Текст книги "Деньги не пахнут 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

Под гулким потолком офиса, где лампы разливают холодный свет и воздух пахнет бумагой, старым кофе и нервами, спор разгорался всё сильнее. Голос Эмили дрожал, как струна, сорванная случайным движением пальцев:

– Легко говорить, но что будет, если меня уволят за разглашение внутренней информации? На кону вся жизнь, нельзя же так бездумно рисковать….

Кристина, напротив, звучала твёрдо, будто сталь.

– Это всё равно соучастие. Разве не так? Ты просто хочешь жить спокойно, обманывая всех вокруг.

Слова звучали безжалостно, но не лишены истины. Комично только, что подобные речи исходили от сотрудницы "Теранос" – компании, построенной на обмане с ног до головы.

Эмили потемнела лицом, брови дрожали, уголки губ тянулись вниз. Кристина же, не замечая этого, продолжала бить в одно и то же место:

– Бездействие – тоже выбор. Думаешь, молчание нейтрально? Но чем больше людей думают так же, тем быстрее привычка считать молчание нормой разъедает всех. Оттуда и до одобрения – один шаг. Знаешь, почему случился финансовый кризис?

Воздух сгустился.

– Иногда бездействующие хуже самих виновников. Те, кто первым заметил проблему, могли бы её остановить, но промолчали – и всё вышло из-под контроля!

Эмили всё больше сутулилась, плечи падали, голова клонится к столу. Становилось опасно: ещё немного – и она сорвётся, хлопнет дверью. Пришлось вмешаться.

– Кристина права, – сказал голос, окрашенный в показное уныние. – И мне не раз хотелось раскрыть то, что видел… Но страшно. Страшно оказаться выброшенным за дверь, как уже выбрасывали многих старших коллег, стоило им заговорить.

Эта роль – маска разоблачителя, сомневающегося, но честного. Эмили напряглась, взгляд её метался, а Кристина, напротив, оживилась, будто увидела шанс наставить на путь истинный.

– Не стоит так бояться, Шон, – произнесла она с убеждённостью. – Ты ещё молод. Найдёшь себе лучшее место. Честная работа – куда полезнее для нервов.

Смешно слышать такие речи именно от сотрудницы "Теранос". Слово "честная работа" в её устах звучало как нелепая пародия.

Но сейчас было не до иронии. Надо было показать Эмили, что её страхи разделяют.

– Если бы речь шла только об увольнении, это можно было бы пережить. Но на этом всё не заканчивается.

Именно эта мысль толкала многих уволиться молча, не поднимая шума.

– Стоит только получить ярлык доносчика – и всё, дорога закрыта. Ни один банк, ни одна компания в индустрии не примет. Даже если публично похвалят, в свой коллектив не впустят. Без серьёзных сбережений такое клеймо разрушит жизнь.

Кристина неожиданно задумалась, её напор смягчился.

– Хм… Пожалуй, это правда. Но как тогда быть? Анонимное заявление?

– Бесполезно. Его сочтут слухами и выбросят.

– Но просто сидеть сложа руки нельзя.

– Конечно. Значит, нужен другой путь. Если одному не под силу, может, группа справится….

– Группа? Ты намекаешь на протест?

Кристина нахмурилась, а лицо Эмили озарилось – словно в её голове вдруг сложился пазл. Видимо, она вспомнила о недавнем разговоре о коллективном иске.

Чтобы не дать этой теме разрастись, пришлось резко свернуть беседу:

– Давайте сменим разговор. Вот этот Шарма – ну и чудная личность.

Кристина оживилась, словно только и ждала возможности перемыть косточки начальству:

– Даже не начинай! Он – единственное пятно на нашей компании!

"Единственное пятно?" – хотелось рассмеяться. Ведь всё здание держалось на липовых технологиях и выдумках.

– Но почему начальство держит его рядом?

– Она явно к нему близка. Может, у них роман….

– Что?! Да ну, быть не может! – ахнула Кристина.

И разговор пошёл уже совсем в другую сторону.

Кристина так резко вскочила со стула, что он жалобно скрипнул, а в воздухе запахло её духами, перебившими горьковатый аромат пива.

