Текст книги "Агентурная разведка. Книга первая. Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914-1918 гг."
Автор книги: Константин Звонарев
Жанры:
Cпецслужбы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Необходимо отметить, что японцы, по-видимому, возвели в принцип возможно широкое и полное ориентирование войск до рядовых солдат включительно, а эта система в связи с интеллигентностью народа давала то, что каждый рядовой солдат был более или менее хорошо осведомлен относительно состава, группировки и действий не только своего полка, но и дивизии, и "очень часто, даже армии". В частности, японские кавалеристы были всегда лучше осведомлены и в общем интеллигентнее пехотинцев.
Но вся беда то заключалась в том, что этих интеллигентных пленных было до смешного мало и что "далеко не все пленные охотно давали показания, ясно отдавая себе отчет в важности соблюдения военной тайны. Прирожденная вежливость, доходящая до угодливости, свойственная японскому народу, заставляла большинство отвечать на вопросы, но почти на каждый вопрос ответом была ссылка на незнание или явно неправдоподобное показание".
В первое время на это не обратили особого внимания и принимали обычные русские меры "развязывания языков" – удары по лицу, насмешки, издевательства и т. д. Но видя, что это не помогает, начали искать другие средства. Под конец войны додумались, наконец, до изолирования более интересных пленных от остальных (с целью изъять их из под влияния унтер-офицеров и старших вообще) и стала пользоваться агентурным опросом, т. е. среди пленных сажали переодетого под японца китайца, подслушивавшего разговоры пленных.
До чего взятие японца в плен было редким явлением в жизни русской армии, показывает также рассказанный Е. И. Мартыновым факт, когда начальник дивизии ген. Добржинский незадолго до конца войны так обрадовался пойманному войсками его дивизии пленному японцу, что "воссев на коня, водил его в штаб 3-й дивизий, в штаб корпуса и по соседним бивакам".
В общем и целом, войсковая разведка, благодаря вышеуказанным причинам, а также благодаря полному отсутствию какой либо организации и систематичности этого дела, – ничего существенного не давала.
Была надежда еще на один источник сведений – на захват разного письменного материала, т. е. разных официальных документов, частных писем, газет и т. п. Однако, во время русско-японской войны русские и здесь не имели успеха. В официальном отчете штаба 1-й армии по этому поводу говорятся следующее:
"…Случаи захвата официальных документов были очень редки и захваченные документы имели только исторический интерес"…
В 1-й армии за все время войны было лишь два случая захвата официальных документов. Первый – это документы канцелярии 2-го резервного японского полка, захваченные в январе 1905 года и второй, – диспозиция, захваченная на офицере 42-го резервного пех. полка.
Эти документы дали интересный материал для ознакомления с бытом и деятельностью противника (журнал военных действий 9-го резервного полка), но сведений о современной группировке противника в нем почти не оказалось.
Тот же отчет признает, что "официальная переписка является наиболее ценным документальным материалом, но благодаря, обстоятельствам кампании, он захвачен и использован быть не мог".
Частные письма японцев доставлялись как войсковой, так и агентурной разведкой в довольно большом количестве, но в большинстве случаев их содержание никакой ценности не представляло. Более или менее ценные данные давали лишь адреса и почтовые штемпеля на конвертах этих писем.
Хотя единичный факт находки в данной деревне конверта с адресом данной войсковой части не давал возможности установить, что эта именно часть и расположена в деревне, – говорит автор отчета штаба 1-й армии, – но ряд таких адресов, совпадающих с другими признаками, уже достаточно обеспечивал правильность предположения, что войсковая часть, указанная на нескольких конвертах, действительно расположена в полном составе в данном пункте. Значительно содействовало этому способу определения то обстоятельство, что противник усиленно избегал дробления своих нормальных единиц и части его армий, дивизий и бригад в громадном большинстве случаев располагались совокупно".
Важные данные давали также почтовые штемпеля частей (преимущественно армий) на конвертах. По ним можно было с полной уверенностью заключать о принадлежности данной дивизии или бригады к той или другой армии, а также и устанавливать переход части из состава одной армии в другую.
Однако, русской разведкой были обнаружены случаи, когда японцы с целью введения русских в заблуждение разбрасывали подложные конверты и письма.
