Текст книги "Деньги не пахнут 3 (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава 13
– Эмилия Чернова, – представилась она, протягивая визитку с глянцевым логотипом.
– Сергей Платонов. Зовите Шон, – сухо и ровно прозвучало в ответ, визитка сдержанно положена в руку.
Улыбка – внешняя и ровная, как отполированный металл; разочарование – внутреннее, тяжёлое, словно кусок свинца, проглотило дыхание. Ладони слегка потеплели при обмене карточками, бумага шуршала мягко, как шелест осенних листьев. Взгляд быстро пробежал по рядам печатного шрифта, по титулу, по мелким строчкам контактной информации; внешнее спокойствие скрывало напряжённый расчёт: не тот ли это человек – не будущий осведомитель из прошлой жизни.
В сто первый раз осознавать, что не повстречался желанный свидетель, неприятно, но привычно: вероятность случайной встречи в офисе со штатом в более чем восьмисот сотрудников ничтожно мала. Эта мысль отрезвляла, как холодный дождь – промозглая и свежая. Планы не рушились: если ты неприродный везунчик и не встретился с нужным человеком сам, ведь по итогу можно было вырастить информатора самому; горьковатая уверенность в этом грелась как холодный кофе.
Вопросы посыпались в лёгком, почти учебном тоне, словно преподаватель на практике:
– Как удалось измерять простые ионы с помощью CLIA?
Ответ от Эмилии – привычный ритуал:
– Это запатентовано, не могу раскрыть.
Каждое "конфиденциально" звучало тускло, как отброшенный сапог в подъезде. Попытки выведать о прорывах в микро– и нанофлюидике натыкались на ту же стену:
– Мы используем капиллярную кровь, детали – секрет.
Но смысл не в технических схемах – важнее было считывать эмоции. С каждой повторной ловкой отговоркой на лице Эмилии проступало смущение, словно на фарфоре появлялись тонкие трещинки: взгляд отворачивался, губы сжимались, пальцы нервно теребили край карточки. Волнение, которое выдавало совесть – это был положительный знак; совесть у младшего сотрудника означала шанс на раскрытие правды.
– В FDA одобрение начато? – прозвучал следующий вопрос.
– В процессе, – коротко, почти машинально.
На тяжёлый вздох в ответ Эмилия вздрогнула и, глядя в пол, выглядела искренне растерянной. Слова о том, что из-за туманных "в процессе" в отчёте может пострадать чья-то карьера, прозвучали не как угрозы, а как умоление: это было тактильно – голос сжался, как ткань в руке.
Наконец последовала просьба, произнесённая чуть хрипло, почти шёпотом:
– Хоть немного – пара абзацев, не конфиденциального. Две тысячи знаков – и чья-то должность будет спасена.
Эмилия подняла глаза; в них мелькнуло сомнение, потом – сожаление. Маленькая искра человеческой совести вспыхнула в белом, стерильном помещении, где каждая улыбка и каждый жест были поставлены на сцену.
Девушка замялась, словно на секунду взвесила риск, и неуверенно кивнула:
– Могу поделиться тем, что уже размещено на сайте Theranos.
В ответ последовал уточняющий вопрос, мягкий, почти доверительный:
– Тогда хотя бы подтвердите, какие из этих данных соответствуют действительности?
Кивок головы – и начался своеобразный разбор рекламных лозунгов с экрана сайта, словно школьники проверяли задачник по решебнику.
– На сайте сказано, что идёт процесс одобрения FDA. Для какой именно разработки?
– Для теста на HSV-1.
– Когда подали заявку?
– Совсем недавно… пару недель назад.
Неожиданность, как лёгкий холодок по спине: оказывается, компания всё-таки начала процедуру официального утверждения. Но тут же – отрезвление.
– А что насчёт остальных тестов?
– Они… тоже в процессе.
Фраза прозвучала расплывчато, почти комично. Диагностировать якобы свыше двух сотен болезней, но формально оформить заявку лишь на один тест – в этом слышался откровенный расчёт. Замысел Холмс проглядывался ясно, как следы на свежем снегу: получить разрешение хотя бы на одну разработку и громко кричать на каждом углу "FDA одобрило", подминая под это все остальные обещания.
– Планируется ли подача заявок на другие показания?
– Это… будет объявлено позже.
Запись для отчёта обретала всё более ясный вид: "HSV-1 – в процессе, дополнительные тесты – заявлены". Но объём всё ещё не дотягивал, словно на весах недоставало граммов.