– Почему? – вырвалось у неё почти криком. – Разница в возрасте больше двадцати лет! Да и какая сумасшедшая женщина согласится встречаться с таким человеком?

Глаза её горели негодованием, а на лице отразилось неподдельное изумление. Смешно было наблюдать за этой бурей, зная, что на самом деле Холмс и Шарма тайно связаны.

В деловом мире подобная связь – почти преступление. Союз генерального директора и вице-президента, если его обнаружить, способен вмиг превратиться в скандал. Совет директоров, разумеется, прикроет факт всеми силами, а сотрудники так и останутся в неведении. Ни слуха, ни полушёпота – будто вся история растворилась в воздухе.

– Тот человек – сплошная проблема! – продолжала бушевать Кристина. – Знаешь, он приносит в офис постельное бельё и ночует прямо на работе!

– Звучит… страстно, – прозвучало в ответ.

– Страстно? Серьёзно?! – едва не захлебнулась возмущением Кристина. – Он сидит на своём месте и делает вид, будто работает! Презирает всех, кто уходит вовремя, и оценивает сотрудников только по часам, проведённым в конторе. Ему плевать на результаты! Ты понимаешь, какой это тип?!

Слова её летели, словно острые камни. Между тем Эмили молчала, пальцы её теребили край бокала, а взгляд уплывал в сторону, будто мысли бродили где-то далеко.

Внезапно в тишине загудело:

Вввввм! Вввввм!

Телефон Кристины задрожал на столе, вибрация пробежала по дереву и отозвалась в рёбрах.

– Ох, извини, надо взять, – бросила она и почти выбежала из комнаты, оставив за собой тихий шлейф духов.

В кафе сразу стало тише. Только бармен где-то у стойки стукнул бутылкой об металл, а из кухни донёсся запах перегоревшего масла. Пока заказывали ещё по кружке, Эмили осторожно наклонилась вперёд и заговорила, понижая голос:

– Ты говорил раньше… будто есть решение. Возможно, коллективный иск?

– Что?

– Шон, ты же упоминал сегодня: если случаев несправедливых увольнений много, их можно объединить и подать иск…

– Ах! Забудь, что я говорил! Это лишнее, такие слова лучше не произносить вслух. – Ладонь скользнула по лицу, а в голове мелькнула горькая мысль: "алкоголь – враг".

Эмили набралась смелости и продолжила:

– На самом деле, одна подруга оказалась в похожей ситуации.

Знакомая уловка – "рассказ про подругу".

– В её компании процветают махинации. Стоит кому-то указать на них, и сверху начинается травля. Десятки уже ушли сами, не выдержав.

– Жаль. Но если увольнялись добровольно, доказать что-либо в суде будет непросто.

– Многие терпят издевательства до последнего, пока их не вышвыривают. Каждый месяц парочку точно выдавливают…

Фраза прозвучала важной – это уже было что-то, за что можно зацепиться.

– Такое похоже на то, о чём говорил Шон? Тут тоже возможен коллективный иск?

– Сложно сказать. Лучше бы обратиться к юристу.

– Но идти к юристу страшно….

Так и бывает: потенциальные разоблачители тонут в вопросах, но редко решаются ступить в кабинет адвоката, пока окончательно не примут решение. А уж в "Теранос", где сотрудники сами по судам таскают друг друга, риск вдвойне велик. Попробуй только – и слухи всплывут.

– У меня случай иной. Здесь речь идёт о раскрытии секретной информации….

– У подруги тоже что-то похожее. Компания скрывает важные факты.

– Тогда без юриста не обойтись. Нужно разумное доказательство незаконных действий.

– А что считается "разумным доказательством"?

– Это уже решит адвокат. Но помимо фактов, необходимо показать и последствия: понижения, угрозы, травлю, дискриминацию… всё, что докажет ответные меры компании.

Эмили слушала, не отрываясь, будто цеплялась за каждое слово. Но в какой-то момент внутренняя пружина сомнения сработала: слишком многое уже было сказано.

"Хватит на сегодня", – мелькнуло в мыслях.

