Текст книги "Агентурная разведка. Книга первая. Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914-1918 гг."
Автор книги: Константин Звонарев
Жанры:
Cпецслужбы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
"Положение последних при таких обстоятельствах ныне представляется тем более трудным, что, не ограничиваясь вполне законными и лояльными мерами предосторожности, германские государства, – избравшие, по-видимому, борьбу с военным шпионством щитом, из-за которого они с успехом и без риска могут наносить укол за уколом русскому самолюбию, – в последнее время стали в широких размерах пользоваться для сего провокацией".
"При таких условиях представляется совершенно необходимым освободить наших военных агентов в Австро-Венгрии и Германии, хотя бы на время, от выполнения каких бы то ни было негласных поручений по разведке и предложить им впредь уклоняться от сношений с лицами, обращающимися к ним с предложениями указанного характера".
В заключение генерал-квартирмейстер предлагал ввести как правило, что разведка против Австрии и Германии и покупка секретных документов этих стран должны возлагаться в виде основной обязанности на военных агентов в Бельгии и Швейцарии, "в соответствии с чем должен производиться выбор лиц на означенные должности".
Начальник Генерального штаба, однако, нашел, что проектируемые мероприятия не оградят военных агентов от попыток их скомпрометировать и дело осталось в прежнем положении.
Военный агент в Вене находился в аналогичном положении с берлинским. Еще в сентябре 1906 года полковник Марченко писал генерал-квартирмейстеру, что "вследствие письма вашего от 12 сентября, докладываю, что приложу все усилия и умение, дабы исполнить желание начальника Генерального штаба по сбору сведений о крепостных маневрах.
"Считаю, однако, нравственным долгом доложить, что я лишен почти совершенно орудий действий".
"Честолюбие и корыстолюбие являются теми человеческими слабостями, на которых агент может строить систему своей разведки. Орден и рубль являются главными факторами реальной добычи материалов. Один дает, считая не позорным и удобным приобрести орден и сохранить свой внешний престиж (это обыкновенно наиболее ценный источник), другой просто берет. Как купец. Причем в этом в последнем случае он или хронический, постоянный, или мимо прошедший, случайный сбытчик.
"Я осенью прошлого года докладывал о желании одного, крайне ценного лица, у источника дел стоящего, за определенную месячную сумму открыть тайны оперативных секретов Австро-Венгрии. Это предложение было отклонено. Лицо это, по моим сведениям, теперь работает за счет Италии".
Далее он пишет, что денег ему отпускают на агентурную разведку крайне мало, что он не имеет возможности содержать даже одного постоянного агента. Поэтому он решил работать при помощи русских орденов. Но и здесь Марченко постигла неудача – в выдаче этих орденов ему было отказано. Марченко особенно волновался по поводу отказа наградить русским орденом адъютанта военного министра Австро-Венгрии майора Клингспора и поручика артиллерийского полка 27 дивизии Квойко, оказавших ему ценные услуги.
В октябре 1911 года военный агент полковник Занкевич, сменивший Марченко, телеграфировал генерал-квартирмейстеру, что для получения определенных и вполне точных сведений о военных приготовлениях Австро-Венгрии необходимо "прибегнуть к содействию негласной разведки, к организации которой и приступаю. Считаю нужным доложить, что подвергаюсь опасности быть скомпрометированным".
Ген. – квартирмейстер ген. Данилов счел возможным поддержать это паническое настроение Занкевича, ответив ему, что начальник Генерального штаба, признавая необходимым возможное усиление наблюдения за происходящим в Австро-Венгрии, "рекомендует, однако, вам полную осторожность".
Понятно, что получив такой "добрый совет" начальства, военный агент пошел по пути "наименьшего сопротивления". Но и здесь было больше неудач, чем удач. Так, в том же 1911 году Занкевич писал генерал-квартирмейстеру, что на больших австрийских маневрах участвовало довольно много "батарей с разобранными орудиями", приспособленными "для перевозки в гористой местности и по дурным дорогам". Однако, "подробно ознакомиться с устройством приспособлений для перевозки орудий в разобранном виде не удалось: состоящие при военных агентах австрийские офицеры принимали все меры, чтобы не допускать нас близко к этим батареям".
"Тем не менее удалось рассмотреть в бинокль такую батарею на походе и получить довольно ясное представление о способах перевозки орудий в разобранном виде".
