Текст книги "Деньги не пахнут 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Компания «Эпикура» нуждалась не просто в очередной сделке – ей требовался настоящий джекпот, прорыв, способный встряхнуть сонное болото застоя, в котором бизнес барахтался два года подряд. Подгонять текущие показатели под видимость успеха было пустым занятием: старые бренды тянули вниз, словно тяжёлые камни на дне.

Здесь нужен был свежий поток, новый бренд, за которым встанет будущее. Да, никто не мог дать гарантию, что этот выбор окажется выигрышным. Но речь шла не о готовых результатах – на кону стояла возможность, шанс, который упустить нельзя.

– Рынок fast casual сегодня растёт взрывными темпами, – звучало в тишине.

Пример "Chipotle" и "Shake Shack" выглядел словно сияющий прожектор в ночи. Их кривые роста напоминали траекторию Apple после выхода первого iPhone: акции яблочной компании взлетели почти в шесть раз за пять лет, а Chipotle в тот же период показал рост в 5,6 раза.

Схожесть чисел была лишь поверхностным совпадением. Главное заключалось в ином: и Apple, и Chipotle открыли новые горизонты для потребителей. Смартфоны изменили способ общения с миром, а fast casual перевернул саму концепцию питания.

Получалось, что ресторанная индустрия вступила в собственную "смартфонную эру". Впереди маячил поворотный момент, когда старые устои рушились, а новые имена поднимались на пьедестал.

– Эпикура станет во главе этой перемены, – подчёркивалось с нажимом. – Именно ради этого Уитмер и совет директоров решились распродать Harbor Lobster. Эти деньги предназначены для покупки нового бренда, а не для того, чтобы зализывать старые раны.

Слова о совете вызвали мгновенную реакцию: Пирс и Уитмер насторожились, словно почуяли запах грозы. Ведь именно такие аргументы должны были лечь в основу предстоящего разговора с акционерами на выборах.

– Мы уверены, что приобретённая сеть станет новым Chipotle. Она поведёт Эпикуру во второе золотое десятилетие.

Картина рисовалась яркая: компании оставалось лишь протянуть руку и ухватить её. Скептики, конечно, появятся. Кто-то обязательно скажет: "Слишком рискованно", или: "Chipotle и Shake Shack – исключения, а не правило". Но разве им удастся остановить того, кто уже готов поставить всё на карту?

– Да, будут и такие, кто потребует дополнительных доказательств, кто станет упрекать в безрассудстве, в продаже главного бренда за бесценок. Но ждать невозможно. Пока вы собираете цифры, возможность испарится.

Чего боятся люди сильнее всего? Не потерь, а того, что шанс проскользнёт мимо. Тот самый страх упущенного момента, FOMO, сильнее любых аргументов.

– В бизнесе существует правило первого игрока. Тот, кто открывает новый рынок, закрепляется в сознании потребителей навсегда. Запоминают максимум три бренда. Два места уже заняты Chipotle и Shake Shack. Остаётся лишь одно. Кто возьмёт его первым – станет королём. Кто замешкается – останется у разбитого корыта.

И для пущей остроты добавлялось:

– Ходят слухи, что McDonald’s и Burger King уже рассматривают варианты входа в этот сегмент. Стоит им сделать шаг – и окно закроется.

Редкий приём – искусственный противник. Но именно он придавал словам вес, наполняя воздух в зале вкусом надвигающейся гонки. Зал будто наполнился сухим потрескиванием ламп под потолком – тишина резала уши, и каждое слово звучало особенно тяжело.

– Разумеется, мы хотели всё подробно обсудить на собрании акционеров, дождаться их одобрения. Но тогда процесс затянулся бы на месяцы, и кто-то другой занял бы то самое третье место, – прозвучало уверенно, почти с нажимом.

Сравнение с уходящим автобусом витало в воздухе: стоит лишь замешкаться – и дверь захлопнется прямо перед носом.

– Кроме того, существовала опасность, что, раскрыв стратегию заранее, мы подставили бы её под удар конкурентов. Стоило бы хоть одному слуху просочиться – и более богатые, более быстрые компании вырвали бы этот шанс из наших рук.

Пахнуло тревогой, как от внезапно распахнувшегося окна в мороз.

– Мы искренне сожалеем, что не сообщили акционерам обо всех подробностях заранее. Да, продажа и новая покупка могут показаться безрассудной авантюрой, но решение принималось не из прихоти, а ради выживания и будущего Эпикуры.

