Текст книги "Охотники за душами (СИ)"
Автор книги: Крис Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
43
Спотыкаясь, я выхожу на свет. В заброшенной церкви пусто и холодно, дождь барабанит по крыше и заливается внутрь через разбитое витражное окно. Иду к выходу, пошатываясь на ходу и натыкаясь на церковные скамьи. Кажется, что каменные стены то сужаются, то расширяются, словно церковь дышит, пол под ногами качается, как корабельная палуба. Похоже, ритуальное зелье Танаса все еще отравляет мою кровь, и его действие накатывает приступами, как волны. Я вызываю у себя рвоту, и черная желчь пачкает известняковые плиты пола. Это немного помогает прояснить сознание. Я тороплюсь к выходу на паперть, отодвигаю в сторону книжный шкаф… Увы, я слишком не в себе и не сразу вспоминаю, что Танас запер дверь и забрал ключи. Под сильным ветром едва слышно дребезжит щеколда замка, и я вспоминаю, что в северной часовне была еще одна потайная дверь. Я поворачиваюсь было к ней, как вдруг вздрагиваю от неожиданного звенящего звука. От кафедры доносится издевательский голос.
– Не это ищешь? – насмехаясь, Танас вертит в костлявых пальцах связку ключей. Кровотечение из носа прекратилось, но его пепельно-бледное лицо с запавшими глазами напоминает череп еще сильнее, чем прежде. Неудавшийся ритуал, похоже, дорого ему стоил.
Дэмиен стоит в алтаре рядом со своим господином, прижимая руку к поврежденным ребрам, угольно-черные глаза по-прежнему слезятся от кирпичной пыли. На его лице застыло яростное выражение, он явно не может смириться с тем, что я победила его с помощью его же приема с ослеплением.
Танас бросает ключи в центр пентаграммы, нарисованной мелом на каменном полу.
– Вот, если хочешь – они твои, – он приглашающе машет рукой.
Я понимаю, что ключи – приманка, как сыр в мышеловке. Он расставил ловушку: очевидно, в центре пентаграммы его темная сила будет сильнее всего. Но есть ли у меня выбор? Я бросаю быстрый взгляд на часовню. Дверь по-прежнему открыта? Или нет? Схватить ключи или бежать к двери?… Оба варианта рискованные.
Я с опаской иду обратно по проходу между скамьями, не сводя глаз с Танаса и Дэмиена. Никто из них не двигается с места. Дэмиен со сложенными на груди руками стоит перед алтарем, словно молодой жених в ожидании невесты, да еще священник улыбается с кафедры… Вот только для меня это все больше похоже не на свадьбу, а на похороны.
Проходя мимо часовни, я замечаю, как напрягаются мышцы Дэмиена. Я вижу, он ждет, что я сорвусь с места и побегу к северному выходу. Танас тоже нетерпеливо облизывает тонкие губы, словно змея, готовая напасть на жертву.
И я делаю то, чего они оба ждут, – бросаюсь к двери. Но как только Дэмиен отбегает от алтаря к часовне, я резко меняю направление и бегу к пентаграмме. Я наступаю на пятиконечную звезду, нагибаюсь за ключами и… внезапно слабею. В противоположность кругу камней, пентаграмма вытягивает из меня силы. Как будто мой самурайский дух остался под землей, в склепе, и я снова просто девочка-подросток, которой не помогут никакие Отблески.
Дэмиен в несколько секунд возвращается назад, заламывает мне руки за спину и душит за горло. Не в силах выбраться за пределы высасывающей силы пятиконечной звезды, я ничего не могу поделать и только смотрю, как Танас медленно сходит с кафедры и приближается ко мне.
Вступив в пентаграмму, он протягивает к моему горлу сухую когтистую руку. От прикосновения ногтей к коже я вздрагиваю, как будто меня погладила рука трупа. Потом он срывает с меня амулет, порвав цепочку.
– Значит, вот что помешало ритуалу, – он с отвращением глядит на расколотый Камень Защиты. – Впрочем, неважно, – он отбрасывает амулет в сторону. – Мы все равно завершим начатое.
