Текст книги "Останься со мной (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава 20. Переговоры
Миша злился и одновременно был готов ринуться в бой. Лера не ночевала дома, хотя позвонила и лаконично казала, что у нее все хорошо, и что она придет завтра.
Завтра!..
Миша, разъяренный, одним махом опрокинул в себя стопку водки и спешно заел ее кусочком отбивной, стараясь снять нервное напряжение и унять злобу, рвущую его душу в кусочки. Мало этой девчонке приключений? Еще хочет? Ох, выдрать бы ее как следует! Как следует выдрать!
Миша толком не спал, переживая и волнуясь. В беспокойном сне ему чудились тревожные звонки, он раскрывал глаза и вслушивался в ночную тишину. В его воображении из темноты к Лере тянулись руки злодеев, мстителей, недоброжелателей. Миша ворчал и беспокойно переворачивался на другой бок, усталость брала свое, и он снова проваливался в тревожный сон.
С утра Лера объявилась, позвонила и безликим, очень спокойным голосом спросила, куда ей приехать для разговора с Люси. Миша, у которого после этого звонка камень с души упал, еле сдерживая ругательства, кратко назвал адрес, и перевел дух. Вроде, все неплохо. Неплохо…
Несмотря на то, что изначально Миша хотел побеседовать на своей территории, что-то ему подсказало, что лучше встречу перенести на нейтральную территорию, и поговорить, скажем, за обедом. Как бы между делом, взяв передышку между действительно важных и серьезных дел. Еще раз указав Люси ее место.
В ресторан, выбранный местом переговоров, Миша явился первым, намного раньше назначенного, полагая, что ему нужно как следует подкрепиться, и желательно без присутствия тех людей, что могут испортить ему аппетит. Однако, не прошло и получаса, как пришли Люси и Фред в сопровождении неприметного человека – черт знает кто, переводчик, адвокат, – и Миша, дожевывая вою отбивную, невольно поморщился, понимая, что, похоже, восстановить настроение ему не удастся.
Люси была на взводе; по ее горящему отчаянием и злостью взгляду Миша понял, что ее уже не раз и не два потревожили звонками адвокаты, оповещающие ее о том, что опекунство уплывает из ее рук, и она знала, что, скорее всего, эта битва проиграна, даже не успев начаться. Денег, чтобы нанять хороших защитников, у нее не было, а люди, нанятые Мишей, перевернули все, вытряхнули всю ее подноготную, и Люси оставалось только признать свое поражение.
Миша с ехидной ухмылкой рассматривал женщину – собравшись на эту встречу, она постаралась нарядиться и выглядеть на все сто, выставив напоказ великолепную соблазнительную грудь, плечи, ослепительную по красоте своей спину. Ее взволнованное лицо было прекрасно, темные глаза смотрели тревожно и умоляюще, но все было зря. Мишу ее ухищрения не трогали. Впрочем, с недоброй ухмылкой подумал тот, она старалась вовсе не для него.
«Для кучерявого заголилась, – злорадно подумал Миша, рассматривая с интересом шикарное декольте Люси. – Все еще Ласську хочет заарканить. Надеется, что ей удастся ухватиться за спасительную соломинку в последний момент…»
Рыжий Фред тоже выглядел не ахти. Видимо, Люси устроила ему выволочку, и бурное воображение Миши рисовало даже то, как Люси хлещет ладонями по красной роже юнца, вопя и выплескивая на него свою злость и досаду.
– Что, – злорадно произнес Миша, рассматривая напомаженные рыжие волосы, – влетело тебе, да? Просрал тетушкины миллионы, рыжий? Раньше времени начал пальцы гнуть? То-то же.
Люси нервно вздрогнула от этих слов, будто поняла их смысл. Присев за стол напротив Миши, Люси нервно стискивала пальцы, и от предложения официанта заказать что-либо отказалась.
И самыми последними пришли Лассе и Лера.
Лассе выглядел беспечным и словно витал в облаках. Его взгляд был затуманен, словно Лассе думал о чем-то другом, не о предстоящем деле, на губах его блуждала приятная улыбка, и Люси, увидев его таким расслабленным и обманчиво мягким, встрепенулась и оживилась. Наверное, в отчаянии подумала, что у нее есть мизерный шанс достучаться до него, пока он так благодушно настроен.