Лучше оставить её с недосказанностью. Пусть завтра мучает сожаление, что не расспросила больше, чем горечь от лишних слов, вырвавшихся под градусом. Пахнуло выдохшимся пивом, влажной древесиной стола и лёгкой горечью перегара – разговор подошёл к точке, где надо было поставить невидимую запятую. Слишком далеко заходить опасно, лучше оставить пространство для догадок, чтобы слова улеглись и заиграли в голове собеседницы спустя несколько дней.

Пришлось нарочито замяться, сделать гримасу неловкости, будто случайно сболтнул лишнее:

– Всё же точнее всего спросить у юриста. И….

Пауза, напряжённая, как треснувшая струна.

– Никому ни слова о том, что это обсуждалось.

– Конечно, – кивнула Эмили, хотя пальцы её нервно заскребли по ободку бокала.

– Нет, прошу серьёзно. Никому. Даже подруге. И уж точно – не упоминай "Голдман". Если всплывёт… всё рухнет.

Лицо сделалось взволнованным, тревожным, будто сам факт произнесённых слов обжигал изнутри. Глоток пива – тяжёлый, с горечью хмеля, потом ладонь по лицу, как будто смывалось сказанное. Повторялись просьбы о тайне, и каждая звучала настойчивей прежней.

Но в этом был расчёт. Легче доверять тому, кто держит в руках твой маленький секрет: взаимная уязвимость связывает покрепче любых клятв. Эмили теперь знала нечто личное о Сергее Платонове – и если вдруг заговорит, его слова тоже всплывут наружу.

Вернулась Кристина – словно по сценарию. И с её появлением тема иссякла: третьему человеку в комнате такие разговоры ни к чему.

Оставалось лишь найти предлог, чтобы сохранить с Эмили ниточку контакта. Визитки обменяны, но звонок без повода выглядел бы странно.

И тут подвернулась удача – разговор о том, что Стефани подъедет через час, а у подруги есть машина.

Слова потекли ленивее, вкрадчивее, с лёгкой фальшью пьяного голоса:

– Дождёмся… и я провожу вас до машины. Ночь всё-таки.

Возражения Эмили звучали неубедительно.

Уже у парковки случилось «несчастье»: шаг неверный, тяжёлый портфель с глухим «бух!» чиркнул по крылу её красной машины. На ярко-красной эмали расползлась белёсая царапина, словно порез по коже.

– Прости! Господи, какой позор… Я обязательно всё оплачу, найди сервис, только скажи сумму! – посыпались извинения, горячие, сбивчивые.

Эмили пыталась отмахнуться, но по её лицу ясно было – удар глубокий, тут простыми словами не отделаешься.

Чуть позже, уже разойдясь, отправилось короткое сообщение:

"Мне очень жаль. Говорю искренне. Пожалуйста, отремонтируй машину и сообщи сумму. Я всё возмещу".

И теперь можно было каждый день напоминать об этом – ненавязчиво, с заботой, а через несколько дней и позвонить первым. Спросить про ремонт, а там между делом поинтересоваться "той самой подругой".

Пусть до этого момента в голове Эмили уже поселится сожаление – что не задала лишний вопрос, не вытянула лишнюю деталь. И тогда разговор пойдёт охотнее.

За один вечер удалось выудить больше, чем ожидалось. Даже мысль снова наведаться в кафе потеряла смысл: Кристина уже вывалила с избытком о внутренней кухне "Теранос".

Командировка планировалась на два дня, но теперь оставался лишний, свободный.

А значит, появилась возможность поехать туда, куда давно тянуло.

***

Утро в Сан-Франциско началось ещё до рассвета: влажный воздух пахнул океанской солью, по стеклу гостиничного окна тихо постукивали редкие капли тумана, а где-то вдалеке гудел первый автобус. Чемодан оказался собран ещё с вечера, и вскоре шаги уже гулко отдавались в пустом коридоре отеля, ведущем к вылету.

Ранний рейс унёс над облаками, и лишь к двум часам дня колёса лайнера коснулись взлётной полосы Филадельфии. В нос ударил запах прогретого асфальта и авиационного керосина, а в телефоне сразу запиликало уведомление о входящем звонке. На экране высветилось имя – Дэвид.

