Текст книги "Мастер карнавала"

Автор книги: Крейг Расселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

2

Еда Ансгара была готова.

В скромном доме Ансгара в кёльнском районе Ниппес было на редкость опрятно. Он жил в нем один и никогда не принимал гостей. С ходом времени все его перемещения постепенно свелись лишь к преодолению расстояния между домом и работой. Он часто ловил себя на том, что его жизнь напоминает большой сельский дом, где жилыми являлись только несколько комнат, содержавшихся в идеальном порядке, а остальные просто запирались до лучших времен, и в эти запыленные потемки, как Ансгар был уверен, лучше даже не заглядывать.

Памятуя о кулинарных пристрастиях Ансгара, его кухня была на удивление миниатюрной, но, что вполне естественно, прекрасно оборудованной. Она сверкала чистотой и была залита светом, льющимся из большого окна, выходившего на маленький садик и глухую стену соседского дома.

Тренькнул звонок таймера духовки. Мясо было готово.

Как ни странно, но дома Ансгар предпочитал готовить незатейливые блюда. Самые простые, но позволявшие по достоинству оценить текстуру и истинный вкус мяса. Как и обычно, он рассчитал время буквально по секундам. Оставалось дождаться, когда на медленном огне конфорки спаржа дойдет до идеальной кондиции. Он достал из холодильника небольшую емкость с яблочным соусом: когда будут готовы мясо и спаржа, соус успеет чуть нагреться и достигнет надлежащей температуры. Он налил в бокал полбутылки пива «Гаффель» с идеальным соотношением жидкости и пены. Ансгар вытащил из духовки металлический поддон и освободил из кокона кусок мяса, завернутый в алюминиевую фольгу. Наклонившись, он с удовольствием втянул тонкий аромат закутанного в чабрец нежного мяса, и на мгновение его очки запотели. Он положил мясо на тарелку, украсил блюдо веточками свежего чабреца и яблочным соусом. Слив спаржу, он аккуратно положил ее на тарелку рядом с мясом.

Ансгар сделал глоток пива и полюбовался внешним видом блюда. Когда первый кусочек мяса начал таять во рту, его мысли вернулись к девушке у них на работе. То была украинка по имени Екатерина, суетившаяся вместе с ним на кухне ресторана. Он нахмурился и постарался прогнать эти мысли из головы. Но едва его зубы снова погрузились в нежную мышечную ткань мяса, как грезы о девушке пробудились с новой силой. Молодая светлая кожа упруго облегала чувственные формы ее тела. Даже зимой на кухне было всегда жарко и влажно от поднимающихся паров над горящими конфорками и духовками. На светлой коже Екатерины появлялся румянец и проступал пот, будто она сама была блюдом, приготовляемым на медленном огне. Продолжая трапезу, Ансгар думал о ее ягодицах. О ее грудях. О венчающих их сосках. О ее губах. Особенно его волновал ее рот. Продолжая есть, он нахмурился, почувствовав возбуждение в паху и ощутив, как от пробудившегося желания натянулась ткань брюк. Стараясь совладать с ним, он сделал еще несколько глотков пива. Отведал немного спаржи и переставил графинчик с маслом. Еще кусочек мяса. Однако возбуждение только нарастало. Он почувствовал, как над верхней губой выступила испарина, и представил ее светлую кожу в сочетании с черными футболками. Они весьма эффектно подчеркивали достоинства этой грудастой особы. Ну а еще были губы…

Теперь испарина покрывала уже все лицо Ансгара. Он изо всех сил старался прогнать чувственные и восхитительные образы, завладевшие его сознанием и внесшие хаос в тот размеренный ритм жизни, что он выстроил для себя. А ведь он прилагал столько усилий, чтобы уберечься от всякого рода сладострастных, нездоровых, да и попросту извращенческих фантазий. И она была их частью, так как неизменно присутствовала в этих его грезах о нежной и сочной плоти, словно бы и созданной именно для того, чтобы вот так, самозабвенно, впиваться в нее зубами. Он продолжал жевать мясо, не в силах его проглотить. Ансгар Хёффер думал о том, как все-таки пробуждает чувственность такое вот мясо, и, естественно, мысли его возвращались к той аппетитной девчонке на работе. Он содрогнулся, ощущая, как намокают брюки от извергнувшегося семени.

