Текст книги "Останься со мной (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Не стану, – беспечно ответил Акула. – Я очень жадный. Мне не жаль замерзающих пингвинов. У вас красивые ноги. Смотрел бы и смотрел.
– Не надо, – пискнула Лера, краснея и пряча лицо, стараясь запахнуть платье, но у нее ничего не вышло. Ее руки нерешительно скользнули по его плечам, девушка прижалась к нему, ища поддержки, и Акула горячо возблагодарил Бога за то, что она так легко согласилась танцевать с ним.
– Как вы здесь оказались, – снова прошептала Лера, все еще не смея поднять лицо. – Зачем вы тут?!
– А вы? – с интересом спросил Лассе, с удовольствием прижимая Леру к себе.
– Фред приехал, – прошептала Лера, – я должна сопровождать его на такие мероприятия…
Акула не слушал ее сбивчивых объяснений; убаюкивая в танце девушку на своей груди, сжимая ее ручку, он с удовольствием привлекал ее к себе, слушая ее частое дыхание.
– Не боитесь танцевать со мной? – посмеиваясь, произнес Акула, и Лера, отстранившись, гневно взглянула на него, словно только что сообразив, с кем пошла.– За мной должок… За тот поцелуй, который вы мне подарили.
– Я?! – воскликнула Лера, смущаясь. – Да вы же сами!..
Глава 4. Укус Акулы
– Хорошо, хорошо, хорошо! – примирительно ответил Акула, чуть отпуская руку, дав девушке понять, что не неволит ее. Он готов был сказать что угодно, лишь бы ее не пугать, лишь бы она осталась, и ее ручка осталась лежать на его плече.
Однако, то, что Лера пошла с ним – с ним, с Акулой, после дерзкого знакомства и не менее дерзкого продолжения, – пошла поспешно, почти не скрывая радости, многое говорило об ее отношениях с женихом. Акула мельком глянул за столик – даже Цербер-Анька проявляла какую-то вялую активность, почти не противясь тому, что он пригласил Леру на танец. Глаза дуэньи были усталыми и полусонными, словно американская трескотня и смех порядком ее вымотали, и Анька была по-настоящему благодарна Акуле за то, то он притащился сам и припер с собой Вику, в тот самый момент, когда она готова была пасть и позорно ретироваться, не в силах больше терпеть рыжего жениха.
Вика, Вика… гхм.
Церемонно предлагая Лере станцевать знойное танго, Акула мельком глянули на свою спутницу. Вика была молода и красива, но ей отчаянно хотелось замуж. И не за инженера, и не за слесаря, а за состоятельного человека. Лассе не был ее последним шансом; последних шансах начинают говорить те, кому крепко за тридцать. Но вот сейчас она будто и не заметила, что ее кавалер ее оставил, и с радостью переключила свое внимание на громогласного рыжего. Потом надо будет поинтересоваться у Анри, откуда он взялся, этот несмешной клоун.
А пока все внимание Лере, красавице Лере, богине!.. В руках Лассе девушка двигалась легко и плавно, и тот с запоздалым восхищением понял, что она, скорее всего, училась танцам. Даже посматривая с испугом на своего «жениха», она умудрялась – чисто автоматически, машинально, – своими невероятно прекрасными ногами выписывать па, да так ловко, что Лассе смутился, понимая, что ему-то эти танцевальные ухищрения даются не так легко, как девушке. Придется постараться. Но черт дери, оно того стоило! Лера, томно откинувшись на его руку, даже голову откидывала плавно, выгибая тонкую шейку так неспешно, чтобы все наблюдающие за танцем могли сполна насладиться ее красотой. И он, Лассе, был в первых зрительских рядах.
Ленивый самоуверенный рыжий американец потому и не пошел, что не умел танцевать или не хотел. И девушку он считал своей – даже в чужих руках он считал ее именно своей дорогой и красивой вещью, и самодовольно усмехался, понимая, что на его вещь любуются все кругом.
– Как вышло так, – шепнул Лассе на ухо девушке, привлекая ее к себе, чуть придерживая за обнаженную спинку – и изо всех сил сдерживая себя, чтобы не провести бессовестно и откровенно меж ее лопаток и ниже, ниже, забраться под тонкую шелковую ткань, по подрагивающей гибкой пояснице… – Что вы с ним… вместе? Только не лгите мне про вселенскую любовь. Он, может, всем хороший человек, но симпатии у вас к нему нет.
