Текст книги "Семь с половиной женихов Евангелины (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
– Зачем?! – искренне изумилась я, рассматривая две гномьих ноги.
Тут покраснели абсолютно все, ровно так же, как дракон. А еще раздался грохот – то упала в обморок матушка, потрясенная подробностями гномьего белья. Она точно поняла, зачем.
– Господа, давайте успокоимся, – предложил галантный вампир. – Прежде всего успокоимся.
Он ловко поднял матушку и усадил ее в свое кресло.
– Кровопускание – лучшее лекарство от обмороков, – с нахальной улыбкой сказал он и наколол запястье матушки острым блестящим зубом.
Матушка, которая, вероятнее всего, только притворялась упавшей в обморок, от укуса тотчас пришла в себя и взвизгнула.
– Каков нахал! – взвизгнула она, треснув вампира по плечу веером. Он, ухмыляясь, губами стер с ее запястья кровь и запечатлел слишком уж долгий для почтительного поцелуй.
– Весь вечер мечтал об этом, – промурлыкал он, щуря свои бесстыжие глаза. – Припасть к вашей прелестной ручке...
– Подхалим каков! – выкрикнула матушка, покраснев от комплимента, но уже не так сердито, ибо вампир, склоняясь над ней, снова поцеловал ее ручку.
– Думаю, я не оскорблю ничьих нежных чувств, – продолжил вампир, так же хитро и обаятельно улыбаясь, – если попрошу руки Евангелины, по всем правилам, у ее почтенной матушки. Господин гном – это, разумеется, не та партия, которая подходит нежной невинной девушке. Особенно с учетом его трусов.
Еще один! Снова предложение! Я почувствовала, что кровопускание скоро понадобится мне самой.
– Дор-р-рогая Евангелина, – снова подал голос ревнивый гном, – точно никого не надо прибить моим молотом?!
– В очередь, кровосос, – рыкнул один из магов-охотников, поднимаясь из своего кресла. -Или я нашпигую тебя серебром, как свинью-копилку! Прелестной Евангелине собирался сделать предложение я! А вы тут устроили цирк...
Вампир ехидно посмеивался.
– Ой, как стра-ашно, – протянул он с самой обворожительной улыбкой, на какую только был способен. – Ты и стреляешь-то как попало, три попадания из десяти.
– Тебе хватит и одного! – рыкнул неудержимый охотник, и вампир снова гаденько рассмеялся.
Второй охотник не сказал ни слова. Он выхватил арбалет и на взмахе выпустил стрелу с красивым серебряным наконечником в вампира.
Но, кажется, вампир был прав.
Охотники из этих болтунов были никудышные.
Стрела вонзилась прямо в подлокотник кресла, на котором сидела матушка, а вот вампирские когти, блестящие, как отполированный ветрами белый лед – прямо в брюхо незадачливому охотнику. Вампир в один миг незаметно преодолел разделяющее их с охотником расстояние и выпотрошил его одним ударом.
Матушка заинтересованно завизжала.
– Да что же вы творите, негодяи! – кричала она, топая ногами. – Хорошенькое дело! Ломаете мне мебель, убиваете друг друга! Как же я дочь выдам замуж, если половина из вас будет трупами, а вторая – истинные головорезы?!
– Один момент, мадам, – некромант тотчас же сорвался с места, засучивая рукава как мясник. – Это же такая мелочь!
Мелочь?!
Маг с выпущенными кишками, лежащий посередине гостиной – мелочь?!
– Он сам нарвался, честное слово, – сказал вампир, увидев мой яростный взгляд и пряча руки за спиной.
Меж тем некромант присел над охотником и мастерски сложил рассеченное тело как было. Бормоча какую-то жутковатую тарабащину, он посыпал охотника каким-то порошком, словно голодный людоед свежую добычу солью, и раны охотника прямо на глазах заживали.
Скоро он и сам ожил, захлопал изумленными глазами и уселся, потирая живот и болезненно морщась.
– Да ты просто сжульничал, – задиристо произнес он, увидев вампира, тщательно делающего невинный вид. – Если бы мы дрались сейчас, ты бы и пальцем не успел...
