Текст книги "Предназначено судьбой"

Автор книги: Колин Фолкнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

23

Дафна Родерик стояла на верхней палубе трехмачтового корабля и смотрела, как бушприт рассекает морские волны. Графиня откинула капюшон и глубоко вдохнула холодный, свежий воздух. Это придало ей бодрости, и достойная дама удовлетворенно улыбнулась, постукивая по палубе тростью с серебряным набалдашником. Может, она и старуха, но кое на что еще способна. Скоро она увидит, каковы они, эти хваленые колонии, столь дорогие сердцу внука. Если повезет, она еще успеет насмотреться на краснокожих дикарей.

Дафна искоса взглянула на любимого слугу своего внука. Атар стоял на почтительном расстоянии, кутаясь в плащ. От болезни, помешавшей ему отправиться в путь вместе с хозяином, не осталось и следа. Судя по всему, Атар не слишком обрадовался тому, что старая графиня собралась в Америку, но кого интересует мнение слуги? Разве этот раб может понять, сколь велика сила любопытства? Ведь ужасно интересно посмотреть, чем закончится противостояние между Дунканом и Джиллиан. А подержать на руках первого правнука? Человеку, лишенному семьи, эти желания недоступны.

Сзади раздался визгливый мужской голос, и графиня нахмурилась. Кто ее по-настоящему беспокоил, так это второй внук. Она увидела, что Алджернон шепчется о чем-то с одним из матросов, и отвернулась. Лучше уж смотреть на белые барашки, бегущие по морскому простору.

Когда Дафна сообщила Алджернону во Францию, что намерена отправиться в Америку, внук немедленно явился в Лондон. Он сказал, что непременно хочет сопровождать бабушку в этом тяжком и долгом путешествии. Не может же она пуститься в плавание в сопровождении одного-единственного слуги-негра. Дафна сказала, что Алджернону лучше будет остаться в Брекенридж-хаусе. В колониях ему лучше не появляться, Дункан оторвет ему голову, он дал это понять самым определенным образом.

Дафна твердо решила, что ее это не касается. На самом деле она не верила, что Алджернон пытался убить Дункана. У мальчика просто не хватило бы на это духа. Вероятно, история с обрушившимися лесами и тот случай с лучником – всего лишь досадное совпадение. Чего только не бывает в жизни! Однако Дафна была согласна, что Алджернону лучше держаться подальше от Дункана – во всяком случае, до тех пор, пока граф не уехал из Англии. Алджернона тоже жалко. Ведь у мальчика никого нет, он совсем один. А если вспомнить трагические обстоятельства его рождения, о которых Дункан ничего не знает, Алджернона жалко вдвойне.

Он сказал Дафне, что хочет помириться со своим кузеном. Нет, он не признает себя виновным в заговоре, но все же есть кое-какие обстоятельства, в которых он должен повиниться. Если же Дункан пронзит его шпагой, то он умрет с чистой совестью. В конце концов Дафна уступила. Да и что она могла сделать? Алджернон уже взрослый, может поступать как ему заблагорассудится.

Она задумчиво провела рукой по крашеным рыжим локонам. Ветер начинал пробирать до костей. Лучше бы вернуться в каюту, а то, не дай Бог, простудишься. Но уж больно хорошо было на свежем воздухе. Холод необычайно оживлял работу мысли. Графиня чувствовала себя помолодевшей лет на двадцать.

– Мадам, здесь очень холодно, – подошел к ней Атар. – Позвольте, я провожу вас в каюту, и вы выпьете вашего любимого чаю. Ваш внук беспокоится, что вы простудитесь.

Дафна улыбнулась. Атар такой внимательный. Хоть он был и против этой поездки, но вел себя все это время безупречно.

Она взглянула на него:

– Через минутку. Но сначала я хотела с тобой кое о чем поговорить.

– Слушаю, миледи. – Он поклонился.

– Сделай для меня кое-что.

– Что прикажете, миледи?

– Я хочу, чтобы ты приглядывал за моим внуком.

Лакей в красном камзоле бесстрастно смотрел на нее.

– За мистером Алджерноном?

