Текст книги "Круг замкнулся"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– А вот для меня это бритва, которая попала ко мне благодаря счастливому случаю, – отвечает Абель, специально преувеличивая значение подарка. – Буду придерживать рукой карман, чтобы не потерять ее по дороге.

Несколько дней спустя ему довелось помочь Ольге и аптекарю – у них лопнула шина. Машина заехала одним колесом на тротуар, аптекарь стоит и смотрит. Мимо проходят люди, но он никого не просит о помощи.

– Абель! – кричит Ольга.

– А, это вы, Бродерсен. А я вот неудачно заехал – прямо на тротуар.

– Ну, это беда небольшая.

Абель садится на место шофера и пробует подать машину назад. Ольга сидит рядом, раскрашенная и разнаряженная, свежая и красивая.

– Выйди на минутку, – говорит Абель, – мне надо залезть в ящик с инструментами.

– Ладно. Я могла бы и сразу выйти, но терпеть не могу, когда все на меня пялятся.

– Вид у тебя для этого самый подходящий.

– Абель! – восклицает она. – С каких пор ты у нас стал такой галантный?

Он поднимает машину домкратом, меняет колесо, а аптекарь стоит рядом и рассуждает: какое счастье, что вы проходили мимо. Я слишком много ездил, вот покрышка и лопнула, поэтому я заехал на тротуар. Еще слава Богу, что никого не задавил. Тысячу раз спасибо за помощь. Это так мило с вашей стороны.

Ольга же вполголоса ведет с ним свой разговор:

– Надо же, всякий раз, когда я попадаю в беду, ты тут как тут.

– Не так уж ты часто попадаешь в беду.

– Тебя так приятно о чем-нибудь попросить. Мне бы вообще надо поговорить с тобой, но это очень непросто. Мой муж сейчас живет один, как ты знаешь.

– Да! Я об этом кое-что слышал.

– Да, один. Ты не мог бы уговорить Лоллу ходить к нему?

– Вот уж не скажу.

– Она такая проворная и все у нас знает. Тогда ему было бы не так грустно, что меня нет. Очень его жалко.

– Я могу ей передать.

– Спасибо. На мое письмо она ответила отказом, но, может, ты ее уговоришь.

Абель мотает головой:

– Я ее почти не вижу.

Ольга:

– Я смотрю, на тебе рабочая одежда. Ты чем сейчас занимаешься?

– Ничем, но я жду подходящего времени, чтобы кое-чем заняться.

– Очень правильно, займись. Ты, конечно, не очень прилежный, но так много умеешь. А какой ты сегодня красивый и выбритый, хоть и в рабочей одежде.

Она сняла перчатку и взяла Абеля за руку, измазанную маслом и песком.

– Я тебя давно не видела, ты хорошо выглядишь…

Подходит аптекарь и благодарит еще раз.

– Не желаете поехать с нами?

– Нет, спасибо.

– Я высажу вас, где вы захотите. Тоже нет? Тогда поехали, Ольга.

– До свидания, Абель.

А про две тысячи – ни слова.

XVI

К нему пришел мальчик с пакетом – большая такая картонка, аккуратно завязанная и с четко написанным адресом.

Абель не испытывал любопытства и потому не стал резать бечевку, а принялся развязывать ее. При этом он нашел ярлычок – ах, так, от портного. Значит, Лолла опять проявила инициативу.

Он опять завязал бечевку и отложил картонку в сторону.

Затем прибыла коробка из обувного магазина и, наконец, большой пакет от Фольмера Хенриксена, АО «Мужская конфекция».

Так дальше продолжаться не может. Он все хорошенько для себя обдумал и решил бежать. Но в дверях столкнулся с Лоллой.

Что все это означает и, вообще, не рехнулась ли она?

– Отойди от двери и дай мне войти и сесть! – сказала Лолла командирским тоном. Она и с собой принесла здоровенный пакет.

Потребовалось время, чтобы все ему объяснить, и, поскольку Абель проявлял недоверие, ей многое пришлось объяснять по второму разу.

– Я тебе не верю, – сказал он, но глаза у него засверкали.

