Текст книги "Деньги не пахнут 3 (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Глава 12
Перед стеклянным фасадом здания «Theranos» дыхание словно само собой затаилось. Башня из металла и зеркальных панелей тянулась в небо – холодная, сияющая, вбирающая в себя утренний свет. На гладкой поверхности плясали отблески первых лучей солнца, а в воздухе витал слабый запах свежескошенной травы из ухоженного газона перед входом.
Горькая усмешка скользнула по лицу: как же ловко некоторые умеют играть на чужом воображении. Всего три года назад эти стены принадлежали "Facebook". Хитрый ход Холмс – заселиться сюда, чтобы вложить в головы инвесторов простую мысль: "Theranos – это новая звезда, следующая Facebook". Казалось бы, слишком очевидная манипуляция, и всё же – именно такие трюки лучше всего действуют на тех, кто ослеплён жаждой быстрых денег. В этом и заключалась суть одной из самых громких афёр в истории.
Широкие двери мягко раздвинулись, впуская в просторный вестибюль. Огромный экран с гордым логотипом "Theranos" вспыхнул прямо напротив, как приветствие. Часы показывали восемь утра. Несмотря на ранний час, сотрудники уже спешили к турникетам, звонко пищали сканеры: "Бип! Бип!" – пластиковые карты касались считывателей, и двери раз за разом щёлкали, пропуская потоки людей.
Для гостей же прохода не было. Пришлось остановиться, осмотреться. Вскоре к месту подошёл охранник – крепкий, сухощавый мужчина с усталым взглядом.
– Что привело вас сюда? – спросил он коротко.
– На презентацию для инвесторов, – прозвучал ответ.
– Она начинается в десять, – прозвучало холодное пояснение. Ни тени приветливости.
Попытка смягчить ситуацию улыбкой и объяснить, что прилёт вынудил приехать раньше, не возымела успеха. Пальцы легко постучали по сумке с ноутбуком: мол, можно было бы поработать прямо здесь, в холле. Но головой он качнул решительно.
– Доступ посторонним до десяти утра запрещён.
– Я же не требую отдельного кабинета. Просто место в вестибюле….
– Это частная территория. Нарушения правил недопустимы.
Сухость в голосе резала слух. Ситуация напоминала спор с каменной стеной.
– Я не случайный прохожий! – голос поднялся на полтона. – Прибыл именно на презентацию. Разве вестибюль не предназначен для гостей?
– Для участников – вход с десяти.
– Потому и предлагается подождать здесь до назначенного времени.
Слово за слово – и спор бы, пожалуй, тянулся бесконечно, если бы мимо не проходил один из сотрудников. Он остановился, улыбнулся и негромко заметил:
– Бесполезно спорить. Рядом есть кафе "Café Karma". Там лучше подождать.
– Благодарю, – последовал ответ, и тут же прозвучал вопрос: – А кофе там приличный?
– Лучший в округе, – с уверенной улыбкой заверил прохожий. – Можете смело идти.
Кивок, ещё одно "спасибо" – и шаги уже развернули к двери. Впереди ждал аромат свежесваренного кофе, вместо гулкой пустоты охраняемого холла. Если не считать того, что пить буду чай, может быть. Не уверен, что здесь будет нормальный напиток и не придётся обходиться минералкой.
В "Café Karma" пахло так густо и пряно, что воздух будто становился осязаемым. Горячий пар от кофемашины шипел и клубился, наполняя пространство терпким ароматом свежемолотой арабики. Ну, да, запах кофе мне нравится, но вот пить, увольте. В чашке у соседа играли ноты яркой кислотности – звонкие, чистые, будто хрустальный колокольчик в тишине. Зёрна явно были обжарены недавно – чувствовалась их живая сила, хрупкость, которой не бывает у старого кофе. Всё круто, но нормального чая, как и предполагал здесь не было, так что пришлось обходиться минералкой. Чёртовы шовинисты.
За соседними столиками перекликались голоса. Короткие фразы, смех, звон ложечек о фарфор, приглушённое позвякивание мобильных телефонов. На груди у многих посетителей сверкали пластиковые пропуска с логотипом "Theranos" – те самые, что уже мелькали в холле компании. Несомненно, это место стало их привычной точкой сбора, где утром хватали кофе навынос или обсуждали рабочие мелочи.
