Текст книги ""Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР."
Автор книги: Константин Романенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)
1933 из командующих войсками округов:арестовано 3 «академика», назначено 8;
1934 заместители командующих округами:арестовано 4 с высшим военным образованием, назначено 6;
1935 начальники штабов округов– арестованные не имели академического образования, 4 из 10 назначенных его имели;
1936 командиры корпусов– арестовано 12 с высшим военным образованием, назначено 19;
1937 начальники штабов корпусов– арестовано 14 «академиков», назначено 22.
И так по всем должностям, за исключением командиров дивизий. 33 арестованных комдива имели академическое образование, а среди назначенных таких было только 27. В целом по высшему командному составу количество назначенных, имеющих высшее военное образование, превышаетчисло арестованных с аналогичным образованием на 45%.
Таким образом, репрессии не снизили образовательный уровеньзатронутых ими категорий офицеров, они повлияли на уровень образования старших и средних офицеров, которые выдвигались на вышестоящие должности.Архивные данные свидетельствуют о том, что это были, как правило, наиболее высокоподготовленные командиры»[170].
Еще более вырос образовательный уровень лиц высшего командного состава – комдивов, комкоров и командармов.
ХАРАКТЕРИСТИКА КОМАНДИРОВ ОСНОВНЫХ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ, ЧАСТЕЙ И СОЕДИНЕНИЙ ВОЙСК КРАСНОЙ АРМИИ НА 1.1.1941 г. (%)
Из приведенной статистики очевидно и то, что по формальным признакам наличия образования кадровый состав РККА превосходил уровень германских профессионалов. К началу войны в Красной Армии, даже среди командиров батальонов, 94% имели среднее или высшее образование, а стаж служивших в армии менее 10 лет, был менее чем у 10%. Половина командиров полков, 82% командиров дивизий и 96% командиров бригадслужили в армии более 20 лет!
Действительно, накануне войны высшее военное руководство страны провело огромную работу, чтобы создать и подготовленный профессиональный офицерский корпус. Способный понимать, как следует профессионально обучать рядовой и сержантский состав и грамотно руководить войсками в бою, выполняя поставленные перед ним боевые задачи.
В период чистки произошло и реформирование кадрового состава политических органов. В 1937 году в дополнение к Главному политуправлению РККА было создано еще и Политуправление РККФ. В июне 1940 года оба управления преобразованы в Главное управление политической пропаганды КА и Главное политическое управление ВМФ. В результате число политруков и комиссаров всех уровней увеличилось с 15 тысяч в 1934 году до 34 тысяч в 1939 году. Это были новые кадры, не связанные с оппозицией.
Впрочем, вспомним старую истину, что «все познается в сравнении», и сошлемся на информацию, лишь недавно попавшую в поле зрения историков. Из 19 гитлеровских фельдмаршалов сухопутных войск в Первую мировую никтоне имел чина выше майора. Так, причисляемый на Западе к лучшим полководцам гитлеровской Германии будущий танковый «гений» Ромель Первую мировую окончил капитаном в должности командира роты.Вторую мировую он начал в 1939 году командиром батальона личной охраныГитлера и только в январе 1941 года получил погоны генерал-майора. Но уже в июне 1942 года, «буквально проскочив 3 генеральских звания», он стал фельдмаршалом. В звании капитана завершил Первую мировую войну и Э. Манштейн, о котором впоследствии Гитлер сказал: «Возможно, Манштейн – это лучшие мозги, какие только произвел на свет корпус генштаба»[171].
В отличие от военных стратегов Гитлера, маршал Франции Петен и генералиссимус Гамелен уже в Первой мировой командовали армиями и считались национальными героями. То есть являлись профессионалами с «большим полководческим опытом». Тем не менее в 1940 году они позорно, практически за две недели, проиграли войну с Германией.
Рассматривая биографии германских фельдмаршалов, С. Митчем подчеркивает, что к моменту прихода Гитлера к власти ни один из фельдмаршаловне находился на действительной службе более 10 лет. В течение следующих 10 лет Гитлер присвоил чин фельдмаршала 25 высшим офицерам. 23 из них удостоились этого звания после капитуляции Франции в июне 1940 года.
