Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Тайное свидание. Вошедшие в ковчег"
Автор книги: Кобо Абэ
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
14. С самострелом в руках зазывала пошел первым
С заряженным самострелом в руках зазывала пошел первым, за ним я, зажав в руке гранату со слезоточивым газом. Мы протопали по стальной пластине выключенной ловушки, пересекли машинный трюм, в котором гулко разносились наши шаги. Я по привычке старался не шуметь, а зазывала, думая лишь о том, чтобы выиграть время, шел быстро. Наш топот отдавался эхом. Сливаясь, шаги напоминали ритм падающего дождя.
– Зря мы так грохочем. Вдруг беглец вернулся и затаился тут где-нибудь, – сказал я.
– Ничего. Если противник не собирается нападать, безопаснее приближаться к нему быстро и решительно, будь это хоть дикий зверь.
Взобравшись по подъемнику машинного трюма, я совсем выдохся и, прислонившись к стене, с трудом переводил дыхание. Зазывала, посмотрев на часы, стал меня торопить. Пройдя несколько метров, мы оказались в штольне сравнительно небольшого размера (хотя на самом деле она была величиной со школьный актовый зал). Свет, падавший из машинного трюма, создавал эффект скрытого освещения, отчего стены выглядели обитыми мягким бархатом. В будущем я собирался установить здесь перископ, чтобы наблюдать за тем, что происходит наверху. А пока, поскольку в этой штольне хорошо поглощается звук, я использовал ее как полигон для испытаний оружия и боеприпасов.
– Ну и высотища, наверное почти до самой поверхности доходит. – Зазывала включил лампу – он дышал спокойно. Его организм, похоже, моментально перерабатывает пиво в воду, просто бычье сердце. Даже не верится, что ему осталось жить всего полгода.
– Не до самой. Одной только скальной породы должны были оставить не менее четырех метров – таков порядок подземных разработок.
– Здесь вонь сильнее.
Кроме штрека, по которому мы сюда проникли, стену с противоположной стороны прорезали до самого потолка еще два прохода. Зазывала, кажется, собирался направиться к правому из них.
– Ты ходил туда и не встретил там никаких препятствий? – спросил я.
– Да нет... а что?
– Там тоже есть ловушка.
Если в каменоломню проникнет враг, ему обязательно придется воспользоваться этим ходом, поэтому пришлось установить здесь мощное устройство, не останавливаясь перед довольно обременительной необходимостью раз в месяц менять батареи. Это был аэрозольный баллон, наполненный средством против тараканов, который приводился в действие фотоэлементом.
– Не заметил никакого устройства. – Перед входом зазывала остановился. – Мне кажется, что с этим вашим приспособлением случилось то же, что со стальной пружиной... Вот посмотрите.
Зазывала прав. Здесь тоже предохранителя даже не касались – ловушка выведена из строя гораздо более хитроумным способом. Подвижные части баллона покрыты специальным отвердевающим составом. Сделано это очень умело, сразу даже невозможно заметить. Легко же им удалось обнаружить уязвимые места в системе защиты. Неужели они давно следили за моими действиями? Видимо, Сэнгоку было достаточно одного взгляда на список предметов, которые я поручал ему купить, чтобы догадаться об их назначении.
– Может быть, и остальные устройства выведены из строя?
– Всё может быть. – Зазывала, освещая дорогу лампой, снова двинулся вперед. – Но в таком случае нас должно беспокоить не то, что кто-то отсюда убежит, а наоборот – что сюда могут проникнуть. Да, то, что мы теперь вчетвером, не так уж плохо, уверен в этом.
В нескольких метрах впереди потолок штрека круто шел вверх. Слева находилась отлогая лестница, которая заканчивалась множеством беспорядочно расположенных небольших помещений, напоминавших жилища пещерного человека. Видимо, здесь производили разведочные работы и, не получая нужных результатов, отказывались от дальнейшей разработки.
– Если убрать с пола обломки камня, здесь можно создать целый жилой квартал из однокомнатных квартир, – сказал я.