Вампирские когти безжалостно вонзились в маковку охотника, тот закатил глаза и снова рухнул. Некромант взвыл.
– Да вы что, издеваетесь, что ли!? – кричал он. – Оживляющий порошок не казенный! Вы знаете, как сложно его изготовить и как аккуратно его надо использовать!? А знаете, какие дорогие и редкие ингредиенты для его приготовления нужны?!
– Я извиняюсь, – сказал вежливый вампир. – Вон, на темечко ему гуще посыпьте.
– Держите себя в руках! – прорычал некромант, с остервенением тряся над поверженным магом своей солонкой.
Маг заворочался, приоткрыл мутные глаза. Солонка звенела у него над головой, некромант заботливо пристраивал у охотника на темени срезанный под корень клок волос. Охотник снова был как новенький, только левый глаз у него дрыгался.
– Если бы мы дрались сейчас, – еле ворочая языком, снова начал неугомонный маг, и вампир многообещающе усмехнулся.
– Молча-а-ать! – проревели некромант и матушка в один голос.
– Некоторых жизнь ничему не учит, – философски заметил гном. – Обвор-р-рожительная Евангелина, позвольте, я пристукну его своим молотом? Там некроманту и собирать нечего будет, и одной проблемой будет меньше.
– Ну, уж нет! – со слезами закричала я. – Стукайте себя, если так хочется! Что же за помолвка такая. кому рассказать – засмеют! Женихи передрались, как бандиты какие-то! Перегрызлись как собаки! Как. как мальчишки на переменке в школе! Пошли вон сейчас же отсюда! Свадьбы не будет! Вам всем еще рано жениться!
– На собак прошу не грешить, – вступился чешущийся оборотень. – Они ведут себя намного разумнее.
– Мне все равно! Убирайтесь все! И прекратите чесать своих блох на наш ковер!
Тут побледнели все, и даже охотник с дрыгающимся глазом. И вампир тоже стал на пару тонов белее. Похоже, мой отказ казался им страшнее смерти. Вот что Влюблярмус ядреный делает с людьми.
– Евангелина! – одернула меня матушка, видя, какой оборот приобретает невинная затея с зельем. – Возьми себя в руки! Как ты себя ведешь?! А вам, господа, и в самом деле лучше удалиться. Мы сегодня все перенервничали. Вернемся к этому вопросу потом. И по очереди. Думаю, вам следует наносить визиты Евангелине по одному. Не встречаясь друг с другом. Так будет намного лучше и безопаснее. Так вы сможете проявить себя один на один. с самой лучшей стороны, не являя Евангелине своего. богатого внутреннего мира.. И Евангелина, конечно, выберет одного из вас.
Предложение было хорошо.
Молча, вежливо раскланявшись с матушкой и со мной, женихи потянулись на выход, нее забыв, впрочем, в помолвочную вазу кинуть карточку. Кое-кто даже ссыпал целый десяток, да так небрежно, что старую, видавшую виды вазу затошнило, и она приседала под каждой новой карточкой, делаясь все ниже и все толще.
Когда дверь за женихами закрылась, ваза, державшаяся из приличий, не снесла и рыгнула их карточками, засыпав все, словно конфетти.
Глава 5. Побочные явления Влюблярмуса
Весь вечер мы с матушкой собирали отовсюду рассыпавшиеся карточки, сметали их вениками, выгребали из камина полуистлевшие, чтобы потом разложить на столе по кучкам и усесться над ними в раздумьях.
– Ну что, – подперев рукой голову, произнесла матушка, – совсем никто не понравился?
Ну, вот хотя б некромант. Ты смотри, какой умелец! Мастер своего дела!
Я скривилась.
– А этот, убиенный два раза, – продолжила матушка. – Нет, конечно, дурак редкий. Но зато смелый какой, а? Дерзкий! Ух!
– Тогда некроманта надо тоже выбирать, – сердито прогудела я. – Иначе долго этот смельчак не протянет. Так и будет задирать кого попало. И я скоро останусь вдовой.
– Ну а вампир? – оживилась матушка. Щеки ее покраснели, она смущенно спрятала глаза. -Какой галантный кавалер! А какой сильный! А ловкий!
