Текст книги "Том 4. Стихотворения"

Автор книги: Константин Бальмонт

(Чи-Кинг)

Народная песня

 
У врат Закатных, городских,
  Красавиц юных рой,
Как тучек легких и сквозных.
  Толпа, весной, с зарей.
Но что мне в том, но что мне в том,
  Что зорится в них кровь?
В покрове белом и густом
  Вот здесь – моя любовь.
 
 
У врат Восточных, городских,
  Красавиц нежных рой,
Как хоровод цветов лесных,
  Что расцвели с весной.
Но что мне в том, но что мне в том,
  Что вешняя в них кровь?
В покрове белом и густом
  Вот здесь – моя любовь.
 

Чанг-Чанг-Линг

 
Ненюфары, кувшинки, листами так схожи с цветной кисеей.
А цветы их так розовы нежно румянцем смеющихся лиц,
Что не знают глаза, где листы – кисеи, где цветок тут – речной,
Лишь по пению девушек видишь, меж трав, меж речных верениц.
 
 
В оны дни здесь любимицы Тцу, и красавицы Ю здесь толпой
Ненюфары срывали, река так была кисеей их нежна,
Что теперь каждый венчик дрожит перед каждой поющей сестрой,
И в ночи над рекою ведет их толпу снеговая Луна.
 

Тху-Фу

 
Так быстро стремится ладья моя в зеркале вод,
И взор мой так быстро следит за теченьем реки.
Прозрачная ночь, в облаках, обняла небосвод,
Прозрачная ночь и в воде, где дрожат огоньки.
 
 
Чуть тучка, блестя, пред Луной в высоте промелькнет,
Я вижу в реке, как той тучки скользит хризолит.
И кажется мне, что ладья моя в Небо плывет,
И кажется мне, что любовь моя в сердце глядит.
 

(Крик воронов)

Ли-Тай-Пе

 
В облаке пыли Татарские лошади с ржаньем промчалися прочь.
В пыльной той дымности носятся вороны, – где б скоротать эту ночь.
Близятся к городу, скрытому в сумраке, ищут на черных стволах.
Криком скликаются, ворон с подругою, парно сидят на ветвях.
 
 
Бранный герой распростился с супругою, бранный герой – на войне.
Вороны каркают в пурпуре солнечном, красная гарь на окне.
К шелковой ткани она наклоняется, только что прыгал челнок.
Карканье воронов слыша, замедлила, вот замирает станок.
 
 
Смотрит в раскрытые окна, где зорями дразнят пурпурности штор.
Вечер разорванный в ночь превращается, черным становится взор.
Молча идет на постель одинокую, вот, уронила слезу.
Слезы срываются, ливнем срываются, – дождь в громовую грозу.
 

Океания

Океанийское предание

 
Солнце есть женщина. Имя – Окэра.
Днем она светится. Бродит внизу.
Ходит, восходит. Свершается мера.
Тучи проводит. Сбирает грозу.
 
 
Вот нагулялась в полях распростертых.
Хочется спать ей. Уютно ли тут.
Солнце проходит чрез области мертвых.
Только приблизилась, тени растут.
 
 
Солнцу блестящему призраки рады,
Смотрят, толпятся, зовут погостить.
Только недолги ночные услады,
Утром ей нужно от них уходить.
 
 
Призраки Солнце из тьмы провожают.
Красного шкуру дают кэнгуру.
Скучно им. Пасмурны. Сумрачно тают.
Солнце же красным встает поутру.
 

Предание

 
Солнце создал Гром. Сказал:
«Будь!» И прочь прогрохотал.
Солнце – светлая жена,
Громом в бурю создана.
 
 
Две ноги всего ей дал.
А ходить ей приказал.
Две ноги, и много рук.
Видишь, сколько их вокруг.
 
 
«От зари и до зари»,
Солнцу Гром сказал, «гори!»
От зари и до другой
Солнце ходит над Землей.
 
 
Ночь. Работа свершена.
Хочет есть и пить она.
В Землю спустится, в туман,
Корни есть и игуан.
 
 
В Море спустится и пьет.
Морем черным Ночь течет.
Солнце с Громом в Море спят.
Завтра будет гром и град.
 

Предание

 
Когда Окэрка родилась,
На Небе был Восточный час.
И распустился там цветок,
Он называется – Восток.
 
