Текст книги "Безжалостные парни (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Чернила на записках фиолетовые, фломастер фиолетовый. Есть фотография, на которой Дженика прижимается к этому мудаку, и когда Чак столкнулся с ним лицом к лицу, он потерял самообладание. – Рейнджер достаёт пачку сигарет и закуривает одну. – Нам нужно попасть в его кабинет. Я думаю, Чаку стоит попробовать зайти в учительскую, раздобыть нам какие-нибудь ключи.

– Если бы он действительно писал записки, как ты думаешь, он реально оставил бы фломастер просто лежать на столе, когда ты ввалился? – спрашивает Спенсер, но я замечаю, что Черч невероятно тих, он погружён в глубокие раздумья. Парень смотрит на женское общежитие с задумчивым выражением лица. – Насколько тупым он должен быть?

– Я всё ещё думаю, что нам следует приглядывать за ним, – ворчит Мика, подпирая подбородок рукой. Его глаза находят мои, и я чувствую, как по мне пробегает дрожь. Когда он поцеловал меня на капоте своей машины, я что-то почувствовала. Это чертовски сбивает с толку.

Мне нравится Спенсер.

Мне… действительно нравится Спенсер.

Но ещё мне нравятся близнецы.

– Добавь его в список, – со вздохом говорит Тобиас, протягивая руку, чтобы протереть глаза. – Мистер. Йохансен, мистер Крачек, Джефф Работ, Натан, Эдди, мистер Мерфи. Чёрт, почему бы нам просто не установить наблюдение за всей школой?

– Я пытался, но школьный совет заблокировал мой запрос на частную службу безопасности, – наконец произносит Черч, оглядывая нас. – Какое-то время нам придётся разбираться с этим самим. Я всё ещё склоняюсь к версии о мужском клубе.

– И всё же это не объясняет смерть Юджина, – парирует Рейнджер, взъерошивая рукой чернильные волосы. Его ногти выкрашены в чёрный цвет, и, хотя дома я, вероятно, посмеялась бы над ним за это… Теперь мне это вроде как нравится.

Я прикусываю нижнюю губу.

– Если только Юджин просто не оказался в неподходящем месте в неподходящее время? Как будто, может быть, он увидел что-то, чего не должен был видеть?

Черч бросает взгляд в мою сторону.

– Почему бы просто не подкупить его каким-нибудь другим способом? – спрашивает он, и я пожимаю плечами.

– Как? Деньгами, которые у него уже есть? Защитник футбольной команды? Сделано. Юджин был недурен собой и чертовски подтянут. Добавьте сюда денежный аспект, и я уверена, что у него не было проблем с поиском девушек. Что вообще могло заставить его молчать?

– Недурен собой? – спрашивает Спенсер, но я игнорирую его, увлекаясь этой идеей и тоже чувствуя себя очень умной.

– И, – я встаю со скамейки и кружусь, мои ноги ворошат гравий. Дует ветер, взъерошивая спутанные светлые волосы у меня на голове. Я поправляю очки одним пальцем. – Если бы они оставили его в живых, всегда была бы эта незавершённая угроза, это возможность увидеть, как всё разваливается на части. Убийцы никогда не смогли бы успокоиться.

– Да, но что он мог увидеть там, в лесу? Как какие-то придурки в толстовках привязывают верёвку к дереву? Одна хорошая ложь могла бы всё это объяснить. До смерти Юджина они не заходили так далеко, чтобы они не смогли отвертеться от того, что натворили. Погоня с ножом, какие-то записки, ну и что? – Тобиас пожимает плечами. – Я думаю, происходит что-то ещё, чего мы не понимаем.

– Что бы это ни было, мы должны с чего-то начать, – говорит Мика, энергично кивая головой. – По одной зацепке за раз. Если вы хотите начать с мистера Мерфи, прекрасно. Давай начнем.

– Отлично. Теперь всё, что мне нужно сделать, это придумать правдоподобную причину навестить папу в учительской. Это будет весело. – Я закатываю глаза, но Спенсер широко улыбается и щёлкает пальцами, как будто он уже всё понял.

– Расскажи ему о нас, ну, ты знаешь, о том, что мы встречаемся и всё такое.

