Текст книги "Дисконект. Отключи меня от сети (СИ)"

Автор книги: Кристина Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– Садись, у нас действительно нет времени, Тери! – Тиен аккуратно подтолкнул меня в салон, а когда и сам сел рядом со мной, проследив за тем, как второй мужчина, который его сопровождал занял место водителя, схватил меня за руку.

– Позволь задать вопрос, который так и вертится у меня на языке, господин Чон.

Моя ладонь не двигалась совсем, пока теплая рука Тиена всё сильнее растирала её. Мягко поглаживая, но с тем сильно сжимая. Сам Чон Тиен смотрел в окно, а его внешний вид вообще вызвал во мне диссонанс. Мы как близнецы. На мне кожанка и капюшон черного цвета. На нем кожанка и толстовка того же оттенка черного с таким же капюшоном.

– Ты будешь вопросы задавать или продолжишь оценивать мой внешний вид, крошка? – его голос поменялся, в нем не было привычной язвительности, не было надменности, не было почти ничего живого.

– Ты в порядке? – тихо задала вопрос, и сама не поняла, как моя ладонь вздрогнула и обхватила его.

Смотрю на то, как наши руки медленно сплетаются, пальцы проскальзывают между пальцев, и постепенно становятся чем-то целым. Чем-то одним на двоих.

– Нет… И ты сама это видишь, – тихий ответ, и взгляд в окно, где вскоре начинается автобан, покрытие которого плавится под солнцем Атланты.

– Зачем ты обманул мою мать? – оборачиваюсь к своему окну и тоже всматриваюсь в пейзаж за ним, с которым прощаюсь навсегда.

– Я никого не обманывал, – решительный ответ, и мой смешок.

– Ты женат, Тиен. Хватит ломать эту комедию. У нас нет на это времени, и другие цели.

– Ты будешь рядом со мной, хочешь этого или нет.

– А если не хочу, тогда что? Заставишь?

– Да. Я заставлю тебя полюбить меня.

Я повернулась, потому что по-прежнему слышала почти мертвый голос.

– Насильно мил не будешь, красавчик.

– А разве я насильно заставил тебя к этому, – Тиен резко обернулся и опустил взгляд вниз, где наши руки были до сих пор крепко сжаты, и его тепло согревало меня прямо изнутри.

– Вероятно, не так уж и насильно, госпожа Холл… – прозвучало тихое.

– Посмотрим, – я повернулась обратно к окну, только сильнее и с нежностью сжав его ладонь.

– И это ещё я лгун… – хохотнул Тиен.

– Мне убрать?

– А кто отпустит! – уверенный ответ, и рука Тиена не просто сжала мою, она словно в капкан её взяла, сцепила сильнее и не отпускала.

«Прикосновения… Теперь я понимаю, что для этого мужчины значат прикосновения!»

Глава 8

Тиен

Хотелось бы закрыть глаза и просто остановиться на несколько мгновений. Раскрывая их, ощутив облегчение, увидеть совершенно другую картину. Пройтись по коридорам здания, в котором осталась моя юность. Улыбнуться девочкам из стаффа, поправить влажное от пота полотенце на шее, и застегнув толстовку, пройти ещё два коридора и широкий холл, где сидели парни и девочки из других групп. Толкнуть простую дверь в небольшое помещение с паркетом и разметкой на нём. Войти в зал, где прямо на прохладном специальном покрытии, лежат мои парни и отдыхают.

За спиной проносится голос Сай-ши. Требовательный и резкий тон не трогает негативом, а напротив создаёт эффект значимости того, что мы делаем.

Хочется встать в позицию перед зеркальной стеной вновь. Увидеть в ней отражение настоящего Тиена. Того, который бросил бы полотенце на стойку, и подняв ногу на перекладину, стал бы тянуть мышцы и смеяться с рожиц Лео, которые он так любит корчить, когда на моем лице маска сосредоточенности.

Хотел бы видеть за спиной пристальный взгляд Сонбэ и Джей-ши, которые следили за каждым нашим движением, поправляли и наставляли.

Желал бы, но открывая глаза я иду по коридору кошерного особняка. Ровно ступаю, а звук того, как каблуки ботинок соприкасаются с полом разносится, как в холодном музее или колумбарии.

