Текст книги "Без вести пропавшая"

Автор книги: Колин Декстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава двадцать пятая

На следующее утро в 6.20 Морс был в дороге: она займет около пяти часов. Он наслаждался бы поездкой больше, если бы было с кем поговорить, особенно с Льюисом, и он включил радио в «Ланче» в 7.00 и послушал новости. Мир казался странно мрачным: за границей появились слухи о войне и голоде, а у себя дома все больше банкротств и увеличение числа безработных – и пропавший лорд, которого выудили из озера в восточном Эссексе. Но утро было свежее и яркое, небо спокойное и безоблачное, и Морс ехал быстро. Он оставил позади Ившем и был на пути к Киддерминстеру, прежде чем сколько-нибудь заметно увеличилось движение на дороге. Новости в 8.00 утра пришли и ушли, не принеся заметного облегчения космически бедственному положению в мире, и Морс переключился на Радио-3 и с удовольствием послушал Бранденбургский концерт № 5. Путешествие продвигалось хорошо, и он довольно быстро миновал Шрусбери по кольцевой дороге к 9.00 утра.

Он обнаружил, что смутно задумывается об озере в восточном Эссексе, и вспомнил про водоем позади дома Тэйлоров. Это означало, что он чувствовал жажду. К настоящему времени он уже был в Уэльсе, и бледно-зеленые холмы все более круто выростали вдоль дороги. Он показал отличное время, и восславил богов за то, что его путешествие не совпало с воскресеньем, когда была запрещена продажа алкоголя в Уэльсе. Но он проехал по петле вокруг озера Ллин-Teгид задолго до того, как открылись пабы (опять озеро!); потом по многолюдным улицам Портмадога, и мимо музея Ллойда Джорджа[29]29
  Дэвид Ллойд Джордж (1863-1945) – британский политический деятель, последний премьер-министр Великобритании от Либеральной партии. Близкий друг Уинстона Черчилля. Похоронен в Лланистимдуи в Уэльсе.


[Закрыть] в Лланистимдуи, и все еще не хватало нескольких минут до 11.00. И он поехал дальше. Он остановится у следующего трактира. Он миновал последнюю деревню, но в данном месте тракт мало что мог предложить жаждущему путешественнику; он был всего в двух или трех милях к югу от самого Кернарфона, когда увидел указатель: «Бонт-Ньюедд». Не та ли это деревня, где жили Эйкамы? Он съехал с дороги, и посоветовался со своим OED. Да, это была она. А где же Сент-Бенно-роуд? Он обратился к местному старожилу и узнал, что был всего лишь в нескольких «сотнях ярдов от улицы Сент-Бенно, и принц Уэльский бился на поединке как раз за этим углом». Было 11.05 утра.

Пока он пробовал местный самогон, он обдумывал, должен ли он вначале посетить дом Эйкамов. Возможно, учитель французского языка придет домой на обед? Согласно первоначальному плану, Морс собирался отправиться прямо в школу города Кернарфона, предпочтительно во время обеденного перерыва. Но, возможно, не будет никакого вреда, если он немного поговорит с миссис Эйкам в первую очередь? Отложив на время решение, он купил еще одну пинту пива, и обдумал предстоящее интервью. Эйкам соврал, конечно, что не выходил в город во время конференции; миссис Филлипсон не могла иметь ни малейшего представления, что Эйкам был в Оксфорде в тот понедельник вечером. Откуда бы она могла? Если только... но он отбросил причудливую линию мысли.

Пиво было хорошим, и уже в полдень он радостно обсуждал с хозяином паба плачевную воскресную ситуацию в жаждущих графствах и порчу валлийских дорожных знаков националистами. И через десять минут, посидев верхом на унитазе, он встал, обозревая надписи на стенах туалета, оставленные неизвестным лицом или лицами. Большая часть граффити была на непонятном валлийском языке, но те, что были нацарапаны на его родном, задержали взгляд Морса, и он одобрительно улыбнулся, прочитав: «Не чаем единым ссыт человек».

