Текст книги "Семь с половиной женихов Евангелины (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Фрес Константин
Семь с половиной женихов Евангелины
Глава 1. Откуда растут ноги
Зельеварение – не моя сильная сторона. Даже наоборот.
Это стало совершенно ясно, когда господин Флятт склонился над моим горшочком с предполагаемым зельем для повышения настроения.
Но он сам виноват. Честное слово!
Длинный, тощий, высокомерный дурак, похожий на старый, плоский вертлявый флюгер с длинным носом!
Он почесал свои фальшивые кудряшки на седом, облезлом паричке с косичкой, с хрустом согнулся пополам и сунул свой длинный острый нос в пар, поднимающийся над горшком. Позабыв все свои высокомерные наставления о безопасности, о разумности и об осторожности.
Позабыв о том, что неизвестные жидкости нюхать не стоит – или стоит, но с большой осторожностью.
Запах, поднимающийся от варева, ему понравился. А вот заколосившиеся в носу маргаритки – нет.
Сначала Флятт от удивления раскрыл рот, потому что нос-то ему заложило, и дышать он не мог, только гневно посапывал, на глазах краснея, как наливающийся на солнце помидор. Очень тощий и очень желчный помидор. Затем вдруг закрутил носом, как человек, которому отчаянно хочется чихнуть, и нос его заездил по его багровой физиономии как пельмень по тарелке.
А потом Флятт оглушительно чихнул, и из ноздрей его выскочили веселые бутончики, тотчас же раскрыв нарядные такие, яркие лепестки. Его острый нос внезапно вспух, позеленел и покрылся иголками, как самый что ни на есть отличный, крепкий кактус, а седые кустистые брови зазеленели вешней нежной травкой.
– Безобразие! – выдохнул Флятт, с яростью дергая маргаритку. И тут же завыл от боли. Тот, кто дергал волосы из носа, знает, о чем я говорю. – Неудовлетворительно! Двойка!
Единица! Пересдача! И не смейте являться мне на глаза, Евангелина Стивенсон, пока не выучите от сих, – он гневно ткнул острым сухим пальцем в учебник, – и до сих!
Он снова ткнул пальцем, пришпиливая маргаритку к строкам, которых, увы, я не выучила, и снова оглушительно чихнул, зажмурившись. Кажется, у него на пыльцу аллергия; по красным от злости тощим морщинистым щекам его катились градом слезы, из носа полезли колокольчики и, поднатужившись, выскользнул очаровательный венерин башмачок.
– Но я не виновата, – пробормотала я, не зная, что мне делать, плакать или смеяться. Однако Флятт был такой забавный, что я выбрала последнее и весьма неприлично фыркнула. Зелье совершенно определенно поднимало настроение. Интересно, а на ногах у него волосы тоже превратились в какую-нибудь зелень? Например, в мох? – Видят небеса, не виновата! Вы сами это понюхали, не подумав о технике безопасности.
– Юная лентяйка! – верещал несчастный, расцветший не по сезону Флятт, рыдая и дергая из носа прелестную орхидею. Ну конечно, орхидеи ведь цветут только на таких вот трухлявых пнях... – Возмутительное невежество! Я сегодня же доложу вашему отцу, что вы не оправдываете. не оправдываете. не.
– А что он скажет, когда узнает, – не уступала я, – что вы сами пренебрегаете своими же правилами и подаете мне дурной пример? Он очень рассердится.
Флятт закатил глаза к парику, который, слава всемогущим заклятьям, не был настоящими волосами, а потому не превратился в клумбу, и снова чихнул. Пресвятая магия, у него желуди из носа посыпались! Я так и обмерла, слушая, как они весело стучат, раскатившись по полу. Флятт с остервенением поскреб себя чуть пониже спины, и из его штанов внезапно, как собачий хвост, вылезла колючая елочная лапа, а Флятт взвизгнул, как будто она уязвила самое нежное место в его нескладном организме.
Так, даже знать не хочу, волосы с какого места стали елками.
И на ногах у него, стало быть, тоже мох.
– Во-о-он! – проорал грозный зеленеющий Флятт, страдая, зеленея и рыдая, расцветая все гуще, и я, подхватив свои тетрадки, учебники и волшебную палочку, стремглав выбежала из учебного класса.
