Текст книги "Безжалостные парни (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Сейчас уже не средневековье, мам. Ты не берёшь ничью фамилию. Ты просто сожительствуешь с тремя любовниками и разделяешь счета.

– Шарлотта, – упрекает она, бросив на меня взгляд. – Не будь такой. Я просто дразнила тебя.

– Чем вы занимаетесь по работе? – спрашивает Спенсер, прочищая горло и пытаясь принять участие в разговоре. Это чертовски неловко, но, по крайней мере, он хорошо выглядит в угольно-сером костюме и бирюзовом галстуке, который подходит к его глазам.

– Я горничная в крупном сетевом отеле, – отвечает мама, и близнецы обмениваются взглядами. Мои щёки краснеют, но я не смотрю на них. Может быть, они складывают два и два, как, например, когда я пыталась сама помыть посуду у них дома, или как я ненавижу оставлять поднос в кафетерии, чтобы кто-то другой убрал его…

Или блядь.

До сих пор мне это не приходило в голову, но… может быть, их интересует что-то другое во мне? Что, если они подумают, что я золотоискательница? Что, если они подумают, что я недостаточно хороша для них из-за моей мамы?

Внезапно становится трудно дышать, и я безмерно благодарна, когда мы добираемся до ресторана и у меня появляется свободная минутка, чтобы ускользнуть в уборную. В течение нескольких минут я просто прислоняюсь головой к стене и пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце.

Когда выхожу в холл, близнецы уже ждут меня.

Они поднимают руки по обе стороны двери, когда она захлопывается за мной.

– Что? – спрашиваю я, чувствуя, как горит моё лицо, когда они внимательно изучают меня. – Чего вы хотите? Могу я спокойно пописать?

– Ты убегаешь от нас, – говорит Тобиас, и я открываю рот, чтобы возразить. Мика прикладывает палец к моим губам, чтобы успокоить меня, и качает головой.

– Нет, ты убежала. Почему? – он смотрит мне прямо в лицо своими пронзительными зелёными глазами, но я не знаю, что сказать. Что я внезапно начинаю чувствовать себя неловко? Что я поняла, насколько нелепо для бедной девушки, у которой мама – горничная, а отец – директор, иметь не одного, не двух, а трёх богатых, сексуальных парней, интересующихся ею?

– Это не гарем наоборот, – выпаливаю я, и близнецы обмениваются взглядами.

– А? – спрашивают они, оглядываясь на меня.

– Я имею в виду… для меня во всем этом нет счастливого конца, да? – я не знаю, откуда всё это берётся, но внезапно чувствую себя подавленной. У меня, наверное, вот-вот начнутся месячные или просто гормональный сбой. Нет, нет, это чушь собачья, скидывать эмоции на цикл. Я просто отвлеклась на минутку. Думаю, у всех нас они иногда бывают, не так ли? Один из тех моментов, когда тебе просто плохо и грустно, и кажется, что весь мир против тебя.

– О чём ты говоришь? – спрашивает Тобиас, протягивая руку, чтобы убрать прядь волос с моего лица. – Это из-за мистера Дэйва и твоей мамы?

– Нет, это из-за… меня, и тебя, и тебя, – я смотрю на Мику, – и того факта, что моя мама горничная. Мой отец всего лишь директор вашей средней школы. Вы, ребята, все предназначены для больших и лучших дел, а я всего лишь студентка-троечница, которая ещё даже не подавала заявления ни в один колледж. Вы, наверное, думаете, что я какая-то золотоискательница.

– Я думаю, ты сама себе перечишь, Чак, – говорит Мика, изучая меня гораздо более серьёзным взглядом, чем я привыкла. – Какое отношение к тебе имеет работа твоих родителей? И поверь мне, если бы ты была охотницей за деньгами, ты бы сразу отнеслась к нам намного лучше. – Он улыбается, и в его улыбке есть та острота, которая есть всегда, но в выражении его лица есть что-то более глубокое и мягкое, что заставляет меня чувствовать себя слабой в коленях. – Нам не нужно встречаться с девушкой с деньгами; у нас их предостаточно. И ты больше, чем просто троечница. Ты человек с достаточно большими яйцами, – он делает паузу, мгновение обдумывает это, продолжает, – с достаточно большими яичниками, чтобы ввалиться в школу, полную придурков со старыми деньгами, и начать демонстрировать свою значимость. Ты крутая девчонка, Шарлотта Карсон.

– И, кроме того, мы с Микой просто доставляющие неприятности избалованные сопляки, которые слишком сильно тусовались, и их отправили в старую школу нашего отца, чтобы уберечь от неприятностей. У нас нет никаких особых интересов или навыков, как у Рейнджера с его выпечкой, и мы также не подавали заявления ни в один колледж.

– Вы, ребята, всё равно попадёте туда только из-за денег и прочего дерьма, верно? – спрашиваю я с лёгким смешком. В моих глазах стоят слёзы, но я не уверена почему. Близнецы пожимают плечами.