В другой руке он сжимает осколок нефрита c острым, как игла, концом. Со мной больше нет моего талисмана, и ничто не защитит меня от жертвоприношения.
– Рура, ркумаа, раар ард рухрд… – быстро запевает Танас, его голос разносится по церкви, словно какая-то жуткая литания.
Я слышу, как напротив него Дэмиен повторяет глухим голосом:
– Ра-Ка! Ра-Ка! Ра-Ка!
Все плывет вокруг меня – кафедра, скамьи, алтарь вращаются, как безумная карусель. Душу резко пытаются вырвать из тела, ощущение такое, будто я падаю в лифте с оборвавшимся тросом. В этот раз разделение еще быстрее и безжалостнее. На меня накатывает волна отчаяния. Столько убегать, столько сражаться, стольким пожертвовать – и все зря, Танас все равно одержит чудовищную победу. Он уничтожит мою душу и мой Свет. Навсегда.
Сквозь застилающую взгляд пелену бездонные глаза Танаса кажутся мне всепоглощающими черными дырами. За разбитым витражным окном поднимается, словно соткавшись из дыма, неясная тень. Крылатый ангел смерти, он стоит на алтаре и, как только заклятие достигает наивысшей силы, бросается ко мне, чтобы забрать мою душу…
Танас испускает страшный, поистине дьявольский крик… и обсидиановое лезвие пронзает ему грудь. Из кривящегося от боли рта хлещет кровь, и он оседает на пол. Дэмиен выпускает меня из рук и тоже валится наземь рядом со своим умирающим господином.
Я в замешательстве стою в центре смертоносной пентаграммы. Я цела. Неужели ритуал снова сорвался? Крылатый ангел тем временем хватает меня за руку и вытаскивает за пределы парализующего действия пятиконечной звезды.
– Феникс! – потрясенно выдыхаю я. Мой обессиленный Защитник падает на колени. Футболка насквозь пропитана кровью, он кажется едва живым, но все-таки улыбается, и его чудесные глаза снова вспыхивают как звезды.
– Уф, пронесло! – он еще находит силы рассмеяться сквозь боль.
– Ты жив! – плача от радости, я тоже опускаюсь на колени и обнимаю его. – Но как?
– Это все круг камней. – Ему трудно говорить, он дышит со свистом. – Сила Света вылечила меня, по крайней мере настолько, чтобы…
– Будьте прокляты! – шипит Танас, корчась от боли в луже собственной крови, которая заливает пентаграмму. Он тянется было за обломком кинжала, но теперь, когда силы вернулись ко мне, я с легкостью отбрасываю кинжал в сторону ударом ноги. Он хватает меня за ногу, пальцы обвиваются вокруг щиколотки, словно ядовитая лоза.
– Колесо жизни повернется вновь, – бормочет он, испепеляя меня взглядом, – и я вернусь за твоей душой!
Его голова ударяется о пол, а пальцы слабеют. Я высвобождаю щиколотку, но Танас продолжает смотреть на меня каменно-холодным взглядом.
– Он… умер? – шепотом спрашиваю я. Меня пугает темный немигающий взгляд его змеиных глаз.
Феникс устало кивает:
– В этой жизни – да.
Я бросаю взгляд на другое бесчувственное тело внутри пентаграммы.
– А как же Дэмиен? И остальные? – тревожно спрашиваю я.
Феникс с наслаждением опирается спиной о скамью.
– Они нам ничего не сделают. Когда Танас умирает, приходит конец его власти над слугами. Так что Дэмиен, возможно, теперь даже не вспомнит, что он Охотник.
Я изумленно поворачиваюсь к Фениксу:
– То есть он не запомнит вообще ничего, что натворил?
– Кое-что запомнит, конечно. Дэмиену будут сниться очень жуткие сны, – веско говорит Феникс. – Но Охотники теперь залягут на дно… по крайней мере до тех пор, пока Танас не возродится вновь.
– А когда это будет? – тревожно спрашиваю я.
– Точно не в этой жизни, – успокаивает меня Феникс. – И может быть, даже не в следующей. Обсидиановый клинок должен был очень ослабить темную душу Танаса. Ему теперь долго придется зализывать раны.