Иду, в руках сжимая то, что как красный маркер в моей жизни. Линия невозврата к тому, что когда-то было для меня важным, что когда-то было моим тылом. Глупо скрывать, что чувствуя за спиной наличие такой семьи, как моя, я был уверен в будущем не на сто процентов, а на всю тысячу. Тиен знал, что никогда не будет нуждаться в деньгах. Никогда не заболеет и не умрет от простого гриппа, потому что у него есть личный врач. Никогда не будет нуждаться в еде, и откладывать последние деньги на то, чтобы прокормить себя и своих детей.

Стал бы я думать так сейчас? Однозначно нет. И ощущал подобное с каждым шагом, который приближал меня к кабинету отца, всё явственнее.

«Отца? Разве этот человек теперь мой отец?» – берусь за ручку двери и замираю, – «Это точка, Тиен. Многоточий в твоей жизни больше быть не должно! Каждое действие должно ставить точку, чтобы началось новое предложение. Чтобы не оставлять за плечами что-то и не жить прошлым. Если ты хочешь будущего, за спиной должны быть только точки!»

– Я рад, что ты, наконец, снизошёл до беседы со своим отцом, Тиен!

Чон Шик даже не поднял на меня взгляд от бумаг, потому что знал кто к нему поднимается. Естественно прислуга уже доложила ему, что я приехал, а псы Хён Шика донесли откуда.

– Как там поживает твой друг Лео? Ты ведь к нему в Пусан сбежал прямо со свадьбы? Или может… к ней?

Отец поднял на меня взгляд и бросил на стол пачку фото, на которых были мы с Терезой.

– Ничего не хочешь мне сказать в свое оправдание? Ты уехал с собственной свадьбы, чтобы встретиться с этой девкой? Правильно ли я понимаю, что мой сын забыл кто он, и кто его семья?! – отец медленно поднялся и буквально содрал с лица очки, бросив их поверх снимков того, как Тереза спасала меня из реки.

– Ты продолжишь молчать, как идиот, Чон Тиен?! Или ответишь на поставленный вопрос? К тому же, я бы хотел от тебя услышать причину твоего срочного визита в офис «Джиллиан»?

Я продолжал стоять и смотреть на этого человека. Сколько бы не думал по дороге сюда, сколько бы не пытался его возненавидеть, однако что-то надломилось во мне со смертью Сонбэ. Это что-то изменило мое восприятие мира.

«Я смертен. Моя молодость и красота не вечны, моя слава и признание могут испариться, как пшик. Мои деньги и статус могут отобрать. Меня могут растоптать за секунду…»

Поэтому, наверное, я смог сдержать в себе собственное негодование. Смог усмирить истерику и холодно произнести:

– Ты задаешь не те вопросы. Я мог бы выказать тебе почтение, как и делал это каждый раз, когда входил в эти стены, потому что ты мой отец. Однако теперь и это неважно. Потому что у меня нет отца, вернее я не уверен что теперь он вообще мне нужен. Я ценю то, что ты вырастил меня в семье, где я ни в чем не нуждался, однако ты… – я видел как вытянулось лицо Чон Шика, не мог назвать его папой, больше нет, – … ведь и не отец мне по крови.

– Кто тебе внушил эту чушь?! Как ты смеешь?!!

– Смею, абуджи*(отец)! – сквозь боль в груди выдавил, и бросил на стол одну из папок, которые мне дал Даниэль, – Смею, потому что первое, о чем ты спросил меня с порога, не то в каком я состоянии после того, как меня чуть в реке не утопили, как отобрали у меня близких людей. Однако ты делаешь это постоянно. После смерти Шина, тебя тоже интересовал только один вопрос – моя личная жизнь с девкой, которой цена один вон на рынке. Но опять же… Тебе уже и не это интересно, потому что ты получил своё от внебрачного выродка сполна! Так ведь… папа? Поправь меня и опровергни то, что написано в этих бумагах! Давай! Убеди меня в том, что ты растил всё это время действительно сына, а не марионетку для своих игр?