Было 12.15 дня, и если Эйкам возвращался домой на обед, то для Морса была очевидная опасность разминуться с ним. Ну, был один довольно определенный способ выяснить это. Он оставил «Ланчу» на милость принца Уэльского и пошел по Сент-Бенно-роуд. Улица вела вбок от главной дороги. Дома здесь были маленькими. Построенные из квадратных, серых, гранитных блоков, они были покрыты черепицей из пурпурного и синего сланца. Зеленая трава в крошечных палисадниках была на два или три оттенка светлее, чем у английских сортов, а почва выглядела истощенной. Входная дверь была окрашена в светло-синий цвет, черный номер 16 был ловко выполнен в витиеватом викторианском стиле.

Морс постучал уверенно, и вскоре дверь открылась; но открылась лишь немного, а затем появилось нечто странно нелепого вида. Перед ним стояла женщина, ее лицо покрывала белая маска с прорезями, оставлявшими открытыми глаза и рот, кроваво-красное полотенце было обмотано вокруг ее головы. Волосы ее (как, увы, у большинства блондинок) были темными у корней. Любопытно было наблюдать ухищрения, на которые были готовы пойти дамы для того, чтобы улучшить природные дары, которыми Создатель наделил их; и в глубине души Морса шевельнулось тусклое воспоминание о чопорной блондинке с пятнистым лицом на фотографии сотрудников школы «Роджер Бэкон».

Он знал, что это должна быть миссис Эйкам. Тем не менее, это не был образец красоты, с кремовой маской, нанесенной, несомненно, с отточенным мастерством, которая в основном и привлекла пристальное внимание инспектора. Она накинула скудное белое полотенце на верхнюю часть своего тела, и когда она стояла наполовину скрытая дверью, то сразу стало ясно, что под полотенцем женщина была совершенно голая. Морс почувствовал себя, как развратный козел. Валлийский козел, возможно. Должно быть, это было пиво.

– Я звонил вам, мне нужно увидеться с вашим мужем. Э... э-э, вы миссис Эйкам, не так ли?

Голова кивнула, и морщинки на тщательно нанесенной маске появились в уголках белого рта. Неужели она смеется над ним?

– Он вернется домой на обед?

Голова дрогнула, и верхняя часть полотенца сползла, соблазнительно показав красиво очерченную грудь.

– Он в школе, я полагаю?

Голова кивнула, глаза смотрели кротко сквозь щели.

– Ну, мне очень жаль, что побеспокоил вас, миссис Эйкам, особенно, гм, э... э-э... Мы говорили с вами до этого, знаете ли, – по телефону, если вы помните. Я Морс. Главный инспектор Морс из Оксфорда.

Красное полотенце покачивалось на ее голове, маска почти треснула в улыбке. Они пожали друг другу руки через дверь, и Морс ощутил пьянящий аромат ее кожи. Он задержал ее руку дольше, чем требовалось, и белое полотенце упало с ее правого плеча; и в течение короткого и прекрасного момента он смотрел на бесстыдное обаяние ее наготы. Сосок торчал высоко и так вызывающе, что он почувствовал почти непреодолимое желание потрогать его, а затем пропустить его между пальцами. Было ли это приглашением? Он снова посмотрел на пассивную маску. Полотенце теперь снова было на месте, и она отступила немного назад от двери; это был шанс пятьдесят на пятьдесят. Но он слишком долго колебался, и шанс (если и был шанс) уже был упущен.

У него не оказалось, как всегда, мужества, чтобы продемонстрировать свою собственную испорченность, и он отвернулся от нее и пошел медленно обратно к принцу Уэльскому. В конце улицы он остановился, и оглянулся; но светло-синяя дверь была закрыта для него, и он проклял совесть, которая неизменно делает всех нас такими мягкотелыми трусами. Возможно, надо было что-то делать со статусом. Люди просто не ожидали такого поведения от главного инспектора, как будто выдающиеся люди чем-то отличаются от общей массы непристойного человечества. Как же они ошибались! Как это неправильно! Потому что, даже великие имели свои маленькие слабости. Помилуйте, да. Просто вспомните старину Ллойда Джорджа. Что только не говорили о Ллойде Джордже! А он был премьер-министром...

Он забрался в «Ланчу». Боже, какие прекрасные груди! Он неподвижно посидел за рулем, а потом улыбнулся. Он подумал, что констебль Диксон, возможно, сумел бы повесить на них свою фуражку! Это была непочтительная мысль, но она заставила его почувствовать себя гораздо лучше. Он осторожно выехал с автостоянки и направился на север, к заключительной цели своего пути.