Этот же военный агент в Австро-Венгрии в 1912–1913 гг. (полковник Занкевич) играл активную роль в деле вербовки агентов и в частичном поддержании связи с завербованными агентами, которыми руководило особое делопроизводство генерал-квартирмейстера Генерального штаба, старавшееся, как мы выше указывали, вести непосредственно разведку в соседних странах.
Из письма делопроизводителя Особого делопроизводства полковника Энкеля от 6/19/IХ 1912 года на имя Занкевича мы узнаем, что лейтенант австрийской службы чех Э. Навратиля имел на национальной почве "дело чести" и вынужден был покинуть военную службу. После этого он поехал в Белград и предложил сербам свои услуги в качестве осведомителя. Он рассчитывал быть полезным сербам, ибо знал австрийские мобилизационные распоряжения на случай войны против Италии и Сербии. Сербское военное министерство его предложения отклонило, направив его к русскому военному агенту полковнику Артамонову. Навратиля не имел совершенно денег. Сербы выдали ему на дорогу один франк… и посоветовали обедать в бесплатной столовой общества Красного Креста. Он пошел и на это унижение. При разговоре с Артамоновым Навратиля наивно по этому поводу заявил, что "в Австрии всегда дают на обратный проезд тем, которые являются с предложением подобных услуг, но почему-либо бывают не приняты". Артамонов выдал ему 50 франков и отправил в Вену.
Делопроизводителя Особого делопроизводства Ген. штаба Энкеля заинтересовал этот австрийский лейтенант. Узнав от Артамонова о нем все вышесказанное, Энкель дал указания Занкевичу. Он писал, что давно озабочен приисканием заграницей таких осведомителей, которые могли бы в военное время, с отъездом военных агентов, служить "нашими глазами и ушами на местах", а в мирное время следить за жизнью войск и проведением в жизнь на местах различных военных мероприятий и этим пополнять "нашу и вашу ориентировку", особенно в настоящее время".
Далее Энкель предлагал Занкевичу "осторожно прощупать" Навратиля, навести о нем кое-какие справки, выяснить его компетенцию и пожелания. Энкель полагал, что такой "бедняк охотно согласится поселиться там, где ему укажут, и работать в качестве осведомителя за 150–200 крон в месяц". Энкель был согласен даже никаких документов от него не требовать, лишь бы "от его глаза и ума в известном районе не ускользало бы ничего, что для нас имеет значение в предмобилизационный период и в военное время, и, конечно, и в мирное время".
В заключение Энкель просил Занкевича сообщить, в каком из узловых стратегических пунктов на албанском или сербском фронтах лучше всего поместить Навратиля. Последнему должны были быть поставлены следующие условия: 1) Принимается он пока на испытание без определенного срока, а вопрос о постоянной службе решается, в зависимости от результатов работы, через несколько месяцев. 2) Писать он должен возможно чаще (конечно, по обыкновенной почте), не подписываясь и соблюдая крайнюю осторожность при посылке своей корреспонденции. 3) Особо секретные сведения должны писаться между строк лимонной кислотой.
Несмотря, однако, на эти инструкции, Энкель пожелал сам встретиться с Навратилем и вызвал его в Петербург. Свидание состоялось в начале октября. Навратиль произвел на Энкеля очень выгодное впечатление и Энкель запретил ему при каких бы то ни было условиях впредь обращаться к Занкевичу, а поддерживать все сношения исключительно с Энкелем по обыкновенной почте – письмами, написанными лимонной кислотой.
Но уже 29 октября 1912 года Энкель писал Занкевичу, что "гость от Артамонова давно уже сидит у вас после свидания со мной здесь, но пользы пока не принес никакой, денег же клянчит усердно…"
На этом, как можно судить по переписке, и кончилось дело с Навратилем…
Аналогичная картина получилась и с другим, почти таким же образом завербованным, агентом под литерой "Я". Этого "Я", однако, эксплоатировали по двум линиям – Энкель и Занкевич. "Я", конечно, таким двойным подчинением был поставлен в крайне глупое положение. Энкель, например, приказывал ему сидеть на месте и собирать по заданиям сведения. Занкевич же приказывал ему отправиться в "осведомительную поездку". Агент терялся, не знал "какому богу" в конце концов служить. В результате раздумья он решил сообщить Энкелю по почте посредством лимонной кислоты, что Занкевич приказывает ему совершать поездки и спрашивал, как ему быть. Энкель увидел, что создалось пиковое положение и решил выйти из него следующим образом. Он в весьма вежливой форме написал Занкевичу, что "препятствий против поездок "Я" не имеет и что "он чрезвычайно рад, что выбор Занкевича пал на "Я", ибо до сих пор причин жаловаться на него у Энкеля нет, что у "Я" масса доброго желания, что он добросовестен, скромен, хотя и несколько легкомыслен, упоминая например, в своих письмах к Энкелю военного агента и т. д.
