Текст книги "Бригантина, 66"

Автор книги: Константин Паустовский

Соавторы: Лев Скрягин,Виктор Некрасов,Геннадий Снегирев,Иван Соколов-Микитов,Маргарита Алигер,Юрий Александров,Вадим Загорский,Владимир Стеценко,Л. Волоновский,Джемс Даген
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Макушка башни отвалилась, стена растрескалась, и вал с глазницами бойниц в метинах, выщербленный.

Напротив другая башня, с остатками развалившейся крепости.

И крепость, и башни, оцарапанные пулями, и напластованные горы, казалось, хранили в своей замурованной тишине какую-то тайну.

Невольно ждешь, что камни оживут, наконец, от накопленной веками боли и раскроют то, чего еще никто не знает.

Но, посеченные свинцом, камни молчат, как надгробные плиты.

Старик Лекка не знает точно, сколько ему лет, но он помнит еще времена, когда эти башни огрызались ответным огнем, он помнил Коста Хетагурова, приехавшего в долину на охоту, чтобы здесь, в стороне от «всевидящих глаз и всеслышащих ушей», набраться здоровья и сил и, обретя любовь, снова петь борьбу.

И сейчас, на десятом десятке своих лет, Лекка делал то, что делал в шестнадцать: он косил сено для скотины, заготовлял корм на зиму.

Косил он, привязывая себя к стволу дерева, чтобы не свалиться под откос: здесь все отвоевываешь у гор.

Старик Лекка, высохший, легкий, выветренный, как будто из одной пористой дубленой кожи, на которой живые, цепкие, все замечающие глаза. Когда он улыбнулся, то и горы и эта башня, казалось, уже не имели того значения, которое мы и исторические хроники им приписывали. Лекка что-то сказал и развел руками.

Георгий перевел:

– Лекка извиняется, что заставил нас ждать. Он не знал, что у него гости. А когда узнал, то рад, что…

Старик опять заговорил по-своему.

– О! Салям алейкум, – воскликнул Георгий, – он приглашает нас к себе, в саклю.

Низкий потолок, узкое окно. Нет ни одного предмета, который служил бы украшением.

Кто-то из нас спросил:

– Почему дают башням разрушаться? Ведь это памятники древности.

Очевидно, старику это прошлое не столь было дорого, как молодым, знающим о прошлом только по картинкам и учебникам.

Старика Лекка вопрос развеселил. Он не засмеялся, а только сморщился, но так, что было видно – смеется глазами, морщинами, подпрыгивающей бровью.

Он сказал не то всерьез, не то в шутку:

– Эти башни нужны были тогда, когда нужны были храбрые люди.

– Разве сейчас нет храбрых людей? – спросил я. Георгий перевел мой вопрос.

Старик подумал и ответил:

– Теперь не та храбрость нужна. А эти башни нужны были тогда. Я жил и на плоскости, – сказал Лекка и, как бы поясняя то, что он хочет сказать, добавил: – И там, на плоскости, у меня не было врагов.

Георгий переводил:

– Лекка говорит: дружба зависит от самого человека. Лекка говорит: в дружбе тогда живешь со всеми, когда отдаешь больше, чем берешь, а больше даешь тогда, когда любишь и хочешь, чтобы и тебя любили.

Лекка покачал головой.

– Слишком много ненависти, слишком много.

И мне вдруг открылся смысл тишины, замурованной в башнях.

И я вдруг почувствовал горы как нечто живое, теплое, родственное, почувствовал сопричастность человеческой жизни.

И зря старик Лекка, как передал нам потом Георгий, сокрушался, что в доме у него ничего не было к нашему неожиданному приходу особенно вкусного, чем бы он мог нас угостить.

Карабкаемся выше в горы. Солнце бьет прямо в лицо, а спину сводит осенним заморозком.

Кажется, перешагни через первый попавшийся бугор, и ты уже за перевалом.

Чабан в бурке, с палкой. Он поет, то усиливая, то приглушая один и тот же мотив, заунывный, степной: то убаюкивает самого себя, то будит.

