Текст книги "Маленькие радости Элоизы. Маленький трактат о дурном поведении"

Автор книги: Кристиана Барош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

9
Голубой камешек

В этот день, когда Элоиза вернулась из школы, глаза ее сияли надеждой. Она проскользнула в свою комнату, закрыла за собой дверь и вытащила из ранца то, что, смошенничав, выиграла в школьном дворе на переменке.

Это был камешек, не очень-то большой, но зато… «Какая фактура!» – сказал бы учитель рисования. Быть похожим на гальку, когда ты всего-навсего щебенка, дело не простое… Природа тоже умеет мошенничать, подумала Элоиза. Сегодня с самого утра ей приходят в голову странные мысли. Мама не вышла бы на улицу не расфуфырившись, бабуля Камилла – без шляпки, Дедуля подстригает усы всякий раз, как идет играть в белот [9]9
  Карточная игра.


[Закрыть]к Адмиралу… А папа… он бреется, если надо идти на работу, а по воскресеньям – никогда! «Ага, – говорит тогда мама, – мы имеем право ходить грязными и колоться щетиной, когда никто нас не видит, кроме своих!» Следовательно, что? Следовательно, все на свете притворяются и мошенничают. Ну и… Ну и разве это оправдание, вздыхает Элоиза.

Она-то это сделала впервые. Смошенничала то есть. Другие девчонки – запросто, они, чаще всего за ее спиной, зарятся на некоторые ее вещички – типа, там, ластиков или заколок для волос – и не стесняются в средствах, чтобы раздобыть их потом. Ба! Такова уж жизнь! Элоиза, во всяком случае, не принимает «игры», пока эти вещички не становятся ей как бы и не очень нужны. «Я как дерево, – напевает про себя Элоиза, – и с меня каждый год осыпаются листья. Да, такова жизнь».

Когда ей стукнуло восемь, она убедилась, что мир полон феноменальных явлений, которые необратимы и с которыми ничего нельзя поделать. Например, листопад. К нему надо просто привыкнуть, как и к тому, что перестаешь безумно любить то, в чем прежде души не чаяла. Вот, скажем, папу начинаешь любить меньше, чем раньше. Что до Бабули, тут и говорить не о чем. С тех пор как Камилла заперла книжки под предлогом того, что Элоиза портит глаза, читая то, что ей не по возрасту… Ух, противная!

Стоит Элоизе «потерять» что-нибудь, мама начинает восхищаться ею: «Подумать только, как щедра эта малютка, даже слишком щедра, готова отдать последнее!» Когда это случилось в первый раз, Элоиза так на нее и уставилась во все глаза: неужто мама и вправду не понимает, что происходит на самом деле? Нет. Не понимает. Она сочиняет образ, такую прекрасную картинку: «Ты замечательная девочка, Элоиза! Ты такая добрая!» Ох, мама и реальная жизнь – совсем разные вещи…

Элоиза опять вздыхает: лучше вернуться к гальке. К ее камешку. Пытаться понять принципы действия родителей – сплошная морока. Но по существу, умничанье стариков – просто как барабанный бой, одни только расхожие идеи, «ах-ах!». В их присутствии Элоиза чувствует себя втиснутой во множество, вот как в математике, множество совершенно одинаковых десятилетних девочек. Тоска от такого однообразия, да и неправда это все.

Камешек голубой. Совершенно голубой, таких не бывает в природе. Бабуля, возведя глаза к потолку, разумеется, припомнит плащ Марии: «О, Мария, Пресвятая Дево, Мати Христа Бога нашего, Царице Небесе и земли!» Дедуля пожмет плечами, потому что все равно увидит его серым, он дальтоник, Дедуля. Еще два года назад Элоиза громко спросила, какое отношение имеют к зрению Дедули братья Дальтоны из комикса ее кузена, а мама тогда сказала: «Нет смысла объяснять, все равно не поймешь…»

А вот шеститомный «Ларусс», [10]10
  Популярный во Франции словарь-энциклопедия.