Давая разрешения "Я" совершать для Занкевича "осведомительные поездки", Энкель в то же время просил передать "Я", что он "с нетерпением ждет от него обещанных данных о жел. дорогах и особенно продолжения плана крепости Перемышль", для чего "отдано распоряжение Берлину купить и выслать ему фотографический аппарат и высланы авансом 6.000 рублей.
Спустя некоторое время Энкель уже начинает волноваться. Хваленый "Я" прислал лишь часть плана крепости Перемышль и уже требует новых авансов. Энкель пессимистически замечает: "… подбодрите его так, как по-видимому, он склонен к лени и… попрошайничеству…"
В начале 1913 года Энкель уже приходит в ярость. Дело опять касается "Я", который "ведет себя как мальчишка", – пишет Энкель Занкевичу. Во-первых, он "будирует за не высылку дополнительного вознаграждения за план Перемышля и со своей стороны задерживает высылку планов М-а (Миколаева. – К. 3.) и жел. дорож. документов. Между тем я твердо решил не сдавать в этом вопросе, ибо считаю, что мы вознаградили его по-царски (в общем 6.000 руб. за Перемышль), а во-вторых, убежден, что он в конце концов все-таки запросит пардона, так как сбыта своему товару не найдет, а в деньгах будет нуждаться. Позволю себе лишь просить вас при случае, если вы с ним увидитесь, заявить ему категорически, что наше решение непоколебимо и что вымогательство – дело не офицерское".
С целью заставить Энкеля пойти на уступки, "Я" сообщил ему, что он через посредство одного офицера австрийского Генерального штаба может доставить план стратегического развертывания австрийской армии на случай войны с Россией, на следующих условиях: за весь план 50.000 крон, из них 25.000 крон по высылке Энкелю документа. Энкель восклицает: "Неужели "Я" настолько наивен, что серьезно считает такие условия приемлемыми? Если увидитесь с ним, то не откажите его обругать и разъяснить ему всю глупость его предложения. Мы, конечно, не отказываемся приобрести предлагаемые документы и даже ничего не имеем против общей суммы, если он окажется годным и полным. Но, конечно, деньги за него мы заплатим лишь тогда, когда произведем соответствующую экспертизу, а для этого документ необходимо вывезти из Австрии на нейтральную почву.
В виде аванса – обеспечения интересов продавца – мы согласны непосредственно перед экспертизой дать ему до 1.000 рублей, – но и только. Далее, мы ставим следующие условия в обеспечение наших интересов: документ передается нам по частям, в зависимости от того, как он составлен, т. е. по дням или по корпусам. По каждой части производиться отдельная экспертиза и отдельный расчет, исходя из общей суммы в 50.000 крон за все. Если он не будет считаться с этими положениями, то мы не задумаемся выпустить его в трубу, так как свет, слава богу, еще не сошелся на нем клином"…
"Я" не уступал и настаивал на выполнении своих первоначальных условий. Казалось бы, что Энкель проведет свои угрозы относительно "выпуска в трубу" – в исполнение. Вместо этого он в феврале 1913 г. писал Занкевичу, что полагал бы желательным продолжать переговоры с "Я" с тем, чтобы "получить от него некоторую часть документов, по которой действительно можно было бы судить о достоинстве последних. Эта операция, однако, должна быть совершенно самостоятельной, безотносительно к вопросу о приобретении нами всего документа, т. е., другими словами, цена, которую вы уплатите за полученное, должна соответствовать реальной стоимости документов, как таковых, а не как части всего документа в совокупности".