Из сказания: Асхар получил весть – сильно заболела мать. Он поскакал к матери, не щадя ни скакуна, ни себя, чтобы успеть застать мать в живых.

На дороге лежал, скорчившись, человек и стонал. Асхар спешился и увидел, что если бросить человека, то человек пропадет.

Он уложил человека поперек лошади и привез в селение. Ему пришлось сделать крюк в сторону от дороги.

Проезжая аулом, Асхар увидел дым, услышал вопли женщин. Что-то горело. Асхар хотел проскочить мимо, но сила, что гнала его вперед, заставила свернуть на крики. Он вынес из горевшей сакли ребенка.

Матери он не застал в живых. Она все смотрела на дорогу, и соседка сказала ему, что мать только что закрыла глаза. И ему казалось – он совершил в жизни самое страшное, что может быть, – предал мать, не протянул ей руки, чтобы удержать ее на земле. Он не дал бы ей уйти так сразу.

И приговорил Асхар тогда себя к самоуничтожению. Вся жизнь обессмыслилась и обезвкусилась для него, потому что он самому себе стал кровным врагом. И он, угасая, умертвлял себя голодом.

И узнал бог, почему Асхар не застал своей матери в живых, и воскресил тогда ему мать, чтобы вернуть человеку душу и не убить в человечестве совесть.

Значит, люди не только оправдали Асхара, но и обессмертили.

Селение из трех саклей – Калаки. Здесь, в дощатом сарае, расположился туристский бивак. Еще немного – и мы за перевалом.

А там – море?

Мы, словно достигнув великой цели, начали от радости бороться с местными, обступившими нас юркими мальчишками.

…Солнце еще не поднялось из-за гор, но все распрямилось, потягиваясь спросонья.

Отары овец. Дымки – стоянки чабаньи.

Это перевал.

Может быть, мы бы и отметили криком «ура» наше восхождение, если бы у нас не пересохло горло. Ели снег, разбавляли воду снегом и пили снеговую кашу – все равно хотелось пить, пить, пить.

Потом катались по обледенелому насту.

Наконец-то над нами только солнце и небо.

Шаг вниз – и мы в Грузии. И все выглядит по-другому – все золотисто: и горы, и долины, и реки, и небо, и стога, и все прямо на глазах увеличивается в размерах: и цветы, и деревья, и свиньи, и куры, и коровы.

Там, за спиной, отвоевывали жизнь у скал, здесь же горы казались только роскошным украшением. Обволакиваемые голубой, сизой дымкой, горы весело сверкали снежными вершинами. Мягкие горы.

И перед такой щедростью природы хотелось и самому быть как-то щедрее.

В нас словно вселился бес передвижения. Пробегаем вокзалы, наскоро перехватываем чего-нибудь пожевать в столовых.

Все словно бежит под наклонную, и мы скользим по этой наклонной – к морю, к морю!

Дорога все укорачивается, позади горы и руки, провожающие нас; ночь и день смешиваются в нашей последней стометровке. А вот и финишная лента.

В проулке мы увидели белое тело парохода с красной полосой, с закопченными трубами.

Море…

Море в граните, но не затихает прозябая.

Море не знает, что такое сдача в плен.

Море постоянно, вечно огрызается, набрасывается в беге на гранит с угрожающим гулом и откатывается назад только для нового разбега, чтобы тут же снова броситься еще яростнее на гранит.

Непокоренное море, никогда не покоряющееся море, независимое, живущее своей собственной жизнью море.

Волны, вспухая, накатываются и накатываются.

Море обороняется только одним способом – наступлением.

А за спиной невидные в синем разливе гор тропинки, дороги, уводящие нас через перевалы к мятежному морю и возвращающие нас самим себе – к годам нашей юности, молодости.