[Закрыть]как обычно, ничего не утаил, как и насчет капусты, в которой находят младенцев. Элоиза никого, кстати, об этом и не спрашивала: ей с пяти лет было все абсолютно ясно. Если ты видишь у матери огромное пузо, мешающее поцеловать ее как следует, а потом это пузо пропадает одновременно с появлением на свет младшего братишки – что, разве уж так трудно догадаться, откуда берутся дети? Она тогда так и сказала, похлопав маму по опавшему животу: «Значит, ребеночек – пф-ф, да?» Подружки бабули Камиллы раскудахтались, как целый курятник.

– Старые девы, – усмехался Дедуля, – из тех, кто думает, будто детей находят в капусте и больше нигде! Представляешь, зайка, им никто никогда так ничего и не объяснил!

«Хм, будто мне кто-то что-нибудь объяснял, – подумала Элоиза, – сама до всего дошла, да не так уж это и трудно, достаточно открыть глаза пошире». Потом она убедилась, что была права, – после, когда научилась читать. Не надо принимать детей за дебилов!

Зато родителей Элоиза считает совершенно недоразвитыми, вот! Просто при-ми-тив-ны-ми – ничего себе словечко! По телеку, в восьмичасовых новостях – теперь, когда она уже в шестом классе и ей задают уроки на дом, она может смотреть телик! – так вот, в восьмичасовых новостях один совершенно шикарный дядька прямо как пощечину влепил другому не менее шикарному дядьке: «Ваши, – говорит, – доводы примитивны!» Все в том же словаре можно было найти не только определения, но и примеры, и Элоиза убедилась, что была права насчет родителей. Но все-таки забавно это понимать. Если твои родители – взрослые всего-навсего в зачаточном состоянии, примитивный набросок на скорую руку, разве не ухохочешься, думая об этом?

Элоиза просто обожает словари, и потом – зачем они, если ими не пользоваться, неужто только для того, чтобы красиво стояли на нижней полке шкафа? Папа-то чуть не запретил ей ими пользоваться, совсем было хотел запретить, а потом только процедил сквозь зубы: «Надеюсь, ты руки хотя бы моешь перед тем, как брать книги?» Кто бы говорил – сам-то он их моет каждый раз, как слон в зоопарке сдохнет!

Вот с того дня Элоиза и стала меньше папашу любить. Оплатить метр книжных корешков, чтобы «заполнить» мебель, вместо того чтобы подумать, чем заполняются мозги собственных детей!.. Нетушки, Элоизе такое не нравится. Ах, жизнь вообще – юдоль слез, она не ошибается, сестра Сент-Андре, которая катехизис преподает! Ну… Или она юдоль слез иногда,да, так лучше, пожалуй. Не всегда.

Камешек был овальный, он как раз умещался в ладони, и с одной стороны по голубому фону было красными буквами написано: «Главная Трансатлантическая Компания», а над этой надписью располагались такие маленькие золотые значки: звездочка, черточка… Когда Элоиза увидела это чудо у Изобель Гарсиа, она сразу поняла: вот это для меня! Мгновенно! Эта глупая кувалда даже не смогла прочесть, что там написано, ее вообще, кроме губной помады, ничего и не интересует.

Элоизе одиннадцать лет, а другим девочкам из ее класса – по двенадцать или даже по тринадцать, – ну, и чем они занимаются? Дура на дуре сидит и дурой погоняет… «Мальчишки все равно пялятся на их задницы, какой тогда смысл губы вампирьи себе рисовать?» – сказал насмешник Дедуля. Когда Изобель пришла отдать ему секатор, самый большой из его секаторов с толстыми такими ручками, тот, которым живую изгородь подравнивают, он взял да и протянул ей носовой платок: «Вытри рот, а то у тебя там слой краски, как на решетке мэрии!» А Изобель сразу та-ак разволновалась… Конечно, Дедуля старик, но он же все-таки мужчина, ну, и она призадумалась, эта Изобель, стала сомневаться, может, и впрямь зря так намазывается. К сожалению, недолго сомневалась. Господи, да она еще и краситься-то толком не умеет, помада чуть ли не на носу и на подбородке! Точно – рот, как у вампира!