Флятта наняли, чтобы он из меня – беспечной и безответственной девчонки, – в краткий срок сделал приличную магиню, которую не стыдно выдать замуж за приличного мага. Я должна была стать женой и матерью детей какого-нибудь важного господина. По вечерам подавать ему чай, или горячий шоколад, который помог бы ему сбросить груз забот с плеч и подарить хорошего настроения.
Но вряд ли какой-то мужчина обрадуется, когда у него свербит в заднице от растущих елок.
.Вот и как можно мне было доверить заваривать чай на помолвке?!
Но я малодушно смолчала о несчастье, приключившемся с Фляттом. Сам Флятт, испытывающий подобие стыда за свою неосторожность, тоже смолчал и, сказавшись больным, на неделю заперся у себя дома, выкорчевывать елки из своей задницы. У него начался сезон сенокоса, я так понимаю.
И в назначенный день знакомства с потенциальными женихами я оказалась один на один со своей родней, ожидающей от меня чудес воспитанности, с женихами, которых набралось ровно семь, и с маленьким фарфоровым чайником, в котором надлежало заварить дорогим гостям чай.
– Евангелина, детка, гости ждут! Налей-ка кипяточку!
Глава 2. Товар лицом
А женихи, которых набралось ровно семь, конечно, мне сразу не понравились.
Как вообще сразу может понравиться какой-то незнакомый человек?!
И выбирать я права не имею, конечно же. Мне надлежит скромно опускать глазки, мило улыбаться и делать реверансы, чтобы понравиться хоть одному из них. Демонстрировать свое гостеприимство и юную нежность. Наливать чаю, предлагать сладости, хлопать ресницами и расспрашивать женихов об их успехах в области магии, потому что похвастаться они как раз не дураки.
И вот тогда-а-а, после всех этих чайных церемоний и унизительного прислуживания семерым напыщенным дуракам, кто-нибудь из них, соблазнившись на мою красоту и молодость, и изъявил бы желание назваться моим мужем.
Мне бы он ничего не сказал, конечно.
Но при выходе, прощаясь с родителями, бросил бы в семейную чашу, что стоит у входа на высокой тумбе, свою карточку. Странные, дурацкие церемонии...
– Слушай, слушай, что они говорят, – шипела мне напутственные слова матушка, потуже затягивая мою талию в корсет, да так, что ребра трещали. – И поддакивай все время!
Я только морщилась и втягивала живот, хотя, казалось, он уже прилип к позвоночнику стараниями моей беспощадной родительницы.
– Не проще ли было, – уныло спросила я, переведя дух, – чтоб они просто сделали мне предложение и мы встретились бы только на свадьбе? От меня все равно ничего не зависит. А им, раз уж приспичило жениться, не все ли равно как я выгляжу? В конце концов, они сами сватаются, никто их за руку не тянет! Так что пусть берут то, что дают!
– Вот и рискуешь так встретить у алтаря толстого лысого старикашку! – пыхтела матушка, застегивая мое парадное платье на все крючочки. Прекрасное атласное белое платье, в таком на балу танцевать, а не чаи подносить кому попало! – А так посмотришь. может, женихи тебе совсем-совсем не понравятся? Тогда есть шанс как-то исправить ситуацию.
– Как? – мрачно спросила я. – Достать из носа козявку?
Хотя, надо признать, они были совсем не дурны. Женихи не дурны, не правила.
Красивее всех оказался некромант. Он сиял, как ограненный черный бриллиант.
Он молодой, породистый, высокий и черноволосый. У него дерзкие зеленые глаза и бледное лицо – конечно, с его-то специализаций! Наверное, день и ночь проводит в склепе, играясь со старым костями.
Против моих ожиданий, от него не воняет тухляком и мертвечиной. Когда я склоняюсь, наполняя его чашку ароматным напитком, мой нос улавливает тонкий-тонкий, едва заметный запах каких-то духов. Словно свежее дыхание моря.
