Я прошла Ирак, и мне уже ничего не страшно… – он дрожал, а я продолжала напирать, – Ты знаешь, ЧТО мусульмане делают с насильниками девочек? Нет?
– Я ее не трогал!!!
– Нет, но ты её продал, тварь! И даже если это не доказать, то там… тебе бы отрезали мошонку и положили прямо перед твоей рожей на тарелку. И ты бы жрал. Ты бы ел собственный член и яйца, тварь. А если бы не ел… Тебе бы и кишки выпустили, положив рядом. Уяснил?
– Что я должен сделать?
Эффект был достигнут, потому что на его очаровательных домашних портках образовалось весьма интересное пятно, а сам наркоман, толкающий дурь, оказался просто очередной тряпкой, которая посмела продать чужую жизнь.
– Иди в участок и дай признательные показания. Мы предоставим защиту, и Джонсон до тебя не доберется. Но твоя жена… Можешь забыть о том, что таковая была. Будешь с диваном трахаться. Одевайся! Я тебе такси до участка вызову.
Мои методы работы нельзя назвать нормальными. Меня изменила жизнь, которую я увидела, и смерть, которая обвенчала своей болью. Нет такого преступления, которое бы не совершили ради денег. Всегда на кону стояли именно они.
В этот день, я могла вздохнуть наконец, с облегчением. Потому что стояла у машины, и опираясь о капот, смотрела на то, как тварей, которые именовали себя родителями, выводили в наручниках из участка. Но самым приятным моментом стала картина того, как из здания школы, которая находилась через дорогу, выводили мистера Джонсона. Сын будущего сенатора? Мне плевать какие привилегии и сколько денег у таких тварей. А всё потому что я увидела этот взгляд.
Мелинда вышла из черного входа участка и повернула голову в сторону улицы, где в полицейскую машину сажали Эрика Джонсона. Девушка смотрела долго и таким взглядом, словно в этот день у нее праздник. На хрупком овальном личике играла вялая улыбка, а по щекам текли слезы.
Она плавно перевела взгляд и посмотрела в мои глаза, замерев. Глубокий омут карих глаз безошибочно понял кто я, потому девушка повернулась ко мне полностью, и проигнорировав слова психолога из сопровождения, пошла в мою сторону.
– Вы тот светлый ангел? Я видела вас в его доме во время задержания…
– Нет, ты меня с кем-то перепутала.
– На вас была маска, мисс. Но ваш цвет волос мне запомнился, как и взгляд. Вы пришли за мной тогда, – на девочке оказалась пошарпанная джинсовая курточка, и такие же джинсы, но свитер…
Мне хотелось, чтобы Мелинда не носила старых обносок матери, поэтому я обошла тачку и открыла багажник под её пристальным взглядом.
– Подойди сюда, – посмотрела на неё и кивнула, – Вот!
Протянула ей руку, в которой был зажат красный теплый свитер, который я обычно не носила, но когда куда-то ехала брала с собой, на случай если погода разгуляется. Он был новым, и мне хотелось, чтобы у девушки осталось что-то от меня.
Не знаю почему, однако это стало слишком необходимо, чтобы откинуть такое чувство. Словно внутри так и скребло не бросать её, а помочь.
– Спасибо… – глаза девушки загорелись, и Мелинда тут же выхватила свитер, прижавшись к нему лицом.
«Она разбита. В свои семнадцать эта девочка уже тяжело больной психически человек. Её жизнь… предрешена, а всё по вине больной твари, которая тоже была человеком, но на его болезнь все закрывали глаза, пока он не уничтожил чужую жизнь…»
– Тебе… – я невольно улыбнулась и ощутила, что даю волю чувствам, поэтому взяла себя тут же в руки, – Тебе нравится, Мелинда?
– Очень! Спасибо, ангел! – девушка бросилась мне в объятия и тихо прошептала, – Я знаю, что ты ангел. Как в том фильме про девушек, которые спасают мир. Чарли. Я буду называть тебя ангел Чарли.
Я приобняла девушку и посмотрела поверх её головы. Там, вдалеке рядом с участком, стоял Джон. Он смотрел на нас не отрываясь, а когда наши взгляды встретились, кивнул, и я отстранилась от Мелинды. Пригладила её каштановые волосы и тихо сказала:
– Чтобы не случилось, Милли, помни – только одинокие люди, пережившие самые страшные моменты, но выжившие и после них, могут подарить тепло другим и помочь. Потому что только они знают цену такой боли.