Совет директоров не действовал из привязанности к директору – в их поступке слышался звон жадности и готовности рискнуть всем ради выигрыша.

– Ну что ж, как думаете? – вопрос повис, будто удар молотка по столу.

Взгляд метнулся к Пирсу. Перед ним лежала целая стратегия, выстроенная словно шахматная партия, и теперь оставалось понять – пойдёт ли он ва-банк или свернёт на привычную дорожку.

Пирс молчал. Губы сжались, взгляд опустился, будто он слушал отдалённый гул в собственной голове. Лишь через какое-то время он повернулся к Уитмеру:

– Для такой стратегии нужен лидер-visioner. Это совершенно иной образ, не тот, к которому привыкли видеть в вас, мистер Уитмер. Готовы ли вы к этому?

Ответ оказался неожиданным. Вместо того чтобы разоблачать слабые стороны предложенной схемы, Пирс ловко сместил акцент. Удар пришёлся не по плану, а по самому Уитмеру.

– Ваша сила всегда заключалась в спокойном управлении, в цифрах, в прогнозах, которые держали бизнес в надёжных рамках. Но этот путь требует другого – стать вождём новой эпохи, человеком, продающим мечту.

Слова Пирса резали, словно стекло стеклорез. На лице Уитмера появилось выражение, где смешались сомнение и непроизвольное желание шагнуть вперёд.

Чтобы следовать этой стратегии, нужно было превратиться в Джобса ресторанной индустрии. И в то же время – отказаться от всего, что когда-то принесло успех.

Но ведь Уитмер поднимался не так: бухгалтер, потом финансовый директор, затем – осторожный, расчётливый CEO. Его стиль – шагать по твёрдому полу, проверяя каждую плитку. Полная противоположность смелому, хлесткому лидерству Джобса.

– А есть ли гарантия, что новый бренд действительно выстрелит? – голос прозвучал тускло, но упёрто.

В этом сомнении угадывался весь Уитмер: осторожность, желание опираться только на проверенные данные.

– Вы же предлагаете не просто рисковать, а рисовать перед акционерами преувеличенную картину будущего. А если всё рухнет? Разве нас не сочтут мошенниками?

Сколько в его словах было тревоги, столько же и привычки думать через цифры, а не через видение.

Ответ прозвучал твёрдо, как удар по стеклу:

– Это неверно. При полной прозрачности, даже в случае провала, нас будут помнить не как обманщиков, а как трагических первопроходцев. Клеймо мошенников ложится только на тех, кто скрывает правду, кто искажает действительность. Но мы будем действовать иначе".

В воздухе повисла тяжесть – смесь риска, надежды и запаха далёкого грозового фронта. Всё зависело от того, хватит ли у людей в зале смелости сделать шаг за черту привычного.

Правда не требует оправданий – достаточно говорить открыто, подтверждая каждое слово источниками, и любые сомнения рассеются, как дым.

– Главное здесь одно – сегмент fast casual открывает целое поле возможностей. Конечно, неумелое управление может загнать проект в тупик, но стоит лишь соблюдать азы – и рост окажется неизбежным, – прозвучало твёрдо, словно удар карандаша по столу.

Уитмер обладал нужными качествами. Если отбросить два тяжёлых бренда, тянувших компанию назад, "Эпикура" выглядела как молодой и стремительный организм, дышащий в такт с рынком, показывающий рост в шесть десятков процентов ежегодно. С таким человеком у штурвала дело пошло бы в гору.

Но в Уитмере всегда жила осторожность.

– Разумеется, можно рассчитывать на результат выше среднего. Но если действовать так, как предлагаете вы, акционеры станут ждать, что компания превратится в своего рода Apple ресторанной индустрии, – голос его звучал сдержанно, но в нём слышался страх перед завышенными ожиданиями.

– Именно такую надежду им и нужно подарить, чтобы они согласились на риск, – прозвучал ответ, от которого в зале будто стало теплее.

– А если надежды рухнут? Разочарование ведь будет неизбежным?

Сомнения липли к словам, как влага к стеклу. Решение лежало наготове, но стоит ли открывать все карты прямо сейчас? Вопрос повис в воздухе, и вдруг….