Там, во дворе под платанами, Элоиза крикнула:

– Спорим, я за три броска выиграю у тебя твой камень?!

А они стали хихикать, остальные, они насмешничали:

– Эта Элоиза, она настоящая балда! Зачем тебе эта фигня? Чего ты так завелась из-за этого камня-то?

И Изобель хохотала громче всех. Но Элоиза заставила ее заткнуться:

– Если фигня, то на кой черт ты его подобрала? Если фигня – отдай просто так!

Ну, а дальше… Сказано – сделано: три броска – и камешек у Элоизы. Девчонки там все просто обалдели:

– Надо же, как это ты смогла-то?

А она потихоньку тренировалась. Наверное, это не настоящее мошенничество, это… ну, короче, камень стал ее. Изобель обозлилась, но старалась не показать виду:

– Бери, раз он тебе так нужен! Интересно только, что ты с ним будешь делать!

Элоиза даже и отвечать не стала – просто смерила ее взглядом и ушла.

Когда бабуля Камилла начинает орать на Дедулю, он всегда расправляет плечи и объявляет: «Оправдываться – значит унижаться!» Потому чертовски правильная политика была – промолчать, когда Изобель начала разоряться. И потом, девчонки же просто лопались от любопытства, что – нет? Точно! А так еще лучше… Ах, как он прекрасен, этот камешек!

В течение всего ужина Элоиза молчала. Мама так удивилась, что даже потрогала ее лоб:

– Нет, не горячий. Здорова… Что-то, видать, она затаилась, наша малышка – я и не слышала, как она пришла… Она не полдничала?.. У тебя что – плохие отметки сегодня, Элоиза?

– Я первая по французскому и по математике.

– ПО МАТЕМАТИКЕ?! – это папа так удивился: крупным шрифтом. – Наверняка списала!

Элоиза гордо выпятила грудь:

– Смеешься, что ли? У кого мне списывать? Они все сплошь дуры! Не-ет, я составила план: большое А, маленькое а, маленькое b, маленькое с, большое В, ну, и так далее… А ей больше ничего и не надо было, этой училке-мучилке. Вот и доказательство: я первая, хотя все решила неправильно!

– Тогда тут нечем хвастаться, детка!

– Но я же сделала все, как она велела, ей главное – чтобы мы рассуждали верно и все чтоб было по плану, а как там сосчитаешь – наплевать, вот я и первая ученица, которая старается изо всех сил! Она же просто дурища, эта училка! Дурее не найдешь!

– Элоиза!!! Если ты не прекратишь ругаться, твоя попа сейчас покраснеет! – Ну, конечно, бабуля Камилла не могла промолчать. А когда она пытается внести свою лепту в воспитание Элоизы, мама тут же находит превосходными даже самые дурные манеры дочери и отводит от нее громы и молнии, которые начинает метать папа, всегда согласный с мнением своей мамочки. «В сорок два года еще пуповина при них, еще не перерезанная», – помирает со смеху Дедуля. «А мама молодец: что хочет, то и делает! Я в нее пошла», – думает Элоиза. – Точно тебе говорю, эта девчонка что-то скрывает!

«Эта девчонка» скрывает голубой камешек еще с обеда. Может, конечно, он и не восьмое чудо света, но что-то вроде…

Назавтра Элоиза находит Изобель в уголке внутреннего двора школы, где эта идиотка назначает свиданки мальчишкам, которые слизывают тонны краски с ее дурацких губ.