Л. Скрягин

СЧИТАЮТСЯ ПРОПАВШИМИ БЕЗ ВЕСТИ

1. ПОСЛЕ ТРЕХ УДАРОВ КОЛОКОЛА

В залах английской страховой корпорации «Ллойд» в Лондоне целый день царит напряженная деловая атмосфера. Здесь страхуют морские суда, начиная спортивной яхтой и кончая супертанкером водоизмещением свыше 150 тысяч тонн. В главном зале огромного здания на Лайм-стрит, где ведется учет застрахованных судов различных стран и отмечаются колебания курса страховки, гул тысячной толпы клерков напоминает шум огромного пчелиного улья.

Неожиданно под высокими сводами центрального зала раздается удар звонкого колокола. Это необычный колокол. Более века назад его подняли с затонувшего во время шторма в 1799 году фрегата «Лютин», груз которого в виде золотых монет и слитков серебра был застрахован «Ллойдом». Решив в 1896 году увековечить память о фрегате, страховщики подвесили колокол в зале.

Бьет колокол… шум толпы мгновенно затихает, клерки отрывают глаза от деловых бумаг и внимательно слушают. Одетый в красный плащ глашатай поднимается на кафедру и сообщает, что такое-то застрахованное «Ллойдом» судно в должный срок не прибыло в порт назначения. Один удар колокола говорит клеркам о том, что в записях нужно сделать соответствующую отметку об упомянутом корабле. Если выяснится, что судно погибло, его владельцу надлежит получить страховое возмещение. Чтобы узнать подробности о названном глашатаем судне, страховщики помещают в тот же день объявление в газете корпорации «Ллойдз лист энд шиппинг газетт». Если спустя несколько недель сведений о судне в «Ллойд» не поступит, то название этого судна заносятся в список «Суда для расследования», а газета в течение недели публикует этот список.

Два удара колокола говорят страховщикам о том, что в общество поступили хорошие вести – один из 1600 агентов «Ллойда», работающих в разных портах земного шара, сообщил, что застрявший где-то пароход, наконец, нашелся.

Но когда все реальные сроки ожидания проходят, а об исчезнувшем судне по-прежнему нет сведений, под сводами центрального зала раздаются три удара колокола «Лютина», напоминающие унылый похоронный звон. Глашатай объявляет, что с этого момента такое-то застрахованное в «Ллойде» судно считается пропавшим без вести. Эта традиция колокола «Лютина» исключает путаницу в списках десятков тысяч застрахованных в «Ллойде» судов.

Англичане в шутку говорят, что простая чашка кофе родила крупнейшую в мире страховую корпорацию. Действительно, основателем английского «Ллойда» в 1716 году был содержатель кофейни – Эдвард Ллойд. Он начал страховать суда посетителей, которые собирались в его кофейне. «Ллойд» как независимая организация был учрежден специальным актом английского парламента в 1871 году. Корпорация всегда остается в барыше. Ведь кораблекрушения случаются гораздо реже, чем благоприятный исход рейсов всех застрахованных в «Ллойде» судов.

Все застрахованные в «Ллойде» суда тоннажем от 100 регистровых тонн в случае гибели заносятся в так называемые «книги кораблекрушений». Они делятся на ряд разделов: «погибшие на мели», «затонувшие в море», «погибшие в результате столкновений», «сгоревшие и взорвавшиеся». Сюда записывают суда, о гибели которых имеются соответствующие точные сведения. Но когда колокол старого фрегата «Лютин» бьет три раза, суда заносятся в особые книги – «Считаются пропавшими без вести». Это большого формата книги в красных сафьяновых переплетах. В каждой из них по 200 страниц.

Первая «красная книга «Ллойда» была начата в 1873 году. Прошло всего два года и два месяца, как все строки ее огромных двухсот страниц были заполнены названиями бесследно исчезнувших в море судов… В основном это были старые деревянные парусники, «плавающие гробы», перегруженные сверх нормы. Потом записями заполнилась вторая, третья, четвертая… четырнадцатая книга. Причем на заполнение «красных книг» с годами требовалось все больше и больше времени. Люди стали больше уделять внимания вопросу непотопляемости и остойчивости судов, совершенствуя противопожарные средства и пр. Правила конструирования судов были утверждены международными морскими конвенциями.