– Да. Слишком уж он стал покладистый. Это на него не похоже. Люди в этом возрасте уже не меняются. Боюсь, он едет в Мэриленд не просто так, у него есть какая-то задняя мысль. – Она внимательно посмотрела на Атара. – Может быть, твой хозяин не зря подозревал Алджернона. Когда мы доберемся до Мэриленда, смотри за Алджерноном в оба. Я не хочу, чтобы произошел очередной несчастный случай.

– Я за господина Дункана жизни не пожалею.

– Вот и хорошо. Не теряй бдительности, понял?

Атар кивнул и покосился на Алджернона. Их взгляды встретились, и лакей отвернулся.

С первым лучом солнца Чома вышел на берег. Ему нравилось гулять на рассвете. Хорошее время – можно как следует все обдумать, никто не дергает, не мешает.

Гладкий белый песок был усеян ракушками, принесенными вчерашним приливом. Вдали торчала голова зарытого пленника. Чома ухмыльнулся. Вокруг кружили чайки, предвкушавшие скорую поживу. По песку ползали крабы, пощелкивая острыми клешнями.

Чома не спеша шел по мокрому песку, положив лопату на плечо. Теплое солнце согревало ему лицо. Индиго, или Господин – он велел, чтобы его называли именно так, – велел умертвить пленника, а утром выкопать труп и бросить в джунгли. Не хватало еще, чтобы на пляже валялась дохлятина.

Вечно одно и то же: «Чома, сделай то. Чома, сделай это!»

Так было всегда, с самого детства. Еще бы, ведь Индиго – старший брат, да и кожа у него белая. Его мать была француженкой, красивой парижанкой. Отец захватил ее на чужом корабле, в открытом море. Звали француженку Лили.

А Чома даже не знал, кто его мать. Должно быть, какая-нибудь из африканских рабынь. Отец всегда отдавал предпочтение Индиго – еще бы, такой красавчик, и на туземца не похож. Индиго ездил в Лондон и Париж, там из него сделали джентльмена, а Чома тем временем управлялся на плантации. Кораблями тоже командовал Индиго. Ему достались все деньги, вся земля, когда умер отец. А теперь у Индиго целых две англичанки, у Чомы же ни одной.

Он сплюнул. Брат совсем потерял голову из-за той рыжей. Вообразил, что влюбился в нее, а ведь она – настоящая стерва. Чома зло рассмеялся, и чайки испуганно взмыли вверх. По правде говоря, блондинка куда как симпатичней. Она нежная, тихая. Зовут ее Беатриса. Хорошо, что она все время помалкивает. Чома попросил брата, чтобы тот отдал ему Беатрису. Индиго ответил, что подумает, но ждать не хотелось. Индиго легко обещает, да не всегда выполняет.

Лучше уж позаботиться о себе самому. Чома понял это еще в четырехлетнем возрасте. Индиго тогда было шесть. Отец принес домой сахарную палочку и отдал старшему сыну, Чоме же ничего не досталось. Правда, позднее, когда отец ушел, Индиго поделился с братишкой, но это уже ничего не изменило. Чома запомнил раз и навсегда: он отцу не нужен, и обида осталась на всю жизнь.

Ничего не поделаешь, такая у него судьба. Поэтому Чома компенсировал несправедливость судьбы по-своему: воровал все, что было можно. Он задумчиво посмотрел на голову, торчавшую из песка. Скудные мысли в его собственной голове ускорили свой ход.

Здесь было чем поживиться.

Этот рыжий хорошо дрался. Чома никогда не видел, чтобы кто-нибудь так ловко владел саблей.

На шею зарытого нацелился краб, и Чома отшвырнул его в сторону.

– Ползи отсюда, – прошептал он. – Это моя добыча. Рыл Чома не спеша, то и дело отдыхал. По лицу стекал пот. Солнце едва взошло, а уже было чертовски жарко. Но особо медлить было нельзя – вода быстро прибывала. Еще немного – и пленник захлебнется.

Вот тело наполовину обнажилось, голова безвольно свесилась набок.

Потом Чома докопал до колен. Волны уже лизали края ямы. Закряхтев, Чома взвалил бесчувственное тело на плечо. Неправильно устроена жизнь, нечестно. Одним все, другим ничего. Индиго получил все земные дары на блюдечке, а он, Чома, должен надрываться из-за каждого медяка.

Когда он с размаху шлепнул рыжего по татуированной груди, по телу пленного прошла судорога.