– Я стану помогать таким же как я! – уверенно и совершенно серьезно произнесла девушка, чем удивила меня, – Я буду бороться…у меня… У меня ведь выйдет?
– Да… – я ответила и кивнула ей на женщину, которая очевидно пришла забрать Мелинду и увезти в клинику, – Ты очень красивая. Помни, что ты очень красивая…
– Но мне… стыдно…
– Обрати это в свое оружие. Стыдиться не плохо, тем более когда не ты виновата. Хуже всего потерять стыд и совесть. Это то, что превращает человека в животное.
Я провожала девушку взглядом, а узел в груди исчезал. Ей предстоял огромный и очень трудный путь – забыть весь тот ужас, который она пережила, и вернуться к нормальной жизни.
– Ты была на волоске, Холл!
Пока я продолжала смотреть в спину Мелинде и на то, как она садится в карету неотложной помощи, Джон встал рядом со мной и тяжко вздохнул.
– Ты постоянно мне это говоришь, Джон.
– Ты ещё слишком молода, чтобы так рисковать, Тереза. Этот человек слишком опасен. И если бы он знал, что мы вылезем из своего бункера и сами приедем, мог и убить тебя! И никто бы не догадался что это он! Его бы даже не посадили за это, потому что тебя, мат твою, не существует!
– Спасибо, что напомнил о том кто мы! – зло прошлась по напарнику взглядом, и захлопнула багажник.
– Дура! Его не вернуть! А тебе нужно жить! Зачем такая баба, как ты хоронит себя живьём?! Посмотри на себя!
– А что со мной не так?!
Мы сели в машину, и Джон тут же ехидно добавил:
– Ты превратилась в мужика. После того, как ты прилетела два года назад из Багдада, я тебя не узнаю! Ты поставила на себе крест и решила вообще умереть, если под пулями не получилось?
Джон сложил руки на груди и буравил мою фигуру холодным взглядом. Всё в его позе говорило о том, что мужчина вероятно решил приписать меня к своим дочерям.
– Джон… – я положила руки на руль, и стала крутить на указательном пальце кольцом – простым ободком из платины, который мне когда-то подарила мама и сестра на девятнадцатый день рождения.
– Ты никогда не поймёшь меня потому что не видел того, что видела я. Это невозможно описать даже с помощью всех известных языков. Таких слов нет, – прошептала и прикрыла глаза, а следом резко открыла и медленно откинулась на сидении, достав сигареты и подкурив.
– Что произошло с Диланом? Ты никогда ничего толком не рассказывала, Тери. Два года прошло, но я не слышал от тебя ни слова, кроме того, что он погиб.
Как только я произнесла первое слово в ответ на вопрос Джона, тут же ощутила на языке привкус металла, а на зубах скрежет песка. Это неизменные ощущения, которые постоянно преследовали меня в Ираке. И конечно, жажда. Мне постоянно хотелось пить. Чистая вода, в которой не было никакой дряни, ценилась на вес золота. В том районе Багдада, где мы несли службу водилась чума и малярия почти весь сезон. Всё потому что из-за постоянных терактов, взрывов и перестрелок между боевиками, оставались горы трупов, и не всегда их убирали. Тех, кого могли забрать, не подвергая себя опасности под обстрелом, тут же хоронили, но остальные…
– Я вышла с группой из четверых бойцов в комендантский час на обход. Дилан был в нашей группе, и шел по крышам с сержантом Рейни. Они прочесывали каждый метр, потому что на домах нередко сидели снайперы. Это удобно. Постройки невысокие, максимум три этажа, и у каждой открытая крыша. А так, как это жилой квартал, то была высокая вероятность нападения на мирное население. Его мы и защищали в первую очередь. Детей… Матерей… Стариков… Однако в ту ночь нас предали те, кого мы стремились спасти.
Я помню каждый вдох в защитной каске. Помню, как нога ныла, потому что ботинки натерли правую стопу до крови. Не могу забыть, как сердце стучало в ушах, когда прозвучал первый выстрел и Дилан с Киром провалились в один из домов. Конечно же мы были готовы к любой ситуации, и даже к диверсии, или прямой атаке.