А задница моя сквозь множество юбок улавливает его ладонь. Некромант многозначительно молчит, изящно оттопырив палец руки, держащей чашку с чаем, а сам тайком ощупывает меня, словно оценивая будущие владенья. Вкрадчиво поглаживает и многозначительно, многообещающе сжимает... Мол, детка, ради тебя я подниму даже самого мертвого мертвеца.
Нахал!
Так бы и треснула ему по наглой роже, но нельзя.
Он одет в черное, и даже кружева на его модном галстуке, завязанном бантом, тоже черные. Готичненько.
Пуговицы на его черном муаровом одеянии все сплошь серебряные, частые, в два ряда. Говорят, однажды он увлекся и оживил каких-то ну совсем опасных мертвецов. Они не подчинялись его приказам и хотели его крови. Так вот он отделался от них, отрывая от своей одежды эти пуговицы и метая их в зомби как пули. Прямо в лоб. Сильные же у него пальцы.
«Наверное, бессовестно врут», – подумала я, глядя на некроманта. Взгляд у него был веселый и наглый. С таким скучно не будет. Но и порядка дома тоже. Так и вижу валяющиеся по углам черепа, злобно стучащие зубами.
Отдельно от красивого некроманта трое шумных и веселых охотников на нежить. Огненные маги, привыкшие все вопросы решать силой. Кажется, и вместо чая они пьют огненную воду, тайком доливая ее в чашки из чьей-то блестящей маленькой фляжки.
Охотники были щегольски, ярко одеты – в расшитые золотом жилеты под модными сюртуками, в батистовые дорогие сорочки и крепкие кожаные сапоги, – и выглядели так, словно не свататься пришли, а собрались на дружескую вечеринку, выпить и потравить байки.
Хохоча и попивая коньяк, эти трое вполне могли пропасть на охоте на целый месяц, душа вурдалаков, кровопийц, мерзких сумасшедших черных ведьм и всякие некромантские огрехи. Пожалуй, они и друг друга бы перестреляли из арбалетов с воодушевлением и хохотом, если б их покусали восставшие мертвецы и превратили в нежить. Подлить им, что ли, того зелья, от которого Флятт превратился в лешего?
Зачем им вообще жениться, им так хорошо и весело друг с другом?!
Болтуны.
И рядом с ними, нахально и дерзко, как прыщ на попе, посверкивая красными глазами, развалился в кресле высший вампир, демонстративно колупая в острых зубах осиновой зубочисткой и постукивая по подлокотнику кресла длинными белыми пальцами в серебряных перстнях. Он одним ухом вслушивался в охотничьи байки и чистым-чистым, невинным-невинным взглядом смотрел в потолок, словно юный мечтатель в небо.
Чай он не пил – только вежливо смачивал ярко-красные губы и облизывался от влекущих его запахов свежей плоти.
Сдается мне, несмотря на солидный титул и высокое положение в обществе, этот кровосос был парнем ехидным, и до того, как его покусали, был троллем. Ну, или матушка его была троллем, а потом ее покусали.
Но только сдается мне, что с каждым полнолунием этот напомаженный красавчик убирает свой модный фрак в шкаф, вынимает из петлицы увядшую бутоньерку и идет дразнить охотников, черной летучей мышью мечась над их головами и впиваясь им в загривки, пропахшие чесноком.
А эти дураки с тявканьем, как глупые молодые щенки, сломя голову гоняются за ним по полям и лесам, а еще вероятнее – по заброшенным кладбищам и болотам, напрасно тратя на него серебряные пули и колья.
Словом, я явно лишняя в их тесной веселой компании.
Разумеется, был один наследник драконьего рода, а как же без него! Если к девушке знатного рода не сватается хоть один, хоть самый захудалый дракон, род считается совсем уж зачахшим, и с него, скорее всего, взять нечего. А наш дом считается очень приличным.
Дракон был красивы-ы-ый, гладкий, высокомерный и злой. Это сразу видно.
Изящный, как самый породистый аристократ с родословной, длиннее дороги до столицы и обратно, он развалился в кресле, закинув ногу на ногу, покачивая кончиком дорогого лакового ботинка, и улыбаясь, словно все кругом принадлежало ему.
У него были черные, как смоль волосы, длинные и блестящие, и синие, как самые редкие сапфиры, глаза. Пожалуй, красивая улыбка. И золотая булавка с огромным бриллиантом в галстуке!