Он переоделся, а она сидела тут же, так что порой он останавливался и говорил, что все, с него хватит.

– Поскорей, Абель, – торопила она, – ты должен пойти со мной, они хотят тебя увидеть.

Он улыбался и твердил, что все это глупости.

– Ты что, хочешь сказать, что мне позволят водить корабль без экзамена и без диплома?

– А ты не веришь?

– Нет. Хотя я ходил какое-то время в море.

– Ульрик Фредриксен тоже обошелся без экзамена. Причем он даже и в море не ходил.

– Странно получается! – сказал Абель и задумался. – А пароход, говоришь, занесен в списки у Веритас и у Ллойда?

– Не знаю. Он ходит вдоль побережья с молочными бидонами. Ну одевайся же наконец. Я вот сижу и удивляюсь, до чего ты чистый.

– Так я ж купаюсь каждый день и почти круглый год. Ты разве не знала?

– Нет, – ответила она с улыбкой, – я не знала.

– Хочешь полакомиться хорошим лососем?

Но Лолла недавно поела и сейчас думала лишь об одном: как можно скорей привести его в достойный вид.

– А ты знаешь, что Ольга разошлась со своим мужем?

– Знаю. Просто ведьма, а не баба. Такой замечательный человек.

– Она хочет, чтобы ты вела у него хозяйство.

– Ты-то откуда это знаешь?

– Она сама мне сказала вчера, когда я ее встретил. Просила поговорить с тобой.

– Не буду я вести у него хозяйство.

– Ты что-то против него имеешь?

– Нет, я против него никогда ничего не имела. Он всегда вел себя по отношению ко мне очень достойно и мило. Но теперь я на это место не пойду, пусть Ольга и не надеется. Не понимаю, чего она пристает, когда я ей ясно сказала «нет». Похоже, у нее есть какая-то задняя мысль.

– Ну какая же у нее может быть мысль?

– Чего не знаю, того не знаю. Я и с ним об этом разговаривала. Я им обоим сказала «нет». Но он принял это очень мило и трижды предложил мне сесть, покуда я с ним разговаривала, а потом дал мне с собой книги. Если я против одного из них что-то имею, то уж никак не против него. Ольга ведет себя не сказать, чтобы прилично. Это ж надо додуматься – уйти от такого замечательного мужа!

Потом они снова заговорили о деле, которое ему предстоит. Абель все еще ничему не верил, потому что не мог себе представить, как она это провернула. И хотя она все уже объяснила, ей приятно было повторять объяснение снова и снова: и что она делала в имении у Фредриксенов, и как она под самыми невинными предлогами побывала у всех членов правления и перетолковала о том и сем.

Абель слушает ее рассеянно, Лоллу огорчает, что он больше не проявляет интереса, и поэтому она вдруг заявляет:

– Но я делала все это не только ради тебя, так что можешь не смущаться. Я больше хлопотала ради себя самой.

– Вот как?

– Потому что когда ты станешь капитаном на «Воробье», я надеюсь тоже получить вознаграждение.

– Какое же? – спрашивает он.

– Мне хотелось бы, чтоб господин капитан отдал под мое начало ресторацию на борту.

– С величайшим удовольствием! – восклицает Абель. Потом он смеется и качает головой, удивляясь тому, что сможет кого-то нанимать. – Мы разболтались, как малые дети, – говорит он.

– Поторапливайся, Абель, мы должны быть там к одиннадцати.

– А я им зачем нужен?

– Они хотят поглядеть на тебя, поговорить с тобой, тут нет ничего удивительного. Ну, теперь ты понял, почему я не хочу вести хозяйство у молодого Клеменса?

Он заметил, что белье его помечено вышитыми инициалами и спросил, кто сделал такую искусную вышивку.

– Я, – сказала она.

Он сокрушенно покачал головой.

Но когда дело дошло до роскошных брюк, в него словно черт вселился и он заметил:

– Вот куда будет удобно прятать револьвер.

Ее обидел этот легкомысленный тон, и она сказала:

– Ты всегда думаешь только о себе.

– Прости меня, Лолла! – воскликнул он. – Дело в том, что я не очень во все это верю.