Но сейчас никто не задерживался. Взгляды нервно скользили к циферблатам часов, пальцы торопливо обвивали картонные стаканчики. День только начинался, и времени для пустых разговоров явно не было. Мысли мелькнули ясные: к этому кафе стоило вернуться позже, когда усталость накроет офисный люд и язык сам развяжется.
В углу, подальше от суеты, удобно устроившись за небольшим столиком, удалось привести в порядок планы. Главных задач было три. Первая – нащупать слабые звенья в обороне "Theranos". Лёгкие уколы сомнений должны были показать, как поведёт себя Холмс, когда её истории начнут трещать по швам. Вторая цель – произвести впечатление на инвесторов. Пусть собственный фонд пока ещё не стартовал, но именно сейчас был шанс оставить заметный след в их памяти и перетянуть интерес на себя. И, наконец, третья, самая важная – завязать контакты с сотрудниками "Theranos". Ведь в истории компании решающим ударом стали не проверки государства и не внезапное прозрение инвесторов, а слова тех, кто решился говорить. Голос инсайдера оказался громче любого скандала. Провалить этот пункт было недопустимо.
Телефон завибрировал на столе, отбрасывая мягкий свет экрана. На дисплее – сообщение от Прескотта: "Где ты?"
***
Перед входом в «Theranos» Прескотт появился как будто из тени. Взгляд его скользнул по сторонам, и только потом он шагнул ближе. Голос звучал приглушённо, но в нём слышалось напряжение:
– Сегодня действуем тихо. Без лишнего нажима.
Каждое слово напоминало о том, что здесь речь шла не только о личных амбициях. В этой игре звучало имя Heritage Group, и любая неосторожность могла ударить по всем.
– Понял? – уточнил он, всматриваясь испытующе.
Улыбка вышла расплывчатой, будто скользящей поверх слов собеседника, не давая повода ни к согласию, ни к возражению. Внутри же уже давно созрел иной план – сегодняшний день должен был запомниться надолго.
Служащий в строгом костюме, с лицом, вырезанным словно из камня, обратился дежурной вежливостью:
– На презентацию инвесторов? Прошу за мной.
Коридоры здания дышали современным минимализмом: светлые стены, стеклянные перегородки, ровный гул вентиляции. Но в этом нарочитом воздухе свободы чувствовалась странная скованность. Сотрудники, пригнув головы к мониторам, стучали по клавишам так яростно, будто от этих ударов зависела их жизнь. Ни один взгляд не оторвался от экранов, ни одна улыбка не дрогнула на лицах. Казалось, они заранее приучены не замечать чужаков.
В зале для собраний уже расселись первые гости. Разговоры гулко перекатывались по помещению, когда громогласный возглас разорвал воздух:
– Прескотт! Опять ты здесь?
Говоривший с широким жестом шагнул навстречу, и два мужчины обменялись приветственными словами. В это время удалось незаметно выбрать себе место – не слишком близко, но и не слишком далеко от сцены.
Дверь отворилась вновь. В зал вошла женщина – прямая осанка, плечи расправлены, волосы до плеч стянуты в аккуратный хвост. Чёрная водолазка, чёрные брюки – образ до боли знакомый. Елизавета Холмс.
Впечатление оказалось неожиданно сильным. На фотографиях её сходство с Джобсом в вечной водолазке выглядело пародией, даже смешным подражанием. Но здесь, вблизи, чувствовалась иная энергия – властная, сосредоточенная, с той особенной аурой деловых хищников, для которых каждая секунда равна золоту.
Она поднялась на сцену, уверенно облокотившись пальцами на край кафедры.
– Добро пожаловать в "Theranos", – произнесла Холмс.
Гул разговоров мгновенно стих. Все головы повернулись к ней, будто по команде. И дело было не в словах – в голосе.
Низкий, насыщенный тембр, тёмный и густой, неожиданно контрастировал с её молодой внешностью. Этот бархатный бас завораживал, будто отрезал слушателей от внешнего мира.
Но внимательнее вслушавшись, можно было уловить фальшь. Голос казался нарочито утяжелённым, слишком старательно пригнанным под образ гуру, скрывающегося за маской загадочности. Слишком уж усердно старалась держать она этот тон.
Холмс подняла вверх маленький контейнер, ловко зажав его пальцами, словно ювелир показывал редкий камень.