– Я вообще-то не соглашалась встречаться, – бормочу я, ярко вспыхивая. Но… почему бы и нет? Что меня останавливает? Я бросаю быстрый взгляд на близнецов и обнаруживаю, что они оба пристально смотрят на меня. Их слова звучат у меня в голове: мы делимся только друг с другом.

Да.

Для меня нет конца с обратным гаремом.

– Ну да ладно. – Я выдыхаю, и Спенсер широко улыбается.

– Да? – спрашивает он, и я пожимаю плечами «Почему бы и нет?» Он издаёт восторженный звук и потрясает кулаком, когда близнецы обмениваются взглядами. Когда он спрыгивает со скамейки и обнимает меня, я обнимаю его за шею, закрываю глаза и вспоминаю тот сладкий-пресладкий момент, когда я проснулась и обнаружила, что он забирается ко мне в постель.

До конца жизни я не забуду эту радость.

Итак… Спенсер Харгроув – мой новый парень.

И я просто должна сказать, что это огромное улучшение по сравнению с прошлым парнем.

Пошёл ты, Коди.

«Боже, это никогда не сработает», – думаю я, стоя у входа в учительскую. Дверь заперта, поэтому мне приходится ждать, пока кто-нибудь из персонала подойдёт и откроет её.

Так уж случилось, что это мистер Мерфи.

Здорово.

Он пристально смотрит на меня, и я смотрю в ответ.

– А мой папа, случайно, не там? – спрашиваю я, указывая на дверь. Мистер Мерфи бросает взгляд в ту сторону, а затем снова на меня.

– Давай выясним, – говорит он, доставая свои ключи.

Ключи, которые я пришла сюда украсть.

Он отпирает дверь, а затем открывает её, стоя сбоку, прислонившись к ней спиной, так что я могу заглянуть внутрь и увидеть отца, сидящего за столом с кучкой чопорных профессоров старой академии.

«Глубокий вдох, Шарлотта, постарайся быть хладнокровной».

Я не так хорошо с этим справляюсь.

Вместо того чтобы окликнуть отца, я вхожу в комнату и направляюсь прямо к нему. Мистер Мерфи издаёт тихий звук, но я игнорирую его, сфокусировав взгляд на отце.

«Ага, и как я, по-вашему, должна забрать у мистера Мерфи ключи, когда они у него в грёбаном кармане?»

– Шарлотта, – говорит папа, вставая со своего места. – Тебе не положено здесь находиться.

– Да, но… нам нужно поговорить, – отвечаю я, ненавидя каждую секунду этого. Я серьёзно собираюсь просто ляпнуть, что встречаюсь со Спенсером? Папа посмотрит на меня как на сумасшедшую. Ему будет интересно, почему я почувствовала необходимость прийти сюда и выпалить это.

Мой разум лихорадочно ищет другой план, но вместо этого папа кладёт тяжёлую руку мне на плечо и сжимает его, его лицо приобретает такое мрачное выражение, которое пугает меня до чёртиков.

– Пойдём со мной, – говорит он, ведя меня к двери и прямо мимо кофейного аппарата, где мистер Мерфи готовит себе чашечку. Здорово. Мы оказываемся в коридоре, и эта тяжёлая неловкость саваном повисает между нами. – Я согласен, что нам нужно поговорить. Поужинаешь со мной сегодня в семь?

– Я… ладно, – начинаю я, моргая, чтобы прояснить голову. – С мамой всё в порядке?

– С мамой всё хорошо, – отвечает он, глядя на меня со странной смесью грусти и нежности. Это странное выражение, которого я никогда раньше не видела. – Не опаздывай, ладно? – он гладит меня по голове – совершенно нехарактерный для него жест, кстати, – а затем поворачивается, понимая, что дверь учительской тем временем захлопнулась и заперлась сама.

Затем папа лезет в карман и достаёт огромный, громоздкий универсальный ключ.

Ох.

Ну, да.

Я почти закрываю лицо ладонью, но потом понимаю, что стою в коридоре, полном студентов, которые уже считают меня чудаком и безмерно недолюбливают.

Верно.

– Увидимся в семь, Чак, – говорит папа и затем исчезает в комнате.

Что ж.

Думаю, у меня есть альтернативный план, не так ли?

Глава 10

Вечером папа зовёт меня на ужин, и я обнаруживаю, что меня встречают с угощением, достойным Дня благодарения. Мы не едим так вкусно даже в мой день рождения. Мои брови подозрительно приподнимаются, но я сажусь за стол, гадая, каким будет объявление на этот раз.