– Возможно. Но мы могли бы пригласить и тебя тоже? – они оба отталкиваются от дверного косяка и встают прямо. – Мы тут подумали… Университет Борнстед.

– Борнстед? – спрашиваю я, приподнимая бровь. – Как в Колорадо? Почему?

– Это хороший университет, и он ни здесь, ни там, – говорит Тобиас, неопределённо указывая в направлении уборной, как будто это каким-то образом может указывать на Коннектикут. – Я имею в виду, почему бы и нет? Там прекрасный кампус. Моя мама однажды проводила там семинар, мы тогда были у неё несколько дней и отлично провели время.

– Это при условии, что мы останемся друзьями даже в выпускном классе, учитывая отношения на расстоянии и всё такое… – я замолкаю, и близнецы обмениваются ещё одним взглядом, прежде чем снова повернуться ко мне.

– Имей немного веры, Чак, – говорит Тобиас, вымучивая из себя улыбку и убирая рыжие волосы со лба. Близнецы одеты в одинаковые тёмно-синие костюмы с красными галстуками. Они выглядят так, будто играют в косплей – наряжаются как персонажи из фильма, аниме, книги, видеоигры и т.д., – но мне это нравится. Я снова улавливаю серьёзные флюиды Гостевого Клуба Школы Орана. – Если Черч говорит, что у него есть идея, значит, она хорошая.

Я киваю, а затем делаю шаг вперёд, но близнецы берут меня за руки, в то время как Мика открывает дверь уборной. Затем они затаскивают меня обратно в неё, прежде чем закрыть её за нами и щёлкнуть замком.

– Что вы делаете? – шепчу я, когда они оба опускаются и кладут руки мне на бёдра, прижимая меня к стене. Каждый из них запускает руку мне под юбку и стаскивает трусики на пол. – Моя мама где-то там…

– И что? – спрашивают они, поощряя меня слегка раздвинуть ноги. А потом они по очереди наклоняются и используют свой язык в таких местах, где, уверяю вас, у меня никогда раньше не было языка. Это так приятно, что в конце концов я прикусываю свою руку, чтобы не шуметь.

Когда мы, наконец, выходим оттуда, остальная часть стола уже ждёт нас с напитками и закусками.

– Мы взяли на себя смелость сделать заказ за вас, поскольку вас ужасно задержали, – растягивает слова Черч, пренебрежительно махая рукой. – Поскольку я знаю, что Мика и Тобиас – большие поклонники эскарго, я позаботился о том, чтобы заказать каждому из них по тарелке на ужин.

– Ты кусок дерьма, – рычит Тобиас, садясь с правого бока, Мика рядом с ним. Следующим идёт Рейнджер, затем Спенсер, я, мама, и снова возвращаемся к Черчу. Просто одна большая, счастливая семья. – У нас аллергия на эскарго.

– Что такое эскарго? – весело спрашивает моя мама, и я слегка прижимаю ладонь к лицу.

– Улитки, – отвечает за меня Спенсер, прищуриваясь и глядя на меня и близнецов.

– У вас аллергия на улиток? – спрашиваю я, поднимая голову и бросая взгляд на близнецов. Они оба намазывают маслом ломтики хлеба в идеальном унисоне, что чертовски впечатляет.

– Именно, – говорят они, но почему-то я чувствую, что они врут.

– Ни у кого нет аллергии на улиток, – возражаю я, и они оба пожимают плечами, ухмыляясь, но не глядя на меня. Это к лучшему, потому что я только что испытала двойной близнецовый оргазм в туалете. Надеюсь, никто этого не заметит. Почти уверена, что все, кроме мамы, замечают, что, по крайней мере, само по себе является небольшим благословением.

– У нас также аллергия на кальмаров, – говорят они. – И осьминогов.

– У них просто забиты вкусовые рецепторы, и они предпочитают гамбургеры и картошку фри, – произносит Черч, когда Рейнджер бросает на меня сочувственный взгляд.

– Просто не обращай на них внимания, – говорит он, а затем переадресовывает разговор своим мрачным голосом. – Итак, Элоиза, расскажите нам побольше о своём новом парне. – Сапфировые глаза Рейнджера скользят по моим. – Мы как раз обсуждали их второе свидание – на стрельбище. Очевидно, Йен чертовски меткий стрелок. – Мои глаза расширяются, и я оглядываюсь на маму, когда она начинает поэтично описывать засранца-библиотекаря нашей школы. В то же время я кладу свою сумочку на стол, намереваясь порыться в ней в поисках бальзама для губ. Вместо этого я случайно опрокидываю её в хлебницу.

Искусственный пенис вываливается прямо на белоснежный фарфор в тот самый момент, когда к нам подходит официант, чтобы принять заказ, и мимо проходит разносчик с ещё одним кувшином воды для столика.

Мои глаза расширяются, и мама вскрикивает, обрывая фразу на полуслове, чтобы посмотреть на меня.