– Перед вами "Нанотейнер". Одной-единственной капли крови достаточно, чтобы провести сотни анализов.
Дальше последовал рассказ о дяде, умершем от рака. Слова звучали личными, выверенными до последней паузы. В зале стояла тишина – ни шороха, ни кашля.
– Тогда было дано обещание: никто больше не должен внезапно терять близких.
Её речь текла плавно и уверенно, подкупала искренностью, будоражила надежду. Навык оратора, доведённый до блеска, заставлял слушателей верить каждому слову.
Зал утонул в густом тембре её голоса. Каждое слово, словно тяжелый колокол, катилось по воздуху и будто вонзалось прямо в грудь слушателей. Несмотря на очевидную фальшь, речи Холмс невозможно было не внимать – в её интонациях проскальзывала странная притягательность, похожая на лёгкий гипноз.
Сначала звучала личная история – дядя, болезнь, смерть, клятва изменить мир. Затем – красивые обещания и, наконец, сухие цифры и факты.
– В сети "Safeways" уже открыто более девятисот медицинских центров Theranos, – объявила она уверенно.
Фраза была чистой правдой, но лишь наполовину: центры существовали только на бумаге, оборудование для работы так и не поступило.
– У нас заключён контракт с Министерством обороны США. Это доказывает надежность наших технологий, даже в условиях боевых действий.
Зал зашумел, но знавшие подноготную понимали: ни одного доказательства предоставлено не было, армия отвергла сделку.
Дальше пошли ещё более смелые заявления: предсказание болезней по биомаркерам, ранняя диагностика рака, сверхбыстрые тесты "Ньютон" – двести сорок анализов без боли и почти даром. На самом деле всё это было выдумкой, но уверенность Холмс была такова, будто истина сама срывалась с её губ.
– Мы не просто создаём новую технологию, мы меняем саму жизнь людей…, – заключила она, но вдруг запнулась.
Взгляд её метнулся к одной точке в зале. Следом повернулись и другие. Секунда – и десятки глаз уставились туда же. Поднятая рука.
Тишина сделалась вязкой. Едва заметный рывок бровью Холмс выдал раздражение: в её тщательно отрепетированный спектакль вмешались.
– Вопросы будут после выступления, – раздался резкий мужской голос.
Сидевший рядом крепкий смуглый мужчина с лицом, напоминавшим бульдога, сверлил взглядом. Это был Рахул Шарма – вице-президент Theranos, правая рука Холмс, её соучастник и будущий фигурант судебного процесса.
В этот миг чья-то рука крепко сжала локоть.
– Разве не предупреждал – не привлекать внимание? – прошипел Прескотт, едва сдерживая злость.
Пришлось опустить руку и пробормотать извинение. Холмс вернулась к речи, лицо её вновь стало непроницаемой маской, словно ничего и не произошло. Но Шарма так и не отвёл взгляда – колючего, подозрительного, полным готовности пресечь малейший шаг в сторону.
Время для действий ещё не пришло. Нужно было дождаться удобного момента.
– А теперь начнём экскурсию. Прошу следовать за мной, – произнесла Холмс, и вся группа поднялась с мест.
Общее движение скрывало индивидуальные шаги. Толпа зашевелилась, и среди этого потока удалось раствориться, двинувшись следом. Настоящее испытание только начиналось.
Дверь в лабораторный блок раскрылась, и в нос ударил запах хлорки, свежего пластика и холодного металла. Белый свет ламп бил в глаза так резко, что казалось – попал в стерильную капсулу, вычищенную до блеска. Внутри, словно в театральной постановке, сновали люди в халатах. Их шаги отдавались гулким эхом по плитке, а шорох рукавов и мерное цоканье каблуков сливались в ровный ритм.
На длинных столах, как на витрине, лежали пипетки, пробирки, флаконы с химикатами. Мониторы мерцали строками цифр, диаграммами и графиками, за которыми склонились сосредоточенные лица. Но ни один взгляд не скользнул по вошедшим – будто присутствующих попросту не существовало.
Толпа растворилась среди приборов, и можно было разглядеть всё ближе: блестящий металл держателей, тусклый свет индикаторов, стерильный запах спирта. Взгляд искал знакомый силуэт – черный ящик, похожий на принтер, созданный компанией "Джименсон". Именно он в действительности использовался для анализов крови, заменяя несостоятельное творение Theranos.
