Текст книги "Неинтересное время"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

Часть первая
ДЕРЕВНЯ

Розыгрыши бывают разные. Бывают банальные и свежие, глупые и умные, простенькие и хитрые, многоходовые. Ничего не требующие, кроме чувства юмора, как знаменитое «У вас вся спина белая». И сложные, затратные, вроде тех, что показывают в программе с одноименным названием Валдис Пельш и его грудастая спутница. Телевидение вообще любит программы с подставами ничего не подозревающих людей. Что если в светлую голову какого-нибудь телеумника пришла в голову именно такая идея: взять нечего не подозревающего человека и сделать так, что он подумает, что попал в прошлое?

От телевизионщиков всего можно ожидать.

Однако по зрелому размышлению, такая заманчивая версия (ну как же: не в прошлом, в родном времени, да еще и по телеку покажут) выглядела неприглядно. Во первых, как упоминалось ранее, слишком много случайностей – он, Сергей, мог пойти в любом направлении и выйти из поля зрения замаскированных телекамер. Не повесили же они по камере на каждое дерево? Во вторых, он мог и не спросить ни у кого сегодняшнее число. Упал бы на сено и дрых до самых Загорок. Неинтересной бы получилась передача. В третьих, что-то шутка затянулась. Уже второй час ничего не происходит. Зачем так затягивать, если потом все равно вырезать при монтаже? Да и мелкие признаки настораживают…

Калина, не расцветшая, что показывает на начало июня. Откуда таинственные телевизионщики могут знать, что он обратит на нее внимание? А если калина – не подставная, почему она не цветет? Плюс самолеты. Они проводили турнир недалеко от Пескова, над которым скрещиваются воздушные трассы из Москвы в Европу и из Питера на юга. Все дни, что шел турнир не было момента, чтобы над головой не пролетала серебряная искорка авиалайнера или не таяли бы два-три инверсионных следа. Сейчас – ничего. Плюс мелькнувший у обочины полузасохщий ландыш…

Но и верить в то, что ты оказался в далеком прошлом, тоже не хотелось. Очень не хотелось. ОЧЕНЬ не хотелось…

Двадцать пятый год… Кто из нормальных людей помнит, что происходило в этом году? У власти в стране большевики. Сама страна называется Советский Союз. Революция была недавно… Дедушка Ленин, который хороший вождь… Кажется, уже умер… Значит, на смену ему пришел Сталин. Который устроит раскулачивание, репрессии и расстрелы. Тридцать седьмой год, точно. Еще впереди война с немцами… Ну, до нее еще шестнадцать лет. Что еще? Блин, надо было историю учить! Ну кто ж знал, что вся эта ерунда про большевиков когда-нибудь не просто пригодится – станет жизненно необходимой. Ага, еще вспомнил! Этот… который на площади стоял… Дзержинский! Кажется, основатель ЧК – что-то вроде тогдашнего («Для тебя – нынешнего», – капнул на рану внутренний голос) ФСБ. Еще из уроков смутно вспоминается товарищ с забавной фамилией Бухарин, но кто он такой и чем славен, скрывается в тумане забвения…

Телега заскрипела и наклонилась вперед – дорога спускалась в глубокий овраг. Густой кустарник, росший до сих пор в некотором отдалении от дороги, сейчас незаметно подкрался вплотную и норовил задеть ветками по лицу. Сергей насторожился. Кузьмич, до сих пор вроде бы спокойно дремавший, как-то заерзал. Правая рука потянула из-под сена коричневую рукоятку топора.

– Шалят тут… – зашептал Кузьмич, – Говорят, уркаганы какие-то. Грабят проезжих, на днях…

Что там произошло на днях Сергей не узнал.

– Стой! – раздался из кустов противный голос с ленцой.

От такого голоса сразу похолодело в животе. Уж больно он походил на голоса гопников, отбирающих мобильники…

Из зарослей выскочило непонятное существо и ухватило лошадь под уздцы. Существо было мелким, замурзанным, наряженным в сборные лохмотья и настолько лохматым, как будто последние несколько недель подрабатывало трубочистом. Пол существа не определялся.

– Стой, караси! Руки вверх! – опять раздался ленивый голос. Затрещали ветки, выползли еще два… хм, человека.

