Текст книги "Безжалостные парни (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Чак только что рассказал… Чёрт, прости, я не знал. Не знал. – Рейнджер убирает руки с плеч Спенсера, оставляя красные следы. А потом он обнимает его, одним из тех крепких, сжимающих объятий, которые мне так нравятся. Настоящее объятие. Никакая хрупкая мужская чушь не помешает Рейнджеру Вудраффу обнять лучшего друга. Моё сердце раздувается на три размера, как у Гринча или кого-то еще.

Затем Рейнджер поднимает взгляд и видит, что я сижу там в нижнем белье. Моём очень, очень мокром нижнее белье. Я неловко ерзаю, и его брови поднимаются вверх. Он выпрямляется и смотрит на Спенсера, потом на меня, потом снова на Спенсера.

– Вы, ребята… только что трахались?

– Твои снотворные таблетки делают тебя мёртвым для всего мира, чувак, – говорит Спенсер, безуспешно пытаясь рассмеяться. Он выглядит так, словно его вот-вот стошнит. Рейнджер снова пристально смотрит на меня и бросает на меня такой… Я не знаю, взгляд.

Чёрт.

Я бросаю на Рейнджера ответный взгляд, который говорит: «Пожалуйста, ничего не говори», – и он наклоняется, чтобы поднять с пола мои брюки и бросить их мне.

– Я схожу за Черчем и близнецами. Оставайтесь здесь. – Рейнджер открывает дверь и идёт по коридору, чтобы разбудить других парней. Мне не нравится, что он идёт туда один, но это всего в нескольких шагах отсюда, так что я решила, что мне лучше надеть чёртовы штаны.

– Это безумие, – шепчет Спенсер, поворачиваясь, чтобы снова посмотреть на меня. – Я всё ещё не могу поверить, что ты девушка. – Он прищуривает на мне глаза. – Ты знаешь, сколько гей-порно я посмотрел, готовясь к нашему первому разу? Я изучал, как правильно сосать член. – Я улыбаюсь, но на глаза снова наворачиваются слёзы. Я просто чертовски счастлива, что он всё ещё жив. – Никаких резких реплик или остроумных комментариев?

– Я… Я просто… – впервые в жизни я буквально теряю дар речи.

Спенсер делает паузу, а затем отводит глаза в сторону, как будто он действительно напряжённо думает о том, что он хочет сказать дальше. Когда он оглядывается на меня, я просто знаю, что это будет глубоко.

Потом, конечно, дверь распахивается, и вваливаются близнецы.

Они опрокидывают Спенсера на кровать Рейнджера, и я не могу сказать, смеются они или плачут.

– Ты кусок дерьма, – вопят они в унисон, потираясь своими щеками о его. Он смеётся и пытается оттолкнуть их, но безуспешно.

– Мы должны надрать тебе задницу за то, что ты заставил нас думать, что ты мёртв, – говорит Мика, и Тобиас хмурится.

– Мы должны выбить из тебя всё дерьмо.

– Оу, послушайте, вы, ребята, действительно любите меня, – произносит Спенсер, садясь и изо всех сил стараясь выпутаться из длинных конечностей близнецов МакКарти. Они набросились на него, как рыжеволосые коалы или подобное дерьмо. Я улыбаюсь, хотя снова плачу. Фу, это быстро надоест. Я должна вернуться к своей прежней стервозной девчонке из Долины, да?

Или… может быть, это хорошая перемена? Думаю, мне предстояли кое-какие перемены.

Пока близнецы трутся о друга, Черч медленно и бесшумно входит, всё ещё хмурясь, а затем останавливается в центре комнаты, а Рейнджер стоит прямо за ним. Его глаза на мгновение встречаются с моими, и в них я вижу это: он знает.

Они все узнают.

Я сижу в комнате общежития с кучей парней, и они все узнают, что я только что сдалась Спенсеру. Я была бы смущена, если бы меня не переполняло так много других чувств.

Все замолкают, когда замирает Черч, одетый в бледно-голубую с белым атласную пижаму, которая, кажется, соответствует его индивидуальности. Цвет симпатичный, но рубашка застёгнута на все пуговицы до самого верха – очень серьёзное заявление. Он пристально смотрит на друга своими поразительными янтарными глазами.