– Подъезжай к выходу номер три, – прозвучало в динамике.

Неожиданность заставила усмехнуться: планировалось взять такси, без всяких встреч и провожаний. Но голос на том конце был настойчиво-доброжелательный:

– Ха-ха, не могу же позволить дорогому гостю кататься в такси.

Улыбка вышла кривой. Сотрудничество держалось на контракте, а не на дружеских жестах. Однако раз уж человек уже приехал, отказываться было поздно.

И вот у обочины стояло чудо техники, от вида которого сердце невольно екнуло: машина Дэвида выглядела так, будто своё уже отжила – краска выгорела, бамперы в мелких царапинах, мотор тарахтел на холостых неровно, как старый трактор. Заднее сиденье и багажник оказались набиты коробками с бумагами и папками, так что чемодану места не нашлось.

– Ох, не успел прибрать… Подержишь у себя? – смущённо произнёс хозяин.

Пришлось усесться на переднее сиденье, держа багаж на коленях, пока машина гремела по улицам Филадельфии, пропуская через себя каждый стык асфальта.

Офис Фонда Каслмана встретил сперва запахом пыли и бумаги, а затем зрелищем, больше напоминавшим склад, чем рабочее пространство. Стены плотно увешаны старыми картотеками, между шкафами – узкие проходы, а сами коридоры тянулись, как лабиринт. Кажется, шагни в сторону – и можно завалить на себя целую башню папок.

На видном месте обнаружился диван, будто предназначенный для гостей, но и он утонул под кипами документов.

– Ах, и тут не убрал… – с виноватой улыбкой Дэвид смахнул бумаги прямо на пол. Бумажный шорох пронзил тишину.

Из мини-холодильника зазвенели бутылки.

– Что будешь? Кола, спрайт, имбирный эль?

Выбор пал на имбирный эль. Стеклянная бутылка приятно охладила ладонь, а терпкий аромат щекотнул нос.

Присаживаясь, взгляд отметил: несмотря на захламлённость, пыли не видно, диван чист, пол вымыт. Здесь царил не хаос, а скорей отчаянная нехватка пространства.

– Сколько людей работает? – прозвучал вопрос.

– Я, Джесси и ещё один сотрудник. Иногда приходят волонтёры…

Удивление прозвучало слишком явно. Дэвид рассмеялся, чуть смутившись:

– Ха-ха, когда народу много, мы уходим в ближайшую забегаловку.

Так в этом складе и впрямь не разместить толпу – разве что на коробках сидеть. В тесном помещении Фонда воздух пахнул старой бумагой и металлом картотек. Стопки папок тянулись выше человеческого роста, проходы между шкафами напоминали узкие улочки старого города, где каждый неверный шаг грозил обрушить бумажный завал. В таком месте едва ли могла кипеть работа, а уж принимать гостей – и вовсе безумие.

– Не приходила мысль снять что-то просторнее? – прозвучал вопрос, пронзивший гул тишины.

– Зачем? И этого хватает, – отозвался Дэвид без тени сомнений.

Хватало ему – но не остальным. По лицу собеседника всё было ясно. Дэвид рассмеялся открыто, почти звонко, и вдруг рассказал: раньше Фонд занимал помещение в четыре раза больше нынешнего, но, едва взяв руководство на себя, он сознательно перебрался сюда. Вот почему мебель и стеллажи стояли плотными рядами, будто вбитые в коробку.

– И зачем же такие муки добровольные? – последовал вопрос.

Спина Дэвида распрямилась, голос зазвучал с твёрдой уверенностью:

– Фонд живёт на пожертвования. Тут ни к чему излишества.

Гордость сквозила в каждом слове. Но где кончалось бережливое благородство и начиналась нелепая аскеза? Рабочее пространство, пусть и минимальное, не роскошь, а необходимость.

– Ах, но в мире нет роскоши дороже, чем пространство, – усмехнулся Дэвид. – Аренда бьёт сильнее любой люксовой вещи.