Если на заполнение первой «красной книги» потребовалось всего два года и два месяца, то четырнадцатая книга такого же объема заполнялась четверть века. Ее начали 10 июля 1929 года и закончили 22 декабря 1954 года. В книгу не заносились суда, пропавшие без вести во время второй мировой войны. Но тем не менее в эту книгу записано 222 судна! – это страшная цифра. Она означает, что за четверть века человечество 222 раза расписалось в своей полной беспомощности перед стихией моря.

Эксперты по вопросам аварийности торгового флота и специалисты в области кораблестроения не только не смогли установить причину гибели этих судов, но не в силах даже найти место, где они погибли… В наши дни продолжается заполнение пятнадцатой «красной книги «Ллойда». В нее занесено уже около ста судов. Перелистывая пожелтевшие от времени страницы «красных книг «Ллойда», невольно вспоминаешь строчки из «Зеркала морей» Джозефа Конрада: «Никто не возвращается с исчезнувшего корабля, чтобы поведать нам, сколь ужасной была его гибель, сколь неожиданной и мучительной стала предсмертная агония людей. Никто не расскажет, с какими думами, с какими сожалениями, с какими словами на устах они умирали…»

2. РЖАВЫЙ ЛИСТ СУДОВОЙ ОБШИВКИ

В середине 1909 года мир облетела весть – новый английский пассажирский пароход «Уарата», совершая свое первое плавание из Австралии в Англию, исчез со всеми находившимися на нем людьми у берегов Южной Африки. Если не считать гибели «Титаника», ни одна из морских катастроф не вызвала такой сенсации в мировой прессе, как история, связанная с этим пароходом. Пятьдесят лет загадочные обстоятельства исчезновения этого судна оставались одной из величайших тайн океана.

«Уарата» был построен по заказу известной английской судоходной фирмы «Блю энкор лайн» в Шотландии в 1908 году. Это был большой, надежный пароход, рассчитанный на дальние океанские рейсы. Он мог принять несколько сотен пассажиров и более десяти тысяч тонн груза. В те годы «Уарата» считался одним из самых больших в мире торговых судов.

После сдачи заказчику пароход, успешно выдержав ходовые испытания, совершил плавание в Австралию. Возвращаясь в Европу, «Уарата» взял на борт в Аделаиде 6500 тонн груза: зерно, муку, жиры, кожи и свинец. Пароход зашел в южноафриканский порт Дурбан, где пополнил запас угля. Через три дня судно, имея на борту 211 человек пассажиров и команду, снялось с якоря и взяло курс на Кейптаун. Это было вечером 29 июля 1909 года… После остановки в Кейптауне «Уарата» должен был идти в Лондон. С тех пор пароход больше не видели. Сначала думали, что он просто задерживается из-за какой-нибудь неисправности в машине (радио на «Уарате» не было). Вспомнили случай с новозеландским пароходом «Уайкато», у которого в 1899 году во время плавания из Англии в Австралию переломился гребной вал. Судно, не имея парусов, находясь всего в 180 милях от Кейптауна, случайно было замечено лишь спустя три с половиной месяца после аварии.

Проходили дни, недели, прошло два месяца, а «Уарата» не давал о себе знать.

Поиски, организованные на третий месяц, не дали никаких результатов. Судно вместе с 211 пассажирами и командой таинственно исчезло.

Последним, кто видел «Уарату», был экипаж английского грузового парохода «Клан Макинтайр», «Уарата» обогнал его по выходе из Дурбана.

Дело начинало принимать характер сенсации. Пароход «как в воду канул». И действительно, если «Уарата» по каким-либо причинам затонул, то куда же делись люди? Ведь они могли спастись на шлюпках. На судне было 17 спасательных шлюпок, рассчитанных более чем на 800 человек, деревянные плоты, спасательные круги, около 1000 пробковых поясов! А во время поисков не было обнаружено ни одного плавающего на поверхности океана предмета! Это было загадкой.