Собственный прибор фирмы, названный "Ньютоном", выдавал хаос – данные, похожие на бросок игральных костей. Результаты появлялись, но каждый раз случайные. О такой точности в медицине говорить было невозможно, и потому подлинные испытания скрывали под модифицированными устройствами "Джименсона". Но здесь их не оказалось.
Уголки губ предательски дрогнули. Всё стало ясно. Перед глазами предстала декорация – фальшивая лаборатория, наряженная для гостей. Таких историй ходило немало: для вице-президента Бидана однажды даже целую комнату выстроили как сцену, где каждая деталь была только антуражем.
– Сюда, пожалуйста, – Холмс повела всех дальше, и шаги зазвучали в тесном коридоре.
Внутренняя дверь открылась, и под светом софитов появился "Ньютон".
– Вот он, наш "Ньютон", – торжественно объявила она.
Группа ахнула. Несколько человек едва слышно выдохнули:
– Ничего себе…
– Вот это да…
Прибор выглядел впечатляюще. Гладкие линии корпуса, сенсорный экран, лишь один аккуратный разъем – в этом минимализме ощущался намёк на роскошь. Внешний вид был безупречен, словно новый гаджет из дизайнерского магазина.
Слово само вырвалось из толпы:
– Теперь понятно, почему его называют "айподом среди диагностических устройств".
Холмс резко повернула голову, её глаза на миг задержались на говорившем. Лицо оставалось спокойным, но лёгкая тень усмешки всё же дрогнула на губах собеседника, выдавая скрытую иронию.
– Откуда услышана эта фраза? – прозвучал вопрос.
– Так пишут во всех внешних обзорах, – раздался ответ.
– Это преувеличение, – заметила Холмс, сохранив на лице скромность, но в глазах мелькнуло довольство.
Для неё такие слова были словно бальзам. Стив Джобс был не просто кумиром – настоящим идолом. Чёрная водолазка стала для неё униформой, а в офис привлекались даже дизайнеры из Apple, чтобы придать продуктам "тот самый дух". Сравнение "Ньютона" с творением Джобса было высшей похвалой.
Но раз уж хвалить – то по-настоящему.
Слова полились горячо, с нажимом, будто каждая фраза предназначалась, чтобы ласкать её слух:
– Это вовсе не преувеличение. Ньютон способен перевернуть всю индустрию куда сильнее, чем Apple. iPod называли революцией, но по сути его технические прорывы были незначительны. Ньютон же не только создаёт новую экосистему, но и сам по себе – воплощение подлинной технологической инновации….
Фраза за фразой звучала всё убежденнее, пока вдруг голос не осёкся.
– Ах, простите. Слишком увлёкся. Просто не мог дождаться, чтобы увидеть устройство собственными глазами.
Роль восторженного поклонника Холмс исполнялась до мелочей. Та самая настойчивость, с которой тянулась рука во время её презентации, была частью игры – образ русского "ботаника", горящего жаждой к технологиям.
И вот, когда Холмс объявила набор добровольцев для демонстрации, рука взмыла вверх вновь.
– Возможно, лучше пригласить кого-то постарше, – произнесла она, слегка нахмурившись.
Задумка была проста: чем старше участник, тем убедительнее выглядело бы тестирование, ведь анализ должен был выявлять отклонения в здоровье.
Но уступать не пришлось.
– Болезнь не различает возраст. К тому же в семье слишком много случаев рака – и родители, и дед с бабушкой ушли от него… Когда прозвучали слова о биомаркерах, которые помогут диагностировать рак на ранних стадиях, стало ясно: именно такие технологии нужны нашему времени. Да что там – не только пожилым, но и молодым. Простите, снова увлёкся….
Эти слова прозвучали искренне, и Холмс удовлетворённо кивнула. Взгляд её оживился – доверие было завоёвано.
Приготовленный стул уже ждал. Исследователь, хрустнув перчатками, подошёл с ланцетом. Лёгкий укол – и тонкая боль пронзила палец. Капля алой крови выступила на коже, мгновенно собранная в крошечный "наноконтейнер", меньше ногтя.
Ловким движением техник перелил её в картридж и вставил в сияющий прибор. Экран ожил, но в тот самый миг прозвучала просьба:
– А можно проверить ещё и уровень калия?
