Текст книги "Деньги не пахнут 3 (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 4
Прескотт долго сидел, уставившись в пространство, словно взвешивая каждое слово, повисшее между ним и собеседником. Тишина в комнате напоминала вязкий мед – густая, тягучая, с ноткой тревоги. В какой-то момент в его взгляде мелькнула искра согласия, надежда чуть дрогнула в воздухе… но тут же погасла.
Глаза его вдруг расширились, словно он вспомнил что-то важное, и голос резко прорезал тишину:
– Ни в коем случае! С нашей стороны делать первый шаг категорически запрещено!
– Почему?
Вопрос прозвучал тихо, но с оттенком недоумения. Прескотт тяжело выдохнул, будто стряхивая с плеч непосильный груз, и почти со злостью бросил:
– На самом деле ведь нужно одно – понять, возможна ли сертификация FDA?
– Верно.
– Так вот. Под именем Heritage Group такие вопросы задавать нельзя!
Слова резали воздух, словно холодный нож. Взгляд Прескотта был жёстким, без тени сомнения – он уже просчитал всё наперёд. Опыт, накопленный годами, дал о себе знать.
– Даже если вмешаемся, ничего хорошего из этого не выйдет. Ни для нас, ни для них, – продолжил он низким, гулким голосом.
И был прав. Каким бы ни оказался ответ, совет директоров выставлял себя на посмешище. Если их провела Холмс – значит, эти уважаемые старцы не понимали элементарного: медицинское оборудование без одобрения FDA не имеет права существовать на рынке. Если же знали и молчали – становились соучастниками нелепого обмана.
– Даже сама постановка вопроса будет для них оскорблением. Вместо благодарности получим только враждебность. Это не принесёт пользы.
Совет директоров – вершина пирамиды, люди, чьи имена вписаны в историю. Каждое слово, произнесённое неосторожно, могло обернуться для Прескотта непоправимым ущербом. Он не имел права рисковать таким образом.
Попытка убедить его прозвучала мягко, почти как надежда:
– А если они действительно не в курсе? Возможно, оценят предупреждение….
Прескотт лишь горько усмехнулся.
– Глупости! Ты слишком наивен.
Это слово – "наивен" – прозвучало непривычно, почти обидно. Он же пояснил, сжав губы в горькой улыбке:
– Большинство людей никогда не признают своих ошибок. Чем сильнее тыкаешь их в промах, тем ожесточённее они защищаются. Так устроена человеческая психика: признание собственной глупости причиняет боль, сравнимую с физической. Люди готовы часами ругаться в интернете из-за пустяка. А теперь представь, что на кону – репутация тех, кто управлял целыми государствами.
В словах слышалась усталость.
– С возрастом упрямство только крепнет. Многим из них давно за восемьдесят. Даже если внутри признают поражение, вслух никогда не скажут. Эти же люди положили конец холодной войне – как они могут признать, что их провела юная авантюристка?
Попытка смягчить ситуацию прозвучала почти шёпотом:
– Буду действовать предельно осторожно.
Прескотт резко оборвал:
– Я сказал – нет! Я сам прощупаю почву. Ты в это не вмешивайся!
Тяжёлые шаги отозвались по полу. Его широкая спина скрылась в направлении капитанского мостика, оставив после себя ощущение холодного запрета, словно захлопнутая перед лицом дверь. Исчезла вся живость, что когда-то светилась в его взгляде при первой встрече. На смену ей пришла усталость и холодная отрешённость, будто кто-то погасил лампу внутри.
Прошёл почти час, наполненный монотонным шумом волн и редкими выкриками чаек. Пустая яхта, слегка покачивавшаяся на воде, казалась приютом тишины. С палубы тянуло солёным ветром, пахло водорослями и тёплой древесиной, нагретой солнцем. Прескотт объявился лишь тогда, когда вновь ступил на берег. Голос его был твёрд, словно металл, и не терпел возражений:
– Никаких самостоятельных действий. И профессора Каррингтона не трогать.
Было видно, как быстро он изменил позицию: ещё недавно давал разрешение на встречу, теперь же отнял его, не оставив возможностей для споров.