Ряд высших чинов Вермахта практически никогда не выезжали в войска. Поэтому они не всегда хорошо знали о положении дел в частях и всю повседневную работу по управлению армией поручали офицерам штаба. Причем к концу войны из 19 фельдмаршалов на действительной службе оставалось всего лишь два. «В целом, – делает заключение С. Митчем, – гитлеровские фельдмаршалы представляли собой плеяду на удивление посредственных военных деятелей.А уж гениями науки побеждать их и подавно не назовешь».
Впрочем, к такому же выводу к концу войны пришел и сам Гитлер. Это же признавало и его ближайшее окружение. Так, 16 марта 1945 года Геббельс в своем дневнике сделал следующую запись: «Получается какая-то чертовщина: как бы мы тщательно ни разрабатывали последние операции, они не осуществляются.Причина этого в том, что с подбором кадров командной верхушки мы с русскими соперничать не можем».
Но посмотрим на передвоенную чистку под иным углом. Как видно из приведенной статистики, непосредственно командный состав потерял в результате чистки около 1600 человек.Нанесло ли это урон боеспособности Красной Армии? Следует напомнить, что 15 января 1959 года Никита Хрущев инициировал сокращение армии на 2 млн 140 тысяч человек солдат и офицеров, что составляло треть общей численности вооруженных сил.
Вдействительности за период с 1955по 1963год армия уменьшилась на три миллиона,сохранив лишь 2,5млн человек, и для большинства профессиональных военных увольнение стало большой личной трагедией. Военным профессионалам поломали жизнь. Не имевшие другой профессии, офицеры шли на неквалифицированные работы. Так, некий майор Чиж, «стал самым знатным свинарем», а поскольку уволенные лишались и ведомственного жилья, то прошедшим войну офицерам просто негде было жить. Кроме того, 27 июля 1959 года Совет министров СССР принял постановление о сокращении пенсий военнослужащим и их семьям.
Хрущев бесцеремонно расправился не только с кадровыми офицерами, одновременно он затормозил производство новых танков и развитие военной авиации. Еще в 1955 году было принято первое решение – прекратить строительство океанского флота. Моряки до сих пор проклинают за это Хрущева. В 1960 году были отправлены в отставку и несколько военачальников, протестовавших против сокращений в армии. В их числе оказались маршалы Тимошенко, Конев и Соколовский, и никто не вспомнил об их боевом опыте. Министр обороны Жуков отправил в отставку адмирала Кузнецова, а в 1956 году «Никита» выкинул из армии и самого Жукова.
Причем для такого поступка Хрущева, видимо, было основание. Хрущев описал в своих мемуарах, что когда в Генеральном штабе разбирали Жукова и на него «стал нападать генерал Москаленко», то Жуков грубо обрезал: «Ты-то что на меня лезешь? Ведь ты же сам мне говорил: бери власть, бери власть...» Однако невежественные реформы и увольнение из армии маршалов и офицеров все– таки не ослабили саму Советскую армию, которую перед войной и в ее ходе выпестовал Генералиссимус Сталин.
Мощь армии определяется не талантами отдельных личностей, по выражению Троцкого, – «тыкающих спичкой в карту», а мощью промышленности и степенью развития науки государства. Собственно говоря, сам миф об уничтожении перед войной «великих полководцев» – не более чем демагогия кабинетных историков, стремящихся голословно приписать людям, занимавшим престижные посты в армейской иерархии, какие-то особые качества.
Глава 20. Если завтра война
Еще известный немецкий военный теоретик Шлиффен в своем труде «Полководец» писал, что «нахождение у руководства войсками даже в масштабе государства той или иной высокопоставленной личности не делает его полководцем, ибо полководцем нельзя быть назначенным, для этого надо обладать соответствующим природным дарованием, талантом, знанием, опытом и личными качествами».
Безусловно, что каждый военный руководитель должен обладать «творческим мышлением, способностью предвидеть развитие военных событий, обладать сильной волей и решительностью, боевым опытом, авторитетом и высокими организаторскими способностями. Именно такие качества позволяют военному руководителю своевременно и правильно оценивать складывающуюся ситуацию и принимать наиболее целесообразные решения в конкретной боевой обстановке. А. М. Василевский по этому поводу писал: «Решающим мерилом успешной полководческой деятельности в годы войны, конечно, является искусство выполнять задачи фронтовых и армейских операций, наносить противнику серьезные поражения».