Далее Энкель просит Занкевича указать "Я", что ему уже выдана сравнительно крупная сумма за совершенно негодные документы, а потому дальнейшим сношениям с агентом уместно было бы придать характер "требования реабилитировать себя и оправдать оказанное ему доверие, не неся с нашей стороны сколько-нибудь крупных дополнительных расходов".
По поводу же недоставки "Я" обещанных железнодорожных документов и плана Миколаева, Энкель просил Занкевича передать ему, что "неприсылка этих документов может угрожать ему совершенным прекращением каких бы то ни было дел с ним, т. к. эти поставки были условлены заранее и даже приняты во внимание при определении вознаграждения за Перемышль. Последний им действительно доставлен нам полностью, но внушает некоторое сомнения".
Как видно из письма Энкеля от 2 марта 1913 года к Занкевичу, "Я" действительно доставил часть плана "развертывания австрийской армии", предварительный осмотр которого дал такие результаты: "печати на документах, внушают серьезные сомнения, ибо носят… явные следы пера. Линии при накладывании каучуковой печати, могут сливаться, но раздваиваться – едва ли"…
Как мы видели, эта почти двухлетняя игра "в агенты военного времени" дала Энкелю за сравнительно крупную сумму денег – "совершенно негодные документы". Понятно, кроме того, что для военного времени ни один из указанных агентов не сохранился…
Необходимо, однако, отметить, что помимо указанных агентов Генеральный штаб имел в Австро-Венгрии незадолго до войны 1914–1918 гг. четырех весьма солидных агентов. Двое из них спокойно до сих пор проживают в Австрии и во время войны занимали там крупные военные посты. Мы их раскрывать не станем, тем более что они с началом войны от русской разведки отошли.
Полковники же австрийского генерального штаба – Редль и Яндржек были раскрыты австрийской контрразведкой задолго до начала войны.
Полковника Редля на почве его извращенных наклонностей завербовал русский военный агент Марченко и связал его с русским Генеральным штабом. Редль давал сведения 3–4 раза в год, но зато вполне исчерпывающие и по всем интересующим русский Ген. штаб вопросам. Деньги ему нередко пересылались из одной нейтральной страны в Вену на почтовый ящик. Эти деньги, о которых получила сведения австрийская контрразведка, и погубили Редля, занимавшего в то время уже должность начальника штаба корпуса в Праге. В 1913 году его служба в русской разведке была раскрыта и ему было предложено застрелиться, что он и сделал[44]44
См, Эгон Эрвин Киш – Падение полковника австрийского ген. штаба Редля.
[Закрыть]. Работал он в русской разведке около 7 лет.
Полковника Яндржека, работавшего в мобилизационном отделе Австрийского Генерального штаба, завербовал военный агент Занкевич. Встречи они устраивали в нейтральных странах. Яндржек проработал около трех лет и оказал русской разведке очень ценные и крупные услуги. Поручавшиеся Яндржеком крупные суммы денег вскружили ему голову. Он начал швыряться деньгами, благодаря чему попал на подозрение у контрразведки. Занкевич, желая спасти положение, вызвал Яндржека в нейтральную страну и пригрозил, что если тот не бросит швыряться деньгами, то он ему денег в руки не даст, а будет вносить на имя известной фирмы в заграничный банк. Однако, было уже поздно. В это время в Будапеште провалился агент русского Генерального штаба Бравура, что заставило австрийскую контрразведку насторожиться и произвести обыски у заподозренных лиц. Во время обыска у Яндржека под половицей нашли книжку, в которой им были отмечены все суммы, полученные им за разведывательную службу. Его присудили к пожизненному тюремному заключению…
О деятельности военного агента в Италии можно судить по имеющемуся в нашем распоряжении отчету за 1910 год. Из этого отчета видно, что военный агент агентурной разведкой не занимался. Так, в отчете не указано ни одного документа, ни одного сведения, которое можно было бы отнести к категории секретных.
Вообще в Италии военные агенты довольно часто менялись и, следовательно, не могли войти в курс дела даже разведки "посредством бинокля". Причины смены их были довольно разнообразны, а иногда и анекдотичны, как, например смена князя Волконского.