Подростки. Оба лишь чуть-чуть почище того, что вцепился как клещ в уздечку кобылы. По крайней мере, можно понять что это мальчишки. Первый, повыше, щеголял надетым на голое тощее тело темно-серым добротным пиджаком, слегка испачканным на рукаве смолой. Второй отличался отчаянной рыжиной, прямо просвечивающей сквозь слой грязи, а еще болотно-зеленой вязаной кофтой, явственно женской.

Кузьмич обреченно выпустил топор (чего вообще хватался?) и мешком сполз с телеги. Сергей полез следом. В животе бродил противный холодок страха. Малолетки, как известно, могут быть очень жестокими и, как грабители, гораздо страшнее взрослых. Те просто ограбят, а пацанам может захотеться самоутвердиться…

– Чего хорошего имеем при себе? Денюшки, табачок? – хрипло поинтересовался рыжий.

Кузьмич и Сергей молчали, находясь в ступоре жертвы.

Почему очень часто человек, которого грабят вот такие волчата, не сопротивляется? Страх? Но от страха люди иногда творят такие вещи: наткнувшись в лесу на медведя, в секунду влезают на столбы, вытаскивают из пожара неподъемные сундуки и рояли, выпрыгивают из окопа в атаку на немцев… Почему ограбляемый не кричит от страха, не пытается убежать, наконец, не пытается вступить в драку? Просто стоит, пока шустрые малолетки выворачивают ему карманы. Почему? Все дело в ступоре, вызванном отсутствием опыта нахождения в таких обстоятельствах. Разум человека, ранее не попадавшего в экстремальные условия (то есть практически девяносто процентов населения), просто не может в первые секунды сообразить, как вести себя. Ситуация-то незнакома, опыт ничего не подсказывает. А для грабителей ситуация как раз прекрасно знакома, опыт выработан десятками подобных случаев, что делать – прекрасно известно. Стоит жертва – грабь, пытается рыпаться – припугни, достает пистолет – беги. Поэтому жертва и нападающий изначально в неравных условиях.

Рыжий уже приближался к телеге, высокий стоял на холмике в позе Наполеона, чумазый болтался на уздечке – лошади не нравился запах и она мотала мордой. Еще минуту – и напавшие, очистив телегу от более-менее ценного и вывернув карманы Кузьмича и Сергея (хотя у Сергея их и не было), скрылись бы в лесной чаще. Но, видимо, Сергей показался им потенциально опасным. И грабители совершили первую ошибку.

Они достали оружие.

Из кармана рыжего извлеклась черная полукилограммовая гирька на засаленном шнуре, высокий вынул из за пояса здоровенный тускло блестящий тесак (штык от австрийской винтовки, но Сергей этого не знал).

Этим они перевели ситуацию в совершенно понятную и стопроцентно знакомую Сергею! Противник с кинжалом, противник с кистенем. Да бой с ними не раз проводился в клубе! Сразу стало ясно, что делать. Сергей резко крутанулся, отбросил подол рубахи со свертка, меч со свистом покинул ножны и, блеснув на солнце, уставился острием на грабителей. Вот тут зависли нападающие. Ситуация стала незнакомой им, опыт не подсказывал ничего. Проявился порок рефлексов, заработанных тренировками: при резкой трансформации ситуации любой человек обычно продолжает выполнять ранее начатую программу, не пытаясь приспособиться к изменениям. Поэтому гопники повели себя так, как привыкли поступать при сопротивлении жертвы: бросились на Сергея. Это была последняя ошибка.

– Арцы! – крикнул длинный.

Рыжий привычно, но неграмотно махнул самодельным кистенем снизу вверх. Свистнул меч, рыжий едва успел отпрянуть, перерубленный ремень щелкнул его по плечу, гирька взмыла вверх по крутой параболе и с треском упала за спиной Сергея. Полуоборот, меч лязгнул, парируя удар ножом в живот, и с размаха ударил в шею длинного. В тренировочном бою или на турнире длинный заработал был серьезный синяк, если бы не успел увернуться. Он не успел. Отточенный до тончайшей остроты меч рассек шею до середины и остановился на позвоночнике. Кровь плеснула широким веером. Длинный захрипел и, хватаясь за рану, рухнул в траву. Рыжий наконец осознал, что ситуация вышла из-под контроля и замер в том самом ступоре, в какой привык вгонять жертв. Не помогло. Сергей, выплескивая адреналин страха, выполнил упражнение до конца. Прыгнул вперед, рыжий шарахнулся, искривив лицо, и рухнул на спину. Сергей вонзил клинок в грудь…

– А-а-а!!!