Но не я… Перед моими глазами в тот момент пронеслась вся моя жизнь. Я смотрела на то, как мой мужчина, часть меня, моего сердца и моей души, падал вниз, словно это было в страшном кошмаре. Сантиметр за сантиметром картинка воспоминаний в моей голове повторяла этот момент посекундно – медленно, так, чтобы я могла ощутить всю боль от этого.
Его глаза, когда он вытирал мое лицо ещё тем утром у небольшого металлического умывальника. Его слова в крепких объятиях о том, каким будет наше будущее дома. Его улыбка, только для меня. Только моя улыбка. За возможность увидеть ее вновь вживую хотя бы на минуту, я готова отдать всё, даже собственную жизнь. Мне больно. Внутри всё горит, и словно выгорает каждый участок сердца, а смерть клеймит его болью. Каждый день и каждую секунду. Невозможно забыть что такое нежность и любовь любимого мужчины. А самое худшее даже не иметь возможности прийти к нему на могилу. Потому что от твоего человека, который целовал тебя, обнимал, дарил ласку не осталось ничего. Пыль, которая смешалась с песком Багдада.
– На твоих глазах, значит? – еле выдавил Джон, пока по моей щеке стекала скупая слеза.
– Да. Мы пришли слишком поздно. Вернее мы бы и не успели, потому что их целью был Кир. Он был одним из лучших стрелков и уложил не одного боевика. Они шли за ним. И если бы не я. Если бы не то, что я попросила Дилана выйти в патруль с нашей группой, потому что именно этого и опасалась, он сейчас был бы жив.
– Ты не виновата, Тери.
– Нет, Джон. Именно я виновата, что мы не сможем назвать наших детей именами, которые придумали, когда мечтали вернуться из ужаса войны и болезни. Я отправила его за собой на смерть, и лучше бы это мне перерезали глотку… Я заслужила именно этого, потому что после совершила правосудие по-своему и лишила три семьи их кормильцев. Я смотрела как дети и жены этих людей кричали в небо и хватались за мертвые тела. Смотрела и только тогда поняла, что не получила никакого облегчения, убив в ответ, Джон. Война – это та же территория убийц. Как не назови, но если человек убивает другого человека, это убийство. И я убила…
– Тереза, я понимаю, что ты в тяжёлом состоянии уже второй год, но призываю тебя, опомнись. Если на сегодняшний инцидент руководство закроет глаза снова, то дальше всё может происходить иначе. Возьми отпуск. Побудь несколько месяцев с родными. Найди себе мужчину…
– Это не обсуждается! – резко отрезала и завела автомобиль, – Больше никогда не говори мне таких вещей, Джон. Я ценю тебя как человека и друга, но я не позволяю никому копаться в моей душе. Ты просил – я рассказала. На этом тема закрыта навсегда! А что мне делать дальше, я в состоянии решить самостоятельно. Прости…
– Упертая девчонка! – рыкнул мужчина, и отвернулся к окну, достав сотовый.
Этот разговор не отпускал меня всю дорогу. Я не могла прийти в себя, даже когда вернулась под вечер домой. Встала на красивой лужайке перед домом и смотрела на белую деревянную вагонку, которой он был оббит. На входные двери темно-зеленого цвета, и золотистый молоточек-звонок. В окнах на первом этаже справа горел свет, а за ними было видно, как мама накрывает на стол ужин. Рядом с ней носится сестрёнка, с огромными наушниками на голове, пританцовывая. Мама осекает её и бьёт по пальцам шутя, когда та лезет руками без приборов в тарелки.
Наушники нежно розового цвета, белая домашняя пижама в виде комбинезона с мордочкой медвежонка.
«Забавно, насколько мир может быть разным. Моя сестра ровесница Мелинды. Но они совершенно разные. Одна девочка уже успела пройти все ужасы этого мира, когда вторая никогда не видела ничего ужаснее разбитого Айфона. И я счастлива, что моя малышка не видела такого кошмара… Это и будет моим счастьем теперь…»
Легко ступаю ботинками по траве, а дверь распахивается настежь. В ней стоит Джесс и скидывая наушники, приподнимает бровь со словами:
– У тебя корни отросли, Тери. Пора краситься, иначе будешь ходить на работу как чучело мистера Бредбери из соседней улицы.