Чома схватил лежащего за ноги и поволок по песку.

– Еще немножко – и тебя проглотило бы море, – пробормотал он.

Рыжий закашлялся, захрипел.

Солнце припекало все жарче. Чома огляделся по сторонам: не видит ли кто.

Не дай Бог, Индиго узнает, что его приказ нарушен. Но кому нужен труп?

А вот продать такого крепыша можно за хорошие деньги. Рабы всегда в цене. Один знакомый надсмотрщик с сахарной плантации, что на другой стороне острова, просил при случае посодействовать. Рабы дохнут как мухи, а рабочих рук всегда не хватает. Надсмотрщик тот – человек понимающий, лишних вопросов задавать не будет.

Чома улыбнулся. Тут можно заработать целый золотой. Будет сегодня вечером и бутылка рома, и сладкая бабенка.

– Тебе надо поесть.

Джиллиан отвернулась, уткнувшись лицом в подушку. Ее лицо было белее мела.

– Не могу.

– Ты должна. Хотя бы ради ребенка. – Беатриса держала в руках миску с черепаховым бульоном. – Дункан сказал бы тебе то же самое.

– Дункан мертв, – вяло ответила Джиллиан.

Беатриса поставила миску на столик, обмакнула платок в чистую воду и протерла сестре лицо.

– Тем более нужно есть. У тебя теперь никого не осталось, кроме ребенка, Джилли. Подумай о нем.

Джиллиан повернула голову. За последние часы она так много плакала, что слез уже не осталось. Душа словно онемела. Джиллиан не могла думать, не могла даже молиться. Дункан сказал, что любит ее, и вот теперь его нет. Его поглотило море.

– Что же мне делать? – прошептала она.

Беатриса отложила платок и снова взяла миску с супом.

– Прежде всего нужно поесть. Потом оденься, сядь на веранде, подыши воздухом. Тебе нужно набраться сил.

– На веранде жарко. – Она оттолкнула миску. – Здесь тоже жарко. Я не могу вздохнуть.

Беатриса подошла к открытому окну и стала смотреть на джунгли.

– Ну что там еще? – слабым голосом спросила Джиллиан.

– Ничего. Я ничего не сказала.

– Зато подумала! Я знаю, ты считаешь, что я слишком себя жалею. Но ты ничего не понимаешь. Ведь я любила его. И он признался, что любит меня, а теперь его нет.

– Разве что-нибудь можно изменить?

Джиллиан удивилась. Это было не похоже на Беатрису. Ее голос звучал почти гневно.

– Нет, изменить ничего нельзя, – вздохнула Джиллиан.

– Так что же ты киснешь? Хочешь умереть? Убить его ребенка?

– Индиго все равно не позволит мне оставить ребенка. Меня продадут, как миссис Амстед.

– Ты вынашиваешь дитя уже четыре месяца. Дай же ему шанс. Ведь это твой ребенок.

– У него нет шансов.

Беатриса покачала головой:

– Джил, ты меня удивляешь. Неужели ты позволишь, чтобы обстоятельства взяли над тобой верх?

– Как ты не понимаешь! Ведь он умер! – Джиллиан запустила в сестру подушкой. – Единственный мужчина, которого я любила, мертв!

– Ты только не сердись на меня, – Беатриса ловко отразила нападение. – А если уж сердишься, то пусть это придаст тебе сил.

Джиллиан снова безвольно откинулась на подушку:

– Ты не знаешь, чего требуешь. Этот мерзкий пират, убивший моего мужа, хочет на мне жениться. Я должна рожать ему детей!

– Зато ты будешь жива. А заодно спасешь и ребенка Дункана.

– Не смеши меня. Я не выйду замуж за пирата. Ни за что на свете! Она зарылась лицом в подушку.

Беатриса подошла к кровати и рывком выдернула из-под нее подушку.

– Я говорю тебе то, что сказал бы и Дункан.

– Он потребовал бы, чтобы я спала с другим мужчиной?

– Он хотел бы, чтобы ты осталась жива! – в сердцах крикнула Беатриса. – И чтобы его ребенок тоже жил.

У Джиллиан из глаз хлынули слезы. Все эти годы она была сильной, а Беатриса слабой, и вот роли переменились.