Сзади подлетал чумазый, отчаянно визжа, и выставив вперед острия зажатых в обеих руках шил. Прыгнул на Сергея… И удивленно захрипел, наткнувшись на выставленное вперед лезвие клинка. Упал на колени, сжался в комок и затрясся. Потом затих. Из-под него потекла черная кровь.

Тяжело дыша Сергей остановил свое смертоносное движение и оглянулся. На холмике лежал на спине длинный с разрубленной шеей. Мертвый. Рядом с темнеющей на груди кофтой распластался рыжий. Мертвый. У ног скорчился чумазик. Мертвый.

Сознание начало медленно абстрагироваться от реальности…

– Парень…

Подойди Кузьмич немного раньше, когда Сергей был еще в запале схватки… Одним покойником стало бы больше.

– Парень, а ты кто?

– Кузьмич… давай я тебе потом объясню…

Ноги наполнились ватой, Сергей стал опускаться на землю…

– Эй, погоди-погоди, – подхватил его Кузьмич, – снацала давай-ка энтих поглыбже затащим. Потом мужицков с дяревни кликну, похороним по-целовечески, чтоб звярье не объело…

…Сергей отпустил воротник пиджака длинного и голова того с глухим стуком упала на землю. Рядом Кузьмич уронил рыжего. Чумазик уже лежал здесь. Все три неудачливых налетчика были стащены в яму за кустами. Черта с два кто найдет. А потом еще и закопают…

«Я убил. Трех человек. Подростков. Судя по книгам, меня должно тошнить и трясти от ужаса содеянного. А вместо этого я чувствую вялое любопытство. Мол, будут ли меня судить или все обойдется? Судя по спокойствию Кузьмича, ничего не всплывет. Черт его знает, двадцать пятый год… Как тут к человеческой жизни относились? И все-таки почему я такой спокойный? Может все дело в том, что люди нашего времени слишком привыкли к крови и убийствам благодаря ужастикам, боевикам и компьютерным играм? Моральная очерствелость, что ли…»

– Не… – неправильно понял его размышления над телами Кузьмич, – Что с них взять-то? Шпана. Ницего путного с собой нет, нябось пропивали все… Разве цто, нож… Так я яго уже подобрал…

– Ага, – протянул Сергей и наклонился, привлеченный странным предметом.

Из-под длинного торчал уголок светлой кожи, Сергею показалось, книга. Оказалось, нет, здоровенный кошелек (действительно, «лопатник»!) из новенькой желто-песочной кожи. Щелкнул конопочкой. Ого!

Внутри были деньги («Удивительно!» – съязвил внутренний голос, – «В кошельке – и деньги! Кто бы мог подумать»). Много денег.

Похоже, совсем недавно ребята урвали солидный куш. Или длинный, явно вожак, не доверял сотоварищам и всю казну таскал с собой.

Толстая пачка странных бумажек: судя по гербу – совдеповских, вот только герб не очень был похож на советский (земного шара нет и колосья редковаты) и вместо рублей на купюрах ясно было напечатано «Червонцы». Один червонец, пять червонцев… Странно… Больше всего купюры походили на деньги из магазина приколов. «Штука бабок»… Разберемся потом. В карманчике звенела мелочь: серебряная и медная. А в потайном отсеке… Да, повезло… Там аккуратно обернутые в полупрозрачную бумагу лежали золотые монеты. Семь штук.

Можно жить. Вот только как?

* * *

Поставьте себя на место Сергея. Вы провалились в прошлое. Знаний о нем у вас так мало, что практически можно сказать, их нет. Вам нужно общаться с людьми. Кем вы представитесь? Задумались? То-то.