– Черч, – осторожно произносит Спенсер, садясь, когда близнецы отодвигаются, чтобы дать ему немного места. Тобиас встречается со мной взглядом и приподнимает брови. Вместо этого я смотрю на Черча, отказываясь замечать его вопросительный взгляд.

– Спенсер, – отвечает Черч, и затем его рот расплывается в одной из тех огромных, заоблачных улыбок. – Ты, хуесосущий кусок дерьма.

– Чувак, у меня не было… – начинает Спенсер, когда дверь распахивается во второй раз, проламывая гипсокартон. Росс стоит там в розовой пижаме, разрисованной маленькими овечками. Уголки его рта опущены почти комично, а из его обычно прищуренных и злых глаз просто текут слёзы. – Э-э, Росс, ты в порядке, чувак?

– Ты… ты придурок! – вопит Росс, врываясь в комнату и бросаясь на Спенсера. Он рыдает, и близнецам приходится буквально оттаскивать его, прежде чем он задушит Спенсера своими яростными объятиями. Однако, как только Росс немного отступает, он хлопает Спенсера в грудь тыльной стороной одной руки, а другую кладёт себе на бедро. – Ты что, дурак? Ты живёшь в пещере? Или, может быть, ты живёшь в девяностых, будто забыл, как отправлять текстовые сообщения или проверять социальные сети?

– Я… – начинает Спенсер, а затем замолкает, оглядывая комнату, как будто впервые осознавая, сколько людей по-настоящему заботятся о нём. Когда я начинаю успокаиваться, моё беспокойство и смущение начинают нарастать. Когда он смотрит на меня, всё, о чём я могу думать – это ощущение того, как его тело входит и выходит из меня, вознося меня к новым высотам наслаждения. Я даже не знала, что это может быть так приятно. Не то чтобы я никогда раньше не прикасалась к себе, но… прикосновение рук Спенсера к моему телу было благословением богов. – Мне жаль.

Его слова мягки, определённо искренние, и в этот момент какое-то странное напряжение покидает комнату, и я слышу, как несколько человек делают долгие, глубокие вдохи.

– Это не твоя вина, – говорит Черч, возвращаясь к своей осторожной нейтральности. – Но ты действительно устроил нам довольно отстойную неделю. Я говорю… две недели дежурства по уборке в Кулинарном клубе, по крайней мере.

– Я поддерживаю это ходатайство, – ворчит Рейнджер, пытаясь скрыть редкую улыбку.

– Поддерживаем, – бормочут близнецы в унисон, а затем поворачиваются и свирепо смотрят друг на друга.

– Ходатайство отклонено, – бормочет Спенсер, но Росс уже достаёт стилус из телефона и делает пометку.

– Протокол записан, ходатайство принято.

– Это полная хрень, – бормочет Спенсер, но всё равно слегка улыбается. – Хорошо, но я всё еще зол на вас, ребята. – Он откидывается на кровать, без рубашки, великолепный и, самое главное, с пульсом. – Вы же знаете, я ненавижу секреты, так почему я узнал об этом последним? Вы не можете мне доверять?

– Это была моя вина. Рейнджер просил меня сказать тебе раньше, – отвечаю я, вставая с кровати. Росс бросает взгляд на мои растрёпанные волосы и припухшие губы, как будто по одному этому простому взгляду он может понять, что здесь происходило. Или… или, может быть, тут пахнет сексом?!

Я слегка задыхаюсь, когда все поворачиваются, чтобы посмотреть на меня.

«Веди себя естественно, Шарлотта, веди себя естественно».

Честно говоря, близость со Спенсером казалась мне самой естественной вещью в мире, несмотря на то, что это был мой первый раз.

– Я получала записки от кого-то, кто знает, кто я такая. И старалась держать это в секрете как можно дольше, ото всех. Близнецы догадались, а Черч увидел меня голой. Рейнджер…

– Черч видел тебя голой? – спрашивает Спенсер с лёгким раздражением в голосе.

– Это долгая история, может быть, лучше оставить её на завтра, – говорит Черч, склонив голову набок и изучая друга с благоговением, которое я чувствую в своей груди, как сияющую звезду или… что-то в этом роде. Я не самый поэтичный человек в мире, но ощущение, что я вижу этого парня живым, я никогда не забуду.