В 1913 году полковник князь Волконский был сменен за следующее "преступление". Во время празднования трехсотлетия дома Романовых Волконский находился в отпуску в Москве. Здесь "старинные" дворяне решили преподнести Николаю Романову верноподданнический адрес, который начинался словами "самодержавному". Волконский выступил на собрании этих "верноподданных" дворян и заявил, что Николай Романов – не самодержавный, ибо манифестом 17-го октября он законодательные свои права уступил государственной думе и что Россия – конституционная монархия. Ему "доказывали", что это не так, но он все же остался при своем мнении и отказался подписать адрес. На другой день появилась соответствующая статья в "Земщине" автору статьи фамилия "преступника" была неизвестна, он лишь установил, что этот "красный" был полковником Генерального штаба. Генеральный штаб начал поиски "преступника" и напал на его след, когда Волконский был уже в Риме. Ему предложили дать объяснения. Он подтвердил все наложенное в "Земщине" и добавил, что остается при своем мнении, т. е. что Николай Романов не самодержец. Тогда ему предложили подать в отставку. Волконский отказался. В дело вмешался Николай Романов и приказал прогнать Волконского с военной службы без "мундира и пенсии".
И лишь накануне войны 1914–1918 гг. в Рим прибыл новый военный агент – полковник генерального штаба Энкель.
На этом можно закончить обзор агентурной деятельности официальных военных агентов до начала войны 1914–1918 гг. Эти агенты, были, конечно, и в других, более мелких государствах, но их разведывательная деятельность там была до того незначительной, что останавливаться на ней не стоит.
Глава пятая. Агентурная разведка штабов Дальневосточных военных округов
Обследование агентурной разведки представителем Ген. штаба. – Работа Иркутского военного округа. – Агентурная работа Заамурского округа пограничной стражи. – Министерство финансов против агентурной разведки пограничной стражи. – Освещение хунхузов. – Офицерские разъезды. – Полевые поездки офицеров на территорию Китая. – Платные и бесплатные агенты. – Расходование денег не по прямому назначению. – Непосредственная агентура начальника штаба округа и исчезновение 13.000 рублей. – Агентурная разведка штаба Омского военного округа. – Пассивность русских консулов.
В начале 1910 года Генеральный штаб командировал на Дальний Восток делопроизводителя 5-го делопроизводства полковника Энкеля для обследования на месте постановки дела агентурной разведки. После возвращения из поездки Энкель представил подробный доклад, из которого мы приводим наиболее интересные данные.
Докладывая о разведывательной работе штаба Иркутского военного округа, Энкель писал, что инициатива и решение вопросов разведывательного характера всецело принадлежат окружному генерал-квартирмейстеру. Собственной агентурной сети за границей штаб не имел вовсе, если не считать двух казаков-торговцев, проживавших у южной оконечности озера Косогол (т. е. в районе, где не имелось никаких объектов разведки) и причисленного к Ген. штабу подъесаула Тонких, командовавшего для ценза сотней в Урге. Энкель считал характерным показателем отношения окружного генерал-квартирмейстера к вопросу организации разведки в том, что последний интересовался исключительно Монголией, в ущерб Маньчжурии, и в то же время не дал подъесаулу Тонких никаких инструкций, не отпустил ему ни одной копейки денег на разведку и совершенно не руководил его деятельностью.
Окружной генерал-квартирмейстер утверждал, что он принимал меры к подысканию агентов среди влиятельных монгольских князей и чиновников и таковые, якобы, были даже намечены, но заключение с ними условий до момента приезда Энкеля тормозилось недостатком денег, ибо эти лица требовали громадные суммы за свои услуги. Дабы выйти из этого положения, окружной генерал-квартирмейстер решил разведки не вести, а накапливать денег и заключить договор с намеченными монгольскими князьями, когда наберется соответствующая сумма.
Таким образом, источниками сведений о соседях для штаба округа являлись:
1. Русские правительственные агенты за границей, как-то: посланник в Китае, военные агенты в Японии и Китае, консула в Урге, Цицикаре, Гирине и Улясутае, Заамурский округ пограничной стражи и пограничный комиссар в Кяхте. Со штабом Приамурского округа связи не существовало.
2. Заграничная печать. Изучение последней, за исключением японской, для чтения которой имелся переводчик, было поставлено, по словам Энкеля, "весьма неудовлетворительно", ибо переводчиков китайского и монгольского языков при штабе не имелось, а чтение повременных изданий на европейских языках, вследствие заваленности отчетного отделения вопросами прямого его ведение, поневоле носило случайный, прерывчатый характер.