Австралийские и английские газеты стали заполняться различными предположениями и самыми невероятными «разгадками» тайны. В печати появилось сообщение капитанов английских пароходов «Инсизва» и «Тоттенхэм» о том, что 11 августа в районе порта Ист-Лондон они видели плававшие в море человеческие трупы. Однако при проверке вахтенных журналов разница в координатах этих двух пароходов составляла около ста миль. Вскоре в Лондон пришло еще одно сообщение. Капитан английского парохода «Хорлоу» заявлял, что 27 июля в 17 часов 30 минут, находясь близ мыса Гермес (мимо которого должен был пройти «Уарата»), он видел нагонявшее его большое судно, которое упорно следовало за ним в течение двух часов. В 19 часов 15 минут того же дня англичанин отчетливо видел два топовых огня и красный огонь левого борта этого судна. Примерно 35 минут спустя за кормой в ночной дали он увидел две сильные вспышки пламени, взметнувшегося в ночное небо на 300 метров. При этом был слышен отдаленный гул. Затем огни неизвестного парохода исчезли, и никакое судно больше на горизонте не появлялось. Сообщению капитана «Хорлоу» противоречило заявление смотрителя маяка на мысе Гермес. Маячный смотритель, наблюдая за морем, не видел в эту ночь ни вспышек, ни огней второго судна и не слышал гула.

С каждым днем пресса, получая все новые факты, выдавала читателям все больше подробностей, «проливающих свет» на таинственное исчезновение парохода. Появились и поддельные документы, повествующие о разыгравшейся у берегов Южной Африки драме. Зная, сколько романтики хранит в себе «бутылочная почта», тайной исчезновения «Уараты» воспользовались ловкие дельцы. За короткий срок на побережье и в «море были «найдены» и проданы коллекционерам почты Нептуна четыре бутылки с записками, якобы написанными в момент гибели «Уараты». Четыре записки – четыре различные версии о гибели одного и того же судна. Даты, координаты и причины катастрофы противоречат друг другу. Две, записки написаны одним почерком. Ни одной из четырех подписей не было ни в списке пассажиров, ни в списке экипажа «Уараты». Вскоре на страницах газет появился рассказ пассажира с «Уараты» – Клауда Сойера, директора одной из английских торговых фирм.

Во время плавания из Аделаиды в Дурбан Сойеру показалось, что пароход как-то странно ведет себя на волне. По его мнению, плавность бортовой качки должна была свидетельствовать о низкой остойчивости судна. Своими соображениями Сойер поделился с третьим помощником капитана «Уараты». Тот подтвердил его мнение и по секрету признался, что еще после первого плавания в Австралию хотел именно из-за этого списаться с парохода, но побоялся потерять службу в компании «Блю энкор лайн». За несколько дней до прихода «Уараты» в Дурбан Сойеру три ночи подряд снился один и тот же сон: за ним гнался рыцарь, закованный в окровавленные доспехи, размахивая длинным мечом… Вспомнив беседу с третьим помощником о том, что «Уарата» очень валкий пароход, с плохой остойчивостью, подсчитав к тому же, что «Уарата» был тринадцатым по счету судном, на котором он совершал свою деловую поездку, и считая сон дурным предзнаменованием, Сойер сошел на берег в Дурбане. Через месяц после исчезновения парохода «загадочный» сон Сойера по телеграфу был передан в Австралию, Европу и Америку – падкая на сенсацию пресса получила дополнительную пищу. Но тайна продолжала оставаться тайной. Никто не мог ответить, что же все-таки случилось с пароходом и где он. Волны не выбросили на берег ни спасательного круга, ни обломка с исчезнувшего парохода.

15 декабря 1910 года в Лондоне, в Вестминстерском соборе собралась официальная комиссия по расследованию исчезновения «Уараты». В ее состав входили лорды Адмиралтейства, старые опытные капитаны, инженеры, профессора, кораблестроители. Рассмотрение чертежей парохода, пересчет его остойчивости, критический анализ его мореходных качеств – все это заняло больше года. Но ответа на вопрос «Где пароход?» не было. Комиссия подтвердила, что «Уарата» был построен в соответствии с требованиями высшего класса английского Регистра Ллойда – «4-100А1». Единственным, что могла сообщить комиссия, было предположение: «Пароход погиб во время шторма 28 июля 1909 года. По всей вероятности, он, потеряв остойчивость, перевернулся и затонул».