 
Пошла гулять. Идет. Плывет.
Прошла весь синий Небосвод.
Вдруг видит жаром полный сад.
Он называется – Закат.
 
 
В саду глядела на цветы,
И захотела темноты.
Нырнула в Море, скрылась прочь.
Зовут то Море в мире – Ночь.
 
 
«А где же первый мой цветок?»
Окэрка снова на Восток.
И новый цвет блестит, горя.
Он называется – Заря.
 

Предание

 
Когда в седые времена
Не загорались, как теперь,
В выси ни Солнце, ни Луна,
Был человек, и был он зверь.
 
 
Он жил. Он умер. Погребли.
Уж минул год. Вдруг он встает.
Как юный отрок из земли.
И прямо – в быстрый хоровод.
 
 
Бежать в испуге – все кругом.
«Не бойтесь»! крикнул: «Будет час,
Я снова буду мертвецом,
Но жив, я жив на этот раз».
 
 
«Не бойтесь. Будем длить игру.
И будем в плясках и в цветах.
Когда же снова я помру,
Светло воскресну в Небесах».
 
 
Кто не послушался его,
Тот так и умер в тот же час.
А отчего? Да оттого,
Что в плясках час торопит нас.
 
 
А сам он вырос, жил и жил.
Когда ж он умер раз, с весной,
Он в свите вспыхнувших светил
На синем Небе стал Луной.
 
 
И вновь к нему приходит смерть,
И вновь, как в звонах нежных струн,
Взнеся свой тонкий серп на твердь,
Живет он жизнью юных лун.
 
 
Когда ж в ночах поет вода,
Но наш его не видит взгляд,
С двумя он женами тогда;
В стране, зовущейся – Закат.
 

Предание

 
Когда скончались племена,
Что были звери здесь и птицы,
Тогда ущербная Луна
Ждала совета от Зарницы.
 
 
Когда скончались племена,
Что были птицы здесь и звери,
Вмиг стала звездной вышина,
Чтоб в мире не было потери.
 
 
И вон – созвездие Орла,
И вон – созвездье зоркой Рыси,
Вся степь небесная светла,
Покрыты душами все выси.
 
 
А та звезда, чей яркий сон –
Меж малых звезд в узоре тесном,
То Ворон, Черный, это он,
Со свитой жен, в пути небесном.
 

Песня

 
Выходи, дочь моя, чтоб тебя,
Кто-нибудь,
Пав на грудь,
Ел, любя.
Коль теперь дать себя,
Ты вкусна,
Будет есть, ты на вкус так нежна.
Свежий мед
Будет есть, будет пить,
Обоймет,
Будет пить,
И любить.
А себя
Не отдашь ты теперь,
Жить скорбя
Будешь тускло, – о, верь.
Выходи, дочь моя, чтоб тебя,
Кто-нибудь,
Пав на грудь,
Сжал, любя.
 

(Гавайи)

 
Роно-Акуа в Гавайях зеленых,
В древние дни, над морской глубиной,
Жил на полянах, бродил и на склонах,
Вместе с своею красивой женой.
Каики-Рани-Иари-Опуна.
Так называлась владычица грез.
Дом их – скала. Над кипеньем буруна.
Некто однажды взошел на утес.
Голос раздался к владычице Роно:
«Каики-Рани, шлет милый – привет.
Мужа оставь. И красивое лоно
Милому дай. С ним разлучности – нет».
Роно, услышав притворные речи,
Схвачен безумьем, супругу убил.
Долго искал с ненавистником встречи,
Плакал о нежной, с кем счастлив он был.
Все он, безумный, избегал Гавайи,
Бешено бился со встречным любым,
Встречных избил он огромные стаи.
Люди дивились «Он Злым одержим!»
Роно ответствовал: «Да, я безумный,
Но любовь моя к ней велика.
Ибо в тиши, и над бездною шумной,
Вижу ее, но она далека».
Игры устроив, в поминки желанной,
Роно промолвив «Прощайте» друзьям,
В море пустился в пироге трехгранной,
К дальним, к туманным, к безвестным краям.
Все ж возвестил он из бездны кипучей:
«Я возвращусь, как пройдут времена,
Будет пирогой мне остров плавучий,
Там будут ветви – цветы – тишина».
 