Он взял в руки бумаги и открыл их. На лице Чон Шика не читалось ничего, кроме холодного ужаса от того, что я узнал правду. Ведь там было не только свидетельство о рождении некого Ким Тиен Го, но и документы, которые подтверждали, что моя мать сбежала из страны сразу после того, как родила меня. Вернее не просто сбежала, а бесследно испарилась. Следом новое свидетельство о том, что я сын Ким Ха Ра и Чон Шика, даже дата рождения у меня теперь другая! Не только имя рода, семьи, но и время, мать его. Время, когда такой неудачник, как я решил родиться!

Больше всего мне понравился последний документ, который свидетельствовал о том, что вместе с таким неудачником, семья моей тётки, которая естественно из самых светлых побуждений приняла меня к себе, получает весь контроль над оставшимся состоянием моего настоящего отца – Ким Чон Сока. Однако самое интересное даже и не это, а то, что я озвучил в голос:

– Вы собирались убить меня, отец. Подстроить нашу с Аминой гибель на круизном лайнере во время медового месяца, чтобы мой настоящий отец получил свои деньги обратно, как только выйдет. Так ведь? Вот почему меня трижды хотели убить? Не терпелось получить своё? А девочку, которую вы под меня положили вам тоже не жаль?

Мой голос хлестал воздух, а мужчина напротив меня молчал и не мог и слова проронить, потому что в папке были не просто бумажки, которыми можно в сортире подтереться. Там лежали копии настоящих документов, которые подтверждали и тот факт, что нападение на съёмочной площадке рекламы не случайность, а спланированная вещь.

– Я этого не делал… – вдруг прошептал отец, а бумаги в его руках стали дрожать, – Клянусь, сынок, я бы никогда не решился на подобное. Это неправда.

В груди словно раскаленным углем обожгло, а во рту появился привкус желчи. Мне было больно смотреть на него, потому что впервые во взгляде этого человека был шок.

– Тиен… Послушай! Это… Да! Я принял тебя, как своего сына! – он опустил папку на стол и стал говорить совершенно иначе, будто просить меня поверить, чего такой человек, как Чон Шик не делал никогда.

– Да, мы с матерью решили скрыть от тебя тот факт, что ты не наш сын. Мы не хотели, чтобы это ранило тебя, если ты узнаешь кто твои настоящие родители. Тиен… – отец закрыл глаза и собрался с мыслями, – Я не самый приятный человек, и возможно ужасный отец, но прошу… поверь мне! Я не стал бы убивать тебя ради денег. Я вырастил тебя…

– Чтобы воспользоваться, Чон Шик. Вы вырастили меня, чтобы воспользоваться, как козырем в игре с «Джиллиан». И это невозможно отрицать после того, что я услышал от Даниэля Ли. Мой настоящий отец – его враг. Человек, которого Шин Дан ненавидит и призирает настолько, что еле терпел моё присутствие рядом.

– Тиен…

– Простите, отец, – я низко поклонился, и смотрел несколько секунд лишь на то, как на дорогой ковер падают крупные капли из моих глаз.

– Простите, но я больше не могу здесь находиться. А поскольку мои документы подделаны с самого рождения, то и брак с госпожой Напрхри теряет силу в тот самый момент, как адвокат предоставит мне новые документы.

– Ты потеряешь всё!!! Ты понимаешь, что ты останешься ни с чем?! – я знал, что он выйдет из себя.

Такой человек, как мой названный отец, не просто хамелеон, он настоящий хладнокровный ящер, который взрастил во мне лишь пустоту, пока я рос в этих стенах. Мне с самого детства прививали только одно – весь мир должен тебе, но ты ничего не должен никому!

– Прощайте, абуджи*(отец)!

– Чон Тиен!!! Остановись немедленно! Стой, иначе я силой заставлю тебя вразумить!

– Это не поможет! Если вы попытаетесь это сделать, я в этот же момент свяжусь с господином Ли, и мы обнародуем документы, которые лежат перед вами! – холодным тоном осёк отца, и опять поклонился, чтобы развернуться к выходу.

– А как же твоя карьера, Тиен? Как же то, что вы святые и непогрешимые артисты с правильными моральными принципами?

Я замер и тяжело выдохнул, произнося:

– Подобные люди погибли в тот самый день, когда убили нашего наставника. С этой минуты… – я повернулся в пол оборота и уверенно закончил, – …грех перестанет быть чем-то эфемерным и для нас. С вашего позволения, господин Чон!

