Текст книги "Темный страж"

Автор книги: Кристин Фихан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Книга была полна загадок и прекрасно подходила для этой штормовой ночи. Ветки дерева царапали оконное стекло, а по крыше тяжело барабанил дождь. Когда она в первый раз услышала шум, то подумала, что это шутки ее воображения, потому что книга была очень пугающей. Она замерла, а ее сердце бешено заколотилось. Он вновь принялся за это. Она знала. Как можно тише она слезла с кровати и открыла дверь.

Звуки, доносившиеся из спальни ее матери, были приглушенными, но она все равно их слышала. Ее мать рыдала, умоляла. Затем раздался характерный звук, который Джексон хорошо знала. Сколько она себя помнила, она всегда посещала занятия по каратэ. И знала, что означает этот звук – что кто‑то получил удар кулаком. Она побежала по коридору к комнате своего брата, чтобы вначале проверить его. И испытала облегчение, увидев, что он спит. Когда Тайлер находился в таком состоянии, она всегда прятала от него Мэтью. Создавалось ощущение, что в эти моменты он ненавидит мальчика. Его глаза становились холодными и злыми, когда останавливались на ребенке, особенно когда Мэтью начинал плакать. Тайлер не любил, когда кто‑нибудь плакал, а Мэтью был еще довольно маленьким, чтобы плакать даже от маленькой царапины или от воображаемой боли. Или каждый раз, когда Тайлер смотрел на него.

Сделав глубокий вдох, Джексон замерла перед дверью в спальню матери. Ей трудно было поверить, что Тайлер может так вести себя с ее матерью и Мэтью. Она любила Тайлера. Она всегда любила его. Он проводил часы, тренируя Джексон, словно она была солдатом, и все в ней отзывалось на физическую подготовку. Ей нравились курсы, которые он разрабатывал, чтобы развивать ее. Она могла взобраться на самые невероятные скалы и за рекордно‑короткое время проскользнуть по крошечному туннелю. Она была в своей стихии во многих областях: от стрельбы из оружия до рукопашного боя. Теперь она даже могла выследить Тайлера, то есть сделать то, на что многие из его окружения не способны. Этим она гордилась больше всего. Тайлер, казалось, всегда был доволен ею, относясь к ней с теплом и любовью. Она верила, что и ее семью Тайлер любит с той же силой и защищающей верностью, как и ее. Теперь же она находилась в смятении, страстно желая, чтобы ее мать была человеком, с которым она могла поговорить, обдумать все. Джексон начала понимать, что за очарованием ее отчима скрывалась его потребность контролировать свой мир и все в нем. Ребекка и Мэтью не соответствовали его стандартам, какими они должны быть, и он заставлял их жестоко расплачиваться за это.

Джексон глубоко вздохнула и слегка толкнула дверь, приоткрывая. Она стояла совершенно тихо, так, как и учил ее делать Тайлер во время опасности. Тайлер прижимал ее мать к стене, одной рукой сжимая ее горло. Глаза Ребекки были огромными и расширенными от ужаса.

– Это оказалось так легко сделать, Ребекка. Он всегда читал себя таким умным, считал, что никто ничего не сделает ему, а я сделал. Теперь у меня есть ты и его дети, как я ему и говорил. Я стоял над ним, смотрел, как жизнь покидает его, и смеялся. Он знал, что я сделаю с тобой – я позаботился об этом. Ты всегда была такой бесполезной. Я говорил ему, что дам тебе шанс, но ты им не воспользовалась, не так ли? Он баловал тебя, точно так же, как и твой отец. Ребекка, маленькая принцесса. Ты всегда смотрела на нас сверху вниз. Ты всегда думала, что намного лучше нас лишь потому, что у тебя были все эти деньги, – он наклонился еще ближе, так, что его лоб уперся в лоб Ребекки, а брызги слюны попадали ей на лицо, когда он выговаривал слова. – Теперь все твои драгоценные деньги перейдут ко мне, если с тобой что‑нибудь случиться, а? – он затряс ее, как тряпичную куклу, что было легко сделать потому, что Ребекка была маленькой женщиной.