Получение русскими японских газет организовано не было. Лишь изредка в руки русской разведки попадали отдельные разрозненные номера.
Вот почти и все те источники сведений и приемы русской разведки, коими пользовались войсковые части до штабов армий включительно.
Комиссия по описанию русско-японской войны[32]32
См. Русско-японская война 1904-1905 гг. Том 11, ч. I.
[Закрыть]также подтверждает, что в мирное время агентурной разведки в Японии и Корее организовано не было. Попытка создать агентурную сеть была сделана в 1902 году штабом Приамурского военного округа, но встретила отрицательное отношение Главного штаба к этому вопросу. Организовать агентурную разведку сразу по объявлении войны, конечно, можно было, но результатов от нее, по крайней мере в ближайшее время, ожидать было нечего. Все остальные способы разведки, применявшиеся русскими, не могли дать сведений о сосредоточении и плане действия японцев. Наспех созданная некоторыми корпусами агентурная разведка давала сбивчивые и противоречивые сведения. Количество японских войск исчисляли по количеству занятых японцами в селениях под постой войск помещений, не зная даже приблизительно, сколько человек помещалось в каждом дворе.
15 апреля, 1904 года Куропаткин телеграфировал военному министру, что он "все еще в неизвестности, где 2-я японская армия". Он указывал, что “по некоторым сведениям, можно предполагать, что часть 2-й армии высадилась в Корее. Крайне желательно выяснить это достоверно. Не представляется ли возможность, жертвуя большими суммами денег, выполнить это через наших военных агентов более положительным образом, чем ныне", – спрашивал Куропаткин. Нечего конечно говорить, что и военный министр не смог помочь Куропаткину в этом вопросе…
Тогда Куропаткин поручил начальнику транспортного отдела своего штаба ген. Ухач-Огоровичу создать агентурную разведку. Ген. Л. Н.Соболев[33]33
См. Л. Н. Соболев – Курапаткинская стратегия. С.П.Б., 1910 г.
[Закрыть]признает, что «разведывательная служба в штабе Куропаткина была деятельна, но не была поставлена на должную высоту и наши сведения о численном составе армии противника были недостаточно точны»…
Тем временем успешное наступление японских войск продолжалось, куропаткинская армия терпела поражение за поражением и штаб Куропаткина от недооценки японской армии ударился в сторону ее переоценки, или, как говорит А. Свечин[34]34
См. А. Свечин – Тактические уроки русско-японской войны. Изд. Офицерской Стрелк. школы, 1910 г.
[Закрыть]-"штаб Куропаткина обнаружил тяготение к преувеличенной оценке японских сил. Раздутое нами представление о японском перевесе в силах тягостным бременем ложилось на управление войсками".
Глава вторая. Агентурная разведка штабов армий
Организация и работа агентурной разведки штаба III армии. – Вербовка, подготовка, отправка и оплата агентов. – Количество отправленных и возвратившихся агентов. – Ценность доставленных сведений. – Расходы. – Агентурная деятельность штаба I армии.
В октябре 1904 года, когда все русские войска были разделены на три армии, штабы этих армий приступили к организации агентурной разведки. Как она была организована, как работала и какие давала результаты, – мы постараемся иллюстрировать выдержками из довольно сумбурных отчетов двух армий – III и I.
Авторы отчета III-й армии утверждают, что ни инструкций по организации разведки, ни руководителей и агентов, ни сведений о том, как поставлено дело сбора сведений о противнике и указаний, в каком направлении должен был работать вновь сформированный штаб армии – штабом главнокомандующего дано не было.
А между тем эти указания были особенно необходимы, ввиду того, что III-я армия занимала центральное положение. От передовых ее укреплений противник находился в расстоянии от нескольких десятков сажен до двух верст. Высылка агентов-ходоков прямо на фронте представлялась невозможной и не могла принести желанных результатов.
В состав вновь формируемого штаба не поступило ни одного лица, уже поработавшего в разведывательных органах на театре военных действий и сколько-нибудь знакомого с характером китайцев и выработавшего приемы обращения с ними.