В позапрошлый раз, когда папа удивил меня ужином из всех моих любимых блюд, он сказал мне, что они с мамой разводятся. В следующий раз это было для того, чтобы сообщить мне, что мама отправляется на реабилитацию.

В этот раз… Я даже представить себе не могу.

– Что происходит? – спрашиваю я, когда он садится, его лицо и манеры мрачны. Арчибальд Карсон расстилает у себя на коленях тканевую салфетку (кто, чёрт возьми, вообще пользуется тканевыми салфетками в собственном доме?), а затем поправляет очки на длинной, широкой переносице.

– В последнее время я много думал. – Он драматично вздыхает и поднимает свои голубые глаза от тарелки на моё лицо. – А именно, о том, что лучше для тебя, не обязательно лучше для меня.

– О… кей, – начинаю я, прищуриваясь и накладывая себе кусочек «три-тип». Серьёзно, мой любимый кусок мяса; по-видимому, раньше он назывался стейк Санта-Мария, поскольку был так популярен в центральной Калифорнии. Полагаю, я калифорнийская девушка до мозга костей, да? – Что, чёрт возьми, это значит?

– Я хочу, чтобы ты поняла, что во всём этом нет твоей вины, – продолжает папа, и я вздыхаю, откладывая вилку. Это почти слово в слово то, что он сказал мне в тот день, когда сообщил, что мама уезжает. – Но я не чувствую, что для тебя здесь безопасно.

– Почему? – сухо спрашиваю я, откидываясь на спинку стула. – Из-за «самоубийства»? – я вывожу пальцами маленькие кавычки, пока папа смотрит на меня, переходя из режима папы в режим директора, вот так просто.

– Помимо всего прочего. Я решил отправить тебя обратно в Калифорнию.

У меня отвисает челюсть, а сердце раскалывается пополам.

Ладно, может быть, я не так сильно привязана к штату, как думала.

– Нет! – слова вырываются из меня, когда я встаю, роняя вилку на пол, кусочки еды разлетаются повсюду. – Почему? Я уже говорила тебе, что не хочу туда возвращаться. Разве ты не слышал, что я сказал о Монике и Коди…

– Пожалуйста, Шарлотта, остановись на минутку и выслушай меня.

– Я не хочу слушать. Я сказала тебе, что хочу остаться здесь. Ты делаешь это нарочно, чтобы помучить меня? – мысль о возвращении в Калифорнию сейчас после того, как вернулся Спенсер. После… ну, вы знаете, со Спенсером. Это уже слишком. А ещё есть ключи, и фломастер мистера Мерфи, и Юджин, и таинственный Адам, присылающий мне записки…

– Я делаю это, потому что люблю тебя, – произносит папа, и мои щёки вспыхивают. Мы не очень откровенны друг с другом, редко обнимаемся или употребляем слово на букву «Л». Я думаю, у меня развиваются серьёзные проблемы с проявлением нежности. – Но, хочешь верь, хочешь нет, я также понимаю, каково это – быть подростком, и не хочу давить на тебя, чтобы ты оказалась в ситуации, когда будешь несчастна.

– Неважно, какие варианты ты мне предложишь, если это повлечёт за собой мой уход из Адамсона, я буду несчастна. – Мои руки сжимаются в кулаки на поверхности стола, когда я смотрю на папу сверху вниз.

«Теперь всё обрело смысл: почему, он был милым всю неделю. Ясно».

— Твоя мать вышла из реабилитационного центра, и у неё всё хорошо. Ей даже удалось устроиться на работу и снять квартиру.

– Она вышла, и даже мне не позвонила? – спрашиваю я, сильно хмурясь. Осколок льда пронзает моё сердце, но я отбрасываю это чувство в сторону. Почему я должна этому удивляться? Мы с мамой не были близки… ну, никогда.

– Она работала над тем, чтобы наладить свою жизнь, чтобы ей было о чём тебе рассказать, – продолжает папа, всегда принимая её сторону. Это очень расстраивает, но на данный момент я к этому привыкла. – Я уже поговорил с ней, и она хочет, чтобы ты переехала к ней. Ты можешь посетить несколько школ, которые мы выбрали, и выбрать ту, которая покажется тебе наиболее подходящей.

Мои губы сжаты так плотно, что это причиняет боль, и я дрожу.

