Текст книги "Останься со мной (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

И волнение, трогательное и искреннее, выписывалось на лице мужчины, но склонялся он не над Люси, а над юной Лерой, чтобы попробовать ее губы на вкус, стаскивая с ее плеч одежду, нетерпеливо добираясь до тела.

И не черные блестящие волосы Люси, а длинные светлые локоны Леры рассыпались по постели, в розовые душистые лепестки, ее обнаженное тело выглядело ослепительно – белым, словно снег,  на алом атласе. Мужчина целовал ее нежную кожу, прикусывал ее, затирая после языком легкую боль, и Лера вскрикивала от острых ощущений, которые наполняли ее страстью. Ласковая ладонь Лассе скользнула по животику Леры, опустилась ниже, меж расставленных послушно ножек и погладила так чувствительно, что бедра девушки затряслись, как в лихорадке.

Но Лассе этого было мало; именно сегодня ему почему-то сполна захотелось упиться невинностью своей юной любовницы, и его пальцы коварно скользнули ниже меж ее ног, меж ягодиц, поглаживая дырочку сзади, касаясь самыми кончиками пальцев, словно иголками покалывая нервы. Его пальцы жестко погрузились в ее мягкое, податливое тело, а один так и продолжал поглаживать девушку сзади.

Лера пыталась стыдливо сжать колени, постанывая от возбуждения, перемешанного со стыдом, но умелые касания рук Лассе заставляли ее саму разводить колени шире и чуть приподнимать бедра, поскуливая от острого удовольствия. Лассе целовал и целовал ее, стирая ее жалкие стоны языком, все так же настойчиво лаская девушку, извивающуюся на его руке, а под его пальцами становилось все горячее и все более влажно. Сладкий запах возбуждения девушки витал в воздухе, стоны и крики звенели самой прекрасной музыкой, и Лера, в очередной раз охваченная мелкой дрожью от напряжения, сама расставляла ноги шире и поднимала колени, раскрываясь перед ласкающим ее мужчиной.

– Ой, ой, – пискнула девушка, вцепляясь ноготками в его кожу, когда он погладил ее по влажному раскрытому лону. – Ой…

Лассе не насытился ее наслаждением; ее пылающие щеки, стыдливо искусанные губы, дрожащие колени – этого было мало, но он сам бы уже слишком возбужден, чтобы вытерпеть еще хоть минуту. Он навалился на девушку, подмял ее под себя со звериной жесткостью, упиваясь ее покорностью, ее слабостью и беспомощностью. Он взял ее одним толчком, заставив кричать, взял жестко, сильно, глубоко, вжавшись в ее напряженное тело бедрами, животом, нависнув над Лерой и всматриваясь в ее лицо, на котором выписалось блаженное страдание.

– Как же больно ты кусаешь, Акула…

Услышав свое прозвище, сорвавшееся с губ девушки тише нежного шелеста, он мстительно толкнулся в ее тело еще, беспощадно, глубоко, в очередной раз с наслаждением наблюдая, как на ее юном лице выписывается невероятное  блаженство, и как дрожит от крика ее напряженное горло.

На левом плече Лассе, черный и опасный, был искусно набит скорпион – хулиганская татуировка, словно тотемное существо, охраняющее носящего ее. Еще одна грань характера Лассе, зашифрованная в рисунке, что-то дикое, хищное, дикарское, что-то тайное, что было спрятано от чужих глаз под строгой респектабельной офисной одеждой. Словно сама суть этого мужчины, который сейчас нетерпеливо, даже жестко овладевал девушкой. Скорпион – это не та вещь, о которой женщины, знавшие Лассе, вспоминали в первую очередь, главным образом оттого, что вряд ли он позволял себя разглядывать пристально, и вряд ли он оставался с какой-то девушкой так надолго, чтобы она успела еще и разгладить его горяччую после занятием любовью кожу.

С Лерой Лассе был в третий раз, и у нее хватило времени заметить тату – и Лассе позволил ей рассмотреть себя, не прячась, не торопясь покинуть девушку. Впустил ее и в эту свою маленькую тайну.