Лёгкое раздражение вспыхнуло, но губы изогнулись в вежливой улыбке. Но ответ прозвучал ровно:
– Понял. Всё будет так, как вы сказали.
Покорность приходилось изображать. Иначе следующего шанса просто не представится. Стоило разойтись с Прескоттом, шаги сразу ускорились. Голова кипела от мыслей: "В офис?.. Вроде бы логично". Всего пять минут пешком отделяли от штаб-квартиры Goldman – короткая дорога от Норт-Коув-Марины.
Но стоило поднять глаза – и всё рассыпалось. Яркое воскресное солнце превращало город в оживлённый праздник. В парках звенел детский смех, пары прогуливались, держась за руки, туристы щёлкали затворами камер. Улицы гудели от радостного многоголосия, пахло сладкой выпечкой из уличных киосков и нагретым асфальтом.
Рабочий настрой растаял. Мысли об офисе казались серыми и чужими на фоне этой живой картины. Компромисс нашёлся быстро – прогулка вдоль Гудзона перед работой. Над водой витал запах реки – резковатый, тяжёлый, с примесью ржавчины от старых причалов. Слышался мерный плеск волн о бетонный берег, где-то вдали гудел пароход.
Вдруг смартфон вздрогнул в руке и загудел, словно пчела в банке. Экран высветил имя: Рэймонд.
"Хотели встретиться с советом директоров?"
Значит, Прескотт уже успел настрочить звонков. Вот для чего он так долго сидел в рубке.
"С сертификацией "Теранос" никаких проблем нет."
Голос Рэймонда звучал твёрдо, почти официально. Будто читал пресс-релиз. Наверняка думал о возможности записи разговора и потому выкладывал показные формулировки: "Это точно не мошенничество".
– А в чём конкретно выражается отсутствие проблем? Нужны детали.
– Сам не знаю. Только слышал, что совет уверяет – всё в порядке.
Даже ему не раскрыли сути. Слишком опасно задавать лишние вопросы: такие клиенты могли обидеться, а ссориться с ними он не решался.
Значит, встреча с советом становилась необходимостью. В отличие от Рэймонда, связей там не было, и можно было задавать прямые вопросы без страха.
Но стена оставалась непробиваемой.
– Есть ли шанс лично встретиться с членами совета?
Вопрос прозвучал скорее для галочки, чем с надеждой.
Ответ не заставил себя ждать:
– Это люди высшего круга общества. Так просто встретиться с ними невозможно.
Голос Рэймонда был непреклонен, словно железный замок на двери.
Разум подсказывал: всё объяснимо. Даже в небольшой стране простому сотруднику почти нереально добиться встречи с министром. А уж в Соединённых Штатах, где фигуры уровня Киссинджера воспринимаются как национальные герои, сама мысль о личной беседе с подобным человеком казалась фантастикой.
Рэймонд признался: Однажды упомянул о тебе. Рассказал про молодого специалиста из "Голдмана", создавшего новаторский алгоритм, и привёл в пример дело "Генезиса". Но даже эта история не вызвала отклика.
Очевидно, его возможности посредника ограничивались рамками профессии. Да, клиент и юрист могут общаться плотно, но близости между ними всё равно нет – холодная формальность перевешивает.
Однако в самом конце разговора прозвучало нечто любопытное. Через два месяца "Теранос" запускает раунд частных инвестиций.
– Уже?
– Да. Судя по всему, они остро нуждаются в деньгах и потому торопятся.
Средства у компании уходили, словно вода в песок: расширение операций требовало всё новых вливаний. Решение напрашивалось само – обратиться к крупным фондам и институциональным инвесторам, предложив участие в закрытом раунде.
– Времени почти нет.
– Понял.
После этого звонка шаги ускорились. Вокруг по-прежнему сияло солнце, шумели улицы, пестрели краски, но всё это будто поблекло. В голове клубился рой мыслей – тревожных и кусучих.
Восемь месяцев – именно столько отводилось судьбой. Два месяца до старта и ещё полгода на сам процесс. За это время нужно было разрушить миф "Теранос". Именно тогда, когда Элизабет Холмс сумеет увлечь мир обещаниями десятков миллиардов, именно в тот миг, когда восторг инвесторов достигнет апогея, следует ударить правдой.