«В любой момент папа мог сказать мне, что мёртвый мальчик в лесу был не Спенсер. Ему даже не нужно было называть мне имя студента, просто сказать, что мой друг всё ещё жив».

Я не по-детски зла из-за этого.

– Тебе следует отметиться у директора, – продолжает Черч, прислоняясь плечом к стене. Если бы я не думала, что этот парень был кем-то вроде зомби или чего-то подобного, я бы действительно подумала, что он устал. Эти мелочи, знаете ли, такие, как небольшая складка между его бровями или опущенные плечи. – Мы вернёмся все вместе. – Черч встаёт и снимает мою куртку с крючка возле двери, протягивая её мне.

Я встаю и немного спотыкаюсь, мои ноги всё ещё дрожат, и в конце концов падаю на него.

«Чёрт, как же хорошо от него пахнет».

От его фирменного запаха сирени и розмарина по моему телу пробегают мурашки, но я виню в этом тот факт, что у нас со Спенсером только что был секс.

У нас был секс.

Чёрт возьми, у нас был секс… Я оглядываюсь и вижу, что он наблюдает за мной, пока Черч помогает мне надеть куртку. Спенсер встаёт, и мы все поворачиваемся, чтобы посмотреть на него, как будто он призрак, вернувшийся к жизни, или что-то в этом роде.

– Может, вы все перестанете так на меня смотреть? – спрашивает он, слегка смеясь.

Рейнджер смотрит ему прямо в лицо.

– Нет. Мы все будем у тебя в заднице до конца года. Привыкай к этому.

Он поворачивается и выходит из комнаты, Черч и Росс следуют за ним. Близнецы идут последними, ожидая, пока Спенсер наденет свою толстовку.

– Давай сделаем это, – говорит он, резко выдыхая, по-прежнему пристально глядя мне в глаза. – Давай скажем директору, что этот мудак воскрес из мёртвых.

Глава 6

Папе ни к чему знать, что я тайком вернулась в общежитие, поэтому я переодеваюсь в чистую пижаму, прежде чем пойди будить его. Он приходит в себя с затуманенными глазами, но, как обычно, непоколебимо спокоен.

Спенсер прислонился к стене в коридоре, приподняв одну ногу. Он выпрямляется, когда папа выходит в халате и тапочках, прищуриваясь на него.

– Спенсер Харгроув, – говорит он, слегка кивая. – Твои друзья ужасно волновались за тебя. – Папа бросает на меня взгляд, одетую в мешковатую толстовку с капюшоном и спортивные штаны, мои волосы растрёпаны, очки съехали набок. По какой бы то ни было причине, я не хочу, чтобы он знал, что Спенсер знает, пока нет.

«Пожалуйста, не позволяй ему посмотреть на меня и понять, что я переспала со Спенсером», – думаю я, но, конечно, я веду себя как сумасшедшая. На моём лице нет татуировки с надписью «не девственница». Но потом я вспоминаю, насколько вопиюще очевидным было то, что Моника и Коди трахались за моей спиной. Это о чём-то да говорит, верно?

– Мне жаль, сэр, – произносит Спенсер, поднимая свои великолепные бирюзовые глаза на лицо моего отца. – Мои родители знали, где я, поэтому я не…

– У тебя нет проблем, – говорит мой папа, пренебрежительно махая рукой. Гнев во мне поднимается немного выше, когда я понимаю, что он совсем не беспокоился о Спенсере. Он знал, что он жив и с ним всё в порядке. Он знал это, но не сказал мне.

Черч тоже знает. Я могу сказать это по тому, как слегка прищуриваются его янтарные глаза, а уголки рта опускаются вниз.

– Вам всем следует вернуться в постель и хорошенько отдохнуть перед учебной неделей. Занятия начинаются в понедельник утром.

– Никаких дней траура по погибшему студенту, да? – спрашиваю я, зная, что здесь ко мне относятся с пренебрежением. Я в ярости. – Кого-то убили в кампусе, и так просто возвращаемся к нашему обычному расписанию, – ворчу я, подражая голосу отца.