Лера любовно  провела по зловещему рисунку ладонью, блаженно прикрыла глаза, подставляя шею под горячие поцелуи. Она прильнула к нему грудью, животом, обхватив его за шею, впилась поцелуем в его губы, о которых грезила весь день Люси, и целовала, целовала, заставляя его терять голову и в дикой страсти брать ее еще сильнее.

– Мой опасный, мой сильный Акула, – шептала Лера, млея от его жестких ласк, крепко обнимая коленями его тело, движущееся  меж ее ног  настойчиво, быстро и сильно.– Как же я люблю тебя, как я люблю тебя…

– Моя, – рычал Лассе, подчиняясь алому потоку страсти, уносящему его разум, оставляющему только сжигающее его желание. – Ты моя, поняла?! Только моя!

Лера смеялась, и Лассе, обезумев, двигался еще быстрее, сильнее, чтобы заглушить этот смех, заменить его на животные частые стоны, на обжигающее дыхание, на знакомую ему нетерпеливую дрожи и на спазмы, выгибающие юное тело девушки дугой. Наслаждение накрыло и его, и два тела двигались во вспугнутой тишине медленно, плавно, ласкаясь друг к другу и выражая ту нежность, что нельзя высказать словами.

– Я люблю тебя, девочка моя, люблю, – шептал он, прижимаясь мокрым лбом к ее вздрагивающей груди. – Моя девочка…

Глава 18. Интрига назревает

После было обжигающе-холодное шампанское, от которого у Лера закружилась голова, и она смеялась, а поцелуи были обжигающе-горячи, до того горячи, что сердце замирало у нее в груди.

– Давай поженимся на днях, – предложил Лассе, обнимая ее обнаженное тело, ловя губами острый сосок. Лера взвизгнула от неожиданной ласки, от которой ей стало щекотно, и замерла, пораженная его словами. – Никому ничего не скажем, просто распишемся. Без пышного торжества, только ты и я. Не сегодня и не завтра, конечно, но... я смогу ускорить процесс. Попросить кого нужно. Собрать необходимые бумаги.

– Как – женимся? – еле дыша, произнесла Лера, покуда Лассе самозабвенно целовал ее грудь, ее  живот. – Нет, я хочу, конечно, но пока Люси мой опекун, она не позволит, а Миша… ну он ведь тоже будет ругаться… Даже если он станет моим опекуном… ой, мне кажется, он вообще взбесится! Он очень похож на моего папу, так же следит, заботится, опекает!

Лассе хитро прищурил светлые глаза, несколько раз поцеловал подрагивающий от ударов пульса животик девушки.

– У тебя гражданство какое? – ненавязчиво спросил он.

– Российское, папа же русским был, – ответила Лера, – но причем тут это?

– А притом, – ответил Лассе. – Это в Америке у тебя опекун и совершеннолетие в двадцать один. У нас тут законы другие; тебе восемнадцать, по нашим законам ты считаешься совершеннолетней, и  отвечаешь сама за себя. Тебе не нужно согласие родителей и опекунов, чтобы выйти за меня. Так-то.

– Что, правда?! – Лера даже дышать перестала.

– Да. Мы купим тебе самое красивое платье, – мечтательно произнес Лассе, отводя от ее изумленного личика взлохмаченные волосы, – и самое красивое кольцо. И устроим потом самую сумасшедшую ночь…

– Но Миша, – напомнила встревоженная предложением Лассе Лера.

– Он взбесится, – довольный, произнес тот, посмеиваясь, представляя ярость Миши. – Он, конечно, будет против. Он считает тебя совсем маленькой, ребенком, думает – тебе рано выходить замуж…  Он будет очень громко кричать. И топать ногами.  И грозиться меня убить он тоже будет.  Он правда заботится о тебе, и любит тебя, принимает как дочь. Но тут решаешь только ты, понимаешь? Только то, что скажешь ты, и имеет значение. Понимаешь?