Каждый раз, когда вопросы становились чересчур острыми, на лице Эмилии проступала тревога – лёгкая тень в глазах, неловкая улыбка. И каждый раз уверенный тон собеседника снимал её напряжение:
– Нужно только набрать объём, ни больше, ни меньше.
Осознав, что её собеседник гонится не за истиной, а за буквами в отчёте, девушка постепенно расслабилась.
Пятнадцать минут пролетели быстро, и наконец прозвучало с облегчением:
– Две тысячи знаков – готово!
Улыбка – тёплая, искренняя, почти благодарная:
– Вы очень помогли. Благодаря вам, по крайней мере, сегодня удастся избежать беды.
– Не за что. Сделала, что могла.
В воздухе повисло ощущение лёгкой товарищеской близости, словно оба участвовали в одной маленькой тайной миссии.
– Честно говоря, если бы не вы, меня бы уже уволили.
Эти слова заставили Эмилию задержать взгляд и спросить с осторожной серьёзностью:
– Правда, можно лишиться работы из-за такого пустяка?
Любопытство в её голосе было неподдельным. Вопрос о потере места явно задевал за живое.
– Увольняют и за меньшее. В Goldman действует жёсткое правило: каждый год под нож идёт нижние десять процентов сотрудников.
– Как? Просто так – увольняют десять процентов?
В её глазах мелькнуло изумление. Словно из далёкого, чужого мира донеслась история: приходишь утром, а рядом пустует чей-то стол. Без предупреждения, без прощаний – просто исчезновение коллеги.
– Это даже законно? Вот так – без объяснений?
– В условиях at-will – вполне.
Короткое объяснение прозвучало твёрдо: система, где обе стороны могут разорвать контракт без причины, – норма для банков и стартапов Кремниевой долины. Лёгкость, с которой переставляют людей в этой игре, пугала и завораживала одновременно.
Эмилия усмехнулась криво, будто признавая бессилие перед правилами чужого мира:
– Закон ведь не для того придуман, чтобы всё отдавать на волю работодателя… но, похоже, тут спорить бессмысленно.
В этой мимолётной улыбке, чуть горькой и обречённой, мелькнула правда – внутренняя уязвимость, та самая трещина в человеке, через которую может прорваться совесть.
В её взгляде теплилось не просто сочувствие к малознакомому собеседнику. За этой мягкой печалью скрывалась собственная тревога, родственная и похожая, словно невидимая нить связывала её с чужой судьбой. Страх перед возможной расплатой за правду, боязнь мести компании – вот что пряталось за её молчанием.
На каждом, кто решается раскрыть тайну, давит одна мысль: увольнение как кара. Вокруг Эмили витала та же тревога – желание говорить боролось с боязнью последствий.
Нужен был намёк, лёгкий, но выразительный.
– Не значит же это, что остаётся только сидеть сложа руки, – прозвучало с лёгкой усмешкой, как вызов.
– Что?.. – Эмили подняла глаза, в которых блеснуло непонимание.
– Когда случаев незаконных увольнений набирается достаточно, люди объединяются. Коллективный иск способен перевернуть всё.
– Такое вообще возможно? – робко выдохнула она.
– Всё зависит от причин… Ах! – губы резко сомкнулись, пальцы легли на губы, словно спешно запирая сказанное. – Прошу, сделайте вид, что этого не было.
– Да ну…, – её голос дрогнул между удивлением и недоверием.
– Умоляю, – глаза глянули с почти детской просьбой. – Ни слова.
Эмили кивнула, но по выражению лица стало ясно – мысли её уже текли в другом русле. В её воображении, возможно, возник образ человека, собирающего подобные истории, чтобы однажды ударить громом в суде.
Чтобы рассеять напряжение, тема сменилась легко, почти нарочито буднично:
– Слушай, а где тут можно выпить чего-нибудь?
– Выпить?
– Сегодня явно нужен стакан чего покрепче.
Эмили, задумавшись, назвала несколько мест. Выбор пал на "The Crown" – английский паб с тёмным деревом, низким светом и горьковатым запахом хмеля.
– Коронный стаут там на славу, – улыбнулась она, – а вот еда… ну, так себе. Это место для тех, кто приходит ради кружки, а не ради тарелки.
– То, что нужно. Сегодня главное – выпить.
Эти слова прозвучали как этакий ориентир невзначай: вечером собеседника можно будет найти там. Возможно, Эмили придёт – из любопытства или желания услышать больше. Но всё же надежда оставалась зыбкой.