Я опускаю глаза на страшное кровавое пятно у Феникса на футболке.
– А как же ты?
Вдалеке слышится приближающийся вой сирен. Феникс слабо улыбается:
– Ты не волнуйся за меня… Самое важное – это ты.
Он обнимает меня за талию, наклоняется ближе, на мгновение я думаю, что сейчас мы поцелуемся – однако он кладет голову мне на плечо, закрывает глаза, как перед долгим крепким сном, и медленно оседает на пол.
44
– Миссис Адамс, теперь ваша дочь в безопасности, – уверенно говорит детектив-инспектор Шоу. Офицер полиции сидит в нашей гостиной с чашкой чая в руках.
Cтежки хирургического шва пересекают постепенно заживающую рану у нее на лбу, вокруг глаз темнеют синяки, но сами глаза, по счастью, снова нормального серого цвета.
Я настороженно сижу рядом с мамой на краешке дивана, готовая бежать при малейшем изменении в поведении или во внешности инспектора.
У двери стоит светловолосая женщина-полицейский, она кажется довольно сильной, но боюсь, если инспектор Шоу снова обернется Охотницей, шансы ее будут невелики.
Детектив-инспектор вежливо делает небольшой глоток и отставляет чашку в сторону.
– По результатам расследования мы пришли к выводу, что за теракт на Клэпхемском рынке, а также за похищение и попытку убийства вашей дочери несет ответственность некая религиозная организация. Если бы не бдительность одной пожилой леди в Хэйвенбери, которая вовремя позвонила в полицию, мы, возможно, приехали бы слишком поздно. Однако могу вас уверить, что в настоящее время их главарь, священник-еретик, мертв, а все его последователи арестованы.
«Вот в этом я очень сомневаюсь!» – думаю я про себя. По крайней мере, сама детектив-инспектор Шоу до недавнего времени вполне себе была в числе последователей Танаса, однако же вот она, сидит спокойно в нашей гостиной прямо напротив меня. Но я придерживаю язык, все равно ведь никто не будет слушать мой бред про Охотников. Я бессчетное количество раз пыталась объяснить, что произошло на самом деле, но ни один человек так и не принял мои слова всерьез.
– А что с тем парнем, с Фениксом? – осведомляется папа. Он не отходит от меня ни на шаг, словно преданный телохранитель – даже немного слишком преданный. С тех пор как я вернулась домой, папе постоянно хочется меня видеть.
– Как только его выпишут из больницы, он будет депортирован обратно в Соединенные Штаты, – сообщает инспектор Шоу.
– Что с ним будет потом? – спрашиваю я, крепче сжимая в руке расколотый Камень Защиты. Закругленные края удобно лежат в ладони, прикосновение к гладкой поверхности успокаивает – вот единственное, что мне осталось на память о моем Защитнике. Я тоскую и тревожусь о нем с тех пор, как полицейские явились в церковь и растащили нас. Феникса увезли на «Скорой» с вооруженным конвоем, и с тех пор я его не видела. Несмотря на все мои просьбы, меня так и не пустили к нему в больницу, и в какой-то момент я даже не знала, жив он или умер от ран.
– Не могу вам сказать, – холодно отвечает детектив-инспектор Шоу. – На основании ваших показаний его уже признали виновным в непредумышленном убийстве при самообороне. Поскольку он несовершеннолетний, а также с учетом всех исключительных обстоятельств, суд освободил его от тюремного заключения, но дальше его судьбу будут решать власти Соединенных Штатов.
– Феникс спас мне жизнь! – не выдерживаю я. – Почему с ним обращаются как с преступником?
Мама успокоительно гладит меня по колену:
– Милая, потому что он похитил тебя и убил человека. – Она говорит таким невыносимо терпеливым и снисходительным тоном, как будто объясняет ситуацию трехлетке.
– Он спасал мою жизнь! – упрямо повторяю я. – Он мой Защитник! Ну почему никто мне не верит?
– Дженна, мы правда понимаем, как тебе тяжело, – папа кладет руку мне на плечо. – Ты пережила что-то ужасное, прошла через настоящий ад, но теперь защищать тебя – это наша задача, ведь мы твои родители.