Глава двадцать шестая

Небольшая группа мальчиков пинала футбольный мяч в стороне от большого здания с классными комнатами, которые примыкали к широкому спортивному полю. Для игроков в регби и хоккей поля были разграничены травой на аккуратные белые ровные прямоугольники. Остальная часть школьников обедала. Двое мужчин обошли три раза вокруг игрового поля, руки в карманах, головы слегка наклонены, глаза опущены. Они были примерно одного телосложения, не выше среднего роста; и футболистам они казались недостойными внимания, почти анонимными. Тем не менее, один из двоих мужчин, расхаживавший медленно по траве, был главным инспектором полиции, а другой, один из их собственных учителей, был подозреваемым по делу об убийстве.

Морс с сомнением выслушал рассказ Эйкама о себе и своей преподавательской карьере; о Вэлери Тэйлор, и Бэйнсе, и Филлипсоне; о конференции в Оксфорде, о времени, и о местах, и о людях. И он ничего не узнал, что, казалось, представляло бы особый интерес или имело бы значение. Наставник детей казался достаточно приятным, когда нарезал вместе с ним круги вокруг поля; он отвечал на вопросы инспектора свободно и с тем, что выглядело в достаточной степени честностью. Итак, Морс сказал ему, сказал тихо, и при том, довольно категорично, что он был лжецом; сказал ему, что он в действительности покинул конференцию в понедельник около 9.30 вечера, сказал ему, что он приходил на Кемпийски-стрит, чтобы увидеть своего бывшего коллегу, мистера Бэйнса, и что его там видели; сказал ему, что, если он будет упорно отрицать такой простой, неопровержимый факт, у него, у Морса, не останется выбора, кроме как отвезти его в Оксфорд, где он будет подвергнут допросу в связи с убийством мистера Реджинальда Бэйнса. Это было так просто! На самом деле, все оказалось намного проще, чем даже Морс смел надеяться. Эйкам больше не отрицал простой, неопровержимый факт, перед которым его поставил инспектор. Они в третий и окончательный раз прошли вокруг игровых полей, вдали от основных школьных зданий, у каких-то заброшенных наделов, где покосившиеся сараи проржавели и пришли в отчаянную негодность. Здесь Эйкам остановился и медленно кивнул.

– Просто скажите мне, что вы делали, сэр, вот и все.

– Я сел в задней части зала – сознательно – и я ушел рано. Как вы и сказали, это было около половины десятого, или, возможно, немного раньше.

– Вы пошли к Бэйнсу? – Эйкам кивнул. – Почему вы пошли? Чтобы увидеть его?

– Я не знаю, на самом деле. Мне было немного скучно на конференции, а Бэйнс жил довольно близко. Я думал, пойти и посмотреть, был ли он дома, и попросить его выпить со мной. Это ведь всегда интересно поговорить о старых временах, вы знаете такие вещи – что происходит в школе, кто из сотрудников был все еще там, кто уволился из школы, что они делают. Если вы понимаете, о чем я.

Он говорил свободно и легко, и если и был лжецом, то держался, как показалось Moрсу, довольно естественно.

– Ну, – продолжал Эйкам, – я пошел туда. Я немного спешил, потому что знал, что пабы закроются в половине одиннадцатого. Выпил по пути, и было около десяти к тому времени, когда я добрался туда. Я бывал у него раньше, и подумал, что он должен быть дома, потому что в гостиной горел свет.

– Были занавешены шторы?

Впервые с тех пор, как они разговоривали, Морс повысил голос. Эйкам на мгновение задумался.

– Да, я почти уверен, что были.

– Продолжайте.

– Ну, я подумал, как я сказал, что он должен быть дома. Так что я постучал довольно громко два или три раза в дверь. Но он не ответил, или, по крайней мере, он, казалось, не слышал меня. Я думал, что он мог бы быть в гостиной, возможно, с включенным телевизором, так что я подошел к окну и постучал по нему.

– Вы бы могли услышать телевизор? Или увидеть его?

Эйкам покачал головой; и для Морса все это начало звучать как пластинка на проигрывателе, с застрявшей иглой в канавке. Он точно знал, что будет дальше.

– Это забавная вещь, инспектор, но я почувствовал себя немного испуганно – как будто я был своего рода нарушителем границы и не должен был находиться там вообще; как если бы он знал, что я был там, но не хотел меня видеть... Во всяком случае, я вернулся к двери и постучал еще раз, а затем я приложил голову к двери и громко позвал его по имени.