В мыслях промелькнуло: "А если прямо пригласить её?.." Но тут же мысль была отброшена. Слишком двусмысленно – женщине от мужчины. Лишние намёки способны всё испортить, да и в будущем её роль могла стать куда важнее простой собеседницы. Нужен был её выбор, не чужое приглашение.
И как только в воздухе повисла ещё одна приманка, дверь распахнулась с грохотом. Доски пола жалобно скрипнули, и в комнату шагнул низкорослый коренастый индиец. В воздухе словно разлился запах крепких пряностей и чего-то жгучего.
То был вице-президент Шарма.
– Что так долго?! – рявкнул он, обдав Эмили тяжёлым взглядом.
В его голосе слышалась не простая раздражённость. Подозрение, острое и ядовитое, читалось в каждом движении бровей, в каждом огненном отблеске в глазах.
Эмили застыла, будто превратилась в камень. Ни слова не сорвалось с её губ. Казалось, воздух в комнате стал вязким, и каждый вдох давался с трудом.
– Попросил перепроверить факты.
Таково краткое пояснение прозвучало мягким тоном, а затем последовал лёгкий поклон – извинение в знак уважения к потраченному времени.
– Задавал много вопросов и, возможно, отнял у неё слишком много времени. Прошу прощения и благодарю, – слова прозвучали ровно, без излишней драмы.
Только после этого Шарма отвёл прицельный взгляд от Эмили и устремил его на собеседника. Язык щёлкнул, как по команде, и мужчина резко развернулся.
– Идёт со мной, – коротко бросил он.
***
Вечером по плану значился ужин с инвесторами. Тёплый свет, приглушённый гул разговоров, запах жареного мяса и терпкий аромат вина – стандартная сцена для неформальных переговоров, где решения иногда принимаются за тарелкой и бокалом.
Но Прескотт внёс неожиданную поправку.
– Твое присутствие здесь необязательно. Лучше возвращайся. Обсудим в Нью-Йорке, – сказал он спокойно, но с оттенком вежливого приказа.
В голове пронеслась мысль: не перегнули ли палку во время экскурсии? Может быть, Холмс усмотрела в вопросах явную диверсию и пожаловалась Прескотту. В глазах того мелькнуло что-то вроде извинительной тени – как будто решение принималось не единолично.
– Разумеется, сэр. Наслаждайтесь вечером, – прозвучал ответ с улыбкой, которую внешне приняли за покорность.
На самом деле – работа ждёт. Посмеивающий хохот раздался рядом. Шарма, скривив губу, глянул с явным презрением: кто-то без титула, отправленный домой. Такое самодовольство грело его эго.
В его воплощении – типичный карьерист: одна удачная продажа в лихолетье доткомов стала для него коронным трофеем, который он не устаёт демонстрировать. Пузырь лопнул – компания исчезла, но память о сделке осталась, и теперь она приписывается неудачно спрятанному таланту.
Шарма, видимо, решил не тянуть:
– Я забронировал ресторан. Чтобы не привлекать внимания, – разобьёмся на пять групп. Уходим с интервалом по пятнадцать минут. Внутри не употреблять слово "Theranos", имена не называть. Вне – называйте Холмс "Лиза", меня – "Санджай".
Некоторые инвесторы озадаченно переглянулись. Кажущаяся паранойя: будто за каждым углом прячутся репортёры и корпоративные шпионы. Но страх перед утечкой – вполне реальная эмоция для тех, кто годами отстаивал "секреты производства", которых на деле не существует.
Запугивание сотрудников и потенциальных свидетелей – часть обороны. Преследование тех, кто заступает за разглашение "коммерческой тайны", уже имело место, о чём прямо сказал Рэймонд Мосли. Суды и иски – громкий молот, который умеет отрезвлять.
Но чрезмерная охрана одного фронта часто ослабляет другой. Когда одна мысль приобретает значение культа, мелкие щели в баррикаде остаются незаметными – и именно там зреет возможность для незаметной диверсии.
Вечерняя ода осторожности, которой дышала команда Холмс и Шармы, открывала и шанс: если подойти тихо, аккуратно и терпеливо, можно вытащить то, что охраняется с фанатичной ревностью. Пора приводить в порядок план тихой атаки – медленной, но верной.