– Чак, не сейчас. Сейчас четыре часа утра. Возвращайся в постель, и в следующий раз, пожалуйста, спроси меня, прежде чем впускать большую группу студентов в дом посреди ночи. – Папа поворачивается обратно к Студенческому совету, но по выражениям их лиц я вижу, что… они на моей стороне?

То, как они смотрят на него, с разной смесью гнева, разочарования и жалости, заставляет меня чувствовать себя хорошо внутри. Как будто теперь у меня есть своя команда, хулиганы превратились в лучших друзей или что-то в этом роде.

– Я позвоню Натану и попрошу его проводить вас, мальчики, обратно в общежитие.

– Сэр, если позволите, – начинает Черч, проводя ладонями по лацканам пиджака, – но в такие времена, как это, может потребоваться солидарность среди студентов, а также демонстрация силы со стороны администрации. Возможно, назначение Чака соседом Спенсера по комнате решило бы проблему их одиночества в общежитии, а также продемонстрировало бы доверие к этой академии?

– Ещё слишком рано для этого, – ворчит папа, прикладывая пальцы ко лбу. – Чак никуда сегодня не пойдёт. Мне очень жаль, парни. – Он проходит между ними, набирая номер Натана на телефоне, пока спускается по лестнице, более чем вероятно ожидая, что Студенческий совет последует за ним.

Они этого не делают.

Даже придурок Росс.

– Твой папа в некотором роде придурок, – говорит Спенсер, глядя на меня так, словно ищет на моём лице какой-то намёк на… что-то. Я всё ещё в шоке от того, что он жив, и думаю, что, возможно, я так до смешного сильно влюблена в этого парня, что невозможно заставить мой язвительный рот произносить слова. Слова даются с трудом.

– Он бывает таким, – выдыхаю я, когда Тобиас переводит зелёный взгляд с меня на Спенсера. – Но я прожила с ним всю жизнь и привыкла к этому.

– Верно.

Между нами возникает неловкая напряжённость, и Росс прочищает горло.

– Как бы всё это ни было увлекательно, мне нужно написать около ста человекам, обновить посты в социальных сетях и разгрести целую кучу дерьма, которое ты, – он тычет пальцем в грудь Спенсера, – только что испоганил в моём тщательно составленном расписании. Ты знаешь, сколько работы уходит на то, чтобы быть помощником в Студенческом совете?

– Примерно столько же, сколько требуется для того, чтобы на самом деле быть членом Студенческого совета, то есть не так уж много, – язвит Спенсер, и Росс снова тычет в него пальцем.

– Ты даже не представляешь, какую гору бумаг мне пришлось заполнить в связи с твоим исчезновением. У тебя большие неприятности, сэр. – Ах, я почти забыла, что Росс по уши влюблён в Спенсера. Переводя взгляд с одного на другого, я почти… ревную? Фу, отвратительно. Как будто меня волнует, что Спенсер делает или не делает с другими людьми.

Только ведь… Волнует.

Потому что он мне нравится. Сильно. И когда я подумала, что он мёртв, мне показалось, что кто-то отрезал кусочек моего сердца, и я буду вечно истекать кровью.

– Ты знал секрет Чака? – спрашивает Спенсер, глядя Россу прямо в лицо. Другой парень заикается и краснеет, а затем крепко сжимает губы. – Ага, именно так я и думал. Я всё ещё в шоке.

– Лучше покончить с этим побыстрее, – говорит Тобиас, бросая взгляд на друга. – Мы все были опустошены. Мика едва мог есть и спать, а Девственник Чак почти каждый день рыдал.

Мои щёки становятся свекольно-красными, а глаза расширяются так сильно, что я бы не удивилась, если бы они выпали прямо из глазниц и покатились вниз по лестнице.

«Боже, спасибо Тобиас, придурок ты этакий», – думаю я, когда Спенсер медленно поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и на его лице отражается тот же ужас, что и на моём.

Теперь он посвящён в две вещи, о которых я не хотела, чтобы он знал. Фантастика.

– Девственник Чак? – спрашивает Спенсер, но затем мы все слышим звук открывающейся входной двери и фирменную шаркающую походку Натана. – Откуда взялось это прозвище?