– Здорово. – Зазывала, повернувшись ко мне, засмеялся. – А если еще вставить решетки, в самый раз были бы изоляторы для буйнопомешанных.
– Я все думаю...
– О чем? – Он стал спускаться по лестнице.
– С самого начала нам следовало поговорить откровенно. Цель, для которой будет использована эта заброшенная каменоломня, уже давным-давно определена. «Сертификат на право выжить»... После чего выжить?.. Одним словом, если разразится ядерная война, каменоломня станет убежищем...
– Чудной вы человек. – Зазывала, не замедляя шага, обернулся ко мне. На секунду его лампа ослепила меня.
– Беда уже у самого порога. А все живут себе как ни в чем не бывало...
– Не нужно ничего объяснять, и так все понятно. «Сертификат на право выжить», «качества, необходимые, чтобы попасть на корабль», воздухоочистительные фильтры, которые работают на электроэнергии, вырабатываемой мускульными усилиями, – чем иным может быть каменоломня, если не убежищем?
– Так вы обо всем догадались?
– Естественно... Чудной человек, ей-богу.
– Тогда зачем было предлагать превратить корабль в овощехранилище или гостиницу для беглых преступников?
– Вы же не станете отрицать, Капитан, что тоже занимаетесь побочной работой? Ликвидировали зародыши, а теперь незаконно спускаете в унитаз шестивалентный хром...
– Это другое дело. Что касается меня, то в случае необходимости я могу выйти из игры в любое время, и это никак не повлияет на жизнь корабля. Беглые же преступники или сумасшедшие – люди, от этого никуда не уйдешь. И если они окажутся на корабле, избавиться от них будет не так-то просто.
– Так же, как и от нас. – Зазывала нервно проглотил слюну. – Я все же спрошу. Кого вы, Капитан, хотели бы взять на корабль? Я слышал, будто вам нужны только те люди, которые «заслуживают доверия», но что за интерес собирать такую публику? Начать с того, что сам Капитан тоже темная лошадка. Кого бы вы из себя ни корчили.
– Я никого из себя и не корчу. Просто хочу, чтобы в случае возникновения критической ситуации корабль превратился в банк генов. В этом я вижу свою миссию.
– Ладно, но учтите: пока девочка не покинет корабль, я тоже остаюсь здесь.
Вот и третья из больших штолен. Она не прямоугольная, форма ее довольно причудлива. Примерный план выглядел бы так: вдоль линии, идущей из угла в угол огромного короба, сверху и снизу громоздились маленькие коробки, углы которых поддерживались опорами. Зал подавлял своей величественностью, наводившей на мысль о древнем святилище. Точнее говоря, святилище должно было бы создавать именно такое ощущение. Зазывала заговорил шепотом:
– Честно говоря, я могу сообщить это только вам... девочка серьезно больна.
– Больна? Что с ней?
– Рак. Поражен спинной мозг. Врач предупредил – ей осталось жить не больше полугода.
Я с трудом сдержал смех. Кто из них врет? Скорее всего, оба. Желая половить форель на живца, они, не договорившись заранее, забросили свои удочки одновременно. Но не исключено, хоть и маловероятно, что они оба говорят правду. Можно, например, предположить, что они случайно познакомились в приемной больницы... Это возможно. Но спросить его я не решался. Если каждый из них, не зная, что и сам болен, поддерживает другого... Нет, было бы непростительной жестокостью отнять у них «сертификаты на право выжить».
Прямо перед нами, в метре друг от друга, в ряд расположены три входа в штреки. Правый, где были проложены рельсы, шел под уклон, центральный сразу же кончался тупиком, а левый плавно поднимался вверх – сбоку были выдолблены ступени. Зазывала наклонил голову.
– Вот чуднó, не вспомню, по какому же я шел?..
– Если добрался до канала – по левому.
– Не обратил внимания. Мне казалось, все три идут параллельно... Наверное, потому, что тогда я совсем голову потерял... Где-то здесь я его, сволочугу, уже было совсем догнал.
– Правый тоже кончается тупиком – там был обвал.
– Все-то вы знаете.