– Или? – я спрашиваю, потому что вижу, что здесь мне дают «варианты».

– Ты можешь переехать к своей тёте Элизе и вернуться в среднюю школу Санта-Круз.

– Отлично. – Я откидываюсь на спинку стула, закрывая глаза от переполняющей меня ярости и разочарования. Насколько это иронично – получать то, о чём я всегда просила, но только тогда, когда я больше этого не хочу? Жизнь – сука. – Лос-Анджелес с мамой, которой настолько всё равно, что она не соизволила даже позвонить, или Санта-Круз с моим бывшим-изменником и лучшей подругой, которая спала с ним. Замечательные варианты.

– Шарлотта, сарказм не поможет в твоей ситуации. Я даю тебе ещё неделю, чтобы попрощаться и сделать свой выбор. Постарайся вести себя как взрослая и действительно подумай об этом.

– Мне не нужно время на раздумья; я остаюсь здесь.

– К сожалению, нет, ты не останешься. – Папа пристально смотрит на меня, губы сжаты в тонкую линию, в очках отражается мерцающее пламя канделябров. – А теперь, пожалуйста, садись и ешь то вкусное блюдо, которое я тебе приготовил.

– Извини, но мне нужно сделать взрослый выбор, – выплёвываю я, бросаясь к входной двери и хватая свою куртку. Папа следует за мной, но даже его команды вернуться не останавливают меня от того, чтобы отправиться по тропинке в одиночку.

К счастью, астрономический клуб случайно оказался снаружи, в поле, и они смотрели на звёзды. Если бы я закричала, они бы меня услышали. Так что, к счастью для меня, на этот раз я возвращаюсь в общежитие для парней живой – и за мной не гонится парень с ножом. Удача.

Я отправляю папе фотографию таблички с правилами общежития и надписью: «Жива, не беспокойся». А затем поднимаюсь по лестнице в комнату Спенсера, стучу кулаком по двери. Никто не отвечает, и я хмурюсь, направляясь в комнату близнецов.

Ничего.

– Их здесь нет, – говорит Черч, появляясь в дверях того, что должно быть комнатой Спенсера. Он улыбается мне, а затем возвращается внутрь, явно ожидая, что я последую за ним. Я делаю это и оказываюсь в комнате, очень похожей на другие, но с большим количеством домашних штрихов, чем я могла бы предположить. У него повсюду нелепые вывески, на которых помешаны домохозяйки и писатели, на которых написано всякое дерьмо, типа «Сейчас час кофе» и «Но сначала… Кофе». У чувака серьёзная проблема.

– Где они? – спрашиваю я, когда Черч указывает на дополнительную кровать, и я сажусь на неё. Здесь всё продумано до мелочей, свежо, чисто и хорошо организовано. Там целая полка с фантастическими романами и мангой, а целая стена увешана фотографиями далёких мест.

Черч садится на свою кровать и скрещивает длинные ноги. Легко понять, почему его лицо мелькает во всех рекламных брошюрах. На него действительно приятно смотреть, парень с такими блестящими медовыми волосами в сочетании с яркими янтарными глазами и улыбкой, которая становится серьёзной.

Сейчас он использует её на мне, и это работает. Мой рот дёргается.

– Ужинают. – Всего одно это слово, произнесённое со вспышкой самоуверенной ухмылки. Он ведёт себя как принц школы.

– И ты не захотел пойти с ними?

– Я подозревал, что ты можешь зайти, – отвечает он, внимательно изучая меня. – Твой отец подошёл ко мне сегодня, чтобы узнать, не заинтересуется ли Кулинарный клуб организацией твоей прощальной вечеринки.

Моё лицо бледнеет, и я со вздохом прислоняюсь спиной к стене.

– Ты ещё кому-нибудь рассказывал? – спрашиваю я, и Черч очень мягко качает головой «нет». – Почему нет?

– Разве не поэтому ты сразу пришла сюда? – спрашивает он меня, протягивая руку, чтобы взять с тумбочки кофейный напиток. Он потягивает его, пристально глядя на меня.

– Да, в значительной степени. – Мой голос звучит хрипло и низко. Это удручающе слышать. – Я не хочу возвращаться в Калифорнию.