Гулкий хлопок. Дверь конференц-зала распахнулась, и внутрь скользнула секретарша, запах её духов тонко перебил густой аромат кофе и перегретого кондиционером воздуха.

– Сэр, время для созвона.

Отведённые минуты истекли, словно вода в песочных часах.

***

Совещание завершилось. Коридоры «Эпикуры» пахли полиролью и усталостью, а за стеклянными дверями в лицо ударил влажный, раскалённый воздух Флориды – в нём стоял терпкий запах асфальта и морской соли. Машины на парковке гудели, и воздух дрожал над капотами.

Автомобиля, заказанного для поездки в аэропорт, на месте не оказалось. Звонили водителю – голос в трубке уверял, что будет через десять минут.

– Предпочтёте подождать внутри? – прозвучало предложение, мягкое, как тень под пальмой.

Пирс не ответил, лишь остался стоять на месте, будто прирос к раскалённому бетону. Значит, решение принято – ждать здесь. Тишина повисла плотной завесой, слышно было лишь, как цикады рвут воздух своими резкими трелями и где-то вдали лениво гудят моторы.

– Флорида жаркая. Кажется, будто лето уже пришло, – прозвучала фраза, призванная растопить молчание.

Но Пирс так и не проронил ни слова. Лишь горячий ветер трепал края пиджака и приносил запахи моря, солнца и пыли.

На встрече с клиентом в зал словно была брошена граната с замедленным взрывателем. Пирс, застигнутый врасплох, понял всё позже – слишком поздно, чтобы что-то изменить. Предательство? Именно так он наверняка и воспринял тот шаг. Но, в отличие от обычного управляющего, который уже в коридоре обрушился бы с бранью и выговорами, Пирс молчал.

Он сохранял тишину до самого взлёта. Лишь когда самолёт поднялся над облаками, скрип кресел, гул турбин и ровное дрожание обшивки будто подтолкнули его к разговору.

– Почему не сказал заранее? – голос прозвучал холодно, как ледяная вода, хлынувшая за шиворот.

Вопрос висел в воздухе, острый, как нож.

– Не было уверенности, – последовал ответ.

Пирс прищурился.

– Хочешь, чтобы я в это поверил?

Факты, на которых строилось предположение, выглядели слишком зыбкими: множество темнокожих клиентов, удар ипотечного кризиса, который больнее всего задел именно эту часть населения, недавний всплеск движения Black Lives Matter. Всё это складывалось в картину, но лишь реакция Уитмера подсветила её целиком.

– И всё же… гипотеза была. Почему же молчал?

Тишина в салоне густела, только шелест воздуха за иллюминатором разбавлял её.

– Сказал бы – поверил бы?

Ответа не последовало.

Вот поэтому и пришлось держать язык за зубами. Слишком болезненная тема. Взять и предложить отказаться от части клиентов по расовому признаку – поступок не менее табуированный, чем разговор о воровстве или мошенничестве.

– Зато с клиентом слова не пожалел, – парировал Пирс.

Трудно было спорить. Действительно, прозвучало прямое предложение – отказаться от темнокожей аудитории, которую бизнес считал убыточной.

– Это был последний ход, – последовало объяснение. – Шаг на краю обрыва. Когда все пути перекрыты, а вариантов не остаётся, приходится бросать кость. Никогда не планировал всерьёз поднимать эту тему.

Ситуация заставила. Настоящая отчаянная ставка.

– Если бы ты возразил, я бы промолчал. Поэтому и спросил твоего разрешения перед тем, как озвучить мысль.

Каждое слово до того момента сопровождалось негласным согласием Пирса. Не самовольное выступление, а игра по правилам хозяина.

– Если доверия больше нет…, – фраза повисла в воздухе.

Пирс молчал, и каждый его взгляд казался приговором. Линия губ – прямая, как затянутый трос; пальцы постукивали по подлокотнику кресла. В этот миг решалось будущее. В голове гремело правило, знакомое каждому, кто задержался на Уолл-стрит дольше месяца: "Ешь или будешь съеден".

В узком салоне самолёта, пахнущем рециркулированным воздухом и слабым ароматом дешёвого кофе из бортовой кухни, напряжение висело в воздухе гуще табачного дыма в прокуренном баре. В кресле рядом сидел Пирс – человек с острым умом и привычкой смотреть на людей так, будто они всего лишь фигуры на шахматной доске. Улыбка, скользнувшая по его лицу, была больше похожа на оскал.