Опора лишь на собственные силы в поиске осведомителя выглядела бы безрассудством. Подобные дела требовали руки профессионала, того, кто умеет рыться в тенях и извлекать оттуда нужные крупицы истины. Заранее был собран список частных сыскных агентств в Силиконовой долине, но первые четыре визита закончились пустотой: ни подходящих людей, ни даже намёка на нужный опыт.
Пятая дверь встретила тяжёлым скрипом петель и запахом дешёвого табака, въевшегося в стены. За столом сидел мужчина с настороженным взглядом – тот, кто сразу показался иным.
– Знаете компанию под названием Theranos? – вопрос упал в тишину, словно камень в воду.
На лице собеседника мелькнула едва заметная тень – он знал.
– А какое у вас к ним дело…? – голос звучал осторожно, словно каждое слово отмерялось по капле.
Прежде чем вдаваться в подробности, потребовалось убедиться в отсутствии пересечений: не работал ли этот человек раньше на Холмс. Подозрительный прищур, долгая пауза. В такие моменты в воздухе чувствовалось напряжение, будто тонкая струна вот-вот лопнет.
Если бы у него имелась связь с самой Холмс, всё могло обернуться плохо. Достаточно было бы прошептать:
– Кто-то интересуется компанией, славянин, – и догадаться о том, кто именно, не составило бы труда. Но вероятность оставалась низкой: у Theranos имелась на контракте крупная юридическая фирма с собственным штатным следователем, и вряд ли посторонним поручили бы внутренние проверки.
После долгого выдоха мужчина наконец произнёс:
– Есть правило – конфиденциальность клиентов. Нельзя вот так с бухты-барахты задавать подобные вопросы….
Ответ встретился спокойной улыбкой. Чемодан щёлкнул замком, и на стол легла увесистая пачка купюр. Удар бумаги о дерево отозвался гулко, словно печать.
Глаза детектива распахнулись.
– Десять тысяч наличными. Сразу. Есть конфликт интересов?
Горло мужчины дёрнулось, он с трудом сглотнул.
– Было дело – нанимали для расследования, связанного с Theranos. Но прямых контактов с ними не имел.
Удача наконец показала лицо. Именно такой человек и был нужен: знакомый с объектом расследования, но не обременённый обязательствами. Такой опыт мог ускорить поиски, дать подтверждение слухам, а в будущем – и свести с ключевыми фигурами.
Детектив перевёл взгляд с денег на собеседника:
– Что требуется конкретно?
– Информация о бывших сотрудниках компании и причинах их ухода.
Брови собеседника приподнялись:
– Нелёгкая задача.
– Для этого и нужен специалист. По десять тысяч за каждого человека. Сразу вперёд.
Взгляд мужчины снова загорелся – подобное предложение превышало обычные расценки в несколько раз.
– Работа – под завесой полной тайны. Срок два месяца. Доклады постепенно, по мере готовности. Всё устроит – будут новые поручения.
Улыбка, жадная и уверенная, медленно расползлась по его лицу.
– Первый отчёт смогу передать уже через три дня.
Такая поспешность говорила лишь об одном – след был найден заранее. Вероятно, прежним клиентом оказался кто-то из бывших сотрудников Theranos.
– Если кто-то захочет выйти на связь со мной напрямую – передайте мои контакты, – прозвучало напоследок, словно приглашение.
В воздухе повисла тихая надежда: вдруг кто-то из тех, кто уже обжёгся на лжи компании, сам сделает первый шаг….
Если догадка верна, то среди бывших клиентов детектива оказался не просто ушедший сотрудник, а тот самый, кто уже готовился обнажить правду о Theranos. Настоящая находка – будущий информатор.
***
Следующей остановкой стало Café Karma –заведение с запахом свежеобжаренного кофе и корицы, где часто собирались работники компании. Часы показывали четыре дня, время, когда тяга к кофеину особенно ощутима. У витрины сгрудилась компания людей с бейджами Theranos на груди. Взяв место неподалёку и раскрыв ноутбук для вида, можно было спокойно слушать их разговоры.
– Мы же не агенты ЦРУ, зачем этот цирк каждый раз, когда приезжают инвесторы? – недовольный голос прозвучал сквозь гул кофемолки.
– И ещё этот приказ – не смотреть в глаза! Они что, думают, мы сразу выдадим все тайны? – добавил другой.
Паранойя Холмс ощущалась во всём, словно липкий налёт. Но дальше стало ещё интереснее.
– Слышали, ещё один ушёл из отдела разработок?
– И что на этот раз? Какая отмазка?
– Будто бы переехал в Лос-Анджелес к девушке….