Позади него, квадратный, низкий и лохматый, как растрепанный войлочный валенок, стоял гном. Этакое элитное домашнее животное. Признак неоспоримого богатства. Престиж. Знак того, что предки дракона разорили гномью гору, сокровища присвоили, а народец поработили. И теперь потомок королевского гномьего рода служит потомку завоевателей.
Высокомерный дракон с гномом не разговаривал. Он лишь зыркал своими наглыми глазенками, и вышколенный гном понимал его без слов. То чашечку подаст, то щегольскую тросточку подержит.
Миленько. Пожалуй, дракон самый симпатичный из всех, даже интереснее некроманта. Такой не потребует в самый неподходящий момент завести собаку – зачем собака, если есть гном? И выгуливать он гнома сам будет...
– Не желаете ли чаю? – скромно потупив глазки, пробормотала я, делая самый изящный реверанс перед мужчиной. Дракон оценивающе оглядел меня с ног до головы, на его породистой высокомерной физиономии расплылась самодовольная улыбка, и он кивнул, дозволяя долить его чашку.
– Желаю, – проговорил он опасно и быстро, так и пожирая меня глазами. От звука его развратного голоса я залилась румянцем до ушей, руки затряслись. Да, дракон определенно неплох.
А вот следующий жених – это бинго! На серебряном подносике в моих дрожащих руках запрыгал чайник, когда я встретилась взглядом с черными, как ночь, глазами следующего кандидата в женихи.
Это просто воплощение девичьей мечты! Принц из сказки! Соломенного цвета волосы, мягкие черты, добрая улыбка, вежливость – все остальные женихи сидели, а этот стоял рядом со своим креслом, и даже уважительно поклонился мне. Сердце мое ликовало. Вот он! И неважно, что за маг и как его зовут! Он видит во мне не игрушку и не престижную вещицу, которая повышает статус обладателя! Он рассмотрел во мне девушку! А вот остальные – нет!
Мама в конечном итоге оказалась права. Хорошо, что я не заупрямилась и все же вышла посмотреть на женихов сама. И сама же сделала выбор.
– Евангелина, ну что же ты? Гости хотят еще чаю!
Глава 3. Массовый Влюблярмус
Влюблярмус – это то зелье, которое каждая девушка осваивает в совершенстве самым первым. И я – не исключение. Ведь в жизни девушки так много балов, приемов и вообще всяких разных ситуаций, когда идеального кавалера просто необходимо держать под рукой!
Во-первых, Влюблярмус – это самое безобидное из зелий. Оно всего лишь дарит легкую приятную влюбленность, и совсем недолго.
Во-вторых, проходит без вреда для влюбленного. При необходимости Влюблярмус можно повторить, и вреда для объекта влюбленности не будет. Ну, разве что небольшой насморк наутро. И совсем немного головной боли. Может, еще живот скрутит, или ногу сведет. Но это пустяки.
В-третьих, за то время, что действует Влюблярмус, влюбленного можно склонить к чему угодно, в том числе и к женитьбе. Он радостно попрыгает под венец, красиво ухаживая и светясь от счастья.
Ну и в-четвертых, я на кошечках тренировалась. И ни разу не было осечки.
В меня влюблялась именно та кошечка, которую я загадывала. Даже если подлить зелье котятам в общую миску. Потом, правда, мне приходилось терпеть мурчащий комок неделю-две, который настигал меня в любой, самый неподходящий момент, но это даже приятно.
Словом, жребий брошен! Зачем мне много женихов, если нужен только один?! И я его выбрала совершенно самостоятельно!
Пока кухарка наполняла мой чайник чаем, я отыскивала спрятанный глубоко в кармане флакон с зельем.
Всего капелька – и золотоволосый красавчик будет улыбаться только мне, дарить подарки, духи и поцелуи, и поведет меня к алтарю, а когда очнется, у нас будет трое ребятишек и магическая лавка с самыми волшебными вещами на всей округе!
Для верности я влила в чай все.