Лассе церемонно помог усесться Лере, придвинул ей стул, и сам уселся рядом, между ней и Мишей, уложив папку с документами на стол.
Лера была спокойна и тиха, ее напряженное лицо словно застыло в одном выражении, будто девушка изо всех сил скрывала свои чувства, что, впрочем, так и было. Она даже не глянула на своего бывшего жениха, и во взгляде, который она подарила мачехе, было лишь упрямство и неприкрытый вызов.
– Итак, дорогая, – произнес Миша насмешливо, обращаясь к Люси, – ты, надеюсь, уже поняла, что свое опекунство ты просрала?
– Михаил Александрович, – суфлерски свистнул Лассе, стрельнув взглядом в сторону переводчика. Миша беспечно махнул рукой:
– Одно слово не повлияет на ход дела, – беспечно ответил он. – У меня уже есть бумажка, хор-рошая такая бумажка, где американскими буковками по белому написано, что ты, Люся, на пушечный выстрел к Лерке не имеешь права приближаться. И помещение освободи, дом то есть. Твои дела идут очень плохо; с деньгами обращаться ты не умеешь, тратишь на всякую дрянь, а наследница голодает. Не дело это; отныне все, кончилось твое время!
Лассе угодливо подсунул Люси документ, и та едва не заплакала, рассматривая перепуганными глазами буквы, которые никак не хотели складываться в слова. К тому же Лассе, на которого она рассчитывала почему-то, к жалости которого взывала, кидая на него призывные взгляды, несмотря на свое прекрасное настроение, к ней остался глух и равнодушен. По велению Миши он выкладывал перед онемевшей, растерявшейся Люси документы, один за другим, словно козыри в карточной игре, и ими бил в пух и прах все ее надежды.
– Ну, хорошо, хорошо, – почти в истерике выкрикнула она. – Да, я признаю, я наделала много ошибок, это так, и я готова сложить с себя обязанности опекуна, но Фред… Лера! – Люси картинно прижала руки к обнаженной груди, едва не со слезами подалась вперед, всем своим видом умоляя о пощаде. – Лера, вам ведь было хорошо вместе! У нас с тобой были разногласия, да, мы не понимали друг друга, но Фред… ты же любила его! Помнишь ваши пикники на ранчо? Прошлым летом, помнишь? Ваши чувства и вашу помолвку?! Господи, да я боялась, что они в это лето наделают глупостей, и в этом году я рисковала стать бабушкой!..
Фред, опустив лицо, молча сурово сопел. Он не умел так притворяться и играть, а потому предпочел предоставить тетушке полную свободу действий.
Притворно крича и плача, рассказывая о любви «милых детей», Люси вдруг кожей почувствовала, как напрягся Лассе. Глянув в его глаза, она увидела там ледяную злость и жгучую ревность, огонь и лед, и усмехнулась победно, понимая, что причиняет ему боль. Угадала! Поняла, разгадала тайну которую Лассе так тщательно скрывал! Люси едва не задохнулась от злобной радости, понимая, что поливая грязью Леру, она причиняет страдания Лассе. Стыд; ревность – мужчина с таким темпераментом обязательно должен быть ревнив. Каждая новая интимная подробность, выплюнутая красивыми губами Люси, была словно пощечина по холеному лицу красавчика-Лассе, который бледнел от одного только упоминания Фреда, когда-то игравшего немалую роль в жизни Леры.
– А как же ваши планы?! – приторно-сладким, полным лживой боли, голоском пела Люси. – Как же ваше гнездышко, которое вы мечтали построить?! Куда все это сейчас? Кто этим станет заниматься?
Эта нимфетка, обманчиво-беззащитная девчонка, Лера, сидела с ним и тоже смотрела на Люси уничтожающе, таращила свои светлые глаза, и ее крепко сжатые губы тряслись от обиды. Отчего-то она не оспаривала все то, что говорила Люси, не подскакивала с гневным криком «это ложь!», и женщина смаковала каждый миг унижения девушки. Ее деньги уплывали из рук Люси, но сейчас та билась не за них, уже не за них.