Наиболее близкое соприкосновение с населением имел военный комиссар Мукденской провинции. По своему служебному положению он мог иметь среди китайцев известное значение и влияние. К его помощи вынужден был обратиться штаб армии и от него получил первых шесть китайцев, которые не имели никакой подготовки и могли быть использованы лишь как агенты-ходоки. Ожидать от таких агентов особо ценных сведений было трудно.
В силу этого вскоре же, по рекомендации Мукденского отделения русско-китайского банка, было заключено условие с одним мелким чиновником-китайцем, который служил в этом банке. Этот чиновник обязался подыскивать, нанимать и несколько подготовлять агентов, задачи которым ставил штаб армии.
Агенты этого чиновника селились под видом торговцев в указанных им наиболее важных пунктах ближайшего тыла расположения противника для наблюдения на месте за этими пунктами. От себя они должны были высылать помощников, которые, проходя по дорогам в различные, заранее намеченные пункты, должны были собирать сведения о числе и роде расположенных там войск, орудий, обозов, о местах расположения складов, магазинов и пр.
Эти агенты-резиденты, собирая сведения, пересылали их через агентов связи своему патрону-чиновнику, который должен был доставлять эта сведения не менее одного раза в неделю в штаб армии.
В первое время доставлявшиеся сведения можно было считать мало надежными. Они были отрывочны. Тем не менее при сопоставлении получаемых этим путем сведений с другими источниками, они все-таки помогали воспроизвести общую картину как расположения противника, так и тех перемещений, которые совершались в указанном районе.
Кроме разведки этого "подрядчика шпионажа", в тылу противника была создана еще одна крупная агентурная организация во главе с русским офицером. Он разместил своих агентов по четырем постоялым дворам, дав им задачу производить опрос проезжающих (незаметный, конечно).
Для создания возможности перекрестной разведки двое из хозяев этих постоялых дворов также были завербованы без ведома поселенных у них русских агентов.
Этим же офицером периодически высылались агенты-ходоки для сбора сведений о передвижениях войск противника, о подходе к нему укомплектований, а после падения Порт-Артура – о движении армии Ноги.
В самом Мукдене для "опросной" разведки в городе были наняты китайцы, на обязанности которых лежало посещение курилен опиума, постоялых дворов и гостиниц. Таким путем предполагалось, с одной стороны, вести опрос приезжих с юга, а с другой – следить за шпионами противника.
Вопрос о вознаграждении за разведку был поставлен следующим образом.
Китайцу-чиновнику был выдан заимообразно аванс в 5.000 руб. и 500 руб. безвозвратно для устройства мелких торговых предприятий в тех пунктах, в которых были поселены постоянные агенты-резиденты. Затем он должен был получать ежемесячно от штаба армии 1.800 руб. и уже сам расплачивался с агентами по своему усмотрению.
Упомянутый выше офицер для своей агентурной организации получал ежемесячно от штаба армии 1.000 руб., что, при наличии у него 10–15 агентов-ходоков, составляло плату каждому от 40 до 100 руб. в месяц.
В отношении отдельных агентов, посылавшихся для доставления или проверки тех или иных сведений, вознаграждение соразмерялось со степенью опасности предприятия и с ценностью добытых сведений. Обычно уплачивалось от 15 до 50 рублей.
В общем на агентурную разведку во время нахождения III армии на реке Шахе было израсходовано около 12.000 руб.
Отсутствие централизации в организации разведки, конечно, являлось отрицательной стороной этого дела. В последнее время нахождения армии на позициях у Шахе, в штабе III армии были получены негласные сведения о том, что практичные китайцы создали в Мукдене собственное центральное бюро сведений о японцах, из которого получали сведения и агенты штаба III армии. Этим устранялась возможность взаимной проверки агентов и одно и то же сведение продавалось в различные русские разведывательные организации. Надо полагать, что в таком бюро некоторые сведения фабриковались при участии японцев.
Определить общее число работавших для III армии агентов всех видов и наименований, а также количество ценных донесений за этот период, не представляется возможным, так как соответствующие дела штаба армии при отступлении от Мукдена были утеряны.
Вследствие неожиданности и спешности этого отступления, вся организация агентурной разведки разрушилась, так как агенты принадлежали к местному населению. Только с остановкою армии на Сыпингайских позициях и с прибытием штаба армии в дер. Чанцзвацзы, т. е. около 16 марта 1905 года, началось вновь налаживание агентурной разведки.