Он поспешно завершил свой туалет и стал элегантный, слишком элегантный, постыдно элегантный. Когда они вышли, он сделал на шляпе вмятину, чтобы она приобрела более залихватский вид.

Лолла проводила его до конторы и осталась ждать за дверью. Не забыла ли она чего-нибудь? Ей следовало бы дать ему кой-какие наставления, не то вдруг он и здесь проявит обычную незаинтересованность и равнодушие. Он просто покажет этим людям свое лицо – лицо, конечно, вполне хорошее, да и сам он неплох, но это всего лишь лицо и всего лишь человек…

Он долго оставался в конторе – интересно, что они там обсуждают, – и она успела несколько раз дойти до конца квартала и вернуться, поглядеть во все витрины и даже поговорить с девочкой, которая продавала религиозные брошюры. Лолла купила «Зеркало веры».

– Ты откуда?

– С лесопильни.

– Как звать твоего отца?

– Алекс.

– Так-так, а мать, значит, Лили?

– Да.

Лолла поджала губы и решила вернуть «Зеркало веры».

– Но вы же заплатили за него, – удивилась девочка.

Лолла отошла на несколько шагов, обернулась и сказала:

– Ну ладно, давай.

Пока еще не было никаких оснований задирать нос, Абель задерживался, возможно, всплыло что-то серьезное, чем они там занимаются, в этой конторе? А вдруг Господь вмешается и перечеркнет все ее грандиозные замыслы? Лолла заглянула в «Зеркало веры» и не нашла там ни единого ободряющего слова. Тяжкое испытание! Она начала ходить вокруг квартала и на боковой улочке повстречала дочерей таможенника Робертсена – прикажете ей глядеть в ту сторону, где прохаживаются эти существа? Только не задирать нос, девочки не виноваты, что отец у них негодяй. «Добрый день», – обронила она и прошмыгнула мимо.

А вдруг Абель вышел, не увидел ее и ушел своей дорогой? Этого еще только не хватало. Она прибавила шагу. Приличия ради она не посмела бежать, зато шла большими шагами.

А вот и он.

– Ну, Абель, что они сказали?

Он был словно отягощен тем удивительным, что с ним приключилось, и, покачав головой, ответил:

– Да… получается так, что я и в самом деле мог бы попробовать…

Лолла облегченно вздохнула:

– Слава Богу! Ну, теперь ты веришь?

– Да. Верней, почти нет.

– А что они еще могли сделать, когда у тебя большая часть акций?

Абель:

– Ну, положим, они у тебя, а не у меня.

– Не будем спорить. Итак, что они сказали?

– Очень милые люди. Задавали мне разные вопросы: где я плавал, на каких судах, под каким флагом. Многие из стариков знали еще моего отца, это тоже сыграло свою роль, добросовестный человек, сказали они. А которые помоложе, вспомнили, что однажды я спас рабочего с лесопильни. А главное, у меня очень активная мачеха, сказали они, и, по-моему, это тоже немало значило.

– Я? – спросила Лолла, багрово покраснев. – Чепуха какая!

– Они спросили, знаю ли я курс «Воробья». Наизусть, с самого детства на маяке, отвечал я, а позднее, когда вырос, я ходил этим курсом на своей маленькой моторке. Так что тут я не ошибусь. Да и вообще на борту нет ни единого человека, который не знал бы фарватера, сказали они, и еще ко мне приставят толкового штурмана.

– Хорошо, хорошо, не будем здесь торчать, ты контракт получил?

– Да. Предупреждение об уходе не раньше чем за три месяца и жалованье.

– Какое?

– Разумеется, большое. Я толком не расслышал, но в контракте, наверно, все сказано.

Они начали читать, и Абель воскликнул:

– Подумать только, они проставили сумму. Давненько я уже не работал за жалованье, для меня это как-то даже странно.

– Первого июня, – сказала она.

– Но они велели мне сегодня же вечером доложиться штурману. Ты его знаешь?

– Видела.

– Вообще, странно звучит: капитан – и доложиться штурману.

– Простая оговорка, – сказала Лолла, – ну а теперь, Абель, пошли к портному!