– У меня ежедневный урок. Утренняя зарядка, а потом не менее двух часов топографические съемки. Я еще не пропустил ни одного дня.
Дорога стала ровной, а потом вдруг резко пошла вниз. Мы решили спускаться по лестнице. Подул ветер – видимо, из-за перепада температур. Пахнýло водой и водорослями, чувствовался и еще какой-то острый, металлический запах.
– Вода из того канала, внизу, попадает в море, да?
– Частично, думаю, питает источник в храме наверху. А над тем местом, где канал выпрямляется, находится несколько закусочных, где кормят лапшой и форелью...
– Спуск в унитаз шестивалентного хрома не повлиял еще на эту воду?
– Пока не слышно.
– Вы мне потом покажете свой топографический план. У вас ведь он есть?
– Краткая схема висит в зале заседаний (я еще не решался назвать это помещение оперативным штабом).
– Вы же делали промеры. Записи результатов у вас тоже есть?
Еще бы им не быть. Записи есть, причем довольно подробные. Шестнадцать листов планиметрических проекций, на съемки которых ушло полгода. А вот стереоскопические проекции у меня почему-то не получились. Когда я пытался представить себе проекцию в перспективе, в голове у меня начинались оползни да обвалы. Не все ладно было и с техникой топографических съемок, и с моими чертежными способностями. Но были, я думаю, и другие серьезные причины, по которым никак не удавалось сделать объемную схему, в первую очередь – беспорядочная разработка каменоломни. Здесь нет ни одной прямой линии, ни одного прямого угла. Расхождения и нелепости нагромождаются одна на другую, точно на картинке-загадке, – в какой-то момент штольня, идущая в юго-западном направлении, поворачивает на юго-восток, другая, куда нужно спускаться по лестнице, вдруг начинает подниматься вверх. Но все равно, объяснять мои огрехи одной лишь бесплановостью и ошибками в прокладке штолен было бы неверно. Четверо конкурировавших предпринимателей, игнорируя существовавшее между ними соглашение, вгрызлись в одну и ту же гору и рыли четыре разные штольни. Предприниматель A. пролезал под брюхом предпринимателя B. и блокировал все проходы, предприниматель B. обгонял предпринимателя C. и не давал ему двигаться вперед, предприниматель C. копал яму для предпринимателя D., предприниматель D. залезал в самое нутро предпринимателя A. Что ни день, случались обвалы, кровавые столкновения, но все оставалось шито-крыто.
– Я сейчас как раз изготовляю измерительный прибор новой конструкции. Он будет соединять в себе термометр, гидрометр и ветромер, с его помощью я надеюсь получить нечто вроде изобар на карте прогноза погоды и горизонталей на топографическом плане...
– Значит, он никуда не годится?
– Что?
– Топографический план. Ну что вы колеблетесь? Думаете, если покажете, это вам повредит?
– Если ты его и увидишь, это тебе ничего не даст.
– Даст или не даст – решать мне.
Не нравился мне его тон. Он говорил со мной так, словно предъявлял претензии по поводу того, что у него болит кулак, которым он избил меня.
– О-о, вода шумит.
– Да, уже близко.
Начался спуск, ноги заскользили. Стены стали шершавыми. Повсюду валялись осколки камней. Я без всякого умысла обернулся и направил свет карманного фонаря в то место, где рельеф начал меняться. Вместе с рельефом изменился и цвет камней. Породы шли пластами, переходя от густо-зеленого до цвета сухой полыни. Вдоль полос там и сям виднелись углубления. Шероховатость сменялась выбоинами. Второе углубление сверху... На первый взгляд оно ничем не отличалось от остальных, но для меня эта выбоина имела особый смысл – в ней заложена взрывчатка. В критическую минуту динамит может быть взорван простым нажатием кнопки. И тогда каменоломня разделится надвое – на внутреннюю часть корабля и внешнюю. Одновременно и план всего, что находится за пределами этой штольни, утратит смысл. Стоит мне вернуться на несколько шагов и нажать на выключатель, и зазывала окажется запертым в этом несуществующем пространстве – ни вперед, ни назад ему уже хода не будет.