Спешно бормоча заклятье, как можно точнее описывая прекрасные волосы, ласковую улыбку, добрый взгляд моего избранника, я трясла чайник, чтобы зелье сильнее перемешалось с чаем и не выдало меня своим карамельным запахом.
Чайник болтался, как голова врага, которого я со злостью хотела удушить. Крышечка на нем испуганно звякала, а потом он сделал громкое «пф-ф-ф-ф» из носика, выпустив очаровательное и совершенное розовое сердечко. Странно; раньше такого с зельем не происходило. Может, это побочный эффект от заваривания в чайнике?!
Я с осторожностью нюхнула разлившийся в воздухе аромат. Пахло определенно карамелью, разноцветными конфетами на палочках, которые я обычно находила под новогодней елкой. Значит...
Но что это значило, я додумать не успела. Разноцветным тряпочным колобком на меня налетела матушка, и, ухватив под локоть, потащила к женихам. Глаза у нее так и стреляли по сторонам, а щеки надувались, словно она хранила какую-то тайну, и эта тайна вот-вот разорвет ее в клочья, если матушка ее сейчас же не выдаст.
– Привратница, – зашептала она мне на ухо, придерживая прыгающую крышечку чайника,
– поставила магическую ловушку, и знаешь что?! Знаешь?!
Матушка смотрела на меня круглыми безумными глазами, а мое сердце уходило в пятки от ее взгляда.
Старая привратница была такая древняя, что уже давно позабыла все заклятья. В идеале помнила только одно – магическую ловушку на любовь. С ее помощью она определяла, от чьего кота у нашей кошки котята.
Значит, и перед женихами она поставила эту ловушку. Ну, может, и не на самих женихов, а снова на кота – этот черно-белый бездельник всякий раз отрицал свое отцовство и делал невинную морду.
И кто-то попался. иначе бы матушка не задыхалась сейчас от восторга, пальцем зажимая носик чайника, откуда предательски выплывали сердечки.
Стоп, что?!
Она их видела, получается, но ее не смущало их наличие?!
А вот это плохо. Это очень-очень плохо!
– Кто-то из них в тебя действительно влюблен! – торжествуя, закончила свой рассказ матушка. Устав сражаться с чайником, она его взяла и как следует потрясла, да так, что его наверняка затошнило, и ему стало не до сердечек и новогодних запахов. – Он пришел не потому, что у тебя богатое приданое, и не потому, что ты наверняка сможешь родить ему наследника с магическим даром, а просто потому, что ты нравишься ему!
Она даже закудахтала от радости, потирая ручки.
– Ну, и я, – продолжила она, ликуя, – подумала, что неплохо было бы его подбодрить, ты понимаешь, о чем я?
– Нет, не понимаю, – пробормотала я, холодея.
В отличие от меня, матушка превосходно варила зелья. Ей для этого не требовался целый урок – она умела и время подстегивать, если ей того надо было. Словом...
– .словом, я сварила зелье решительности! – экзальтированно взвизгнула матушка, даже ногами топоча от предвкушения того мига, когда влюбленный жених с чаем заглотит ее варево. – Нечего резину тянуть. Пусть сразу признается в чувствах и ведет тебя под венец. Там все хороши, нет ни одного старикашки, я проверяла. Даже вампир молоденький, ему всего двадцать пять. А уже Высший!..
Ой, мама. Мама! Мамочки!!!
Два зелья перемешивались в чае, фыркая сердечками, и это получалось совсем-совсем другое зелье. С совсем непредсказуемым эффектом!
– Ты с ума сошла! – воскликнула я. – Это надо немедленно вылить!
– Вот еще, – взбунтовалась матушка, цепко ухватив меня под локоть. – И не думай даже! Иначе свадьбы будешь ждать еще полгода! Я знаю современных молодых людей! Мямли нерешительные. Будут ходить вокруг да около.
– Но ведь он решился сюда прийти!
– Это ничего не значит! Может посмотреть на других кандидатов и скиснуть! И убежать!
– Ну остальные-то останутся!