«Героям книг легко: либо их засылают в прошлое с надежным комплектом документов и легендой либо им почему-то верят на слово, когда они представляются графами и прочими дворянами. Самые везучие оказываются в теле жителя того времени, что снимает все проблемы с натурализацией. А что делать тому, у кого надежных (да хоть бы и липовых) документов нет, легенды нет… Врать? На слово-то, может, и поверят… А потом? Легенду ведь придется подтверждать. А кем можно назваться, если ни на одного из местных жителей ты элементарно не похож и знаний о здешней жизни не имеешь?

Кто я? Крестьянин? Достаточно на руки посмотреть и понятно, что трудился ты только на компьютере, от которого мозоли не появляются. Рабочий? То же самое. Военный? Где воевал и с кем? А из всех полководцев Гражданской в голове, как назло, только Колчак. А нет, вспоминаются Котовский и Чапаев. Спасибо кинематографу. Вот только трудно назваться военным, если не знаешь, с какой стороны садиться на коня, как правильно перезаряжать винтовку (и какие винтовки тут вообще есть), и тем более, где воевали товарищи Котовский с Чапаевым. Да, и Буденный. О, не так уж и мало я помню. Но все равно, военным не прикинешься. Чиновник? Чиновник чего? Ни одного названия местных ведомств я не знаю, гусиными перьями писать не умею. Попы, дворяне не рассматриваются: тогда („сейчас“, – въедливо уточнил внутренний голос) у власти были большевики, а они ни тех, ни других не любили. Представлять, как ты попал в прошлое и поимел кучу приключений – легко. А вот попади сам… И придумывать надо быстрее. Деревня уже близко…»

Сергей трясся в телеге, ведомой рыжей (вернее, все-таки гнедой, как выяснилось, судя по имени Гнедко) кобылой (вернее, мерином… Блин, элементарных деревенских вещей не знаю!). Кузьмич сидел на прежнем месте, неудобно скорчившись боком. Как сначала показалось Сергею – чтобы следить за кустами. Когда же, в ответ на неловко-резкое движение Сергея, Кузьмич дернулся как ужаленный и ухватился за топор, стало ясно что он просто боится повернуться к непонятному попутчику спиной. Срочно нужно придумывать легенду, пока в деревне осмелевший Кузьмич вместе с соседями не скрутил и не сдал властям. Или не закопал в лесу…

«Хорошо. Обратимся за опытом к коллегам-попаданцам. В истории таковые неизвестны, значит, вспомним все книги с таким или похожим сюжетом. Должна же быть польза от всей той прочитанной макулатуры с мечами и магией!

Сразу отбросим тем книги, где герой попадает в другое тело. К сожалению (или к счастью) мое тело – при мне. Не надо мучительно привыкать, что тебя отныне зовут каким-нибудь Жирятой или Зуркарнароном. Можно также вычеркнуть те произведения, где героя отправляют в прошлое из Института времени или чего-то подобного, а также те, где в прошлое попадают во исполнение некоего пророчества и за попаданца сразу берутся учителя и помощники. Что у нас в сухом остатке? Немного. Герои всего остального всплывшего в памяти массива книг попадают в прошлое в неких экстремальных ситуациях. Либо идет война и всем все равно, откуда взялся непонятный тип – бери винтовку (вариант: меч) и в бой. Либо сразу попадет в тюрьму как бродяга, откуда умудряется сбежать как бы легализовавшись. Не надо такого счастья: не повезет и будешь сидеть десять лет. Либо (последний вариант) находится кто-то добрый (как правило, старик) который помогает несчастному найти свое место в мире. Так, уже хорошо. Старик есть. Остается только объяснить ему, почему я ничего не знаю об окружающей действительности и уговорить стать моим сенсеем… Погодите-ка.