Расположение штаба армии в уединенной деревне, удаленной от крупных центров, делало выбор и отыскание агентов крайне трудным.
К этому нужно еще прибавить, что и желающих заняться этим делом после мукденской катастрофы было очень мало.
Престиж японцев поднялся, а русских пал. Все население ждало, что с минуты на минуту русские отойдут далее к северу, и поэтому предполагалось, что за каждую услугу, оказанную русским, японцы, по принятому ими правилу, жестоко отомстят.
Переводчики штаба армии из студентов Восточного института имели недостаточный навык в разговорном языке, не знали многих терминов и являлись малоопытными в отношении с китайцами.
На случай дальнейшего отхода III армии к северу, в наиболее важных населенных пунктах необходимо было подготовить агентурную сеть заранее, дабы не повторилось положение какое было после Мукдена, когда во вновь занятом противником районе не осталось ни одного агента русской разведки.
И здесь вербовка агентов для высылки их в район расположения противника была поручена уже упомянутому выше чиновнику-китайцу. Вербовку он производил среди местных сельских грамотных жителей, а частью отыскивал агентов в ближайших к расположению штаба армии городах. Подавляющее большинство завербованных агентов работало из-за денег и лишь несколько человек, которыми руководило чувство мести за насилия, причиненные японцами их родным, была добровольцами.
По явке в штаб каждый агент ознакамливался старшим адъютантом, через переводчика, с приемами тайной разведки и с различными военными приметами, касавшимися способа узнать ту или другую часть. Все это производилось наскоро и в общих чертах.
Как только агент хоть немного усваивал нужные сведения, ему ставилась известная задача и он высылался в район расположения пр-ка.
Каждому высылаемому давалось удостоверение за подписью старшего адъютанта, с приложением гербовой печати. Удостоверение выдавалось на строго определенный срок, соответственно расстоянию, которое агент должен был пройти. В удостоверении указывалось, что агент имеет право пройти в сторону противника и обратно только по одному разу, а сам он предупреждался, что может идти только по указанному ему маршруту, так как на других пунктах удостоверение было недействительным.
Этой оговоркой надеялись избежать передачи удостоверения японской контрразведке, которая могла бы их использовать в своих целях.
Фамилия агента записывалась при отправлении в особую книгу; в ней же отмечалась поставленная ему задача, время высылки, а также приблизительный срок его возвращения.
На путевые расходы каждому агенту выдавалось по 50 коп. в сутки.
Строго определенного жалованья агентам не назначалось, так как опыт показал, что при таком способе оплаты ни один агент более или менее добросовестно не служил. Хотя бы условной добросовестности можно было достигнуть только системой выдачи наградных, увеличивая постепенно размер их, в зависимости от ценности доставленных сведений.
Агенты-ходоки высылались обыкновенно сериями по известным маршрутам серия за серией с промежутком в 2–3 дня. Делалось это, с одной стороны, для того, чтобы "вести разведку непрерывно", а с другой, чтобы иметь "возможность проверять работу одних агентов работой других".
Каждый агент обязывался принести из какого-либо пункта своего маршрута (обыкновенно – конечного и наиболее интересного) какое-либо вещественное доказательство своего пребывания в этом пункте. Такой мерой русская разведка надеялась хоть отчасти гарантировать себя в том, что агент был именно там, куда его посылала.
Из числа завербованных агентов некоторые стали после месячной работы более осмысленно относиться к выполнению поставленных им задач. Они приносили все, что могло дать хоть какую-нибудь возможность напасть на след группировки сил противника. Часто приносились письма, конверты, бандероли газет, бирки с ружей, части одежды с штемпелем части и пр.
Штаб III армии в то время верил в возможность нападения японцев со стороны Монголии и очень сильно этого опасался.
Поэтому для наблюдения за Монголией была создана специальная агентурная организация, во главе с офицером пограничной стражи, знавшим китайский язык. По словам авторов "отчета", этот офицер давал довольно сносные сведения о передвижениях японских разъездов поблизости от монгольской границы.
Подготовка контрразведки в районе Ш армии выразилась в следующем.
В пяти пунктах в тылу армии были посажены агенты-резиденты. На большой маньчжурской дороге был открыт маленький постоялый двор; на этой же дороге имелись два агента, которые периодически обходили все постоялые дворы этого важного участка и следили за проходящими китайцами.