– Того самого чокнутого Стена? – я скорчила рожицу и взяла малую в захват, втянув в дом и закрыв ногой двери.
– Отпусти, дура!!! Больно же! Отпусти, а то маме расскажу, что тебе твои подруги с работы подарили!
– Да ладно, – мама встала в проходе между холлом и гостиной и хохотнула, – Этот аппарат уже лежит в моей комнате. Поздно рассказывать!
Джесс застыла и вырвалась, вернее я её отпустила, и малышка посмотрела удивлённым взглядом на мать.
– Мам?! Ты шутишь? – она это прошептала, а не сказала, но мама проигнорировала вопрос и строго отрезала:
– Так! Мыть руки и к столу! Немедленно! Ты сутки дома не была. Посмотри во что превратилась, кожа да кости.
– Это теперь новые веянья у престарелых старых дев, мамочка! Знаешь как называется? – Джесс показала мне язык и первой влетела в гостиную.
– И как?
– Веганство! Это типа есть только сырое, иногда вообще только овощи едят. Потом эти все фито-блогеры. Уверена, наша мегера, подписана в Инстаграм на тонну боди-инстукторов, – малышня села за стол, а я пошла к умывальнику на кухне, на ходу снимая куртку.
«А ведь права зараза малая. У меня тридцать подписок на боди-тренеров…»
– А вот я решила заняться «тверком», – продолжила Джесс, а у матери половник, которым она суп-пюре набирала, так в кастрюлю и упал.
– Это тем, где задницей только трясут? – приподняла бровь и прокричала свой вопрос, моя руки в раковине.
– Ты спятила, Джессика Мария Холл?
– Но, мам?!
Я только услышала этот диалог, а улыбка уже проступила на лице, но следом всё перед глазами поплыло и я схватилась за раковину. По телу прошлась крупная дрожь и оно покрылось холодным потом моментально.
«Нельзя чтобы они узнали. Никто не должен знать о ПСТС! Если хоть кто-то узнает, то меня уволят со службы, и тогда я действительно стану никем! Нельзя, Тереза! Встань!»
Сердце колотилось так, что я не сразу, дрожащей рукой включила кран на полную мощность, сняла его с держателя и направила поток воды прямо на шею и затылок. Стало хоть немного лучше, но дыхание не успокаивалось, а сумка с таблетками, как назло, осталась в машине.
– Ну, чего ты там так долго копаешься?! Тери?! Всё в порядке? – я расслышала шаги матери, ещё до того, как поняла, что моё тело приготовилось к нападению в спину и сгруппировались.
«Я схожу с ума…»
– Всё… Всё хорошо, мам! Я просто… Мне нужно переодеться!
Я еле сориентировалась, чтобы развернуться и со всей возможной сейчас скоростью, скрыться на боковой лестнице, которая вела из кухни на второй этаж.
– Тереза! Тереза что случилось? – мама барабанила в мою дверь, а я сидела на полу на коленях и раскачивалась со стороны в сторону.
Кое-как спустя ещё долгих десять минут, я отыскала запасной флакон с препаратом в комоде и быстро приняла три таблетки. Приступы такой силы не случались со мной давно, поэтому я и правда очень испугалась. А когда мне полегчало, тут же переоделась наспех в домашние вещи, и открыла матери дверь.
– Что происходит, Тереза? Ты беременна и скрываешь это? Я же вижу твое состояние. Уже не первый раз ты вот так сбегаешь в свою комнату.
Мама вошла, и взялась со мной за руки.
– Расскажи мне всё, милая. Мама всегда поддержит тебя, чтобы ты не сделала.
«Знаю, мамочка. Но я убийца, агент секретной службы, и если ты узнаешь чем реально занимается твоя дочь, то вся наша семья окажется в опасности. Поэтому прости, мамочка… Надеюсь, я когда-то смогу сказать тебе правду и прекратить врать. Прости за эту ложь…»
– Нет, мам! Ты что? Какой ребенок, да и от кого? Это просто переутомление! Смотри! – я достала дежурный флакончик с витаминами и показала матери.
– Ты говоришь правду? – она схватила таблетки и цепким взглядом прошлась по этикетке.