«За Лассе, – исступленно думала Люси, с садистским наслаждением наблюдая, как девчонку охватывает паника, от которой та не может вымолвить ни слова. – Он не достанется тебе, противная мартышка! Не достанется! Он ревнив; он уже готов взорваться. Он побрезгует прикасаться к тебе после другого, он оттолкнет тебя!»
Люси готова была лгать еще больше; готова была выдумать все, что угодно, сейчас, в отчаянии, лишь бы увидеть, как в глазах Лассе разгорается отвращение к Лере.
– Я не знаю, есть ли в твоем сердце вообще что-то святое и дорогое, – пожимая плечами, говорила Люси, которую почему-то никто не останавливал. – Можешь ли ты вообще быть благодарной и верной хоть кому-либо?! Я… что я! Я привыкла видеть только капризы избалованной любящим отцом девицы. А чем провинился Фред?! После его чувств к тебе! После того, как ты обнадежила его! Ваши отношения!.. Вот так легко все бросить, забыть, всего лишь переехав?! Оставить любящих тебя людей?! Ты вообще умеешь чувствовать, или сердца у тебя нет?
Однако и эти слова нужного эффекта не возымели; слушая тирады Люси о близких, практически интимных отношениях молодых людей, Миша на глазах свирепел, его глаза кровью наливались. Он воспринял все это по-своему, и совсем не так, как на то рассчитывала Люси.
– Растлевали девчонку! – выкрикнул он, не вынеся. – Растлевали малолетнюю девчонку! Беззащитную девчонку мою!.. И теперь ты так просто об этом говоришь?! Да я тебя!.. Ты мне еще за Женьку ответишь, стерва!
– Спокойнее, Михаил Александрович, – уверенно сказал Лассе, поймав Мишу за рукав, когда тот подскочил, готовый влепить оплеуху по красивому лицу Люси. – Это все ложь. Она лжет. Спокойнее. Не нужно нам сейчас рукоприкладства. Нет.
Только сейчас Люси в глаза бросилась одна деталь, которую она сразу не увидела, а если даже и рассмотрела, то не поняла: кольцо. Новенькое золотое кольцо на пальце Лассе, кольцо, которого прежде не было, на безымянном пальце его ухоженной руки. На той самой руке, о которой Люси грезила вечерами, мечтая, что Лассе коснется ее, ласкаясь.К этому кольцу Лассе еще не привык, это было заметно по тому, как он касается его, как вертит на пальце, и по тому, что под ним еще не было следа от долгого ношения.
Новенькое обручальное кольцо.
И Лассе-Акула уже не был свободен и доступен как раньше.
Люси вскрикнула от ужасной догадки, и почти сразу, самым главным козырем, перед ней легло свидетельство о браке, и Лассе, коротко и зло, отрывисто, четко, в навалившейся тишине произнес, вбивая каждое слово в разум Люси, уничтожая всякую надежду отвоевать хоть что-то:
– Между мной и Валерией Евгеньевной не далее чем вчера был заключен брак, по обоюдному согласию, в присутствии свидетелей, о чем имеются соответствующие записи в книге регистраций. По законам Российской Федерации, гражданкой которой Валерия Евгеньевна является, она уже совершеннолетняя, и согласия опекунов на брак ей не нужно. Я сам, – мстительно произнес Лассе, глянув в глаза онемевшей от неожиданности Люси, – могу позаботиться о своей супруге, ныне Валерии Виртанен. Именно я буду представлять ее интересы и помогать ей принимать решения в том, как, куда и на что тратить ее деньги, которыми она теперь вольна распоряжаться сама. Соответствующий запрос я уже отослал, и скоро завещание вступит в силу. И я вас заверяю, – голос Лассе стал ядовитым, – что ей не нужна ни ваша ферма, ни новый коровник, о постройке которого вы тут так сильно переживали.
Миша, как громом пораженный, откинулся на спинку стула и только и мог, что раскрывать рот, как рыба, вытащенная на берег. Лассе ослушался его – и именно сейчас, глянув в светлые опасные глаза Акулы, Миша вдруг отчетливо понял, что его крики и угрозы никого не испугают. Ничего не исправят; и Ласська, этот потаскун, бабник, хитрая скользкая душонка, вдруг предстал перед ним в новом свете. Свирепый, опасный и жесткий, он будет драться за свою женщину и не отступит.