Они отправились к портному. Форма была готова к примерке, портной распарывал наметку, черкал мелом и накалывал снова. Лолла принесла пуговицы с якорем.

– К первому июня? Будет готова, – сказал портной.

Они пошли примерять фуражку, заплатили и унесли с собой в картонке. Дело было сделано. Они присели на скамейку.

– Нет, они вовсе не оговорились, они прямо сказали, чтоб я доложился штурману.

– Может, тебе надо взять у него судовые книги и счета?

– И вообще я должен с ним советоваться, если что. Он все время ходит на «Воробье» и на редкость исправный работник. Но человек уже немолодой.

– Лет пятьдесят, мне кажется. У него седая борода.

– А капитана Фредриксена они не поминали.

– Он сейчас, надо думать, не просыхает.

Они посидели молча, погруженные каждый в свои мысли, потом в Абеле словно вспыхнула искра радости, и он сказал с великим удивлением:

– Да, выходит, я и в самом деле могу приступить.

Она улыбнулась и прижалась к нему. Он схватил ее руку. Он поблагодарил ее, но не осмелился на большее, потому что она очень уж к нему прижалась. Затем он охладил ее пыл вопросом:

– А что это у тебя за брошюрка?

– Купила, пока тебя дожидалась. «Зеркало веры». Какая-то маленькая наглая девчонка торговала брошюрками на улице. Ну а теперь мне пора. У меня длинный список продуктов, которые надо вовремя доставлять на борт. Гляди, Абель, это твои деньги.

Он оттолкнул ее руку:

– Какие такие деньги?

– За моторку, которую продал твой отец. Теперь я наконец могу уладить дело.

Деньги он взял, но сказал при этом, что их слишком много, тут какая-то ошибка.

На прощанье она добавила:

– Только не ходи в свой сарай в новом костюме, у нас для тебя приготовлена чистая постель.

– Спасибо, но за мной остался должок в «Приюте моряка», так что пойду-ка я лучше туда.

Вечером она загодя явилась на причал, еще до того, как в гавань вошел «Воробей». Но Абель заставил себя ждать. Она видела, как сошел на берег капитан Ульрик с пакетами под мышкой, он съезжал. Немного спустя появилась буфетчица и тоже сошла на берег, за ней шли механики и команда, тоже с пакетами, то ли с бельем, то ли еще с чем. На борту все стихло, пассажиры, молочные бидоны и несколько корзин с редиской доставлены по назначению, огонь под котлом погашен. Только штурман ходил по палубе и курил.

И тут пришел Абель. Большой, спокойный, нарядный и даже – в порядке исключения – с видом вполне бодрым.

– И ты здесь? – спросил он, словно бы недовольно.

– Мне казалось, что мне тоже следует доложиться.

Они поднялись на борт, поздоровались и объяснили, кто они такие. Все быстро – дело нехитрое.

– Извините, штурман, я заставил вас ждать. По дороге мне встретился капитан Фредриксен, и он задержал меня долгим разговором.

– А я вовсе не ждал, – ответил штурман, – я здесь живу и здесь ночую.

Две девушки-официантки навели красоту и хотели сойти на берег.

– Новая буфетчица, – представил штурман Лоллу. Все быстро и просто.

У штурмана была седая окладистая борода и немало морщин, с виду серьезный, несколько потертый, но вполне любезный, на рукавах – по две полоски. Он показал Абелю судно сверху и донизу – салон, обитый красным бархатом, буфетная с чайниками и мисками и сервировочными досками на всех стенах, каюты – в зеленых тонах – словом, все как обычно на каботажных пароходах, все содержится в порядке, горшки с цветами там и сям, в буфете – мельхиор, свет электрический.

Они сели в каюте у штурмана, словно с первой минуты могли считать себя добрыми знакомыми. Абель обратил внимание, что отрывному календарю лет семь или восемь и дата на нем старая, зимняя. В остальном же небольшая каюта была красивая и опрятная, несколько книг на полочке, дверная ручка начищена, на стене висит кое-что из партикулярной одежды.