В этот момент Джексон поняла, что Тайлер собирается убить Ребекку. Он ненавидел ее, ненавидел Мэтью. Джексон была достаточно умна, чтобы из всего услышанного сделать вывод, что Тайлер, скорее всего, убил ее отца. Они оба служили в «морских котиках» и их нелегко было убить, но ее отцу и в голову не могло прийти, что лучший друг может его предать.

Она видела, что глаза ее матери пытались отчаянно предупредить ее держаться подальше. Ребекка боялась за Джексон, боялась, что если та вмешается, то Тайлер набросится на нее.

– Папочка? – Джексон специально произнесла это слово очень тихо, учитывая наполненную угрозой ночь. – Что‑то разбудило меня. У меня был кошмар. Не посидишь со мной? Ты же не будешь возражать, не так ли, мамочка?

Потребовалось некоторое время, чтобы напряжение отпустило застывшие плечи Тайлера. Его пальцы медленно соскользнули с горла Ребекки. Воздух ворвался в ее легкие, хотя она продолжала прижиматься к стене, съежившись и замерев от страха, стараясь подавить кашель, появившийся в ее больном горле. Ее пристальный взгляд остановился на лице Джексон, отчаянный, молчаливый, старающийся предупредить дочь об опасности. Тайлер оказался совершенно сумасшедшим, убийцей, от которого невозможно было скрыться. Он предупредил ее, что произойдет, если она попытается покинуть его, и Ребекка знала, что у нее не хватит сил, чтобы спасти их. Особенно Мэтью младшего.

Джексон улыбнулась Тайлеру с детской доверчивостью.

– Сожалею, что побеспокоила вас, но я действительно что‑то слышала, а сон был таким реальным. Когда ты со мной, я всегда чувствую себя в безопасности, – ее желудок сжался, протестуя против ужасной лжи, ее ладони вспотели, но, тем не менее, она держалась превосходно, с широко‑раскрытыми невинными глазами.

Через плечо Тайлер послал Ребекке жестокий взгляд, беря Джексон за руку.

– Отправляйся в постель, Ребекка. Я посижу с Джексон. Господь знает, что ты никогда не делала этого, даже когда она болела, – его рука была сильной и все еще напряженной на ощупь, но Джексон также ощущала тепло, излучаемое им, когда они находились вместе. Что бы не владело ее отчимом до этого, оно ушло, когда он прикоснулся к Джексон.

В последующие два года Джексон с Ребеккой старались скрыть свое растущее беспокойство относительно состояния рассудка Тайлера от Мэтью младшего. Они держали ребенка как можно дальше от Тайлера. Мальчик, казалось, являлся неким катализатором, который изменил некогда любящего мужчину. Тайлер часто жаловался, что Мэтью смотрит на него. И Мэтью научился отводить взгляд, когда в комнате находился мужчина.

Тайлер смотрел на ребенка с холодностью, без всяких эмоций или с откровенной ненавистью. На Ребекку он также смотрел странным взглядом. Только Джексон, казалось, могла с ним общаться, могла заставить его сконцентрироваться. Это пугало ее – эта ужасная ответственность. Она видела, что зло внутри «дяди» Тайлера становится сильнее, а спустя некоторое время ее мать полностью положилась на нее в отношениях с ним. Она перестала покидать свою комнату, только принимала таблетки, которыми ее снабжал Тайлер, полностью игнорируя обоих своих детей. Когда Джексон пыталась рассказать ей о своих опасениях, что Тайлер может нанести вред Мэтью, Ребекка закрывала голову одеялом и раскачивалась взад и вперед, причитая.