– Ну, ты выдал, однако… – пробормотал изумленный Миша, у которого глаза на лоб карабкались. – Ну, учудил…
Лассе не ответил, деловито собирая бумаги. Он действовал уверенно, четко, слаженно, и Миша вдруг понял, что Лассе только что умыл и его самого, подсуетившись так, как всем его нужным людям и друзьям и не снилось. Всех переиграл одним ходом. Не испугался пойти против Миши – а вот это изумляло больше всего. Ай да Ласська… Вроде, на него надо было сердиться. Орать, топать ногами, вышвырнуть вон из-за своего стола, но Миша в изумлении не мог этого сделать. Просто не мог.
– Что, Люська, каково, – произнес он, таращась на Лассе. – Телок твой Фред, его самого надо в стойло, к коровам. В неделю у него девку-то увели, а?
Сказать, что Люси была уничтожена – значит, ничего не сказать. Слезы в ее глазах размывали очертания предметов перед ее взглядом, она рыдала уже не таясь – и потому, что ее выставили нищей на улицу, и оттого, что обручальное кольцо Лассе так ярко и так празднично сверкало на его пальце.
«Скажи, что ты из-за денег с ней! – вопило все существо Люси, корчащейся от жестокой душевной муки. – Скажи, что ты хочешь ее денег, ее богатств, безбедной жизни, и я пойму! Скажи, что не доверял мне, скажи, что решил пойти кратчайшим путем до миллионного состояния! Оно того стоит, и я пойму, поверю! Скажи!»
Но Лассе, разумеется, ничего этого не сказал.
Поспешно поднявшись, он помог встать и своей молодой жене, поддерживая ее под локоток преувеличенно заботливо, и Люси поняла, почему. Девчонка ее по-прежнему боялась, от гадких слов мачехи у нее подгибались ноги, и Лассе ее не просто поддерживал – он ее держал, заглядывал в глаза и словно говорил: «Я с тобой. Не бойся!» И Лера верила ему, медленно отходила от испуга, краска приливала к ее бледным щекам, уверенность возвращалась к ней.
– Простите, дядя Миша, – тихо произнесла она, насмелившись, наконец, глянуть ему в лицо. – Я люблю Лассе. И Лассе меня любит; а вас, – она обернулась к Люси, и самообладание покинуло ее, – я вас я ненавижу! Ненавижу вас, слышите?! Ненавижу!
Она забилась в истерике, но Лассе, мягко обхватив ее рукой, прижав к себе, спешно повел к выходу, целуя в висок и бормоча какие-то утешительные слова на ушко. Почти у самого входа обернулся назад, чуть кивнул головой Мише – то ли благодаря, то ли прощаясь.
Глава 21. Человеческая жестокость
Люси, потрясенная, пришпиленная к месту свалившейся на нее новостью, так и осталась сидеть с раскрытым ртом. Фред, ругаясь, брызжа слюной, вылетел прочь, ни с кем не прощаясь, выкрикивая бессвязные угрозы, а Миша, отойдя от шока, неспешно опрокинул еще одну стопку водки и со смаком закусил куском отбивной.
– Ну, Ласська, – пробормотал он, оправившись от коварства Акулы. – Ну, красавец! Вот же нахал…
Он неспешно набрал номер Лассе, и тот ответил быстро, так быстро, словно вышколенный расторопный секретарь. Похоже, и не выключал функцию защитника. Собирает информацию, хочет знать о каждом шаге оппонентов.
– Ты скажи мне вот что, Ласська, – по-свойски произнес Миша, жуя. – Ты же понимаешь, что Лерку теперь надо охранять? А то вон жених ее слова нехорошие говорит, мачеха волосики из головушки дергает. Как бы не натворили чего сгоряча… Чертов похотливый паршивец… Ну, черт с тобой – женился, соблазнил девчонку, увозом умыкнул, но ты же понимаешь, что…
– Понимаю, Михаил Александрович, – перебил его Лассе серьезно. – Я все это понимаю, иначе не затеял бы это все.
– Ты это, – сурово прогудел Миша. – Братков-то своих не забывай, с которыми давеча на машинке катался.
– Они могут все перепутать и нечаянно привезти Леру не по тому адресу, – мягко возразил Лассе. – Не ко мне, а к вам домой. Поэтому я предпочту все же своих людей.