– Девочка моя, – назидательно проговорила родительница, перестав волочить по коридору и выпустив меня из рук только ради того, чтобы упереть руки в боки и встать в важную позу. – Я знаю современных мужчин! Это хуже детей, клянусь белой магией! Они тащат в рот все, что блестит, и в койку – все, что с задницей! И только святая любовь, – глаза матушки закатились в воодушевленном экстазе, голос со слезой торжественно задрожал, -может удержать мужа от измены! Это редкий шанс, редкий! Грех им не воспользоваться! Да и ничего опасного в этом зелье нету. Ну, разве что насморк нападет. Или живот наутро скрутит. Или ногу сведет. Но это мелочи.
«Или вырастет елка в самом неподходящем месте», – в тихом ужасе думала я. Матушка не оставляла мне ни единого шанса избавиться от взрывоопасного чайника, и я с тоской ожидала, как мои женихи с криками разбегутся по округе, зеленея хуже Флятта.
Хотя почему зеленея? Доподлинно неизвестно, чем грозит им это зелье. Это даже интересно, это такой эксперимент... А тот, кто любит – он же наверняка мне простит?.. Скажу, что захотела пошалить. Главное, чтобы их не сильно расколбасило...
Но больше всего мне хотелось, чтоб оба зелья сработали так, как им и положено, на том очаровательном красавце! Пусть бы они на нем сработали!
Глава 4. Разрушительные последствия
Матушка, стеная, с холодным компрессом на лбу лежала в кресле и томно, долго стонала, делая вид, что она не виновата. Я пристыженно пряталась за камином.
В гостиной слуги сметали тысячи разбросанных карточек женихов – предложения сделали все без исключения.
Даже гном.
А папа, мой старый добрый папа, поправляя на носу очки и шаркая подошвами стоптанных туфель, подносил нам обеим чай – нормальный, без взрывоопасных добавок,
– и сам размешивал в нем сахар.
– Ах, девочки мои, – говорил он бесконечно добрым голосом, заглядывая каждой из нас по очереди в глаза. Очки его съезжали ему на самый кончик носа, глаза, глядящие поверх них, были смеющимися, в уголках их собирались добрые морщинки, и от этого все понимающего взгляда становилось еще стыднее. – Как же вы додумались до этого?..
– Я всего лишь хотела помочь, – стонала матушка, приоткрывая один глаз. – Я знаю этих современных молодых людей!..
Я современных молодых людей не знала, и на молчаливый взгляд папы мне ответить было нечего. Поэтому я прогудела что-то невнятное, надув губы, утыкаясь лбом в теплые обои и колупая ногтем какую-то козявку, прилипшую к рисунку.
– Ну, ладно – Евангелина, – продолжал папа, поглаживая меня по плечу в знак поддержки и утешения, – невинное дитя. Но ты-то, ты-то как могла не поверить в силу настоящей любви?! Разве ты не помнишь?..
Мама с папой поженились именно поэтому – по большой, огромной, настоящей любви. И даже сейчас, когда папа стар и лыс и похож на черного сверчка, его спина согнута годами, а ноги скорее тощие, чем стройные, мама смотрит на него как на единственного в мире.
– Это совсем другое! – тут же вскакивает она. – Не смей даже думать, что они тебе ровня! Балованные глупые мальчишки! Разве на них можно положиться в трудный час?! Что они там понимают в настоящей любви?!
Папа тихонько смеется и мама чмокает его в лоб.
Милота.
– И у Евангелины, – тянет папа лукаво и радостно, – будет такое же. Теперь, конечно, немного попозже, чем должно было произойти, – он снова засмеялся, припоминая, что произошло на званом вечере с женихами, – но нужно только немного подождать. И все уладится. Ах, женщины... сколько в вас нетерпения и недоверия! Ну, ничего. Ничего! Все наладится.
А все из-за меня. Это я во всем виновата!
Я могла бы споткнуться и уронить злосчастный чайник. Я могла бы признаться матушке, что тоже подмешала туда зелье – да я уже готова была сделать это, вот честное слово, я не вру!
Но матушка втолкнула меня в гостиную, где чинно сидели мои женихи, и в кресле, где я ожидала увидеть своего вожделенного красавца, я увидела самое отвратительное существо, какое только можно себе представить!
Оборотень!
Мерзкий, воняющий псиной, самодовольный оборотень!