3

Четыре часа Фабель заполнял самые разные формуляры и бланки, констатирующие и описывающие инциденты, завершающиеся смертельным исходом. В данном случае это, как ни странно, придавало бессмысленным действиям Айхингера некую институциональность. Как уже не раз за время своей карьеры, Фабель оказался в центре трагедии, глубоко его взволновавшей, но необходимость выполнения служебных обязанностей превращала ее в факт холодной и бесстрастной статистики. Он чувствовал, что никогда не сможет забыть выражение печальной признательности на лице Айхингера в последние мгновения жизни. И он сомневался, что когда-нибудь сможет его понять.

Фабель сидел на краю стола в отделе по раскрытию убийств, занимавшем третий этаж полицай-президиума – штаб квартиры гамбургской полиции, – и пил из пластмассового стаканчика кофе, отпускаемый разливочным автоматом. Здесь собралась почти вся руководимая им пятнадцать лет группа: Вернер Мейер, Анна Вольф и Хенк Херманн. Отсутствовала только Мария Клее, бюллетенившая уже второй месяц: три последних крупных расследования отразились не только на Фабеле. Совсем скоро им придется работать без него.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на часы. Его попросил задержаться шеф – начальник крипо[2]2
  Криминальная полиция.


[Закрыть] Хорст ван Хайден. Надо будет зайти к нему, после того как освободится от заполнения форм и написания отчетов.

– Итак, шеф… – Обер-комиссар криминальной полиции Вернер Мейер – плотный мужчина пятидесяти с небольшим лет с седым ежиком на голове – поднял стаканчик с кофе, будто бокал с шампанским. – Должен признать, что вам удалось обставить свою отставку в присущем вам стиле.

Фабель промолчал. Он еще не отошел от волнений, пережитых в гостиной Айхингера, когда бросился туда из прихожей, испытывая смешанные чувства надежды и страха.

– Вы отлично сработали, шеф, – заверила его Анна Вольф. Фабель улыбнулся ей. Анна так и не стала походить на инспектора убойного отдела. Она была миниатюрной и миловидной и выглядела моложе своих двадцати девяти лет. Темные волосы коротко подстрижены, а полные губы ярко накрашены.

– В самом деле? – В голосе Фабеля не было радости. – Мне не удалось разоружить повредившегося в уме человека до того, как он снес себе голову.

– Да, вы потеряли его, – признал Вернер. – Но он был потерян еще до вашего приезда… при этом спасли остальных.

– Как семья Айхингера? – поинтересовалась Анна.

– С ней все в порядке. Никто не пострадал, во всяком случае физически. Они все в глубоком шоке. Выстрелы, услышанные соседями, были сделаны в потолок… Слава Богу, в той квартире наверху в это время никого не было.

Фабель обнаружил в гостиной жену Айхингера, семилетнюю дочь и двух сыновей – девяти и одиннадцати лет. Айхингер связал их и заклеил им рты скотчем. Фабель понимал, что так и не узнает, сделал ли это Айхингер, чтобы просто нейтрализовать их, или собирался расправиться с ними позже.

– Хуже всего переносит это младшая дочь. Дети вообще воспринимают происходящее вокруг них весьма однозначно. Когда она проснулась утром, в ее жизни все было как обычно. А вечером мир для нее перевернулся с ног на голову. – Фабель замолчал, сообразив, что дословно повторяет слова Айхингера. – Как объяснить ребенку в ее возрасте, что произошло? Как ей жить с этим дальше?

– Самое главное, что она будет жить. – Вернер отпил кофе. – Они все будут жить. Если бы вы не отвлекли Айхингера разговором, они могли бы погибнуть.