– Калия? – переспросил исследователь, замявшись.
– Да. В семье был хронический почечный недуг.
На долю секунды в помещении повисла неловкая тишина. Взгляды Холмс и техника пересеклись – быстрый, напряжённый обмен.
– К сожалению, сегодня такой анализ не предусмотрен, – раздался ответ.
– Жаль, – прозвучало тихо.
Воздух будто чуть остыл, оставив в тишине еле уловимый привкус фальши, скрытой за сияющей оболочкой технологии.
Вздох, будто лёгкое разочарование, сорвался с губ. Холмс внимательно вгляделась, пытаясь уловить хоть тень эмоций, но взгляд упёрся в светящийся экран прибора, застывший безжизненно.
Затем, словно ничего не произошло, она обернулась к остальным инвесторам:
– Как видите, "Ньютон" не предназначен для переноски. Но вскоре появится "МиниСкан" – компактная модель, которую можно будет использовать дома, в повседневной жизни…
Именно в этот момент настало время для осторожного вопроса. Голос, пониженный до шёпота, обратился к молодому исследователю рядом:
– Но как вам это удалось?
Тот вскинул брови:
– В каком смысле?..
– Разве "Ньютон" не построен на хемилюминесцентном иммуноанализе? Всё думал, каким образом вам удаётся измерять калий этим методом. Даже спать спокойно не мог от любопытства.
Глаза исследователя метнулись в сторону – слишком явный признак смятения. Принцип метода известен: антиген соединяется с антителом, в результате чего вспыхивает крошечный свет. Фотодетекторы улавливают его, переводя реакцию в цифры. Но калий – не белок, не сложная молекула, а простой ион, к которому антитела не подбираются.
– Ведь калию не подходят антительные методы из-за его структуры…. Это же невозможно – работать с простыми ионами в CLIA. Как удалось обойти этот барьер?
Ответа не последовало. Потому что обойти не удалось. Именно поэтому "Ньютон" нередко выдавал показатели калия, какие бывают разве что у мертвецов. Любая демонстрация грозила абсурдным результатом, и поэтому от неё так упорно уклонялись.
Исследователь замялся:
– Это….
Но тут же прозвучал холодный голос Холмс, прервавший его на полуслове:
– Это наша собственная технология, разглашению не подлежит.
Вмешательство выглядело нарочитым, словно она сама спешила закрыть тему, которую лучше не трогать.
В ответ прозвучало восторженно:
– Но ведь это поистине новаторство! Измерять ионы с помощью CLIA! Как же решена эта задача?
Холмс скривила губы:
– Слишком сложно для вашего понимания.
– Ничего, медицинский факультет окончен, разберусь.
На лице Холмс впервые промелькнула тень замешательства. И слова продолжали сыпаться – горячо, напористо:
– Это действительно революция! Особенно если учесть, что речь идёт о капиллярной крови из пальца. Она ведь представляет собой смесь артериальной и венозной, да ещё с примесью межтканевой жидкости. Отфильтрованная таким образом капля теряет точность, данные искажаются. Как удалось преодолеть этот барьер?
Конечно, никак. Именно потому система и давала сбой. Из-за анализа капли с пальца возникали ошибки, превращавшиеся в судебные иски: здоровым ставили диагнозы о беременности или раке.
– Даже венозной крови требуется не меньше двух–трёх миллилитров для точных данных, а тут микролитры капиллярной! Это физически невозможно! – раздавалось с видом восторга.
Слова звучали как фанатичное восхищение, но на деле шаг за шагом подтачивали миф о технологии.
Холмс улыбнулась жёстко:
– Делать невозможное возможным – вот что такое инновации.
– Но хоть принцип можно услышать?..
– Нет. Это коммерческая тайна. Coca-Cola ведь тоже не раскрывает формулу.
– Но на этикетке хотя бы пишут состав, пусть и общими словами – "натуральные ароматизаторы". Хоть что-то.
Тонкая плёнка странности окутала зал. Безудержное восхищение, перемежающееся назойливыми расспросами, выглядело неестественно.
– Всё это звучит непрофессионально, – сорвалось с чьих-то губ.
Тем временем речь текла дальше, наполненная терминами, описывающими технологические ограничения, тогда как Холмс упорно повторяла лишь "собственная разработка". Разрыв становился всё очевиднее.