От отчаяния Джексон попыталась поговорить с «дядей Расселом» и остальными членами команды Тайлера о том, что с ним не все в порядке. Но мужчины только рассмеялись и передали ее слова Тайлеру. Он пришел в такую ярость, что Джексон испугалась, что он убьет всю их семью. И хотя именно Джексон разговаривала с мужчинами, он всю вину возложил на Ребекку, вновь и вновь повторяя, что это она заставила Джексон оболгать его. Он так сильно избил Ребекку, что Джексон хотела отправить ее в госпиталь, но Тайлер отказался. Ребекка несколько недель провела в постели, после чего ее передвижения были ограничены только домом. Джексон прикладывала огромные усилия, создавая для Тайлера волшебный мир, делая вид, что в их доме все в порядке. Своего брата она держала как можно дальше от него и по максимуму отводила от матери его гнев. Все больше и больше времени она проводила с Тайлером на полигоне, узнавая как можно больше о самообороне, об оружии, о том, как скрываться и выслеживать. Это было единственное время, когда она знала, что ее мать и брат по‑настоящему в безопасности. Остальные «морские котики» с готовностью помогали в ее обучении, и в эти моменты Тайлер казался нормальным. Ребекка все больше и больше теряла связь с реальным миром, и Джексон не решалась на побег вместе с Мэтью, поскольку знала, что покинь она мать, Тайлер попытается убить Ребекку. У маленького Мэтью и Джексон был свой собственный тайный мир, о котором они никому не решались рассказывать – они жили в постоянном страхе.

* * *

Джексон, ее пятнадцатилетний день рождения

Сидя в научном классе, она почувствовала подавляющее предчувствие опасности. Она постаралась сделать вдох, но легкие отказывались работать. Джексон выбежала из класса, сбросив со стола все книги и тетради, так что они остались лежать позади нее на полу. Учитель окликнул ее, но Джексон проигнорировала его, продолжая бежать. Ветер шумел у нее за спиной, когда она неслась по улице, срезая, где только можно.

Приблизившись к дому, Джексон резко остановилось, сердце заколотилось у нее в груди. Передняя дверь была распахнута настежь, словно приглашая войти. Тут же темнота охватила ее сознание. Она почувствовала острую потребность остановиться, вернуться назад, предчувствие настолько сильно захватило ее, что она на некоторое время замерла. Мэтью остался дома и не пошел в школу, поскольку заболел. Маленький Мэтью, так похожий на отца, от вида которого Тайлер легко впадал в убийственную ярость. Ее Мэтью.

У нее во рту все пересохло, а вкус страха был таким сильным, что она испугалась, как бы ей не стало плохо. В желудке все сжалось, а шум в голове увеличился до такой степени, что чуть не подавил охватившее ее чувство самосохранения. Джексон заставила себя передвинуть правую ногу вперед. Один шаг. Он был трудным, словно она шла по зыбучим пескам. Она должна посмотреть, что творится в доме. Должна сделать это. Тяга к этому была сильнее, чем инстинкт выживания. До нее донесся запах, незнакомый ей запах, хотя все ее инстинкты твердили ей, что это был за запах.

– Мам? – прошептала она, с надеждой, что ее мир вновь вернется на круги своя, не желая принимать правду и знание, бьющееся у нее в голове.

Она могла двигаться, только держась рукой за стену, и делать болезненные, дюйм за дюймом, шаги вперед. Она сражалась со своими собственными инстинктами, сражалась с нежеланием столкнуться с тем, что находилось в доме. Крепко закрыв рот рукой, чтобы сдержать крик, она медленно повернула голову и позволила своим глазам заглянуть в дом.

Гостиная выглядела так же, как и всегда. Знакомой. Удобной. Но этот вид не успокоил ее страха. Наоборот, она испытала ужас. Джексон заставила себя пройти дальше по коридору. На косяке двери спальни Мэтью она увидела пятно ярко‑красной крови. Ее сердце заколотилось с такой силой, что она испугалась, что оно может вырваться из груди. Джексон продолжила свой путь, пока не оказалась прямо перед комнатой Мэтью. Со страстной молитвой она пальцем медленно распахнула дверь в его комнату.

Ужас того, что она увидела, должно быть, навечно отпечатался в ее памяти. Стены были покрыты брызгами крови, ковер пропитался ею. Мэтью лежал на боку на кровати, свесив голову с матраса под прямым углом. Его глазницы были пусты, его смеющиеся глаза ушли навсегда. А количество колотых ран на его теле не поддавалось подсчету. Джексон не стала входить в комнату. Не смогла. Что‑то более могущественное, чем ее желание останавливало ее. На какое‑то время не смогла устоять на ногах и бесформенной кучей опустилась на пол. Молчаливый крик полного отрицания разрывал ее тело.