А зачем притворяться кем-то, кого легко могут разоблачить „сослуживцы“? Надо найти роль человека, который и не может знать ничего из происходящего вокруг. Подумаем. Самый простой вариант – амнезия. Ммм… Не подходит. Не похож я на потерявшего память – ни следов травм, ничего. Да и память придется „возвращать“, иначе запрут в дурку. А какие здесь психушки, бог его знает. Может, хуже тюряги. Еще вариант – иностранец. Опять мимо. Большевики всех иностранцев считали шпионами. И опять-таки наткнешься на земляка, а ведь из всех иностранных языков знаю один английский и тот на уровне „Ландон из зэ кэпитэл оф Грэйт Бритн“. Так, что еще? Кто не может знать ничего из происходящего вокруг? Ну кроме пришельца из будущего? Ха, пришелец с другой планеты! Нет, тоже не вариант. Инопланетяне еще не в моде, и значит снова дурка. Тогда, кто? Тот, кто просидел всю жизнь взаперти? Зэк? А где тюрьма находилась, какие порядки в здешних тюрягах? Мимо. Отшельник? Всю жизнь в келье… Опять, где келья, какие знаешь молитвы? Мимо. Плюс еще нужна личина, вроде бы всем известная, чтобы не возникало вопроса „А это кто?“. Иначе представишься престидижитатором и замучаешься объяснять, чем ты занимался. Плюс (желательно) образ должен вызывать жалость, но не презрение. Русские люди (крестьяне в особенности) хорошо относятся к несчастным и убогим и с удовольствием помогут. Так, что мы имеем с гуся в сухом остатке?

Человек, всю жизнь проведший взаперти, не по своей воле (чтобы жальче было), понятия не имеющий где находилось место заточения… Кто это? Зэк с амнезией. Уже было. Не подходит. Так, думаем… Человек провел всю жизнь взаперти… Значит, с самого детства… Значит, не по своей воле… Похищенный ребенок! Так-так-так… уже что-то вырисовывается… Похищенный кем? Цыгане? Не пойдет, они все время кочуют, что я, до двадцати пяти лет с ними тусовался? Тогда кем? Кто еще крадет детей? Извращенцы? НЕТ!!! Жертвой извращенцев я даже представлять себя не хочу!!! Ну кто, кто еще? И не просто похитили, воспитали в своем духе, с мечом научили обращаться… Кто же это такие? Стоп-стоп-стоп… Ух ты, придумал! Секта!!!

Идеально!!! Все секты никто не знает, тем более, они скрываются. Значит, можно придумать какую-то новую, совсем уже тайную, никто и не заподозрит неладное. Держат своих членов в тайном месте, значит, где оно находилось сказать не могу. Так. Держали взаперти, ничего из происходящего не знаю. Так. Учили обращаться с мечом, молитвам не учили… Ну вот такая странная секта. Так. Украли в детстве… нет, продали родители (так жалостнее)… держали взаперти, поили наркотиками… Жалость хлещет через край, все плачут! Идеально!!!»

Так Сергей из менеджера по продажам и члена «Вьюги лезвий» превратился в жертву неизвестных сектантов.

* * *

Дорога за время, пока Сергей рассказывал свою историю ошалевшему Кузьмичу, раздвоилась и теперь колеса телеги мешали грязь в узком коридоре из кустов, смыкавшихся над головой. Сергей, сначала мучительно подбиравший слова, в конце концов разошелся (уж в чем в чем, а в умении плести всякую чушь люди XXI века равных себе в истории не знают), да так, что приходилось иногда притормаживать самого себя.

Секта, в которую его продали родители, бедные крестьяне (Сергей четко помнил, что рано или поздно придется столкнуться с большевиками, и крестьянская родословная будет лучше, чем графская в иных фантроманах) называлась Белое Братство, возглавлялась великой и ужасной Марией Дэви Христос (Сергей подумал, что лучше не придумывать свое, а взять уже известное. В смысле, известное в ЕГО время). Купленных детей держали в непонятном здании в глухом лесу (здание и окружающая природа были взяты из воспоминаний о детском лагере), учили сражаться на мечах и называли Последней армией Бога (название всплыло из глубоко забытого фентезийного романа). Где находилась сектантская база, Сергей сказать не мог, так как их никогда не выпускали и периодически поили зельем, от которого шумело в голове и хотелось смеяться (симптомы наркотического опьянения известны в наше время любому студенту. На личном опыте). Несколько дней назад их собрали, сказали, что время Последней битвы наступило, после чего угостили ударной дозой вышеупомянутого пойла. Очнувшись в темном фургоне, Сергей явственно осознал, что участвовать в битве с нехорошим названием он не хочет, выкатился из телеги, заполз в кусты и потерял сознание. Что произошло после прихода в себя Кузьмич уже видел, рассказывать это было лишним. Тем более, что дорога наконец-то выползла из промозглых кустов, обогнула огромный куст, который похоже всем было лень вырубить, чтобы спрямить путь и вот, она деревня Козья Гора, во всей своей красе.