– Нанял уже? – произнес Миша, сосредоточенно наливая себе еще водки.
– Конечно, – все так же серьезно ответил Лассе.
– Молодец, что, – произнес Миша, вздохнув. – Но с тобой мы еще поговорим. Потом. Я с тебя три шкуры спущу, паршивец. Ты же это понимаешь?
– Разумеется, Михаил Александрович, – все так же серьезно ответил Лассе и дал отбой.
Люси молчала. Просто мертвенно молчала, тихо сидя за столом, сложив руки на коленях и прислушиваясь к стуку собственного сердца.
– Вот и все, – произнес Миша, мельком глянув на нее. – Решил за нас проблему-то Ласська, а? Ну? Чего нос-то повесила, а? Знать зато будешь, как с нашими связываться… Ну, за здоровье молодых, что ли, тогда? Чего не заказываешь ничего? Не хочешь? Ну, а я вот выпью. Глядишь, верно у Лерки все путем теперь будет. Ишь, как вцепился он в нее…
Люси не ответила, глядя на Мишу пустым, не видящим взглядом.
Лерка, эта маленькая засранка, эта овечка с невинными глазками, эта маленькая дерзкая мразь, которая портила ей, Люси, всю жизнь, еще и здесь умудрилась все испоганить! От одной только мысли о том, что девушка у нее под носом умудрилась выскочить замуж и лишить мачеху даже иллюзии власти над собой, Люси впадала в бешенство. Да еще и это…
Вышла замуж, да еще и за кого?! Женщине хотелось истерически расхохотаться, потому что с каждым мигом она все отчетливее понимала, что Лассе для нее был не просто капризом, не просто охотничьим трофеем, как все, что она отнимала у Леры лишь потому, что могла отнять. Нет. Он был для нее особенным; любовью, которая нагрянула внезапно и случилась сразу настоящей, болезненной и живой. Вспыхнувшей страстью, которую не удовлетворить за ночь любви, потому что она была не только и не столько страстью к телу, не только желанием ласк и поцелуев, но и жаждой обладания, обладания всегда. На всю оставшуюся жизнь…
А теперь эта мелкая хищница отняла у Люси ее сладкую мечту. Ее потаенное, самое заветное желание; и Лассе обнимает ее – нет, не из-за наследства, нет! Так могут думать дураки. Если б он хоте денег, он принял бы ее, Люси, предложение, тотчас же, как только она раскрылась. Но он предпочел Леру. Леру, этот нераспустившийся еще цветок. Неопытную, юную, наивную. Не такую красивую – об этом Люси подумала и вовсе с болью. Красота тут тоже не решила ничего.
Люси казалось, что в воздухе витает бессовестный запах страстного интимного свидания; особенно когда встала Лера, Люси почудилось, что она совершенно отчетливо слышит его. Запах желанного мужчины от этой мерзавки; запах его возбуждения и удовлетворения. Запах его горячей кожи, оставшийся в ее волосах, запах его рук.
Вчера, перед этой встречей, эти двое женились, и ночью они занимались любовью. Лассе не из тех мужчин, который по какой-либо причине отложит это мероприятие, пусть даже весь свет катится в тартарары. Было, между ними все было, с ужасом понимала Люси, погибая от ревности, наверное, впервые в жизни. Казалось, запах его парфюма плотно переплелся с запахом девушки, ее кожи. Пометил свою самку, сделал ее своею, измучил, подавил ее волю, растворил в себе, в своем желании… Черт! Люси закрыла лицо руками, понимая, что сойдет с ума, если будет думать об этом, если будет принюхиваться к аромату духов, если будет представлять, как он касался Леры…
– Мне нужно поговорить с ним, – шептала Люси, не понимая, что произносит это вслух. – Мне нужно! Поговорить! С ним!
– Хоть заговорись, – отрезал Миша, неодобрительно косясь на женщину, которая, казалось, была близка к помешательству. – Ласська тебе своего не отдаст. Ему палец в рот не клади. Не уступит тебе ни цента в содержании. Счет твой вычерпан, жить не на что, так что собирай свои шляпки и иди на ферму, курочек разводить, уточек, козочек, теляток. А что? Дело хорошее.