– Говори, где ты его нашла?

– Кого? Шла бы ты отсюда, ты мне мешаешь!

– Камень где нашла?

У Изобель вдруг заблестели глаза:

– Ах, тебе это интересно, ну, тогда придется заплатить! – Она почти прикончила тюбик ярко-розовой губной помады, пора подумать о новом.

Но Элоиза уже с хихиканьем убегала. В голове у нее вертелось: так, значит? Ну, хорошо, она тоже больше не играет в «потери», тоже больше ничего никому не «отдаст», станет торговаться, как другие. И даже получше, чем другие, включая ее лучшую подругу Эме, которая тоже стала присматриваться к губной помаде, надо же, и она… Вот маразм! Что ж, «глупость заразнее сифилиса» – еще одна поговорочка Дедули из тех, что вызывают гнев и вопли Камиллы… Однако в словаре говорится, что сифилисом в прошлом веке болело свыше шестидесяти процентов населения, зато после изобретения пенициллина он в Европе почти искоренен. Элоиза время от времени приглядывалась и принюхивалась, на случай, если распространение еще каких-то болезней лишь на время приостановилось. Все знают, что, в конце концов, что угодно может тебе на голову свалиться, даже и то, что вроде бы искоренено. Как каштаны осенью или как оплеуха от папы, когда он перепил шампанского на Новый год, а Ритон играет в войнушку, испуская индейские крики. Ну и валитесь, ну и пожалуйста!

Элоизе удалось перехватить своего братца у выхода из детского сада, на тротуаре. Она схватила его за шиворот:

– Ритон, моя радость, давай ты отнесешь мой ранец домой, а я тебе за это два вечера подряд отдам свой десерт?

– Три. И еще не будешь называть меня Ритон.

– Нет, два. Иначе мама начнет что-то подозревать.

– Тогда два и еще одну ириску, такую длинную в желтом фантике!

Элоиза вздохнула: ох, братец, ему не надо получать высшего экономического образования, и так торгуется лучше некуда… А потом убежала, крикнув на бегу: «Ладно-ладно!», прежде чем Ритон успел взвинтить цену за услугу.

Изобель, за которой, как говорится, всегда тащился хвост поклонников, пыталась при ходьбе вилять бедрами, как Мерилин… Забавно это выглядело в сочетании с кедами и спортивной сумкой! Справа от нее на этот раз был один из «взрослых», слева – другой. Они жужжали ей в уши и размахивали руками, убеждая: «В субботу пойдем в кино, все равно будет дождь и матч не состоится…» Нет, слышно не было – слишком далеко, это Элоиза фантазировала. Но что дождь будет в субботу – точно, так дядька-метеоролог по телевизору сказал, что же до остального… Учительница французского тут, было дело, как заорет на Изобель: «Конечно, у тебя в мозгах не хватает места для уроков, тем более что и мозги-то у тебя под юбкой!..» Все так хохотали, даже сама Изобель смеялась, хотя щеки у нее сравнялись цветом с помадой. А потом руку к сердцу прижала и стала объяснять: «Мадам, я же не делаю ничего плохого, я же не виновата, если…» Ох, уж мне эта Изобель-соблазнительница!

Когда Изобель после двух поцелуев взасос скрылась наконец за калиткой своего сада, Элоиза тронулась в обратный путь – по следу. Ноздри ее трепетали, она пошмыгивала, как охотничий пес, пытаясь разглядеть голубые отсветы на мостовой. Теперь она была совершенно убеждена, что искать надо тут. Изобель не из тех девушек, которые любят менять маршрут, если он проходит мимо дверей технического коллежа, где в основном учатся парни. «У этой девчонки прямо пожар в одном месте», – объявил Дедуля, а уж он-то знает толк в пожарах, действительно, у Изобель во всех местах горит и чешется! Значит, она никуда не сворачивала и нашла камень где-то тут поблизости, что и требовалось доказать. «Вообще-то, математичка не такая уж и дура: я именно что рассуждать умею, какая разница, как считаю, – ликовала Элоиза. – И потом, зачем тогда калькуляторы делают? Чтобы кто на них считал? Собаки, что ли?»