Стоит лишь немного замешкаться – и миллиарды окажутся в чужих карманах. Потом их уже не вытащить оттуда и переложить туда, где они будут лучше лежать, себе в карман. Проще не допустить сделки, чем вытаскивать деньги из загребущих рук обманщицы.
"Восемь месяцев…" – мысль звучала как вызов. Сложно, но выполнимо. Первая и главная преграда – совет директоров. Те самые люди, чьи фамилии и титулы весили больше любого довода.
Ноги сами замерли. Перед глазами вырастала громада штаб-квартиры "Голдмана". Огромный стеклянный исполин холодно блестел под солнцем.
Для тех, кто вершит судьбы мира, всё, что внутри этого здания, – лишь наёмные руки. Даже вершина "Голдмана" для них не более чем удобный инструмент. Что уж говорить о молодом сотруднике, пусть даже талантливом. На такого посмотрят с лёгкой усмешкой – и пройдут мимо.
Нужно было заставить их заметить. За два месяца, что оставались до нового раунда, следовало обрести вес, имя, известность.
Именно слава – вот ахиллесова пята совета. Та самая слава, перед которой они дрогнули, очарованные образом Холмс.
Нужно было одно – выковать репутацию, равную ореолу Элизабет Холмс, и сделать это в течение каких-то двух месяцев. Тогда появлялся шанс снова выйти на совет директоров – но уже не в роли просителя, а как фигура, к которой сами будут тянуться за встречей. Совсем другое впечатление: не низкий поклон консультанта по инвестициям, а уважение к человеку, чьё имя уже звучит.
Мысль эта даже радовала. Первая встреча должна быть ошеломляющей. Пусть они сами ищут контакта – тогда и убедить их будет легче.
План выглядел безупречно, вопрос оставался один: возможно ли за такой срок обрести имя? В уголках губ мелькнула ироничная усмешка. А почему нет?
Слава приходит двумя путями. Первый – медленно, шаг за шагом, годами подтверждая компетентность и накапливая доверие. Верный способ, но лишённый того, что сейчас важнее всего – времени.
Оставался второй – втиснуться в громкое событие, чтобы всё внимание обрушилось разом. Это и была единственная тропа. Если всё рассчитать правильно, эффект мог оказаться оглушительным.
Случай позволял выбирать проекты. По старой договорённости с Пирсом оставалось право раз в месяц определять приоритет самостоятельно. Обычно этот шанс тратился на укрепление связей – познакомиться с управляющими фондами, с людьми, чьё влияние завтра может открыть двери. Но на этот раз выбор будет другим. На этот раз цель – не люди, а событие.
Тут же возникла проблема: в ближайшее время ничего значительного на горизонте не просматривалось. Да, индустрию биотеха потряхивало не раз, вспоминались громкие падения и скандалы, но ни один из них не ложился в нужный календарный промежуток.
Выход оставался один – создать собственный.
Задача, если вдуматься, не выглядела неподъёмной. Стоило лишь вскрыть гнойники старых компаний, давно повинных в махинациях. Коррупционные тени всегда найдутся. Но хватит ли этого? Даст ли нужный размах?
Для проверки всплыл в памяти кейс "Генезиса". У лотка с хот-догами вопрос прозвучал почти случайно:
– Знаете такую компанию, "Генезис"?
Продавец приподнял бровь и недоумённо уставился.
– Генезис? Нет, впервые слышу.
Попробовал ещё – в кафе при заказе кофе, в магазине на кассе. Ответы повторялись как под копирку:
– Был какой-то скандал?
– Первый раз об этом слышу.
В кругах Уолл-стрит дело "Генезиса" считалось легендой, но за пределами финансового мира оно растворилось, словно и не существовало. Такова природа этих историй – остаются внутри биржевых коридоров, не достигая улиц.
Совет директоров "Теранос" отреагировал бы точно так же – равнодушием. Их уровень осведомлённости оказался близок к тому же, что и у обывателей.
Значит, для успеха недостаточно устроить гром среди финансистов. Нужен удар по всей стране. Скандал, о котором будут говорить не только в деловых колонках, но и в вечерних новостях, за кухонными столами, в очередях и на улицах.