– Чистую! Клянусь твоей запеканкой из утки!
– Вот же! – мама всунула флакон обратно мне в руку, и кивнула на дверь, – Идём ужинать!
– Не могу, мамочка. Давай сегодня я пропущу ужин. Мне действительно не очень хорошо.
– Эй, сестрёнка? Что случилось? – в комнату тихонько вошла малышка и посмотрела на нас с мамой, – Что это вы тут жметесь друг к другу и без меня? Совесть есть?
Малышка протиснулись между нами и обняла обеих.
– Я люблю вас, девочки, – прошептала тихо мама, на что получила слаженный, заготовленный годами ответ:
– Мы знаем, мам!
Моя семья лечила лучше любых лекарств любую болезнь. Чтобы не случалось в моей жизни, всё я получала от семьи. И любовь, и тепло, и даже мечты сбывались рядом с ней.
Однако в этот день случилось много вещей, которые привели меня к началу новой страницы в моей несуществующей жизни. Маски будут сброшены, но об этом мне только предстояло узнать.
Я села за свой небольшой рабочий стол и открыла «мак». Не успел мой красавец попасть в сеть, как тут же пришло сообщение в обычный «ток-чат».
"Вчера в двадцать часов шестнадцать минут, в своей съемной квартире в районе Тономгу, было обнаружено тело певицы и актрисы Кан Арым. Как сообщает пресс-служба агентства артистки, сейчас проводится предварительное расследование, поэтому разглашение каких-либо подробностей и обстоятельств по делу запрещены. На данный момент известно только то, что причиной смерти стало отравление газом.
Напоминаем, что это уже четвертая смерть артиста, произошедшая за последние пять месяцев. Касаемо трёх предыдущих случаев, следствие опровергает версию самоубийства. Ведётся расследование уголовных дел в части «доведения до самоубийства».
В свою очередь, пресс-служба нашего новостного агентства приносит соболезнования родным и близким, а так же фанатам певицы. Это очень тяжёлый момент в наших жизнях. Никто не заслуживает смерти в столь юном возрасте. Тем более такой светлый и талантливый человек, как звёздочка Ари."
– Прочла? – в динамиках ноутбука прозвучал резкий женский голос, и я перевела взгляд на три папки документов, которые пришли вместе со статьей.
Обычные документы в формате «word», в которых было всё, что может и должна изучить агент Тереза Холл о том, почему её просят бросить всё и лететь в страну, о которой ей ничего не известно.
– Допустим это касается напрямую нашего ведомства, и мы имеем дело с киберманьяком, но я не нашла причинно-следственной связи между жертвами, кроме их профессиональной деятельности, Эн.
– Я бы не обратилась к тебе, если бы её не было, – ответила женщина, заставив меня, тем самым, задуматься и всмотреться в лицо девушки на экране.
Фото жертвы, четко показывало то, как и почему умерла девушка. Положение тела и то, что она была найдена будто уснувшей, говорило о том, что это действительно самоубийство. Следов удушения нет, а в отчёте только наличие трупных пятен, которые возникают по истечении примерно шести часов с момента смерти. А значит, Кан Арым обнаружили не сразу, а лишь спустя как минимум тех самых шесть часов.
– Почему ты решила, что это доведение до суицида? Она не оставила предсмертной записки?
– Нет, – Эн сухо ответила, а потом я услышала, как женщина тяжело вздохнула, – Тери, тебя удивит то что я скажу, потому что ты не жила здесь и не знаешь особенностей ментальности этих людей. Однако причина станет ясна сразу и без записки, как только ты откроешь социальные сети девушки. Это травля, Тереза. Кто-то сделал вброс ещё год назад о личной жизни Арым, и это стало накапливаться как снежный ком, который перерос в лавину и в итоге девочка не выдержала.
– Чем же тогда занимается ваше ведомство? Почему корейская сторона не ищет злоумышленника?
– Это легче сказать, чем сделать, у Арым многомиллионные паблики с таким количеством подписанных на них аккаунтов, что придется пересажать половину Сеула за хейт в её сторону. Всё было ясно сразу и никто бы не обратил такого внимания, если бы этот случай оказался если не единичным, то максимум вторым. Но четверо? Четыре артиста за несколько месяцев решились на такой страшный шаг…
– Это и есть та нить, которая их и связывает, Эн. Но она единственная, – я откинулась на спинку стула и стала думать:
«Четверо артистов, которых довели до самоубийства. Это вполне может быть совпадение. Но Энджела не стала бы так рисковать и связываться со мной.»