Ее не было здесь, чтобы защитить его. Спасти его. Это было на ее ответственности. Она была сильнее, но, тем не менее, потерпела неудачу, и Мэтью с его блестящими кудряшками и любовью к жизни заплатил непомерную цену. Джексон не хотела двигаться, ей казалось, что она не сможет этого сделать. Но затем ее сознание словно превратилось в чистый лист, и она смогла найти силы подняться по стене и проследовать дальше – к спальне матери. Она уже знала, что там найдет. Она говорила себе приготовиться.

На этот раз дверь была открыта. Джексон заставила себя заглянуть в нее. Ребекка, съежившись, лежала на полу. Она поняла, что это ее мать по копне светлых волос, которые подобно венцу переливались вокруг смятой головы. Остальная часть ее тела была слишком искалечена и окровавлена, чтобы быть узнанной. Джексон не могла отвести от нее взгляда. В горле образовался комок, душа ее. Она не могла дышать.

Она услышала звук. Всего лишь намек на звук, но он заставил ее вспомнить все годы тренировок. Она отпрыгнула в сторону и, развернувшись, оказалась лицом к лицу с отчимом. Его руки по локоть были влажными от крови, его рубашка – в брызгах и пятнах крови. Он улыбался, его лицо было беззаботным, глаза лучились теплом и доброжелательностью.

– Они, наконец‑то ушли, милая. Нам больше не придется слушать их постоянные стоны, – Тайлер протянул к ней руку, очевидно ожидая, что она ее примет.

Джексон осторожно сделала шаг назад в коридор. Ей не хотелось встревожить Тайлера. Он, казалось, даже не замечал что весь в крови.

– Я должна находиться в школе, дядя Тайлер, – даже для нее самой ее голос не казался естественным.

Внезапная гримаса пересекла его лицо.

– Ты не называла меня дядей Тайлером с восьми лет. Что случилось с «папочкой»? Твоя мать настроила тебя против меня, да? – он направился к ней.

Джексон стояла тихо, очень тихо, с выражением невинности на лице.

– Никто не может настроить меня против тебя. Это просто невозможно. И ты знаешь, что мама не хочет иметь со мной ничего общего.

Тайлер зрительно расслабился. Он приблизился к ней достаточно близко, чтобы дотронуться. Джексон не могла позволить этого. Даже ее великолепный самоконтроль не распространяется так далеко, чтобы позволить ему коснуться ее руками, на которых кровь ее семьи. Она ударила без всякого предупреждения, нанося удар ему прямо в горло и с силой ударяя по коленной чашечке. Сделав это, Джексон развернулась и побежала. Не оглядываясь назад. Не осмеливаясь. Тайлер учил ее отвечать на удар, невзирая на ранения. В любом случае, она была слишком маленькой по сравнению с ее отчимом. Ее удары могут оглушить его, но никогда полностью не выведут из строя. Если повезет, то своим ударом она сломает ему колено, но она сомневалась в этом. Джексон пробежала по дому и выбежала на улицу. Ребекке всегда нравилось жить на защищенной военно‑морской базе, и сейчас Джексон была благодарна за это. Крича во всю силу своих легких, она перебежала улицу, направляясь к дому Рассела Эндрюса.

Жена Рассела, Бернис, выбежала ей навстречу с тревогой на лице.

– Что случилось, дорогая? Ты ранена?

Рассел присоединился к ним, обнимая Джексон за плечо.

– Заболела твоя мама? – он знал лучше – он знал Джексон.

Она всегда была сплошной контроль, спокойствие под огнем, всегда задумчивая. Если бы Ребекка заболела, то Джексон вызвала бы скорую. Но прямо сейчас ее лицо было таким бледным, что она походила на призрак. В ее глазах был ужас, на лице – страх. Рассел бросил взгляд через улицу на молчаливый дом с распахнутой настежь дверью. Поднялся ветер, и воздух стал колючим и холодным. По какой‑то неизвестной причине от вида дома у него побежали мурашки.

Рассел собрался было перейти улицу, но Джексон схватила его за руку.

– Нет, дядя Рассел, только не один. Вы не сможете спасти их. Они уже мертвы. Вызовите полицию.

– Кто мертв, Джексон? – тихо спросил Рассел, зная, что Джексон не лжет.