 
Мертв мой владыка и друг,
Мой друг в дни голодные, в час темноты.
Мой друг в дни, когда все иссохло вокруг,
Мой друг в долгий час нищеты,
Мой друг в дождь и ветер, и в солнце, и в зной,
Мой друг в горной стуже, на злой вышине,
Мой друг в град бичующий, в вихрь круговой,
Мой друг в тишине,
Мой друг в переменах восьми морей.
Мой друг, мой угадчик. Беда мне, беда!
Мой друг отошел, друг всей жизни моей.
Уж он не придет, никогда.
 

(Два голоса)

 
Нет для меня больше жизни, осталось лишь зло.
Солнце, чей свет согревал меня, Солнце зашло.
Месяц, который светил мне, ушел в темноту,
Звезда, что вела, отошла, умерла налету.
 
 
Все потерял я, отныне нет счастия дней,
Нет больше радости сердца, улыбки моей.
Тот, кем был жив весь народ наш, ушел навсегда.
Что с нами будет! Нет жизни. Лишь смотрит беда.
 
 
Я – схороненный отныне в глубокой ночи,
Горечь – мне Море, в ней все потонули лучи.
Я погружаюсь в пучину, бессильно весло,
Солнце, что грело и пело мне, Солнце зашло.
 

Эллада

Воскурение светильников

 
Ночь, жизнь нам даровавшая Богиня.
Целительный родник успокоенья,
Богов первоисточник и людей;
Внемли, благословенная Киприда,
Одетая сияньем многозвездным.
В молчаньи Сна эбеновая Ночь.
Мечты и сны – в твоей туманной свите,
И длишь ты мрак, напев рождая пирный,
Рассеиваешь скучную заботу,
Веселья друг, на вороных конях,
Вокруг Земли ты шествие свершаешь.
Богиня привидений и теней,
День делишь усыпительною властью,
И, выполняя приговор Судьбы,
В глубокий Ад, от зренья смертных дальний,
В Ад глубочайший посылаешь свет:
Необходимость Мира признавая,
Куешь для Мира строй алмазных уз.
Склони, Богиня, слух к словам молений,
Желанная для всех, у всех в почете,
Благослови, и страхи разгони
Грозящей тени сумрака немого.
 

Воскурение ладана

 
Великое раскинутое Небо,
Чей мощный свод не ведает, что – отдых,
Отец всего, откуда Мир возник;
Источник и конец всего, родитель,
Вкруг этого Земного Шара вечно
Кружащийся; безмерный сад Богов,
Предел всего, и всех вещей хранитель,
Включающий в своем обширном лоне,
И в складках круговых нужду Природы,
Ее Необходимость роковую.
Эфирный мир, земной, и многоликий,
Лазурный, полный форм, и самовластный.
Сатурна ключ, и Хроноса источник,
Всевидящий, навек благословенный,
Возвышенно-святое Божество,
Будь благосклонно к робкому мистерий,
И увенчай коснувшегося тайн.
 

Воскурение шафрана

 
Эфир, ты, никогда не покоренный,
Возвышенный, в Зевесовых владеньях;
Часть Звезд большая, часть Луны и Солнца.
С блестящим, ослепительным огнем;
Огонь, всепокоряющая сила,
Сияющий Эфирностью огонь,
Чей блеск живой рождает пламя жизни:
Вселенной наилучшая стихия,
Цветок роскошный, с властью светоносной,
Разубранный в сиянье сонмов Звезд;
Услышь мое просящее моленье,
Будь вечно ясен, кроток, и лучист.
 

Воскурение мирры

 
Могучий Первородный, зов услышь,
Двойной, яйцерожденный ты, сквозь воздух
Блуждающий, могучим ревом бык;
На золотых крылах своих пресветлый,
Живой родник племен Богов и смертных.
Неизреченный, скрытый, славный, власть,
Цвет всех сияний, всех цветов и блесков.
Движенье, сущность, длительность, и самость,
Ты ото тьмы освобождаешь взор;
Протогонос, могучий Первородный,
Всемирный свет, небесно-осиянный,
Ты, вея, чрез Вселенную летишь.
Приап, блеск темноглазый и веселый,
Благословенный царь, тебя пою.
Склонись с благоприятным светлым ликом
На таинство священное, что здесь.
 