– Ладно, я устала. Как бы я ни была взволнована тем, что ты не находишься на глубине шести футов, я хочу, чтобы ты убрался из моего дома. – Я кладу обе руки на спину Спенсера, игнорируя покалывание в ладонях, а затем подталкиваю его к лестнице.

Парни спускаются группой, по-видимому, по моей команде, но, когда я поворачиваюсь, чтобы подняться обратно, Спенсер хватает меня за запястье и притягивает к себе.

– Твоё прозвище, – начинает он, но я не собираюсь вести этот разговор в двух шагах от спины моего отца.

– Купи новый телефон, а потом напиши мне, – ворчу я, вырывая свою руку из его хватки. Но на полпути останавливаюсь, чтобы оглянуться, и обнаруживаю, что он всё ещё смотрит на меня. Что-то внутри меня загорается от этого взгляда, но я отворачиваюсь, прежде чем глупая улыбка на моих губах всё испортит.

Спенсер Харгроув жив.

Это величайший день в моей жизни.

Но также мне нужно, чтобы он ничего этого не знал, иначе я умру от смущения.

Быть семнадцатилетней – отстой.

Сон приходит гораздо легче, чем я думала. Я предполагала, что буду ворочаться всю ночь, мечтая о Спенсере, но потом моё тело, должно быть, осознало, что находиться в постоянном состоянии тревоги семь дней подряд – это слишком, и я вырубилась.

Утром я нахожу папу в его кабинете, он приглушённо разговаривает по телефону. Он видит меня и отгоняет рукой, что меня вполне устраивает. Последнее, что мне сейчас хочется делать – это тусоваться с ним.

У меня не так много одежды, которая, по моему мнению, помогла бы мне замаскироваться, и мне неинтересно носить форму в выходной день, поэтому я открываю крышку ноутбука и отправляю Тобиасу сообщение.

Я имею в виду, я бы отправила его Спенсеру, но, очевидно, он не проверяет чёртовы сообщения.

«Я умираю здесь. Можем мы все вместе съездить в город?»

Несколько минут я просто смотрю на экран, постукивая пальцами по столу и ожидая. Но Тобиас быстро отвечает мне, и эти приятные маленькие точки появляются внизу экрана, показывая, что он печатает.

«Определённо. Встретимся у тебя дома через тридцать минут?»

Я нажимаю на эмодзи с поднятыми вверх большими пальцами, а затем вскакиваю, чтобы одеться. Если я собираюсь куда-нибудь пойти, то с таким же успехом могу быть абсолютно гламурной. Ну, настолько гламурной, насколько я смогу стать за полчаса.

Прежде чем приступить к косметическим процедурам, я снова заглядываю в кабинет отца.

– Я встречаюсь со Студенческим советом. Мы будем в Натмеге, возможно, в закусочной или ещё где-нибудь.

Папа встаёт со стула, когда я направляюсь к лестнице.

– Ты не подумала спросить, нормально ли это? Ты просто скажешь мне, что ты собираешься делать сейчас, и всё? – я останавливаюсь на полпути к лестнице, держась рукой за перила, и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

– Меньше чем через год мне исполнится восемнадцать. И да, я подозреваю, что именно этим я и буду заниматься. – Папа поджимает губы, и ноздри слегка раздуваются, но это всё, единственная искра гнева, которую я вижу в нём.

– Ну, я не против, если ты пойдёшь в город с друзьями, но я хочу, чтобы ты вернулась до наступления темноты. – Есть что-то слишком лёгкое в этом, в том, как он сдаётся.

Мне это не нравится.

Моя интуиция гудит от подозрений.

– Почему ты просто не сказал мне, что Спенсер жив? – спрашиваю я, по-настоящему любопытствуя. Я имею в виду, можно подумать, что, если бы отец мог облегчить страдания дочери, он сделал бы всё, что от него потребуется. Даже такой одержимый приверженец правил, как Арчибальд Карсон, должен был бы понять, что «Всё будет хорошо, Шарлотта, твой друг — не мёртвый мальчик», не нарушает никаких правил полиции.