– И вампир, – напомнила я. – Холодный, как лягушка. Бр-р!
– Губы у него теплые, – заметила матушка. – Даже горячие.
От этого замечания меня в дрожь бросило.
– А дракон? – ворковала матушка. – Какой темпераментный господин! Бац, бац этого гнома!
И она так и покатилась со смеху, вспоминая, как злой дракон пытался угомонить наглого гнома.
Меня же другое волновало. Тот, кто был влюблен в меня. Тот, кто попался в магическую ловушку.
Он пришел в наш дом, как только было объявлено о том, что девица Евангелина, потомственная магичка, достигла совершеннолетия и готова выйти замуж.
Он любил давно. Когда-то давно мы с ним встретились, пересеклись, и он полюбил. И терпеливо ждал этого дня, не остывая ни на миг, а лишь утверждаясь в своем чувстве и в своем решении жениться на мне.
И я даже вспомнила нашу встречу! Романтическую настолько, что у меня перехватило дыхание, а в ушах зазвенело.
Это было летом, в июне. Было жарко, легкий ветерок, налетая, освежал и ласкал мою кожу, трепал поля соломенной шляпки. Сняв туфли, я шлепала босиком по дороге, виляющей в тени деревьев. Пахло цветущей лавандой с сиреневых полей, протянувшихся от деревянной изгороди вдоль дороги и до самого горизонта. На лице моем танцевали солнечные пятна, пробивающиеся сквозь резную листву... и на его лице – тоже.
Это был самый красивый и романтичный мальчишка из всех, каких я раньше видела. Старше меня, но все равно – молодой, озорной, красивый.
Он был верхом на черном жеребце, горячем, как вулкан, и яростном, как лев. Наверное, долгое время он меня преследовал, незамеченный, рассматривая меня и не пуская коня вскачь, и вот догнал.
Ворот его белоснежной рубашки был расстегнут, грудь обнажена до неприличия, крепкие руки натягивали поводья, солнце запуталось в волосах и танцевало в глазах.
Он улыбался; до сих пор меня бросает в жар от этой улыбки, и я таю, словно летнее солнце снова коснулось моего лица и расцеловало в обе щеки.
Он хорошенько рассмотрел меня и засмеялся отчего-то. Смех его я не поняла тогда и оторопела, испугалась, замерла, босая, на дороге. Мне показалось, он смеется надо мной. Ну, может, у меня лицо выпачкано в пыли, или ветер растрепал волосы.
А он соскочил с коня, ближе подступил ко мне, обнял и. поцеловал.
Тогда я подумала, что умерла. Или что уснула под деревом, в тени, и мне снится прекрасный сон. Первый в жизни поцелуй был прекрасен. От мальчишки пахло цветущей лавандой, горячим ветром и травой, и целовался он хорошо. Прекрасно. И каждый миг, что он касался меня, я слышала, как солнечное лето шепчет «я люблю тебя».
Я помнила каждую пуговку на его рубашке.
Я могла точно представить себе каждый ноготь на его пальцах, и видела в своей памяти, как солнце отражается в его смеющихся глазах. Видела, как лучи запутались в его волосах. Помнила оттенок кожи на его высоком лбу.
Но хоть убей, не могла вспомнить его лица! Все вместе запомненные черты не составлялись в единое целое.
– Это из-за чертова Влюблярмуса, – простонала я. Коварное волшебство перекраивало мою память. И в том, далеком летнем влюбленном юноше начали вдруг проступать и смешиваться черты всех семерых женихов, которые теперь твердили «я люблю тебя!».
И даже проклятого гнома!
У меня даже слезы из глаз брызнули, когда вместо правды моя память выдала образ рыжебородого пучеглазого коротышки, уезжающего от меня верхом на черном коне по летней дороге.
– Мое прекрасное лето, – всхлипнула я, увидев в памяти верхом на черном жеребце лохматого оборотня в неловко сидящих штанах. – Мое солнце!
Раскаивалась ли я? Безмерно! Если бы не я со своим дурацким Влюблярмусом, если б не матушка со своим зельем, усиливающим чувства, то я бы вспомнила его. Обязательно бы вспомнила!