Мама понимает, что молоко закипело только тогда, когда оно убегает. Вот так у нее и со всем остальным в жизни. Потому Элоиза решила: лучше пройти к себе через гараж: по крайней мере, не рискуешь с кем-нибудь из домашних встретиться. Тут легко сплутовать, так даже смешнее.

На кровати она обнаружила свой ранец и записку: «Я передумал, плюс две (2) ириски, а если не купишь – всем расскажу твой секрет!» Ну и ну, этот парнишка растет настоящим прохвостом. Экий вымогатель! Но Элоизе наплевать, она не любит сластей. И вообще ей сейчас не до того, сейчас у нее сердце стучит от радости, как ненормальное: она нашла еще два камешка, и на этот раз золотые значки на одном, она уверена, это номер – 4747! А что касается ирисок… Ну, почему люди считают, что все одинаковые? Раз ты маленькая девочка, значит, должна любить сладкое. «Девочка = конфетка»! Это же полная чушь! Вот Элоиза – совсем наоборот. Ей подошла бы формула: «Элоиза = колбаса с перцем + рокфор»… Но вместо этих вкусностей ее просто заваливают конфетами, прямо-таки целыми мешками несут сласти, которые она тут же выменивает, раздает направо-налево только для того, чтобы сохранить в глазах мамы свой «светлый образ» – чего только не сделаешь, чтобы тебя оставили в покое!

«Когда вырасту, буду присматриваться к людям, по-настоящему вглядываться в них, буду помнить, какой была маленькая, и постараюсь их понять…» – так Элоиза молится, преклонив колени на половике. А бабуля Камилла в это самое время все пережевывает и пережевывает «Ave Maria» своими старыми беззубыми деснами, а от ее искусственных челюстей поднимаются кверху пузырьки в стакане с водой. «Господи Боже мой, – думает Элоиза в тишине, – почему же другие утверждают, что Ты на небесах, когда Тебя нигде и нету вовсе, я-то это точно знаю!»

В день своего первого причастия Элоиза с фатой на голове очень серьезно поговорила с добрым Боженькой: «Иисус, этот момент, о котором я так мечтала, наступил, если Ты существуешь, покажись мне!» Но облатка приклеилась к нёбу Элоизы, от чего во рту появился противный вкус пресного хлеба, а Иисус даже и не моргнул, даже пальцем не пошевелил на своем кресте – не удостоил ее ответом… И на паперти, когда все ее семейство и все вокруг выражали восторги: «Поглядите, какая она миленькая с этими локонами! Элен, вам надо каждый вечер накручивать ей волосы на бигуди, а не заплетать их в такие тугие косички!» (хм, а почему бы заодно не продеть кольцо в нос?), так вот, стоя тогда на паперти, Элоиза в глубине, в самой глубине души вдруг поняла, почему не отозвался Христос: обыкновенное ханжество, вот и все. Она сделала выводы, и все было кончено. Теперь – ни-ни!

Во всем, что касается религии, Камилла упряма, как ослица, но нельзя же быть такой гадкой, когда ты исповедуешься каждую неделю! А общая молитва – коленями на половике – тем временем продолжается. Элоиза шевелит губами. Элоиза повторяет про себя таблицу умножения на семь, которая никак в памяти не держится, – это позволяет сохранять приличия: она выглядит, как положено. И еще она повторяет про себя: «Сатана, будь другом, сделай так, Сатана, пожалуйста, чтобы я нашла еще много голубых камешков!» Как знать, может быть, зло действует вернее, папа часто об этом говорит, когда новости передают. Сатана-то, наверное, и впрямь существует.