– Не знаю… – пожал плечами Фабель.

Он не успел закончить фразу, как зазвонил телефон. Вернер взял трубку.

– Вас вызывают на пятый этаж… – объявил он с улыбкой, кладя трубку. На пятом этаже штаб-квартиры полиции Гамбурга располагались кабинеты высшего руководства, включая начальника полицейского управления. Фабель поморщился:

– Тогда мне лучше не задерживаться…

4

Тарас Бусленко уже знал, где состоится встреча, если сведения Саши были верными. Но они, конечно, об этом не подозревали и наверняка будут долго возить его по всему Киеву, пока наконец не доставят на место назначения, где ему придется плясать под их дудку.

Бусленко позвонили по сотовому и велели отправиться на автостоянку гостиницы «Мир» на Голосеевском проспекте. Он пробыл там минут десять, после чего поступил новый звонок с указанием вернуться в центр города, припарковаться у Киевского пассажа и направиться дальше пешком по Крещатику.

В этот субботний вечер Крещатик, как и всегда по выходным, был закрыт для движения транспорта. Это позволяло всем свободно бродить по широкому проспекту, восхищаясь его величием. Бусленко ощутил своего рода эйфорию, оказавшись среди сверкающих кружев рождественской иллюминации, все еще освещавшей сказочным светом проспект. Легкий пушистый снежок, засыпавший деревья белоснежной сахарной пудрой, искрился в морозном ночном полумраке. Следуя полученным инструкциям, Бусленко двигался в сторону от площади Независимости. Последний раз он был на ней в ноябре – декабре 2003 года. Он помнил, какое чувство подъема вызывало в нем тогда буйство оранжевых полотнищ, каким ожиданием перемен была наэлектризована вся атмосфера майдана. Он чувствовал себя частью чего-то огромного и несокрушимого. Однако Бусленко там был не ради солидарности с происходившим: он возглавлял подразделение сил безопасности, направленное на площадь якобы для предотвращения кровопролития при возможном столкновении сторонников Януковича и приверженцев Ющенко. Скорее всего силы безопасности были направлены режимом для демонстрации своей силы, но руководители правоохранительных органов знали о настроениях, господствующих в народе, и, подобно Бусленко, симпатизировали «оранжевой революции». Вверенное Бусленко подразделение получило приказ не вмешиваться.

Бусленко прошел мимо ночного клуба «Селестия», стараясь смотреть в другую сторону. Не исключено, что Саша ошибся или те, с кем ему предстояло встретиться, проявляли повышенную осторожность.

Он почти добрался до Центрального торгового комплекса, когда последовал новый звонок и ему велели повернуть назад и ждать в баре ночного клуба «Селестия». Бусленко вздохнул с облегчением, поскольку уже начал опасаться, что с ним решили встретиться в каком-то отдаленном районе Киева. «Селестия» его вполне устраивала. Ведь это в самом сердце города. Там всегда много народу. Убить и избавиться от тела в таком месте было бы совсем не просто.

«Селестия» по праву считалась одним из воплощений ярчайших чаяний народных в новой Украине: в самом центре Киева, где Крещатик выходит на площадь Независимости, все здесь сверкало роскошью. Несмотря на солидный стаж работы в службе безопасности, Бусленко был ярым сторонником нового пути Украины: всегда отличался патриотизмом и считал, что перемены обеспечат его стране достойное будущее. Его сердце всецело принадлежало «оранжевой революции», но в местах, подобных «Селестии», он чувствовал себя не в своей тарелке. Здесь выставлялся напоказ весь блеск и глянец Запада, но в этом Бусленко чувствовал какую-то фальшь и неестественность, как при виде краснощекой хуторянки, неумело наложившей косметику и вырядившейся в сверкающее блестками вечернее платье.