– Не верю твоим словам, – произнёс он с ленивым насмешливым тоном, – но сама идея неплоха.

Эта ухмылка означала, что блеф не прошёл, но и изгнания не последует. Однако холодное предупреждение прозвучало тут же:

– В следующий раз поблажек не будет.

Обычный сотрудник на этом месте опустил бы голову и прикусил язык. Но из уст прозвучал твёрдый ответ:

– Подобное больше не повторится без веской причины. И даже если придёт час, когда выбора не останется, каждый шаг будет согласован, как сегодня.

В словах чувствовался вызов: готовы нарушать границы, но лишь с позволения. Цель была ясна – стать не пешкой в этой игре, а хотя бы полководцем, пусть и не главнокомандующим. Пирсу предлагалось сотрудничество, за которым скрывалось предупреждение: используй – и получишь верного генерала, попытаешься превратить в рядового – придётся столкнуться с первым правилом Уолл-стрит: "Ешь или будь съеден".

Пирс прищурился, словно решая, перед ним союзник или будущая угроза.

– Интересно, – бросил он коротко и, усмехнувшись, взял с полки маску для сна. Тонкие резинки негромко щёлкнули, когда он натянул её на глаза.

– Разбуди за полчаса до посадки.

Этими словами он подвёл черту под допросом.

Молчание снова наполнило салон, слышался лишь гул турбин и редкий звон бокалов откуда-то из бизнес-класса. Но лёгкий осадок не уходил. Слишком гладко закончилось это обсуждение. Пирс был хищником по натуре, слишком умным и слишком осторожным, чтобы упускать столь рискованное поведение без последствий.

Выходило, он видел в случившемся выгоду для себя. Но какую именно?

Мысли вертелись, словно колёса на взлётной полосе, но скоро уступили место другой заботе – выбору Уитмера. Пирс предлагал похоронить выборы, тогда как был выдвинут противоположный вариант – продолжить их во что бы то ни стало.

Чья сторона окажется победителем – этот ответ был важнее всего остального.

Над залитым мягким светом салоном самолёта стелился ровный гул турбин, отдающийся в креслах лёгкой вибрацией. Воздух был насыщен запахом дешёвого кофе и едва уловимой химической свежестью кондиционера. На столике дрожала от турбулентности пластиковая бутылка с водой, а в голове вертелись вопросы, от которых не давала отвлечься даже усталость.

План выглядел как рискованная ставка – можно было потерять недвижимость и почти ничего не приобрести взамен. В отличие от этого, предложенная стратегия всё же оставляла лазейку для сохранения собственности. Но уверенности в её достаточности не было.

"Может, стоило сразу раскрыть карту с разминированием бомбы?" – мелькнула мысль, но тут же была отброшена. Настоящим разминированием это назвать было нельзя – отвлекающий манёвр с приобретением бренда служил всего лишь прикрытием, временным выигрышем нескольких драгоценных дней. Полный расклад карт пока оставался за спиной, и неясно было, правильно ли сделан выбор.

Если бы всё выложили сразу, Уитмер, возможно, ухватился бы за этот план без колебаний. Но чрезмерная откровенность увеличила бы риски. Главная цель заключалась не в спасении "Эпикура" и не в том, чтобы заслужить расположение Уитмера, а в ином – в том, чтобы грядущая "Хлебная война" прогремела настолько громко, чтобы имя автора плана узнали повсюду. Любое неверное движение могло вызвать непредсказуемый эффект бабочки и разрушить тщательно выстроенную линию событий.

Слишком сильная карта, раскрытая преждевременно, могла привести к тому, что акционерное собрание встало бы на сторону "Эпикура" слишком уверенно. Но если при этом "белая акула" не вступит в игру, итог окажется катастрофой: "Эпикур" выиграет, а стратег, всё подстроивший, останется с пустыми руками.

Значит, приходилось двигаться осторожно, шаг за шагом. Начальная стадия должна была повторить прежний сценарий: "Эпикур" истекает кровью, акула чует слабость и бросается в атаку, одновременно нанося удар по "Безлимитному хлебу". Вот тогда и наступит момент достать козырь, способный изменить расклад.

А пока главным оставался один вопрос: решится ли Уитмер на покупку нового бренда? Без этого приобретения картина не сложится, база для будущей победы не будет создана. Решение требовалось в ближайшие дни, максимум – три, ведь до собрания акционеров оставалось слишком мало времени.