Я стряхиваю с плеча его руку.
– Мне нужен только один Защитник… и это Феникс! – взрываюсь я.
У папы твердеет лицо, мама тревожно прикусывает губу. В комнате повисает неловкое молчание. Взрослые обмениваются многозначительными взглядами, папа с мамой без слов просят прощения за мое «иррациональное» поведение.
Детектив-инспектор Шоу прочищает горло:
– Я вижу, вам лучше побыть со своей семьей, без посторонних. – Она встает на ноги, опираясь на костыль. – Но если вам вдруг понадобится какая-либо моя помощь – обращайтесь, пожалуйста. – Инспектор многозначительно смотрит на папу. – Мы бы могли порекомендовать замечательных консультантов по посттравматическому расстройству.
– Благодарю вас, инспектор! – папа пожимает ей руку. – Спасибо за все, что вы сделали для Дженны. Нам с женой так жаль, что ваш коллега погиб в той автокатастрофе.
Мне хочется на него наорать. Кричать во весь голос, рассказать, как эта распрекрасная инспектор Шоу убила собственного офицера!
– Спасибо вам, мистер Адамс, – отвечает детектив. – Я передам соболезнования его родным. К сожалению, таковы уж риски нашей профессии.
Папа сочувственно кивает, мама встает с дивана, тоже пожимает руку инспектору Шоу и провожает обеих полицейских к дверям. Уходя, детектив поворачивается ко мне с улыбкой, которая, возможно, кажется ей доброй и успокаивающей.
– Дженна, я понимаю, ты все еще в шоке, – мягко говорит она, переходя на «ты», – но пусть тебя поддерживает мысль, что ты пережила это ужасное испытание. Пусть во всей твоей будущей жизни это придает тебе силы, а не забирает их.
Не знаю, понимает ли она, насколько уместны и правдивы ее слова, но невольно вздрагиваю, глядя, как бывшая Охотница удаляется, прихрамывая, по нашей подъездной дорожке.
45
– Как думаешь, вы с Фениксом еще увидитесь? – спрашивает Мэи.
Мы сидим у пруда в Клэпхемском парке и кормим уток. Папа через пару скамеек от нас героически делает вид, что читает газету.
Я грустно качаю головой:
– Консультант считает, что Феникс на меня «отрицательно влияет», и мои родители с ним согласны.
Мэи недоверчиво фыркает:
– Так ведь только благодаря ему ты до сих пор жива!
– Да я знаю. – Утки и голуби суетятся вокруг, я отщипываю и бросаю им кусочек хлеба. – Я и в прошлых жизнях выживала только благодаря ему.
Мэи с сомнением смотрит на меня, подняв брови, как будто хочет спросить: «Серьезно? Ты что, все еще веришь во всю эту ерунду с реинкарнациями?»
Последнюю пару недель терапевт честно старался как-то рационализировать мой опыт, объяснить, что видения из прошлых жизней – это такой защитный механизм моей хрупкой психики, реакция на стресс и эмоциональную нагрузку из-за того, что на меня напали, похитили и чуть было не принесли в жертву. Что ж, звучит разумно. Но как быть с фактами, доказывающими обратное? Откуда я знала, как выбраться из Арунделского замка? Каким образом внезапно научилась скакать на лошади и драться? Все это он пытается объяснить «удачным проявлением врожденных способностей, усиленных в стрессовой ситуации инстинктом самосохранения», и тут мне уже сложнее с ним согласиться. Что ни говори, у неподготовленного человека вроде меня просто не было шансов против пятерых сильных противников – а я их всех побила. Я же знаю, что одним инстинктом самосохранения такое не объяснить!
Еще терапевт диагностировал у меня «болезненную привязанность» к Фениксу и рассматривает ее как прямое следствие Стокгольмского синдрома. Надо признать, у меня и правда можно найти многие его симптомы: привязанность к «похитителю», то, что я разделяю его идеи и основные цели, нежелание сотрудничать с властями в ущерб ему… Вот только Феникс меня не похищал. Он меня спас, и он мой друг. А еще между нами существует глубокая связь, родство душ, и без Феникса я чувствую себя так, будто мне удалили какой-то жизненно важный орган, будто в сердце у меня огромная дыра.