Однако уже опыт Русско-японской войны 1905 года убедительно показал, что победа в будущих войнах может быть достигнута не стратегическим маневром командиров и даже не мужеством солдат. Она обеспечивается экономическими, промышленными и техническими возможностями государства. Эту аксиому подтвердила и Первая мировая война, а как выяснилось в ходе Великой Отечественной, командование войсками в оперативно-стратегическом масштабе оказалось не по плечу ни одному профессиональному военачальнику.
Негодяи лгали, будто бы «нападение Германии» было для Вождя «шокирующей неожиданностью» и он якобы «впал в растерянность и прострацию». На самом деле уже с первых часов войны он принимал в своем кабинете десятки посетителей – членов Политбюро, партийных и государственных деятелей, высших военачальников, отдавая указания по переводу страны на военный лад. А спустя неделю, когда стало очевидно, что война приобретает затяжной характер, 30 июня он стал еще и Председателем Государственного Комитета Обороны.
О том, что Сталин осознавал неизбежность войны, свидетельствует уже то, что еще накануне ее, сохранив обязанности Генерального секретаря ЦК ВКП(б), он занял пост Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, то есть стал главой Правительства. Еще 24 мая военный вопрос он вынес на заседание Политбюро. Тогда о готовности армии к обороне докладывал начальник Генерального штаба Жуков. В докладе говорилось: «В апреле 1941 года для стрелковых дивизий введен штат военного времени... В марте сего года принято решение о формировании нами 20 механизированных корпусов...
С 1 января по настоящее время Красная Армия получила 29 637 полевых орудий, 52 407 минометов... Войсковая артиллерия приграничных округов в основном укомплектована до штатных норм... С первого января 1939 года по настоящее время Красная Армия получила от промышленности 17 745 боевых самолетов, из них 3719 самолетов нового типа (МиГ-3, ЛаГГ-3, штурмовик Ил-2, пикирующий бомбардировщик Пе-2).
Только в начале 1941 года вооруженные силы получили 2650 самолетов новых конструкций, свыше 600 тяжелых танков КВ и 1440 лучших в миресредних танков Т-34. К 1 января 1941 года в сухопутных войсках, военной авиации, на флоте насчитывалось более 4200 тыс. человек...
В связи с угрозой войныпринимаются меры по реализации планов прикрытия и стратегического развертывания войск... В марте 1941 года Генеральный штаб закончил разработку мобилизационного плана для промышленности по производству военной продукции на случай войны».
Причем в выступлении на этом расширенном заседании Политбюро и СНК СССР Сталин прямо и без обиняков предупредил: «Обстановка обостряется с каждым днем.Очень похоже, что мы подвергнемся внезапному нападению со стороны фашистской Германии...».Можно ли было понять его заявление иначе, чем было сказано? Следовало ли пояснять эту мысль?
Но он не ограничился устным предупреждением. Еще 12 мая Сталин приказал сосредоточить соединения второго оперативного эшелона западных приграничных военных округов в районах, предписанных планами прикрытия. Директивой наркома обороны западным приграничным округам предписывалось «с 12 по 15 июня скрытно вывести дивизии, расположенные в глубине, ближе к государственной границе»[172].
И в соответствии с планами обороны государственной границы командование приграничных военных округов, под видом учений, приступило к скрытному развертыванию войск. К 15 июня были приведены в движение более половины дивизий, составлявших второй эшелон и резервзападных военных округов. Выдвижение на исходные позиции начало около 32 дивизий резерва, что составляло свыше 400 ООО военнослужащих.
С 14 по 19 июня командование приграничных округов получило указание к 22 июня вывести фронтовые (армейские) управления на полевые пункты.То был сигнал о боевой тревоге. 16 июня ЦК ВКП(б) и СНК СССР принял постановление «Об ускорении приведения в боевую готовность укрепленных районов». Передислокация советских войск не осталась незамеченной. В этот же день Геббельс записал в своем дневнике:
«Пример Наполеона не повторится. Русские сосредоточили свои войска точно на границе, для нас это наилучшее, что могло произойти. Если бы они были рассредоточены подальше, внутри страны, то представляли бы большую опасность...» Однако Геббельс ошибался – не все войска были «точно на границе».