Честность его звучала почти обезоруживающе, но в этой честности крылась и беда: теснота мешала делу. Решение назрело само собой. Бумага зашуршала, когда на стол лег чек – обещанные четыре миллиона долларов, срок выплаты которых подходил к концу. Замороженные Джерардом средства уже давно были разблокированы, и теперь деньги можно было передать.

– Как же быстро летит время…, – пробормотал Дэвид, уставившись на цифры. Пальцы скользнули по бумаге, словно по чему-то нереальному. – Не верится.

– Можешь проверить в банке, – прозвучал ответ спокойно.

– Нет, дело не в этом…, – его голос дрогнул. Улыбка получилась неловкой, короткой, и вдруг глаза наполнились влагой.

– Знаешь, сколько Джесси и я сумели отложить за четыре года до встречи с Шоном? – спросил он, будто сам себе.

– Сколько?

– Пятьсот тысяч.

Сумма, растянутая на четыре года, выглядела жалкой тенью возможного. Сто двадцать пять тысяч в год – скромный результат для фонда, зависящего от пожертвований.

– Ха-ха… Такое чувство, будто в лотерею выиграл, – тихо проговорил Дэвид, прижимая чек к ладони.

Скромность в его словах чувствовалась неподдельная. Но сравнение невольно резало слух: ведь там, где за годы едва наскребли полмиллиона, всего за полгода вместе с Рейчел удалось вложить двенадцать раз больше. Понимание этого объясняло его слёзы лучше любых слов.

В воздухе, густо насыщенном запахом пыли и старой бумаги, повисла неловкая тишина. Дэвид всё ещё держал в руках первый чек, словно боялся, что тот вот-вот растает. Но оставлять его в состоянии самодовольного аскета было нельзя. Партнёрство требовало иного – размаха, уверенности, пространства для роста.

На стол лёг ещё один листок с голубыми волнистыми узорами. Чернила на нём ещё блестели влажным следом, а звук отрывного края разрезал воздух тонким хрустом. Сумма – два миллиона.

– Для чего это? – голос Дэвида прозвучал сдавленно, будто горло пересохло.

– Для нового офиса, – последовал твёрдый ответ. – Чтобы помещалось не меньше десятка сотрудников.

Глаза Дэвида забегали, ресницы часто моргнули. Потом он резко вскинул ладони, словно отгораживаясь:

– Нет! Того, что ты дал, более чем достаточно! Эти деньги нужны исследованиям, а не кирпичам и стеклу! Мы и так работаем с волонтёрами….

– Волонтёры не заменят штатных специалистов, – прозвучало уверенно, без тени сомнений. – Нужно минимум десять постоянных сотрудников. Иначе не справиться.

– Десять?.. – голос Дэвида дрогнул, в нём сквозила растерянность.

Тонкие морщины на его лбу собрались в тугой узор, в глазах появилась тревога. Пришло время выложить заготовленное предложение.

Воздух будто стал плотнее, когда разговор повернул на новый путь.

– Нужно основать компанию, – прозвучало спокойно, но твёрдо.

– Компанию? – в голосе Дэвида слышалось искреннее недоумение.

– Да. И руководить ею должен ты.

***

Фонд Каслмана оставался некоммерческой организацией – и в этом крылась главная проблема. Все переведённые сюда средства выглядели простыми пожертвованиями. Пока это не имело критичного значения, но вскоре ситуация изменилась бы. С появлением хедж-фонда вопрос встал бы ребром: кто согласится вкладывать миллиарды ради того, чтобы те растворялись в пожертвованиях?

Выход напрашивался сам собой.

– Нужно создать компанию с ограниченной прибылью, – пояснение прозвучало размеренно, почти назидательно.

– С ограниченной… прибылью? – переспросил Дэвид, словно пробуя слова на вкус.

– Да. Она сможет вести коммерческую деятельность, но прибыль будет ограничена определённым порогом. Всё, что выше – пойдёт в материнский фонд.

– Так вообще можно?.. – в его голосе колебался скепсис, а лицо вытянулось в недоумении.

Модель казалась ему слишком необычной. Но она уже существовала – пусть ещё не здесь и не сейчас. В памяти всплывал пример NexGen AI, некоммерческой организации, основанной ради создания безопасного и полезного искусственного интеллекта. Едва они вывели на рынок свои языковые модели, как открыли дочернюю компанию с ограниченной прибылью – чтобы привлечь инвесторов, не изменяя главной миссии.