Таким путем, с одной стороны, подготовлялись агенты-резиденты разведки на случай отхода армии к северу, а с другой, – устанавливался надзор за населением и появлением подозрительных личностей, служивших шпионами противника.
Одному из помощников старшего адъютанта была поручена организация второй линии наблюдения за тылом армии и в Монголии.
Отсутствие верных карт не позволяло контролировать движения агентов-ходоков, на которых, помимо их прямой задачи – сбор сведений о японцах, – возлагалось также составление маршрутов пройденных путей. Как люди совершенно неподготовленные для этой цели, они не могли дать правильного отчета о пройденных ими путях, почему совершенно не представлялось возможным составить более или менее правильную схему дорог, по которым проходили агенты. Все, что делали агенты, приходилось принимать на веру. Несколько лучше обстояло дело с назначением агентов-резидентов, ибо пункты выбранные для их постоянного местопребывания, имелись на русских картах и районы, которые обслуживались ими, были известны.
По смете на 1905 год на ведение агентурной разведки и контрразведки в течении первого полугодия было отпущено для III армии: 100.000 руб. и на наем переводчиков – 80.000 руб. Из этих сумм за все время существования армии было израсходовано на наем переводчиков – 12.000 руб. и на агентурную разведку и контрразведку – 18.000 руб., причем из них 12.000 руб. были израсходованы за время стояния армии на позициях по р. Шахе Число агентов-ходоков и их вознаграждение за второй период видны из следующей таблицы:
Количество агентов контрразведки и их оплата видны из следующей таблицы:
Из первой таблицы видно, что число высланных агентов-ходоков далеко не соответствует числу вернувшихся. Объясняется это тем, что многие из них попадали в руки японской контрразведки, многие же предпочитали ограничиться получением аванса и, не подвергая себя риску, оставаться в тылу противника.
Что же касается ценных донесений, то их в общем было немного Объясняется это отчасти тем, что японцы, после ряда неудач русских, стали пользоваться среди китайцев большим престижем, отчасти скрытностью и умением японцев охранять свои секреты, а также и неподготовленностью русских агентов.
К этому следует добавить, что, по мере постепенного расширения своего территориального влияния, японцы немедленно брали в свои руки – и при том весьма энергично – гражданское управление в районе своего тыла. Они без всякого стеснения сменяли китайскую администрацию и водворяли на места смененных своих сторонников. Все это помогало им бороться с русской агентурной разведкой.
Имея в своих руках администрацию и принимая на службу китайских солдат занятого им района, они могли без особых затруднений вести самый точный учет и надзор за населением, доходивший до того, что ими была устроена перепись всех деревень, занятых их войсками. Хозяин каждой фанзы имел особое удостоверение, в котором было указано число обитателей фанзы.
Наблюдение японцев за русскими шпионами дошло до того, что каждый китаец, не имевший удостоверения от местного старшины, не имел права появиться в поле. Малейшее подозрение влекло за собой арест. Если же китаец не мог вывернуться и доказать легальность своего появления в известном районе, его без всякого суда казнили, до зарывания в землю живым включительно.
Понятно, что при таких условиях число агентов-ходоков, желавших служить русским, с каждым днем уменьшалось. Некоторые из них, сходив один-два раза, отказывались от дальнейшей службы; другие же, довольствуясь получкой путевых денег, – исчезали.
Некоторые агенты, в большинстве случаев терроризированные японцами, не ходили вовсе в тыл противника, а предпочитали собирать сведения от прибывших с юга китайцев или от получивших оттуда письма.
Один из приемов, гарантировавших, по мнению руководителей агентуры штаба III армии, деятельность разведки, а впоследствии рекомендованный и штабом главнокомандующего, заключался в требовании счета из какой-либо лавки промежуточного или конечного пункта маршрута агента-ходока. Однако, после нескольких случаев приноса действительных счетов, агенты начали печатать поддельные счета. Обнаружена эта фабрикация была в Чженьяньтуне.