Наверное, в его голосе проскользнуло чуть больше сочувствия, чем было нужно, потому что Лера тотчас взъерошилась.
– Это не ваше дело! – почти выкрикнула она, и Лассе резко встряхнул ее, внезапно откинул ее на свою руку, заставив прогнуться назад так низко, что ее волосы коснулись пола, а восхитительная ножка выскользнула из разреза, и он с удовольствием сжал ее бедро, удерживая партнершу в откровенной и соблазнительной позе. Мурашки побежали по коже – так приятно было сжимать ножку девушки, чуть поглаживая шелковистую кожу чуть выше резинки чулок…
От неожиданности Лера взвизгнула, ее резкие слова потонули в ее же испуганном вскрике и в аплодисментах зрителей, и она, поднявшись, сопя шумно и злобно, как маленький сердитый носорог, уставилась ненавидящим взглядом в глаза Лассе.
– Так бы и сказали, – беспечно продолжил он, сжимая талию Леры крепче, – что не хотите об этом говорить. Зачем же кричать?
– Вы ведете себя недопустимо!
– Я? Да я просто танцую и пытаюсь с вами поддержать диалог, в чем недопустимость? – искренне возмутился Лассе.
– Вы задаете вопросы о тех вещах, которые вас совсем не касаются! – снова гневно выпалила Лера и судорожно ухватила его за плечи, боясь, что он снова опрокинет ее вниз головой, так, что у нее зайдется сердечко. Но Лассе не стал этого делать; глаза его смеялись, он прижимал девушку к себе совершенно недопустимо – чересчур крепко и плотно.
– А вы иногда делаете совершенно недопустимые вещи, – напомнил он, – так что мы квиты.
Девушка в его руках снова засопела шумно, пряча лицо. И Ласе не понял, злится она больше или испытывает смущения.
– Вы пригласили меня чтобы поиздеваться, – ершисто спросила она, и Акула тряхнул головой – нет, нет!
– Нет, – ответил он, прижимая девушку к себе. – Я пригласил вас потому, что видел, как вам скучно. Потому что увидел, как вам… неприятно сидеть там.
– Откуда вдруг такое внимание к моей персоне? – не менее едко продолжала Лера.
– А что, нельзя? – опасно шепнул ей на ушко Лассе.
Его дыхание опалило ее кожу, разливаясь по венам страстным теплом, и Лера почувствовала его губы на своем пылающем от стыда ушке. Касание было острожным, вкрадчивым, и сначала ей показалось, что он просто склонился к ней ближе, ловя аромат ее духов.
– Что вы такое делаете, – беспомощно произнесла она, вцепляясь в его плечи и млея от его тайной ласки, которую он скрывал даже, пожалуй, от самого себя.
– Ничего, – ответил он, прижимая девушку к себе. – Немного задумался, а что?
– Я думала, – непослушными губами шепнула девушка, ощущая знакомое головокружение от волнения, которое кидало ее в жар, словно вниз со скалы. – Вы будете вести себя опаснее… Но вам, кажется, снова нечем меня удивить.
Акула хмыкнул, изо всех сил стараясь не смеяться в голос.
Девчонка боялась своего жениха; по тому, как она оглядывалась на него, по тому, как вздрагивала, стоило его хохоту донестись до ее ушей, можно было понять – американец строг с ней, если не жесток. Пожалуй, это единственная причина, по которой она пошла танцевать с ним, с Акулой; обольщаться не стоит. Она просто выбрала наименьшее зло.
Но даже в таком незавидном состоянии она находит в себе силы и смелость подцепить его, Акулу. Слабая, трогательно-беспомощная, она колет его булавочными уколами, дразнит…
«Ах ты, девчонка…»
Он с удовольствием прижался носом к ее шейке, слишком откровенно, чтобы этот жест можно было спутать с невинным нечаянным касанием. Девушка, кажется, даже дышать перестала, и тогда… видит бог, он не сдержался, соблазн был слишком велик!
Он прихватил губами тонкую кожу на ее шее, целуя сладко и нежно, и чуть куснул, оставляя красные следы, которые затрутся совсем скоро, через пару секунд. Поцелуй вышел слишком бессовестным, слишком вызывающим, слишком интимным и откровенным, вызывающим желание сильнее, чем тот, первый, в губы, и девушка сбилась с шага, выдохнув так громко и горячо, что этот вздох был похож на предоргазменный сдавленный стон.
