Текст книги "Богатырские хроники. Театрология"
Автор книги: Константин Плешаков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 44 страниц)
– Дам, – сказал я. – Конечно, дам.
Послесловие
За Землю Русскую
С ними мы встречаемся буквально с первых наших шагов, когда в начальной школе учитель задает прочитать и (вот еще беда) выучить наизусть отрывок огромного стихотворения, написанного «непонятным» русским языком. Ну что, скажите на милость, означает «право око со косицею» или «береза покляпая»? И что это за Соловьи-Разбойники или Идолища Поганые, с которыми то и дело встречаются герои стихотворения, называемого тоже архаичным, режущим ухо словом «былина»? Да и сами центральные персонажи именуются как-то по-особому – богатырями. То ли дело западные рыцари или там мушкетеры. И понятнее, и привычнее. Куртуазность, обходительные манеры, мечи или шпаги с плащами, султаны с плюмажами, ночные серенады... А этинаши... Грубые, резкие (как с князем-то, своим повелителем, разговаривают!), а главное, какие-то одинокие и неприкаянные. Ни жены, ни детей, ни даже Прекрасной Дамы, ради которой и свершаются подвиги, у них нет. Знай себе рыскают по Великой Степи, по Муромским лесам да по Грязям Черниговским (тоже таинственный географический объект), не ища славы, а обороняя землю Русскую и народ православный от многочисленных ворогов. Да, таковыми они и были, главные персонажи древнерусского героического эпоса, – Святогор, Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич. Таковыми они и предстают со страниц удивительной тетралогии Константина Плешакова, реконструирующего «подлинные»биографии наших чудо-богатырей.
Героический эпос появляется в то время, когда нация осознает себя нацией. Тогда народу становится необходимым показать, что у него есть корни, уходящие в седую древность, имеется славное прошлое, изобилующее знатными победами и знаменитыми героями, не уступающими доблестью тем храбрецам, которыми бахвалятся соседи. Так, практически одновременно возникают у европейских народов эпические поэмы «Беовульф», «Песнь о нибелунгах», «Песнь о Роланде», «Песнь о моем Сиде». В них англосаксы, германцы, франки и испанцы громко заявили о своем существовании. А мы, русичи, чем хуже? Были и у нас именитые предки, были и великие и славные победы. Обо всем этом и повествуется в древнерусских былинах – драгоценном наследии пращуров, к сожалению не дошедшем до нас в первозданном виде.
Действительно, когда мы читаем былины, следует иметь в виду, что это фактически не совсем те песни, которые исполнялись вдохновенными сказителями на веселых и обильных княжеских пирах. Впервые тексты героических сказаний нашего народа были записаны достаточно поздно, где-то в XVII столетии. А до этого былины существовали исключительно в устной форме. Понятно, что более поздние эпохи наложили на них свои отпечатки и наслоения. Уже одно то, что богатыри истово защищают веру православную и Христа, несколько не соответствует эпохе, в которую условно происходят события, описываемые в древнерусских поэмах. Напомним, что вся знаменитая тройка героев, запечатленных на картине Васнецова, жила во времена Владимира Красное Солнышко. Ученые-фольклористы объясняют, что в этом образе слились Владимир Святой, крестивший Русь, и его потомок Владимир Мономах. Так что былинный эпос формировался на протяжении нескольких столетий. Возможно. Но отчего автор написанного позже, уже в XII веке, «Слова о полку Игореве» упорно поминает древних русских богов Даждьбога со Стрибогом, а о христианских святых говорит крайне скупо? Не оттого ль, что новая вера не в один миг укоренилась на нашей земле?