Усилия по убеждению были приложены, но исход оставался туманным. Оставалось ждать.

***

Тем временем в штаб-квартире «Эпикура» разгорался настоящий шторм. На экране в конференц-зале – лица акционеров, подключившихся к созвону. Голоса звучали резко, раздражённо, требовательно. Главной темой стал скандальный вопрос продажи «Harbor Lobster».

– Мы неоднократно выражали категорическое несогласие! Сделка такого масштаба должна быть вынесена на голосование акционеров. Можете ли вы гарантировать, что все процедуры будут приостановлены до собрания?

Отвечать приходилось самому Уитмеру. Холодный свет ламп отражался в его очках, руки сжимали подлокотники кресла. Обещать он не мог – окончательное подписание контракта стояло в графике уже на следующей неделе.

– Моё намерение – принять лучшее решение для компании, – твёрдо произнёс он.

– Значит, приостанавливать сделку вы не собираетесь?

– Если речь идёт о бизнесе, хотелось бы верить, что вы внимательно изучили предложение "Medallion".

В голосах акционеров слышался скепсис, а в кабинете "Эпикура" становилось душно, словно воздух сам накалялся от напряжения.

В просторном зале совещаний, где воздух был натянутым, словно струна, трещали динамики системы видеосвязи. Сквозь равнодушный шум кондиционера звучал голос представителя "Vanguard Group" – фонда, державшего почти десятую часть акций "Эпикура". На экране дрожала картинка с его лицом, холодным и строгим.

– План разделить компанию на зрелые бренды, бренды роста и фонд недвижимости выглядит вполне осуществимым…

Снова – недвижимость. Снова один и тот же вопрос, возвращавшийся, будто назойливая муха.

Кулак Уитмера напрягся так, что костяшки побелели. Голос его при ответе прозвучал глухо, но твёрдо:

– Отделение недвижимости – шаг безрассудный. Десятая часть всех операционных расходов уходит именно на неё. Это колоссальная статья затрат.

Он не собирался отпускать этот актив. За упорством стояли чёткие расчёты.

– "Harbor Lobster" и без того зависим от цен на морепродукты. Сырые материалы формируют треть всех расходов, а их стоимость колеблется, как маятник во время шторма. Если одновременно пошатнётся и рынок недвижимости – просадка превысит двадцать процентов.

Термин "drawdown" – сухая формулировка, но для инвесторов означал страшное: обвал от пика до дна, после которого институты обязаны были сбрасывать активы. Правила неумолимы: перешагнул порог в двадцать процентов – даже самый доходный инструмент летит из портфеля.

– В такой ситуации все крупные игроки выйдут разом. Цена акций рухнет в бездну. "Эпикура" уже не оправится.

– Но рынок недвижимости последние годы стабилен, – прозвучало возражение.

– Сегодня – да. Но кто даст гарантию, что через пять лет он не качнётся в другую сторону?

– Значит, вы даже не рассматриваете разделение?

– Риски слишком высоки. Нужно искать выходы без этого шага.

Для него это было аксиомой: тронешь недвижимость – запустишь цепочку, что приведёт к краху. Может, не завтра, но неизбежно.

– Альтернативы? Разве не были уже неудачи с реструктуризацией брендов? – голос другого инвестора, теперь из "Capital Research Group". Два года назад этот самый человек называл Уитмера гением управления, а теперь в его тоне сквозил сарказм.

– Нет доказательств, что именно обновление брендов вызвало спад продаж. Слабый квартал связан с временными факторами. Болезнь прошла по креветочным хозяйствам, и все три главные страны-экспортёра оказались поражены. Стоимость сырья взлетела на пятьдесят процентов.

– Если так, почему вся отрасль ресторанов морепродуктов просела лишь на несколько процентов, а "Harbor Lobster" рухнул на двадцать девять?

Эти цифры резали слух, как ржавый нож. Именно они и подливали масла в огонь акционерного гнева.

– Когда в одном море тонет только один корабль – стоит ли винить море, а не капитана?

Ошибались. Уитмер умел вести корабль. Его правление подняло выручку "Эпикура" с пяти миллиардов до почти девяти. Ещё недавно компанию называли флагманом отрасли с высокими дивидендами и стремительным ростом. Всё изменилось лишь в последние два года – время, когда на рынок ворвался новый хищник: fast casual.