Оба рассказывали друг другу про свою морскую жизнь, штурман – крайне сдержанно, Абель – открыто и простодушно.

– Уж и не знаю, что вы подумаете о человеке, который занимает это место, не сдав экзамен.

– Ничего, сойдет и так.

– Меня и самого удивляет, что мне позволили начать. Единственное я знаю – это фарватер.

– А здесь больше ничего и не надо.

– Я буду во всем полагаться на вас.

Штурман:

– У нас в команде не хватает одного человека. Мы три раза ходили с некомплектом.

– Почему же?

– Ну, мы хотели придержать место для Ананиаса, у которого открылась язва желудка. Но теперь его положили в больницу, так что он уже не вернется.

– У меня есть человек на примете, – сказал Абель.

Штурман кивнул.

– Хороший человек. Пусть ходит с нами. Когда он вам нужен?

– Да хоть сейчас. Капитан Фредриксен сделает еще две ходки, потом его смените вы.

– Стоит ли ходить с некомплектом, когда «Воробей» приносит шесть процентов?

– Это кто сказал? – спросил штурман.

– Я так слышал. А что, разве не правда?

Штурман промолчал.

Немногословный и неприветливый тип. Абель спросил:

– Откуда вы родом, штурман? Вы ведь нездешний.

– Нездешний.

Абель подождал, но ничего больше не услышал.

– Извините, что я спросил, но меня крайне удивляет, что не вы водите этот корабль.

После паузы штурман ответил:

– Об этом пусть у вас голова не болит.

«Знай свое место», – верно, подумал про себя Абель, вслух же он сказал, поднимаясь:

– Ну, на сегодня мы вроде все обговорили.

Штурман проводил его к выходу и по дороге заметил:

– Может, и стоило бы отдать одну ставку, потому что работы на всех здесь не хватает. Но ребята будут возражать. Так что если у вас есть человек на примете…

– Да, у меня есть человек, – ответил Абель.

На корабле все шло блестяще, да иначе и быть не могло. Хорошо обученная команда, толковый штурман, капитан в новой форменке с золотыми пуговицами и тремя золотыми шнурами на каждом рукаве. Бесподобно. Абель мог сказать рулевому: «Так держать» – и затем покинуть капитанский мостик, чтобы совершить обход пассажиров и показать себя капитаном на своем корабле. А через пять минут он снова поднимался на мостик, чтобы не дать кораблю уткнуться носом в картофельные поля.

Весь маршрут пролегал мимо маяка и вдоль берега. Штурманом Абель так и не стал, чего нет, того нет, земная и небесная навигация оказались для него слишком трудным предметом, но ему вполне хватало знаний, чтобы быть капитаном на «Воробье». Здесь не требовалось ни компаса, ни напоминаний, каждый знал, что ему надлежит делать, и каждый делал это до полнейшего удовлетворения.

Во времена, когда правил капитан Ульрик, порой могла произойти какая-нибудь ошибка, не без того. Ульрик был человек с непривычными методами и далеко не всегда придерживался инструкций. К примеру, как-то раз, уже отойдя от причала, он зашвырнул на берег пустой молочный бидон. Сперва он просто давал гудки, но люди на хуторе, видно, проспали урочное время, и никто оттуда не показался. Тогда наш добрый Ульрик собственноручно схватил пустой бидон и запустил его в прибрежные камни, так что звон поднялся. На палубе раздались смех и аплодисменты, но, когда они уже шли обратно, к ним заявился крестьянин с бидоном и начал демонстрировать сильные вмятины, требуя новый бидон. «Новый бидон тебе?» – спросил капитан. «Дайте мне новый бидон», – настаивал крестьянин. А на борту как раз оказался мешок муки, который команда забыла куда-то доставить, тем самым, по мнению капитана, мешок был бесхозный. «Возьми себе этот мешок!» – сказал капитан. «Вы, верно, шутите?» – не поверил крестьянин. «Ничего я не шучу, а ну, ребятки, спустите этот мешок на берег», – приказал он команде.