Воскурение ароматов

 
Мой тихий зов – к вам, Звезды, сонм верховный.
Святые светы, демоны Небес
Небесное потомство темной Ночи,
В вертящихся кругах ваш свет лучится,
Бессмертные огни небесной выси,
Источники всего, что здесь внизу.
Судьба вложила в вас значенье ваше,
И людям вы простерли светлый путь.
В семи блестящих поясах сияет
Блуждающий ваш свет, Земля и Небо
Вам образуют искристый наш свод,
Нетленно, негасимо, нерушимо
Сквозь ткани Ночи светит сноп лучей.
Привет вам, вечно-бдительные светы.
Пошлите мне содружественность блесков,
Сознательными ясными лучами
На таинства излейте благодать.
 

Воскурение ароматов

 
Услышь мой зов, Владычица Богиня,
Идущая в серебряных лучах,
В уборе из рогов быка могучих,
В великом круге, с свитою из Звезд,
Свет Ночи темной засветив над Миром;
Ты, с женской красотой, с мужского властью,
С природою двойной и переменной,
То полная как круг, то вся ущерб,
Мать месяцев, твой путь горит плодами,
В Ночи родится полдень отраженный,
Твоим янтарным шаром он зажжен;
Конелюбивая Царица Ночи,
Всевидящая сила, озаренье,
Внимательно-глядящая, врагиня
Борьбы, мир возлюбившая и жизнь,
Лампада Ночи, украшенье Ночи,
Любовная свершительница мыслей,
Ты цели все ведешь к концу в Природе.
Царица Звезд, всемудрая Диана,
В красивом многозвездном одеяньи,
В покрове пышном нежная Богиня,
Зажги светильник лунный для меня,
И озари – тебе и тайне – верных.
 

Воскурение мирры

 
Вы, Облака воздушные, по светлым
Долинам Неба бродите, рождая
Обильные течение дождей;
Весь влагою насыщенный, ваш образ
Проносится под бурными ветрами,
Вы кормите расцветы и плоды,
Над травками блуждаете вкруг Мира,
Вы громкозвучны, темны, с львиным ревом,
С прорывами огней, с могучим громом,
Вас воздух неоглядный приютил.
Плывете вы, и правит парусами
Веселая и звучная гроза.
Но с нежным ветром очертанья ваши
Зову дать светлых капель для Земли.
 

Воскурение всякого рода семян, исключая бобов и ароматов

 
О, мать Земля, родник Богов и смертных.
Обильная, всегубящая сила,
Ты разрушаешь в миг, когда творишь;
Родительница всех, ты расцвечаешь
Цветы меж изумрудов и плоды.
Вселикая, упор миров бессмертных,
Венчанная безмерностью отрад;
Из чрева у тебя, как бы от корня,
Который без конца, многообразно
Растут плоды, побеги, крепнут в соке.
О, ты, глубокогрудая, с лугами,
Где зелен пышно-вьющий убор,
Как нежен дух твой свежий за дождями.
Всецветный Демон, средоточье Мира,
Вокруг тебя несутся брызги Звезд,
Как кинуты, прекрасные, так вечно
И мчатся в дивно-яростном круженьи.
И несравненна мудрость их и блеск.
Внемли, благословенная Богиня,
Умножь везде душистые плоды,
И с красочною свитою Смен Года
Молящего тебя благослови.
 

Воскурение ароматов

 
Великая Любовь, тебя зову я,
Источник самых нежных наслаждений.
Ты, чистая, манящая наш взор;
Стремительный, стрелоподобный Гений.
Порывно-неудержное желанье,
Богами ты и смертными играешь,
Ты шутишь, ты блуждающий Огонь,
Двойной, проворный, ты звенишь ключами
Земли и Неба, Воздуха и Вод,
Ключарь воздушный, Морем ты владеешь;
Тебе – поля обильные Цереры,
Все то, в чем жизнь, и без чего нет жизни,
Все то, что мрачный Тартар скрыл в себе,
Вся глубь, вся широта, вся бесконечность,
Тебе – все многоликости Природы,
Один, во всем, всемирно правишь ты.
Приди, взгляни на таинства, будь наш,
И отврати безумные желанья.
 

Воскурение ароматов

 
Я Океан зову, что в вечном токе,
Равно родник Богов и человеков;
Неосквернимо-царственный Владыка,
Чьи воды замыкают круг Земли;
Отсюда – реки, Море истекает,
Журчащие прозрачные ключи.
Внемли, Могучий, ты царишь безбрежно,
Из всех властей божественных, о, Царь,
Ты в Мире величайший Очиститель.
Земле ты ставишь дружески предел,
Ты водоем предельности полярной,
Окружно катишь ты просторы волн.
Будь к нам, Зеркально-ясный, благосклонен,
Все наши тайны-таинства – твои.
 