На воротах стояли два охранника в черных костюмах. Один, плотный и с бычьей шеей, был многозначительно немногословен, зато второй – посубтильнее и подружелюбнее – с улыбкой распахнул перед Бусленко дверь. По привычке, выработанной с годами, Бусленко рефлекторно оценил опасность, возможно, исходящую от охранников. Он мгновенно определил, что дружелюбный охранник представлял собой большую угрозу – двигался быстро и уверенно, а свои мысли скрывал за маской надетой на лицо улыбки. Бусленко не сомневался, что этот охранник – в отличие от своего накачанного партнера – способен на мгновенные и смертоносные действия. Убийца. Не исключено, что со спецназовской подготовкой.

Совсем как он сам.

Бусленко пробрался к бару и заказал пиво «Оболонь». Неулыбчивый бармен сообщил, что в «Селестии» не подают украинских марок пива вообще и «Оболони» в частности. Тогда Бусленко попросил налить ему немецкого «Пильса», отпускавшегося по безумной цене. В клубе находилось немало посетителей, хотя до аншлага было еще далеко. Основную клиентуру составляли отпрыски богатых семей, щеголявших в нарядах от Гуччи и Армани. Длинная полукруглая стойка бара была сработана из дорогого орехового дерева и имела черную гранитную столешницу. Лучи, испускаемые свисавшими с потолка светильниками, создавали своеобразную игру света и тени на пурпурном бархате. Бусленко воспринимал этот интерьер как некую стилизацию ада в представлении какого-нибудь современного дизайнера.

Он должен был признать, что лучшего места для встречи с Дьяволом нельзя было бы найти.

Бусленко, почувствовав рядом с собой чье-то присутствие, обернулся, увидел высокую худощавую молодую женщину с короткой стрижкой светлых волос, высокими славянскими скулами, длинными бровями и невероятно выразительным взглядом блестящих голубых глаз. Такое на редкость красивое лицо могло принадлежать только истинной украинке.

– Здравствуйте, сэр, – обратилась к нему красавица с идеальной фарфоровой улыбкой. – Вас ждут. Следуйте, пожалуйста, за мной в кабинет, специально заказанный для этой встречи. – Она отставила его «Пильс» на поднос и направилась через зал, обернувшись по дороге, чтобы удостовериться, что Бусленко пошел за ней. Он же, прежде чем тронуться с места, обвел взглядом зал, проверяя, нет ли за ним слежки.

Гарна дивчина провела его по темному коридору, освещавшемуся крошечными яркими лучиками, многократно отражавшимися в черных стеклянных стенах. Оказавшись перед дверью, она постучалась и широко ее распахнула, приглашая Бусленко в большую и роскошно убранную комнату. За низким столом, на дорогом угловом диване, сидели четверо мужчин. На столике стояла бутылка водки и рюмки, рядом лежала синяя папка. Когда Бусленко вошел, все четверо встали. Подобно охраннику на входе, все они явно прошли спецназовскую подготовку. Всем было за сорок, что скорее всего означало наличие у них опыта участия в боевых действиях. Бусленко заметил, что стена за ними, отделявшего это помещение от соседнего, была изготовлена из тонированного стекла. Света там не было, а дверь, ведущая в него, была закрыта. Бусленко не сомневался, что в этой соседней комнате кто-то определенно находился.

У сидевшего в центре мужчины были явно преждевременно поседевшие волосы, подстриженные под короткий жесткий ежик. От него отходил шрам, спускавшийся под углом вниз и заканчивавшийся у правой брови. Бусленко моментально оценил обстановку и по едва уловимым жестам присутствующих уяснил, что человек со шрамом здесь старший. Не только интуиция подсказывала ему, что этот тип был отъявленным негодяем. Он узнал русского «ежика», как только вошел в кабинет, и почувствовал, как от нехорошего предчувствия сжалось сердце. Что здесь делает Дмитрий Коткин, занимающий слишком высокий пост в организации, чтобы тратить время на собеседования с новыми кадрами? И Бусленко не надо было оборачиваться, чтобы почувствовать за своей спиной появление пятого человека. С особой же тревогой он ощущал незримое присутствие невидимки, того, кто наблюдал за ним из соседней комнаты за темным стеклом.