Киевский округ получил приказ на выдвижение к границе стрелковых дивизий второго эшелона 15 июня. Маршал Баграмян пишет в воспоминаниях: «На подготовку к форсированному марш-маневру отдавалось от двух до трех суток. Часть дивизий должна была выступать вечером 17 июня, остальные на сутки позднее. Они забирали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности войска должны были двигаться только ночью. Чтобы гитлеровцы не заметили наших перемещений, районы сосредоточения корпусов были выбраны не у самой границы, а в нескольких суточных переходах восточнее»
Но разберемся еще с одной грязной инсинуацией, выплывшей на свет из-под «пера» Г. Жукова. 18 июня на участке фронта 15-го стрелкового корпуса, входившего в состав 5-й армии М. И. Потапова, «появился немецкий перебежчик-фельдфебель. Он показал, что в 4 часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германского фронта».
В своих нечистоплотных сочинениях Жуков «перенесет» этого перебежчика на 21 июня, как причину своего появления вечером этого дня в кабинете Сталина. В действительности Жуков доложил Сталину об информации, полученной от немецкого фельдфебеля именно 18-го числа.
В этот же день из Риги поступило еще одно донесение: «Начальнику оперативного управления генштаба Красной Армии. Начальнику разведуправления генштаба Красной Армии:
На 17 июня 1941 года против ПрибОВО в полосе слева – Сувалки, Лыков, Алленштейн и по глубине – Кенигсберг, Алленштейн установлено: штабов армий 2, штабов армейских корпусов 6, пехотных дивизий 19, мотодивизий 5, бронедивизий 1, танковых полков 5, и 9 отдельных танковых батальонов – всего не менее 2 танковых дивизий, кавалерийских полков 6–7, саперных батальонов 17, самолетов свыше 500».
Далее на четырех страницах шло подробное перечисление штабов номеров полков и батальонов с местами их дислокации. Телеграмма № 3873 была подписана: Кленов, Сафронов[173].
На информацию немецкого перебежчика-фельдфебеля Сталин отреагировал адекватно. По его указанию 18–19 июня Генштаб передал во все приграничные округа и флоты приказ о приведении войск в боевую готовностьпо плану № 2. Маршал Василевский пишет: «19 июня эти округа получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады, базы и рассредоточитьсамолеты на аэродромах».
Однако мало кто знает, что уже 18 июня Политбюро приняло «решение преобразовать Прибалтийский, Белорусский и Киевский особые военные округа во фронты —Северо-Западный, Западный и Юго-Западный»[174].
Штабы округов отреагировали на приказ Генштаба немедленно. Так, приказ штаба Прибалтийского военного округа от 19 июня обязывал командующих армиями и дивизий:
«1. Руководить оборудованием полосы обороны. Упор на подготовку позиций на основной полосе УР...
2. В предполье закончить работы. Но позиции предполья занимать только в случае нарушения противником госграницы.
Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье, так и (в) основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть в совершенной боевой готовности.
В районах позади своих позиций проверить надежность и быстроту связи с погранчастями.
3. Особое внимание обратить, чтобы не было провокации и паники в наших частях, усилить контроль боевой готовности. Все делать без шума, твердо и спокойно...
4. Минные поля устанавливать по плану командующего армией там, где должны стоять по плану оборонительного строительства. Обратить внимание на полную секретность для противника и безопасность для своих частей. Завалы и другие противотанковые противопехотные препятствия создавать по плану...
6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия. Учитывать случаи перелета госграницы немецкими самолетами.
Командующий войсками ПрибОВО Кузнецов.
Начальник штаба генерал-лейтенант Кленов»[175].
Аналогичные указания о приведении войск в боевую готовность получили и командующие других округов. В директиве начальника Генштаба Жукова командующему ОКВО генералу Кирпоносу говорилось: «Народный комиссар приказал: к 22 06 41 г. управлению выйти в Тернополь... Выделение и переброску управления фронта содержать в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа».
Одновременно в «совершенную боевую готовность»приводились штабы и части армий. В приказе от 18 июня начальника штаба 8-й армии ПрибОВО генерал-майора Ла– ринова указывалось: «Оперативную группу штаба армии перебросить на КП Бугай к утру 19 июня. (...) С нового КП организовать связь с корпусами в течение первой половины дня 19 июня».