– Ах, Беа, мне так страшно, так страшно!

Беатриса села на краешек кровати, взяла сестру за руку.

– Знаю. Мне тоже страшно. Но я не хочу сдаваться. И ты тоже не сдавайся. – Она поцеловала Джиллиан в висок. – Вставай, выпьем супа на веранде. Там уже прохладней. Чувствуешь, как дует ветерок?

Она насильно вытащила Джиллиан из кровати, отвела ее на балкон. Сердце у Джиллиан рвалось на части, но она знала, что сестра права. Сдаваться нельзя. Ради ребенка, которого она вынашивает, нужно выжить.

24

Шли дни, летели недели, время ускользало, как песок меж пальцев. Джиллиан все не могла оправиться от удара. Жизнь устроена кошмарно, думала она. По утрам не хотелось вставать. Зачем жить, если нет Дункана? Если бы не ребенок…

– Пойдем погуляем, – позвала Беатриса.

Джиллиан уже больше часа сидела неподвижно с нераскрытой книгой на коленях.

– Не хочу.

Она рассеянно смотрела, как зеленая ящерица мечется по ступенькам крыльца. – И все-таки мы пойдем. – Беатриса решительно взяла сестру за руку и потянула за собой. – Смотри, какой чудесный день. И солнце не слишком припекает.

Она надела на сестру широкую соломенную шляпу, подарок Индиго. С каждым днем этих подарков становилось все больше и больше.

Джиллиан нехотя последовала за Беатрисой. Следовало отдать должное Индиго – он был тактичен, но настойчив. Каждый день он дарил своей «невесте» какой-нибудь подарок. Устраивал вечеринки, чтобы развлечь ее. На прошлой неделе подарил болонку. Джиллиан совершенно не радовали все эти подношения, даже собачка оставила ее равнодушной, но Беатриса говорила, что отказываться от подарков невежливо и опасно. Нельзя сердить пирата. Ведь они обе живут в приличных условиях лишь благодаря его великодушию.

Сестры вдвоем гуляли по саду. Здесь росли всевозможные диковинные цветы, источавшие дивный аромат. Сбоку от аллеи сестры увидели хозяина. Он сидел на четвереньках, ухаживая за розовым кустом.

– Сударыни, – Индиго вскочил на ноги и поклонился, вытирая грязные руки.

– Сэр, – присела в реверансе Беатриса.

– Здравствуйте, Индиго, – сухо произнесла Джиллиан.

Ей было неприятно называть убийцу Дункана по имени, но следовало быть дипломатичной.

Индиго с каждым днем становился все более нетерпеливым. Он требовал назначить день свадьбы. Джиллиан знала, что ее жизнь, жизнь ее ребенка и Беатрисы зависят от настроения капитана. Если он прогневается, то непременно продаст англичанок какому-нибудь другому плантатору. И все же согласия на брак она не давала. Джиллиан вела себя вежливо, но холодно, твердя, что соблюдает траур по мужу.

Индиго вытер платком потный лоб.

– Как поживаете? Извините, что не составил вам компанию за завтраком. У нас снова неприятности с рабами. Пришлось разобраться самому.

Джиллиан молчала, и в разговор вступила Беатриса:

– Надеюсь, никто не пострадал?

– Нет. Все устроилось. Эти мартышки все время чего-то требуют – то еды, то воды, то еще чего-нибудь. – Он сунул платок в карман. – Вот и приходится вправлять им мозги. – Он лучезарно улыбнулся.

Джиллиан опустила взгляд.

– Мы собрались пойти погулять. Засиделись в четырех стенах.

Индиго галантно поклонился и поцеловал ей руку. Джиллиан в последний момент отдернула пальцы, передернувшись от отвращения. После поцелуев Дункана ласки Индиго казались ей противоестественными.

– Ваша сестра права, – улыбнулся Индиго. – Вы слишком много времени проводите в бездействии.

Он просветлел, словно вспомнил нечто очень приятное.

– Ах да, совсем забыл! Дорогая, сегодня мы приглашены на ужин к Карлтонам. Они только что вернулись из Парижа, привезли массу сплетен.

Джиллиан отвернулась.

– Не уверена, что поеду.