– Это было не моё дело, Шарлотта. Я очень серьёзно отношусь к своей работе, ты это знаешь. И мне нужно было уважать пожелания следователей. – Он отворачивается, чтобы вернуться в кабинет, а затем останавливается. – Возьми с собой кредитную карту на случай непредвиденных обстоятельств и купи новый телефон; мне не нравится, когда я не могу с тобой связаться. – Он поправляет очки и смотрит на моё нахмуренное лицо так, словно может сказать, что я вижу насквозь его чушь. – Мне всё равно, Эппл это, или Самсонит, или что-то ещё, но это должно быть сравнимо с тем, который ты только что потеряла.

«Слишком поздно, папа, Студенческий совет уже купил мне его».

– Это не Самсонит, папа, это Самсунг.

Арчи игнорирует меня и исчезает в кабинете, оставляя меня с этим тёмным клубящимся чувством беспокойства внизу живота. Он явно зол на меня, но он такой… снисходительный.

Мне это ни капельки не нравится.

Такое ощущение, что в Адамсоне раскрывается ещё одна тайна, которая, знаете ли, немного отличается от убийства, но не менее тревожна.

Одному Богу известно, что планирует мой отец.

Глава 7

– Я ему не доверяю, – говорю я за клубничным пломбиром с настоящим клубничным сиропом. Судя по всему, его готовят прямо здесь, вручную, из органической клубники, выращенной за кафе и обработанной с любовью и заботой, а также с уймой надрывания жопы – извините за мой язык. Всё это прямо из уст лошади, а лошадью является Меринда Смит, владелица закусочной «Щелкунчик».

Ну, на самом деле этим заведением владеет семья Черча, но совершенно ясно, кто является сердцем и душой этого заведения.

– Твоему папе? – спрашивают близнецы в унисон, перед каждым из них стоит совершенно разный вид мороженого. Я заметила, что они оба начали заказывать одно и то же – горячую помадку, ванильное мороженое, посыпанное орехами, «стандартная классика», – но потом повернулись, посмотрели друг на друга и оба разошлись в совершенно произвольных направлениях. Мика выбрал шариковое черничное мороженое с ежевичным сиропом и засахарённой черникой сверху, а Тобиас – апельсиново-ванильное с мармеладом и засахарёнными грецкими орехами. – Почему?

– Он сказал мне купить новый телефон – я не потрудилась сказать ему, что вы, ребята, уже это сделали. – В качестве примера я прокручиваю в руках новый Айфон (он жизнерадостно-жёлтого цвета, который, определённо мне по душе). – И ему не понравилось, что я просто сказала ему, что ухожу вместо того, чтобы сформулировать это как вопрос, но он всё равно позволил мне уйти.

– Чёрт, засади его в тюрьму за жестокое обращение с детьми, – говорит Спенсер, и я подпрыгиваю. Однако он улыбается, сидя напротив меня в кабинке. Я думаю, он хотел сесть вместе, но Тобиас скользнул на сиденье, а потом Мика толкнул меня бедром рядом с ними. Так что теперь я – щит между близнецами, в то время как Спенсер сидит зажатый между Черчем и Рейнджером. У первого огромная миска кофейного мороженого с кружкой горячего чёрного кофе на гарнир, а второй трудится над куском пирога. – Но я понимаю это. Ты привыкла к тому, что он придурок, а он нет, так что…

Спенсер замолкает, его взгляд слегка опускается вниз, к моей груди. Я надела самое красивое голубое платье из своего гардероба, коротенькую весеннюю накидку из хлопка на танкетке и связку перламутровых браслетов, которые Моника подарила мне на день рождения в прошлом году.

Когда я открыла входную дверь сегодня утром, то подумала, что у нескольких парней может снести крышу. Или, может быть, просто наложат себе в штаны. Это было одновременно странно волнующе и немного пугающе.

– Ты выглядишь хорошенькой в качестве девушки, – вот что сказал мне Спенсер. Мило, я полагаю, учитывая, что он всё время твердил о том, какой уродливой он находит меня в качестве парня.

– Он что-то замышляет, – молвлю я, кладу ложку обратно в миску и разглаживаю руками юбку. Сегодня я надела контактные линзы, и мои волосы уложены так хорошо, насколько это возможно. У меня никогда раньше не было коротких волос, и я не уверена, как к этому отношусь.

Подсознательно я ловлю себя на том, что провожу по ним пальцами.