Воскурение ароматов

 
Внемлите, свита Фурий Вакханальных,
Кричащих. Силы страшные, зову вас,
Глубокие, ночные, в мире тайн
Вы кроетесь, и все вас почитают,
Алекто, Тизифона, и Мэгера,
В провале вы, пещерном и ночном,
Где Стикс течет, невидимым для зренья.
К нечестью человеков вечно-близки.
Фатальны, их карать спешите вы.
Орудье ваше – пытка, скорбь, и мщенье,
Вы сильны тем, что сущность ваша – месть.
Чудовищные девственницы, ужас,
Который остается навсегда,
Многообразный, страшно разноликий,
Чье местопребыванье – нижний Ад;
Воздушные, незримые для смертных,
Порывистые, быстрые, как мысль.
Напрасно Солнце, с озареньем ярким,
Напрасно нежно-кроткая Луна
Свои касанья к мудрости протянут,
Искусство не возбудит наш восторг,
Коль вас не будет в заговоре этом,
И вы не отвратите прочь свой гнев.
Над пламенем неисчислимым смертных
Блюдете вы, и прав ваш приговор.
Придите, змеевласые, о, Судьбы,
Чей дивный вид так страшно многолик,
Склонитесь к нашим таинствам без гнева.
 

Воскурение ладана

 
Рожденный Морем, с Запада летящий,
Воздушный, нежно-легкий Ветерок,
Усталому труду дающий отдых.
Лепечущий, весенний, травянистый,
В морях глубоких кораблям приятный;
Услышавши дыхание Зефира,
Они плывут в своем предназначеньи.
Зефир незримый, вольный, легкокрылый,
Овей меня, овей меня слегка.
Сон, Царь Богов и смертных, Царь всего,
Лелеемый праматерью Землею;
Владычество твое одно верховно,
Все знает Сон, ты веешь надо всем.
Ты все тела, с умом, к добру наклонным,
В немедные оковы заключаешь.
Заботам ты велишь смежить глаза,
Усталому стремленью быть спокойным,
И огорченья более не плачут.
Твои воздушно-нежные оковы
От темной мысли душу берегут,
И даже ужас смерти погашают;
Недаром Смерть и Лету нарекли
Здесь близнецами, с влагой струй забвенных.
Склонись ко мне дремотно-благосклонный,
Позволь мне в кротких таинствах побыть.
 

1

 
Звезды быстро прячут светлые лики.
Чуть Луна, показавшись, свет свой прольет,
Так, чуть явишь ты свой вид среброликий.
Нежных дев вмиг бледнеет весь хоровод.
 

2

 
Кругом – свежий ропот в ветвях
Яблонь, и вот уж листвы зашуршавшей,
Как дождь-перешепот, струится он.
 

3

 
Зашла Луна,
Зашли Плеяды,
Час поздний ночи,
Уходит время,
А я одна.
 

4

 
Сладкий яблок краснеет, там на верхушке, вдали.
Сверху – на ветке верхней: рвали – срывали – забыли.
И не забыли, пожалуй, а просто достать не могли.
 

5

 
Веспер, ты, что приводишь все, что заря рассевает,
Коз, и ягнят, – ты приводишь с вечером к матери дочь.
 

6

 
Вот, счастливый супруг,
Свадьба, которой желал ты.
Брак совершен, и с тобой –
Та дева, которой желал.
 

7

 
С чем, о, любимый, тебя я, с чем я сравню?
С гибкою веткой тебя я, с веткой сравню.
 

8

 
Девственность, девственность, стой! Ты куда?
Я к тебе не вернусь, не вернусь, никогда.
 

Скандинавия

(Voluspa)

 
Довременны были времена,
Как хозяйничал Имир,
Не было ни Моря, ни песков,
Ни прохладных струй,
Не было Земли, ни Неба сверху,
Пасть была, и не было травы.
Не было стеблей, одно жерло!
 
 
Перед тем как плоскость вверх подъяли
Первородного сыны,
Те, что создали Мидгард,
Дивный Город Средоточья,
Солнце с Юга засияло
На чертоги сокамнений,
И тогда травой зеленой
Почва обросла.
 