– Но ведь мы договаривались. Я хочу, дорогая, чтобы вы почаще бывали со мной в обществе. Весь остров должен знать, что вы моя невеста. Я хочу, чтобы люди вас полюбили.

Джиллиан почувствовала на себе сердитый взгляд Беатрисы.

– Ну хорошо. К какому часу мне быть готовой?

– В семь. Ровно в семь. – Индиго сжал ей руку.

Она кивнула, надеясь, что разговор окончен.

– И вот еще что…

Джиллиан замерла.

– Что?

– Наденьте то платье, которое я вам недавно подарил. Хочу посмотреть, идет ли этот цвет к вашим волосам.

– Хорошо.

– Желаю счастливо погулять.

Когда они отошли подальше, Джиллиан прошептала:

– Как мне отвратительны его прикосновения.

– Не такой уж он ужасный. И он искренне к тебе привязан.

– Убийца. Он убил Дункана.

– Христианка должна уметь прощать. Ненависть – тяжкий грех. Она сжигает душу. Индиго как заблудший ребенок. У него было тяжелое детство. Представляешь, отец только и делал, что водил в дом всяких непотребных женщин.

– Заблудший ребенок? – фыркнула Джиллиан. – По-моему, Беатриса, ты неравнодушна к этому чудовищу.

Беатриса порозовела.

– Не смеши меня. Зачем он мне нужен? – Они свернули в джунгли. – Он для меня слишком… слишком мужественный.

Тут Джиллиан не выдержала и рассмеялась. Пожалуй, Беатриса была отчасти права. Следовало признать, что Индиго не лишен своеобразного обаяния. Во всяком случае, женщины в нем души не чаяли. Жаль, что Джиллиан этого обаяния не чувствовала. Тогда легче было бы смириться с судьбой.

– Куда ты меня ведешь? – спросила она. – Покажешь очередную козу, которую задушила змея? Мне все это уже надоело до смерти.

– Нет, змея здесь ни при чем. Я хочу тебе показать поселок рабов.

– Ага, значит, ты не просто так вытащила меня на солнцепек.

– Ну вот, ты уже разговариваешь, как прежняя Джиллиан. Пойдем, это недалеко.

Они шли по тропе примерно с четверть мили, а затем джунгли кончились, и показалась деревенька, расположенная на открытом пространстве. Селение состояло из конусообразных лачуг, построенных из древесных стволов и соломы.

– Так значит, здесь и живут рабы? А зачем ты меня сюда привела? – Джиллиан вытерла платком вспотевшую шею.

– Слушай, пора нам с тобой заняться каким-нибудь делом.

Из хижины выбежал голый темнокожий ребенок, увидел Беатрису и заковылял к ней. К изумлению Джиллиан, сестра ничуть не удивилась, а подняла малыша на руки.

– Я вижу, ты бывала здесь и раньше, – ахнула Джиллиан. – Этот ребенок тебя знает.

Беатриса погладила малыша по головке.

– Он сидит с бабушкой, а родители работают на плантации. Правда, маленький?

Джиллиан огляделась по сторонам. Хижины были в ужасающем состоянии – того и гляди развалятся. Тощие, голодные псы рылись в отбросах, надеясь хоть чем-то поживиться. Из джунглей вышла древняя, сгорбленная негритянка с корзиной на голове. В корзине был большой кувшин, до краев полный водой.

– Я хочу, чтобы ты поговорила с Индиго, – заявила Беатриса. – Эти люди не могут так больше жить.

Джиллиан уставилась на сестру, испугавшись, что та перегрелась на солнце.

– Что-что?

– Поговори с Индиго.

Беатриса чмокнула ребенка в лоб и поставила на землю.

– Я не могу его просить. Меня он не послушает. А ты – другое дело.

Джиллиан положила руку на свой вздутый живот. По ее расчетам, она была уже на шестом месяце. Лишь пышная юбка помогала ей скрывать свою тайну.

– Меня-то он тоже не больно послушает. Не сегодня-завтра Индиго сообразит, что я прячу под юбкой.

– Именно поэтому тебе нужно поторопиться.

Не дав сестре возможности возразить, Беатриса продолжила:

– Сделай доброе дело. Да, с тобой произошло несчастье, но может быть, ты сможешь помочь другим людям.

Тут Джиллиан поняла, что Беатриса говорит вполне серьезно.