– Тебе идёт короткая стрижка, – говорит мне Рейнджер, и его ворчливый голос заставляет меня немного подпрыгнуть. Он смотрит на меня через стол, и я замечаю, как взгляд Спенсера перемещается на него. Он сильно хмурится, но я не могу сдержать улыбку. Коди и Моника без конца говорили о том, как паршиво я выгляжу с короткими волосами, и вот мой новый друг говорит мне, что я с ними хорошо выгляжу. Это чертовски убедительно.

– В любом случае, – продолжает Спенсер, прочищая горло. Близнецы набирают в рот мороженое так, словно собираются установить мировой рекорд, доедают одновременно и бросают ложки так, что они звякают. – Ты думаешь…

– Готово, – объявляют они в унисон, а затем снова смотрят друг на друга поверх моей головы. Я сажусь прямо, но это не совсем закрывает им обзор, поскольку они намного выше меня. – Я победил. – Они оба усмехаются. – Нет, я победил. – Раздаётся разочарованное рычание, и я вздыхаю.

– Ты думаешь, что? – спрашиваю я, стараясь не подавиться большим блестящим комком эмоций, застрявшим у меня в горле. Вчера я потеряла свою девственность, и всё, что я хотела сделать, это позвонить Монике и описать всё это в деталях. Даже если она действительно переспала с моим парнем, я скучаю по ней. Насколько это запутанно?

– Как ты думаешь, мы могли бы немного прогуляться и поговорить? – Спенсер замолкает, и его глаза слегка прищуриваются. – Одни.

– О чём, чёрт возьми, вам, ребята, нужно поговорить наедине? – спрашивает Мика, скрещивая руки за головой. Рейнджер поджимает губы, потому что прекрасно знает, что нам нужно обсудить. Однако, похоже, он повёл себя по-джентльменски, потому что больше никто ничего не сказал.

– Просто… ну, знаете, девчачьи штучки и всё такое. Вы ведь получили известие, верно? У нас с Чаком что-то есть, и это что-то совсем запутанное и странное теперь, когда я знаю, что он – это она. Нам нужно кое в чём разобраться.

– Не будь груб с Микой. У него был психический срыв, когда он подумал, что ты мёртв. – Черч потягивает кофе, приятный и спокойный, закрывая глаза, пока пьёт. Во время первого глотка за день он сильно вздрогнул, как будто испытывал оргазм или что-то в этом роде.

Кстати, об оргазмах…

– Разве ты не получил известие? Тобиас признался в любви к Шарлотте, когда мы думали, что ты мёртв. – Мика ухмыляется, и не нужно быть гением, чтобы понять, что он увиливает. Он не хочет, чтобы Спенсер знал, как сильно он его любит. Серьёзно, мужчины чертовски странные.

– Ты, блядь, серьёзно? Ты думал, что я мёртв, и подкатил к моему парню? – Спенсер замолкает. – Девушке, неважно.

– Всё было не так, – рычит Тобиас, мрачно глядя на брата. – Почему ты намеренно пытаешься разозлить его? Ты должен быть просто благодарен, что он не лежит холодным где-нибудь в морге.

– Я благодарен. Я просто хочу знать, почему ему нужно так много времени проводить наедине с Чаком. – Мика приподнимает одну рыжую бровь, а Спенсер хмурится, вопросительно глядя на меня. Почти уверена, что он спрашивает разрешения рассказать ребятам о том, что произошло между нами.

– Можем мы, пожалуйста, просто прогуляться? Мы ненадолго, всего лишь за квартал и обратно.

Мика бросает на меня мрачный взгляд, но всё равно выскакивает из кабинки. Рейнджер делает то же самое для Спенсера, и в итоге мы вместе оказываемся на улице под ярким весенним солнцем. Сегодня намного теплее, чем было раньше, и я ценю редкое ощущение солнечного света на своей коже.

– Думал, мы никогда от них не избавимся, – шутит Спенсер, но затем я прикусываю губу и отвожу взгляд, чувствуя, как жар приливает к щекам. Это так неловко, не правда ли? Прям невероятно неловко. – Ты хочешь им сказать? Ты хочешь, чтобы я им сказал?