Некоторые инвесторы начали переглядываться, в их взглядах проступило сомнение.
Ситуация грозила стать неловкой, и Холмс пошла на неожиданный ход:
– Вижу, у вас слишком много вопросов. Давайте договоримся о личной встрече, где обсудим всё подробнее.
Она быстро скользнула взглядом по остальным гостям и снова остановила его на собеседнике, явно стараясь вернуть себе контроль над разговором.
В переполненном зале разговор оборвался так же резко, как звон натянутой струны. Холмс произнесла наигранно вежливым тоном:
– Углубляться в такие детали будет скучно остальным инвесторам. Не стоит тратить время всех ради чьего-то любопытства. Вам выделят старшего исследователя.
Ход был изящный: внешне – забота о прозрачности, а на деле – удобная изоляция от основной публики.
Из тени выступил широкоплечий мужчина с жесткими чертами лица. Это был Шарма, вице-президент и верный соратник в этом замысловатом мошенничестве. Голос его прозвучал как хриплый лай:
– Следуйте за мной.
Коридор встретил запахом свежей краски и приглушенным гулом вентиляции. Под каблуками гулко отдавал холодный мрамор. Шарма вдруг остановился, резко обернулся и, прищурив глаза, процедил сквозь зубы:
– Если продолжите вести себя таким дурачком, долго в обществе не протянете.
Слова ударили, как пощечина, и в воздухе на миг повисла гнетущая пауза. На губах у Шармы заиграла кривая усмешка – он явно ловил реакцию.
– Будь вы моим подчинённым – уволил бы на месте.
Ответ прозвучал спокойно, почти холодно:
– Но подчинённым вашим не являюсь.
– Говорю это как человек с опытом. Совет даю.
В его тоне звучало откровенное высокомерие, настолько нарочитое, что поневоле вырвался смешок. Но слова прозвучали твердо:
– Возраст значения не имеет. Здесь речь идёт о представительстве Goldman.
Имя прозвучало, как удар колокола. В глазах Шармы мелькнуло удивление: он явно не знал, с кем имеет дело. Ошеломление длилось секунду, и снова на лице застыла надменная улыбка.
– И всё же – вы всего лишь аналитик. Опыт сквозит дырявым решетом.
Резкость его манер в прошлой жизни уже была знакома, но даже с этой памятью подобная грубость шла вразрез с ожиданиями.
Вскоре оказались в крошечной комнате с низким потолком и запахом дешёвого кофе, впитавшегося в стены. Шарма у двери смотрел на часы, бормоча с раздражением:
– Почему этот человек не идёт? Время на ветер….
Каждое слово произносилось достаточно громко, чтобы пронзить слух, – очевидный приём давления. Ответ прозвучал сдержанно:
– Спешите – дверь не заперта, можете уходить.
– У нас строгая система безопасности.
– Камеры повсюду. Куда тут деться?
Хищный взгляд встретил спокойный голос. И тут появилась молодая женщина восточной внешности – запыхавшаяся, смущённая.
– Ты что так долго! Я должен сам заниматься всякой мелочью? – голос Шармы перешёл в гневное рычание.
Фраза "я должен" прозвучала особенно тяжело, словно в его мире существовало чёткое деление: есть руководители – и есть все остальные.
– Прошу прощения…, – пробормотала девушка.
– Хватит лишних слов. Дай то, что можно раскрыть. У него, похоже, целый мешок вопросов.
Бросив последнее замечание, Шарма удалился, и в тесной комнате остались лишь двое.
– Он всегда такой резкий и заносчивый? – вопрос сорвался почти шёпотом.
На лице девушки мелькнула короткая улыбка, тут же скрытая серьёзностью.
– У вас действительно много вопросов… но не уверена, что смогу на все ответить. Большинство технических моментов засекречено.
– Какова ваша должность?
Небольшая пауза, лёгкое колебание – и наконец признание:
– Я младший научный сотрудник… не старший.
Юность, растерянность и робкая осанка сразу выдавали новичка. В её смущении скрывалась и ценность – именно такие сотрудники и становились ключами к тайнам корпораций.
История подсказывала: крушение этой компании произойдёт изнутри, и толчком станет голос простого младшего специалиста – именно такого, что сидел сейчас напротив.