Константин Плешаков предпринял, на наш взгляд, небезуспешную попытку очистить былинные тексты от следов более поздних эпох, воссоздав их в «первозданном» виде. В его романах прекрасно показано, как на Руси утверждается христианство, постепенно подминая, подтачивая, побеждая старую веру. Богатыри живут и совершают свои подвиги в условиях двоеверия. Одни из них уже ощутили на себе легкое дуновение благодати, принесенной православием, другие еще держатся за старые традиции, хотя и осознают умом и сердцем, что былые времена безвозвратно ушли, иные же, утеряв веру в старое, не приемлют и новаций. Такой расклад как нельзя лучше способствует пониманию сути эпохи. Автор не впадает в крайности, присущие многим из его коллег по цеху, разделившихся на оголтелых «язычников», вопящих о том, что Русь Великая умерла вместе со своими древними богами, и отъявленных сторонников исконного православия утверждающих, что христианство было единственным и органичным путем для русичей. Плешаков сторонник античной золотой середины. Да, было, говорит он. Имелось и то, и другое, и третье. Вот этому, третьему, идущему ни от язычества, ни от христианства, и отведено в тетралогии много места. Не случайно богатыри, невзирая на религиозные разногласия, впрочем не носящие острого антагонистического характера, ополчаются против Третьей Силы – Вселенского Зла, грозящего гибелью всему человечеству независимо от вероисповедания.
Зло, по Плешакову, появилось вместе с земной жизнью. В начале первого романа писатель с эпическим размахом рисует картину зарождения жизни на Земле. Его космогония пронизана древнерусскими мифологическими мотивами и одновременно напоминает то, что говорили о начале начал древние греки, в частности, «Теогонию» Гесиода. Но ведь и та, в свою очередь, похожа на аналогичные мифы египтян, шумеров и индийцев. Не странно, ведь все мы дети, вышедшие из одной колыбели – маленькой планеты, вертящейся вокруг своего Солнца. Одной из песчинок в бескрайней безбрежности Вселенной. Как показывает автор тетралогии, у человека в этом (или, наверное, в том, былинном, давно ушедшем) мире много неприятелей. Это и водяные, и лешие, и кикиморы, и русалки, и прочая «мелочь». Однако все они, как и люди, порождения одной матери. И ведут себя по отношению к человеку не агрессивно, а настороженно. Ты нас не трогай, и мы тебя касаться не станем. Оттого богатыри находятся с «соседями» в состоянии вооруженного нейтралитета. Дескать, появилась вся эта жуть задолго до нас, значит, не нам ее и искоренять. Порой, будучи загнанными в жизненный тупик, витязи даже могут обратиться к малым народцам если не за помощью, то за советом. Как, например, делает это Илья Муромец, собственноручно убивший сына своего Сокольника и потерявший интерес к жизни. Что характерно, так это то, что русалки да леший таки помогают людям. Неохотно, из-под палки, но поддерживают. Нет бы заморочить глупым людишкам голову, солгать, направить не туда, куда нужно. Так ведь не лгут! А как же быть с утверждениями непоколебимых адептов христианства, что все языческие твари– суть бесы, существовавшие на погибель и для соблазна людей? Выходит, не так проста картина древнего мироздания?
Параллельно с показом обитателей фольклорно-сказочного .мира Плешаков вводит базовое для фэнтезийного мира понятие Силы. Что это, романист не конкретизирует. Просто говорит, что, например Святогор обладает этой самой Силой, хоть и не запредельной, Алеша Попович с Добрыней Никитичем тоже не обделены ею, но уже в гораздо меньшей мере, чем первобогатырь, сын Даждьбога. А вот Илья Муромец Силушки не имеет, что вовсе не мешает ему быть настоящим богатырем. И снова не все так легко объяснить. Тот же Илья в иные минуты бывает настолько Сильным, что соратники диву даются – откуда у сельского увальня такая мощь. Получается, что Сила многолика. И одна из ее физиономий есть Темная личина. Она у Плешакова персонифицирована. Изначальное зло воплощено в Кащее Бессмертном, порожденном матерью древних богов, Мокошью, на погибель провинившимся детям и всему человечеству. Этот сказочный герой, почти не фигурирующий в былинах, появляется лишь в первом, самом архаичном романе и там же побеждается Святогором. Но по законам жанра мировое Зло полностью убить невозможно. Иначе без антагониста не сможет существовать и торжествовать Добро. После Кащеевой смерти остаются его дети, воспитанники и творения: Волхв, Соловей-Разбойник, Идолище Поганое и т.п. Таким образом, фантаст увязывает всех злых персонажей былин в одно целое, выстраивая некий метасюжет.