Но еще 16 июня пограничные части получили приказ: в случае начала боевых действийони переходят в подчинение полевого командования армии. 18-го числа командующий войсками ПрибОВО генерал-полковник Кузнецов подписал директиву. В ней указывалось:
«С целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа приказываю:
4. Командующим 8-й и 11-й армиями:
а) определить на участке каждой армии пункты организации полевых складов, П[ротиво] Т[анковых] мин, В[зрывчатых] В[еществ] и противопехотных заграждений...
б) для постановки минных заграждений определить состав команд... и план работы их...
г) командующим войсками 8-й и 11-й армий – с целью разрушения наиболее ответственных мостов в полосе госграница и тыловая линия Шауляй, Каунас, р. Неман... определить команды подрывников и в ближайших пунктах от них сосредоточить все средства для подрывания».
В этот же день начальник штаба 8-й армии ПрибОВО генерал-майор Ларионов отдал распоряжение: «Оперативную группу штаба армии перебросить на КП Бубяй к утру 19 июня... Выезд произвести скрытно отдельными машинами. С нового КП организовать связь с корпусами в течение первой половины дня 19 июня».
Да, горнисты протрубили сигнал тревоги, и на огромной территории страны – от Балтийского до Черного моря – все пришло в движение. Штабы армий и территориальные управления НКГБ и НКВД, военная контрразведка занимали фронтовые командные пункты. Вблизи границы саперы устанавливали противотанковые препятствия и завалы, минировали проходы, наблюдатели дотов приграничных УРов, через стекла биноклей, просматривали охраняемую полосу государственной границы, а боевые корабли поднимали в котлах пары.
20 июня командующий Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирал Трибуц доложил командующим Ленинградским и Прибалтийским военными округами и начальнику погранвойск: «Части КБФ с 19.06.41 приведены в боевую готовность по плану № 2, развернуты КП, усилена патрульная служба в устье Финского залива и Ирбенского пролива».
Как окажется позже, тихо «без перемен...» было только «на Западном фронте» генерала армии Павлова». Похоже, что только там не ждали войну. На листе 70-м 4-го тома следственного дала по обвинению начальника связи ЗапОВО А. Г. Григорьева записаны его слова, что «и после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность».
Однако, несмотря на то что накануне войны Сталин обеспечил превосходство Красной Армии над вероятным противником в танках и самолетах и артиллерии, несмотря на своевременное объявление боевой готовности, ее начало сложилось иначе, чем планировал Генеральный штаб. Что же произошло? Почему война, к которой Сталин усиленно готовил страну и армию уже с начала 30-х годов, началась с неудач?
На эти вопросы нельзя ответить однозначно. Основной особенностью Мировой войны стал «позиционный кризис». Ни отравляющие газы, ни несовершенные танки не стали универсальным тактическим средством для выхода из «позиционного тупика». Они значительно упрощали и ускоряли процедуру прорыва обороны, но правило – «глубина прорыва равна половине от ширины полосы наступления» – было поставлено под сомнение.
После империалистической войны поисками новой тактики занялись военные теоретики всего мира. В Советском Союзе этой теме были посвящены работы В. К. Триандафиллова, в частности его книга «Характер операций современных армий». Общая концепция наступления сводилась к схеме: «пехота при поддержке артиллерии прорывает оборону противника, танки уходят в прорыв, совершают маневр на окружение и, совместно с другими войсками, завершают операцию».
Наиболее пригодным для проведения таких операций был признан танковый корпус, состоявший из танковых и моторизованных дивизий или бригад, а добавление к танкам пехоты, – для непосредственного захвата вражеских объектов и совершавшей марш на автомобилях – и мотопехотных частей привело к образованию механизированных корпусов.
При этом общая схема наступления выглядела так: основное наступление в центре ведет танковый корпус, за ним, в резерве, расположен механизированный. «Армия, в состав которой входит этот корпус, образует «клин» с широким основанием и узкой вершиной. Наступление ударной армии обеспечивается справа и слева действиями подвижных соединений соседних армий, которые ведут наступление на меньшую глубину. Таким образом, при наступлении глубиной порядка 100–150 км фланги центральной группы остаются прикрытыми».