Ведь тогда, на дороге, я ему ответила.
Не оттолкнула и не нагрубила. Не убежала в слезах, обиженная и оскорбленная. Не покраснела от стыда.
Я обнимала его так же, как он меня, и отвечала на его поцелуй, неумело, но страстно, и он снова рассмеялся, чуть касаясь своими губами моих.
– Еще рано, – сказал он, обнимая меня. – Еще слишком рано.
Вот почему я забыла!
Он наложил на меня заклятье!
Решил ждать, когда мне исполнится восемнадцать!
Я должна была вспомнить это лето и поцелуй, его любовь, вспыхнувшую с первого взгляда, когда он мне знак подаст. Да, наверное, он приберег веточку лаванды, и просто положил бы ее на стол – или вставил в петлицу! Или надушился бы лавандовыми духами... Но я решила все взять в свои руки, и теперь память утверждала, что лавандой пахло от всех семерых, и от гнома тоже!
– Проклятый Влюблярмус!
Глава 6. Оборотень
Я твердо решила разыскать среди семерых того самого, влюбленного. Мне даже казалось, что я сама влюблена в него!
А для этого мне следовало поскорее познакомиться со всеми и как следует приглядеться. Или, может, наедине он признается мне? Но с другой стороны, наедине они мне все признаются в чем угодно, включая гнома.
Ах, как же быть.
Чтобы разом покончить с неприятными мне типами, я решила начать с оборотня. Он стоял первым в моем личном списке на вылет. Нет, не поймите меня неправильно, я ничего не имею против оборотней. Даже наоборот. Говорят, маленькие оборотни просто прелестные щенятки с розовыми брюшками. Но конкретно этот мне очень не нравился. Наверное, из-за его блох. От одного воспоминания о том, как он звучно скреб ляжку, мне казалось, что я сама чешусь. А по полу скачет целая черная куча кровососов.
Пускать к себе домой я больше не хотела. Не хватало еще заразить весь дом! Значит, мне предстояло совершить чудо героизма и самой явиться к нему в дом, познакомиться и. как можно тактичнее отказать.
Домик у оборотня меж тем оказался что надо. Отличный домик – по крайней мере, снаружи. Романтический светлый особнячок, утонувший в зелени. Наверняка розовые закаты красиво разукрашивали его белые стены, а садящееся солнце запутывалось лучами в розовых кустах и плюще. Даже обидно, что владелец такого прелестного жилища блохастый... за воркующих под крышей голубей я готова была простить ему многое, а за милые витражи на окошечках первого этажа я даже согласна была собственноручно выкупать его в полыни!
Оборотень сам открыл мне двери, когда я, разинув рот, стояла на его крыльце и рассматривала кованную серебряную ручку.
– Евангелина! – совершенно искренне обрадовался он, почесывая по своему обыкновению подбородок. – Вот это сюрприз! Простите, я совсем не ожидал.
И он потуже завязал пояс своего ярко-пунцового халата.
– Так вы впустите меня, – опасливо заглядывая ему через плечо, спросила я, – или мы постоим тут, на пороге?
– О, простите, – оборотень залился стыдливым румянцем, что сделало его милее и еще больше похоже на неуклюжего кудлатого щенка сенбернара с большими трогательными карими глазами. Он посторонился, и я прошла в его дом.
Вопреки всем ожиданиям, никаких блох тут не было. Было очень уютно и мило, пахло розовым порошком – видимо, к моему приходу все же готовились, – которым посыпали ковры и диваны. И старая добрая мамушка оборотня, шлепая тапками, принесла угощение
– целую гору сладких плюшек и теплое молоко.
– Так значит, – уписывая третью по счету плюшку, посыпанную сахаром, – вы решили жениться.
Оборотень кивнул патлатой головой и улыбнулся. Он нравился мне все больше. Хотя бы потому, что изо всех сил старался не чесаться передо мной.