Морс стоял совершенно неподвижно, и задал свой следующий вопрос с осторожностью. Если он ожидал получить свою порцию информации, он хотел, чтобы она исходила от самого Эйкама, без ненужных подсказок.

– Вы приложили голову к двери, вы говорите?

– Да. Я просто чувствовал, что он был там.

– Почему вы так считаете?

– Ну, был свет в гостиной и...

Он заколебался на мгновение, и, видимо, откопал в голове какое-то мимолетное, наполовину забытое впечатление, которое вызвало это чувство.

– Вспомните внимательно, сэр, – сказал Морс. – Просто представьте себя там снова, вы стоите у двери. Не торопитесь. Просто представьте себя там. Вы стоите там на Кемпийски-стрит. В прошлый понедельник вечером...

Эйкам медленно покачал головой и нахмурился. Он ничего не сказал в течение минуты или двух.

– Видите ли, инспектор, у меня просто возникла идея, что он был где-то рядом. Я почти знал, что был. Я думал, что он, может быть, просто выскользнул куда-то на несколько минут, так как...– Он повернулся к Морсу, и продолжил быстро. – Да это оно. Я вспомнил. Я помню, почему я думал, что он должен быть там. Это был не только свет в окне гостиной. Там был свет в прихожей, потому что входная дверь была открыта. Не широко открыта, а была приоткрыта, как будто он только что выскользнул и вернется в любую секунду.

– А потом?

– Я ушел. Его там не было. Я просто ушел, вот и все.

– Почему вы не сказали мне все это, когда я звонил вам, сэр?

– Я был напуган, инспектор. Я был там, не так ли? И он, вероятно, лежал там все это время – убитый. Я был напуган, я действительно был... а вы не были бы?

Морс поехал в центр Кернарфона и припарковал автомобиль рядом с пристанью под высокими стенами изящного замка эпохи Эдуарда I. Он нашел китайский ресторан поблизости, и жадно проглотал восточный обед, который поставили перед ним. Это был его первый прием пищи за последние двадцать четыре часа, и он временно выбросил все остальное из головы. Только за кофе он позволил своему беспокойному мозгу ухватиться за дело еще раз; и к тому времени, как он допил свою вторую чашку кофе, он пришел к твердому выводу, что (независимо от невероятного объяснения причин, которые привели их к месту убийства), как миссис Филлипсон, так и Дэвид Эйкам рассказали ему правду, или нечто близкое к правде, – настолько совпадали их показания о посещении дома на Кемпийски-стрит. Их рассказы о том, что произошло там, были так ясны, так взаимно дополняли друг друга, что он чувствовал, что он должен верить, и что будет им верить. Это, например, о двери, которая была слегка приоткрыта, – точно так, как миссис Филлипсон оставила ее, прежде чем запаниковала и умчалась к освещенной улице. Нет. Эйкам не мог бы сделать это до нее. Конечно же, нет. Если не... Это был второй раз, когда он квалифицировал свои выводы этим зловещим словом «если»; и это беспокоило его. Эйкам и миссис Филлипсон. Была ли какая-либо связь вообще между этой невероятной парой? Если связь была, то она должна была возникнуть в какой-то момент в прошлом, в какой-то момент раньше, чем два года назад, в школе «Роджер Бэкон». Могло ли быть что-то? Это была идея, во всяком случае. Тем не менее, выезжая с автостоянки, он решил в итоге, что это была паршивая идея. Перед замком он обозрел статую, возведенную не иначе, как в честь почетного гражданина Кернарфона (Ллойда Джорджа, не меньше), и, когда он выехал на дорогу к Кейпел-Кериг, его мысли были запутанны и хаотичны, как гнездо сороки.

Он остановился на короткое время на перевале Лланберис, и посмотрел на маленькие фигурки альпинистов, заметные только по их ярко-оранжевым курткам, раскиданным на заоблачных высотах отвесных горных граней, которые возвышались массивами над дорогой с обеих сторон. Он чувствовал глубокую благодарность судьбе за то, что каковы бы ни были трудности, связанные с его собственной работой, он был избавлен от риска вертикального падения и верной смерти на скалах далеко, далеко внизу. Тем не менее, по-своему, Морс знал, что у него тоже был свой пик, и хорошо знал ликующее волнение от покорения вершины. Так часто есть только один путь вперед, только один. И когда один маршрут оказывался совершенно невозможным, нужно было искать такую же невозможную альтернативу подъему на поверхность скалы, чтобы избежать тупика, и подтягивать себя кропотливо до следующего уступа, и снова следовать единственным путем.