– Индиго ничего для них не сделает. Ведь это рабы, Беа. Дешевая рабочая сила. Индиго их за людей не считает.

– Он просто не понимает, в чем его выгода. Все плантаторы просто болваны. Упроси его. Он захочет сделать тебе приятное, вот увидишь. – Беатриса просительно заглянула сестре в глаза. – Ну пожалуйста, Джил. Попробуй. Для меня это очень важно.

Джиллиан тяжело вздохнула. Вся эта затея ей не нравилась.

– Что им нужно?

– Немного бревен, чтобы починить дома, – загнула Беатриса палец. – Побольше еды, а еще лучше, если им разрешат иметь свои огороды. Потом одежда – они ходят голые. Лекарства. А главное – колодец. Эта старая женщина принесла воду из колодца, который находится за милю отсюда.

Джиллиан озабоченно качала головой, наблюдая за тем, как малыш колотит палкой по барабану. Так вот откуда доносится по ночам монотонный рокот. Он не давал Джиллиан спокойно спать. Как только застучит барабан, она вновь видит перед собой Дункана…

– Ладно, попробую, – махнула она рукой. – А если он откажет?

Беатриса, взвизгнув от восторга, бросилась ей на шею.

– Я знала, что ты согласишься. Знала! Спасибо.

– Пока не за что, – буркнула Джиллиан. – Может быть, мы с тобой еще последуем за миссис Амстед.

Железная решетка захлопнулась, и Дункан рухнул на гнилую солому. Отчаянно ныли плечи, натертые деревянным ярмом. Каждый день Дункан должен был тащить на себе тележки, груженные сахарным тростником, под палящим солнцем, и так двенадцать, а то и пятнадцать часов в день.

– Приятный денек, да? – раздался голос из темноты.

Дункан рассмеялся, потянулся к бочонку с водой. В камере было так темно, что после яркого солнца глаза ничего не видели. Проклятый надсмотрщик отправлял рабов по камерам как раз тогда, когда солнце начинало садиться.

Дункан жадно выпил ковш затхлой воды, сплюнув соломенную труху.

– Да, день выдался замечательный. А у тебя, Джейк?

– Незабываемый, – белозубо улыбнулся негр, с которым Дункан за последние дни успел подружиться.

В первый же день, попав на плантацию, Дункан услышал звучный голос с характерным мэрилендским акцентом. Джейк был из свободных негров, служил помощником на торговом корабле, но его судно было захвачено пиратами в карибских водах. Большинство команды попало в неволю, и теперь бывшие матросы работали на уборке тростника.

Дункан подполз к своему месту возле стены. В камере пахло потом, нечистотами и гноем. Рабы молча посторонились, давая ему дорогу. В первую же ночь Дункан понял, что за свое место в камере нужно драться. Свой угол он отвоевал с боем. Это место считалось одним из лучших. Когда умирал кто-то из счастливцев, обитавших у стены, сразу начиналась драка за освободившееся место. Дункан понимал, что люди не виноваты – ведь это был вопрос выживания.

Он взглянул на Джейка и устало смежил веки.

– Я тут тебе немного хлеба припас, – прошептал негр. – Пришлось пару раз врезать Клайду. Хороший хлеб, почти не червивый.

Дункан взял гнилую горбушку и принялся жадно жевать. Он никак не мог уразуметь, из каких соображений хозяин плантации морит рабов голодом – ведь они болеют, умирают, не могут как следует работать. Жестокость и расточительство. Правда, Джейк объяснил, что дешевле купить новых рабов, чем хорошо кормить старых.

Покончив со скудным ужином, Дункан откинул голову назад. Это была самая приятная часть дня, если у раба вообще бывают приятные моменты. Дункан закрывал глаза и думал о Джиллиан. О, как сладки были ее поцелуи! Как головокружительно пахли ее волосы! Какими мягкими и нежными были прикосновения ее рук! Он вспоминал то ее смех, то удовлетворенную, сладострастную улыбку, появлявшуюся на ее лице после занятий любовью…

Он тяжело вздохнул. Лишь ночью можно было расслабиться, позволить себе роскошь воспоминаний. После Джиллиан он начинал думать об Индиго – о том, как будет пытать его, а потом убьет. Далее наступала пора строить планы бегства и спасения Джилли.