Гора действительно была Козья. Сразу за кустом дорога так резко рванула вверх, что стала похожей на стену. Как на нее лошади взбираются? На этом косогоре и начиналась деревня. Мерин шустро рванул вверх по откосу. Телега втащилась на верхушку холма, дорога круто переломилась и не менее отвесно рухнула вниз. Только для того, чтобы опять лихо взмыть к небу. Вот на этих буераках и жили люди.

Деревушка была не из больших: пять изб и все. Одна под горой, остальные разбросаны по обе стороны улочки на косогорах. Впрочем, особой косины там где стояли избы не наблюдалось, это Сергею от неожиданности показалось. Дома были выстроены на один манер: по три окна на лицевой стене, обращенной к улице, вокруг дома выстроен забор, за которым виднеется постройки (очевидно свинарник, коровник… Что там еще? Курятник?). Тут и там – квадраты огородов, обнесенных хлипкими заборами из двух параллельных жердин. Между всем этим – пустыри с навязанной скотиной, кусты, деревья… Цвет жилья оригинальностью не отличался: различные оттенки черного и темно-серого, сразу видно, что бревна не один год стоят под солнцем и дождем. Крыши крыты, судя по всему, бурой прошлогодней соломой. Разве что вон та изба, стоящая на дальнем краю у леса, заполучила серо-стальную крышу оцинкованного железа… Да… Нищета…

Сначала Козья гора показалась Сергею, привыкшему к многолюдству и толчее, вымершей. Даже собаки не лаяли… Стоило подумать и тут же из первого дома выкатился меховой шарик и голосисто залаял.

– Ну, Тимка, ня балуй! – прикрикнул Кузьмич добродушно.

Тимка, отработав положенную программу сигнализирования хозяев, резиновым мячиком запрыгал вокруг.

Телега свернула вправо и остановилась у дощатой калитки небольшой избушки, казалось вросшей в землю.

– Хозяйку поищу, – сполз с телеги Кузьмич, – поесть собярет…

Сергей, по дороге выпросивший табачку (курить хотелось, аж уши пухли), неловко свернул самокрутку и чиркнул спичкой… Мама! Яд… кха… ядреный табачок… Клубы дыма повалили изо рта как у Змея Горыныча. Но лучше уж эта отрава, чем совсем без курева. Самокрутка дотлела наполовину, но хозяин с хозяйкой как сквозь землю провалились. И Тимка убежал.

– А обещали покормить…

– Дядя, а ты кто? – послышалось сзади.

Сергей обернулся. Неподалеку от него стоял малец лет семи, одетый в замызганную рубашку и черные штаны, из широченных штанин которых торчали черные пальцы.

– Прохожий. Шел мимо, дай, думаю, зайду к Кузьмичу в гости.

– Брешешь, – резонно заметил пацан, – ты с Кузьмичом приехал.

– А ты живешь здесь? – сменил тему разговора Сергей. Можно предположить, что рассказ о том, кто он такой и откуда взялся, и так сегодня придется повторить не один раз. Незачем лишний раз оббивать язык.

– Ага, – широко кивнул мальчонка, – Вона, мамка моя.

По улице действительно прошла женщина. На вид лет сорока, в темной юбке, кофте, с цветастым, хотя и блеклым платком на плечах. Она усиленно делала вид, что незнакомцы в бродяжьей одежде по деревне ходят прямо-таки отрядами и ей ну совершенно неинтересны. Казалось, она даже спиной ухитряется рассматривать Сергея.

– А интересно, где пропал Кузьмич?

– Сяргей! – выглянул из почерневшей калитки Кузьмич, – Проходи, цего сядишь?

Сергей мимоходом потрепал по макушке мальчишку, и пошел к входу. Навстречу ему выскочила и устремилась куда-то по улице невысокая старушка. Надо полагать, жена Кузьмича. Тоже усиленно делавшая вид, что Сергей ей надоел так же как вон тот столб. «Вот, блин, – обреченно подумал Сергей, – она же побежала народ собирать. Ладно, если просто рассказать придется, кто я такой… И то страшно: мало ли какие нестыковки могут всплыть. А еще хуже, если здесь просто не любят чужаков и интервью берут с помощью паяльника… Ну или с учетом специфики, раскаленной кочерги. Может, бечь, пока не поздно?»