Он слишком самонадеян, если рассчитывает, воспользовавшись одним лишь планом, захватить корабль. Явно меня недооценивает. Взрывчатка заложена не только здесь, но и по всему кораблю, в девяти местах. Провода, ведущие к детонаторам, сходятся в определенном месте, и достаточно одного движения, чтобы все заряды взорвались (для страховки система продублирована). Выключатель присоединен к тому же инфракрасному датчику, который используется для освещения капитанской каюты. Только провести взрыв с помощью панели дистанционного управления, которая всегда при мне, сложнее, чем просто включить свет. Взрыв должен послужить сигналом к отплытию ковчега. Корабль завибрирует, в мгновение ока отгородится от внешнего мира, и раздастся сигнал: «По местам!» И в ковчеге сконцентрируется весь мир.
Вначале я долго колебался, в каких местах лучше всего заложить взрывчатку. Дело в том, что тоннаж корабля представлялся мне неограниченным. Когда восемь лет назад добычу камня прекратили, в соответствии с правилами все входы в штреки были плотно замурованы, и муниципалитет официально объявил, что в каменоломню попасть невозможно. Действительно, за исключением входа у мандариновой рощи и штрека, ведущего из котельной здания муниципалитета, проникнуть в каменоломню вроде бы неоткуда. Однако в случае ядерной войны все примет совершенно иной характер. Нельзя игнорировать даже самое крохотное отверстие. Обследование каменоломни привело меня к печальному выводу: она дырява как решето. В ней масса небольших входных отверстий, через которые когда-то проходили линии электропередач, трубопроводы, водостоки, вентиляция. И по мере продолжения своих исследований я обнаруживал все больше таких дыр. Пришлось искать новый подход к решению проблемы. Если каменоломню невозможно целиком изолировать от внешнего мира, зараженного радиацией, значит, существует только один путь – отказаться от большей ее части. И тогда я решил выбрать места, где легче устроить завалы, и заложить динамит там. Размельченная горная порода могла послужить хорошим фильтром. Правда, не будучи ни геологом, ни инженером-строителем, я не мог точно определить, к каким результатам приведет взрыв. И был способен лишь ответить на вопрос: в какой части каменоломни мне бы хотелось находиться в момент ядерной катастрофы. Участок от машинного до второго трюма я считал наиболее безопасным. Это, безусловно, были расчеты дилетанта, но все же они основывались не только на оптимизме. «Водяной камень» любит соседство с водой: чем выше влажность, тем гуще его зеленый цвет. Исходя из густоты цвета породы, я решил сердцем ковчега сделать машинный трюм. И мне оставалось лишь верить в правильность такого выбора. Если взрыв динамита приведет к гибели всего корабля, я ведь ничего не потеряю – так или иначе пришлось бы погибнуть от ядерной катастрофы. Сохранять до самого последнего мгновения желание жить даже важнее, чем выжить. К тому же, мне обеспечено грандиозное надгробие, не уступающее египетской пирамиде.
– Двигаться дальше будет трудно, – сказал я.
Путь преграждали груды щебенки. Камни, скорее всего, дробили на месте. Кое-где высились целые горы – кому нужен был этот сизифов труд. Вскоре туннель кончался. Дальше шла пропасть глубиной метров десять, не меньше. По замыслу именно здесь проходила граница моих владений.
Мы вступали на территорию противника. Лампа почти ничего не освещала. Может быть, потому, что со дна пропасти вдруг начал подниматься туман.
– Странно, никакого тумана вроде бы не было. – Зазывала поставил ногу на верхнюю ступеньку железной лестницы у края обрыва и заглянул вниз.
– Видимо, происходит выравнивание температуры подземного потока и воздуха снаружи.
– Этот тип добрался сюда, убедился, что я бегу за ним, и воспользовался лестницей. Когда я спустился, его уже и след простыл.
– К тому же, он и в воду мог нырнуть. Под водой есть горизонтальные туннели.
– Каких-нибудь десять-пятнадцать секунд назад – просто не верится – никакого тумана не было.
– И все-таки попробуем спуститься.