– Сколько тележек ты сегодня перевез? – спросил Джейк.

– Не знаю. Сначала считал, потом сбился. Двадцать, тридцать. Что-то в этом роде.

– Я волоку эти чертовы тележки, смотрю, как остальные рубят тростник, и у меня слюнки текут.

– Ты что, хочешь с ними поменяться? – удивился Дункан.

Сквозь щель в крыше в камеру проник луч лунного света.

Джейк ухмыльнулся, сверкнув белками глаз.

– Нет, поменяться с ними я не хочу. Но я мечтаю избавиться от тележки. Трудно убежать в джунгли, когда ты прикован к деревянной колымаге.

– Ты думаешь, побег возможен? – встрепенулся Дункан. – Правда?

– Еще бы. Нужно везение. – Джейк подмигнул. – И еще молитва.

Дункан понизил голос. Его сосед с другой стороны похрапывал, но рисковать все равно было нельзя. За донос полагалась лишняя пайка. Если надсмотрщик узнает, что они с Джейком разговаривали о побеге, обоим снимут голову с плеч.

– Что ты придумал?

Джейк небрежно пожал плечами:

– Освободим моих матросов, а заодно и всех, кто захочет к нам присоединиться. Двинем в порт.

– А потом что?

– Захватим какой-нибудь из кораблей этого подлого пирата Индиго. Хоть ты и граф, но соображаешь неважно.

Дункан усмехнулся. Он привык к шуткам Джейка. Если бы не Джейк и не мысли о Джилли, он давно бы сломался. Но Джейк говорил, что есть надежда. Может быть, он еще увидит Джиллиан.

– Захватим корабль?

– А что такого? Многие из моей команды еще живы.

– А потом что?

Джейк осклабился:

– Заберем твою рыжую женушку и поплывем назад, в наш Мэриленд. И, клянусь Богом, я никогда больше не покину родных берегов.

Дункан улыбнулся. Пустые мечты, не более. Никому еще не удавалось убежать с плантации.

– Как же мы все это устроим, дружище?

Дункан снова закрыл глаза. У него ныли плечи, болели израненные ладони. Неизвестно, насколько его хватит. Скоро он начнет слабеть, не сможет за себя постоять. А уж о побеге и подавно придется забыть.

Но тут он снова вспомнил Джиллиан, ее смех. Подумал о ребенке, созревающем в ее утробе. Один раз он уже потерял сына, это не должно повториться. Да и сам Дункан умирать не хотел. Нет, он не сдастся.

– Так что же мы будем делать? – повторил он.

Джейк снова ухмыльнулся.

– Мачете.

– Ты о чем?

Джейк взмахнул увесистым кулаком.

– Мы вызовемся рубить тростник, нам дадут мачете, и тогда, считай, мы свободны.

Джиллиан сидела на кровати, наряженная в новое платье. Скоро они с Индиго отправятся в гости. Но чувствовала она себя неважно: болела голова, ныл живот. Младенец созревал не по дням, а по часам. Просто поразительно, что Индиго до сих пор ничего не заметил. Сердце у нее тоскливо сжалось.

Беатриса подала ей сверкающее топазовое ожерелье.

– Надень. К платью будет в самый раз.

Джиллиан страдальчески застонала, но Беатриса ловко застегнула ожерелье у нее на шее. Топазы подарил Индиго.

– Я не хочу никуда идти.

– Придется. Он тебя ждет. К тому же, не забывай, он приказал вырыть в поселке колодец. Будь уж с Индиго поласковей.

– Не хочу я быть с ним поласковей. – Джиллиан расправила платье. – Беа, он настаивает, чтобы я с ним спала.

Беатриса покраснела:

– Правда?

Джиллиан вздохнула:

– Только об этом и говорит. Когда, мол, свадьба, когда брачная ночь. – Она передернулась. – Это отвратительно. Я не могу себе представить, что меня коснется другой мужчина.

Беатриса облизнула губу, оттолкнув болонку, прыгавшую у ее ног.

– И что же он тебе говорит?

– Говорит, что хочет искупать меня в ванной из розовой воды. А потом, говорит, положит меня на постель и всю вытрет мягким полотенцем.

Беатриса слушала, широко раскрыв глаза.

– Еще говорит, что хочет всю меня натереть маслом.