– Идем, идем, – поторопил Кузьмич.

Сергей покорно шел следом, рассуждая, о том, что будут пытать или нет, неизвестно, а вот если он сейчас сдернет, то, догнав, его затопчут просто из спортивного интереса.

Прошли калитку, мелькнули слева два окна в стене, вот двор с бегающими курами, низкие сараюшки с карликовыми входами: чтобы туда войти нужно не то что наклониться, а просто пролезать, как в окно. Все это проплыло перед глазами Сергея, как в тумане. В животе нехорошо холодело…

Скрипнули серые доски крыльца, взвизгнула дверь (да что здесь, про смазку не слышали?). Прихожая (или как там она называется в избе?) была завалена разными очень нужными вещами: бочка деревянная, длинные палки, видимо черенки для вил, лопат, грабель, в общем крестьянского инвентаря, покосившийся буфет, на противоположной стене вырезано маленькое окошко величиной с портсигар и прибито множество полок, заставленных посудой: горшками, тарелками…

– Сюда, сюда…

Слева открылась дверь, низкая, но широченная, практически квадратная. Терзаемый нехорошими предчувствиями Сергей с провожатым, наклонившись, вошли в жилище…

«Почему, интересно, так места мало? Вроде бы, строй не хочу…» Избушка, действительно, не удовлетворила бы даже измученного хрущевкой горожанина. Метраж где-то квадратов двадцать с кухней. Да плюс еще четверть свободного пространства съедала огромная печь, разинувшая пасть сразу справа. Потолок сразу за дверью был крайне низкий, прямо тер по макушке не такому уж и высокому Сергею. К счастью, немного погодя поднимался до приемлемого уровня. Хотя рукой его можно было достать без проблем. Антресоль? Как здесь вообще живут?

Было довольно чисто, хотя на взгляд москвича, нестерильно…

– Проходи, присаживайся… – в голосе Кузьмича ничего настораживающего, но Сергею сейчас везде мерещилась засада. А куда тут присесть можно?

Наискось от печи под полочкой с иконами стоял массивный стол из гладких некрашеных досок. От двери до угла с иконами и оттуда к другому углу протянулась врезанная в стену широченная лавка из толстых досок. Видимо, за стол…

Сергей присел на лавку на углу стола, прямо рядом с раскрытым окном, низким – подоконник на уровне колена – и маленьким, где-то в четверть нормального пластикового окна. Кузьмич тут же исчез за дверью, чем только усугубил нехорошие подозрения. Но не убегать же, в самом-то деле? Сергей стал осматриваться.

Печь со своей полукруглой пастью походила на неизвестное прожорливое чудовище, тем более по бокам были проделаны небольшие квадратные ниши, похожие на глаза. Рядом с печью стояли огромная кочерга на деревянной палке (как она не обгорает интересно?), несколько рогулек, которыми, как знал Сергей, достают горшки из печи. Вот только как эта фиговина называется он не знал. Еще возле печи на полках на скамейках и просто на полу стояли разнокалиберные горшки и чугунки. Низкий потолок над дверью действительно оказался чем-то вроде антресоли: настил, с которого свисают то ли тряпки то ли шубы… Интересно, блохи здесь не живут?

Пол был чистый, даже вроде бы струганный. В запечном углу виднелся люк, очевидно, подвал. Еще за печью виднелась бочка… А может и не бочка. Те с выпуклыми боками, а непонятная емкость напоминала усеченный конус, и служила, похоже, рукомойником: над ней свисал на веревках с потолка глиняный пузатый чайник. На стене висели многоярусные полки из некрашеных (краски вокруг вообще не было ни капли) досок, на которых размещалась посуда: тарелки, миски, кружки…

– Привет, – раздалось из окна. В нем, как кукушка в старых ходиках, торчал встреченный раньше мальчишка, сын любопытной мамы. Уродился он, судя по всему, в нее.

– Привет, – не стал перекладывать на невиноватого парнишку свои черные мысли Сергей, – Как дела?