Но, несмотря на всю компетентность комиссии, это был не ответ, а лишь предположение. К такому предположению мог прийти каждый. Раз пароход не объявился ни в одном порту мира и его не нашли в океане, естественно, он затонул. И по-видимому, затонул внезапно, получив огромную пробоину или опрокинувшись вверх килем, не оставив никаких следов на поверхности океана. Но каковы были причины гибели судна, его экипажа и 211 пассажиров, на этот вопрос никто не мог дать ответа.

Дело об исчезновении парохода «Уарата» было прекращено 22 февраля 1911 года. Репутация фирмы была подорвана – пассажиры отказывались покупать билеты на суда компании «Блю энкор лайн». Чтобы не разориться, компания вынуждена была «выйти из игры», распродать свои пассажирские суда и впредь перевозить только грузы.

Шли годы… Летом 1955 года пилот самолета Южно-Африканского Союза, совершая патрульный облет побережья в районе порта Сент-Джонс, недалеко от берега, близ подводных рифов, заметил большую странную тень на дне моря. По его мнению, это был корпус большого затонувшего парохода. Летчик сделал об этом сообщение представителям печати. На следующий день, пролетая по этой же трассе с журналистами на борту, он не мог заметить видимый им накануне силуэт парохода. Возможно, пилот не сумел вывести самолет на ту же трассу, или море было не столь гладким и прозрачным, или лучи солнца освещали дно не под тем углом, как в первый раз. Одним словом, с воздуха этот таинственный силуэт никто уже после не видел. Правда, скептики не хотели и думать, что это мог быть «Уарата». Они говорили, что близ южной оконечности Африки во время второй мировой войны погибло немало судов, на дне много старых корпусов. Прошло еще три года. Летом 1958 года капитан одного рыболовного судна, промышляя рыбу в 60 милях на запад от Дурбана, близ устья реки Умзамби, обнаружил эхолотом большое затонувшее судно. Место находки совпадало с местом, где был замечен с самолета силуэт парохода (недалеко от порта Сент-Джонс). Через некоторое время со дна моря удалось с помощью храпкового ковша поднять ржавый лист обшивки корпуса. Специалисты шотландской судостроительной фирмы «Барклай Кэрл», где в 1908 году был построен злополучный пароход, тщательно исследовали эту находку. Анализ качества стали, толщина листа, его форма, расположение отверстий для заклепок и форма нескольких сохранившихся в них заклепок свидетельствовали о том, что найденным судном мог быть пароход «Уарата». Именно такие листы фирма ставила на свои суда до начала первой мировой войны.

Таким образом, факт гибели судна был подтвержден и место гибели установлено. Теперь дело за водолазами, они должны помочь установить причину гибели парохода. Пока же организованных экспедиций на «Уарату» не проводилось. Частые штормы в этом районе побережья и стаи акул мешают аквалангистам-любителям проникнуть на затонувший пароход и полностью раскрыть его тайну.

3. СЕМЬ СКЕЛЕТОВ В ПУСТЫНЕ НАМИБ

Даже у старых «морских волков» этот корабль вызывал чувство приятного изумления. Бывалые, видавшие многое на своем веку моряки были восхищены, увидев прибывший ранним сентябрьским утром 1921 года на внешний рейд датской столицы парусный корабль «Копенгаген»» Сверкающее краской и белоснежными парусами судно привлекло к себе внимание жителей города своими исполинскими размерами.

Если говорить точно и выражаться языком моряков, то это не был корабль в правильном понимании этого слова. «Копенгаген» по типу парусной оснастки был барком, причем не обычным трех– или четырехмачтовым барком, а пятимачтовым. Это значит, что первые четыре мачты несли прямые паруса, а последняя, пятая – косые. Такие суда строили очень редко. За всю историю парусного судостроения их было всего пять.