И всё это должно произойти в пределах ближайших двух месяцев.
***
Тем временем события на Украине шли своим чередом. Ситуация обострилась, когда шестнадцатого января были приняты так называемые «диктаторские законы», ограничивающие права граждан на протест. Это привело к ожесточенным столкновениям на улице Грушевского в Киеве, где протестующие начали применять коктейли Молотова.
Кульминацией протестов стали самые кровопролитные дни, когда снайперы открыли огонь по демонстрантам. В эти дни погибло более ста человек, которых стали называть «Небесной сотней».
После массовых убийств и под давлением международного сообщества, Янукович и его соратники поспешно покинули Киев. Верховная Рада Украины проголосовала за отстранение его от должности, сформировав временное правительство и назначив досрочные президентские выборы. Революция победила, но ее последствия были тяжелыми.
С американской точки зрения это революция. Да в принципе и ленинской, тоже если протестующее победили, значит революция, если проиграли, то переворот. А они победили, но, тут образовалось историческое окно в результате решения США протолкнуть резолюцию о независимости Косово и соответствующего решения ООН, о том, что часть государства, желающая получить независимость, может класть большой и толстый на мнение центрального правительства.
В результате все этих действий американцев и европейцев Россия приняла решение признать это переворотом и провести референдум в Крыму, который ещё не состоялся. Так что украинцам надо говорить спасибо именно США и Евросоюзу, за то, что с их страной потом случилось. Но это другое.
А пока суд да дело войска туда уже ввели, которые там по договору и так были, и допустимая численность их этим действием не нарушалась. Просто до этого теми пунктами не пользовались. Ох, как тут всем от этого пукан порвало…. В общем всё шло к тому, что именно по закону, продвинутому американцами, Крым уйдёт в родную гавань. Исключительно по закону, согласно того самого международного права, к которому потом будут взывать.
В общем, всё шло своим чередом, в мире, но не у меня.
***
В самом конце совещания Пирс бросил короткую фразу, не терпящую возражений:
– Разметку поручите Шону.
Под "разметкой" подразумевался каркас будущего файла Excel – схема с намёком, где должны расположиться графики, каким образом распределятся данные, своего рода черновой набросок. На основе этой схемы Добби и Сергей Платонов должны были собрать готовый файл, тот самый, который безупречно удовлетворит придирчивого Пирса.
Обычно такие черновики составлял Джефф – правая рука и вице-президент компании. Но сегодня обязанности перекочевали к Сергею. Видимо, Пирс собирался обсудить с Джеффом что-то куда более серьёзное.
Пока Сергей разбирал каракули, оставленные Пирсом на клочках бумаги, до слуха донёсся обрывок их разговора:
– Сделка со Свонсоном по-прежнему требует нашей поддержки.
– Речь о Epicura, сэр?
– Именно. Медальон наращивает долю и требует встречи….
Услышав название Epicura, в памяти вспыхнуло странное чувство узнавания. Где-то это уже мелькало. Знакомый оттенок тревоги щёлкнул в голове, как если бы кто-то провёл ногтем по стеклу.
"Epicura… где же это было?"
Не каждое название компании откладывается надолго, даже у тех, кто проживает рынок как собственную кожу. Но интуиция била тревогу – здесь скрывалось нечто важное.
И вскоре в разговоре всплыл ключ:
– Похоже, даже Epicura не находит себе места. Спешно распродают Harbor Lobster и требуют переоценки Toscana Garden.
Toscana Garden. Знаменитейшая итальянская ресторанная сеть в США. Стоило прозвучать этим словам – и всё сложилось. В уголках губ заиграла сдержанная усмешка: наконец-то всплыло, откуда шло знакомство.
Неудивительно, что воспоминание задержалось. Дело-то не из области биотеха, а из ресторанного бизнеса, и потому раньше не связывалось напрямую. Но это был именно тот случай, что мог сотрясти не только Уолл-стрит, но и весь континент.
Скандал, который не ограничится сухими колонками деловой прессы, а прольётся горячими дискуссиями на кухнях, в барах, в студиях телешоу. Именно такой поворот событий открывал возможность прославиться громче любого "Генезиса".