Не оставляющая Бусленко своим вниманием сексапильная хохлушка поставила его бокал с пивом на столик и вышла из комнаты. Он не обернулся на щелчок замка закрывшейся двери. Присутствие пятого человека за спиной было в порядке вещей. Бусленко был отлично подготовлен и в обычной ситуации вполне мог самостоятельно разобраться с четырьмя или даже пятью противниками. Только данная ситуация не была обычной: эти люди имели такую же, как и он, подготовку, и наверняка им приходилось убивать, причем не раз. Самое большее, на что он мог рассчитывать, так это забрать с собой на тот свет одного или двух противников. И он знал, что смертельный удар ему нанесет человек, находившийся сзади.

– Так это ты Руденко? – спросил Коткин по-русски.

Бусленко кивнул.

– Садись. – Сделав приглашающий жест, Коткин и сам сел. К остальным это явно не относилось. Человек со шрамом открыл папку. – У тебя очень впечатляющий послужной список. Как раз то, что нам нужно. По крайней мере судя по документам. Но я хотел бы знать, чего ради ты искал встречи с нами?

– Я не искал. Вы сами на меня вышли, – ответил Бусленко по-русски. Он хотел было сделать глоток пива, чтобы продемонстрировать свою независимость, но передумал, опасаясь, что дрожание рук выдаст его волнение, обусловленное, правда, не приступом, а избытком адреналина.

Коткин вскинул брови, и шрам изогнулся, приняв какую-то зловещую конфигурацию.

– Ты сразу начал задавать слишком много вопросов. Более того, ты знал, какие вопросы нужно задать и когда именно. Это означает одно из двух: либо ты инициативно выступил с предложением своих услуг, либо…

Бусленко, рассмеявшись, покачал головой:

– Я не полицейский, если вы об этом. Послушайте, все очень просто. Деньги. Я хочу заработать. Причем хорошо заработать. И я желал бы работать за границей. Вам же нужны такие люди?

– Не будем спешить. – Русский со шрамом кивнул своим подручным. К Бусленко подошли двое и дали понять жестами, чтобы он поднялся и поднял руки. Один из них быстро обыскал Бусленко вручную, а второй просканировал портативным электронным прибором на наличие подслушивающих устройств. Убедившись, что беззаботно улыбающийся Бусленко чист, они вернулись на свою исходную позицию. – Ты знаешь, что составляет предмет наших поисков. Тебе надо убедить нас в том, что ты именно тот, кто нам нужен.

– Думаю, что там есть все, что требуется. – Бусленко кивнул на папку. – Двенадцатилетний опыт. Сначала в десантных войсках, потом в спецназе Министерства внутренних дел. Я много чего умею, так что справлюсь с любой работой.

– Я знаю подразделение спецназа, в котором ты служил. Знаком ли ты с Юрием Протчевым? Вы должны были служить вместе.

Бусленко сделал вид, что задумался. Он тщательно изучал все материалы, касающиеся данного подразделения, и особенно списки личного состава, а потому знал, что никакого Юрия Протчева там не значилось, – это была проверка, причем нестандартная. Коткин и не рассчитывал на то, что проверяемый подтвердит знакомство с несуществующим человеком. Русский предполагал, что реакция последует неестественно быстро, что будет указывать на то, что были подготовлены все ответы заранее.

– Да нет… что-то я такого не помню, – неуверенно протянул Бусленко. – Я знал почти всех, но Юрия Протчева среди них не было. Там был другой Юрий – Кадников. Может, это он?

– Говоришь, что попал в неприятности? – Коткин оставил вопрос без внимания.