В общем, в результате консультаций и настояний моих родителей о продолжении терапии я неплохо научилась держать при себе свои мысли и чувства и больше не заговаривать о прошлых жизнях и о Фениксе, молчать из последних сил.
Лишь изредка я позволяю себе ослабить защиту и отвести душу в разговоре с лучшей подругой. К счастью, на этот раз она обходит спорную тему прошлых жизней и вместо этого спрашивает:
– Так когда Феникса депортируют обратно в Штаты?
– Завтра, кажется. – Я замолкаю и смотрю, как солнечные блики играют на поверхности пруда. При мысли о том, что я больше никогда не увижу своего Защитника, на глаза наворачиваются слезы. Беззвучно всхлипывая, я прижимаю к груди амулет, чувствую под одеждой его прохладное прикосновение к коже. Но легче от этого не становится, я только еще яснее понимаю, что Феникс далеко, вспоминаю, скольким он пожертвовал, чтобы защитить мою жизнь, мою душу, и плачу еще отчаяннее.
Мэи обнимает меня за плечи:
– Я понимаю, тебе тяжело, но подумай, зато твой ангел-хранитель все-таки жив и поедет домой, а не в тюрьму. И вообще, – говорит она, – никогда не знаешь, что ждет впереди.
Я вымученно улыбаюсь. Теперь, когда я знаю правду о перерождениях, будущее для меня – открытая книга. У нынешней главы горько-радостное окончание: я, возможно, больше никогда не увижу Феникса, зато мне больше не грозят Танас и его Охотники. Тень больше не нависает надо мной, можно просто жить и радоваться жизни. Однако же эта жизнь – лишь одна из многих еще не написанных историй, в каждой будет один и тот же жестокий злодей, один и тот же доблестный герой, пусть и под разными масками. И финал каждой из них еще не предрешен… если только в какой-то из жизней меня не ждет жертвоприношение, окончательная смерть, конец всех историй. И этого финала я буду избегать любой ценой.
– А Дэмиен? – Мэи качает ногой, отгоняя особо прожорливого голубя. – Что с ним случилось?
Солнце греет мне спину, но я все равно вздрагиваю при звуках его имени.
– Насколько я знаю, его судят за похищение и попытку убийства. Адвокат пытается доказать его ограниченную вменяемость.
Мэи хмурится:
– А что это означает?
Я мну в руках горбушку хлеба, крошки сыплются на землю.
– Что он предположительно был не в себе, попал под влияние главы секты. – Я искоса смотрю на нее. – То есть не в полной мере отвечает за то, что сделал.
Мэи кажется потрясенной:
– Но его же все равно отправят в тюрьму, правда?
– Думаю, да, – я пожимаю плечами. – Может быть, в колонию для несовершеннолетних.
– Вот и хорошо, – жестко отвечает Мэи. Она бросает птицам остатки хлеба. – Пока он там, он для тебя не опасен. И раз этот жуткий Танас тоже мертв, то ты и его можешь не бояться.
«Могу не бояться, – мысленно повторяю я. – По крайней мере, в этой жизни».
46
– Давай скорее! – торопит меня папа.
Я вылезаю с заднего сиденья нашего серебристого «Вольво».
– Да в чем дело-то? – спрашиваю я, запыхавшись – мы с ним почти бегом пробираемся через подземную парковку к лифтам. Он поднял меня рано утром, посадил в машину, пробился сюда через утренние пробки – но так и не сказал ни слова о том, куда и зачем мы едем, и большую часть дороги я продремала в машине.
– Увидишь! – Папа в нетерпении жмет на кнопку лифта.
Как только дверь открывается, он почти заталкивает меня внутрь, и мы подымаемся на третий этаж. Я нервничаю, папа тоже кажется встревоженным: он беспокойно потирает руки и немного покачивается на пятках. На меня он смотрит с напряженной улыбкой, но отводит глаза, встречая мой вопросительный взгляд. Как будто что-то его очень радует… но в равной степени и пугает. Хотела бы я знать, что происходит.