– Всё те же сказки: переезд, семья, личные причины… уже не смешно.
В словах сотрудников прозвучало то, что искалось. Люди, понимая суть происходящего, предпочитали увольнение. Массовые уходы становились обыденностью.
– Даже тех, кого переманили из Ampl, не удержать.
– А зачем? Какой смысл оставаться?
Информация о бегстве специалистов из Ampl стоила золота – именно они могли оказаться лучшими кандидатами на роль осведомителей.
Разговоры текли дальше, переплетаясь с запахом кофе и звоном посуды.
– Эти айтишники устроили истерику из-за моей флешки! Я её даже не включал, просто лежала в сумке.
– Кто вообще запрещает USB в компании?
– А эти проверки документов? Чистая диктатура.
Одержимость Холмс и Шармы контролем превосходила ожидания: запрет на носители, досмотр бумаг – всё говорило само за себя. Собрать доказательства в такой системе почти невозможно. Доступ ограничен рамками отдела, а электронные каналы жёстко отслеживаются.
Слушая этот поток откровений, легко было забыться во времени. Когда стрелки часов подползли к шести, сотрудники начали расходиться. Наступал момент двигаться дальше.
***
Последним пунктом оказался бар «The Crown» – то самое место, о котором с теплотой отзывалась Эмили, нахваливая их тёмное пиво.
На террасе, прямо у прохода, было выбрано самое заметное место. Пусть шанс её появления оставался слабым, оставалось надеяться. Но даже если Эмили не придёт, связи через детектива обещали другие варианты.
Мысль о том, что наживка оказалась слишком тонкой, не отпускала. Но когда на стол поставили высокий бокал густого, тёмного пива, покрытого плотной кремовой пеной, сомнения растворились.
– Да, это стоит похвалы, – вырвалось невольно после первого глотка, когда горьковатая глубина напитка разлилась по горлу, оставляя лёгкий кофейный оттенок на языке.
Первый глоток оказался откровением: густая, бархатная пена мягко коснулась губ, а горьковато-пряное послевкусие задержалось на языке, словно старая мелодия, пробуждающая забытые воспоминания. Пиво оказалось одним из лучших, что доводилось пробовать; даже казалось, что за целые жизни не встречалось напитка с таким насыщенным характером.
Тёплый свет ламп отражался в бокале, запах поджаренного солода смешивался с ароматами вечернего города, а клавиши ноутбука тихо щёлкали, пока взгляд скользил по экрану.
Чуть позже, ближе к половине восьмого, знакомый голос выдернул из сосредоточенности.
– Ого, ты и вправду пришёл? – раздалось рядом.
Перед столиком стояла Эмили, улыбаясь так, будто сама не верила в свою решимость. Рядом – молодой мужчина с лёгкой небрежностью в осанке и девушка с внимательным взглядом.
– Это Шон, он сегодня был на презентации для инвесторов. А это Кристина, моя коллега, – поспешила пояснить Эмили.
Ситуация складывалась любопытная: Эмили явно хотела скрыть настоящую причину встречи за фасадом случайного вечера с друзьями. Был риск, что после пары вежливых фраз компания просто уйдёт, оставив вечер без продолжения.
Тогда прозвучало предложение:
– Извините за сегодняшнее недоразумение. Позвольте угостить вас. Что предпочитаете?
После короткого колебания троица всё же опустилась за стол. Официант принял заказ, а на столике снова ожил экран ноутбука.
– Прошу прощения, нужно срочно закончить одно дело. Пять минут потерпите?
– Конечно, – мягко кивнула Эмили.
– Не торопись, – добавила Кристина, хотя в её тоне чувствовалась прохлада.
Под чужими взглядами клавиши щёлкали ещё несколько минут. Это притворное занятие было частью игры. Разговор о слишком щекотливых вещах требует особого доверия – и лучшего способа дать людям время привыкнуть к обстановке просто не существовало.
Наконец, ноутбук отодвинулся в сторону, в воздухе прозвучал вздох облегчения.
– Ещё раз извините, – последовало извинение.
– Ты ведь в Goldman работаешь? Судя по всему, нагрузки там серьёзные, – сказала Эмили, её голос прозвучал с оттенком уважения.
Кристина же оставалась холодна, её взгляд больше походил на скептический прищур.
– И что конкретно делает инвестиционный банк? – спросила она, почти с вызовом.
– Ну… что-то вроде этого, – с лёгкой усмешкой экран был развёрнут к собеседникам.