– Я не могу отказать себе в удовольствии сделать это, – шепнул он, с сожалением отстраняясь от вожделенной шейке, которую хотелось покрыть такими хищными поцелуями всю, от точеного подбородочка до впадинки меж ключицами, и затереть языком следы зубов и губ. – Все еще не похоже на акулу?
– Пойдемте на место, – пробормотала девушка; в голосе ее слышался страх, и Акула, кинув быстрый взгляд на столик, подумал, что его ласку американец видеть точно не мог. Слишком далеко. Да они и отвернуты от него, он не мог ничего заметить. Однако, девушка боится.
«Бред какой-то, – с непонятной самому себе озлобленностью думал он, провожая Леру на место. – Анька уж точно должна видеть, что тут не все гладко. Мать, отец этой девчонки куда смотрят? Нравится, что какой-то пастух дочку стращает?»
Американец выглядел недовольным; то, что его невеста расплясывала фривольные танцы с другим, ему не понравилось, его водянисто-голубые газа смотрели на Леру недобро, и Акула словно наяву услышал все, что он мог сказать. Он говорил бы о своей исключительности, об оказанной Лере чести, и о том, что он не позволяет ей… это все недопустимо…
Посмеиваясь, Акула уселся напротив американца.
Тот смотрел на Акулу словно на врага, открыто показывая, что Акуле не место за этим столом. Он бы произнес это и вслух, но, кажется, остатки мозгов у него все же были. Истинным хозяином положения за столом был Лось; он угощал, он, по сути, пригласил этого Фреда, или как там его, и потому уж не Фреду решать, кто тут будет сидеть, а кто пойдет вон. Тем более, что самому Лосю, кажется, американец тоже надоел, опостылел. Еще черт знает, что он тут им говорил.
«А ты, значит, пуп земли, – меряя зазнавшегося мальчишку взглядом, с усмешкой подумал Акула. – Развалился, повис на стуле, как смятая рванина, на Вику вон лапы свои свесил, – американец небрежно обнимал девушку за плечи, словно уже давно был с ней закадычным другом, – и чем-то еще недоволен?»
Кажется, до возвращения Лассе и Леры неугомонный Фред рассказывал – хвастался, – то ли своими – отцовскими, – владениями, то ли расписывал свою ловкость и силу во всех красках.
– Что в офисе сидеть, – разглагольствовал он, демонстрируя невозмутимому внимательному Лосю свою пятерню, с натруженной ладонью, с огрубевшими пятнами старых мозолей на длинных растопыренных пальцах. – Это разве занятие для настоящего мужчины? Да, может, я и не заканчивал университетов в Европе, но зато на своей земле я не пропаду, всегда заработаю себе на кусок хлеба.
Лассе мельком глянул на Леру; та сидела напряженная, с подчеркнуто холодным выражением на лице. Перспектива быть запертой на ранчо – вот в этом шелковом платье, в золоченых босоножках, – ей совсем не улыбалась, и все похвальбы жениха ей были неприятны. А он видел, что ее не прельщает простая сельская жизнь; не такой уж он был дурак, этот Фред. Он не мог не понимать, что то, чем он так яростно гордится, Лере совсем не нужно. Но из упрямства и какого-то садистского желания поломать, подчинить себе, он навязчиво повторял раз за разом о том, что тот мир, где он проведет свою жизнь, и его семья – тоже, – и Лера делалась все напряженней, как туго натянутая струна.
– Образование, – веско заметил Лассе, небрежно пригубив бокал с водой, – дает возможности получить что-то больше того, что уже имеешь.
– Больше, – презрительно зафыркал Фред, мотая рыжеволосой головой. – Куда больше?
– Самолет, например, – огрызнулась Анька. Ее похвальба американца достала до печенок, и она призывно посматривала на мужа, моля заткнуть расхваставшегося гостя. Но Лось остался глух к ее умоляющим взглядам, а американец снова презрительно зафыркал, замотав головой, словно поражаясь тупости свих собеседников.
– Сидя в офисе, – веско и снисходительно заметил он, – вы ослабели. Самолеты, автомобили… живой, дикой силы в вас нет. Ни конкурента заломать, ни подчинить себе строптивую женщину… Чтобы знала свое место и слушалась.