В целом для обеспечения стратегического успеха наступление должно было вестись двумя армиями, осуществлявшими, по классическому примеру «Канн», широкий охват группировки противника с целью ее окружения и разгрома. Практически в чистом виде концепцию «глубокой» операции, т.е. наступление двумя танковыми корпусами, немецкое командование продемонстрировало уже в Польше в кампании 1939 года.
Как пишет Р. А. Исмаилов в Приложении к книге Э. Манштейна «Утерянные победы»: «На юге главный удар наносился силами 10-й армии, в составе которой был 16-й танковый корпус Гепнера (2 танковые и 2 пехотные дивизии), а также 14-й и 15-й механизированные корпуса. Удары 8-й армии и 14-й армии слева и справа обеспечивали действия 10-й армии. (...) На севере действовали 3-я и 4-я армии...» К четвертому числу танковый корпус Гудериана прорвал оборону и вышел к Висле. «К седьмому числу перед немецкими танковыми корпусами уже не оставалось войск противника, и они могли действовать «в пустоте». Дальнейшее наступление велось с целью завершить окружение сил поляков западнее Варшавы, что и было произведено».
Подобную тактику немцы использовали и на полях остальной Европы. Причем «блицкриг» являлся не столько образцом военного искусства, сколько – реализацией идеи опережения в подготовительных мероприятиях, а значит, был символом агрессивной войны. С нанесением первого удара и пренебрежением всеми международным нормам и правилам. Такими, как нарушение нейтралитета Бельгии или Голландии и бомбежками до разрушения Варшавы и Роттердама.
Но среди множества причин, косвенным образом повлиявших на неудачи Красной Армии в 1941 году, есть главная, о которой упорно не говорит невежественная камарилья антисталинистов, сводящая крушение грандиозных передвоенных планов к частностям. Тухачевский не был автором тактики «глубокого сражения», но он почитывал литературу и внес в ее «развитие» собственное новшество.
По-видимому, он читал размышления Клаузевица, о том, что «политика... неотделима от стратегии». Великий немецкий стратег подчеркивал: «Подготовка к нападению или обороне, а также в связи с неминуемыми провокациями или действиями, которые могут быть расценены как провокации, бывает трудно определить, кто является инициатором конфликта. В начальный период войны... очень трудно доказать, кто в действительности является агрессором, а кто – жертвой агрессии».
Поэтому, излагая во время следствия в «Плане поражения», Тухачевский не писал о нанесении удара первыми. Он предлагал иной вариант: «Сразу же после объявления войны вторгнутьсяв Белоруссию Западную и на Украину и дезорганизовать район сосредоточения противника, отнеся таковой в глубокий тыл, примерно на линию Гродно-Львов». Правда, признав, что «Уборевич указывает, что вредительством являются операции вторжения», Тухачевский возражал против такого утверждения.
И хотя к лету 1941 года границы государств изменились, вместо организации упорной обороны, эпигонски повторяя «План поражения» Тухачевского», Жуков – уже на начальной стадии войны – тоже пытался развернуть операции «глубокого сражения». Поклонник Тухачевского и ученик Уборевича, начальник Генштаба использовал эту же тактическую доктрину.
Потому с началом немецкой агрессии десятки механизированных соединений, сосредоточенные в боевой готовности в лагерях и имевшие в своем составе тысячи танков, автомобилей для пехоты, боеприпасов и топлива, двинулись в стремительный марш-бросок по направлению к границе.
Растянувшись длинными «змеями» на дорогах и не вступая в соприкосновение с противником, многокилометровые колонны попали под удар немецкой авиации. Так, на 22 июня 1941 года только 8-й механизированный корпус Юго-Западного фронта генерала Рябышева имел в своем составе: 932 танка, в том числе 89-КВ, 100-Т34, около пятидесяти новых – Т-35. Кроме того, в мехкорпусе насчитывалось 384 бронеавтомобиля, включая и машины с пушками, 172 орудия калибром от 37 до 152 мм, 186 минометов, 5161 автомобиль, 1679 мотоциклов и около 36 тыс. солдат и офицеров. Только в одном этом корпусе было больше танков, чем в трех механизированных корпусахКлейста!