Двери распахиваются, перед нами оживленная толпа счастливых путешественников, загорелых туристов, усталых бизнесменов, улыбающихся стюардесс и носильщиков с перегруженными тележками. К стойкам автоматической регистрации стоят нетерпеливые очереди путешественников, на огромных дисплеях высвечиваются международные и внутренние перелеты, отправляющиеся этим утром из аэропорта Хитроу, терминал 3.
Я смотрю на отца изумленно и не без подозрения.
– Что мы здесь делаем? – спрашиваю я, пока мы пробираемся сквозь толпу. – Мы уезжаем на каникулы?
Эта мысль меня радует – не считая походов на терапию и нескольких встреч с Мэи, последние две недели я провела почти взаперти, меня даже в школу не пускали.
Папа качает головой:
– Нет, это как-нибудь в другой раз.
– Тогда зачем мы здесь?
Он широко улыбается, потом улыбка чуть угасает, и я снова с жалостью замечаю, как он встревожен.
– Вообще нужно сказать… мама была не совсем согласна, – говорит он, преодолевая неловкость. – Если честно, я и сам не уверен, что это хороший план. Но все-таки учитывая, как ты была расстроена и как мы должны быть ему благодарны, мы же твои родители… в общем, я решил, что нужно дать тебе эту возможность.
Папа резко останавливается у стойки безопасности и отступает в сторону. Он приветственно кивает полицейскому, конвоирующему высокого, крепко сложенного парня в джинсах, белой футболке и черной кожаной куртке. На его высоких скулах виднеются едва заметные следы синяков, на нижней губе – небольшой белый шрам. Он опирается на костыль, но, кажется, в силах обойтись и без него. Сейчас он кажется гораздо более живым и счастливым, чем в нашу прошлую встречу. Волны отросших каштановых волос мягко ложатся на плечи, сапфирово-синие глаза словно отражают блеск далеких звезд. C минуту я не могу отвести от Феникса взгляд, не в силах поверить, что вот он, стоит прямо передо мной. Я ведь даже не надеялась увидеть его вновь! Обернувшись к папе, я выговариваю одними губами:
– Спасибо. – И вижу, как он успокаивается, натянутая улыбка делается просто счастливой. Моего сияющего лица достаточно, чтобы он понял, что поступил совершенно правильно.
Феникс счастлив не меньше моего, он неотрывно смотрит мне в глаза.
Мир поворачивается, и…
Мы стоим на платформе, на вокзале полно людей. На мне белый сестринский фартук, светлые волосы стянуты в узел; на нем – армейская форма защитного цвета, в руках берет, на плече брезентовый вещмешок. Вокруг нас клубится дым, я слышу, как со слезами прощаются еще несколько пар.
– Тебе обязательно нужно ехать? – спрашиваю я.
Гарри уже открывает дверь в вагон.
Он серьезно кивает:
– Ты же знаешь, что да. Каждый солдат на счету. Говорят, нас ждет огромный прорыв!
Я сжимаю его руку.
– Я понимаю, нужно выиграть войну, – едва слышно шепчу я. – Но как же наша с тобой война? Битва с Воплощенными?
– В каком-то смысле они и мировая война – это одно и то же, – отвечает он с усталым смирением. Потом вновь улыбается и целует меня в щеку. – Но здесь мой долг выполнен.
Я смотрю на него сквозь застилающие взгляд слезы, все еще чувствуя мягкое прикосновение губ к щеке.
– Значит, мы никогда больше не увидимся? – При этой мысли сердце обливается кровью.
Громкий свисток паровоза заглушает его ответ, поезд готов тронуться. Гарри обнимает меня в последний раз, запрыгивает на подножку, оборачивается и посылает мне воздушный поцелуй.
– Никогда не говори «никогда»! – кричит он, прежде чем вагон исчезает из глаз в клубах дыма…
Отблеск тает перед глазами, как пар, я снова в аэропорту, кругом суетятся готовящиеся к полету пассажиры. Я вдруг понимаю, что стою посреди толпы неподвижно, как олень в свете фар, глядя в звездно-синие глаза.
– Феникс! – наконец кричу я, бросаясь ему в объятия.