Наиболее ярко выписан Волхв, соединивший в себе черты былинного Волхва Всеславича, исторического «князя-оборотня» Всеслава Брячиславича Полоцкого (каким его рисует «Слово о полку Игореве») и Симона Волхва. Архизлодей тетралогии неуязвим и неуловим. Он везде и нигде. И все же он относится к редкой для современной фантастики разновидности сложного отрицательного героя. Волхв так и остается до конца неразгаданным, непрочитанным, непонятым. Что, собственно, он собой представляет? Простой сгусток злой Силы или нечто другое, альтернативный путь человечества? Так или иначе, из-за него гибнут Никита, Илья и Алеша. Но, как писал безымянный творец «Слова»: «Ни хитрому, ни умному, ни в волшебстве искусному суда Божья не миновать». Приходит и его черед. Он падает, сраженный богатырской рукой, унося с собой в могилу свои и чужие секреты.
И все-таки главное в тетралогии Константина Плешакова, естественно, не Зло, а они, богатыри святорусские. Уж сколько людей пыталось разгадать их загадку – не перечесть. Кто они, откуда, отчего перевелись на Руси? Казалось бы, чего проще. Ведь вот же в текстах былин черным по белому написаны ответы на все вопросы. Кем были родители Ильи Муромца, рожденного в селе Карачарове под Муромом, какого рода-племени Добрыня Никитич и Алеша Попович, какие подвиги они совершали. Что в них таинственного и загадочного-то? Если и есть среди богатырей этакий себе «мистер Икс», так это Святогор. Вот тот и впрямь непонятный персонаж. Ходил-бродил по Руси невиданный великан, попробовал было сдвинуть с места Землю-матушку да и надорвался, а потом заснул волшебным сном где-то в заколдованной избушке, подобно Мерлину. И точно. Герои Плешакова больше всего напоминают персонажей Артуровского цикла, созданных воображением Мэлори и Стюарт, и в то же время у них несомненная русская физиономия, русский дух.
Вообще же наши родные богатыри разительно отличаются от западноевропейских рыцарей без страха и упрека. Эти последние являются ходячим воплощением добродетели. Вспомним, что и Роланд, и Зигфрид, и Родриго Диас де Бивар, он же Сид Кам-пеадор, были фактически преданы своими сюзеренами и при этом остались им верными до конца. «Душу мою – Богу, жизнь мою– королю, сердце мое – даме, честь мою – никому». Бог и Король, Прекрасная Дама и Честь – вот краеугольные камни, на которых зиждилось европейское рыцарство. Не будем углубляться в рассуждения о том, что, дескать, рыцарство – это понятие исключительно классовое, что не всякая женщина была для рыцаря Дамой и не во всех жизненных ситуациях закованные в латы мужчины сохраняли верность Богу и королю. Представим, что все идеально. И сопоставим с тем, о чем поется в былинах. Кому служат рыцари и кому – богатыри? Бог для русских удальцов– что-то далекое и непонятное. Да, его боятся, но не более того. Князь? Да, ему служат, он кормит и поит, платит деньги, в конце концов. Но стоит Владимиру Красну Солнышку лишь обмолвиться словом неласковым, посадить героя не на то место за пиршественным столом или обнести его хмельной чарой, а наипаче же совершить какой-либо неблаговидный поступок – и держись, князь-надежа, прячься от гнева богатырского. В порыве буйства витязь может и зашибить ненароком, а уж намять бока всяким там княжим гридням или разрушить государев терем – это ему и вовсе раз плюнуть. Как, поднять руку на сюзерена, его ближних и имущество?! Мыслимо ль такое для европейского героического эпоса? Если и встречаются подобные эпизоды, так тут происки бесовские, не иначе. Стоит изгнать лукавого, и вновь тих и благодушен королевский слуга.