– Да так. Мелочь. Нас направили на подавление бунта в тринадцатом следственном изоляторе. И я убил одного заключенного… В общем-то ничего особенного, учитывая ситуацию, но при этом ранили тюремного начальника, потому что он не послушался моего приказа и не сохранил дистанцию между собой и происходящим. Виноват он сам, а не я. Но его брат – большая шишка в МВД, так что сами понимаете…

– Нам не нужны неумехи и неудачники. Нам нужны бойцы, умеющие выполнять приказы.

– Я как раз такой и есть. – Бусленко, не покидая кресла, с гордостью расправил плечи. – Но я считал, что вам нужны люди, не доводящие соблюдение закона до абсурда.

– Единственный закон, чтимый нами, – это солдатский кодекс чести. Если ты станешь одним из нас, то войдешь в элиту. Все, что мы делаем, подчиняется жесточайшей военной дисциплине и мало чем отличается от будней спецназа. За одним исключением – оплата неизмеримо выше. Но для того чтобы тебя приняли, ты должен ответить на несколько вопросов.

– Я готов… – Бусленко беззаботно кивнул, но во рту у него пересохло и он с трудом сдерживался, чтобы не бросить взгляд на черное стекло за спиной русского. Он был абсолютно уверен в том, что за стеклом кто-то был. Наблюдал. Слушал. Там находился он! Сведения Саши, несомненно, верны.

– Ты знаешь, в чем заключается сила армейского подразделения?

– Может… в дисциплине? В способности выполнить приказ с максимальной эффективностью?

Коткин покачал головой:

– Нет, дело не в этом. Я скажу в чем. В доверии, в чувстве истинного товарищества и армейского братства, а еще в преданности друг другу и своему командиру.

– Полагаю, это так. – Бусленко ощутил какую-то перемену, будто произошло резкое изменение давления перед грозой. У него создалось впечатление, что три человека на диване внутренне напряглись. Но в поведении русского ничего не изменилось. Настоящий профессионал. В досье на Коткина говорилось, что он занимался допросами, причем с применением пыток, в Чечне и других «горячих точках», коих осталось немало после крушения Российской империи. Видимо, этим и объяснялось его присутствие здесь, причем не в качестве работодателя Бусленко, а в качестве его палача. И Бусленко все так же не покидало чувство, что за их беседой кто-то внимательно наблюдает из-за стеклянной перегородки.

– Преданность долгу. Вот что придает силу подразделению. Братство по оружию. – Русский помолчал, будто ожидая какого-то замечания Бусленко. Трое безмолвных соратников поднялись. Бусленко напрягся, прислушиваясь к шорохам у себя за спиной.

– Что происходит? – спросил Бусленко, стараясь не выдать голосом своего волнения, снова подумав, что удар будет нанесен в спину.

– Мы все живем одной жизнью, – продолжал Коткин, не реагировавший на вопрос Бусленко. – Мы воины, чьи жизни зависят друг от друга. То, за что именно мы деремся, является второстепенным. Важно только то, что мы воюем вместе. Нас объединяет нерушимая и беззаветная преданность друг другу, и прочнее ее нет ничего на свете. И самым страшным преступлением является предательство, посягательство на эти священные узы.

При этих словах трое подручных словно по команде сунули руки в карманы кожаных курток, извлекли оттуда весьма внушительного вида пистолеты и синхронно направили стволы на Бусленко. На курок, однако, никто не нажимал.

– Твоя фамилия не Руденко, – объявил русский. – И ты не служил в подразделении «Титан». Тебя зовут Тарас Бусленко, ты состоял в спецназовском подразделении «Сокол», занимавшемся борьбой с организованной преступностью. Теперь же ты – работающий под прикрытием агент особого отдела Министерства внутренних дел.

Бусленко бросил взгляд за спину русского, на стеклянную стену. А за ней, конечно, был тот! У Бусленко не оставалось никаких сомнений. Ведь он всегда любил быть совсем рядом с местом убийства.