«Если ты нашел в себе силы, чтобы предать свою семью и прийти сюда, найдешь чтобы уйти…»

Вера в то, что впереди меня ждёт нечто лучше, чем то, что передо мной было сейчас оказалась слишком слабой, чтобы поднять хотя бы голову, когда я собирал вещи и покидал ещё один дом.

Сколько мест человек может назвать действительно настоящим домом? Никогда не задавался этим вопросом, а нужно было бы, потому что чем больше мест ты считаешь таковым, тем меньше их может стать настоящим – и вправду ТВОИМ домом. Очевидно свой дом, такой как я, ещё не обрёл. Ведь если человек чувствует свой очаг, он никогда не позволит никому войти в его стены, и разбить даже чашку на простом кухонном столе. Потому что дом – это часть человека, его подлинный идентификатор. Не даты и дни рождения, не имена и не лица. Именно дом – зеркало того, каков человек на самом деле.

– Ты совсем потерял стыд, или ты был ублюдком с самого начала?

Я ждал этой встречи с того самого момента, как вернулся обратно в Сеул из Пхукета. Ожидал всего, и готовился даже к форменной женской истерике. Однако Амина́ меня удивила ещё больше. Она просто встала посреди спальни и буравила меня взглядом полным надменной ненависти.

– Если ты выйдешь из этого дома, Чон Тиен, и бросишь меня, считай что ты подписал приговор. Травля, которую устроили вашему агентству, в сравнении с тем, что сделаю я, покажется тебе детской забавой, дорогой супруг.

«Усталость… Я чувствую усталость. Знаю это ощущение очень хорошо, потому что был уставшим много раз и много лет, чтобы стать кем-то, кроме отпрыска семьи Чон. Но теперь эта усталость стала будто патологической. Я постоянно чувствую, что разбит, что мне хреново, и подобное дерьмо, никак не способствует тому, чтобы начать действительно отвечать за свою жизнь!»

– Я хочу тебе кое-что сказать, Амина́, – открывая сейф, я доставал оттуда самые важные для меня вещи, и аккуратно складывал этот скудный багаж в один из карманов сумки.

Это были два предмета, помимо нескольких пачек денег, которые так и останутся в стальной коробке. Первый предмет – ключ-карта от репетиционного зала Сонбэ, а второй… Странно, но это маска. Та самая маска, которая была на Терезе в Пусане, и которая так и осталась в кармане моего пальто. Я помешался на этой женщине, если обычную черную тряпку хранил в сейфе, как наивысшую ценность? Очевидно, да.

– И что ты можешь сказать, после того, как опозорил меня и сбежал в первую брачную ночь, как последняя тварь?

Оборачиваясь снова, я уже не смотрел на эту женщину, как на ничтожество. Я понял одну вещь – если этот человек тебе не подходит, если он вызывает в тебе отвращение, то не следует думать, что он такой же и в глазах других людей. То, что эта девочка купила меня, как свою куклу на потеху, я понял сразу, как раскусил её дешёвые игры. Однако и Амина́ имела полное право быть любимой. По-настоящему, так чтобы её глаза не горели похотью, а отдавали нежностью во взгляде.

Я не знаю, что такое любовь. До сих пор мне не ведомо, как это любить кого-то, но тот факт, что в моей сумке лежит простая тряпка, лишь потому что к ней прикасалась женщина, которая мне нравится, уже говорит о чем-то. Возможно, так я воспринимаю любовь. И для меня она стала не только готовностью отдать жизнь за другого человека и убить, чтобы отомстить за него, но и черной повязкой, которая пахнет точно так же маняще, как губы и кожа Терезы.

– Я не люблю тебя, Амина́! – произношу ровно и тихо, в попытке донести до этой девушки, что не стану жить с женщиной, которую не просто не хочу, я не чувствую её, мне не хочется к ней прикасаться, смотреть на неё и даже ощущать аромат её духов. Потому что и он мне не нравится.

Смени Амина́ парфюм, ничего бы не поменялось, потому что оболочка и внешность это не человек.

Человек – то, что внутри. А в этой девочке я не вижу ничего, что могло бы мне дать и сотую долю той стужи, в которой я нуждался. Я страстно желал только одного – согреть свой холод. А он – Тереза. И если для этого придется замёрзнуть самому, то так и быть. Я отдам всё, чтобы она не дрожала от холода внутри себя больше никогда.