– В этой истории не нужно долго гадать в чём причина. Я сталкивалась с сасэн в своей практике не единожды. Сталкеры очень опасные люди, Тери.
– Я читала твой отчёт по делу братьев Хан. Но мне до конца не ясно почему твоё охранное агентство не может взяться за это расследование? – мой вопрос совершенно логичный и оправдан.
Энджела Ли стала не просто женой одного из таких артистов. Сотрудник американских спецслужб открыла охранное агентство, которое вот уже почти десять лет, успешно защищало многих корейских селебрити.
– Не могу. Это может повлиять на работу Ли Шин Сая. Очень большой резонанс, а если мы вмешаемся – он станет ещё больше, Тери.
– Эн, я понимаю, что ты многое вложила в то, кем стал твой муж, но ты должна знать, что у меня нет таких полномочий. Если я возьмусь за это, то вероятнее всего, как частный детектив. Мне нельзя раскрывать свою личность. Киберполиция не работает, как твое бывшее ведомство.
– Тереза… – я осекла себя, и вслушалась в то, как резко изменился голос Энджелы.
– Погибло четверо артистов за неполных пять месяцев. Почерк преступника очень четкий – все они, так или иначе, выступали против стереотипности отношения к их персонам. Местами их поведение выглядело через чур эпатажно и вызывающе в глазах общества. Поэтому всё предельно ясно.
– Почему ты сама не возьмёшься? Есть же и другая причина. – Я стала вертеть карандашом между пальцев и рисовать.
Смотрела на девушку с фото и рисовала. Сперва тонкие линии лица, потом глаза, нос и губы.
– Есть… И зовут её Сай. Он запретил мне лезть в это под страхом развода. Мы больше месяца нормально не можем разговаривать. Он весь как на иголках, потому что боится за своих ребят.
– А они тоже любители выделиться?
– Всё его агентство, как бельмо на глазу у общества. Потому… Я не хочу его таким видеть, а сделать ничего не могу, иначе и правда потеряю.
– Что-то мне не нравится твой тон, агент Мур. Я знаю тебя ещё со времён обучения в академии, когда ты могла даже по шее надавать. Никогда не поверю, что моя наставница испугалась развода с мужиком.
– Испугалась… Потому и позвонила тебе, чтобы найти того, кто мне поможет.
– Здесь есть что-то ещё! – я осмотрела лицо девушки с фото ещё раз и прищурилась, начав рисовать её волосы, которое густыми локонами обрамляли лицо Арым.
– Научила на свою голову…
– Сама виновата.
– У нас проблема и другого характера нарисовалась, – глухо и расстроенно ответила Эн.
– Кто мститель? Ведь у этой красавицы был парень? Я уверена, что он один из артистов твоего мужа.
– Я не сомневалась ни секунды в том, что ты всё поймёшь сама. Его зовут Чон Тиен – солист, танцор и участник мужской группы. Он состоял три года в дружеских отношениях с Арым, а её парень… Это один из участников группы Тиена.
– И при чём здесь этот парень? – я открыла папку с личными данными объекта и нахмурилась, когда прошлась взглядом по снимку молодого человека.
– Это не просто группы в обычном понимании, Тереза. Эти люди с малых лет тренируются вместе, живут вместе и почти не видятся с родственниками.
– Прямо как мы… – хмыкнула и открыла другие файлы.
– Хуже. Они живут сценой, их дом это тренировочные павильоны, а отдых попойки раз месяц, и то если нет камер. Это люди, которые находятся в объективе «двадцать четыре на семь».
– Мне не понять этого, пока не увижу собственными глазами, – тихо прошептала и скривилась, когда на одном из фото увидела парней в невообразимых костюмах, покрытых блёстками, – Жестоко. Я так и ослепнуть могу.
– Потому я и связалась со своими старыми друзьями, а потом решила выйти на связь с тобой. Если я или моё агентство вмешается в это дело напрямую, меня могу депортировать. И тогда…
– Здесь тебя посадят за решетку в этот же момент, чтобы избавиться, Эн.