– Но Берни, – к слову, оборотня звали Бернардом, – ваше. э-э-э. нездоровье, – осторожно начала я разговор, ради которого и пришла сюда, – здорово меня смущает. И помешает нашему. э-э-э. семейному счастью. Я знаю, что у оборотней. э-э-э. есть куча особенностей, и. э-э-э. я не уверена, что готова буду смириться с вашими потребностями. э-э-э. побегать нагишом при луне и повыть.
Тут Берни заметно скис, и стал такой несчастный, что мне стало его жаль ото всей души. Нет, он в самом деле был милым парнем. Даже симпатичным, но.
– Да нигде я нагишом не бегаю! – чуть не плача, ответил он. – И все белье перестирывается с розовым порошком от мастера Гарантуса! И черт бы побрал этих проклятых кровососов, но я не знаю, откуда они берутся!
И он с остервенением впился ногтями в ляжку, уже, видимо, не в силах терпеть.
Тут-то я сильно призадумалась.
Порошок Г арантуса – это вам не мой Влюблярмус. От этого порошка издохнет и дракон, если Гарантус того захочет. Значит, блохи и подавно мертвы. Да и я не чешусь, хотя битый час сижу на диване, рядом с оборотнем.
– Вы позволите? – потянулась я к вороту его халата.
– Нет, зачем, – застенчиво кутаясь в одежду, отнекивался Берни, багровея до самых бровей.
– Да бросьте стесняться! – рассердилась я. – Жениться вы на мне как собрались, если боитесь даже кусочек шеи показать? Дайте я гляну!
Оборотень, страдая, подчинился. Я отогнула бархатный воротник и ахнула. Бедняга был весь в кровавых полосах от расчесов. И никто его не кусал. А зловредная сыпь вырастала сама собой, прямо на глазах!
– Миленький мой! – всплеснув руками, воскликнула я. – Да это не блохи никакие! Это же страшная аллергия! Что вы такое съели?!
– Не блохи?! – насторожился Берни.
– Ну нет, конечно! – мне до слез было жаль страдальца, который все пересыпал ядовитым порошком вместо того, чтоб лечиться. – Боже мой, и как долго вы это терпите?!
– Долго, – снова застенчиво ответил оборотень.
– Быстрее зовите свою мамушку! – решительно отложив свою плюшку в сторону, велела я.
– Ромашка у вас дома найдется?
– Зачем? – трусливо прижав уши, поинтересовался мой несчастный жених.
– Примете сию же минуту ванную! Это облегчит ваш зуд. Еще бы найти причину...
Но оборотень, услыхав про ванную с ромашкой, уперся, как самый настоящий пугливый щенок.
– Нет, это недопустимо! – забормотал он, запахивая халат. – Вы у меня в гостях, а я.
– Перестаньте сопротивляться! – возмутилась я. – А то я заплачу и не смогу целую неделю спать! Живо грейте воду!
Через четверть часа оборотень лежал в густой пене в ванной, с самым счастливым выражением на его физиономии. Из пены торчали только его пятки. А я, наряженная в фартук его мамушки, поливала страдальцу голову крепким зеленоватым отваром.
– Ну как, лучше вам? – спросила я, осторожно поглаживая его мокрые волосы.
– Я в раю, – прошептал счастливый оборотень. – Вы ангел, Евангелина!
Его нога осторожно, поджав пальцы, двинулась по направлению к уху с явным намерением почесать, но я погрозила ему пальцем:
– Чесать только руками! Ногой вы все до мяса раздерете! И пошлите сейчас же в аптеку за заживляющей мазью.
Его рука вынырнула из пены, он поймал мою ладонь и смачно ее чмокнул.
– Из вас выйдет самая заботливая, самая добрая, самая чудесная жена, Евангелина, – с чувством произнес оборотень, глядя на меня совершенно щенячьим преданным взором.
И тут в трубе над очагом, в котором грели воду для ванной, подозрительно загремело.
Вниз посыпались кусочки угля и зола. Раздалась жуткая ругань...
– Пр-р-релестная Евангелина, – несся из дымохода утробный жуткий рык, – бессовестная р-р-р-р-распутница! Как ты смеешь изменять мне! Я убью тебя! Я убью его! Я убью всех, один останусь!