– Ты хочешь остаться со Спенсером, – догадывается Черч, но в конце его предложения нет вопросительного знака. Он знает, что это так. – И близнецами, более чем вероятно. – На секунду я задумываюсь, не собирается ли он добавить что-нибудь ещё. Но нет. Это похоже на то, что он ищет информацию и в то же время что-то скрывает, я этого не понимаю.

– Ты когда-нибудь был влюблён более чем в одного человека одновременно? – спрашиваю я, и Черч просто улыбается мне.

– Нет.

Наступает долгая пауза, затем он встаёт и подходит к красному мини-холодильнику, который подключён к розетке в изножье кровати, где я сижу. У него приятная глянцевая отделка и винтажный стиль, который придаёт ему такой очаровательный вид. Черч открывает его и сгибает своё длинное тело пополам, чтобы заглянуть внутрь.

– Что бы ты хотела выпить? У меня есть кофе, кофе или ещё раз кофе. – Он поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, и сверкает огромной, ослепительной улыбкой. – Мокко? Ванильный латте? Карамельно-шоколадная штучка, от вида которой просто замирает сердце.

– Это больше, чем интерес, это зависимость, – говорю я ему, но потом тоже слегка улыбаюсь. Я никогда не забуду, как он выглядел в тот день в лесу, когда подумал, что потерял сначала одного друга, потом другого. В президенте Студенческого совета была глубина, которая меня удивила. Он испытывает эмоции на совершенно другом уровне. Честно говоря, это заставляет меня хотеть стать лучше. Если бы это было так, понимала бы я его лучше? – Но я возьму карамельно-шоколадную штуку.

– Это был бы и мой выбор, – молвит Черч, вставая и протягивая мне банку. Он кладёт её мне на ладонь, следя за тем, чтобы наши пальцы не соприкасались. Я принимаю это к сведению.

Он снова садится на свою кровать, а я открываю крышку напитка и делаю глоток.

– Чёрт возьми, заходит так мягко, – бормочу я, и Черч ухмыляется.

– Это то, что ты сказала Спенсеру? – спрашивает он, и я закатываю глаза.

– Я не отсасывала его член.

– Пока нет.

Я прищуриваюсь, глядя на Черча Монтегю, но он просто сидит там, весь такой непринуждённый и раскинувшийся, как будто он здесь хозяин. Чёрт, а может, так и есть? Я понятия не имею. Но я почти уверена, что Монтегю – самая богатая семья, из всех учеников в этой школе.

– Расскажи мне о своих родителях, – начинаю я, и он качает головой.

– Скажи мне, что ты собираешься сказать Спенсеру. Он не обрадуется этому.

– Он не будет рад? – спрашиваю я, наклоняясь вперёд. – Я не в восторге от этого. Ты пытался поспорить с Арчи? – я даже не уверена, почему спрашиваю об этом. Просто кажется, что Черч уже некоторое время спорит от моего имени с моим отцом. Может быть, это его конёк, именно то, что он делает как лидер этой маленькой команды?

– Я спросил директора, нельзя ли его переубедить. – Черч шумно отхлёбывает через соломинку, не сводя с меня глаз. Напряжённость его взгляда нервирует; это заставляет меня поёжиться. – Даже взятка не сработала. Он угрожал мне задержанием. Мне. Монтегю. Ты можешь в это поверить?

– О, какая дерзость, – говорю я, закатывая глаза. – Но ты реально пытался подкупить его?

– Работает с большинством людей, – отвечает Черч, а затем вздыхает. – Но теперь, я уверен, школьный совет выбрал твоего отца директором школы не просто так. Нелегко найти кого-то, кто может контролировать целую популяцию богатых, избалованных мудаков, не поддаваясь при этом небольшому подкупу.

– Значит, по крайней мере, ты признаёшь, что ты богатый, избалованный мудак?

– Я не имел в виду себя, – продолжает Черч, приподнимая медовую бровь и отставляя напиток в сторону. – Я имел в виду всех остальных. – Он снова улыбается, как будто действительно ожидает, что я сочту его шутку забавной. Я встаю и упираю руки в бока.

– Ты не считаешь себя избалованным мудаком? – спрашиваю я, потягивая кофе. Это действительно потрясающе вкусно. Я переворачиваю банку и изучаю этикетку, обнаруживая, что это продукт местного производства из двух соседних городов. Мило.

– А ты? – Черч возражает, и я делаю паузу.

В этом он прав.