– Не любишь, значит? И чем я тебе не угодила? Чем она..! Чем она лучше, чем я? – на пол упали снимки.

Те самые снимки, которые всего час назад мне показывал мой липовый отец.

– Ничем, Амина́. Она ничем не лучше тебя, – спокойно ответил, и опустился на корточки, чтобы поднять фото.

На них был момент, когда Тереза выбегает из машины и прыгает в воду за мной. На её лице испуг, и даже через обычную, мертвую и безжизненную бумагу, на которой отпечаталось её лицо, я чувствую что Тери и правда была напугана. А что сделал я? Что сделал Тиен, чтобы не попасть в такую ситуацию? Ведь знал, что мне угрожает опасность, но ничего не предпринял. Тереза была права. Я пустое место, которое ждало, что его спасут, ждало, что за ним придут.

Всю жизнь Чон Тиен считал, что его должны любить, должны поддерживать, должны наставлять и помогать ему. Но что он сделал для того, чтобы состояться.

– В этот день… – я посмотрел на девушку, стоящую передо мной, и горько усмехнулся поднимаясь.

В горле опять встал ком, но я поборол это и продолжил, смотря на то, как красиво выглядит сила Терезы даже на простом снимке.

– В этот день, Амина́, я умер. Вернее, умер бы! Если бы не тот, кто отдал за меня слишком много. И мне… – я смотрел прямо в глаза Амины́ и продолжал, – … и тысячи жизней не хватит, чтобы расплатиться за то, что ещё живу и дышу с тобой одним воздухом.

– Ты превратишься в посмешище, Тиен, – тихо и зло прошептала Амина́, – Родители только что рассказали мне обо всём. Если ты обнародуешь то, кем являешься – тебе конец! Ты понимаешь, что ты скатишься на дно? Понимаешь, что потеряешь статус и комфорт в одночасье! – Амина́ забрала из моих рук фото, и приложила ладонь к моему лицу, опять отыгрывая роль простушки, которой нужна лишь любовь и я, – Опомнись и прими тот факт, что мы теперь семья! Разве это так трудно? Что тебе мешает? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Просто скажи и не разрушай нашу жизнь. Ты мне нужен! Вместе мы сможем создать ещё большее, чем твоя семья. У твоих братьев нет до сих пор детей, Тиен! Это наш шанс! Подумай и послушай меня! Я бы не выбрала тебя, если бы не чувствовала к тебе ничего!

– Ты действительно настолько слепая, Амина́? Я унизил тебя, а ты унижаешься передо мной ещё больше? – мне хотелось рассмеяться в голос, но сдержался, – Это ты меня не слышишь! Я НЕ люблю тебя! Ты готова жить со мной, зная, что между нами нет чувств?

– Да! Потому что чувства – это слабость!

– Тебе родители внушили эту дурь? Потому ты играешь моими чувствами. Ты ведь сейчас опять надела очередную маску. Завтра у нас родится ребенок, и ты вообще забудешь о моем существовании, потому что твоей целью будет вырастить нового наследника! У меня появится две-три любовницы на стороне, у тебя мужчина, который даст тебе то, что ты не сможешь получить от меня. И это ты хочешь назвать семьёй? На ЭТО должны смотреть мои дети? Да?!

Я отбросил её руку и прошептал:

– Видит небо, я хотел поступить по-человечески хоть раз с тобой, но ты сама виновата в том, что я тебе скажу.

– Не смей больше оскорблять меня!

– Маленькая девочка повзрослела и превратилась в госпожу, как только надела кольцо на палец? Так я тебя разочарую, госпожа Чон! Фамилия вашего супруга не Чон, а Ким! А значит… Вы вышли замуж за пустышку, которую, в принципе и желали видеть возле себя!