В этой пятерке «Копенгаген» был третьим в мире по величине. По площади парусности он уступал немецкому «Потози», а по водоизмещению – французскому «Франс». Построили его в Шотландии, на верфях «Рэмедж энд Фергюсон» по особому заказу Датской Восточно-Азиатской судоходной компании. Судно предназначалось для перевозки грузов и подготовки будущих офицеров торгового флота Дании. «Копенгаген», стоявший на рейде, вызвал живейший интерес жителей датской столицы. За первые две недели стоянки на его борту побывало более десяти тысяч человек.

Капитан нового парусника – принц Ниле Брокдорф – сам проводил экскурсии, объясняя прибывшим на борт судна изумленным экскурсантам его устройство. «Господа, водоизмещение этого прекрасного корабля составляет почти 5 тысяч тонн, его длина – 131 метр, высота первой грот-мачты – 65 метров, площадь всех поставленных парусов – почти 5000 квадратных метров. Если все эти паруса снять и положить на весы, то вес их составит ровно 8 тонн. Нижние реи на мачтах весят по 5 тонн, а если всю оснастку судна вытянуть в одну линию, то ее длина достигнет почти 30 миль…»

Но, несмотря на столь мощное парусное вооружение, в корме барка был установлен солидный дизельный двигатель. Без парусов «Копенгаген» мог идти со скоростью шести миль в час. Дизель был необходим этому гиганту для преодоления полосы штилей и при маневрировании в портах. К тому же на нем могли тренироваться будущие механики торгового флота.

Несмотря на свои большие размеры, корабль был изящен и стремителен. Форштевень, предназначенный резать волны под всеми широтами, был украшен изумительным по красоте бюстом монаха-воина Абсалона – основателя города Копенгагена.

В октябре того же, 1921 года парусник вышел в свое первое океанское плавание. Приняв в Ньюкасле и Антверпене груз, судно пересекло Атлантический океан, благополучно обогнуло опасный мыс Горн и прибыло в Сан-Франциско. Потом оно побывало в Гонолулу, Владивостоке, Дальнем, зашло на Филиппины, обошло вокруг мыса Доброй Надежды и вернулось в Европу, совершив свое первое кругосветное плавание за 404 дня. Этот рейс подтвердил превосходные мореходные качества корабля. Судно легко выдержало ряд сильных штормов в океане, показало при легких бризах отличный ход в 13 узлов, хорошую управляемость и остойчивость.

Не менее успешно проходило второе, третье и четвертое плавание «Копенгагена». Парусник прошел сотни тысяч морских миль, перевез десятки тысяч тонн цемента, зерна, леса. Корабль посетил Буэнос-Айрес, Бальбоа, Портленд, Сидней, Бордо, Дурбан, Лондон, Бангкок, Сингапур, Гамбург и много других портов. На «Копенгагене» сменилось уже три капитана. Причем каждый из них оставил о судне отличный отзыв. Корабль вполне оправдал свое назначение – после шести месяцев плавания кадеты получали хорошую морскую подготовку и физическую закалку.

Прошло семь лет. «Копенгаген» совершал свое десятое по счету плавание. На этот раз им командовал капитан Ганс Андерсен, плававший когда-то на этом судне старшим помощником капитана. Судно пришло из Дании в Аргентину. Груз был сдан в Буэнос-Айресе. По плану учебной программы «Копенгаген» должен был направиться в австралийский порт Аделаиду за пшеницей. Груза для этого рейса не было, и капитан Андерсен, не собираясь отстаиваться на рейде аргентинской столицы, решил совершить балластный пробег через южную часть Атлантики и Индийского океана в Австралию.