Вот таким образом добрый капитан Ульрик улаживал конфликты и правил на корабле. Но теперь эти времена кончились, во всем царил порядок, ничего не оставалось несделанным, все лежало на своем месте, даже ни одного ведра не было не там, где следует. Крестьянские бидоны стояли стройными рядами в большом холодильном отсеке, на льду, а если лед слегка подтаивал, лужу тотчас вытирали шваброй. Воплощенный порядок. Вся медь надраена до блеска.

Команде жилось как в раю – работы мало, отдыха много, а на ночь им разрешалось сойти с парохода к своим любимым. Было их два человека, но двух недостаточно, чтобы сесть за карты, потому что вовлечь в игру штурмана им никогда не удавалось, а у юнги при камбузе не оказывалось свободного времени именно тогда, когда он был им нужен. Теперь же они обрели третьего партнера, Алекса, которого взял на работу сам капитан.

Почему бы и не взять третьего матроса, когда на этом молоковозе есть капитан и штурман, да и в машинном отделении тоже три человека? Можете быть уверены, здесь не экономят на ставках! Корабль приносит шесть процентов, это всем известно, а шесть процентов – это почти вдвое больше, чем выплачивает в наше время любой банк. Разве «Воробей» только и делает, что развозит бидоны? Ничуть не бывало. Он перевозит из города и в город на редкость много пассажиров. Среди них бывают ремесленники и коммивояжеры, у которых дела с крестьянами, отчасти же это люди, просто решившие денек отдохнуть от трудов праведных, ну и, наконец, безумные парочки, которые отыскивают подходящий для разговоров лесок. «Воробей» годился на все, у него был и первый, и второй, и третий класс, причем билеты первого класса были красного цвета, есть на что посмотреть. По воскресеньям, когда «Воробей» не ходил по обычному маршруту, случалось, что какой-нибудь городской Ферейн[6]6
  Ферейн (нем.) – объединение людей по роду интересов.


[Закрыть] арендовал его для увеселительной прогулки с флагами, граммофоном, и от этих случайных доходов в течение года набегала изрядная сумма. А как насчет почты, разве «Воробей» не зарабатывал и на ней? Ну конечно же «Воробей» развозил почту, доставлял почтовые открытки по всему побережью и получал дивиденды за это. Словом, деньги текли рекой.

И наконец, как обстоят дела с рестораном и с буфетчицей, с Лоллой, иными словами? «Спасибо за заботу», – высокомерно отвечала Лолла, когда ее об этом спрашивали, – все в порядке, – говорила она. Те, кто спрашивал, просто не знали Лоллу. Ясно было одно – она заняла новую жизненную позицию, но привнесла в нее свой здравый ум и свою активность. Можно было бы только удивляться, если бы Лолла не справлялась со своей задачей, а стол ее был до того хорош, что затмевал рестораны многих городских отелей.

Товар она брала у Вестмана. Конечно, к ней поступали и рекламные проспекты от купца Гулликсена, но спасибо, не надо. Позднее она получила даже письмецо за подписью молодого Гулликсена: они, мол, поставляли все необходимое прежней буфетчице и надеются, что Лолла также окажет им честь. Но спасибо, не надо. Этот Гулликсен, этот Вильям, который открыто путешествовал с женой молодого Клеменса, достойнейшего человека…

Нет и нет, Лолла брала товар у Вестмана, вполне добропорядочного купца, у которого она закупала продукты, еще будучи женой старого Бродерсена. Вестман всем взял, пусть не богач, но человек солидный, да вдобавок держатель нескольких акций «Воробья». Он был одним из членов правления, у которого Лолла хлопотала за Абеля, и теперь она была в глазах Вестмана такая буфетчица, которая могла дать всем остальным сто очков вперед.

Старый купец всегда самолично ее обслуживал, он давал ей советы, соблюдал ее интересы: да, у меня есть и портер, и натуральная икра, вот взгляните! Но, говоря по совести, они для вас недостаточно натуральные. Они норвежские.

– Ну тогда закажите натуральные. Капитан, мой пасынок, в этом отношении весьма щепетилен.