Он взглядом победителя посмотрел на Леру снова, и Лассе стало ужасно жаль девушку. Такой прелестный, чистый мотылек… неужто ее запрут в деревне, на ферме с коровами, и будут «обламывать»?
Лось вежливо кашлянул, поправив очки в тонкой оправе на породистом носу, а Лассе, бессовестно усмехаясь, показывая острые зубы, заглядывая своим пронзительным ледяным взглядом едва ли не в душу американцу, без лишних слов протянул ему руку, установив локоть на скатерти.
– Попробуешь? – предложил он. – Поборешь конкурента?
Руки у Лассе-Акулы были чистые, гладкие. Разумеется, физическим трудом он не занимался, лопатой махать ему не приходилось, в отличие от Фреда, у которого ладони заживали после пойманных заноз. Пальцы Акулы, гладкие и длинные, словно выточенные из слоновой кости, ничего тяжелее кия не держали – он был превосходный игрок.
– А давай, – развязно ответил американец, сверкая водянистыми внимательными глазами. – Если я выиграю, ты больше не приблизишься к моей женщине ближе, чем на два метра.
Лассе ослепительно улыбнулся, засмеялся тихонько, все так же внимательно глядя на Фреда. Не дурак американец, не дурак… внимательный, сразу понял, почуял, что между Лерой и Лассе что-то есть. Промелькнуло, сверкнуло.
– Негоже спорить на своих женщин, – припоминая слова брата, сказанные когда-то, ответил Акула. – Но я все же поддержу спор. Если выиграю я…
Конец фразы он замолчал, в его светлых глазах промелькнула угроза, и американец бездумно и горячо вложил свою ладонь в его руку, изо всех сил вцепился, сжимая пальцы.
Если бы он сунул свою кисть в капкан, эффект был бы такой же.
Одним движением Акула не только сломил всякое сопротивление американца – он едва не выломал его руку из сустава, заставив Фреда заорать и завалиться на стол, сбивая приборы и багровея от боли в вывихнутой руке. Акула, пожевывая пластик сыра, секунду смотрел на извивающегося на столе малолетнего идиота; Лось успел лишь поморщиться, недовольный потасовкой за своим столом, а Анька напротив – гаденько посмеивалась, потирая ручки. Поднявшись, все еще удерживая заломанного американца, Акула сунул в рот еще ломтик сыра и, склонившись над постанывающим Фредом, ласково шепнул ему на ухо:
– Тронешь девчонку хоть пальцем – я тебе ноги и руки переломаю, и скажу, что так и было. Покоритель сопливый…
Брезгливо отпихнув от себя поверженного соперника, Акула отступил, одернул пиджак, стряхивая с плеч напряжение.
– Идем, – кивнул он Вике, и та, до того сидевшая тихо, молча, послушно подскочила, словно все это время дожидалась команды. – Спасибо за приятный вечер!
Последние его слова адресовались Лере, которая смотрела на него изумленными огромными газами. Акула нарочно подступил к ней ближе и взял ее руку, бережно, осторожно, словно тонкая кисть могло повредить самое невинное касание. Он поднес ее пальцы к губам и поцеловал их – несколько раз, отмечая с удовольствием, что она вздрагивает каждый раз.
– Прощайте, – произнес он, не смея поднять на нее взгляд. – И всего доброго!
Глава 5. Выбор
Вика ластилась, как нашкодившая кошка.
–Куда мы поедем, милый, – мурлыкала она, стараясь повешаться на плечо Акулы, вцепиться в него когтями и заглянуть томными бессовестными глазами в его лицо. Куда поедем… разве не ясно, что никуда? Домой, спать, каждый свою постельку!
Но Вика, которая действительно чуяла за собой непонятную вину – вероятно, потому что отвечала на бесхитростный флирт американца, – во что бы то ни стало решила сегодня запрыгнуть в койку Лассе.
– Ты такой сексуальный, когда злишься, – пропела она призывно и томно, все еще цепляясь на его одежду и мешая ему попасть ключом в замок зажигания. – Такой страстный… Мы давно с тобой не проводили времени вместе. Ты же хочешь? Ты же для этого меня позвал, а? Я не против… и даже за!