– Хорошо. А ты кто? – мальчишка прямо-таки извивался от нетерпения. В окно Сергей увидел, что за спиной любопытного из приоткрытой калитки выглядывают еще несколько круглый рожиц. Мальчонка, уже имевший опыт общения с загадочным незнакомцем, выступал разведчиком.

– А ты кто?

– Я? Мишка.

– А я – Сергей.

– А…

Мальчонка исчез. За окном прошли ноги в сапогах. И еще одни. И еще…

* * *

Кузьмич с молчаливой супругой сначала жаловались, мол, в доме шаром покати, на стол нечего поставить. Однако поискали в своей кладовой, часть притащили соседи и, само собой организовалось неплохое пиршество. Посередине стола дымился чугунок тушеной с мясом картошки, одурительно пахли ломти свежеиспеченного хлеба на огромном блюде, а вокруг стояли тарелки с желтым салом, солеными огурцами, квашеной капустой, мочеными яблоками… В миске рядом с Сергеем лежали соленые грибы, неизвестные по виду: рыжие, круглые, пахнущие укропом и немного елкой. Наконец посредине стола утвердилась здоровенная, литров на пять, бутыль мутного самогона, заткнутая оструганной деревяшкой.

В небольшой и тесной, казалось бы, избенке собралось, без преувеличения, население всей деревни. Кроме детей, чьи мордочки торчали в окнах. При том, что в деревне насчитывалось ровно пять домов, народу собралось человек пятнадцать: шесть мужиков, считая дедушку Афиногена и то ли восемь то ли десять женщин, постоянно перемещавшихся туда-сюда и по этой причине не поддающихся точному подсчету.

– Что, Ленька, – шумел слегка захмелевший дедушка Афиноген – местный аксакал, которого привели за руки почтительные дочери, две бабенки с усталыми лицами, – как же ты оборол паразитов?

Сначала, когда в избу Кузьмича повалил народ, Сергей с некоторым испугом решил, что весь сыр-бор занялся из-за него. Мол, чтобы познакомиться с новым человеком. Однако потом выяснилось что затеял это все Кузьмич, празднуя свое чудесное избавление от гибели. Гибелью выступали три беспризорника, по рассказам не таких уж и безобидных детишек. Так, недавно они зарезали мужика из Загорок вместе с женой, а совсем на днях – непонятного Сергею «заготовителя»… А вот роль чудесного избавления пришлось играть Сергею. Рассказ о своей нелегкой сектантской судьбине пришлось повторить аж три раза: один раз на бис для запоздавших и еще разок – для проспавшего первые два дедушки Афиногена. Меч рассмотрели все, уважительно цокая языками. Еще внимания удостоились калиги (оказавшиеся для двадцать пятого года слишком уж средневековыми). Большинство мужиков пришло в сапогах, явно одетых в честь общего собрания, да дедушка Афиноген в валенках. В лаптях не было никого.

– Богатый стол по ныняшним вряменам, – повернулся к Сергею Анисим Никитич. Крепкий мужик в черном пиджаке был хозяином того самого дома под железной крышей, стоящего у леса, и одним из двух, кого все звали по отчеству. Кузьмич был дальним родственником всем и каждому, да, кроме того, отличным печником, а Анисим Никитич оказался пасечником, держащим почти сотню ульев и заколачивавшим неплохие по нынешним небогатым временам деньги. Его жена, тоже молчунья, быстро скооперировалась с кузьмичевой и сейчас они общались у печи тихим шепотом и чуть ли не жестами.

Сидел Анисим Никитич вместе с Кузьмичем в самом углу, под иконами. Сергею казалось, что место довольно неудобное, однако из слов он уяснил, что это место («красный угол») – самое почетное. Сам он поместился по левую руку от Кузьмича, то есть рядом с почетным местом, вроде как спаситель… Около пасечника опять задремал дедушка Афиноген, клонясь на Прохора, своего сына, нестарого мужика, обладателя роскошной бороды, блестящей и аккуратной. За ним поместились еще двое: совершенно седой Матвей, лет сорока, с не менее седой бородой, фасоном немного похожей на ту, что носил Дамблдор – длинный узкий клин, и Андрюха – парень лет тридцати с красным шрамом через лицо. Тихо расспросив Кузьмича Сергей узнал, что шрам тот получил в боях. Вот только в каких именно Кузьмич уточнять не стал.