Однако в результате такого бестолкового челночного метания туда и обратно – между Львовом-Тернополем– Самбором-Явором-Тернополем – только 26 июня корпус Рябышева вступил в бой в районе Берестечко. Корпус не был разбит в бою – он просто рассыпался в ходе «возвратно-поступательного» 500-километрового марша. Техника, оставшаяся без горючего и запчастей, была подорвана и брошена вдоль бесконечных дорог.
Но в этом бестолковом сценарии не было вины Сталина. 22 июня Жуков направил командующим фронтов директиву № 3 о нанесении контрударов в соответствии с планами Генштаба, разработанными накануне войны. Для координации этого общего наступления на совещании у Сталина, начавшемся после полудня, было принято решение направить на Западный фронт к Павлову маршала Шапошникова и генерала Кулика. Жукову следовало вылететь в Киев, чтобы оттуда, уже вместе с 1-м секретарем ЦК Украины Хрущевым, выехать в штаб Юго-Западного фронта в Тернополь, для руководства наступлением на южном фасе обороны.
Ночью 23 июня Сталин подписал решение об организации Ставки Главного командования под председательством Народного комиссара обороны С. К. Тимошенко. И в первый месяц войны все военные директивы отдавались за его подписью и начальника Генштаба Жукова. В Ставку вошли Сталин и другие высокопоставленные военачальники. В первые недели войны Сталин не вмешивался в оперативные действия военных. Во-первых, у него не было основания, чтобы не доверять профессионалам, а во-вторых, в это время он занимался не менее важными вопросами.
Уже 23 июня был введен в действие мобилизационный план по производству боеприпасов, а Госплану СССР давалось указание подготовить общий мобилизационный народно-хозяйственный план на третий квартал 1941 года, основы которого были разработаны еще до войны. С 24 июня на железных дорогах страны вводился особый график, обеспечивавший первоочередное и скорейшее продвижение воинских эшелонов. Пассажирские перевозки были максимально сокращены. 25 июня принимается решение об увеличении выпуска средних и тяжелых танков, а 27 июня – об ускоренном строительстве новых авиационных заводов.
30 июня Политбюро ЦК партии и Совнарком СССР утвердили представленный Госпланом проект «Общего мобилизационного народнохозяйственного плана на третий квартал 1941 года». Планом предусматривалось увеличение производства военной продукции по сравнению с довоенным уровнем на 20%. Заводы и фабрики, выпускавшие до войны гражданскую продукцию, теперь переключались на производство боевой техники, вооружения, боеприпасов, горючего для танков и самолетов, специальных тканей для парашютов, обмундирования, снаряжения и других предметов военного снабжения. Имевшиеся ресурсы продовольствия прежде всего направлялись для обеспечения армии и населения, занятого в военной промышленности.
Между тем по своему плану развивалась и операция «Барбаросса». Люфтваффе захватили господство в воздухе, и уже в первый день операции, а танковые соединения групп армий «Центр» и «Север» продвинулись на 35– 50 км, а «Юг» – на 10–20 км. А наступление «глубокого вторжения» по плану Жукова-Тухачевского провалилось, фактически не начавшись.
В течение следующих дней советское командование пыталось организовать сопротивление, однако фронт разваливался во многих местах. Жуков с Хрущевым прибыли в штаб Юго-Западного фронта к вечеру 23-го числа. Однако появление начальника Генштаба не внесло перемены обстановки в положительную сторону. Пробыв трое суток на фронте и не сумев организовать «ответный удар», Жуков лишь усилил сумятицу, а 27-го числа, по вызову Сталина, он выехал обратно в Москву. Еще хуже обстояли дела на Западном фронте.
Но хотя действия советских войск были неорганизованными, темп немецкого наступления стал ослабевать. В наибольшей степени это ощущали не танковые группы, поддерживаемые авиацией и уже вышедшие на оперативный простор, а армейские пехотные корпуса. Они начали отставать. К четвертому дню операции, когда танки продвинулись на глубину 200 км и в полосе группы «Центр» вели бои под Минском, пехота продвинулась всего на 20–40 км.
Поэтому вся классика «глубоких операций», направленная на «добивание слабого или неподготовленного противника», когда у него нет возможности и времени на мобилизацию ресурсов, стала утрачивать свои преимущества от внезапного нападения. Удобная для разгрома любой европейской страны, она оказалась не столь успешной для СССР, сохранившего подвижные резервы.