Или, положим, насчет дам. Рыцарь из кожи вон лезет, чтоб заслужить даже не поцелуй, а всего лишь улыбку или взгляд одобрения любимой женщины. А богатыри шастают по Руси вечными бобылями неприкаянными. Вон Добрыня попробовал свить семейное гнездо, женившись на красавице Маринке, и что из этого вышло? Узнав о мнимой кончине любимого супруга, молодая женщина наложила на себя руки. Нет, не дано богатырю испытать нехитрого счастья у тихой гавани. Лучше так, как Алеша Попович, вечным казановой, дамским угодником. Но и тут, куда ни кинь... Когда тем же проторенным другом путем пробует следовать Илья Муромец, из этого ничего хорошего не выходит. Воспользовалась его слабостью злая Сила, подсунула свою ученицу на ночь... И пришлось Илье двадцать лет спустя биться насмерть с собственным сыном. Так что богатыри у Плешакова трагически одиноки. Ни семьи, ни детей им иметь не дано. Их дети – ученики. Да и то не всякий на эту роль сгодится. Сколько искал Святогор тех, кому можно передать заветные знания. Или учитель Добрыни, Никита. А уже у самих Ильи, Добрыни и Алеши нет учеников. «Время богатырей прошло». Эта мысль рефреном проходит через всю тетралогию.
Вот и остается у героев одно. Единственное, но зато какое! «О, светлым светлая и красно украшенная, Земля Русская. И многими красотами удивлена еси». Хранители и обереги Родины– вот кем были богатыри. Не простые мужчины, одевшие грудь и плечи в кольчугу, а в руки взявшие мечи булатные да палицы пудовые. Но подлинные Силачи, мудрые и умеющие видеть насквозь природу и людей. Живущие жизнью своей страны. А жизнь была сложной и противоречивой. В этом плане романы Плешакова принадлежат не только к фэнтезийному, но и к историческому жанру. Здесь как нигде лучше решен вопрос о том, можно ли считать фэнтези вообще и славянское, в частности, исторической фантастикой? В отношении «Богатырских хроник» с уверенностью говорим, что можно. Ибо перед нами в компактном виде проходит большой отрезок древнерусской истории, начиная с фольклорно-сказочных времен и завершая окончательной победой князя Ярослава Владимировича, прозванного Мудрым. Откуда есть пошла земля Русская, и кто в ней первым начал княжить, и откуда появилась русская государственность – вот идейно-тематическое пространство тетралогии. Отметим, что первые государи наши изображены не в пример богатырям. По отношению к ним писатель не испытывает ни малейшего пиетета, рисуя властителей лукавых и бесчестных, горделивых и самовлюбленных.
Итак, богатыри уходят. Но разве может стоять Отечество без своих верных заступников? Уж слишком это безрадостно и безысходно. Довольно и того, что к финалу последней книги из всех героев в живых остается один Добрыня Никитич (вспомним финал великой трилогии Дюма, где из четверки мушкетеров тоже остается один). И потому на заключительных страницах тетралогии рядом со старым богатырем, собравшимся на покой, возникает мальчишеская фигура. Значит, рано жить воспоминаниями, нужно воспитывать себе замену. Кто он, этот неведомый по былинам будущий витязь, которого так же, как и Святогорова ученика, зовут Алешей, а Добрыня нарекает Ершом Ершовичем? Про то один Бог ведает. Но радует то, что богатырскому роду нет переводу. Жизнь продолжается, друзья!
Игорь Черный