Ту же схему предстояло перенести в сферу редких заболеваний.

– Представь группу, которая создаёт искусственный интеллект, – объяснение продолжалось в полутоне. – Сначала они работают как некоммерческая организация….

Приводимый пример был завуалирован, будто речь шла о гипотетической ситуации. Но для Дэвида, всё ещё сбитого с толку, даже такая форма была проще для понимания.

В тесном, перегруженном бумагами кабинете, где сквозь щели в полках пробивался тусклый свет, разговор становился всё более тяжёлым. Дэвид, растерянный, покачал головой:

– Может быть, в области искусственного интеллекта это и возможно – там виден потенциал для бизнеса. Но ведь фонд Каслмана – это другое…. Какая тут прибыльность?

На его лице читалось сомнение, но в ответ прозвучал уверенный голос:

– Не всё так однозначно. Сами по себе лекарства и правда могут оказаться убыточными. Но есть процессы, сопутствующие поиску лечения. Их вполне можно превратить в коммерческую деятельность.

– Какие именно? – глаза Дэвида сузились, в них сверкнула искра любопытства.

– Например, работа с биообразцами. Представь: весь цикл по их получению и обработке можно превратить в отдельную услугу, доступную не только исследователям, но и крупным медицинским центрам.

Сначала в его взгляде мелькнуло недоумение, но затем понимание вспыхнуло, как электрическая искра. Дэвид прекрасно знал, что такое биообразцы. Уже сейчас фонд вёл исследования на материале, который пациенты щедро жертвовали после обострений болезни. Каждая пробирка с кровью, каждая полоска ткани становилась маленьким ключиком к разгадке.

Процесс, однако, был сложным и изматывающим. Пациенты могли дать согласие, но дальше начинались бюрократические стены: звонки в больницы, проверки, транспортировка, хранение. Сам Дэвид месяцами выбивал разрешения, договаривался с врачами, следил за каждой пробиркой, словно за драгоценностью.

– Смысл прост, – объяснение прозвучало спокойно. – Коммерциализировать этот процесс. Наладить сеть сотрудничества с ведущими клиниками, чтобы каждый редкий случай не растворялся в архиве больничных лабораторий. Получение образцов станет системным.

– Но ведь пациентов с болезнью Каслмана очень мало…, – возразил Дэвид, всё ещё не отпуская сомнения.

– Именно поэтому охватить стоит все редкие заболевания. Создать биобанк. А потом продавать материалы исследовательским институтам.

Он задумался, прикусил губу.

– Но хватит ли спроса? Это же редчайшие случаи…

В ответ раздался тихий смешок, с тенью лукавства:

– Спрос окажется куда выше, чем ты думаешь. Главное ведь не только редкие болезни. Самое ценное – доступ к образцам новых заболеваний.

– Новых? Каких же? – в голосе Дэвида прозвучала тревога.

– Никто не знает, когда грянет новая эпидемия.

Слова упали тяжело, как камень в воду. В воздухе повисло напряжение. Речь шла не о гипотезах – где-то впереди уже маячила тень грядущей катастрофы. В мыслях мелькала картина: мир мечется, не успевает собрать образцы, а в это время у одной компании – готовая система, позволяющая первыми монополизировать всё.

И тогда правительства, фармгиганты, учёные – все начнут стучаться в двери этой компании. Цены на образцы можно будет назначать любые.

Но дело не только в деньгах. Финансирование разработки лекарств требовало постоянного притока средств. Инвесторы не потерпят, если миллиарды будут годами уходить в дыру без отдачи.

Механизм с биобанком решал эту проблему.

В разгар паники, подобной COVID, представь компанию, у которой уже собраны уникальные образцы. Вокруг хаос и растерянность, а здесь – контроль над ситуацией.

И если выяснится, что половина акций этой компании принадлежит фонду с безупречной репутацией и высокой результативностью… вдруг многомиллиардные вложения перестанут казаться рискованной авантюрой?

Всё встанет на свои места.