– Ты здесь один, Бусленко, – зачем-то решил уточнить ситуацию Коткин. – Ты не мог пронести с собой микрофон или оружие. Твои люди находятся снаружи, но мы гораздо сноровистее их. Когда они окажутся здесь, ты будешь уже мертв, а мы – далеко. Другими словами, ты раскрыт и с тобой покончено.

В этот самый момент Бусленко уловил за спиной какое-то движение. Он отлично понимал, что за этим должно последовать, поскольку ему уже стало ясно, что его пытаются убить, не поднимая особого шума. Едва перед глазами промелькнула проволока, как он резко подался вниз, и петля с острой болью затянулась у него на лбу, скользнув по мягким тканям горла под подбородком. Бусленко уперся ногами в столик и резко толкнул его, чтобы ударить стоявших сзади него боевиков по голени. Столик оказался тяжелым, и удар по ногам получился не такой сильный, как ему хотелось бы. Бусленко тут же скатился на пол. Пальбу, однако, никто не начинал: участники засады не сомневались в том, что смогут разобраться с ним без применения оружия.

Бусленко попытался откатиться подальше, но пятый нападавший, тот самый, что не смог набросить ему на шею стальную удавку, нанес сильный удар ногой по голове. Несмотря на резкую боль, пронзившую все тело, Бусленко не только не потерял сознание, на что, видимо, и рассчитывал нападавший, но сумел перехватить его ногу при следующем ударе, направленном, по всем правилам, носком прямо в кадык. Бусленко вывернул ногу противника и нанес удар своей вверх, в область паха. Бусленко почувствовал, что настал его последний час. Русский сказал правду: помощь вовремя все равно не подоспеет, и ему оставалось только продать свою жизнь подороже. Теперь он действовал без паники, охватившей человека, борющегося за выживание, – все навыки, полученные им за время службы, все, чему его учили и что он умел, слилось воедино для последнего боя. Он вскочил на ноги, одним отработанным движением крутанул нападавшего и, судя по всему, сломав ему шею, отшвырнул в сторону русского, успевшего в последний момент отшатнуться, и тело с лету врезалось в свору его подручных. Бусленко заметил блеснувшее лезвие ножа и едва увернулся от первого выпада Коткина. Русский с завидной ловкостью перебросил нож в другую руку и нанес удар с разворота. На этот раз Бусленко не успел отреагировать вовремя, и хотя боли он не почувствовал, было ясно, что лезвие достало до плеча. К тому же нападавшие, оправившись от шока, вызванного столь яростным сопротивлением, окружили его, и под градом ударов он оказался прижатым к стене, не в силах дать отпор их объединенным усилиям. Тем временем Коткин приблизился, поднял нож и приставил острием к горлу Бусленко. Тот знал, что последует дальше. По законам жанра, бесшумное убийство в своем классическом исполнении будет осуществлено путем протыкания горла с последующим извлечением окровавленного лезвия. Именно так забивали на фермах свиней. Никакого визга. Просто секундная судорога и смерть. Бусленко взглянул в холодные серые глаза русского.

– Да пошел ты! – только и сказал он, ожидая неизбежной развязки.

Послышался осторожный стук, и дверь в кабинет распахнулась. Все, включая Бусленко, повернули головы. Вошла все та же смазливая панночка и начала было предлагать свои незатейливые услуги. Увидев на полу мертвого человека и прижатого к стене Бусленко с ножом у горла, она осеклась на полуслове.

– Да уберите же ее! – рявкнул Коткин, и двое громил двинулись к назойливой красотке, оставив возле Бусленко своего шефа в компании с еще одним товарищем по оружию.

Девица выронила поднос, но зато в руках у нее оказался вполне серьезный ствол «форт-17». Первым же выстрелом она хладнокровно вырубила Коткина. Бусленко услышал глухой стук, возвестивший о том, что пуля вошла в лоб русского, и почувствовал, как по щеке что-то потекло тонкими струйками. Пока русский, сложившись пополам, падал, Бусленко выхватил у него из руки нож и всадил его под челюсть второму боевику. Нож легко прошел сквозь мягкие ткани, пронзил язык и уперся в твердое небо. Послышались выстрелы, и Бусленко понял, что с остальными тоже покончено. Он оттолкнул от себя труп противника, так и оставив у него в горле нож. В уже падающее тело разошедшаяся красотка всадила еще пару пуль. Первая попала в грудь, а вторая, как на тренировке, поразила в голову.