– Мэтью и моя мама. Тайлер убил их. Он рассказал маме, что также убил моего отца. В последнее время он стал таким странным и жестоким. Он ненавидел Мэтью и маму. Я пыталась вам рассказать, но никто из вас не поверил мне, – Джексон зашлась в рыданиях, закрыв лицо руками. – Вы не захотели выслушать меня. Никто из вас не захотел выслушать, – ей вдруг стало так плохо, ее желудок сжался, а перед глазами все вставали виденные ею картины, пока она не решила, что так недолго и сойти с ума. – Там так много крови. Он выколол Мэтью глаза. Почему он это сделал? Мэтью всего лишь маленький мальчик.

Рассел подтолкнул ее к Бернис.

– Присмотри за ней, милая. Она в шоке.

– Он убил всех, всю мою семью. Он забрал у меня всех. Я не спасла их, – тихо проговорила Джексон.

Бернис обняла ее покрепче.

– Не волнуйся, Джексон, ты с нами.

* * *

Джексон, 17 лет

– Эй, красавица, – Дон Джейкобсон наклонился, ероша макушку буйных светлых волос Джексон. Надеясь, что не выглядит собственником. Джексон всегда ставит на место всех, кто старается подойти к ней слишком быстро. Она словно возвела вокруг себя высокую стену, чтобы никто не мог проникнуть в ее мир. С того момента, как погибла ее семья, она, казалось, смеялась только в присутствии Рассела, Бернис Эндрюс и их дочери Сабрины. Сабрина, которая была старше Джексон на два года, приехала домой на весенние каникулы. – Куда ты так торопишься? Старший сержант сказал мне, что твое время было намного лучше, чем у последних новобранцев.

Джексон почти рассеянно улыбнулась.

– Мое время всегда лучше, чем у его последних новобранцев каждый раз, когда он получает новую группу. Можно сказать, в тренировках прошла вся моя жизнь. Не будь я лучше, старший сержант давным‑давно бы исключил меня. Очень плохо, что женщины не могут служить в «морских котиках». Я для этого просто создана. Я уже экстерном закончила колледж, получив все необходимые зачеты, и теперь я не имею понятия, чем хочу заниматься, – она небрежно провела рукой по волосам, еще больше спутав их. – Я моложе, чем большинство остальных студентов, но, скажу тебе по правде, я чувствую себя старше большинства из них, так что хочется кричать.

Дон испытывал испепеляющее желание обнять ее, успокоить.

– Ты всегда была умной, Джекс. Не позволяй никому добраться до себя, – он знал, что ее горе было подлинным, потому что она не могла оправиться от травмы, от того, что случилось с ее семьей. Да и могла ли она? Он сомневался, что кто‑либо мог. – Так что, куда ты так летишь?

– Сабрина дома и сегодня мы идем в кино. Я обещала, что на этот раз не опоздаю, – Джексон скорчила гримаску. – Я всегда опаздываю, когда возвращаюсь из тренировочного центра. Создается ощущение, что я никогда не могу уйти оттуда вовремя, – тренировки были единственным, когда ее ум был занят чем‑то другим, не позволяя ей вспоминать. Она усердно тренировалась, держа демонов подальше хотя бы несколько минут.

Джексон так давно не чувствовала себя в безопасности, что уже и не помнила, что такое хороший ночной сон. Тайлер Дрейк был где‑то поблизости, скрываясь. Она знала, что он близко, она чувствовала, как он иногда наблюдает за ней. Только Рассел верил ей, когда она говорила об этом. Теперь Рассел знал ее. Джексон не давала воли своему воображению. Она не была склонна к истерике. У нее было сильно развитое некое шестое чувство, которое предупреждало ее, когда опасность близка. Она годы тренировалась рядом с Тайлером. Если она говорила, что он близко, Рассел полностью верил ей.

– Что показывают? – спросил Дон. – Я не был в кино довольно давно, – он, очевидно, напрашивался на приглашение пойти вместе.

Джексон сделал вид, что не заметила этого. Она пожала плечами, внезапно отвлекаясь.

– Я не знаю. Сабрина собиралась выбрать, – ее сердце вдруг заколотилось. Это было сумасшествие. Она стояла на открытом пространстве с парнем, которого знала всю свою жизнь, но в то же время чувствовала себя обособленной, далекой и невероятно одинокой. Темнота начала распространяться внутри нее, а вместе с ней и невероятный ужас.