А тот красавчик, что вскружил мне голову – господи, да это его слуга! Видит небо, я готова была провалиться сквозь землю от стыда от собственной глупости, и выскочить замуж за красивого слугу я тоже была готова, лишь бы этого чертова оборотня тут не было!
А что, если это именно он в меня влюбился?!
На нем была надета самая яркая, самая модная одежда, да только сидела она на нем как штаны на собаке! И он все время чесался, магия превеликая! То шею поскребет с хрустом, то ляжку. А то запустит пальцы в пах, святые небеса, и там почешет, никого не стесняясь!
На его самодовольной морде выписывалось невероятное блаженство, когти его скребли во всеобщей тишине очень громко, прочие женихи смотрели на него с неодобрением.
Заклятья всемогущие! Да он же блохастый!.. И в таком виде пришел свататься!? Мозгов в его голове ни на грош!
От возмущения и стыда все мысли об опасном вареве в чайнике вылетели из моей головы напрочь. Я вихрем облетела всех женихов, щедро подливая всем кипятка, и все они, словно по команде, отхлебнули из своих чашек, испепеляя наглого оборотня взглядами.
Нет, вру, не все разом.
Дракон отпил заколдованного чая последним.
Возмущение возмущением, но и о приличиях забывать не стоит. Прежде, чем пить сам, он заставлял гнома пробовать – а не отравлено ли? И не то, чтобы дракон правда опасался, что его отравят в приличном доме, просто. это была часть драконового этикета.
Он потыкал гнома тросточкой, и тот, ухватив толстыми грубыми пальцами его фарфоровую чашечку, отплеснул добрую половину в свою глиняную корявую кружку и отхлебнул. Занюхал бородой, словно пил не чай, а крепчайший ром, или даже деревенский самогон, и осклабился во все свои сорок пять зубов – или сколько там зубов у гномов.
– Ы-ы-ы-ы, – сказал гном, улыбаясь мне страшно, как ощетинившийся переломанными досками забор. Он приподнял войлочные брови, обнаружив под ними необычайно голубые глаза, чистые, как у теленка. Что-то ненормальное, дикое, первобытное на моих глазах рождалось в душе гнома, он пыхтел и хрипел, как разводящий пары паровоз. И путешествие это не предвещало ничего хорошего...
– Рада, что вам понравилось, – пропищала я, мгновенно вспоминая о зельях. Кажется, гнома волшебство разбирало все больше; кто знает, что у него в голове роилось, какие мысли и чувства, но на мое счастье он не мог их высказать – разучился внятно излагать свои мысли за годы вынужденного безмолвия.
Но отсутствие словарного запаса он с лихвой компенсировал радостной улыбкой и непрекращающимся пугающим «ы-ы-ы-ы».
– Какой приятный аромат у этого чая, – сказал вежливый вампир, касаясь напитка губами.
– Вы сами заваривали, Евангелина?
В его устах имя мое прозвучало музыкой, и я в ужасе увидела в его красных зрачках некое чувство, от которого по спине моей табуном и с криками «а-а-а-а!» промчались вниз мурашки. На голову мне словно обрушилось ведро воды, тяжелое, сбивающее с ног и напрочь выколачивающее из тела дыхание.
Вампир смотрел на меня с неприкрытым желанием. Этот взгляд был опаснее руки некроманта на заднице. Откровеннее усмешки дракона. Сильнее азарта охотников, добравшихся до нежити.
– Очень вкусно, – подтвердил дракон, допивая то, что осталось ему после дегустатора. – А еще можно. Евангелина?
Его голос повторил эту же самую штуку; дракон произнес мое имя так, что у меня трусики взмокли, я ахнула и шатнулась от него прочь, боясь, что он тотчас же исполнит все те угрозы, что я услышала в оттенках его голоса.
Меж тем гном, не теряя времени понапрасну, грубо впихнул в руки онемевшему от его нахальства дракону свою корявую кружку и выступил вперед, бряцая и лязгая, как рыцарь доспехами.
– Дор-рогая, пр-р-релестная Евангелина! – прорычал гном, обрушившись на колено с грохотом, как боевой слон. – С той минуты, как я увидел вас, жизнь моя потер-ряла смысл без вас в ней и без меня с вами! Я воспылал! Ар-р-р! И пока эти молокососы жмутся, как девицы в слишком узких панталонах, я р-р-решил: будьте моей женой!