– Если бы я была избалованным ребёнком, неужели ты думаешь, что я не смогла бы убедить своего отца не отправлять меня через всю страну? Он фактически обманул меня, чтобы заманить сюда, и теперь, когда я, наконец, хочу остаться, он снова заставляет меня уехать?

– Он заботится о тебе, – произносит Черч с лёгким намёком на понимание в голосе. Мои брови поднимаются, и я делаю шаг вперёд, чтобы поставить банку на прикроватную тумбочку, спотыкаясь о пару тапочек, которые наполовину засунуты под кровать. Я спотыкаюсь, но Черч протягивает руку и подхватывает банку с кофе одной рукой, умудряясь не расплескать её, когда я падаю на него.

В итоге мы оказываемся лицом к лицу на его кровати, банка отодвинута в сторону, наши губы опасно сближены. Не проходит и доли секунды, как дверь открывается, и появляется Спенсер с ключом в руке и широко-широко раскрытыми глазами.

– Что за вечно-ёбаная чертовщина?! – кричит он, врываясь в комнату и выхватывая банку кофе из протянутой руки Черча. Он откидывает её в сторону и бросает ключи на противоположную кровать. – Ладно, поднимайся, Монтегю. Я надеру тебе задницу.

– Спенсер, – стону я, поднимаясь на ноги и поворачиваясь к нему лицом. Внезапно он делает шаг вперёд и обхватывает моё лицо ладонями, наклоняясь и целуя меня так глубоко, что у меня поджимаются пальцы на ногах, а в голове становится совершенно пусто, кроме него. Где я нахожусь? Что я делаю? Единственное, что, кажется, имеет значение в этот момент – это то, что этот парень прикасается ко мне, целует меня, заставляя мечтать о вещах, которые я никогда не позволяла себе раньше.

Помните, как я сказала, что не верю в настоящую любовь? Я имею в виду, мы ещё не достигли этого, но я легко могу представить, как это могло бы произойти. Спенсер заставляет меня чувствовать себя… другой, как будто я сделана из мыльных пузырей, хрупкой, но свободной. Я могла бы плыть куда угодно.

Он отступает назад и выдыхает, одаривая Черча мрачным взглядом, который напоминает мне о том, как он смотрел на меня в ту первую ночь в лесу, когда прижал меня к дереву за шею. Рада, что теперь мы далеко ушли от этого.

– Чувак, что, чёрт возьми, с тобой не так?

Черч садится и берёт свой мокко-фраппе или что-то в этом роде, делая глоток, прежде чем потрудиться ответить.

– Почему бы тебе не спросить Шарлотту? Это она споткнулась и упала.

– Ага. – Спенсер закатывает глаза. – Она просто случайно споткнулась и упала на тебя сверху?

– Ты думаешь, мы стали бы заниматься чем-то ещё? – спрашиваю я, и это немного успокаивает его. Спенсер делает глоток моего кофе и вздыхает.

– Извини, прошла неделя. – Он изучает меня своими бирюзовыми глазами, и я краснею. Глядя на него вот так, всё, о чём я могу думать – это о том, как он двигался надо мной, внутри меня. Я прикусываю губу и отвожу взгляд.

Я буду скучать по нему.

Я уверена, что он уйдёт от меня.

– Что ты вообще здесь делаешь? – спрашивает Спенсер, засовывая одну руку в карман тёмно-синих слаксов. Он хорошо смотрится в форме Академии Адамсон для парней; они все так выглядят.

– Мой папа отправляет меня обратно в Калифорнию в конце недели, – шепчу я, и глаза Спенсера расширяются. – У меня есть время до пятницы, чтобы решить, куда я хочу поехать: в Лос-Анджелес к маме или в Санта-Круз к тёте.

– Нет. – Спенсер разворачивается на каблуках и стремительно уходит. Мы с Черчем обмениваемся быстрым взглядом, прежде чем я бросаюсь за ним.

– Куда, по-твоему, ты направляешься? – спрашиваю я, хватаясь за рукав его синего блейзера, синие и красные полосы на его руке обозначают его должность в Студенческом совете, а также его должность сержанта по вооружению. Какая ирония, не правда ли, что студент, который должен отвечать за охрану порядка в академии, на самом деле тот, кто продаёт травку в кампусе?