– Вика! – рыкнул Акула, отпихивая ее плечом. Именно сейчас ласкаться с ней не хотелось. Нет, хотелось снять напряжение, унять кипящий в крови адреналин, но сейчас, после запаха Леры, после пульсации тоненькой венки на нее шее под своими губами, другой женщины не хотелось. Другая женщина изгонит ее аромат; сотрет ощущение шелковых бедер с ладоней. Заставит забыть мучительно бьющийся в висках вопрос – что происходит?! Зачем это все? Что вообще такого особенного случилось между ним и Лерой? Что за игры с этой ершистой, дерзкой девчонкой?
– Не сегодня, – рыкнул Акула, отталкивая руки девушки. Та, откинутая на спинку сидения, болезненно скривилась; руки мужчины боли ей не причинили, но слова ранили в самое сердце.
– Да что с тобой такое, – резко и зло выдохнула она, рассматривая Акулу так, словно видела его впервые. – Приглашаешь меня на вечеринку, сам уходишь танцевать с какой-то девицей, дерешься с ее парнем, портишь всем вечер… Я ведь могу и обидеться, – мстительно заявила она, сузив глаза. – И уйти сейчас. Мне надоело плясать под твою дудку.
– П-ф-ф, – насмешливо фыркнул Лассе. – Ты рассчитываешь меня этим напугать?
Вика побагровела от ярости. Она выкрикнула бы что-то еще, злое, нехорошее, обидное, но в этот момент на тротуаре звонко застучали каблучки, дверца распахнулась, и на заднее сидение плюхнулась Лера.
По ее хорошенькому личику ползли злые слезы, волосы были растрепаны, словно кто-то ее тряс за плечи, и Акула, обернувшись назад, отметил на ее плечах красные, быстро сходящие следы от пальцев. Автомобиль был Лассе, но уничтожающий взгляд достался Вике, обернувшейся посмотреть на незваную гостью. Лера упрямо сжимала пухлые губки, щурила яркие глаза, чтобы было не так заметно, что она плакала. Лассе скорее угадал, что она нарочно так бесцеремонно ведет себя – злит Вику, мучает ее, платя за собственную ревность. Тот, что он, Лассе, явился на прием с девушкой, и с ней же ушел, здорово задело Леру, и она теперь мстит сопернице, несмотря на то, что жених, кажется, здорово ее потрепал.
«Все же сорвался на девчонку, – с досадой отметил про себя Лассе. – Говнюк малолетний!»
– Я поеду с вами! – безапелляционно выкрикнула Лера, с удовольствием наблюдая, как теряется соперница, и как стыдливый румянец наползает на щеки Вики. – Он меня ударил, я не хочу быть с ним, не буду!
В голосе Леры прозвучала неподдельная истерика со слезами, и Вика расхохоталась, всплеснув руками.
– Пожалуйста… не оставляйте меня здесь!
– Отлично! – прошипела Вика, яростно терзая свой клатч. – Этого еще нам не хватало! Нянчиться с девчонкой!
– Помолчи-ка! – рявкнул на нее Лассе, и Вика, расхохотавшись еще громче, решительно открыла дверь.
– Развлекайтесь тут! – выкрикнула она, яростно захлопнув за собой дверцу и почти бегом направившись в ту сторону, откуда только что прибежала Лера.
Оставшись наедине со всхлипывающей девушкой, Лассе некоторое время молчал, оглушенный этой внезапной рокировкой. Затем снова осторожно, словно боясь, что девушка растает в воздухе, обернулся к ней.
– Ну, – произнес он, стараясь, чтобы голос его звучал строго, – и что это за демарш?
Лера не ответила, шмыгая носом и пряча мокрые глаза, стискивала на коленях руки, словно провинившаяся школьница, и он снова замолчал, понимая, что отчасти вина за то, что девушка сейчас плачет, лежит на нем.
– Увезите меня отсюда, – тихо попросила она. – Пожалуйста!
– Увезите! – повторил он. – А что скажут твои родные?..
– Что скажут! – выкрикнула Лера, легко впадая в истерику и яростно терзая розовый шелк своего платья. – Да мне все равно, что они скажут! Я совершеннолетняя, делаю, что хочу! Ясно?!
– Но Ане я должен сказать, где ты, с кем ты, – строго произнес Лассе, сдаваясь. – Она не будет против нашей с тобой поездки, м-м-м?