 
Пребывали в Идавелли,
В круге действ неутомимых,
Асы, те, кем был воздвигнут,
Высоко оплот святынь.
Очаги они сложили,
И выковывали злато,
И щипцы изготовляли,
И орудья создавали.
 
 
И они играли в кости
Во дворе.
Были веселы, и не было
Им в злате недостатка,
До тех пор как три пришли
Исполинши-Девы к ним,
Мощные из Иотунгейма.
 

(Voluspa)

 
Солнце чернеть начинает,
Погружается в Море Земля,
Исчезают с Небес
Лучезарные звезды;
Дым бушует, и, жизни питатель, Огонь,
До самого Неба высокий вздымается зной.
 
 
Провидица видит опять,
Как вторично Земля выступает из Моря,
И свежая зелень на ней;
Водопады кипят,
Над ними Орел пролетает,
За рыбой охотясь в горах.
 
 
Асы сидят в Идавелли,
О Змее великом их речь,
Сжимающем звеньями Землю,
Вспоминают о мощных событьях,
Вспоминают о том, что о Высшем
Старинные руны гласят.
 
 
Находят потом между трав
Золотые чудо-таблицы,
Которыми в оное время
Владели они.
Без посевов – на пашнях хлеба,
Из злого встает улучшенье.
 
 
Бальдер придет:
Гедер и Бальдер
В победных чертогах живут
Верховного Рупта,
В доме Богов-Бойцов.
Что еще может знать кто-нибудь?
 

(Эдда)

1

 
Другом для друга мужчина быть долженствует,
  Другом его, и его друзей.
Другом для друга недруга быть да не смеет
  Никто понимающий дружбу друзей.
 

2

 
Молод я некогда был, блуждал одиноко.
  Заплутался в путях.
Богатым себе показался, другого нашедши,
  Мужчина мужчине есть радость во днях.
 

3

 
Не только великое нужно давать человеку,
  Можно нередко малым снискать нам хвалу.
Половиною хлеба, вполовину уж выпитым кубком
  Друга себе я нашел.
 

4

 
Головня головнею живится, огонь огнем,
  Пламя играет от пламени.
Мужчина от речи становится более мудрым,
  От молчанья тупеет надменного.
 

5

 
Огонь наилучшее есть между детей человека,
  И солнечный лик,
И здоровье телесное, раз человеку возможно
  Без бесчестия жить.
 

6

 
Невполне человек злополучен, хотя бы он был больным.
  Один сыновьями богат,
Другие друзьями, другие богатством владений,
  Иные величием дел.
 

7

 
Лучше живому, чем мертвому в мире,
  Он еще может иметь стада.
В доме богатого видел огонь в очаге я,
  Сам же он мертвый пред дверью лежал.
 

8

 
Умирают стада, умирают друзья,
  Умирает и сам человек.
Не умирает, не ведает смерти одна лишь
  Добрая слава людей.
 

9

 
Умирают стада, умирают друзья,
  Умирает и сам человек.
Я знаю одно, что не ведает смерти: –
  Приговор над любым, кто мертвец.
 

Бретань

 
Всекрасивый ребенок, живой,
Луч Друида, скажи, нежный мой,
Что ты хочешь, чтоб спел пред тобой?
 
 
– Ты о ряде мне спой одного,
Пока я не запомню его.
 
 
– Для счисленья один – ряда нет,
Неизбежность одна, кладезь Бед,
Смерть, а до – ничего больше нет.
 
 
Всекрасивый ребенок, живой,
Луч Друида, скажи, нежный мой,
Что ж сегодня мне спеть пред тобой?
 
 
– Спой о ряде мне двух, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Два быка, а в упряжке одной,
Пред одною идут скорлупой.
Вот помрут. Видишь их, нежный мой?
 
 
– Спой о ряде мне трех, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Тройствен мир, у него три лица,
Три начала и три есть конца,
Муж и дуб ждут того же венца.
 
 
Три есть царства Мерлина, и в них
Свет цветов, свет плодов золотых,
В свете дети, с улыбками их.
 
 
– Спой про ряд четырех, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Счет четыре – Мерлин, счет камней,
Тех, чтоб меч отточить нам острей,
Чтоб сражать лезвиями мечей.
 