– Что, все мужчины так делают?

– Возможно. Во всяком случае, с женами, – саркастически ответила Джиллиан, однако Беатриса иронии не поняла.

– И Дункан тоже так поступал?

Джиллиан мечтательно улыбнулась. Ее рука непроизвольно коснулась сердца.

– Нет. Маслом он меня не мазал, но однажды он капнул медом на мою грудь и слизнул его. А потом…

Она запнулась, внезапно смутившись.

Беатриса сидела, разинув рот.

– Я и не представляла, что супружеская жизнь – это так интересно. – В ее глазах появился необычный блеск. – Мама говорила только про обязанность и про долг. Мол, жена должна сносить все, потому что такова уж ее доля.

Джиллиан прыснула от смеха и взяла расческу. Ее шелковое голубое платье, сшитое специально для тропиков, шуршало и переливалось.

– Ах, Беа, наша мать ничего в этом не понимала. Конечно, супруги должны любить друг друга. Дункан никогда не говорил о супружеском долге, он говорил, что мы занимаемся любовью. Ну… я не могу тебе этого объяснить. – Она повернулась к сестре, расчесывая свои густые рыжие волосы. – Но однажды, если тебе повезет и ты полюбишь, ты все узнаешь на собственном опыте.

Беатриса взяла на руки расшалившуюся собачонку и подошла к окну.

– Боюсь, этого никогда не произойдет.

– А ты не бойся. Твоя жизнь еще не кончена. И моя тоже. Что-нибудь обязательно случится, и мы начнем все заново, ты и я.

Беатриса взглянула на сестру:

– Рада, что ты так говоришь. Ты снова похожа на прежнюю Джиллиан, которую я так люблю.

В дверь постучали.

– Да? – спросила Джиллиан, отлично зная, кто это.

– Могу я войти, дорогая?

Она вздохнула:

– Разумеется.

В дверях появился Индиго, одетый в изумрудно-зеленый камзол и широкие панталоны. У пояса на портупее висела сабля с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями.

– Вы готовы, дорогая? Я подумал, что нам могли бы подать на террасу прохладительные напитки. В гости мы не едем, лучше поужинаем вдвоем у меня в комнате.

Джиллиан приложила руку ко лбу. Ей и в самом деле было нехорошо. Вот Беатриса, та быстро привыкла к климату.

– Индиго, мне сегодня нездоровится.

Он скрестил руки на груди:

– Любимая, мне это начинает надоедать.

– Простите, но я говорю правду. По-моему, я перегрелась на солнце. Мы с Беатрисой ходили смотреть, как дела в поселке.

– Я же говорил вам, что на солнцепеке долго находиться нельзя, – раздраженно произнес он. – Надо же, а я приготовил такой чудесный ужин. Рыба-меч, это очень вкусно. Целый день работал как проклятый, надеялся провести вечер в приятной компании.

Тут Беатриса несказанно удивила сестру.

– Если хотите, сэр, я могу поужинать с вами, – предложила она.

Индиго удивленно приподнял бровь, взглянул на Беатрису так, словно увидел ее впервые.

– И вам не будет со мной скучно?

– Вовсе нет, сэр, – вежливо улыбнулась она.

Индиго галантно протянул руку, и Беатриса приняла ее. Она вела себя так, словно за ней ухаживал придворный кавалер.

– Что ж, буду счастлив, если вы составите мне компанию. – Индиго поцеловал ей руку.

Джиллиан скорчила гримасу.

– Вы не обидитесь, дорогая? – спросил у нее Индиго.

– Вовсе нет, – прожурчала она. – Пришлите мне, пожалуйста, Марию. Пусть подаст немного фруктов и сыра. И еще я хочу снять это платье.

Индиго поклонился:

– Немедленно распоряжусь. А вы, мадемуазель, будьте моей гостьей…

Они с Беатрисой направились к двери.

– Подожди минуточку! – окликнула Джиллиан сестру.

Быстро сняв ожерелье, она надела его ей на шею.

– Вот. Это очень идет к твоим прекрасным глазам.

Склонившись, она прошептала Беатрисе на ухо:

– Если что, кричи.

Потом закрыла за ними дверь и вздохнула с облегчением. Вечер в одиночестве – что может быть лучше.