– Будет! – ершисто выкрикнула Лера. Лассе кивнул:
– Хорошо. По крайней мере, честно. Обещаю: я тебя… с ним не оставлю, пока не буду уверен, то все с тобой будет хорошо. Ну, не плачь.
Лера промолчала, шмыгая носом, и Лассе, вылавливая из кармана телефон, вышел из машины, оставив Леру одну. Он почему-то не хотел, чтобы она слышала, о чем он буде говорить с Анькой. Точнее, он точно знал, почему не хотел. Аньке хотелось задать много вопросов, вертящихся на языке; хотелось накричать, долбануть кулаком, спросить – как это рыжее чучело вообще подошло к Лере?! Он не имел на это никакого права, но так хотелось кричать, вытрясти ответы да хоть бы с того же Лося!
Но он сдержался, убеждая себя, что это вовсе не его дело.
«Может, размолвка, а я влез между влюбленными, – уговаривал он себя, слушая долгие гудки в трубке. – Сам, что ли, не был молодым?»
– Да?! – тревожно отозвалась Анька, и по одной только интонации ее голоса Лассе понял – она бегает, запыхавшаяся, отыскивает Леру. – Что?!
– Успокойся, – велел он, слыша в ее словах панику. – Лера со мной.
– Уф! – Анька выдохнула так откровенно, что стало ясно – девчонка убежала. – А я ее ищу…
– Дольше бы искала, – мстительно ответил Лассе, заглядывая в салон, к Лере. – Этот урод… он ее ударил? Я не пущу ее к нему, хоть трижды он жених. Это не дает ему права распускать руки.
– Не распустит больше, – Анька разразилась злорадным клекотом, – ему Лось щас вторую руку доламывает, а то ишь – карандашиком писал, ослабел... Конечно, будут вопросы по нему к Люси, я все отцу расскажу. Какого черта…
– Как вообще вышло, что она с… этим типом? – сдерживая нелестные эпитеты, рвущиеся из груди, поинтересовался Лассе. – Должны же смотреть родители, с кем их дочь встречается! Если он сейчас ее колотит, то потом что будет?! Неужто их это устраивает?!
– Ну, какие родители! Какие! – сварливо отозвалась Анька. – Ты вообще слушаешь кого-нибудь, кроме себя, самовлюбленный индюк?! Я же тебе рассказывала о ней как-то. Нету родителей у нее. Мама давно тю-тю, а папа пять лет назад, в аварии. Я же говорила! Отцовский племянник, ну же! Забыл? Люси Комбз, его вдова, теперь опекунша, мачеха! Фиг ли ей там интересно, с кем Лерка трется! Она, поди, этого почетного дояра-стахановца и сосватала, в добрые руки Лерку пристраивает, поди… С глаз долой, из сердца вон.
– Ах, вон оно что… – протянул Лассе, потрясенный. Избалованная капризная девчонка враз, словно по мановению волшебной палочки, сделалась в его глазах беззащитной, хрупкой. Совсем одна; никому толком не нужна, передают ее из рук в руки, пихают друг другу, заставляя друг друга заботиться о ней, как о ненужной, непосильной ноше…
– И тут ты еще! – сварливо продолжала рычать Анька. – Итак за девчонку вступиться некому, растет сама по себе, как сорная трава, ни задницу не надрать, ни мозги вправить! Ну, давай, мотай ей нервы, пудри мозги! Ты ж это умеешь!
– Аня, я не буду, – прерывая ее ругань, ответил Лассе. – Я не обижу ее! Я ее не трону, обещаю!
– Я вижу, как «не обижу»! – взвилась Анька. – Вижу, как «обещаю»! Чего ты этого рыжего раздраконил?! Он же видел, как Лерка за тобой побежала, вот и взорвался! У него, может, тоже взыграло… Вы же, мужики, все дебилы ревнивые! Может, и не было бы ничего… А ну, тащи ее сюда! Или нет; стой, где стоишь, я Лося пошлю. Он ее приведет. Доломал американца, как раз освободился.
– Ань, он урод, этот Фред! – не сдержавшись, выкрикнул Лассе, и Анька, в свою очередь, сорвалась, как собачонка с привязи. – Я не пущу ее! Я не позволю ее обидеть, я смогу ее защитить!