***
– Разрешите взять этот проект под свой контроль?
Фраза Сергея Платонова упала в тишину, словно камень в воду.
Разговор Пирса и Джеффа оборвался. Ещё секунду назад оживлённо перебрасывавшиеся словами, оба теперь замерли и уставились на Сергея. Выражения лиц сказали больше любых реплик: Пирс словно окаменел, а у Джеффа кровь отлила от щёк, оставив лицо мертвенно-бледным.
– Этого не может быть…, – сдавленно выдохнул Джефф.
Но Сергей ответил твёрдо, не оставляя места сомнениям:
– Да. Хочу использовать своё право выбора именно на этом проекте.
Глаза Джеффа закрылись, будто перед лицом смертного приговора. Он прекрасно понимал, к чему приведёт это решение.
Договор между Пирсом и Сергеем был секретом, но ему было известно всё. Один раз в месяц Сергей получал право самому назначить проект, а взамен приносил сведения с фантастической точностью – до восьмидесяти процентов предсказаний подтверждались. На этой информации Пирс выстроил карьеру, показав рекордные результаты и приблизившись к креслу топ-менеджера.
Всего несколько месяцев оставалось до того момента, когда Пирс официально поднимется на ступень выше – в кресло топ-менеджера. Для Джеффа это означало бы и собственное повышение до уровня MD: свобода от роли вечного помощника, возможность действовать самостоятельно, без чьих-либо указок. Всё складывалось гладко, как по нотам, и финал казался уже предрешённым. Но в самый решающий миг Сергей Платонов выкинул карту, которую никто не ожидал.
В голове Джеффа промелькнула тревожная мысль: "Неужели Пирс действительно позволит это?" Он украдкой метнул взгляд в сторону начальника, пытаясь угадать реакцию. На лбу Пирса легли тяжёлые складки, словно от боли или глубоких раздумий.
И всё же голос его прозвучал удивительно ровно:
– Ты понимаешь, что Epicura – это индустрия общественного питания?
– Да, в курсе.
– Она никак не связана с твоей сферой….
Секрет успеха Сергея заключался в восьмидесятипроцентной точности прогнозов. Но это касалось исключительно биотехнологий. А Epicura – совсем иной мир: компания по управлению сетью ресторанов, живущая в атмосфере интриг и схваток между менеджментом и агрессивными хедж-фондами. Там медицинские знания и вычислительные алгоритмы были пустым звуком. Зачем же лезть туда?
Ответ прозвучал спокойно, почти буднично:
– Хочу набраться опыта в другой отрасли.
– Опыт, значит… Только ли в этом дело?
– Признаться, есть соблазн поработать с брендами, известными на всю страну.
Сдержанность Пирса нарушил Джефф. Голос его сорвался, стал резким:
– Epicura – не такая уж крупная рыба! Это всего лишь компания из Fortune 300!
Под этим возмущением скрывалось иное: выбор Сергея казался недостаточно "весомым" для использования столь ценного привилегированного права. Но Платонов парировал мягко и холодно:
– А разве моё право ограничивалось только биотехом?
В этой фразе слышался укол – напоминание обо всём, что уже сделано для их общего успеха. О том, как благодаря Сергею Пирс шагнул к вершине, о рекордных показателях, о стремительном продвижении вверх.
Джефф знал: спорить тут бессмысленно. Всё это правда. Но чем ближе становился его собственный шанс на MD, тем сильнее сжималось сердце: рисковать не хотелось. Мысленно он молил Пирса отказать.
Однако ответ оказался противоположным:
– "Разумеется, никаких ограничений нет. Можешь выбрать любую сферу."
Эти слова стали приговором для надежд Джеффа. В груди похолодело, словно под ребра влит лёд.
– Просто любопытно узнать, какая у тебя настоящая причина.
– Я же сказал: опыт.
– Этот проект не из обычных….
Работа в департаменте MA делилась на два русла. Слияния и поглощения – процесс относительно прямой: покупатели и продавцы уже интересовались друг другом, оставалось лишь сблизить позиции. Даже ценовые споры обычно решались переговорами.