– Я хочу говорить с ним! – снова выкрикнула Люси, не слыша слов Миши, не в силах унять сильно бьющегося сердца, не в силах унять дрожи в руках. Пальцы ее нервно прыгали по скатерти, задевая столовые приборы, и Миша посмотрел на нее внимательно, пытаясь понять, отчего это с Люси едва ли не припадок сделался.
– Ты давай, – строго сказал он, вглядываясь в ее совершенно безумные глаза, – без глупостей тут. Дураков в другом месте поищи. Не смей даже думать к ним лезть. У тебя вон и постановление суда на руках имеется. К Лерке не смей приближаться!
Но Люси его не слышала.
* * *
Леру колотило, словно от холода, хотя осенняя сырость осталась за дверцей автомобиля; Лассе, откинувшись на сидение, держался свободно и спокойно, но его спокойствие было ненастоящим, и Лера чувствовала это. Его внутреннее напряжение передавалось и ей, и тогда Лера не знала, куда себя деть. Ей хотелось разреветься, но она стыдилась при шофере выказывать свои чувства, а потому мучительно кусала губы, стараясь успокоиться.
– Успокойся, – Лассе обнял ее, притянул к себе, и девушка доверчиво припала к нему на грудь. – Сейчас приедем домой, ты отдохнешь, расслабишься… Все хорошо будет.
– Миша очень сердится? – тихо спросила Лера. Лассе чуть качнул головой, отрицая ее слова:
– Нет. Предложил свою помощь. Ты же слышала. Но, думаю, все равно он своих людей нам пошлет.
– Тогда отчего ты тревожишься? Я же чувствую! – произнесла Лера, и Лассе заулыбался, поглаживая ее плечо.
– Пока Люси и Фред не уедут обратно к себе на родину, есть смысл поберечься, – ответил он. – А ты уже научилась понимать меня, э? Угадывать тайные мысли? Ты опасная женщина! Угадай тогда, о чем я думаю сейчас?
Лера подняла на него глаза, встретилась взглядом с его смеющимися глазами, и, покраснев до ушей, снова уткнулась носиком в его грудь.
– Бессовестный! – сдавленно прошептала она, и Лассе рассмеялся.
– Угадала! – шепнул он. – Ну? Все? Сейчас, сейчас приедем…
Успокаивая Леру, Лассе и себя успокаивал. Что Люси – главный бой он дал все же Мише, и теперь переводил дух. Огрызаться с Мишей, идти ему наперекор – этого даже Лось себе не позволяет, а уж Лось-то уверен в себе, как ледокол «Ленин» в водах Арктики.
«Ничего, – твердил себе Лассе. – Ни-че-го… если хочешь чего-то добиться – добивайся. Лера моя. Только моя. И даже Миша теперь ничего не значит в ее судьбе. Только мы, только мы вдвоем!»
* * *
С утра не хотелось подниматься. Не хотелось покидать постель, уютные объятья мирно спящей Леры, но предстоял разговор с Мишей, и игнорировать его было нельзя. Даже несмотря на то, что Лассе хотелось разбудить свою юную жену и повторить все то, на чем закончился вчерашний день. Но в назначенное время должны были явиться нанятые Лассе охранники, и, как бы Лера не пищала и не сопротивлялась, Лассе все же поднял ее, посмеиваясь.
– Развлекаться будем вечером, – на прощание сказал он, целуя Леру в губы, пожалуй, чересчур страстно, если учесть, что их семейную идиллию наблюдал совершенно посторонние люди. – А сейчас у меня есть еще одно важное дело.
– Миша? – наморщила носик Лера.
– Миша, – подтвердил Лассе.
Миша не звонил и не напоминал о себе и о своем недовольстве лишний раз, но он не был бы собой, если б о нем и его недовольстве можно было забыть. Поэтому Лассе, подставляя голову под прохладные струи воды в душе, напряженно размышлял, чем бы таким умаслить грозного родственника – черт, а теперь ведь они в еще более близком родстве, получается! – и как получить от него железное обещание не пробовать отнять Леру.
«Ну, должен же он понять, наконец, что она теперь жена мне», – горячился Лассе. Кольцо непривычно давило на палец, Лассе касался его – и невольно улыбался, снова осознавая, что отныне он с Лерой семья.
Пара.