И тогда Дон прикоснулся к ней. Она стала такой тихой и бледной, что он испугался за нее.

– Джексон? Ты здорова? Что случилось?

– Что‑то не так, – она прошептала эти слова так тихо, что он чуть не пропустил их.

Джексон бросилась бежать мимо него, сметая его в сторону. Он неохотно побежал рядом с ней, не желая покидать ее, когда она в таком состоянии. Джексон всегда была такой хладнокровной и замкнутой, что Дон с трудом верил, что видит ее такой. Она не взглянула на него, вместо этого направляясь прямиком к дому своих опекунов. После смерти матери и брата, и таинственного исчезновения ее отчима, Рассел и Бернис Эндрюс взяли Джекс к себе и подарили ей любящий дом. Рассел и остальные члены его команды «морских котиков» продолжали ее тренировать, понимая, что она нуждается в физических упражнениях, чтобы смягчить воспоминания о своем травмированном прошлом. Отец Дона был членом этой команды и часто рассказывал сыну об этой трагедии. Ни у кого не было абсолютной уверенности в том, действительно ли Тайлер Дрейк убил Мэтью Монтгомери, как он хвастался Ребекке, но ни у кого не возникло и тени сомнения, что он убил Ребекку и Мэтью младшего.

Доном овладело нехорошее предчувствие, когда он бежал рядом с Джексон. Это было не так уж и трудно – держаться рядом с ней, он был в хорошей форме и намного выше, чем она, и, тем не менее, уже начал потеть. Взгляд на лицо Джексон убедил его, что она знает что‑то, чего не знает он. Что‑то ужасное. Как бы ему хотелось иметь при себе сотовый телефон. Но повернув за угол, он заметил полицейских.

– Эй, следуйте за нами! Ну же, что‑то не так! – уверенно закричал он, даже не волнуясь о том, что выставляет себя полным дураком. Теперь и он знал это, знал точно так же, как и Джексон, когда они бежали вверх по улице по направлению к дому ее опекунов.

Джексон резко остановилась на подъездной дорожке, уставившись на дверь. Та была полуоткрыта, словно приглашая войти. Дон начал было обходить девушку, но она схватила его за руку. Джексон сотрясала дрожь.

– Не входи. Он все еще может быть там.

Дон попытался ее обнять. Он никогда не видел Джексон такой потрясенной. Она выглядела хрупкой и опечаленной. Она отодвинулась от него, пристальным взглядом осматривая двор, обыскивая территорию.

– Не прикасайся ко мне, Дон. И больше нигде не подходи ко мне. Если он решит, что ты меня интересуешь, он найдет способ убить и тебя.

– Ты не знаешь, что произошло в доме, Джекс, – запротестовал он. Но какая‑то часть его не желала входить, чтобы убедиться, что она права. Было ощущение, что зло накрыло дом.

Полицейские с важным видом подошли по подъездной дорожке.

– Вам, дети, лучше не тратить наше время попусту. Что здесь происходит? Вы знаете, чей это дом?

Джексон кивнула.

– Мой. И Эндрюсов. Будьте осторожны. Я думаю, Тайлер Дрейк где‑то поблизости. Я думаю, он вновь начал убивать, – она резко опустилась на газон, ноги не держали ее.

Двое полицейских переглянулись.

– Да ну? – каждый слышал о Тайлере Дрейке, бывшем оперативнике «морских котиков», якобы убившим свою семью, избежавшем поимки и все еще где‑то скрывающимся. – Зачем ему возвращаться сюда?

Джексон не ответила. Темнота в ней была ее ответом. Тайлер убил семью Эндрюсов, потому что они приняли ее. Она была его, и в его извращенном сознании они заняли его место. Ей следовало сообразить, что это может произойти. Он убил ее отца, считая, что тот не имеет на нее никаких прав. То же самое произошло и с ее матерью и братом. Конечно, он бы убил Эндрюсов. Это было вполне в его духе. Она подняла колени и начала раскачиваться взад и вперед. Она только подняла взгляд, когда два сотрудника полиции выбежали из дома и начали вываливать содержимое своих желудков на безукоризненный газон.