– Ты тварь, Чон Тиен! Но ты МОЯ тварь, и я не позволю…

– Я не «Мазерати» из твоего автопарка!! – она вздрогнула всем телом от моего рыка, а я закрыл с досадой глаза и сжал руку в кулак, снова посмотрев на девушку, – Я человек, Амина́. Живой человек, а не смазливый айдол с экрана, которого можно купить! Я человек! У меня есть чувства, и да я хочу, черт возьми, быть слабым! Потому что тогда ощущаю себя живым! Поэтому просто забудь о своих амбициях заполучить весь мир с помощью меня. Я не тот мужчина, который готов этот мир бросить к твоим изящным ногам. Потому что не чувствую ничего к тебе. А чтобы захотелось это сделать, я должен видеть в твоих глазах силу, а там только тупая похоть. Я дал тебе то, что ты хотела! И буду теперь проклинать себя за это всю жизнь!

– Что? Так противно было спать с законной женой? – в её глазах появился не только испуг, но и ехидство.

– Ты вообще слышишь, что говоришь? Или ты не отличаешь этого… – я застыл на полуслове, а в голове прозвучал голос Сая.

«А ты отличаешь, Тиен? Ты отличаешь пустышку от того, что наполнено смыслом? Когда ты поймёшь, что в стакане не просто вода, а то, без чего ты не сможешь выжить, тогда ты узнаешь, почему музыка – это кровь артиста…»

«Да, Сонбэ. Теперь я понял, что есть пустое, а что есть полное!»

Я стал медленно вести взглядом по фигуре Амины́. Осматривал каждый сантиметр этой женщины, каждый изгиб на её одежде, каждую складку на безупречном платье, каждую линию ухоженных, блестящих локонов волос, каждую чёрточку её лица, пока не прошёлся взглядом по губам и не посмотрел прямо в глаза, которые пылали обидой и злобой.

– Ты идеальна, Амина́. Твоя внешность безупречна, а то как ты играешь с людьми, создавая иллюзию наивности и милого характера обескураживает. Ты красивая, и возможно, даже слишком. Однако пойми одну вещь. Как бы ты не выглядела, то что пусто внутри, невозможно наполнить тем, что снаружи. Это платье, уверен, стоит очень дорого, но его не запихнуть тебе в душу. Эти украшения отлично подчёркивают твой статус, но их не поместить в твое сердце, чтобы оно выглядело красивее, чем есть сейчас. Этот разговор бессмысленный, пока ты не поймёшь одного – человек не вещь, не украшение и не тряпка для поддержания твоего статуса в глазах таких же пустышек, как ты!

Я развернулся к комоду и надел кожанку, которую бросил туда, когда вошёл в комнату. Поправил капюшон толстовки, и поднял с пола сумку.

– Ты ещё пожалеешь, что сказал мне подобное, Чон Тиен. Я действительно испытывала к тебе чувства.

Я обернулся у дверей и тихо произнес:

– Прости. Возможно ещё год назад я бы отнёсся к этому спокойно и флегматично. Но не сейчас. А значит, вини только меня. Потому что виноват действительно я. В первую очередь за то, что посмел к тебе притронуться.

Ожидать того, что я смогу спокойно покинуть этот дом не было смысла. Я честно пытался уйти так, чтобы меня не заметили. Поступили как и всегда. Ведь в поместье семьи Чон редко кого-то замечали вообще. Потому я буквально молился, чтобы со спокойной душой сесть в свою машину и уехать.

Вот только куда?

«Домой, Тиен… Тебе нужно понять, где твой дом, и тогда ты поймёшь кто ты!» – с этой мыслью я буквально сбегал от непривычно раздосадованный матери. Её редко можно было увидеть в слезах, и хуже всего я чувствовал себя, когда понял, что её слезы не трогали меня.

Да, мне было искренне жаль женщину, которая считала меня своим сыном и вырастила. Да, я был благодарен родителям за то, что находился в комфорте и достатке. Но у меня возникал вопрос и не один. Что если заменить деньги на родительскую любовь? Что если обменять статус и достаток, на обычный дом и бедность? Что если повернуть всю жизнь совершенно в другую сторону, и убрать из неё слово «бизнес», заменив его словом «отчий дом»?

Смог бы я тогда влюбиться в женщину, которая прямо сейчас боролась за свою жизнь из последних сил на моих глазах. В пыли, посреди клоаки, в которой я не желал её даже видеть! Терезу запихнули в такую дыру, внутри которой я ощущал лишь отвращение и желание забрать её из этого места немедленно!

Схватить и убраться вместе с ней из этого дна. Я не привык к такому, не воспринимал такое, и больше не хотел и думать о том, что для неё это терпимо и приемлемо.