Он чуть вздрагивает, когда я его обнимаю.
– Эй, осторожнее, – хрипит он, – я еще не совсем восстановился.
Я отпускаю его, но он еще несколько мгновений удерживает меня в объятиях, крепко и бережно, как надежная страховка. Рядом с ним я вновь чувствую себя целой, как будто ко мне вернулась важнейшая часть души. Я чуть отодвигаюсь, чтобы заглянуть ему в глаза, и снова чувствую необъяснимое, но уже знакомое притяжение душ.
– Ну как ты вообще? – спрашиваю я, когда он вновь опирается на костыль.
– Хорошо. – Он широко улыбается, искренне, но немного слишком храбро. – Доктора говорят, мне очень повезло. В колене порвал связку, но ни перелома, ни трещины, а рана в животе не задела никаких жизненно важных органов. Так что при правильном лечении и после хорошего отдыха я через пару месяцев буду как новенький. – Он берет меня за руку: – Лучше скажи, как ты, – это гораздо важнее.
Перед глазами все еще стоит Отблеск из Второй мировой войны, еще раз подтверждая, что у меня действительно были прошлые жизни. Я отвечаю:
– Я нормально… только никто не верит ни в мои перерождения, ни в то, что ты мой Защитник.
Феникс ласково отводит от моего лица прядку волос.
– Дженна, и пусть не верят. Самое главное, что за тобой больше никто не охотится. В этой жизни ты в безопасности.
Я киваю, успокоенная его словами.
– Но мне все равно очень нужно, чтобы ты был рядом. Без тебя я чувствую себя потерянной, – признаюсь я. – Только ты понимаешь, что мы с тобой пережили.
Его взгляд делается мягче, печальнее и нежнее, на лице мелькает выражение горько-радостного смирения, словно он понимает, что мы уже проживали такие минуты, и заранее знает, что сейчас случится. Да и я в глубине души знаю.
– Сейчас наши пути расходятся, – мягко говорит он и кладет ладонь мне на грудную клетку, туда, где висит на цепочке Камень Защиты. – Но я всегда буду рядом.
При этих его словах мое сердце тает от нежности, хотя на душе по-прежнему тяжело из-за близости неизбежного расставания.
– Как с тобой связаться? – спрашиваю я. – У тебя же есть мобильник? Электронная почта?
Феникс грустно качает головой:
– Помнишь, я уже говорил, что не доверяю современным технологиям.
– А куда ты теперь летишь?
– Домой, надеюсь. – Он бросает быстрый взгляд на полицейского. – Если, конечно, меня туда отпустят.
– Так, а где твой дом? – продолжаю допытываться я.
Он чуть хмурится:
– В этой жизни у меня было много домов, но, думаю, в Флагстаффе, в Аризоне. Там я родился. Ну, или зависну где-нибудь на пляже в Лос-Анджелесе. Солнце и серфинг должны пойти мне на пользу.
– Ты занимаешься серфингом? – Так хочется узнать хоть что-то о его жизни до встречи со мной.
– Немного, – скромно отвечает он.
– Этому ты тоже в прошлой жизни научился?
Он с улыбкой качает головой:
– Нет, в этой. Хотя с трудом представляю, чем этот навык поможет мне тебя защитить… Ну если только Танас возродится в виде акулы!
Я смеюсь впервые за долгое время, мне легко и радостно, и я понимаю, насколько мне лучше и спокойнее рядом с Фениксом. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности, даже если теперь мне уже ничего не угрожает. Мы продолжаем болтать, как положено старым друзьям. Я забрасываю его вопросами, стараясь как можно больше узнать о нем, чтобы после отъезда было легче представлять, как он там живет, в Америке. Но время нашей встречи безжалостно истекает, и ужасно скоро полицейский уже тянет Феникса за руку.
– Объявили, что пора на посадку, – сообщает он.
– Ох, нет! – жалобно прошу я. Вот бы никогда не расставаться с моим Защитником. – Мы когда-нибудь снова увидимся?
– Конечно. – Феникс улыбается, пока полицейский уводит его в зону досмотра. – Не в этой жизни, так в следующей.