Лера обняла любовника, заглянула в его светлые глаза так, словно хотела увидеть всю правду, все, что он скрывает от нее.

– И ты его не боишься? – спросила она. Лассе чуть кивнул головой:

– Не боюсь. Пусть кричит.

– Но он убьет тебя! Правда, найдет и расстреляет!

– Не убьет. С чего ему меня убивать?

 – Он кажется мне очень строгим. Он скажет, что  ты меня соблазнил, что мне рано замуж, что я…

– Не делай из Миши чудовище, – произнес Лассе, хотя в чем-то  он был с Лерой согласен. – Он немного рассердится, а потом смирится. Главное  – мы будем вместе. Навсегда. И Люси от тебя отстанет. Она уже ничего не сможет сделать, если Миша оспорит у нее опекунство, а потом и вовсе окажется, что ты замужем. Люси будет тебе не страшна.

Лассе мягко провел по волосам Леры, и вспыхнула, испуганно припала к его груди, спряталась, пережидая невероятное ощущение чуда, которое вот-вот случится.

– Акула, – изумленно произнесла она, – ты предлагаешь мне… всех обмануть?

– Именно, – посмеиваясь, ответил он. – Они будут драться за твои миллионы, а мы с тобой…

Лассе обнял Леру, прижал ее к своей груди.

– А мы с тобой поедем в Альпы, – мечтательно продолжил он. – Хочешь?

– Хочу, – ответила Лера. – Так когда мы… поженимся?

Лассе пожал плечами.

– С утра я поеду и поговорю кое с кем, – неопределенно ответил он. – Чтобы ускорить процесс. Потом поедем, выберем тебе платье… Ты же хочешь быть красивой? Самой красивой невестой на свете.

– А Мише когда скажем? – прошептала Лера, прижимаясь к Лассе.

– Не спеши, – ответил он. – Пусть сначала обрубит все концы с Люси. Пусть лишит ее права участвовать в твоей жизни – и я даже ему в этом помогу. Потом мы ему скажем.

* * *

Лассе с утра, как и обещал, поехал в ЗАГС – поговорить с нужными знакомыми. Леру он отвез в университет, и Миша, который явился домой к обеду, проспавшись после бурного собрания своего элитарного клуба, пропажи не заметил. Вообще, он был оживлен, деятелен, потирал ручки и торжествовал победу. Анька, наблюдающая за отцом, сделала вывод, что отец связался со всеми влиятельными людьми, что были у него под рукой, и они просто решили все его проблемы – словно по волшебству, как это обычно и бывало.

– Поедем на недельке с Леркой Люси фигу крутить, – шумно сопя и хлебая кислые щи, незаменимейшую вещь с похмелья, сказал Миша. – Лассе молодец, накопал много чего, так что Люську теперь на пушечный выстрел не подпустят к Лерке. Он где? Был, нет?

– Был, – осторожно ответила Анька. – Приезжал…вчера.  Привез Лерке букет, кольцо… пап, он к ней сватается.

Миша, хрустя капустой, поднял на Аньку строгий взгляд и перестал жевать. Словно очнувшись ото сна, обвел комнату взглядом.  Повсюду, во всех вазах и даже в трехлитровой банке, стояли цветы, алые розы. Если б Анька не была его любимой дочерью, она бы тотчас схлопотала нецензурную выволочку, потому что Мише и одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять – она была в курсе происходящего, видела все и прикрывала Акулу и Леру.

– Шиш ему, – грубо ответил Миша, проглотив вместе с наваристым супом ругательства. – Ишь, хитрожопый какой, а! Кучерявый пройдоха, а! Ты смотри, что удумал – самый вкусный кусок откусить! Небось, узнал, сколько у Лерки в кармане денежков, а? Вот и открылась любовь неземная! Сколько их, нахлебников, еще к ней прилипнет?! Хитрецы, а! Я одного отгоняю, выталкиваю в дверь, так другой в окно лезет! Что ж ты делать-то будешь с этими братьями-акробатьями! Девки мои медом им, что ли, намазаны?!