– А нам точно можно смотреть? – насторожилась Кристина.
– Не волнуйся, это всего лишь league table, открытые данные, – прозвучал спокойный ответ.
– League table?
– Если проще – таблица рейтингов инвестиционных банков.
Любопытство мелькнуло в глазах обеих девушек. Они склонились ближе, и на экране высветился заголовок:
"Global MA Advisory Rankings".
Под ним – список банков, ранжированных по величине и количеству сделок. В ряду знакомых имён сияли Morgan Stanley, JP Morgan Chase…
– Goldman, как и ожидалось, на первом месте, – заметила Эмили, её голос дрогнул от восхищения.
Тёмное пиво снова коснулось губ, в горле отозвалась мягкая горечь. Ответ прозвучал негромко:
– Смотри примечания внизу.
Глаза собеседниц скользнули вниз по экрану и остановились на крошечной строке под таблицей:
«Февраль 2010 – сентябрь 2013, сделки от 1 до 3 миллиардов, исключая Китай».
Сначала – тишина и два удивлённых взгляда, полных вопроса.
– В абсолютных цифрах на первом месте всё же Morgan Stanley, – прозвучало пояснение с кривоватой улыбкой, в которой горечь соседствовала с иронией.
Мир инвестиционных банков держался на подобных хитростях: каждый в своём буклете доказывал, что именно он – лидер. Всё зависело лишь от того, как подогнуть реальность под нужный угол.
– Главное – построить картину так, чтобы Goldman неизменно оказывался на вершине, – добавил голос, вскрывая суть этой статистической игры.
Лицо Кристины резко изменилось.
– Но это же самая настоящая манипуляция! – воскликнула она, и в её тоне зазвучало возмущение, будто речь шла не о цифрах, а о нарушении самой справедливости.
Для сотрудницы Theranos такая прямота была неожиданной. Большинство предпочитали молчать или не задавать лишних вопросов, но Кристина явно не относилась к числу равнодушных.
– Манипуляцией это не назовёшь. Всё же в примечание указано, – последовал спокойный ответ.
– Но ведь подаётся это намеренно искажённо, чтобы сбить с толку!
– Тут не поспоришь….
Смущённый взгляд опустился к столу, словно признавая вину. В этот момент воздух разрезал голос Кристины, острый и звонкий, как клинок.
– Такое оставлять без внимания нельзя! Ты должен был сообщить об этом!
– Здесь нет нарушения закона. Даже если бы что-то предпринял, ничего бы не изменилось….
– Вот именно из-за такого равнодушия и произошёл финансовый кризис! – её голос окреп, обрёл твёрдость и силу.
Эмили замялась, покраснела и поспешила вмешаться:
– Прости… Она слишком болезненно реагирует на такие темы. Кристина участвовала в протестах Occupy Wall Street.
Становилось ясно, откуда такое ожесточение при упоминании Goldman.
Взгляд стал мрачнее, и прозвучало тихое признание:
– Да, система устроена порочно.
– Так сделай хоть что-то! Молчание – это соучастие! Нужно идти в прессу, бороться, иначе ничего не изменится!
Блин, бедняга даже не понимает, что это всего лишь чтобы её раззудить.
– Вряд ли это принесёт результат….
– Отговорки! Как можно утверждать это, даже не попробовав?
Эмили опустила глаза, и на лице её промелькнула тень боли. Теперь её выражение оказалось даже мрачнее, чем у собеседника.
Слова Кристины обжигали не только того, кому они были адресованы. Вернее, они его вообще никак не обжигали. Они били и по этой самой Эмили. Как ни странно, судьбы здесь пересекались. Инвестиционный банкир снаружи казался частью блестящей машины, а внутри жил за счёт ловких уловок и полуправды. Theranos тоже умело рисовало красивую маску: забота о людях, революция в медицине… а на деле – фальсификации и обман.
Кристина продолжала наивно напирать:
– Ты обязан действовать! Безмолвие делает тебя сообщником!
Вот на таких наивных глупышках и строятся протесты, теми, кому они были необходимы. И в этот момент Эмили, набравшись сил, твёрдо ответила:
– Так рассуждает тот, кто никогда не стоял перед выбором в реальности. Всё куда сложнее.
Фраза прозвучала как поддержка, и невидимая нить протянулась между ней и собеседником. В воздухе ощутимо повисло новое, тонкое чувство – понимание. Но торопиться было нельзя. Настоящая партия только начиналась.