Глава 1

Джексон Монтгомери вставила обойму в свой пистолет и посмотрела на напарника.

– Это приказ, Барри. У меня странное предчувствие. Просто удивительно, что ты не имеешь об этом ни малейшего понятия. Где твое шестое чувство?.. Я думала, мужчины рождаются с неким встроенным инстинктом выживания.

Барри Рэдклифф насмешливо фыркнул.

– Ты руководишь этой вечеринкой, милая, а мы всего лишь следуем за тобой.

– По мне, напарник, у тебя нет чувства самосохранения, – Джекс через плечо подарила ему дразнящую улыбку. – Большую часть времени большинство из вас совершенно бесполезны.

– Все так, но у нас прекрасный вкус. Ты выглядишь просто великолепно сзади. Мы, мужчины, сладенькая, и ничего не можем поделать с гормонами.

– Это твое извинение? Взбесившиеся гормоны? Я думаю, тебе просто нравится жить на грани, ты – безрассудный камикадзе, сорвиголова.

– Вот это как раз о тебе. Мы попросту следуем за тобой и вытаскиваем твою миленькую задницу из всех тех бед, в которые ты вечно попадаешь, – отплатил ей Барри. Он посмотрел на свои часы. – Тебе решать, Джекс. Делаем попытку или все отменим?

Джексон закрыла свое сознание, отрешаясь от всего – от темной ночи, от адреналина, гуляющего по ее крови, от потребности действовать. Склад казался слишком легкодоступным; невозможно было обыскать второй этаж, не раскрыв при этом себя… Ей никогда не нравилось работать с информаторами. Все в ней кричало, что это ловушка и что она и ее собратья‑полицейские направляются прямо в западню.

Не раздумывая, она проговорила в крошечную рацию.

– Отбой, парни. Я хочу, чтобы вы все отступили. Сообщите, когда будет чисто. Барри и я будем прикрывать, пока не получим от вас сообщение. А теперь уходите.

– Так решительно? – она услышала насмешку в голосе Барри. – Изумительная женщина.

– Ох, заткнись, – резко ответила Джексон, ее голос был тихим, но в нем слышалась тревога. Ее глаза были беспокойными, постоянно перемещаясь с предмета на предмет, охватывая все вокруг них. Ощущение опасности нарастало.

В крошечном приемнике в ее ухе раздался треск.

– Неужели из‑за перенервничавшей женщины, мы позволим провалиться самой крупной облаве за всю историю? – это сказал новый парень. Тот, кого включили в ее команду против ее воли. Тот, у кого были какие‑то связи в департаменте, и который быстро продвигался наверх. Бентон. Крейг Бентон.

– Оставайся на месте, Бентон. Это приказ. Обсудим все позже, – приказала Джекс, с тяжелым сердцем понимая, что именно он был причиной внутренней тревоги, сотрясающей ее. Бентон хотел быть героем. Но в ее работе таким не было места.

Рядом с ней выругался Барри, его тело замерло. Он испытывал то же самое, что и она. Барри был ее напарником уже довольно долгое время и знал, что когда Джекс говорит, что у них проблемы, то их ожидает самый настоящий ад.

– Он входит. Он входит. Я вижу его в боковой двери.

– Уходи, Барри, – рявкнула Джекс, одновременно двигаясь вперед. – Я постараюсь вывести его. Ты же вызови подмогу, поскольку здесь намечается бойня. И держи наших парней подальше, пока не подоспеет помощь. Это ловушка.

Она была такой маленькой и изящной, а в черной одежде и кепке Барри вообще едва мог разглядеть ее в темноте ночи. При движении она никогда не издавала ни звука. Что было жутко. Он обнаружил, что постоянно смотрит на нее, чтобы убедить себя, что она все еще рядом с ним. Теперь начал двигаться и он тоже. Ни при каких условиях его напарница не войдет в это здание без него. Он передал приказ, а сам последовал за ней, говоря себе, что это не имеет никакого отношения к Джексон Монтгомери, что все дело в партнерстве. Что это не имеет никакого отношения к любви, что это только работа.

– Вы должны увидеть это место, – радио потрескивало в их ушах. – Входите. Здесь столько химикатов, что можно взорвать полгорода.

– Идиот, в нем достаточно химикатов, чтобы взорвать здание вместе с тобой внутри. Теперь убирайся к чертовой матери оттуда. – В этом была вся Джекс. Ее голос был тихим и резким, настоящим бичом презрения. Любой, слыша этот голос, становился верующим.

Крейг Бентон тревожно посмотрел направо, потом налево. От вида этого места его неожиданно охватила дрожь. Он начал медленно отступать, пятясь к двери. Неожиданно кто‑то укусил его за ногу, крупный и уродливый, сбил его с ног и повалил на спину. Он обнаружил, что лежит на холодном цементном полу, уставившись вверх. Здание продолжало пребывать в тишине. Он опустил руку и прикоснулся к ноге и, обнаружив месиво разорванной плоти, закричал.

– Я ранен, я ранен! О, Господи, я ранен!

Джексон хотела первой пройти в дверь, но Барри слегка толкнул ее плечом, отодвигая в сторону. Проникнув на склад, он откатился вправо, ища какое‑либо прикрытие, при этом услышав, как мимо него просвистели пули и вошли в ящик позади него. Он не был уверен, послал ли он предупреждение Джекс, но сейчас ничего не мог поделать, поскольку полз к Бентону. Все происходило слишком быстро, и его глаза были сосредоточены только на его цели – вытащить глупого ребенка и к чертям собачьим убраться отсюда.

Он добрался до Бентона.

– Заткнись, – рявкнул он. И почему новобранец оказался таким же большим, как и полузащитник? Тащить его отсюда будет трудновато, а если Крейг продолжит и дальше кричать, то он сам застрелит его. – Давай выбираться, – он подхватил Бентона под руки, стараясь держаться как можно ниже и под прикрытием, и начал двигаться назад к двери. Это оказался долгий путь. Сейчас они пересекали место, находящееся под обстрелом, и на котором преднамеренно были распылены химикаты, отчего повсюду начали раздаваться взрывы. Вспыхнули пожары. Он почувствовал резкую боль, когда первый удар пришелся на его череп. Второй тоже достиг цели. Его левая рука онемела, в результате чего он уронил Бентона и сам очутился на полу.

А затем рядом с ними оказалась Джекс. Джексон Монтгомери, его напарница. Джексон никогда не останавливалась, пока все не заканчивалось, и никогда не бросала напарника в беде. Джексон готова была умереть на этом складе прямо рядом с ним. Она открыла встречный огонь, спеша к ним.

– Вставайте, вы, ленивые тупицы. Вы не ранены. Вытаскивайте отсюда свои задницы.

Да, это его Джекс, всегда полная сочувствия к его проблемам. Бентон, черт бы его побрал, потихоньку полз к двери, стараясь спасти себя. Барри тоже пытался было, но он был сильно дезориентирован, а дым и жара нисколько не помогали. Что‑то не так было с его головой, она раскалывалась и пульсировала, и все казалось словно в дымке и таким далеким. Маленькая фигурка Джекс опустилась рядом с ним, ее прекрасные глаза от беспокойства стали огромными.

– Ты вовлек нас в самую гущу дерьма, мой друг, – тихо проговорила она. – Давай двигаться. – Она быстро осмотрела его, определяя размер повреждений и игнорируя их ради более важных вещей. – Я серьезно, Барри. Сейчас же убирай отсюда свою задницу! – это была ничем не прикрытая команда.

Джекс вставила еще одну обойму в свое оружие и перекатилась по полу, отвлекая огонь от своего напарника, и, встав на колени, начала стрелять в сторону верхнего этажа. Таща свое вялое тело к выходу, Рэдклифф поймал тень падающего человека. Удовлетворение тотчас охватило его. Джекс была великолепным снайпером. То, во что она стреляла, всегда падало вниз. Даже, если они умрут здесь, то, по крайней мере, заберут одного врага с собой. Но что‑то заставило его повернуть голову как раз в тот момент, когда пуля сразила Джекс, войдя в ее тело и отбросив его на несколько футов назад. Она упала подобно тряпичной кукле, темное пятно образовалось вокруг ее тела.