«Оцени пропасть между вами!» – слова Даниэля эхом проносились в голове, когда я уверенно шагнул в подобную клоаку.

Пропасть? Что ж! Тогда мне придется построить мост через эту бездну. А что мне остаётся, если меня тянет на самое дно этой пропасти взгляд испуганных голубых глаз, похожих на полноводные воды реки, которая в таком месте превратится в иссохший источник, сила которого просто потухнет.

Поэтому я откинул всё. И собственные предрассудки, которые бесспорно до сих пор давили на меня, и собственную тупость и неготовность напрочь воспринимать реальный мир таким, какой он есть, а не тем, который мне нарисовал достаток и деньги.

Тереза дрожала в моих руках, а я принял решение. Окончательное и бесповоротное. Больше она не увидит подобный ужас, даже если все равно не захочет меня. Не знаю, хватит ли мне смелости, но я в тот момент не мог поступить иначе.

Что и сделал! Просто схватил в охапку и увёз, а мне почему-то и не особо сопротивлялись. Это удивило, поскольку мои самоуверенные заявления в присутствии её родных, были больше похожи на фантазии идиота, которого решили лечить эффектом плацебо.

Я смотрел на нее и не мог поверить, что не видел больше двух недель. Не мог поверить, что прошло столько времени. Что я потерял столько времени! Отпустил, позволил бросить в это место человека, который прыгнул за мной в холодную воду, чтобы спасти.

Но… Тереза рядом, и мне по дикой и непонятной причине, настолько спокойно, что это кажется сном. Стою во дворе самого ужасного места, и пытаюсь понять, как здесь вообще можно жить. Пытаюсь рассмотреть в этом хоть что-то разумное, но Терезе очевидно нравится именно этот дом.

– Ты шутишь? – вошёл следом за ней во двор того самого старого ханока, который совершенно точно снесли бы, если бы не тот факт, что «Джиллиан» мистическим образом решила выкупить все эти развалины на окраине Сеула скопом.

– Здесь же…

– Даже рот не раскрывай, Тиен! Помолчи и не мешай мне наслаждаться! – Тереза скинула ботинки и встала на холодный деревянный пол, закрыв глаза.

Одной рукой она держалась за балку, и просто подставляла лицо лучам утреннего солнца. Белоснежные волосы убраны в короткий хвост, а по центру, в линии пробора, пробивается каштановый оттенок. Её губы обветрены, а лицо слишком бледное. Брови аккуратно выделяют линии век, только подчёркивая насколько она отличается от меня. Ровный нос с горбинкой. Не идеальный, простой маленький нос, который мне кажется шикарно выглядит над пухлыми губами. Они тоже не безупречны. Верхняя чуть уже нижней, и это явно видно, когда Тереза просто молчит.

– Ты сейчас пялишься на меня? – холодный голос больше не трогает меня и не задевает.

Наоборот всё больше заводит этот тон, и мне почему-то кажется, что в другой ситуации, он будет звучать ещё слаще, чем сейчас.

– Да.

– Тебе больше заняться нечем? – опять вопрос, а следом новый, – Почему ты вообще приехал сюда со мной?

Тереза резко открыла глаза, а я сложил руки на груди и прищурился.

– Если я скажу, что бездомный бродяга, и мне жить негде, ты поверишь?

Тереза отпустила балку и встала в точно такую же позу, как я.

– Что ты опять натворил? Почему ты постоянно стремишься всё только усложнить?

– В этот раз не я причина, крошка, – прошептал последнее слово и заметил, как на её лице проступило очертание скул.

– Слушай, красавчик. Всё это очень занятно. Но так случилось, что я не в том настроении, чтобы начинать наш виток романтических соплей по новой. Поэтому бросай сотый акт своей трагикомедии и проясни мне несколько вещей.

Я сделал к ней шаг, на что заметил ещё более хмурый взгляд.

– Первое – почему за мной прилетел ты? – она смотрит пристально, а я снова делаю шаг.

– Второе – почему ты ошиваешься здесь без охраны? И как понимать твое заявление о том, что ты вдруг стал бездомным при наличии столь состоятельных родственников и супруги?