Она быстро осмотрела комнату, не опуская пистолета. Снаружи раздался шум, и в комнату ворвались бойцы спецназа. Бусленко, прижимая платок к порезу на шее, оставленному ножом русского, указал на стеклянную перегородку в глубине комнаты:

– Туда! Я думаю, что он там!

Украинка, тяжело дыша, подошла к Бусленко.

– С тобой все в порядке?

– Думаю, что такая официантка заслуживает очень щедрые чаевые, – горько улыбнулся Бусленко и взглянул на тело боевика, зарезанного им и пристреленного ею. Он рассчитывал на то, что хоть один из нападавших остался в живых и у него появится возможность для проведения допроса. Подумав, что coup de grace[3]3
  Букв. «удар из сострадания» (фр.); последний, смертельный удар, которым умирающего добивают из жалости.


[Закрыть], нанесенный настроенной столь по-боевому красавицей, был излишним, вспомнил, что она минуту назад спасла ему жизнь, не позволив зарезать как свинью, он решил воздержаться от комментариев.

Командир группы спецназа вышел из соседней комнаты. Как и Бусленко, Петр Самолюк был офицером подразделения «Сокол».

– Все чисто.

– Что значит «чисто»? Он был там! – сорвался на крик Бусленко. – И за всем наблюдал. Я уверен в этом!

Петр Самолюк, стиснутый бронежилетом, все же в недоумении пожал плечами:

– Во всяком случае, сейчас там никого нет.

– Вы уверены, что это был он? – спросила украинская Никита.

– Именно этот тип, черт его побери, был нашей главной мишенью! Я печенкой чувствовал его! И мы здесь только потому, что нам был нужен он. Разведданные, указывавшие на то, что он окажется здесь со своей группой, не вызывали сомнений. Но этот… – Бусленко нахмурился и кивнул на бездыханное тело русского со шрамом. На лбу, вокруг выходного отверстия, оставленного пулей, образовался багровый кровоподтек. – Его присутствие здесь представляется совершенно необъяснимым. Что здесь делал Дмитрий Коткин?

– Он часть организации. Почему бы ему здесь и не быть?

– Дело в том, что он здорово промахнулся, примкнув к группировке Молокова. – Бусленко по-прежнему не сводил глаз со стеклянной стены. – Так вот, место наблюдающего за стеклом занимал не Молоков. Там был тот, кто известен как «большой босс». Василь Витренко собственной персоной! Он приехал ради какой-то крупной сделки. Это имело для него действительно очень большое значение, иначе он не стал бы себя так подставлять. Но и Коткин слишком крупная фигура, чтобы заниматься проверкой новичков. Он давно уже достиг того уровня, когда его присутствие «играет» свита.

– В этой связи хочу только отметить, что сквозь оцепление вокруг здания и мышь не проскочит. Если бы там кто-нибудь прятался, то незаметно ускользнуть он не смог бы, – пояснила бьющая без промаха красотка, задумчиво глядя на стену. – Но мы никогда не можем быть уверены на сто процентов. Наши разведданные всегда столь противоречивы, Тарас. По полученной нами информации, Витренко вернулся на Украину, хотя вполне надежные источники утверждают, что он по-прежнему пребывает в Германии.

– Все так, – согласился Бусленко, поворачиваясь к «мисс Украине» в штатском, более известной среди коллег по МВД как капитан киевской милиции Ольга Сарапенко, столь убедительно сыгравшей роль официантки ночного клуба. – Вспоминая Дьявола, моя бабка всегда замечала, что он умеет одновременно находиться в разных местах.