Андерсен намеревался после выхода из Буэнос-Айреса спуститься к югу и идти в районе 42-го и 43-го градусов южной широты – в зоне действия штормовых ветров, которые постоянно дуют в районе «ревущих сороковых» широт. С точки зрения здравого смысла решение Андерсена как судоводителя парусного судна было правильным. Именно таким маршрутом ходили из Южной Америки в Австралию клипера и четырехмачтовые барки. К тому же «Копенгаген» не раз ходил этим путем в Австралию, неделями гонимый на восток ураганными ветрами. Даже с наглухо зарифленными парусами он показывал превосходную для парусника его класса скорость – 16 узлов. Нет, не шторма опасался капитан барка! Айсберги, гигантские антарктические айсберги, тревожили Андерсена. Ледяные глыбы, достигающие иногда в длину несколько миль, высотой до 50 метров над водой, отколовшись от вечных ледников Антарктиды, совершали в этих водах свой медленный дрейф на север. Именно айсберги являлись настоящим бичом судоходства в этих широтах (к югу от 43-го градуса). А проложить курс севернее этой широты – значит лишиться столь сильного попутного ветра. Да кто знает, не встретятся ли и там айсберги? Ведь бывали случаи, когда они в своем дрейфе достигали 40-го градуса южной широты.

В полдень 14 декабря 1928 года «Копенгаген» снялся с якоря, взяв курс на Австралию.

В порт назначения – Аделаиду – барк не пришел. Не появился он и в других портах Австралии.

Сначала думали, что капитан Андерсен изменил свое решение и направил судно в южноафриканский порт Кейптаун. Предполагали, что кто-то из экипажа мог заболеть и, чтобы оказать заболевшему медицинскую помощь, капитан поспешил доставить его на берег. Но тогда почему капитан барка не поставил об этом в известность своих судовладельцев по радио? Ведь радиостанция «Копенгагена» имела радиус действия в 1200 миль. Радист судна в случае ЧП мог связаться с Буэнос-Айресом или с другими судами, находившимися в пределах действия радиостанции. Но экстренного сообщения с борта парусника передано не было и в Кейптауне судно не появилось. Хозяевам Восточно-Азиатской судоходной компании было известно, что переход «Копенгагена» из Буэнос-Айреса должен был занять 42–45 дней. Но прошло целых два месяца, а барк все еще находился в море.

Стали предполагать, что парусник попал в неблагоприятные условия плавания, задерживается из-за сильных штормов, а его радиостанция по каким-то причинам вышла из строя.

В феврале 1929 года, когда беспокойство за судьбу парусника охватило всю Данию, Восточно-Азиатская судоходная компания запросила капитанов всех судов, которые вернулись в Европу из южной части Атлантики и Индийского океана. На этот запрос откликнулось всего два капитана – с норвежского парохода «Вильям Блюмер» и с английского грузового «трампа» «Сити оф Окленд». Первый из них сообщил в правление компании, что 21 декабря 1928 года его радист принял сообщение с борта «Копенгагена». Андерсен передавал, что на борту парусника все в порядке, экипаж чувствует себя хорошо и готовится встретить в море рождество и отметить Новый год. Передав привет команде «Вильяма Блюмера», датский капитан сообщил, что «Копенгаген» направляется в Аделаиду, где примет груз пшеницы и совершит плавание в Европу вокруг мыса Горн. Радиосвязь между судами была отличной: «Копенгаген» находился всего в ста милях к северу от норвежского парохода. Эту передачу с борта парусника также приняла радиостанция парохода «Сити оф Окленд», о чем его капитан и сообщил Восточно-Азиатской судоходной компании.

Оказалось, что разговор с норвежцем был последней передачей с борта «Копенгагена». После 21 декабря никто уже не слышал в эфире позывных парусника. Компания каждый день посылала запросы в эфир через мощные станции Буэнос-Айреса, Кейптауна, Фримантла и через радиостанции судов, находившихся в океане между этими портами. На продолжавшие поступать из Дании запросы о судьбе «Копенгагена» капитаны этих судов, вернувшись в европейские воды, заявляли, что за время плавания между Аргентиной и Австралией парусник им не встречался…

Капитаны английского парохода «Гораций» и немецкого «Хейдельберг» сообщили, что в конце декабря в южной части Атлантического океана, между 42-м и 43-м градусами они видели огромные айсберги. Это сообщение насторожило Восточно-Азиатскую компанию. Ведь действительно