Совсем иное – консультации. Здесь приходилось становиться щитом против враждебных поглощений, вступать в схватку, где нож у горла менеджмента, а исход предельно ясен: победа или поражение.
Epicura оказалась именно в такой мясорубке. И хуже того – она не была даже клиентом Пирса. Проект достался ему от другого MD, которому он показался слишком тяжёлым и опасным.
Проект, о котором шла речь, был сродни хождению по тонкому льду в разгар весны: малейший неверный шаг – и трещина моментально превращается в бездонную пропасть. Ошибка здесь могла означать катастрофу не только для компании, но и для карьеры каждого, кто окажется замешан.
И именно в этот момент Сергей Платонов заявил о своём намерении вмешаться.
У Джеффа закружилась голова, словно кто-то резко сорвал с потолка люстру, и та теперь раскачивалась над ним. Слова сорвались сами собой:
– Для клиента это вопрос жизни и смерти! Здесь нельзя действовать из простой любознательности.
В реплике Пирса сквозила холодная отповедь, но Платонов не отступил ни на шаг. В его голосе не звучало ни капли сомнения:
– Это не праздное любопытство. С самого начала работа в департаменте MA была выбрана ради опыта. Об этом говорилось открыто. Право выбора проекта предназначалось именно для таких случаев. До сих пор подходящей возможности не возникало.
Прозвучало так, будто всё было задумано именно ради этого момента. Даже договорённость с Пирсом изначально имела целью открыть дверь в подобные авантюры. Отказать теперь значило нарушить слово.
"Этого просто не может быть…" – мелькнуло у Джеффа, но взгляд Пирса выдавал: тот всерьёз размышляет над предложением.
Джефф резко выдохнул, ударил словами, как кулаком по столу:
– Ни в коем случае! Назначить зелёного новичка на дело о корпоративном контроле – это безумие! Это не просто ошибка, это преступная халатность! И особенно, особенно – если речь о Сергее! Именно он-то тут наименее уместен!
На лице Платонова появилась тень недоумения.
– Почему именно я?
Вопрос прозвучал так искренне, что Джефф почувствовал себя загнанным в угол. Но останавливаться было нельзя.
– Ты и так уже натворил достаточно бед!
– Я? – брови Платонова слегка приподнялись, голова склонилась вбок.
Он явно не понимал, о чём речь. После короткой паузы добавил:
– Ты ведь, наверное, про ту историю в самом начале? Но разве это не Пирс сам предложил ту ставку?
Слова повисли в воздухе. Джефф не сразу нашёлся с ответом. И правда – инициатором спора с Брентом был сам Пирс.
– Тем не менее, именно ты превратил невинную затею в пожар по всей компании! И только ты!
И это было правдой: искра, брошенная Сергеем, разрослась в пламя, охватившее весь "Голдман". Тогдашний скандал вошёл в историю фирмы как самый громкий и разрушительный. "Ринос" покинул компанию, целый ряд MD из других департаментов бежали в страхе перед расправой Пирса, перебежав к конкурентам. А ведь в ближайшие месяцы сам Пирс должен был занять кресло топ-менеджера. И новая волна чисток грозила компании неминуемо. Искра, ставшая костром, была заслугой именно Платонова.
Но он лишь равнодушно пожал плечами:
– Разве это не было больше полугода назад?
Грандиозный кризис, стоивший "Голдману" десятков влиятельных фигур, для него звучал так, будто речь идёт о давней мелочи.
Джефф задохнулся от возмущения:
– Полгода?! А более свежие беды?
– Ты о деле с Genesis? – Платонов нахмурился, но в его тоне слышалась искренняя невинность. – Я всего лишь сделал инвестицию по-своему. Остальные подняли шум. Какая тут моя вина?
Слова обрушились на уши Джеффа, как издевка. Ведь все помнили: именно Сергей втянул крупнейших инвесторов, выкачал огромные суммы, а потом рванул ва-банк, вложив всё в одну-единственную бумагу. Более того – сам же и проболтался о планах, превратив "Голдман" в неистовую рулетку.
И теперь он утверждает, что "это всё чужая реакция"?