– Мы вообще должны им говорить? – спрашиваю я, но потом съёживаюсь, потому что вспоминаю разглагольствования Спенсера о секретах. Это его лучшие друзья, почему бы ему им не рассказать? Вопрос, который я, вероятно, должна задать себе, заключается в том, почему я не хочу им рассказывать. Например, может быть, я влюблена в близнецов и не хочу, чтобы они знали?

Ох.

Жизнь тяжела.

– Мы должны сказать им, – говорит Спенсер, а затем просто продолжает идти, когда я останавливаюсь на углу. Он определённо пропустил тот день в детском саду, когда тебя учат смотреть в обе стороны, прежде чем переходить улицу. – Мы в Натмеге, штате Коннектикут, Чак, а не там, откуда ты родом, в Калифорнии. Пошли. – Он разворачивается и начинает идти задом наперёд через улицу, и я следую за ним. В чём-то он прав. – Но могу я, пожалуйста, спросить насчёт Девственника Чака? Что это значит?

– Спенсер, перестань, – задыхаюсь я, краснея, когда догоняю его, и мы проходим мимо магазина лоскутных одеял. Один из ценников в углу привлекает моё внимание. Две тысячи долларов за одеяло?! Женщина внутри машет нам, и мы машем в ответ. – Это просто глупое прозвище, которым они решили подразнить меня.

– Ну, так это правда? – спрашивает он неуверенным голосом.

Я бросаю на него такой дерзкий взгляд, который тысячу раз в прошлом видела, как Моника бросает на парней. Он говорит без слов, я умнее, круче и лучше тебя, так что не жди ответа. Хотя, могу сказать, на Спенсера он не действует.

– Очевидно, нет, ты же был там, – шучу я, снова проводя пальцами по своим коротким светлым волосам.

– Но перед этим, – продолжает Спенсер, и затем, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он прижимает меня к красивой лавандовой стене магазина свечей и мыла, сладкий запах лаванды и розы доносится до нас из двери. Его бирюзовые глаза останавливаются на моём лице, и я ёрзаю. Он определённо добился того, чего хотел, не так ли? – Ты потеряла девственность со мной?

– Какое это имеет значение? И вообще, почему парни так одержимы девственницами? Разве вам не хочется более опытного партнёра? Иисус. Это не товар, которым можно торговать и который можно выиграть как приз.

– Я спрашиваю не поэтому. Я не одержим девственницами, я одержим тобой. И я знаю, что первый раз может быть странным, неудобным или даже болезненным. Если бы ты сказала мне, я бы…

– Сделал бы что? – шепчу я, мой голос хриплый и низкий. Мне неловко, но в то же время я получаю от этого гораздо больше удовольствия, чем ожидала. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом со Спенсером, и меня захлёстывает волна счастья. Он жив. Я чувствую себя так, словно выиграла в лотерею или что-то в этом роде. Просто… не говорите ему этого.

– Я бы был помягче, – говорит он, слегка улыбаясь. – Или замедлился. То, что мы сделали, было чем-то вроде…

– По-звериному? – слово вырывается прежде, чем я успеваю его остановить, и у меня сжимается грудь. Обычно я не из тех, кто так легко смущается. Обычно я иду по саркастичному пути.

– Что-то вроде этого, – бормочет Спенсер, полуприкрыв глаза, когда он смотрит на меня с этим нежным собственничеством, в котором я внезапно нуждаюсь гораздо больше.

– Я так и знал! – раздаётся голос, и я подпрыгиваю. Спенсер просто слегка поворачивает голову в сторону и приподнимает одну тёмную бровь.

Тобиас выходит из-за угла с Микой рядом. И они оба выглядят разозлёнными.

– Вы двое трахались, да? – спрашивает Мика, выдавая странную полуулыбку. – Девственник Чак больше не такой уж девственник, да? Это было быстро.

– Заткнись, – огрызаюсь я, выскальзывая из-под руки Спенсера и пытаясь откинуть те немногие волосы, которые у меня остались. Дома, в Калифорнии, я могла бы спокойно перекинуть волосы, как будто это никого не касается. Перед отъездом я работала над тем, чтобы иметь возможность бить людей по лицу длинными светлыми локонами во время упомянутого перебрасывания. Моника – королева этого шоу, но я всё ещё тренируюсь. – У нас было кое-что, что я могу сказать? Это был подарок по случаю возвращения домой.