После смерти Бэйнса, Морс рассмотрел лишь небольшую группу вероятных подозреваемых. Убийца мог, конечно, быть кем-то, совершенно не связаным с делом Вэлери Тэйлор; но он сомневался в этом. Итак, их было пятеро, и теперь он чувствовал, что шансы против миссис Филлипсон и Дэвида Эйкама значительно увеличились. Оставалась пара Тэйлоров, и сам Филлипсон. Пришло ему время попытаться собрать воедино факты, (многие из них были очень странными), которые он почерпнул об этой троице. Убийца должен быть одним из них наверняка; ибо он был убежден теперь, что Бэйнс был убит перед визитами миссис Филлипсон и Дэвида Эйкама. Да, это был единственный факт, с которого можно было начинать. Он ухватился за твердый факт обеими руками, качнулся и закинул себя на более высокий уступ, и обнаружил, что с этой точки зрения, вид оказался совсем иным.

Он проехал Кейпел-Кериг и там повернул направо на A5 в направлении Лланголлена. И когда он проезжал его, перед ним начал складывться узор. Он должен был увидеть его раньше; но с показаниями миссис Филлипсон и Эйкама после нее, ему стало почти по-детски легко теперь сложить из частей совершенно иной узор. Одна за другой они вставали на свои места с простой неизбежностью. Все дальше и дальше он ехал на высокой скорости, проходя Шрусбери, через Дэвентри и Банбери. Было уже почти 8.00 вечера, и Морс почувствовал последствия долгого дня; и когда он выезжал с окраины Банбери, встречный автомобиль замигал ему фарами. Он понял, что дрейфует опасно близко к центру дороги, и выдернул себя в испуганное бодрствование. Он решил не допускать, чтобы его концентрация дрогнула хоть на один сантиметр, открыл боковое окно и, глубоко вдохнув прохладный ночной воздух, запел скорбным баритоном, снова и снова, первый и единственный куплет, который мог вспомнить из «Lead, Kindly Light»[30]30
  Церковный гимн, автор которого кардинал Джон Генри Ньюман (1801-1890) – был заметным деятелем литературного мира и крупной религиозной фигурой Викторианской эпохи.


[Закрыть]. Он поехал прямо домой и запер гараж. Это был долгий день, он надеялся, что хорошо заснет.

Глава двадцать седьмая

Льюису становилось лучше. Он встал на пару часов сразу после возвращения Морса в Оксфорд, держась за перила, осторожно спустился вниз, и присоединился к своей удивленной жене на диване перед телевизором. Его температура была уже нормальной, и хотя он чувствовал слабость в ногах и упадок обычной энергии, он знал, что скоро вернется в упряжку. Много часов, проведенных в постели, он думал и думал о деле Тэйлор; и в то утро он был внезапно поражен идеей настолько новой и настолько захватывающей, что убедил свою жену немедленно позвонить в Управление. Но Морса не было: он в Уэльсе, сказали ему. Это озадачило Льюиса: данное графство ни в коей мере не фигурировало в его новой чеканной версии событий, и он предположил, что Морс последовал за одной из своих своенравных фантазий об Эйкаме, потратив впустую немало галлонов полицейского бензина, и не продвинув расследование на йоту. Но это было не совсем справедливо. В руках главного инспектора дела редко останавливались; они могли свернуть в сторону, или даже пойти в обратном направлении, но чаще (с этим Льюис был согласен) они двигались вперед. Но до сих пор они редко стояли на месте. Да, Льюис был глубоко разочарован, что не застал его. Все – ну, почти все – складывалось так прекрасно. Это было сообщение в новостях по радио, с которого началась цепная реакция; сообщалось с большим шумом, что кто-то упал в водоем. Он знал, что Вэлери искали в водоеме позади дома Тэйлоров; но вы никогда не можете быть уверены, что скрывается на таком обширном участке воды, как этот; и в любом случае это на самом деле не имело большого значения, была ли она в водоеме или где-то еще. Это было всего лишь отправной точкой. А потом еще тот старик с перекрестка Белиш, и сумка, и – о, много других вещей. Как бы он хотел встретить начальника на вокзале! По настоящему удивительным было то, что Морс не подумал об этом сам. Он, как правило, все продумывал – и многое сверх того! Но позже, когда день клонился к вечеру, Льюис решил, что Морс, вероятно, думал об этом. В конце концов, это сам Морс предположил, прямо на ровном месте, что она несла сумку.