Повисло гробовое молчание, в котором отчетливо было слышно, как с хрустом лопнула гномья глиняная кружка, раздавленная рукой изумленного дракона.
Да, оба зелья сработали как надо. Если бы сейчас Флятт принимал у меня экзамен, он поставил бы мне твердую пятерку.
Но. Магия пресвятая, как это понимать?! Почему именно гном кинулся делать мне предложение, самым первым?! Только на гномов действуют оба зелья разом?! На остальных нет!? Или он, что ли, был в меня влюблен?! И зелья усилили его чувства? Да ну, чепуха какая, я с ним не встречалась ни разу!
С другой стороны, а с кем из них я встречалась?! Не помню...
Тогда почему гном сделал мне предложение? Почему растолкал всех женихов? Потому что гномы невоспитанные и презирают наши обычаи?!
– Евангелина-а-а, – меж тем хрипел гном с претензией на сексуальность, – станьте же моею-ю-ю...
– Но, господин гном, – пролепетала я, – а как же ваш хозяин, господин дракон?.. Он не отпустит вас просто так жениться, вы же ему прислуживаете. А где мы будем жить?.. Да и как это возможно?..
– Хозяин? – с презрением повторил гном, обернувшись на остолбеневшего дракона, и цыкнул зубом. – Этот, что ли? Да делов-то. Хотите, я его молотом по башке тресну? Был дракон – и нет дракона. Если он стоит на пути к моему счастью, этот пень надо выкорчевать! За одним и жилплощадь освободится, Драконья гора!
– Ой, мама, – пискнула я, чувствуя, что падаю.
Впрочем, матушке было немногим лучше. Она походила на рыбу, вытащенную на сушу. Рот у нее то закрывался, то открывался, а глаза карабкались на лоб. Она не знала о Влюблярмусе и тоже подумала, что это именно гном в меня втрескался и попал в магическую ловушку.
Наверное, она сильно себя ругала.
Ничего себе, помогла, думала она.
Меж тем дракон пришел в себя.
Покраснев до самых корней волос, он подскочил на ноги, скинув на пол осколки кружки, и со всей дури треснул зарвавшегося гнома по маковке ручкой своей щегольской трости.
– Бам! – сказала гномья голова. Вероятно, где-то там, в рыжем войлоке его волос, потерялся небольшой металлический шлем.
– Гы-ы-ы, – расхохотался неуязвимый гном.
– Да ты совсем стыда лишился! – прокричал алый от праведного гнева дракон. – Ты в приличном доме! Мать твою! Ты соображаешь, кому ты предложение делаешь, мерзавец?! Каким еще молотком ты собрался меня огреть?!
И он снова злобно тюкнул гнома по маковке, высекая искру.
– Вот этим, – невозмутимо ответил гном, с кольчужным звоном поднимаясь с колен. За спинкой кресла дракона и в самом деле притаился его молот – огромная толстая дубина с нанизанным на нее огромным куском железа. – Прикажете бить, очар-ровательная Евангелина?
– Нет-нет-нет, господа! – заверещала я, нелепо маша руками, как тонущая обезьянка. – Я вам приказываю – никаких драк в моем доме! Я умоляю! Господин гном, я уважаю ваши чувства, но может, вы их как-то по-другому будете выказывать?! Я очень прошу вас, не надо никого бить своей дубиной!
– А зря, – веско произнес гном, однако, подчинившись мне беспрекословно. – Чик – и Драконья гора свободна. Там знаете, сколько богатств?!
– Ты давал клятву верности, мерзавец! – рычал дракон нервно.
– Как дал, так и обратно взял, – невозмутимо ответил гном. – Я бы немного пострадал, но быстро утешился в объятьях неср-р-равненной Евангелины.
– Что ты можешь ей предложить, мешок шерсти! – кипятился дракон.
Гном приосанился, ударил себя кулаком в грудь.
– Мальчишка! – презрительно выкрикнул он в лицо дракону. – Да мне трусы с тремя штанинами шьют!!!