Я заверещала и отскочила от оборотня, потеряв опустевший серебряный кувшинчик. В дымоходе заскребло, загрохотало, выпорхнуло облако сажи, некрасиво осевшей на белоснежном кафеле ванной, и в очаг свалился ревнивый гном, весь чумазый. Он запутался ногой в веревке, по которой спускался в трубу, и теперь висел, крутясь, вниз головой, раскачиваясь над потухшим – на его счастье, – очагом, жутко вращая глазами.
– Господин гном! – закричала я. – Вы что, следите за мной?!
– Не смей мне изменять, – рычал гном, дрыгая ногами и раскачиваясь. – Бесстыдница! Р-р-
р-р!
Оборотню совсем не понравилось, что гном прервал нашу идиллию. Он вынырнул из пены, на его добродушном лице выписалось злое выражение, и он показал крепкие волчьи клыки.
– Я тебе сейчас третью штанину откушу! – яростно прорычал он, выпрыгивая из ванной одним толчком.
Без штанов.
Мелькнула его голая белая задница. Г ном стыдливо сжал колени. Я в ужасе зажмурилась.
А затем вжикнула веревка, гнома обратно всосало в дымоход, и клыки оборотня щелкнули в пустоте.
Ну, все совершенно ясно, гном был не один. Дракон просто так не отпустил бы его ходить и шпионить за мной; скорее всего, он сам и придумал проследить за тем, чем я буду с оборотнем заниматься наедине. И своего карманного ручного гнома сам запихал в трубу и спустил на веревке в дымоход чтоб подслушать, о чем мы с оборотнем говорим. И вытянул его сам, как только понял, что несдержанный ревнивый гном раскрыл их хитрый план.
А на вид такой приличный, воспитанный молодой человек! Аристократ!
Но этот аристократ в галстуке с бриллиантовой булавкой в данный момент изо всех сил шустро тянул своего гнома наверх, упершись ногой в лакированном ботинке в трубу.
Ну, зато дымоход Берни прочистили.
Мои догадки почти сразу были подтверждены грохотом на крыше, воплями рассерженной мамушки оборотня, которая пыталась кого-то прихлопнуть метлой. В романтическом закате мелькнули ослепительно – злотые драконьи крылья, прогрохотал по садовой дорожке гном, волочащийся за драконом на веревке, и пронеслась мамушка с метлой, прогоняющая этих двоих паршивцев.
– Черт знает что, – выругалась я совершенно неприлично. Впрочем, сегодня приличий было слишком мало.
Надо отметить, что волком Берни был очень красивым. Очень пушистым, с умными глазами. Огромным и породистым зверем был Берни, обзаведясь хвостом и когтями. Никогда бы не подумала, что оборотни такие привлекательные.
И такие несдержанные.
Стоило только Берни покинуть ванную, как зуд вернулся снова, и он, не поймав гнома, завалился на бок на пол и с остервенением подрал задней ногой ухо. Да так, что мех полетел в разные стороны.
Я только за голову схватилась.
– Миленький вы мой! – воскликнула я. – Да у вас, похоже, аллергия на собственную шерсть!
К этой вести оборотень отнесся на удивление спокойно. Может, уверовал в силу ромашковой ванны. А может, оттого, что сила оборота возвращала его к истокам. Ближе всего оборотни бывают к природе именно когда обращаются в животных.
Берни спешно обернулся в человека, чтобы сильнее не разодрать кожу волчьими когтями. Небрежно зачерпнув из ванной пригоршню воды, он протер шею, плеснул на голую грудь... а мне оставалось только зажмуриться изо всех сил, потому что вместе с шерстью на Берни штанов не выросло!
Передо мной стоял мужчина, и он – святые проклятья! – был голый! Высокий, широкоплечий, с мощной спиной и крепкими ногами, и абсолютно голый! На нем даже носков не было! Впечатляющее по своей откровенности знакомство! С самой, так сказать, выгодной стороны.
На ногах его осталась шерсть. Темная и кудрявая. Это так и должно быть!? Или что-то разладилось в обороте?! На ногах и еще кое-где. Чуть пониже живота, темные густые завитки вокруг. вокруг. Я даже взвизгнула, сообразив, что вижу оборотня Берни в чем мать родила. Таким, каким его отец сделал.