 
Всекрасивый ребенок, живой,
Луч Друида, скажи, нежный мой,
Что ты хочешь, чтоб спел пред тобой?
 
 
– Спой о ряде пяти, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Пять полос у Земли, пять веков
В океанности наших часов,
У сестры нашей пять маяков.
 
 
– Спой о ряде шести, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Шесть младенцев из воска, тень сна,
Их живит своей властью Луна,
Ты не знаешь, я знаю сполна.
 
 
Шесть целительных трав в кипятке,
Карлик сок их смешал в котелке,
Палец в рот – слышит все вдалеке.
 
 
– Спой о ряде семи, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Семь есть солнц, семь есть лун, семь планет,
И Наседка в ряду этих смет,
Семь Стихий, в них мука – точек свет.
 
 
– Спой о ряде восьми, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Восемь ветров и восемь огней,
Вместе с Высшим Огнем Майских дней,
Что горят на горе мятежей.
 
 
Восемь белых, как пена, телиц,
Выгон их – остров вод без границ,
Восемь их у Царицы цариц.
 
 
Всекрасивый ребенок, живой,
Луч Друида, скажи, нежный мой,
Что мне сызнова спеть пред тобой?
 
 
– Спой про ряд девяти, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Девять маленьких рук над гумном,
Возле Башни, где ночью и днем
Стонут матери, девять числом.
 
 
Корриганы, – цветы в волосах, –
Пляшут в белом, их девять в ночах,
Близ ключа, в полнолунных лучах.
 
 
Кабаниха, семья кабанят,
Девять, хрюкают, роют, ворчат,
А кабан возле яблони, – рад.
 
 
– Спой про ряд десяти, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Десять вражьих идут кораблей,
Десять гибелей между зыбей,
О, Венеды, вам десять скорбей.
 
 
– Ряд одиннадцать спой, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Вон жрецы, глянь, одиннадцать встреч,
То Венеды, с кровавости сеч,
Глянь, у каждого сломанный меч.
 
 
В запыленных покровах своих,
В окровавленных, в пятнах густых,
Было триста, – одиннадцать их.
 
 
Всекрасивый ребенок, живой,
Луч Друида, скажи, нежный мой,
Что еще мне пропеть пред тобой?
 
 
– Ряд двенадцать мне спой, для того,
Чтобы мог я запомнить его.
 
 
– Месяц к месяцу, знаки сквозь мглу,
Их двенадцать, пропевших хвалу,
И Стрелец уж спускает стрелу.
 
 
Знаки, знаков двенадцать, война,
Со звездою Корова, черна,
Весь прошла Лес Останков она.
 
 
В грудь вонзилася жалом стрела,
Кровь течет, горяча и светла,
Лик с мычанием вверх подняла.
 
 
Рог звучит; огнь и гром; ветр и свет;
Гром и огнь; дождь; утраченный след;
Ничего; ничего; ряда нет.
 
 
Вон жрецы, глянь, одиннадцать встреч,
То Венеды с кровавости сеч,
Глянь, у каждого сломанный меч.
 
 
Десять вражьих идут кораблей,
Десять гибелей между зыбей,
О, Венеды, вам десять скорбей.
 
 
Девять маленьких рук над гумном,
Возле Башни, где ночью и днем,
Стонут матери, девять числом.
 
 
Восемь белых, как пена, телиц,
Выгон их – остров вод без границ,
Восемь их у Царицы цариц.
 
 
Семь есть солнц, семь есть лун, семь планет,
И Наседка в ряду этих смет,
Семь Стихий, в них мука – точек свет.
 
 
Шесть целительных трав в кипятке,
Карлик сок их смешал в котелке,
Палец в рот – слышит все вдалеке.
 
 
Пять полос у Земли, пять веков,
В океанности наших часов,
У сестры нашей пять маяков.
 
 
Счет четыре – Мерлин, счет камней,
Тех, чтоб меч отточить нам острей,
Чтоб сражать лезвиями мечей.
 
 
Тройствен мир, у него три лица,
Три начала, и три есть конца,
Муж и дуб ждут того же венца.
 
 
Два быка, а в упряжке одной,
Пред одною идут скорлупой.
Вот помрут. Видишь их, нежный мой?
 
 
Для счисленья один ряда нет,
Неизбежность одна, кладезь Бед,
Смерть, а до – ничего больше нет.