– Хорошо, спустимся, а что дальше? Хотелось бы знать ваши истинные намерения, Капитан...
– Что дальше, говоришь? Доберемся до них, но лучше обойтись без насилия. Без толку задирать их не будем, это ни к чему... Я знаю, что наступление – лучший вид обороны, но все же, если удастся договориться... К примеру, уладить дело так: канал внизу будет считаться границей...
Зазывала осветил своей лампой часы на руке.
– Уже восемнадцать минут прошло...
– После чего?
– После нашего выхода.
– Как быстро время бежит.
– Вы как хотите, Капитан, а я возвращаюсь.
– Куда? – Я не понял, что он имеет в виду.
– Как куда? Откуда пришли. Больше тридцати минут будем отсутствовать, вполне достаточно.
– Да что с тобой? Ведь вот же канал, стоит только спуститься.
– Что мне канал! Это был только предлог.
– Но все-таки стоит проверить. Посмотрим внимательно – может быть, обнаружим следы на берегу.
– Лестница очень опасная. Зачем мне рисковать?
– Но ты же сам это предложил.
– Я ведь уже сказал – предлог.
– Предлог? Для чего?..
– Я не такой дурак, чтобы ввязываться в драку невесть с кем, не зная, враг он или друг. – Зазывала еще раз осветил лампой часы и топнул ногой, словно готовился стартовать в соревнованиях по бегу. – Но тому, кто меня заденет, не поздоровится...
Обратный путь мы проделали гораздо быстрее. Временами мне хотелось окликнуть зазывалу, но не хватало дыхания, и я покорно следовал за ним. Не понимаю. Не понимаю, кого он имел в виду, когда говорил, что кто-то его задел. Продавец насекомых напился и заснул, да я и не помню, чтобы они ссорились. А никого другого не было. Мне показалось, что зазывала болен не только раком.
Дойдя до стрельбища, мы, наконец, остановились. Я не собирался задавать ему вопросы, но он вдруг вложил в самострел стрелу и, обернувшись, стал целиться мне в ногу.
– Начиная с этого места, пойдем молча. А еще, лучше разуться.
– По-моему, Комоя-сан пьян. Он спал по-настоящему, не притворялся.
– Я же сказал – тихо!
От него точно искры сыпались. Сняв ботинки, я сунул их за пояс. Мне хотелось остановить зазывалу, но нас разделял подъемник. А когда я спустился, он был уже на другом конце машинного трюма. Крадучись, я двинулся к последнему штреку. Чего ради мне так заботиться о продавце насекомых? Сам во всем виноват – что посеял, то и пожнет. Мне были невыносимы его наглость и бесцеремонность, особенно по отношению к женщине. Стрелок из зазывалы, конечно, неважный, и целится он так неумело, что вместо продавца насекомых легко может угодить в женщину, если они лежат обнявшись. Но даже если и попадет в него, все равно неприятностей не оберешься. Хорошо еще, если дело ограничится «скорой помощью»... А вдруг узнает полиция? Тогда наш корабль пойдет ко дну еще до спуска на воду. Пусть уж лучше рана окажется смертельной. Тогда можно расчленить труп и по частям спустить в унитаз, и единственное, что останется, – неприятный осадок на душе. А через полгода (в худшем случае) появятся еще два трупа, пораженные раком, и я снова окажусь капитаном без экипажа, утратившим душевные силы для поисков новых кандидатов, достойных «сертификата на право выжить».
Зазывала с самострелом в руках застыл как вкопанный у выхода из штрека. Стрела по-прежнему торчала в самостреле, значит, он еще не выстрелил. Под капитанским мостиком лежал, как свернувшаяся гусеница, спальный мешок в синюю и красную полоску, оттуда доносилось сонное дыхание. Зазывала поставил самострел на предохранитель и гаденько хмыкнул.
– Чутье мне подсказывает, что старики из «отряда повстанцев» собираются этой ночью перейти к действиям.
– Почему?
– Так мне кажется, вот и всё. А Комоя-сан совсем раскис, разве можно столько пить?