Подобный факт указывает, что по крайней мере 50 %, если не больше, агентов были вредны для дела. Остальная же половина служила более или менее добросовестно. К ним в большинстве случаев принадлежали те, за которых ручались богатые китайцы землевладельцы, рисковавшие своим имуществом и подбиравшие действительно надежных людей.
Для получения сведений о противнике требовалось 14–20 суток.
* * *
Постановка разведки в I и II армиях в общих чертах была такой же, как и в III армии. Так, например, штаб I армии получил при сформировании лишь 3-х агентов, из коих один находился в Японии, один в Китае и один – в Корее. Агенты эти давали сведения лишь о том, что делалось в тылу противника, а так как эти сведения шли окружным путем, через Китай, то всегда запаздывали и никакой ценности не представляли.
Штаб I армий в своем отчете указывал, что недостатка в агентах он не ощущал. Их можно было не только найти, но они сами предлагали свои услуги по разведке. Среди влиятельных китайцев (крупных коммерсантов, высокопоставленных чиновников и пр.) было, во-первых, много лиц, относившихся к японцам враждебно. Тут были представители семей, члены которых погибли в японо-китайскую войну 1894-95 гг. и которые предлагали русским свои услуги из чувства кровной мести; были представители крупных китайских торговых фирм, интересы которых настолько тесно были связаны с русскими интересами на Дальнем Востоке, что они готовы были содействовать, конечно, за хорошую плату, русским военным успехам. Так например, весьма крупный китайский коммерсант Тифонтай предлагал организовать агентурную разведку, но требовал за это несколько миллионов рублей, не давая при этом никаких гарантий в успешности этого дела. Такие лица, по словам отчета штаба I армии, были хорошо известны русской местной военной администрации. Обширные связи их с населением всех провинций и всего Китая делали их участие в агентурной разведке особенно желательным и полезным. Но штабу I армии в первое время отпускали на ведение агентурной разведки ограниченную сумму денег, и он не мог даже пытаться поставить работу при помощи этих лиц, ибо для этого требовалось сразу с самого начала затратить громадную сумму.
Разведывательное отделение штаба I армии, в отличие от штаба Ш армии не сочло нужным непосредственно заниматься агентурной разведкой, имея для этого, во-первых, что-то вроде посредников или вернее – подрядчиков, а во-вторых, взвалив всю тяжесть этого дела на штабы корпусов. Известно, что такими посредниками или подрядчиками, или как их официально называли – заведывающими тайной разведкой, – при штабе I армии состояли три офицера-восточника. Они работали по непосредственным указаниям разведывательного отделения штаба армии и посылали ему свои донесения. Однако, ничего существенного агентурная деятельность этих офицеров не дала.
После отступления русских от линии р. Шахэ к Сыпингаю, агентурная разведка штаба I армии совершенно развалилась и ее начали создавать опять заново. Развал этот штабные разведчики объясняли тем, что неожиданность отступления, якобы, помешала оставить в тылу противника агентов-резидентов, в то время, как разведывательные органы I армии и раньше таковых имели лишь в двух или трех пунктах. Кроме того, это внезапное отступление, якобы, так отразилось на симпатиях местного населения, что оно от готовности, служить русским перешло к готовности служить против русских – японцам.
Но и вновь организованная агентура I армии, с совершенно новым составом агентов (старые агенты во время отступления исчезли), давала крайне неудовлетворительные результаты. Донесения, отрывочные и противоречивые, не давали почти никакого материала для каких-либо выводов и могли служить лишь слабым подтверждением данных, добывавшихся войсковой разведкой и установленных документами. Так, например, одно время агентура армии довольно долго утверждала, что за армией Куроки стоит армия Нодзу. Этому в штабе армии поверили и приняли было соответствующие меры. Потом все это оказалось ложью.
Хотя разведывательные органы русской разведки и давали своим агентам задания доставлять японские газеты, выполнить это последним удавалось крайне редко. Следовательно, почерпнуть какие либо ценные сведения из японской прессы разведка не могла. Правда, здесь играло роль также и то обстоятельство, что японские газеты были крайне сдержанны и русская разведка, даже достав их, едва ли смогла бы почерпнуть из них что-либо ценное.
Разведывательное отделение штаба I армии и входящие в ее состав корпуса за время с 26 октября 1904 года по 1-е сентября 1905 года израсходовали на агентурную разведку 49.768 рублей.