Голос Джеффа сорвался на крик:
– Неужели все они просто так сходили с ума? А игра на выживание среди аналитиков? Не помнишь, как устроил цирк под видом сбора средств в липовый фонд?
Тот самый "рекрутинг", обернувшийся жестокой грызнёй между сотрудниками, был плодом Платонова. И никто в комнате этого не забыл.
В комнате повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом кресел и приглушённым гулом кондиционера. Казалось, воздух в себя вобрал напряжение и даже не решался шевельнуться. Сергей Платонов сидел спокойно, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном. В его голосе звучала невозмутимость, когда он напомнил:
– В тот раз ты сам сказал, что всё в порядке. А теперь вытаскивать это против меня… нечестно.
Эти слова словно ударили Джеффа по нервам. Он, почти задыхаясь, выпалил:
– Твоё… твой характер – вот беда! Ты тащишь всех в хаос, куда бы ни сунулся!
Слова его дрожали, будто огонь готовился вспыхнуть из малейшей искры.
Сергей всегда был похож на человека-бурю. Маленькая искра рядом с ним превращалась в пожар, выжигающий всё вокруг. И вот теперь такой человек собирался шагнуть в спор о контроле над корпорацией – в пламя, где искры летели во все стороны. Одна только мысль об этом холодом прошила грудь Джеффа.
Но Платонов, как и прежде, оставался невозмутим.
– Всё это было за пределами работы. Скажи честно – когда я хоть раз подводил в самом деле?
Рот Джеффа раскрылся, но слова застряли. Горечь подступала к горлу: ведь, как ни странно, Сергей в самом деле всегда работал предельно чётко. Доклады готовил быстро, безупречно, в них не находил ошибок даже Пирс.
Да, он устраивал сумасшедший цирк снаружи, но внутри отдела был тихим и безупречным исполнителем. И именно это сводило с ума – Платонов приносил блестящие результаты, и его шалости неминуемо приходилось терпеть. Всё-таки вот оно – время, которого так боялся Джефф. Сергей больше не собирался оставлять свои игры за дверью департамента.
– Значит, ты отказываешься от моей просьбы? – в голосе Платонова слышался едва уловимый вызов.
В этот миг Джеффу показалось, что дьявол пришёл за обещанным долгом.
Пирс, молчавший всё это время, наконец поднял глаза. Его голос прозвучал холодно и отчётливо:
– Участвуй, но с условиями.
На лице Сергея промелькнула едва заметная улыбка.
– Условия?
Пирс поднял руку, загибая пальцы один за другим:
– Первое – все твои материалы проходят мою проверку. Второе – на встречах с клиентами молчишь, пока тебя не попросят сказать. Третье – к делу подключаешь одного опытного ассоциата, без него – никак.
Каждое слово звучало как звено цепи, намеренно наброшенной на слишком свободного зверя.
– Нарушишь хоть одно правило – вылетаешь. Согласен?
Ответ последовал мгновенно:
– Согласен.
Платонов поднялся и покинул кабинет, оставив за собой лёгкий запах одеколона и ощущение, будто в комнате прошёл порыв холодного ветра.
– Ты серьёзно собираешься это допустить? – тихо спросил Джефф, повернувшись к Пирсу.
Тот уже собрал лицо в привычную каменную маску, но мимолётная усмешка на губах была замечена.
– Не тревожься. Он под контролем, – бросил Пирс. – К тому же настоящую работу возьмёт на себя опытный сотрудник.
Джефф хотел возразить, но Пирс продолжил, прищурив глаза:
– Тут всё слишком странно. Помнишь встречу с генеральным "Эпикуры"? Уже тогда всё казалось подозрительным, но мы так и не нашли зацепку.
В его голосе прозвучала странная уверенность: возможно, именно дерзость и прямолинейность Сергея смогут вытащить наружу то, что другим оставалось невидимым.
– У него особое мышление, – произнёс Пирс, глядя в окно на мерцающий город. – Может быть, он заметит то, что ускользнуло от нас.
В воздухе пахло кофе и металлом кондиционера, и эта смесь тревожно щекотала ноздри. А вместе с ней – ощущение, что в игру вступила сила, с которой придётся считаться.