15. Члены Союза противников Олимпийских игр носят значок в виде свиньи
На диване ничком лежала женщина, натянув на голову одеяло (к сожалению, нижняя часть тела у нее тоже была закрыта), и посапывала не хуже продавца насекомых. Зазывала уселся на каменную ступеньку посередине лестницы и, отирая ладонью углы рта, забормотал:
– Я ведь и не собирался стрелять. Правду говорю. Даже если бы случилось самое худшее, я все равно не нажал бы на спусковой крючок, ни за что не нажал бы... Я не такой буйный, как это может показаться. Это обычная хитрость... Все равно – дерьмо я, никудышный я человек. Еще ревную, а осталось-то всего каких-то полгода, и станет она ничьей. Жалко ее. Какая женщина, а? Вы так не думаете?
– Думаю. С самого начала.
– Как-то, когда я еще был с якудза,[20]20
Якудза – японский преступный синдикат. Так же именуются и его члены.
[Закрыть] мне в руки попала книжка об эволюционной теории Дарвина. Вроде комикса с картинками. Благодаря этой книжке у меня появился совсем другой взгляд на жизнь. Я не буду говорить, что якудза и прочие подонки ведут борьбу за существование, рискуя головой на каждом шагу, но, так или иначе, вся их жизнь – схватка, в которой выживает наиболее приспособленный. Подонку кажется, что весь мир населен одними подонками. Они стремятся лишь к одному – вырвать друг у друга кусок. И поэтому все подонки страшно завистливы и ревнивы.
– Что такое – быть приспособленным?
– Все, кто живет на свете, – уже приспособленные. Например, если бы Комоя-сан ухитрился стащить с девочки трусы, его тоже можно было бы назвать приспособленным.
– Молодец, до всего-то ты дошел.
– При чем тут дошел – не дошел, это эволюционная теория.
– В таком случае юпкетчеру нужен совсем маленький кусок. Крохотный, величиной с него самого.
– А взять религию – она тоже не беспристрастна, существуют ведь ад и рай.
– Теперь я, кажется, понял твою мысль о том, что, если посадить на корабль только людей, заслуживающих доверия, ничего путного не выйдет.
– Чего тут не понять. Это не олимпийская деревня, и нет никакого смысла собирать здесь одних рекордсменов.
– Именно ради этого и существует Союз противников Олимпийских игр.
Кофе закипал. Поставив на край унитаза чашки, я налил в них бурую жидкость, похожую на воду, в которой мыли кисти. Зазывала обнял продавца насекомых за плечи и, приподняв, поднес к его губам обжигающе горячую чашку.
– Комоя-сан, проснитесь, сейчас еще только половина десятого. Нужно посоветоваться, проснитесь.
Продавец насекомых, чуть приоткрыв один налитый кровью глаз, отхлебнул кофе, еще крепче сжал в руках автомат и, молча покачав головой, снова улегся. Мы с зазывалой вернулись к лестнице и чего-то ждали, медленно потягивая кофе. Зазывала, зевнув, сказал:
– Неужели эти типы в самом деле перейдут к боевым действиям? Как вы думаете, Капитан, а?
– Попробуем еще раз вызвать Сэнгоку.
– Зачем?
– Косвенные улики делают его главным подозреваемым.
– Почему среди них одни старики? Неужели нет старух?
– По-моему, нет. Может быть, потому, что старухи – реалистки.
От пустого кофе забурчало в животе. Я решил сварить яйца и направился к унитазу, но тут у входа в штрек промелькнула чья-то тень. Поставив чашку, я выхватил из спального мешка продавца «узи» и бросился вперед.
– Что случилось?
– Там кто-то есть!
Одним духом слетев с лестницы, зазывала обогнал меня и побежал первым. Его фигура с самострелом на изготовку олицетворяла саму надежность.
– Как будто никого. Подъемником, кажется, тоже не пользовались. Может быть, он бежал через ту дыру? – зазывала указал на ход, ведущий во второй трюм (тот, где я предполагал устроить жилой отсек).