Изучением заграничных театров возможных военных действий штаб округа не задавался вовсе. Командировок офицеров на рекогносцировки пограничного района не производилось, так как, по мнению окружного генерал-квартирмейстера, штаб округа, якобы, не имел на то права; "в действительности же, – писал Энкель, – просто потому, что необходимость изучения маньчжурского театра была совершенно упущена штабом из виду". В подтверждение такого мнения может быть приведен случай совершенно бесполезного в военном отношении командирования в северо-западную Монголию в 1907 г. Ген. штаба капитана Михеева, в составе научной экспедиции, с огромными расходами из средств, отпущенных на разведку. Командировка эта, с одной стороны, указывает на совершенно превратное понимание цели заграничных командировок, а с другой – противоречит вышеупомянутой мотивировке окружного генерал-квартирмейстера.
Штаб округа, получая в год на агентурную разведку лишь З.000 руб. – ухитрился к 1-му января 1910 года сэкономить 6.150 руб.
Агентурную работу Заамурского округа пограничной стражи Энкель признал весьма и весьма слабой. Причины этого явления он видел, во-первых, в резко выраженном несочувствии широкой разведывательной деятельности округа со стороны министерства финансов (пограничная стража находилась в подчинении этого министерства), во-вторых, – в крайней недостаточности средств, отпускавшихся округу на разведку, и в третьих, – в трудности выполнения некоторых разведывательных задач при тогдашнем положении дел в Маньчжурии и при отношении китайских властей к русским.
В ответ на ходатайство штаба округа об отпуске ему соответствующих его задачам средств на агентурную разведку, министерство финансов в просьбе отказало, указав на желательность ограничить разведку округа пределами надобности по охране железной дороги от налетов хунхузов; трату же отпускавшихся округу средств на военную разведку в широком смысле этого понятия министерство финансов считало излишней. Хотя начальник округа это последнее указание оставил без внимания, тем не менее выяснившийся взгляд министерства финансов неблагоприятно повлиял на агентурную работу штаба, так как, получив отрицательный ответ министерства финансов, штаб округа приступил к увольнению агентов по военной разведке, имевшихся у него со времени русско-японской войны.
От Управления Китайско-Восточной железной дороги штаб Заамурского округа пограничной стражи получал на ведение агентурной разведки ежегодно по 7.000 рублей. Из этой суммы большая часть уходила на освещение хунхузов и на наем переводчиков.
Ко времени приезда Энкеля штаб округа собирал сведения следующим образом.
К разведке были привлечены офицеры округа, снабженные соответствующими инструкциями и материалами для изучения страны. Кроме того, все начальники разъездов, даже из солдат, непрерывно объезжавшие в целях охраны прилегавшую к дороге 25-ти верстную полосу, обязаны были представлять как своему непосредственному начальству, так и в отчетное отделения штаба округа, отчеты о виденном и слышанном.
В Мукдене и Куанченцзы были учреждены небольшие разведывательные бюро, во главе которых были поставлены лица из числа чинов округа, зарекомендовавших себя способными к разведке, любящими это дело и знающими китайский и японский языки. Этим лицам отпускались небольшие денежные суммы на ведение разведки.
В случае необходимости конвоировать кого-либо из сотрудников русского консульства, служащих Китайско-Восточной железной дороги или русско-китайского банка вглубь страны, во главе конвоя ставился соответствующий офицер, которому придавалось несколько специально подготовленных солдат-разведчиков.
Для разведки в районах, прилегающих к р.р. Сунгари и Нонни, во время навигации привлекались крейсера округа.
Изучались наиболее серьезные и осведомленные газеты, издававшиеся на Дальнем Востоке на корейском, японском, английском, немецком и французском языках.
Для подготовки разведчиков (войсковой разведки) из рядовых солдат был введен соответствующий отдел в курс существовавших в округе школ китайского, японского и монгольского языков.
Для обеспечения возможно полной осведомленности обо всем, совершаемся вне пределов непосредственного наблюдения чинов округа, штаб установил обмен сведений с русскими военными агентами в Китае и Японии, с консулами в Гирине, Цицикаре и Инкоу, со штабами Приамурского и Иркутского военных округов и с коммерческим отделом Китайско-Восточной железной дороги.