Ночью Элоизе снится пляж, голубой такой пляж, и на каждой гальке, на каждом камешке – красные буквы, зовущие в путь-дорогу… «Главная Трансатлантическая Компания»… А на самом дальнем краю пляжа, прямо у линии горизонта, виден силуэт мальчика. Он настолько же светленький, насколько она сама темноволоса, но зато такой же кудрявый, как она, и он бросает камешки в набегающие волны, а камешки, прежде чем с брызгами погрузиться в воду, превращаются… превращаются – и вот уже по всему морю парусники и перья, а само море вскипает золотою пеной… И вдалеке прекрасный голос поет: «Я люблю тебя, Элоиза, я люблю тебя, подожди, я иду к тебе!»

Элоиза выросла. Как известно – терпение и труд все перетрут. Время работало и на нее тоже. В течение всех этих лет она весенними вечерами частенько заглядывала на улочку, по которой проходила Изобель с хвостом поклонников. Она вышла замуж, эта самая Изобель, и теперь живет где-то в Испании. Кажется, мечтает иметь десяток детей… «И правильно, это ее успокоит», – говорит Ритон… простите, Анри! Ему уже восемнадцать, у него усы соблазнителя-победителя, а нахальством он восполняет недостаток образования. Вот уж кому не нужно составлять планы, чтобы решать свои проблемы!

Бабуля Камилла и Дедуля умерли. Оба. С промежутком в полгода. На самом деле они жить не могли друг без друга. Наверное, вставлять другому шпильки целый день – и есть жизнь… или иллюзия жизни. Мама и папа стареют. «Надо было наделать побольше детей, – говорит папа. – Изобель, возможно, права, что хочет целый десяток, ей будет чем заняться». С другой стороны, он это говорит, когда слишком много выпьет, так что всерьез воспринимать не стоит, хотя… Как-то он спросил – так мечтательно: «Когда ты нам подаришь малыша, Элоиза?» А всего пять лет назад грозился из дому выгнать, если… Изменился или это развитие?

Элоиза все еще собирает камешки. Она находила их чуть ли не дюжинами на этой улочке, которую никто и не думает приводить в порядок с тех пор, как не стало железнодорожной линии. Такие же голубые, с красными буквами и золотыми цифрами – только всякий раз другими, и всякий раз более мелкими. Она тихонько смеялась. Камешки словно бы отмечали уходящее время, не забывая и о високосных годах. Ритон сразу же это увидел – неудивительно, при его-то страсти все подсчитывать! И время приближалось… Элоиза вздохнула. Сегодня она в последний раз идет навестить эту улочку, она закончила учиться, ей надо уезжать. Она будет преподавать. Поедет на Север, где серые мостовые и серая щебенка…

Отличное время – между Вербным воскресеньем и Пасхой, именно в этот период почему-то находишь больше, чем обычно, камешков. Ага, вот и сейчас на самой середине дорожки – голубой, да еще какой! Очень большой и очень круглый! Красные буквы больше не говорят о трансатлантических путешествиях, они только предупреждают: «Я уезжаю, я отчаливаю». Золотые цифры… теперь осталась только одна.

Элоиза спрыгивает с велосипеда, подбирает камень. На нем написано: «Кто ты?» Увидев это, она крепко прижимает камешек к груди и выкрикивает свое имя – посылает его всем ветрам и добавляет: «А ты? Ты кто?»

И тогда в дальнем конце улочки, там, где орешник и сорняки окончательно поглотили асфальт, возникает парень. Он светловолосый, как в ее снах, он приближается, и в руках его полно парусников и перьев… Вот он бежит навстречу, разбрасывая по небу красные буквы, они складываются в слова, они говорят про архангелов в доспехах и про пенные сады, вот он уже рядом: «Привет, Элоиза, я Моряк из Тумана, меня зовут Ганс».

А небо такое шелковое-шелковое, как платье со шлейфом…