– Поговорить с директором, – отвечает он, но я продолжаю держать его за руку и не даю ему спуститься по лестнице. Близнецы и Рейнджер поднимаются и останавливаются рядом с нами, замечая сердитое выражение лица Спенсера.

– Что происходит? – спрашивает Рейнджер, изучая нас обоих своими сапфировыми глазами, такая же голубая прядь в его эбеновых волосах играет на свету.

– Чак возвращается в Калифорнию, – огрызается Спенсер, сильно хмурясь. Его дыхание прерывистое, сердитое. Он явно расстроен, и я тоже. Я не глупа; я знаю, как устроены отношения в старших классах. Если я уеду, Спенсер будет двигаться дальше. Я никогда не увижу, как далёко это зайдёт и к чему мы можем прийти.

Я только что потеряла девственность с этим парнем. Разве я не заслуживаю шанса разобраться во всём вместе с ним?

– Что? Почему? —в унисон спрашивают близнецы, обмениваясь взглядами, прежде чем снова повернуться ко мне. – Ты не можешь сейчас вернуться.

– Это то, что я сказала директору, – огрызаюсь я, потому что папа всегда был чуть больше учителем, чем отцом. – Но он, кажется, не склонен меня слушать.

– Может, это и к лучшему, – произносит Рейнджер, останавливаясь, положив правую руку на столбик перил. Он поднимает глаза и видит, что Спенсер смотрит на него, разинув рот. – Что? Не смотри на меня так. Я имею в виду, мы знали, что всё это опасно, когда всё это дерьмо случилось на вечеринке в честь Дня Святого Валентина, но серьёзно. Кто-то умер. Юджин мёртв. Кто бы это ни был, кто бы ни издевался над нами, он играет до конца, и Шарлотта явно является мишенью. Разве ты не хочешь, чтобы она была в безопасности?

– Ты хочешь, чтобы мой отец отослал меня прочь? – я задыхаюсь. Имею в виду, я знала, что мы с Рейнджером не были самыми близкими друзьями, но да ладно! Я думала, нас связало нечто большее.

– Если это значит, что ты не закончишь тем, что повиснешь на ветке дерева в лесу? Конечно. – Рейнджер делает последний шаг и останавливается рядом с нами на лестничной площадке. – Ты хочешь, чтобы Шарлотта пострадала, Спенс?

– Чак, – бормочу я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто из других студентов не собирается выходить из своих комнат.

– Прости. – Рейнджер морщится, глядя на меня со своим мрачным, пугающим выражением. Хотя трудно воспринимать его всерьёз после того, как я видела, как он голышом выпекает ерунду, одетый только в бабушкин фартук. – Чак.

– Или Чарли. Моего дедушку звали Чарли. – Я замолкаю и прикусываю нижнюю губу, оглядываюсь и вижу, что Мика и Тобиас пристально смотрят на меня. – Я не хочу возвращаться. Я не боюсь, кем бы ни были эти придурки.

– Нет, но, может быть, тебе следовало бы бояться? – предполагает Рейнджер, проходя мимо нас и направляясь в свою комнату с таким видом, будто он совсем взбесился. Черч смотрит ему вслед, прислонившись к дверному проёму своей комнаты.

– Ты хочешь, чтобы мы поговорили с директором? – спрашивают близнецы, когда я оглядываюсь на них. Тобиас явно расстроен; Мика выглядит смирившимся, но разъярённым. Несмотря на то, что я всё ещё расстроена всей этой ситуацией, приятно видеть, что им не всё равно. – Мы можем быть весьма убедительными, когда захотим. – Они оба разводят руки в стороны в хорошо скоординированном жесте.

– Как бы я ни ценила ваше предложение… – начинаю я, но Спенсер перебивает меня.

– Мы все вместе пойдём поговорим с ним, представим твоё дело, – объявляет он, расправляя блейзер и скидывая галстук с плеча, чтобы он висел ровно. Я заметила, что он часто вот так закидывает его назад, будто тот ему мешает. – Я имею в виду, полиция квалифицировала смерть Юджина как самоубийство, верно? Так почему же всё ещё отсылает тебя прочь?

– Если только директор знает что-то, чего не знаем мы, – предполагает Черч, по-прежнему слоняясь в дверях своей комнаты. Он приподнимает одно плечо в элегантном пожатии, а затем улыбается. Это загадочное выражение, и оно заставляет меня задуматься, не единственный ли мой папа, кто знает больше, чем показывает.