В частности, для сбора военно-статистических и военно-географических сведений о Маньчжурии принимались следующие меры.
Всем офицерам округа были разосланы инструкции и анкетные листы по сбору статистических данных о всех населенных пунктах, лежавших в полосе отчуждения железной дороги.
Была установлена связь с гражданскими учреждениями в Маньчжурии, в которых сосредотачивались статистические материалы.
Несмотря на неизменные протесты китайцев, каждую весну организовалась массовая посылка офицерских разъездов (до 30) на 150–200 верст вглубь страны для рекогносцировки различных путей и сбора статистических сведений.
Почти ежегодно организовались полевые поездки офицеров округа в районе железной дороги.
Штаб Приамурского военного округа, по словам Энкеля, агентурной сетью заграницей вовсе не располагал. Разведка в пограничной с Китаем полосе была им возложена на станичных атаманов, но никаких результатов не давала. Энкель объяснял безрезультатность агентурной работы этих атаманов тем, что дело это для них являлось совершенно новым, что штаб округа никаких инструкций им не дал. Кроме того, ведение разведки было вменено им в служебную обязанность, а потому «являлось по идее бесплатным», хотя и было предположено возмещать произведенные атаманами расходы и выдавать денежные премии за выдающиеся по ценности сведения.
Для сбора сведений по Корее в распоряжении штаба округа имелись два агента из корейских эмигрантов, – по словам Энкеля, "настолько скомпрометированных, что для активной разведки за границей они являлись совершенно непригодными”. Один из них, – бывший переводчик русского консульства в Сеуле, – официально числился переводчиком штаба округа. Другой, – бывший офицер корейский войск, – находился постоянно во Владивостоке и работал по агентуре сдельно. Оба эти агента находились, якобы, в близких отношениях с руководителями партизанского движения в Корее, пользовались там популярностью и большим влиянием, как у себя на родине, так и среди корейского населения южно-уссурийского края. Исходя их этого, штаб округа предполагал, что они являются весьма полезными, как посредники между русскими и партизанами, как сборщики сведений не только опросным путем, но и через своих корреспондентов заграницей, а также как вербовщики.
Помимо этих платных агентов, штаб округа имел агентов бесплатных в лице известного в то время корейского патриота Ли-помьяна – организатора партизанского движения на севере Кореи, снабжавшего это движение деньгами и оружием, а также в лице одного из наиболее выдающихся предводителей партизан в том же районе.
Статистической разведкой заграничных театров военных действий штаб округа не занимался. Командировки офицеров, преимущественно восточников, в Корею и Маньчжурию никакой связи с указанной задачей не имели и с точки зрения разведки являлись совершенно бесцельной и непроизводительной тратой средств.
Изучение дальневосточной печати было поставлено крайне слабо, вследствие отсутствия переводчиков и загруженности разведывательного отделения штаба округа посторонней работой.
Штаб округа обменивался материалами со штабом Заамурского округа, с консулами в Цицикаре и Гирине и с военными агентами в Китае и в Японии.
В смысле снабжения средствами этот штаб округа находился в блестящем положении. За время с 27 марта 1896 г. по 31 декабря 1909 года он получил на ведение разведки 51.000 руб. Однако, из этой суммы было израсходовано всего лишь 25.610 руб. по прямому назначению; 15.639 руб. были израсходованы на надобности, ничего общего с разведкой не имевшие, и 9.735 руб. оставались в кассе.
Отношение к деньгам, отпущенным на разведку, характеризуется следующим фактом. Начальник штаба округа ген. Дебеш изъял из кассы в свое полное и безотчетное распоряжение около 13.000 рублей. Как хранились эти деньги, на какие надобности и сколько из них расходовалось, – ни генерал-квартирмейстер, ни старший адъютант не знали. В ноябре 1909 года ген. Дебеш с должности был снят и донес Главному управлению Генерального штаба, что "из сумм, отпущенных штабу округа на ведение разведки, к 1-му января 1910 г. остается не более 500 руб.", фактически же, не считая сумм, взятых ген. Дебеш, остаток составлял 9.720 руб. Сдавая окружному генерал-квартирмейстеру этот остаток, ген. Дебеш передал ему и свою приходо-расходную тетрадь по суммам на разведку, в которой обращали на себя внимание нижеследующие обстоятельства: