Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Тайное свидание. Вошедшие в ковчег"

Автор книги: Кобо Абэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

23. «Хочу увидеть небо... в мирный день, хотя бы украдкой»

– Ох, как хочется увидеть небо, – вздохнув, сказала женщина тоненьким голоском.

– Ночь же еще. – Боль в ноге стала какой-то странной. Теперь она пульсировала, не совпадая с биением сердца.

– Ну что ж, пусть завтра.

– Хочешь наружу?

– Конечно хочу.

Делая вид, что направляется к мойке, женщина подняла «узи» и поставила его у унитаза. Я мог легко дотянуться до автомата рукой, не сгибая колена. Неужели она боится за меня? Обстановка действительно становилась все более напряженной. Из машинного трюма вернулся адъютант, передававший приказ связным. Ударив ручкой метлы об пол, он скомандовал подростку:

– Разведчик «А»!

– Слушаюсь!

– Принеси стул и стол из верхней комнаты.

– Принести стул и стол из верхней комнаты. Слушаюсь.

– Хватит своевольничать! – крикнул я, взглядом прося продавца насекомых и зазывалу о помощи. Но откликнулись лишь зазывала и женщина. Он встал у лестницы, а она сняла самострел с предохранителя. Продавец насекомых, отрицательно покачав головой, с явной неохотой остановил подростка, – это все, что он сделал. Я еще не привык к новой расстановке сил. Может быть, на моей стороне Сэнгоку, который буквально задыхался от волнения?

– В чем дело? – Адъютант не столько возражал, сколько удивлялся. – Я хотел, воспользовавшись представившейся возможностью, вкратце доложить новому командиру о выполнении важнейших пунктов сегодняшней программы. Для просмотра документов мне нужны хотя бы стол и стул.

– Мало ли что вам нужно, вход туда без разрешения запрещен.

– Тогда разрешите!

– Мне кажется, лучше избегать таких резких выражений... – Продавец насекомых, с улыбкой успокаивая меня и адъютанта, стал раскладывать на полу спальный мешок. – А пока что можно расположиться на нем, не возражаете? Вроде бы расстелили циновку и устроили ночное любование цветущей вишней.

Глядя, как адъютант вынимает из сумки и раскладывает на спальном мешке разные предметы, зазывала рассмеялся, видимо вспомнив о своей профессии. Было похоже на то, как раскладывает свой товар нищий уличный торговец. Даже продавец насекомых не смог скрыть горькой усмешки. Женщина примостилась на нижней ступеньке, а тремя ступеньками выше, чтобы через перила смотреть на происходящее, устроился зазывала. Продавец насекомых сел у той стены, куда выходил капитанский мостик, и даже Сэнгоку подошел к самому унитазу и наблюдал за действиями адъютанта. Лучшее место – на унитазе – занимал я. Один только разведчик, надувшись, остался у бочек.

Все сильнее беспокоила нога. Боль передалась всему телу, начался озноб. У меня было такое состояние, что хотелось как можно скорее получить от врача лекарство. Хотя разум и противился этому. Причем, думал я не об антибиотиках, а именно о морфии.

Адъютант разложил свой «товар». Среди предметов выделялась телефонная книга.

– К чему эта телефонная книга? – спросил продавец насекомых с недоумением.

– Мы ее используем позже, во время суда. Я всё объясню по порядку...

– Выходит, командир должен лишь выслушивать, а права решать не имеет?

– Ничего подобного. Я бы только хотел предостеречь вас от слишком радикальных реформ. Обычаи, принятые всеми членами, вошли в нашу плоть и кровь. Вряд ли благоразумно сеять сомнения в их целесообразности. Гордость, что являешься членом «отряда», и полное подчинение – звенья одной цепи.

– Послушайте, где вы всему этому научились?

– Предоставляю это вашему воображению. – Тень впервые рассмеялась. Бесцветный смех, не вызывающий никаких эмоций. – Я некоторое время был связан с политикой...

– Очень интересно, наверное, заниматься политикой.

– Быть у власти – что может быть интереснее! Живешь, правда, в постоянном страхе ее лишиться, но нет ничего чудеснее обладания целым государством. Тупой Кабан-сэнсэй был полностью удовлетворен этим.

– Под государством вы, конечно, подразумеваете Царство типичных представителей отверженных?

– Я вижу, вы не поняли. Не оценили всего величия идеи. Ценность государства определяется не тем, большое оно или маленькое, богатое или бедное. Проблема в другом: опираясь на международное право, получить признание иностранных государств. Стоит добиться такого признания – и государство суверенно, даже если оно величиной с ладонь. Поняли? В сегодняшнем мире нет власти большей, чем та, которую дает государственный суверенитет. Делай что хочешь – хоть убивай, хоть грабь, хоть набивай карманы ворованными деньгами, – никто тебя не арестует, никто в тюрьму не посадит. А если кто и осудит, никакого наказания не последует. Нынешний век – век государственного суверенитета, вот в чем дело.

– Забавный вы человек. – Продавец насекомых оценивающе оглядел адъютанта и на секунду задумался. – Все это пустые фантазии. Хоть умоляй, хоть требуй, никто не признает такое государство – Царство типичных представителей отверженных.

– Ничего-то вы не поняли. Прошу прощения, это я виноват. Не забывайте, что мы вступаем в эпоху, когда перечеркивается прошлое и все начинается сначала. В эпоху, когда можешь сам призвать себя. Новая эпоха, никуда не денешься.

– Вы тоже всерьез верите, что начнется ядерная война?

– Конечно начнется.

– Я тоже так думаю – сказал я, сжав зубы, чтобы унять бивший меня озноб.

– Почему? – Продавец насекомых, кажется, не очень обрадовался, что у адъютанта нашелся единомышленник.

– Если одной из сторон удастся найти верный способ победить (а все только тем и занимаются, что ищут такой способ), она не преминет тут же использовать его на деле.

– Вы очень наблюдательны. – На мгновение мне показалось, что тень широко раскрыла свои глаза-тени и внимательно посмотрела на меня. – Но важно другое. Если, предположим, в нашем государстве вспыхнет повальная эпидемия, оно пока не располагает ни местом, где можно было бы изолировать заболевших, ни средствами, которые бы позволяли это сделать.

– Как же нам быть? – простонал Сэнгоку.

– Это-то и интересно. Это даже интереснее, чем присутствовать при событиях, описанных в первой главе Книги Бытия. Мы участвуем в создании государства.

– Но мне отвратительно любое царство. – Отек дошел до колена, тяжесть в ноге стала непереносимой. Хотелось сесть хоть чуточку поудобнее. – Я уже говорил Комоя-сан, что монархия и диктатура мне не по вкусу.

– Суть любого государства одна и та же. – Адъютант, в каком-то ему одному ведомом порядке, разложил на спальном мешке телефонную книгу и стопки бумаг. – Капитан, очевидно, имеет в виду демократию. Демократизация – не что иное, как мера, принимаемая государством с целью повышения производительности труда. Чтобы повысить эффективность компьютера, его терминалам предоставляют больше свободы. При любой, даже самой демократической системе преследуются так называемые «преступления против государства», что тоже ведь является ограничением свободы.

– Конечно, одна из основ свободы – право на самозащиту.

– Верно. Но гарантирует это право опять-таки государство. Защита от внешнего вмешательства во внутренние дела и предотвращение внутренних беспорядков, другими словами, армия и полиция – вот два важнейших столпа государства. Не может быть государства, в котором не осуществляется функция господства. Носитель государства – индивидуальный или коллективный – обязательно должен быть, именно он и выдает гражданам паспорта. Но хватит об этом, мы в настоящее время ставим лишь вопрос о Царстве типичных представителей отверженных. Красивое слово «царство», не правда ли? Так говорят об идеальной стране, изолированной от внешнего мира. Что же касается конкретных вопросов государственного устройства, то их мне хотелось бы поручить командиру отряда или Капитану.

Мы с продавцом насекомых непроизвольно переглянулись. Ловко он вбил клин между нами. А многозначительным выражением «мне хотелось бы поручить» не забыл продемонстрировать положение, которое он занимает. Великий плут. Мне показалось, что нечто похожее я уже когда-то видел во сне. В тот самый миг, когда я приступил к торговле «сертификатами на право выжить», нынешняя ситуация уже была предопределена. Я внушал себе, что бежать мимо заброшенного храма, где живут привидения, совсем не страшно, если отвернуться от него, но на самом деле все не так просто. В этом-то и состоит суть выживания.

– А кто нанял меня? – спросил зазывала усталым голосом, устраиваясь поудобнее. Наверное, ему было неловко сидеть на каменной ступеньке. Это пустяковое неудобство не шло ни в какое сравнение с испытываемыми мной страданиями. – Мне стало трудно улавливать, что здесь происходит. Кому я должен служить? Кто меня нанял?

– Нанял я. – В таких обстоятельствах чем больше у тебя сторонников, тем лучше, пусть будет хотя бы еще один. И помощь от него нужна была прямо сейчас.

– А чем собираетесь торговать?

– Разве не ясно? Своим положением. Но до этого, ты уж меня извини, принеси, пожалуйста, со стеллажа наверху энциклопедию.

– Да вы скажите, что вам там нужно, я сам посмотрю.

– Хочу сложить тома один на другой и использовать вместо стула. Колени меня уже не держат.

– Томов пять-шесть? Лучше семь, тогда точно хватит.

Адъютант невозмутимо раскрыл блокнот большого формата и расчертил лист фломастером. В каждой графе он написал цифру.

– Прошу прощения. Как и обещал, хочу рассказать вам о нашем распорядке дня. Четыре тридцать утра – окончание работы. Баня. Хоровое пение.

– Хоровое пение – это что, пение военных маршей? – спросил Сэнгоку.

– Совершенно верно. Марш «В просторах Маньчжурии диких, вдали от родной стороны».

– Больно тухло, не чувствуется свежести, – покачал головой продавец насекомых.

– Почему же? Для «типичных представителей отверженных» вполне подходящая песня. В ней звучит собачья тоска солдат, которым уготована собачья смерть.

– Еще бы не тоска, помните: «Мой друг в этом поле широком под камнем могильным лежит».

– Э, нет. С самым большим чувством «повстанцы» поют строку про то, как «слезы застыли в глазах». Только в этом месте хор всегда звучит стройно.

– Что одна строка, что другая, – пожал плечами продавец насекомых.

– В пять часов сбор в столовой.

– Где она находится?

– Я бы хотел, с вашего позволения, начиная с сегодняшнего дня разместить ее во втором помещении каменоломни.

– Бросьте шутить. Кто вам это позволит? Я не дам вам здесь хозяйничать, – возмутился я.

– Но хозяйственная группа уже начала доставку оборудования и пищи...

– Комоя-сан, вы стали командиром «отряда повстанцев», но так далеко ваши права не распространяются.

– Нельзя? – спросил адъютант примирительным тоном. – Ну что ж, можно перевести ее в третье помещение, куда ведет подъемник. Туда уже, должно быть, доставили почти все необходимое. Члены отряда стремятся как можно скорее войти в группу поиска школьниц, это окажет положительное влияние на их моральное состояние.

– Капитан, прошу вас, поручите это мне. Любые изменения при всеобщей неразберихе ведут к еще большему хаосу. Нужно найти путь к взаимной договоренности...

Как это похоже на продавца насекомых. Я хоть и ждал, что он будет заговаривать мне зубы, но все же от его слов настроение испортилось окончательно. Можно было только посочувствовать адъютанту – что ждет его в будущем? Каким образом удалось продавцу насекомых за такой короткий срок захватить пост командира? Только благодаря тому, что он убил Тупого Кабана? Тогда это просто схватка за положение вожака в звериной стае. Но не стоит так уж набрасываться на продавца насекомых, это, наверное, на руку адъютанту. С лестницы спустился зазывала, неся на плече тома энциклопедии.

– И что это еще за «второе помещение»? Оно имеет точное название – машинный трюм.

– Прошу прощения.

Женщина и зазывала сложили тома энциклопедии на унитаз до нужной высоты. Сэнгоку обнял меня и помог, не тревожа колена, как следует устроиться. Сначала было больно оттого, что вывихнутый сустав вытягивался, но зато потом я почувствовал облегчение во всем теле. В голове был туман, как это бывает, когда засыпаешь. Но в колене и стопе словно появились два электрических полюса, и я ощущал ритмические удары, будто между ними бежал ток. Я понимал, что медленно, но верно эта сила тока будет расти.

– Потерпите еще немного. – Сказав это, адъютант изобразил на лице улыбку, отчего в углах глаз появились морщинки. Тень постепенно обрастала плотью и стала занимать в пространстве определенное место.

– Лекарство принесет вам облегчение, хотя и не решит проблемы.

– Но он не может ждать. – Продавец насекомых, рассмеявшись, махнул рукой. – С энциклопедией вы хорошо придумали. Колену теперь полегче, не нужно удерживать тяжесть всего тела.

– Если снова речь зайдет о том, чтобы напоить меня снотворным и отрезать ногу... – Прежде всего я заглянул в глаза зазывале, потом обменялся взглядом с женщиной и, наконец, переглянулся с Сэнгоку. – Вы уж защитите меня. Не помогайте этим типам.

– Выбирайте выражения, Капитан. – Продавец насекомых пристально посмотрел на меня. – Это уж слишком.

– Сами виноваты. Вы говорили, что служили в силах самообороны да разочаровались, а по-моему, вам там было совсем неплохо. Вспомните, как вы только что командовали...

– Я и сам удивляюсь. Правду говорю. Хоть мне это и невыгодно. Отдавать приказы и получать их – не одно и то же. Совсем не одно и то же. Одно дело – ты винтик в автомобиле, другое – ты сам управляешь автомобилем.

– Хочу увидеть небо... – с выражением сказала пившая воду у мойки женщина, будто декламировала стихи.

– Что ни говори, но владеть государством – высшее счастье. Прошу прощения. – Адъютант поставил третью галочку над одной из линий, проведенных в блокноте. – Принятию пищи предшествует клятва «отряда повстанцев»: «Выметем весь мусор, громоздящийся на нашем пути...» Сегодня утром – в это время года сейчас уже светает, так что утро уже наступило – я бы хотел почтить молчанием господина Тупого Кабана. Чтить память павших товарищей – один из способов добиться доверия подчиненных. Если вы, Капитан, захотите произнести речь...

– Не издевайтесь.

– Прошу прощения, я не хотел вас обидеть. Пять часов сорок пять минут – окончание завтрака. Пятнадцать минут отдых. С шести часов – время суда. Суд разделяется на два этапа. Первый – взаимный суд. Он производится на основании анонимных доносов друг на друга. Это весьма эффективное средство поддержания дисциплины. Я знаю все, что вы хотите сказать по этому поводу. Но взаимное недоверие в определенной степени необходимо – как камфара, стимулирующая жизнедеятельность организма. Разумеется, предавать гласности все доносы необходимости нет. Мы с командиром можем рвать их, но можем и сами создавать...

– Почему вы не говорите «фабриковать»? – атаковал адъютанта с лестницы зазывала, точно пустил в него стрелу.

– Хотите так называть – ваша воля.

– Мрачная компания, ох, мрачная... – простонал Сэнгоку.

– Глупости... – протянул адъютант, не разжимая губ, и высоко вскинул подбородок. Наверное, у него вставные зубы. – Не нужно красивых слов. Этот метод широко применяется и в фирмах, и в учебных заведениях. Он называется методом самоконтроля. Итак, перейдем ко второму этапу суда. Это колоссальное мероприятие, занимающее целый день... Хотя нет, если к этому времени школьницы попадут в наши сети, предполагаемый распорядок дня придется несколько изменить. Рядовые члены отряда, верно, уже рисуют себе радужные картины. Что будут тянуть жребий, и все такое. Использование самок и проведение беседы с членами отряда – это следует заранее продумать самым тщательным образом. Кто не особенно расположен, может в этом и не участвовать, а я – так с удовольствием. Не исключено, что и Капитану удастся найти ключ к решению своей проблемы. Нам будут в определенном порядке представлены рядовые члены отряда, а мы проведем личную проверку каждого.

– Как вы можете молча выслушивать все это?! – Сэнгоку тяжело дышал, и его голос прозвучал очень громко. – Я этого не вынесу!

– Ну и не выносите, мне-то что! – небрежно бросил адъютант и продолжал: – Оставим в стороне самок. Для второго этапа суда необходима вот эта штука.

Он положил руку на изрядно потрепанную телефонную книгу и эффектно умолк. Эффекта он действительно достиг. Когда окружающие сообразили, что он имеет в виду, все помрачнели.

– Мальчишка-то все еще плачет, – прошептала женщина через плечо.

Подросток, не шевелясь, сидел на бочке, закрыв лицо ладонями. Может быть, он и в самом деле плакал, а может, просто уснул.

– Кажется, будто нога начала гнить.

– Потерпите еще немного...

– С помощью «узи», я думаю, дыру в трубе не пробить. Будет много крови, а сама нога все равно останется торчать в унитазе.

– Итак, приступаем к отбору. – Адъютант взял телефонную книгу и стал перелистывать. Разноцветные страницы пестрели множеством значков:

– Будем выносить решение, имеет ли тот или иной человек право на выживание или нет. Нам предстоит в алфавитном порядке оценивать в среднем по тридцать человек в день. В случае, если абсолютное большинство дает отрицательную оценку, человек вычеркивается. Результат – смертный приговор. Если же мнения разойдутся – отсрочка. Отсрочка тоже может носить разный характер. При повторном разбирательстве она может быть пересмотрена и заменена смертным приговором.

– А по какому принципу проводится разбирательство? Собрать материалы на каждого, наверное, непросто. – Зазывала, как это было уже много раз, задал вопрос вместо меня, на сей раз не касаясь эволюционной теории, согласно которой, по его мнению, идеальными членами экипажа стали бы отбросы общества.

– Но я представляю, какое удовольствие – вершить такой суд. – Продавец насекомых кивнул адъютанту, показывая своему подчиненному, что прекрасно его понимает. – Право казнить или миловать, отнимать или даровать. Великое дело, налагающее огромную ответственность перед будущим.

– Конечно, мы используем самые различные документы в качестве справочных материалов. Компьютер муниципалитета снабжает нас сведениями о составе семьи, профессии, доходах и т. д., получаем мы информацию и от сыскных агентов. Однако нынешняя обстановка требует немедленных решений – в день необходимо решать судьбу по меньшей мере тридцати человек. На каждого – не более пяти минут. Поэтому для ускорения вынесения решений могут быть использованы слухи и мнения, распространяемые окружающими, внешнее впечатление от жилища и тому подобное. В случае, если нет никакой информации, кроме самого факта включения в телефонную книгу, следует принимать решение интуитивно, исходя из имени человека, названия торгового предприятия или фирмы и даже номера телефона.

– Не может ли случиться, что невиновному будет вынесен смертный приговор? – Продавец насекомых устроился поудобнее.

– Каждый невиновен, пока не оказался под судом.

– Это верно. Но, может быть, тогда лучше бросать кости?

– Кости не подходят. Процент смертных приговоров окажется чересчур низким.

– Неужели же смертных приговоров должно быть так много?.. Хотя, ничего не поделаешь, ведь на борт можно взять лишь ограниченное количество людей.

– Он просто чокнутый, – раздался голос женщины рядом с моим ухом.

– А каков должен быть процент смертных приговоров? – Голос зазывалы, словно обессилев, звучал еле слышно.

– Полностью невиновных пока что не бывало. – Адъютант был по-прежнему невозмутим. А может, он просто изображал бесстрастность, внутренне наслаждаясь тем, что говорит. – Бóльшая часть – смертные приговоры, остальное – отсрочки, среди отсрочек – целый ряд градаций: новое слушание, предварительное заключение, передача на поруки, временная передача на поруки, отсрочка приведения приговора в исполнение, подача апелляции, затем повторное расследование на основании новых данных и новых свидетельских показаний. Но в любом случае дело кончается смертным приговором. Я думаю, вы убедитесь в этом сами, хотя бы единожды увидев своими глазами, как проходит суд. Члены отряда – «типичные представители отверженных» – проявляют горячий энтузиазм в момент вынесения смертного приговора. Это тот момент, когда они, отверженные, чувствуют всю прелесть жизни. И не думайте, что в отряде собрались одни маньяки. – Он положил руку на раскрытую телефонную книгу и, сохраняя каменное выражение лица, бросил вызывающий взгляд на женщину и зазывалу. – Вынесение смертных приговоров, которое первоначально являлось тяжкой мерой, необходимой для отбора людей, достойных выживания, в какой-то момент превратилось в самоцель, в источник наслаждения. Можно, конечно, объяснять это извращенной сущностью «типичных представителей отверженных». Но дело не только в этом. Из всех сказок, которые я читал в детстве, в памяти у меня осталось только два эпизода. Содержания самих сказок я не помню, только эти сцены запечатлелись с поразительной ясностью. Одна из них – королева из «Алисы в стране чудес», которая, не вникая в дело, все время кричит: отрубить голову, отрубить голову. Другая – из сказки Андерсена, забыл ее название, в которой молодой принц прячется за деревом и, вынеся смертный приговор проходящему мимо случайному путнику, закалывает его. Так что, и в мире детей происходит то же самое. Более того, «типичные представители отверженных» в некотором смысле сами приговорены к смерти с отсрочкой исполнения приговора. И учтите, вынося смертный приговор, мы не приводим его в исполнение. Исполняют приговор сами осужденные.

Если взять бешеное презрение Тупого Кабана ко всем окружающим, растворить его, выварить и кристаллизовать, как раз и выйдет, наверное, теория адъютанта. Надо ее понять и отвергнуть, тогда появится надежда на спасение. Но, если вдуматься, не тем ли занимался и я сам, того не осознавая? Разве моя пассивность, мое нежелание выпускать из рук сертификаты не сводятся к тому же? Если меня в этом обвинят, мне будет нечего возразить. И продавец насекомых, и зазывала неоднократно указывали на мое стремление отгородиться от всех. Так оно и есть на самом деле. Фактически я все равно что подписывал один за другим смертные приговоры, вынесенные без суда и следствия. Трудно сказать, что более жестоко. Во всяком случае, у меня нет права осуждать «отряд повстанцев». Сначала мне следует осудить, уничтожить самого себя.

– Но если действовать только методом исключения, эффективность будет низкой, и ничего не получится. – Зазывала, видимо желая как-то разрядить обстановку, щелкнул пальцами и стукнул рукой по перилам. – Наоборот, нужно составить список людей, которые нам необходимы: врачи, медсестры, специалисты по компьютерам, автомеханики...

– После взрыва ядерной бомбы компьютеры уже не понадобятся, – сказал Сэнгоку сдержанно, но в его словах слышалась издевка. – Под воздействием электромагнитных волн они выйдут из строя.

– В этой области все уже предусмотрено, – ответил адъютант. – Среди членов отряда есть и повара, и статистики, и специалисты по сельскому хозяйству. Плотники, штукатуры, дзюдоисты-разрядники, мясники, специалист по приготовлению сладкого картофеля, фотограф, а наш командир обладает огромными способностями к подавлению бунтов.

Называя троих последних, адъютант явно хотел продемонстрировать свою осведомленность, а заодно и поддеть нас. Меня действительно задело то, что я оказался в этом списке после мясника и прочих.

– Если нужны фокусники, тут я мастер, – сказал зазывала.

– Это здорово, – заключил адъютант и тихо закрыл телефонную книгу. – Без фокусов тоже не обойтись. Чтобы выжить, нужны не только предметы практического пользования. В любой войне нельзя забывать и о душе. Душевное довольство – лучшая из наград. Ну вот, это и есть наш суд.

– Я тоже торговал мечтами. – Продавец насекомых посмотрел на меня пристально, словно вглядывался во тьму. – Остальные юпкетчеры, наверное, так и остались в джипе.

– Одними мечтами не обойдемся. Нужны еще ножи, нужны еще пистолеты, нужен еще и унитаз. – Зазывала внезапно вскочил на ноги. Его прямо трясло от напряжения. Потом, глубоко вздохнув, снова сел. – Останься мы здесь, и не будет никакой необходимости добывать деньги. Если мы перечеркнем прошлое и всё начнем сначала, не будет дающих взаймы, не будет и берущих. А сделай хоть шаг отсюда – там повсюду играют в прятки должники и кредиторы. Перечеркнуть прошлое и всё начать сначала – даже представить себе невозможно, как это прекрасно.

– Мне нужен еще и воздух, – снова повторила женщина задумчиво.

– Потому-то и послали людей на охоту за самками. Женщина – она чем моложе, тем интереснее. Вы так не думаете, командир? Юная девушка напоминает влажную бумагу. Это же так приятно – медленно нагревать ее на огне, пока она не запылает. Да, уже поздно, как же быть с лекарством? Нужно, чтобы разведчик разузнал, что со связным, которого послали за врачом, и как идут поиски. Мог бы я попросить вас, командир, отдать приказ?

Кивнув, продавец насекомых поднялся. Погладив большим пальцем золотой значок на груди, он с сомнением посмотрел на подростка, стоявшего у бочек, опустив голову, и тяжело, как астматик, задышал.

Заскрипела железная дверь люка, послышался вопль. Сдавленное дыхание продавца насекомых вырывалось наружу, не выливаясь в слова.

– Помогите, спасите! – Ввалившийся снаружи подросток полз на четвереньках по верхней площадке. Это был тот самый, в красной куртке, которому женщина угодила стрелой в ухо. Кровь еще, кажется, не остановилась, ухо покраснело и сильно вспухло. – Его жрут собаки, помогите!

– Что такое, откуда он взялся? – Адъютант очень проворно для своих лет вскочил на ноги, потом снова наклонился, послюнил пальцы и потер лоб. Наверное, магический жест, чтобы снять напряжение. Я вспомнил, что так же делала моя покойная мать. – Спустись, не бойся.

– Помогите, прошу вас, его загрызут собаки!

– Послушай, разведчик, почему ты сделал ложное донесение? – Продавец насекомых неожиданно выпрямился, голос его зазвенел. – Ты доложил, что подозрительных личностей не обнаружил. Разве эти люди не подозрительны? В чем же дело?

– Прошу прощения. Мне никто о них не говорил. – Разведчик «А» стиснул зубы.

– Он ни о чем не спрашивал, – бросил надменно Сэнгоку.

– Во всем виноват я, мне следовало сообразить, что эта компания не будет помогать нам. – Адъютант сделал десять шагов в сторону бочек и уставился в пол. – Здесь следы крови. Мой недосмотр. Кто его ранил?

– Я... – Женщина подняла над головой самострел.

– Вот оно что. Значит, эти люди не захотели с нами сотрудничать, а разведчик пренебрег своими обязанностями. Наказание должны определить вы, командир.

– Сделайте что-нибудь, его же там загрызут собаки! Если он погибнет, это же убийство, неужели не понятно? Прошу вас...

– Заткнись! – Продавец насекомых напряг шею, будто для того, чтобы удержать поднятую вверх огромную голову. – Новыми трупами нас не напугаешь. Разведчик, стащи сюда мальчишку. Стащи сюда! Я заставлю его признаться, где спрятались девчонки.

– Не знает он. – Голос разведчика звучал совсем по-мальчишески. – Он знает только про своего дружка, с которым бежал.

Подросток в красной куртке подхватил:

– Он верно говорит. Мы вдвоем бежали. Вместе бежали, а теперь вон что вышло.