Анька картинно закатила глаза, выслушивая ругань отца.

– Пап, он начал за ней ухаживать еще до того, как узнал, – ответила Анька, когда разъяренный Миша перестал брюзжать. На ее счастье, Миша был или слишком усталым, или слишком занят своими мыслями, так что гнев его был очень скоротечным, вялым, Анька даже испугаться не успела. – У них сразу как-то вспыхнуло…

– Ласська быстро вспыхивает, да,  – сварливо согласился Миша. – У него перископ исправно работает. Ориентирует его в пространстве, да… а ты его не защищай! Не защищай его! Не мне тебе рассказывать, какой он засранец! Почему  по морде не надавала ему?! Какое еще сватовство?! Девчонку не отдам за этого засранца блудливого!

– Пап, я пробовала надавать ему по морде, – ответила Анька. – Но он не испугался, пап. Мало того – он чуть не придавил меня, когда я посмеялась над его нежными чувствами. У него все серьезно, кажется. Впервые вижу его таким.

– Нежные чувства! – рычал Миша, яростно грызя кусок мяса, выловленный в тарелке. – У него есть, чем чувствовать-то? Не стерлось еще? Ох, Анька! Вот все бабы дуры, и ты такая же! Это ж Ласська, ты кому поверила? У кого там все серьезно?! Это ж артист погорелого театра! Нет, и все тут! Шиш ему! Шиш!

– Пап, – разозлившись, рявкнула Анька. – Чо я у вас как глухой телефон?! Сам ему скажи об этом! Фигу скрути, или что ты там собрался делать. Не со мной спорь – с ним. Хорошо?!

– Хорошо, – брюзжал Миша, шумно хлебая суп. – Хорошо! Не будет этого пока я жив. Не допущу, чтоб этот засранец девчонке голову морочил! Ясно вам?!

– Ясно, ясно, – покладисто согласилась Анька. – Ешь давай.

Глава 19. Ход Акулы

Миша сказал свое веское «нет» Лассе при первой же возможности, погрозив ему кулаком и более, чем ясно, велев не приближаться к Лере.

Лассе, поблескивая внимательными серыми глазами, выслушал ругань Миши молча, с совершенно непроницаемым лицом.

 – Я тебя знаю хорошо, – грозя Лассе пальцем, шипел злой Миша. – Я тебе, паршивец, не верю! Собаке поверю, ежу, а тебе погожу! Любовь у него!.. Не смей девчонке голову морочить! Маленькая она еще, – Миша нервно тряхнул головой, перевел дух и уселся в кресло, пожалуй, слишком поспешно. В этом, казалось бы, невинном действии сквозила огромная усталость, и в голове Лассе мелькнула мысль о том, что Мише уже нелегко даются разборки. Стареет, Миша. Нервы ни к черту… Поэтому спорить с ним Лассе не стал. Ни к чему тревожить старика.

– Ладно, иди, – буркнул Миша. – Завтра у нас большой день. Завтра Люську с ее щенком… немного огорчим. Документы у тебя готовы? Я ей покажу – опекунство… Я ей дам – миллионы…

– У меня все давно готово, Михаил Александрович, – щуря светлые глаза, ответил Лассе.

– Тогда завтра, в девять, жду тебя здесь, – устало проговорил Миша, потирая виски. – И от девчонки отстань, не морочь ей голову!

Лассе кивнул, чуть поклонился и неспешно  покинул кабинет Миши.

Но это не означало, что он отказался от своих планов; напротив  – если б Миша последовал за ним, он бы увидел, как Лассе совершенно спокойно набирает номер Леры, и, дождавшись ее ответа, воркует с ней таким нежным, таким счастливым голосом, словно не он только что получил выволочку от босса.

– Лера, –  говорил Лассе, чуть улыбаясь, совершенно как влюбленный мальчишка. – Я договорился, Лера. Давай сегодня поедем, выберем тебе платье? Нас будут ждать в пять часов. Распишут, как положено. Узаконим наши отношения уже?