С трудом Льюис записал все это на бумаге, но когда закончил, первоначальный кайф уже пропал, и осталась только тихая уверенность, что у него действительно было замечательное озарение, и что была очень большая вероятность того, что он может оказаться прав. В 9.15 вечера, он сам позвонил в Управление, но Морс до сих пор не появился.

– Вероятно, пошел прямо домой – или в паб, – сказал дежурный сержант.

Льюис оставил сообщение, и молился только о том, чтобы на следующий день начальник не спланировал поездку на Западные острова.

Дональд Филлипсон и его жена сидели, молча, и смотрели новости Би-Би-Си в девять часов по телевизору. Они мало говорили весь вечер, и теперь, когда дети были уложены в постели, маленький ручеек слов совсем высох. Несколько раз каждый из них чуть было не задал вопрос своей второй половине, и это был бы один и тот же вопрос: есть ли нечто, что ты хотил бы мне сказать? Или другие слова на ту же тему. Но ни один из них не решился, и в четверть одиннадцатого миссис Филлипсон принесла кофе и объявила, что она идет в постель.

– Ты накачался сегодня вечером по уши, не многовато ли?

Он пробормотал что-то невнятное, и неустойчиво топая, попытался с ограниченным успехом не врезаться в нее, когда они шли бок о бок по узкой мостовой. Это было в 10.45 вечера, и до их дома было только две короткие улицы от паба.

– Ты когда-нибудь пытался посчитать, сколько ты тратишь в неделю на пиво и сигареты?

Это задело его, это было не справедливо. Господи, это было так не справедливо.

– Если уж речь зашла о деньгах, моя радость, вспомни о своем «Бинго». Почти каждую чертову ночь.

– Ты лучше оставь мой «Бинго» в покое. Речь идет о единственном удовольствии, которое я получаю в жизни, и не забывай это. И некоторые люди выигрывают в «Бинго»; знаешь ли? И не говори мне, что ты настолько невежествен, что не знаешь об этом.

– Сколько раз ты выигрывала в последнее время? – Его тон смягчился, и он очень надеялся, что она успокоится.

– Я же тебе сказала. Держи свой нос подальше от «Бинго». Я трачу свои деньги, спасибо, что не твои; и если я выигрываю – это мое дело, не так ли?

– Поэтому ты швыряла деньги сегодня вечером направо и налево? Поила бесплатно всех своих дружков в округе, скажешь нет?

– Что это должно означать? – Ее голос стал очень неприятным.

– Ладно, ты...

– Слушай, если я хочу пригласить некоторых из моих друзей выпить, то это моя забота, не так ли? И мои деньги тоже!

– Я только подумал...

Они уже подошли к воротам, и она повернулась к нему, сверкая глазами.

– И ты никогда не посмеешь сказать что-нибудь снова о моих приятелях! Господи! Не тебе говорить о них, не тебе – ты, ублюдок!

Их совместный праздник, первый за последние семь лет, должен был начаться в конце недели. Предзнаменование выглядело не очень благоприятным.

Было 11.30 вечера, когда Морс, наконец, положил голову на подушку. Он не должен был пить столько пива, но он чувствовал, что заслужил это. Это означало подняться, чтобы отлить один или два раза среди ночи. Ну и что, черт возьми! Он чувствовал себя в мире и с самим собой, и со всем светом в целом. Пиво было, вероятно, самым дешевым лекарством на рынке, и он желал только одного, чтобы ему его прописала Служба Национального здравоохранения. Ах, это было бы хорошо! Он уткнулся в подушки. Старина Льюис тоже уже в постели. Он первым делом увидится утром с Льюисом; и он был совершенно уверен, что его непорочный, его верный сержант будет сидеть в своей постели, и моргать со страдальческим недоверчивым удивлением. Да, завтра утром он сможет раскрыть личность убийцы Вэлери Тэйлор и убийцы Реджинальда Бэйнса, вдобавок. Или, если быть точным, только одну личность; ибо это была одна и та же рука, которая убила их обоих, и Морс теперь знал, чья рука это была.