– Я написала письмо, в котором объясняю все причины, по которым мне не следует покидать Адамсон, – говорю я позже тем же вечером, протягивая тщательно написанную от руки записку отцу. К его чести, он действительно берёт её, достаёт очки из переднего кармана и начинает читать. Слава богу, чёрт возьми, что мне удалось убедить Студенческий совет – в частности, Спенсера – держаться от этого подальше. Если папа уже пригрозил Черчу задержанием за то, что он торговался от моего имени, то приведение сюда всей команды не принесёт мне никакой пользы.

Арчибальд Карсон – упрямый сукин сын.

Моё сердце воспаряет, когда он поднимает глаза и улыбается мне. Но потом я понимаю, что в этом выражении есть что-то покровительственное, и хмурюсь.

– Я действительно горжусь тобой, Шарлотта, – говорит он, и я приподнимаю бровь.

«Грядёт какое-то «но», я просто знаю это. С моим отцом всегда есть «но»».

Я облизываю губы и переминаюсь с ноги на ногу.

«Пожалуйста, не будь куском придурка», – умоляю я Вселенную, изобретая ещё одно новое оскорбление. Кусок придурка. Хех. Я должна шить футболки.

– В прошлом ты бы закатила истерику или оскорбила меня, чтобы добиться своего.

– Эм, спасибо? – спрашиваю я, думая, что на самом деле его комплимент – это одна из тех ситуаций, когда оскорбления выдаются за комплименты. – Итак, ты собираешься хотя бы подумать о том, чтобы позволить мне остаться?

Папа продолжает улыбаться, но выражение его лица напряжённое.

Чёрт.

– Как бы я ни ценил, что ты нашла время привести убедительные аргументы, боюсь, мой ответ всё тот же. Ты можешь вернуться в Санта-Круз и закончить год со своими старыми друзьями, а можешь начать всё сначала в Лос-Анджелесе со своей матерью.

– Я уже начала с чистого листа, – выдавливаю я из себя, пытаясь сохранить самообладание. Сохранять спокойствие и ровный киль никогда по-настоящему не было моей сильной стороной. Но я пытаюсь, я действительно пытаюсь. – Потому что ты получил работу мечты. Ты не дал мне права голоса в этом вопросе. На самом деле, ты солгал мне, чтобы затащить сюда. И теперь я здесь, и я хочу остаться, а ты упорно хочешь отослать меня прочь?

– Здесь небезопасно, Шарлотта, – наконец говорит папа, и я приподнимаю бровь.

– Я думала, что Юджин и Дженика покончили с собой, – возражаю я, скрещивая руки на груди. Папа игнорирует это замечание, снимает очки и кладёт их на стол.

– Дело не в этом, – молвит он со вздохом, но я не могу сказать, лжёт ли он мне снова или просто чертовски устал. Я полагаю, что если ученик совершает самоубийство на территории учебного заведения, то это случит плохой характеристикой директору, да? Мне почти жаль его.

– Тогда в чём же дело? – умоляю я, кладя ладони на стол и наклоняясь вниз. – Ты не хочешь, чтобы я была здесь? Это всё? – мой голос немного срывается, и я понимаю, что, хотя я и не признавалась в этом самой себе, я тоже расстроена из-за этой части уравнения. Мы с папой так долго были против всего мира, а теперь он просто покончил со мной? Меня просто отправят через всю страну, как ненужную посылку?

– Конечно, я хочу, чтобы ты была здесь, – говорит он, но уже встаёт и кладёт столовые приборы поверх своей тарелки. – Но обстоятельства изменились.

– Какие обстоятельства? – требую я, следуя за ним на кухню. Одно из окон открыто, впуская прохладный весенний ветерок. Он взъерошивает мои волосы, когда я встаю позади отца, ожидая, пока он сполоснёт тарелку и поставит её в посудомоечную машину, чтобы повернуться ко мне лицом.

– Ты с самого начала была права: тебе не следовало быть подопытным кроликом академии. Это нечестно по отношению к тебе, и это нечестно по отношению к другим студентам. Я получил множество жалоб на то, что ты выходишь из себя. – У меня отвисает челюсть. Почти уверена, что моя челюсть просто свободно свисает с нижней части лица. – Это, и многие студенты расценивают моё отношение к тебе как вопиющий фаворитизм.