Сказал – и сам себе не поверил. Брак, свадьба, жена? Это все о нем, это про него? Это он будет возвращаться домой, где его будет кто-то ждать, да и не просто кто-то, а Лера, его девочка, от мысли о которой у него теплело на сердце?

«И нас будет двое, – с изумлением думал Лассе, чуть качая головой. – А потом… а потом Анька надарит мне резиновых акул…»

Миша крепко недооценил нахальство и коварство  Акулы. Ему и в голову не могло прийти, что тот осмелится дальше гнуть свою линию. По мнению Миши, свадьба – это такое огромное, шумное и глобальное мероприятие,  которого не утаишь. Жениться тайком, без гостей и подарков – это в Мишиной голове не укладывалось. Это было настолько дико по его мнению, что он и представить не мог, что такое  может произойти. Кто, какая невеста согласится на это?! Кто вообще в этом мире так делает?!

– А Миша? – тревожно спросила Лера; Лассе слышал, как девушка попискивает от восторга, но мысли о гневе Миши здорово портили ей радость от предстоящей свадьбы.

– Не переживай о нем, – как можно беспечнее ответил Лассе. – ты же его знаешь; он поворчит и успокоится.

– Но тайно, – с сомнением в голосе ответила Лера.

– Это даже хорошо, – ответил Лассе. – Миша сказал – на днях он вызовет к себе на ковер Люси. Они будут говорить о тебе. Посмотрим, как скоро у нее пропадет к тебе любовь и интерес, когда она узнает, что ты уже замужем, и не за ее рыжим родственником.

Лера захихикала, как ребенок, предвкушающий огромную, немыслимую шалость.

– Это значит да? – улыбаясь, произнес Лассе.

– Да! – выдохнула девушка, замирая от волнения.

– Ну, значит, собирайся. Я сейчас заеду, подхвачу тебя. Моя невеста будет просто невообразимой красавицей сегодня, – произнес Лассе так интимно и таким многообещающим голосом, что Лера захлебнулась от восторга.

* * *

Лера выбрала себе необычное платье, без пышных юбок и корсетов. Но при кажущейся простоте кроя оно сидело на девушке идеально, при ходьбе мягко облегало ее длинные ноги и подчеркивало ее прекрасную фигуру. В этих нежных кружевах, с обнаженными руками, с глубоким вырезом на спине, Лера выглядела необычайно трогательно и невинно, намного красивее многих невест. Волосы, собранные в узел, ослепительное сверкание бриллиантовых сережек, подаренных Лассе накануне,  в ее маленьких ушках – все только подчеркивало ослепительную юность невесты.

– Боже, какая ты красивая, – Лассе, которому одеться к предстоящему торжеству было намного проще, даже охрип от восторга, увидев ее, выплывающую из примерочной кабинки. – Этого быть не может – то, что ты сейчас станешь моей…

– Ты тоже красивый, – тихо ответила Лера. Было видно, что она нервничает, ее тонкие пальчики изо всех сил сжимали маленький букет из белых роз, теребили атласные ленты, которыми тот был перевязан. – Скажи… скажи сейчас, пока еще не поздно, ты же не обманываешь меня? Не шутишь? Если это розыгрыш, шутка, то это очень злой розыгрыш, – голос ее дрогнул, бирюзовые глаза налились слезами, и Лера прижала ладонь к пылающей от волнения щеке. – Я же правда люблю тебя, и верю тебе, Акула… не обижай меня…

Лассе порывисто обнял девушку, чуть посмеиваясь над нею.

– Глупая девчонка, – произнес он, всматриваясь в ее бирюзовые глаза. – Как ты могла подумать?!

Лера, едва не плача, всматривалась в его лицо. Ее глаза были полны слез и страха, и сделались огромными, неземными, на побелевшем личике.