А оборотень, отрастив хвост, словно утратил всякую стыдливость. И когда хвост отвалился, стыдливость не вернулась. Берни без лишних слов подошел ко мне и крепко обнял. Поднял в воздух, прижимая к себе. Между мной и его естеством, отчего-то ставшим жестким и неудобным, слава магии, была надежная защита в виде фартука и моей парадной юбки. Иначе, думается мне, свадьба была б неминуема. Сию же минуту.
– Берни, – только и смогла выдохнуть я, глядя в лицо оборотню, – это как-то неприлично.
Рука – или лапа, – оборотня хищно цапнула меня за зад и Берни призывно засопел. Коварно и неуловимо приблизил он свое лицо и... доверчиво потерся носом о мой нос. Так трогательно и приятно. А потом осторожно-осторожно, неумело и неуклюже, поцеловал.
Вот этого я от него не ожидала. Застенчивый оборотень насмелился на весьма отважные действия?!
– Берни, – строго произнесла я, когда оборотень отстранился. – Негодник, хитрец! Да вы притворялись тихоней!
Оборотень довольно улыбнулся, все так же прижимая меня к себе. Никогда нельзя думать про оборотней, что они недотепы-простачки!
– И вам не капельки не стыдно! – подытожила я.
Он снова кивнул.
– Евангелина, – промолвил он, глядя на меня влюбленными глазами. – Выходите за меня? Вы такая хорошая. Вы такая заботливая и добрая. Вы такая красивая и умная. С вами мне никакая аллергия не страшна. Вы будете прекрасной женой. И хорошей матерью. У оборотней детей рождается сразу по нескольку штук. Представляете троих карапузов в этой ванне?
– А вы, – с улыбкой сказала я, – обещаете, что никакого гнома в обозримом пространстве около меня не будет?
Берни с жаром закивал.
– Я могу в том поклясться! – горячо ответил он.
Пахло от оборотня теперь ромашкой. Летним лугом и цветами. Но не лавандой и не горячим ветром. И целовался он совсем не так.
Как бы ни старалась я на него натянуть летнее волшебство, оно не налезало. Оборотень был милым, славным и хитроватым и очень сильно готовым качественно жениться сию минуту, но это был не тот юноша, что встретился мне на дороге. И его отвага, с которой он делал мне предложение, его дерзость, с которой он меня целовал – это был всего лишь плод Влюблярмуса.
Наверное, даже жаль, что его чувства не настоящие.
– Берни, – сказала я, поглаживая его по влажным волосам, – я обязательно подумаю как следует над вашим предложением. Обещаю!
Духа, чтоб отказать ему сейчас же, у меня не хватило. Он был такой славный и милый.
***
Вторым в моем списке значился дракон. И, боюсь, тут много кто удивится и спросит – а дракон чем плох?! Богатый – гном вожделел прибрать к рукам драгоценную Драконью гору больше, чем меня. Красивый – в этом нет никакого сомнения! Держу пари, его синие
глаза разбили не одно девичье сердце. Темпераментный – так матушка сказала.
Родовитый, как всякий аристократ, и почти как король.
Но больно уж ревнивый.
Я ни минуты не сомневалась, что дикую выходку с гномом придумал именно дракон. Подсмотреть и подслушать он хотел. Но в его красивом фраке и в лакированных ботинках лезть в трубу невозможно. Даже ядреный Влюблярмус не мог его заставить сделать это. Вот он и использовал гнома.
И если мы женимся, шпионить он за мной будет всегда, ревновать и устраивать проверки. И его гном будет в самые неподходящие моменты выныривать из всех дымоходов, и у модистки, где я примеряю нижнее белье, и в аптеке, где я буду покупать слабительный клистир! И рычать о ревности и о кровавых убийствах, распугивая продавцов и аптекарей!
А я не хочу, чтоб гном был в курсе того, какого цвета на мне панталоны и корсет.
Поэтому к Драконьей горе я ехала с одним намерением: совершенно определенно дракона
– и гнома тоже! – отшить. Твердо дать им понять, что такой опеки и такого чрезмерного внимания мне не надо!