– Вряд ли. Там тупик... – Ну конечно, зазывала же там еще не был. Ступив в проход, я вытянул вперед руку, в которой был зажат «узи», и помахал ею. Раздался звонок. Я выключил рубильник под рельсами. – Недавно проверял. Сигнал тревоги действует исправно.
– Странно.
– Может, обман зрения... Раньше уже такие случаи бывали. Помещение огромное, а освещение слабое, соринка в глазу может показаться бог знает чем.
– Неужели и тот, кого я видел, тоже обман зрения?
– Я этого не говорю.
– Собственно, я тоже не поручусь, что мне не померещилось. В таком огромном закрытом помещении мне еще никогда не приходилось бывать, так что все возможно.
– Ты его несколько раз терял из виду, потом он опять оказывался перед тобой. Если бы это был простой обман зрения, ты бы не увидел его снова.
– Наверное... Может, в той груде поискать?
Зазывала прицелился из самострела в нагромождение старых велосипедов, прикрывающих вход в склады. Рули торчали в разные стороны, никаких следов, что кто-то проник в то помещение. Человек, знакомый с хитростями этой маскировки, должен был также знать, что там тупик. Другое дело, если он собирался воспользоваться оружейным складом. Тогда возможна и контратака. Я взвел затвор «узи» и взял автомат на изготовку. Потом установил в нужном порядке рули велосипедов, сдвинул пирамиду в сторону и осветил вход. Поручив зазывале сторожить дверь, я стал внимательно осматривать помещения одно за другим. Там никого не было.
– Значит, показалось – нервы.
– Теперь мы квиты. Я тоже вел себя тогда как последний идиот. – Зазывала погладил ствол «узи». – Хороша штука, не скажешь, что игрушечный. Нашему любителю оружия он очень нравится.
– Я же его переделал в настоящий. Если положить в патроны поменьше пороха, вполне можно вести полуавтоматическую стрельбу.
– Прошу вас, держите его на предохранителе. А то неприятностей не оберетесь.
– По теории Комоя-сан, самострел как оружие однозарядное не годится, когда сталкиваешься с превосходящими силами противника.
– Неужели все оружие, которое находится здесь, реконструировано?
– Не все, конечно, но...
– Здорово... И того, что реконструировано, хватит, наверное, на целую армию, правда, небольшую...
Зазывала оперся о спинку стула и стал с видимым волнением осматриваться по сторонам. Неужели в нем взыграла кровь при виде лежавшего вокруг оружия? Ведь он утверждал, что ненавидит насилие. Огнестрельное оружие в самом деле может стать источником серьезных неприятностей. Я запасся им против крыс, змей и приблудных собак и уже уничтожил семь крыс и одну кошку. А в борьбе с внешним врагом я возлагал надежды лишь на динамит. В случае чего, искусственный обвал защитит нас, как дверь неприступного сейфа.
– Принесу сверху спальные мешки.
– Сейчас мы находимся вот здесь, так?
Я увидел, что он глаз не отрывает от прикрепленного к стене плана. Когда я вернулся с двумя новенькими спальными мешками, зазывала, нарезав кружки из красной клейкой ленты, с видом заправского штабиста приклеивал их на карту.
– Здесь и здесь... Так, противник должен преодолеть по меньшей мере три заставы. Потом им придется спускаться по подъемнику поодиночке, повернувшись к нам спиной. Вот тут-то мы всех их запросто уничтожим.
– Если только они не нападут на нас, когда мы будем спать... Этот мешок с желтыми полосками поменьше. Для тебя.
– Лучше, может, не спать эту ночь, а покараулить.
Мы вернулись назад и расположились рядом с продавцом насекомых. Я – у самой лестницы, зазывала – между нами. Я совершенно выбился из сил, в голове будто месили тесто. Зазывала тут же вытащил из холодильника банку пива.
– По случаю посадки на корабль выпивка дармовая, – сказал я, – но знай меру.
– Зря вы это. Вы же с самого начала собирались обеспечить экипаж питьем и едой. Жить-то будем вместе.
– Я не хотел сказать ничего такого, просто меня беспокоит ночное дежурство. Ведь не спим только мы двое.