Ещё шаг и я встану прямо перед ней. Мне хватит протянуть лишь руку, чтобы наконец поверить в то, что она передо мной.

– Ты опять дрожишь… – тихо произнес, замечая как от холодного порыва ветра Тереза поежилась.

– Ты отвечать будешь?

Встаю прямо напротив неё, но Тереза не двигается, хотя явственно дрожит из-за того, что на улице похолодало. Обхожу её, расстегивая молнию на куртке. Раскрываю полы и укутываю нас со спины. Мимолётное движение, а чувство такое, что поймал не просто добычу, а выиграл что-то ценное. Словно малолетний болван.

– Тиен… – дрожь постепенно утихает, и к своему удивлению я снова замечаю непонятные перемены в поведении Терезы.

Она не вырывается, не пытается отпихнуть меня, или просто съязвить. Наоборот, удобнее становится передо мной, и плавно, но всё-таки расслабляется, опираясь спиной о мою грудь.

– Что? – прижимаю Тери теснее, обхватывая курткой полностью.

– Ты должен знать обо мне одну вещь, – тихий голос разносится по крохотному дворику, как звук ветра.

– Я не люблю подобное. Мне не комфортно. Это так…

– Слащаво и непривычно? Уже то, что у меня руки целы, после такой наглости вселяет надежду, что через года два, я смогу хотя бы обнять тебя без того, чтобы ты не скривилась так, словно протухшей рыбы наелась.

– Ты всё совершенно верно описал, красавчик.

– Мне убрать руки?

– Нет. Так и правда теплее. Продолжай.

Я вскинул брови и заглянул этой хитрой особе в лицо.

– Повтори?

– Что повторить? – Тереза буркнула и как-то скомкано прокашлялась.

– Ты только что признала, что мои потуги не напрасны, и я хоть чем-то полезен.

– А кто тебе вообще сказал, что ты беспол… – она резко повернулась и мы замерли, смотря друг на друга.

– Чего ты застыл? Как по пьяни ко мне лезть, так спеси хватает, да? – грубый шепот, который врезается холодной волной прямо в моё лицо вместе с тем, как стужей обжигают её глаза.

– То есть ты прямо заявляешь, что ко всем твоим лестным эпитетам в мой адрес, можно добавить и то, что я нерешительный алкоголик?

– Ты сегодня невероятно остроумен и проница…

Она не успевает закончить, потому что мне жутко хочется вернуть себе это чувство. Вернее мне крышу рвёт от желания просто поцеловать её. Однако это ли поцелуй, когда Тереза застыла столбом, и натянулась как струна в моих руках. Мягко и плавно отпускаю её губы, и наблюдаю за тем, как участилось дыхание Терезы, не смотря на то, что она не двигается совсем. Но она в моих руках, одна из которых сама тянется к лицу Тери, ласково ложится на мягкую холодную кожу щеки, нежно сжимая.

Нельзя спугнуть. Нельзя напирать, как и нельзя распускать руки раньше времени, даже если я готов слюной изойти на месте от желания взять её каждую часть тела в руки. Провести ладонью по всем изгибам, повторяя этот путь губами, чтобы ощутить уже вкус.

Дышу в сантиметре от её лица и жду реакции на свою ласку. Однако Тереза продолжает стоять неподвижно, пока не произносит.

– Я не переживу больше подобного…

Я вздрогнул всем телом, а в груди застыло вязкое и ноющее чувство удивления. Это не был голос той женщины, которую я знал. Он был совершенно другим. Более тихим, надтреснутым и чисто женским.

Понимание того, о чем она толкует прошло по телу, как спазм от боли. Тереза боится смерти. Она не просто видела её. Смерть это её самый жуткий страх.

– Если я пообещаю тебе, что не умру и не брошу тебя одну? Если я дам слово, что никогда не стану подвергать себя опасности? – наклоняюсь ещё ближе и прислоняясь к её лбу своим, закрывая глаза, – Я не военный, Тери. Не знаю, что такое настоящий страх перед смертью. Я простой артист. Моя задача создавать, а не разрушать. Я не идеальный доблестный защитник. Во мне нет и сотой доли той смелости, что есть в тебе. Я обычный эгоист, Тереза. И я настолько эгоистичен, что смею давать пустые обещания, чтобы ты мне поверила.