Двое…
Теперь можно подумать и о медовом месяце. Приедет Лось – а он скоро прискачет, учуяв, какие изменения произошли в Москве с братом, – и можно будет поговорить насчет дома в Альпах. Хорошее место. Нет – так любой курорт мира. Это ведь не проблема. Интересно, куда хочет Лера?
Размышляя над этим, энергично растирая волосы полотенцем, Лассе покинул душ и направился в спальню, где в гардеробной у него был готов костюм. Но не успел он и порога спальни переступить, как все мысли вылетели из его головы, и он замер, стыдливо прикрывшись влажным полотенцем, потому что на его постели – на их с Лерой постели! – поверх белоснежного одеяла, ничуть не смущаясь того, что оно все еще хранит тепло тел хозяев, томно потягивалась Люси.
На ней были только туфельки и какое-то легкомысленное, пожалуй, слишком вызывающее белье, которое, однако, делало тело женщины еще соблазнительнее. Ее грудь чуть вздымалось, черные роскошные волосы рассыпались и прекрасные бархатно-черные глаза смотрели так мягко, так ласково, что казалось – это не Лера, а она, Люси, засыпала тут вечером, и только что проснулась, потревоженная шумом воды в душе.
Лассе отшатнулся, пытаясь понять, как Люси попала к нему в дом, и та, потянувшись с поистине кошачьей грацией, перевернулась на живот, томно выгнула спинку, улыбаясь призывно и чарующе.
– У вас было не заперто, – кокетливо произнесла она, рассматривая обнаженного мужчину совершенно беззастенчиво. – Я постучалась, но мне никто не ответил.
– Что вы тут делаете? – яростно выдохнул Лассе, спешно запахиваясь в полотенце под взглядом женщины, жадно изучающей каждую его черту, каждое движение мускулов под покрасневшей от воды кожи. – Черт! Вас не учили, что если стучаться и если вам не открывают, то стоит уйти, а не проходить в дом? Это незаконное проникновение в жилище!
– О, да бросьте! – Люси рассмеялась бархатным теплым смехом, скрывая свое смущение. То, что она успела увидеть, ей чрезвычайно понравилось, от мгновенно вспыхнувшего возбуждения у нее тотчас покраснели губы, налились румянцем щеки, и даже соблазнительная грудь как будто порозовела. – Я же не собираюсь вас грабить… Да и Лера, к которой мне нельзя приближаться, далеко…
Люси вдруг прервала свою речь, еще раз усмехнувшись – на сей раз смущенно, – и зарылась лицом в постельное белье, еще хранящее запах Лассе.
– Черт, – весело произнесла она. – Не думала, что будет так невыносимо сложно вас соблазнять… В жизни не видела мужчину красивее. Я теряю дар речи, когда вас вижу. Даже имя свое забываю…
– Если учесть, что вы выходили замуж за старцев, в которых еле теплилась жизнь, это неудивительно! – рявкнул Лассе, прыжком подскочив к постели. – Черт подери! Где ваша одежда?! А ну, живо натягивайте юбку и вон отсюда! Вон!
Но стоило ему оказаться возле кровати, на которой бессовестно извивалась Люси, уже не скрывая своего сексуального желания, выставляя напоказ свои прелести, призывно поглаживая свои бедра, грудь, как женщина подскочила, и ее горячие руки обвили шею Лассе.
Она прижалась к нему всем телом, грудью, прильнула мягко животом, млея от того, что касается предмета своего вожделения. Ее темные глаза увлажнились, налились слезами, губы стали еще ярче и привлекательнее.
– Ну же, – шептала она, притягивая мужчину к себе, стараясь заставить его склониться к себе низко, чтобы коснуться своим кроваво-красным ртом его крепко сжатых губ. – Разве вам не хочется? Разве нет? Считайте, это мой подарок вам… на свадьбу. Или ваш приз за выигранное сражение. Я не могу не признать – вы умны, вы очень умны… и это заводит меня еще сильнее! Подарим же друг другу себя, только раз, всего лишь раз! Я готова простить вам все, и Леру, и потерянное мной наследство, лишь бы только вы меня не отталкивали! Деньги правда не имеют значения; если бы встретила вас раньше… ах, если бы встретила вас раньше, я бы даже не вспомнила о них!