– Анька рассказала мне, – еле слышно, выдохнула она, и Лассе нахмурился. – Она рассказала мне… о вас. О тебе. Она сказала, что была влюблена в тебя, и что ты… Ты был первым у нее. Как и у меня.  Мне кажется иногда, что она любит тебя до сих пор. Такие раны не заживают, это не забывается, Акула. Если бы не любила, она бы не злилась на тебя. Как и многие… Тебя многие любили, слишком многие. А ты всех бросал. И мне страшно, Акула! Ты ведь меня не обманешь? Ты ведь со мной не из-за наследства? Нет? Ты ведь не уйдешь от меня, взяв все, что тебе захочется?

Ее глаза смотрели так умоляюще, что Лассе едва не вскрикнул в досаде. Ну, Анька! Нашла время вправлять мозги Лере! Выболтала все-таки… Язык, что ли, чесался? Бабская зависть?! Неужто позавидовала юной Лере, что та смогла, наконец, угомонить хищника-Акулу?!  Зачем она это высказала, зачем призналась, зачем достала эту тайну со дна души?! Или правда первые любовные раны так глубоки, что не зарастают много лет?

– Да что ты такое говоришь, – серые глаза Лассе от расширившихся зрачков стали черными, дрожал его голос и его ладонь, которой он гладил нежную щеку Леры. – Что ты говоришь!.. Да, я не любил никого, но ты!.. Лера, ты моя единственная! Разве ты не видишь этого, не чувствуешь?  И я сейчас боюсь не меньше тебя, и больше всего хочу, чтобы ты не оставила меня, не передумала, не ушла. Ну? Что ты придумала себе? Пойдем, поставим эти подписи, узаконим наши отношения, и я докажу тебе, что для меня ты – особенная. Наследство… что твое наследство, сама видишь – я очень обеспечен. У меня хорошие связи. Я многого могу добиться. Я сделаю все, чтобы стать таким же, как Миша, например. У меня была возможность неплохо и безбедно существовать, не работая, но я хочу добиться всего сам. Даже если б ты была простой студенткой, я бы все сделал и заработал для нас сам. Пойдем! Не бойся ничего! Когда ты станешь моей… Лера, я и Мишу не побоюсь порвать за тебя. Мое – это мое, моя семья – это то, для кого и для чего я живу. Это неприкосновенно. Это свято.

* * *

Дальше для Леры все было словно в тумане. Белое платье, белые цветы, кольца на серебряном подносе, горящие, как жар – все это было слишком сумбурным. Все произошло слишком быстро, и лишь отвечая на вопросы регистратора, Лера вдруг поняла – все по-настоящему.

Все происходит на самом деле.

Дрожащим голоском она сказала «да», сжимая горячие пальцы Лассе, ослепленная его праздничным нарядом, его шиком, его представительностью. Он надел черный смокинг, ослепительно-белую сорочку и галстук-бабочку, разом превратившись в самого элегантного и красивого мужчину, которого только Лера видела в своей жизни. Когда она надевала кольцо на его палец, он даже засмеялся – настолько это было нереально, необычно, странно…

– Ты поймала меня, девочка моя, – произнес он, аккуратно надвигая на ее тонкий пальчик золотой ободок кольца. – Я думал, этого не произойдет никогда. Держи же меня крепче.

– И ты меня, Акула, – шепнула она, умоляюще глядя в его глаза. – И ты меня!

– Я теперь ни за что не выпущу тебя, – ответил Лассе  шепотом, обнимая тонкую талию своей невесты, теперь уже – жены. – Теперь ты моя. Навсегда моя. Понимаешь?

Им не нужно было разрешение регистратора, чтоб поцеловаться, и фотограф, наверное, сделал с десяток фото, прежде че они смогли разомкнуть объятья. Свидетели – знакомые Лассе, тоже юристы, которых он пригласил засвидетельствовать, что брак был заключен по обоюдному согласию, – неспешно оставляли свои подписи.

– Завтра, – произнес Лассе, и глаза его смеялись, – мы преподнесём знатный сюрприз и Мише, и Люси. Вот теперь ты от них ото всех свободна. Слышишь? Я смогу тебя от них защитить.