– Командир, мне кажется, вам лучше не отменять уже отданного приказа. – Адъютант, сжав пальцами переносицу и опустив голову с таким видом, будто сожалеет о какой-то потере, вернулся к унитазу.

– Сам знаю. – Продавец насекомых выхватил из-за пояса пистолет. Расставив ноги пошире, взвел курок. – Стащи его сюда поскорей, я заставлю его во всем признаться.

Взяв метлу наперевес, разведчик послушно направился к лестнице. Подросток в красной куртке встал на колени и, вытащив цепь, повернулся к нему вполоборота. Звук металла, скребущего по полу, заставил меня содрогнуться. Я весь сжался, представив себе, как огромный кухонный нож вгрызается в мою кость. Парень в красной куртке крикнул:

– Не подходи!

– Спускайся, прошу тебя.

– Просить должен я.

– Приказ же.

– Заложил меня!

– Не прав ты, ошибаешься!

Оглушительный грохот. Эхо покатилось, как пинг-понговый шарик. Это продавец насекомых выстрелил из пистолета в потолок. Терпко запахло порохом, будто жгли какие-то лекарственные травы. Подросток в красном, уже раненный стрелой, затрясся от ужаса.

– Стаскивай его вниз. Заставь его во всем признаться, пусть даже придется вогнать ему в задницу метлу. Если он не заговорит, Капитану плохо будет. Пусть хоть подохнет, щенок, не беспокойся, с трупом мы разберемся.

Что он имел в виду, сказав, что Капитану будет плохо? Продавца насекомых было не узнать – не зря же он сам говорил, что огнестрельное оружие меняет человека.

– Не спустишься вниз, тебя убьют! – крикнул разведчик.

– Не знаю я ничего, не знаю, тебе-то это известно.

Подросток в красной куртке как-то разом обмяк и соскользнул вниз по приставной лестнице. И упал на голубой тюк.

– Это же труп! – предостерег его разведчик.

Парень стремительно вскочил и, отбежав на несколько метров, снова повалился на пол.

– Врежь-ка ему, – деловито приказал адъютант. – Делай, что тебе сказано.

Разведчик ручкой метлы ткнул подростка в красной куртке в пах.

– Больно!

– Признавайся, тебе говорят!

– Не знаю я ничего, в чем же мне признаваться?.. Больно...

– Эй, хватит! – Женщина взглянула на адъютанта. Ее глаза горели ненавистью. Лучше бы она изобразила безразличие, больше было бы пользы. Если он разгадает ее чувства, добра не жди.

– Но так просто взять и отменить только что отданный приказ непедагогично. Кроме того, выполняя приказ, подчиненный не имеет права критиковать его. Обсуждать приказ не разрешается.

Подросток в красной куртке рыдал. Разведчик, весь в поту, беспрерывно тыкал ручкой метлы в пах своей жертвы.

– Если он и вправду ничего не знает, сколько ни пытай, признаваться-то ему все равно не в чем. – Зазывала, прикрыв лицо руками, исподтишка наблюдал за допросом.

– Кажется, это потребует немало времени. – Ходивший вокруг унитаза адъютант остановился и следил за выражением лица продавца насекомых. Тот слегка кивнул, но остался бесстрастным, словно надел маску. – А пока что я пойду в третье помещение... Хотя нет, как же оно называется? То помещение, куда ведет подъемник...

– Называйте как угодно.

– Ну что ж, пусть будет Большая столовая, подходит? Она раза в четыре больше нашей конторы у мандариновой рощи. Там неудобно готовить пищу, и санитарные нормы нарушаются. Как ни печально, сегодня на завтрак опять рыба. Два бывших мясника, вооружившись кухонными ножами, уже стоят наготове. Итак, откланиваюсь.

Адъютант неторопливо пересек трюм, прошел мимо бочек и скрылся в проходе, ведущем в машинный трюм. Мне показалось, что ему понадобилось на это полчаса, не меньше.

– Комоя-сан, – крикнул зазывала, но продавец насекомых и бровью не повел. – Заставьте его прекратить, прекратить это безобразие... Комоя-сан, нельзя же допускать такое... Забавляет вас это, что ли?..