Шепча все это, Люси жадно и яростно влекла Лассе к себе, цапала кроваво-красными ногтями его плечи, его руки, которыми он пытался оттолкнуть ее, чертила быстрые полосы на его спине, задыхаясь от страсти, захлебываясь своими признаниями. Страстная возня, поток жарких слов заглушил осторожные шаги, и лишь когда дверь скрипнула, Люси осеклась и остановилась.
Лера стояла на пороге, белее мела. Лассе, оглянувшись, почувствовал, как пол качнулся у него под ногами. Лицо девушки было напряженным, хмурым, но абсолютно спокойным. Она переводила взгляд с Лассе на мачеху и молчала – и тот молчал в ответ, понимая, что любое слово сейчас прозвучит фальшиво и странно.
– Вот какое дело у тебя с утра, – понимающе произнесла, наконец, Лера. – Акула, Акула… а меня предупреждали, что ты возьмешь все. Ты же хищник. По-другому и быть не могло. Но спасибо за свидетельство о браке. С тобой или без тебя – я теперь свободна от этой… – Лера презрительно сузила глаза и кивнула на полураздетую мачеху. – Прощай, Акула.
– Лера, стой!
Если бы не руки Люси, коварно впившиеся в его тело буквально словно лапы хищника, он бы одним прыжком догнал Леру. Остановил, схватил, встряхнул и заставил выслушать. Но он не сразу смог расцепить намертво впившиеся в него когти и не сразу отшвырнул от себя сопротивляющуюся женщину. Буквально трехсекундная секундная заминка не позволила ему даже коснуться Леры – легкие каблучки девушки быстро простучали по коридору, и Лассе догнал только захлопывающуюся перед его носом дверь. Распахнуть и бежать за ней? Лассе сообразил, что он совершенно обнажен, и в таком виде далеко не убежишь. Да и ключи ото всех замков у него в кармане, а это означает, что ему нужно вернуться, отыскать и взять их. И Лера тем временем выбежит уже из подъезда. Упустил. Потерял.
И Люси, сумевшая задержать его, торжествует победу.
– Лера-а-а… – простонал он, прижавшись всем телом к металлическому холоду, со злости стукнувшись лбом, будто пытаясь вытрясти ужасные мысли из головы. – Лера…
На щеке его огнем горела свежая, сочащаяся кровью царапина, нанесенная ногтями Люси, и запах крови заставил его едва ли не взвыть по-звериному. Он сжал кулаки – так, что побелели суставы, так, что стало больно, – и насилу удержался, чтоб не разбить руку тут же, о косяк, выплескивая адреналин, выкрикивая боль.
– Тварь, – выдохнул он с такой ненавистью, что пылающее в груди пламя чуть остыло, и появилась возможность дышать. – Я уничтожу тебя, тварь…
Люси сидела на постели, беспечно поправляя чулки, когда Лассе, темнее тучи, вернулся в спальню.
– Глупая девчонка, – пожала плечами Люси. – Слишком молода. Не доверяет вам… вам, который так много сделал для нее. Убежать для нее проще, чем выслушать и понять. И это вам нужно? Вы хотите всегда догонять ее и утешать, унимать ее истерики?
– Вероятно, – сквозь зубы процедил Лассе, сощурив глаза.
– Но это глупо! – с жаром произнесла Люси, томно глядя в его глаза. – Глупо!
Взгляд Люси снова скользнул по его обнаженному телу, любовно и жадно разглядывая его плечи, грудь, живот, пах, она зарделась, облизнув губы.
– Не лучше ли тогда заняться той, которая от вас не убегает? – игриво произнесла Люси, но голос ее предательски хрипнул. – Мной… Ласси, – его имя в ее устах прозвучало мягко, прекрасно, восторженно. – Вы получили деньги; вы все получили. Девчонка побегает и вернется. Да не все ли равно? Вы ее законный муж, вы все равно заставите ее поделиться с вами – с вашим умом, с вашим обаянием. А пока…
– Секс? Вы правда хотите секса со мной? – Лассе даже засмеялся, нагибаясь и подбирая с пола потерянный в погоне тапок. Крепкий, спортивный, с толстой прорезиненной подошвой. Он сжал его, стиснул пальцами, стараясь привести себя в равновесие, но получалось плохо.