– Возмутительно. – Открыв банку, он стал тянуть из нее, едва касаясь края губами, будто отхлебывал горячий суп. – Этот головастик Комоя-сан спит без просыпу, как свинья.
– Свинью не упоминать! – Я непроизвольно повысил голос.
– Прошу прощения, я не хотел вас обидеть. – Зазывала виновато улыбнулся, но тут же посерьезнел. – Разве я стал бы произносить это слово, если бы считал, что вы...
– Не нужно издеваться над свиньей. – Я снял ботинки, содрал с нового мешка наклейку, расстегнул молнию и лег на бок, опершись на руку. – Говорят, свинья глупая. Уж во всяком случае не глупее человека. Считать ее хуже человека – вот самая большая глупость. Я и Комоя-сан прямо об этом сказал. Мне не по дороге с теми, кто уповает лишь на силу мускулов. Нашему кораблю предстоит долгое плавание.
– Понятно.
– Знаете, какую эмблему избрал Союз противников Олимпийских игр?
– Не знаю.
– Свинью. Круглую, как мяч с ножками, зеленую свинью...
...Члены Союза противников Олимпийских игр носят на груди значок в виде свиньи. Неужели не видели? Круглый зеленый значок с серебряным ободком. А на демонстрациях свинья красуется на знаменах. Ее морда выражает достоинство, чтобы не спутали с рекламой свиных отбивных. Пасть слегка приоткрыта, и торчат клыки. Численность членов Союза пока еще невелика, но они встречаются в самых разных уголках земного шара. Главное место среди них занимают толстяки. Неужели не помните того телерепортажа с одной из Олимпийских игр? Сцену, когда члены Союза противников Олимпийских игр с развевающимися флагами, на которых была изображена свинья, ворвались на стадион? С одной стороны, я разделял их чувства, с другой – смотреть на них было противно и стыдно. Через микрофон без конца выкрикивались лозунги:
Долой восхваление мускулов!
Долой витамины!
Долой подъем государственных флагов!
Целью демонстрантов было спустить флаги, поднятые на стадионе. Действительно, лес знамен над трибунами слишком назойливо рекламировал страны – участницы Олимпийских игр. Людям всегда хочется болеть за какую-нибудь команду. Подъем флага – умелый способ сыграть на этой слабости. Противоестественно, что столь могущественный организм, как государство, придает такое значение развитым мускулам. В этом чувствуется какой-то тайный умысел. К тому же, подъем государственного флага, исполнение государственного гимна во славу здорового тела представляют собой явную дискриминацию определенной части народа этого же государства. И естественным ходом событий было то, что «свиньи» на стадионе, открыто превращенном в место соревнований во имя престижа государств, объектом нападения избрали именно флаги, а устроители Олимпиады бросились их защищать. Обслуживающий персонал засвистел в свистки и заметался по стадиону. Соревнования были прерваны, возмущенные зрители стали бросать на поле самые разные предметы:
– гамбургеры,
– свертки с завтраками,
– консервные банки,
– очечники,
– бумажные салфетки,
– вставные челюсти,
– жевательную резинку.
После чего спортсмены и охрана набросились на членов Союза.
Голос из динамиков захлебывался в отчаянном призыве: «Уважаемые участники соревнований, не покидайте, пожалуйста, своих мест! Состязания продолжаются! Уважаемые зрители, ждите, пожалуйста, спокойно продолжения соревнований!» Однако остановить поток предметов, низвергавшихся с трибун подобно лавине, было уже невозможно. Чаша стадиона превратилась в свалку, некоторые судьи заявили, что уходят. Спортсмены, озверев, набросились на «свиней» из Союза, готовые разорвать их на части, но, не удовлетворившись этим, смяли цепь служителей и стали избивать всех зрителей подряд. Спортивные обозреватели утверждали, что во всей этой истории больше всего жаль спортсменов. В конце концов весь стадион стал похож на огромный унитаз, переполненный дерьмом. Напоминал он и дирижабль с вмятиной посередине. Снявшись с якоря, он медленно взмыл вверх и наконец понесся по просторам воздушного океана туда, где господствуют тропические циклоны.