Лолла появлялась на палубе как настоящая дама, мало-помалу она продвигалась вперед, делала успехи, одевалась красиво и элегантно. Один Бог знает, откуда она всего этого понабралась, может, из книг, которые читала. Она свято блюла достоинство капитана и всячески его защищала. «Капитан Бродерсен» или «сам капитан», говорила она. «Капитан звонит, а вы ни с места?» – могла она сказать какой-нибудь из официанток. «Бегу, бегу», – отвечала та и действительно бежала. А вернувшись, говорила: «Капитан просто попросил вынести из его каюты цветочный горшок, который вдруг там оказался!» Или в другой раз: «Капитан велел поблагодарить за пирожное, но сказал, что пирожных он не ест».

Ну и, наконец, как обстоят дела у штурмана? Будто о нем хоть кто-нибудь что-нибудь знает. Звать его Грегерсен, у него самые хорошие аттестации, он даже сдал экзамен на капитана, водил на своем веку корабли, побывал в больших морях. Но аттестации сплошь старые, и он, судя по всему, много лет нигде не работал, прежде чем получить место на «Воробье». Это Фредриксен из имения пробил его кандидатуру.

«Сам я его не знаю, – сказал тогда Фредриксен, – но слышал о нем от очень надежного человека. Для нас это просто находка». – «Но у него такие старые рекомендации, – возражали остальные. – Что он делал последние семь лет?» – «Насколько я могу понять, он занимался чем-то другим». – «Он ведь был капитаном, с чего это вдруг он хочет пойти штурманом?» – «Чего не знаю, того не знаю. Возможно, из-за безработицы. Временной безработицы».

Они пошептались между собой по этому поводу: «Если Фредриксен хочет видеть своего брата капитаном, рядом непременно должен быть настоящий моряк. История необычная и вообще какая-то подозрительная, черт его разберет».

Однако потом никто из них не пожалел, что это место досталось Грегерсену. Было в нем что-то мистическое, но это ничему не мешало. И вовсе он не оказался человеком без роду без племени, напротив, откуда-то просочилось, что он из хорошей семьи и имеет богатую родню. Но все равно в нем было что-то мистическое, например, из года в год он работал за штурманское жалованье и оставался вполне всем доволен. Может, за этим что-то скрывалось, может, он что-то натворил, никто ничего не знал. Но Фредриксен из имения уладил дело ко всеобщему удовольствию. «Благодарю за доверие», – сказал тогда Грегерсен.

И капитан Ульрик Фредриксен много лет ходил с ним в плавание, и ничего такого, чтобы из ряда вон, не случалось, но штурману не раз приходилось покрывать оплошности своего капитана. От этой обязанности его теперь избавили, Бродерсен и сам был моряк, ошибок не допускал, он свистел в свисток, звонил в машинное отделение, а когда на переходе задувал свежак и поднималась волна, он просто ставил фок. И никаких ошибок.

Разговорить штурмана ему было непросто. Впрочем, и сам капитан Бродерсен не отличался словоохотливостью, но язык у него во рту все-таки имелся, и при случае он мог вести разговор. А штурман упорно хранил молчание. Делал свою работу, занимался чем-нибудь, курил – и молчал. Почему он отмалчивался? Чтобы проявить любезность, капитан мог сказать: «Хороший ветер! Норд-ост». Штурман что-то бурчал в ответ, не спорил, но и не развивал тему. Неужели он не мог ответить: «Ветер как по заказу»?

Его молчаливость была невыносима. Поэтому с людьми общался капитан. У него просто не оставалось другого выхода. Под начало ему было отдано не Бог весть какое великое дело, всего лишь развозка молока, но ему оно не казалось небольшим, как раз по его способностям. Он прикидывал в уме возможность мелких улучшений, малость разбирался в машине или, верней сказать, лучше всего в ней и разбирался. Здесь, на «Воробье», был старый и неуклюжий агрегат, чтобы повышать давление в котле, а он еще помнил маленькие изящные машинки в Америке и в Австралии и рассказывал о них механику. Он предложил исправить вентиль, который сидел косо, а потому все время зачерпывал масло. «Так было еще до меня», – отвечал механик, но оставить без внимания слова капитана, который знает толк в машинах, он тоже не мог и взялся за ремонт.

И все шло отлично.