– Урод, урод, урод! А ты, блин, принц на породистом ишаке, что ли?! – заорала она. – Сам-то что творишь?! Играешься с девчонкой! Это живой человек, между прочим! О ней подумал?! Да и какое право ты имеешь пускать или не пускать? Ты ей кто?! Я кому сказала – веди ее сюда! Нет, стой там… Лось сейчас…
Лассе прикусил губу, выслушивая поток Анькиной брани, понимая, что она права. Вот теперь и сейчас – права. Он никто; и сам развлекся с девчонкой в меру своей испорченности, доведя ситуацию вот до такого. Но все же сейчас, сию минуту, ему очень захотелось снова все сделать правильно. Показать этому маленькому, беззащитному существу, что она ему не безразлична, и что он не спешит избавиться от нее, словно от ненужной, хлопотной обузы. В этой странной, скандальной ситуации вдруг оказалось, что ближе него, постороннего человека, у нее и нет никого. Родня загоняет в рамки, из которых она наверняка была бы не прочь вырваться, жених точит об нее кулаки, мачехе лишь бы сплавить… Разве можно оставить ее сейчас одну, беззащитную? Нет. Он будет ее опекать и защищать столько, сколько понадобится.
– Аня, – так же твердо ответил он, – я обещаю тебе, я клянусь – не обижу. Пальцем не трону. Что же я, по-твоему, скотина?
– Похотливая скотина, – поправила Анька. – Да.
– Аня, я тоже человек, – повысив голос, продолжил Лассе. – Я тебе клянусь твоей Мишкой – не обижу я твою племянницу. Ты сама сказала – она человек, а не вещь. Пусть сама выберет, что ей делать, куда идти. Пока она со мной. Остынет, скажет везти к жениху – увезу. Среди ночи увезу. Но сейчас, когда она против – нет. Извини.
– Ну, ладно, – Анька внезапно остыла, было слышно, как она трет лоб, наверняка зажмурив уставшие глаза. Отчего она поверила Лассе – не ясно было. Видно, что-то в его голосе показалось ей надежным и прочным, и она сдалась, уступив его напору. – Только смотри мне – головой отвечаешь за нее!
– Договорились, – легко согласился Лассе. – Отвезу ее домой. Можешь явиться позже, проведать ее. Ань, сейчас правда не время ее воспитывать. Она напугана и плачет. Это же девчонка. Совсем маленькая. Хоть ты ее пожалей.
– Когда за ляжки ее хватал, ты так не думал, – сварливо заметила Анька.
– Мы танцевали. И куда бы я ее не хватал, я не хотел ее обидеть, – парировал Лассе. – И уж тем более – не хотел ее бить или оставить наедине с тем, кто может ударить. Он же ударил ее? Ударил?
Анька промолчала, и Лассе дал отбой, чувствуя себя победителем в этом споре. Вот и чудно.
Лера уже не плакала. Она сидела, устало откинувшись на сидение, отвернувшись от Лассе, и ему, глянувшему на нее, показалось, что она смирилась, заранее смирилась и с его предательством. Ей некуда было бежать – только поэтому она осталась на месте. Но сомнений в том, что он выдал ее, отдал обратно Фреду и строгой Аньке, у нее не было. От этой тихой, молчаливой обреченности, защемило сердце, и Лассе поспешил завести мотор, чтобы уничтожить эту горькую до боли паузу.
– Куда? – вместо тысячи вопросов и правильны слов поинтересовался он, кинув взгляд на свою пассажирку через зеркало заднего вида. – Я сказал Ане, что ты со мной.
Услышав его слова, Лера вздрогнула, словно отходя от долгого сна, приподнялась на сидении, недоверчиво глянула на мужчину.
– Она разрешила? – с недоверием спросила Лера. Лассе кивнул:
– Говорю же, да. Я отвезу тебя домой, скажи только куда.
– Нет, нет, не домой! – забеспокоилась Лера, завозившись на месте. Паника накрыла ее с головой, словно ее жених, рыжий Фред, добрался до нее. – Он знает, где я живу, он туда придет! К вам!
Лассе отрицательно качнул головой:
– Ко мне – это плохой вариант. К тебе.
– Нет!
–… и я останусь у тебя до утра, если хочешь. Покараулю, чтоб никто не потревожил тебя. Вздремну на кухне. Утром позовешь Аню. Может, она ночью придет, проверить тебя. Не бойся, – он обернулся, глянув в ее зареванное напуганное личико. – Я смогу тебя защитить. Ничего не бойся.