– Кажется, ваше чутьё притупилось, – прозвучало обвинение.

Ошибались снова. Новые проекты, запущенные Уитмером, демонстрировали рост свыше шестидесяти процентов. Он всё ещё оставался сильным руководителем. Проблема крылась не в нём, а в двух старых, изношенных брендах. Но ни один акционер этого признавать не собирался.

И это было закономерно. Когда показатели падают, правление редко ищет причины в структуре рынка. Проще списать всё на капитана. Даже Джобса однажды вышвырнули из собственной компании.

– Когда зрение капитана мутнеет, обязанность команды – указывать путь. Иначе упрямство утянет корабль на дно вместе с экипажем. Мы не допустим этого.

Фраза прозвучала как угроза. Сухая, холодная, обёрнутая в корпоративный язык, но с чётким смыслом: либо Уитмер согнётся под давлением, либо его согнут.

В зале правления повисла тягучая тишина, сквозь которую тонули голоса акционеров. Их слова звучали сухо и холодно, будто скрежет металла по стеклу. Капитал "Capital Research" составлял почти пятнадцать с половиной процентов – угроза с их стороны весила слишком много, чтобы махнуть рукой.

– Если Уитмер не отделит недвижимость, придётся заняться его отставкой, – прозвучало оттуда.

Вслед за этим полетел удар ниже пояса:

– Решение о продаже "Harbor Lobster" тоже вызывает вопросы. Некоторые капитаны винят корабль, лишь бы скрыть собственные ошибки.

Уитмер слушал, но понимал: спасти "Harbor Lobster" уже невозможно. Основная аудитория – афроамериканцы – потеряли дома в ипотечном кризисе. Для них рестораны перестали существовать как привычка.

– С точки зрения владельца судна логично попробовать нового капитана, прежде чем списывать корабль в утиль, – бросили акционеры с ледяным спокойствием.

Пустая угроза. "Harbor Lobster" тянуло на дно с такой силой, что никакой кормчий не удержал бы.

– Сейчас самое время для достойного ухода.

Эти слова прорезали воздух, как острый клинок. "Достойный уход" – значит одно: откажешься подчиниться, и из уважаемого руководителя превратишься в козла отпущения.

Метод был известен: назначат нового директора, перелопатят каждое решение за двадцать лет, перевернут каждую цифру и выставят всё как цепочку ошибок. Все достижения обернутся прахом, имя станет синонимом слова "непрофессионал". Две десятилетия работы рухнут из-за двух тяжёлых лет.

Сознание Уитмера на миг опустело, словно океан, внезапно лишённый прилива. Внутри эхом отозвались слова молодого советчика – того самого русского парня, Сергея Платонова:

– Всё держится на ставке.

– Акционеры примут риск и поддержат любое новое начинание, если поверят в него.

Тогда это казалось безрассудством, глупой игрой в рулетку. Осторожность всегда была опорой Уитмера, он верил в размеренность и аккуратный рост. Но теперь старый курс вёл к позору. А ставка – пусть отчаянная – открывала иной путь.

"Эпикура" могла выйти в новый океан, где дул свежий ветер fast casual. Если удастся поймать этот поток – Уитмер встанет в один ряд с легендами, станет Джобсом ресторанной индустрии.

Стиснув зубы, он произнёс:

– Когда капитан выбирает странный курс, это не значит безумие. Просто он видит скрытые течения, недоступные взгляду других.

Он не был слепцом и не утратил чутья. Новые течения уже шевелили воду, их шорохи слышались в глубине рынка, и нужно было лишь найти правильный парус.

– Сейчас море меняется. Наши временные неудачи – часть перехода. Мы ищем новые потоки и найдём их.

– И что это за течения? – недоверчиво спросили с другой стороны линии.

Прямо сейчас раскрывать карты было бы безумием. Слишком рано.

– В своё время всё будет объяснено, – ответил он холодно.

– И сколько нам ждать? – прозвучало в ответ раздражение.

Голоса спорящих продолжали жужжать, но сам Уитмер в это время достал телефон и, прикрыв экран ладонью, быстро набрал сообщение.

Адресат – Пирс.

Слова – короткие, как команда на палубе в шторм:

"Срочно приступай к покупке нового fast-casual бренда."

И в этот миг стратегия Сергея Платонова обрела плоть и кровь.