Я понимала, что другого выхода кроме как согласиться и помочь Энджеле у меня нет. У нее двое детей и девочка, которую она воспитывает, как свою. Более того, я вижу и слышу даже в её голосе насколько она напугана.
– Скажи что мне нужно сделать? – тихо спросила и расслышала, как Эн выдохнула.
– На данный момент Тиен нанял частного детектива, который работает на тот же департамент, который признал эти случаи доведением. Но по-факту никто никого искать не будет, а ситуация в агентстве только накаляется, как и в обществе. Многие агентства просто разрывают контракты с артистами, которые попали в зону риска. Никто не работает с ними. Для своих мы наняли психологов, но и они не помогают, потому что артисты напуганы, а фанаты сутками бомбят в наши двери, чтобы мы подтвердили, что наши парни и девочки в порядке.
– Слушай! Это точно артисты? Или у вас там культ? – я хохотнула, на что Эн убито отрезала.
– Культ, Тереза. Самый настоящий культ, и потому это настолько опасно. Никто не знает, чем это всё может закончиться.
Я открыла ещё одно окно, и вошла в систему департамента, ввела код безопасности и просканировала через тач-пад на «маке» отпечаток своего пальца. Ноутбук тут же вошёл в систему и я связалась с Джоном.
– Эн, я перехожу на другой канал, не отключайся! – переключила вкладки, и ввела короткий шифр, чтобы поставить блок и зайти на собственный компьютер в офисе.
– Джон! Ты в офисе?
– Опять твои штучки, Тери. Говорил, что для этого есть простые сотовые. Позвонить не могла?
Я хохотнула и продолжила:
– Не могла, потому что разговор не должен писаться. У меня просьба, Джон.
– Какая?
– Помоги взять отпуск на несколько месяцев?
– Ты всё-таки решилась? Я рад что ты понимаешь…
– У меня ПСТС, Джон. И это не просто отпуск. Я еду лечиться, и не хочу чтобы об этом кто-то знал, кроме тебя. Поэтому прошу, поговори с полковником Адамсом. Ты единственный, кто убедит его дать мне не меньше трёх месяцев.
– Так много?
– Именно столько я смогу находиться, как турист в Корее, и не привлечь к своей проблеме внимание, Джон.
Хотя я понимала, что доверять всем и каждому такое нельзя, но Джон был мне дорог, и я надеялась, что он не станет лезть в мои дела и распространять слухи.
– Я знал, Тереза. С первых месяцев после твоего возвращения я знал, что с тобой что-то не так, но надеялся. Я очень хотел ошибаться, но видел твое состояние ещё тогда.
Продолжая смотреть на монитор, все попытки привести свои мысли в порядок были тщетны. Мной одолевал страх. Боязнь того, что потеряю место, которым могла гордиться и жизнь, к которой привыкла.
– Я сделаю всё возможное. Завтра в управлении встретимся и обсудим это, Тери.
– Спасибо, Джон, – мой голос напоминал глухой и лишенный эмоций.
– Я всегда буду на твоей стороне, Тереза. Что бы не произошло.
Так ничего и не ответив, я нажала дважды на тач-пад и свернула окна, открыв чат, в котором разговаривала с Энджи.
– Готовь мои документы, Эн. Я высылаю тебе всё необходимое, но у меня будут условия.
– Какие? – спокойно спросила Энджела и я ответила:
– Никто не должен знать о моей личности. Ни моего имени, ни моей национальности, мало того я буду скрывать лицо. Никаких кошерных квартир и громких встреч. Я лечу туда, как турист, и у нас всего три месяца. Больше времени у меня нет.
– Я тебя поняла. Всё будет сделано. Спасибо, Тери.
Окно свернулось и связь исчезла. Экран потух через несколько минут, на протяжении которых я неотрывно смотрела на фото парней. Четверо корейцев, которые стояли на красной дорожке и улыбались репортёрам. Внешне безупречные. Ни одного изъяна ни на лице, ни во внешнем виде. Манерность и харизматичность, уверенный взгляд и ровная осанка.
«Этих людей не один год учат держать лицо на публике. Очевидно, что найти того, кто открыл на них охоту будет очень трудно. Настолько, что подобное почти невозможно.»