Я совершенно определённо оставила этот пенис там, в Коннектикуте. Перевожу взгляд на близнецов, которые, так уж случилось, строят одинаковые гримасы.

– Шарлотта Карсон, мастурбация – это здорово и нормально, но ты не должна приносить такие вещи на званный ужин, – шепчет мама, и всё моё тело становится пунцовым. Спенсер изо всех сил старается не рассмеяться, в то время как Рейнджер таращится на оскорбителя во всей его гибкой красе. Он реально выглядит как настоящий, так ведь?

– Мам, это вялый член, я не смогла бы… знаешь, с этим, даже если бы захотела, – я давлюсь, когда Рейнджер хватает член и засовывает его под свой чёрный пиджак.

– Ага, вот где я его оставил, – рычит он, бросая взгляды тёмных глаз на официанта и его помощника, словно бросая вызов. – Это мой протез, и я случайно положил его не туда.

– Конечно, сэр, – кашляет официант, складывая руки за спиной. Его помощник уходит, а моя мама просто сидит с растерянным видом.

– Будем заказывать? – спрашивает Рейнджер, и, хотя вы могли бы подумать, что в такой ситуации он покраснел бы, этого не происходит. Будет ли он краснеть из-за пары носков с единорогом? Конечно. Но не из-за вялого члена в хлебнице. Нет, только не из-за этого.

Остаток ужина проходит гладко, хотя парни продолжают шутить по поводу протеза Рейнджера, а мама, благослови её господь, искренне интересуется историей его возникновения.

После того, как мы закончили, возвращаемся в квартиру, и Элоиза заходит, чтобы дать мне минутку поговорить с ребятами.

– Вы засранцы, – рычу я, ударяя близнецов по плечам. – Вы засунули его в мою сумочку, пока мы… – я делаю паузу и смотрю на Спенсера. Он засовывает руки в карманы брюк и приподнимает бровь. – Мы пошли в уборную, чтобы, эм, потусоваться.

– Господи Иисусе, – стонет Рейнджер, пока Черч потягивает кофе на вынос и наблюдает за развитием всей сцены.

– Вы двое – неподражаемы, – говорит Спенсер, закатывая глаза, и близнецы пожимают плечами.

– Ты виновата в том, что кинула член в хлеб. Мы просто подумали, что ты могла скучать по нему, вот и всё. Или, может, Спенсер скучал.

– Чувак, я так возбудился после того, как сжал эту штуку, ты даже не представляешь, – парирует он, вызывающе задирая подбородок и ухмыляясь. – Было настолько плохо, что когда я пошёл в ванную после…

– Хватит об этом, – огрызается Рейнджер, поднимая руки и выдыхая. – Послушайте, нам нужно добиться прогресса в деле с мистером Дэйвом. Ты сказала, твоя мама работает в понедельник? – он бросает на меня взгляд, и я киваю, гадая, где именно он спрятал фиктивный пенис. Я опускаю глаза, и Рейнджер прищуривается, делая шаг вперёд, чтобы перенаправить моё внимание. – Мы заедем за тобой и вернёмся ко мне домой, посмотрим, сможем ли получить ещё какую-нибудь информацию об этом мужчине. А потом мы что-нибудь испечём. Просто потому, что сейчас лето, это не значит, что мы не должны устраивать собрание Кулинарного клуба.

– Ты собираешься показать ей свою комнату? – поддразнивает Спенсер, и Рейнджер бросает мрачный взгляд через плечо. Спенсер поднимает руки в знак капитуляции, но теперь я умираю от любопытства узнать, в чём дело.

– Черч, когда там вечеринка у твоих родителей? – Рейнджер продолжает, игнорируя близнецов, которые ввязываются в какую-то братскую потасовку.

– В конце июля, – отвечает он, склонив голову набок, и янтарные волосы падают ему на лоб. – Тебе понадобится новое платье.

– Разве вы, ребята, уже не купили мне дюжину новых платьев? – спрашиваю я, пытаясь засунуть руки в карманы блейзера, прежде чем понимаю, что на мне его нет. Боже, я скучаю по Академии.

– Не такое платье, как это, для вечеринки такого масштаба. – Он улыбается мне, и, клянусь, я не могу решить, является ли эта яркая жизнерадостность более или менее пугающей, чем тот взгляд холодного ада, которым он одаривает своих врагов. – Но не волнуйся, мы разберёмся с этим, у нас есть время.

– После того, как мы здесь закончим, приедет мой папа, – говорю я, чувствуя, как в животе скапливается холодный ужас. – Мы пробудем в Санта-Крузе некоторое время, а потом я не знаю, какие у него планы.

– В августе у меня дурацкая семейная поездка с Джеком и родителями, – говорит Спенсер, проводя пальцами по волосам. – Но в остальном, куда бы ты ни поехала, я еду туда.

– Мы все поедем, – говорит Рейнджер, делая паузу и оглядываясь на парней из службы безопасности. – И мы выясним, кто тебя преследует, я обещаю. – Он кладёт руку мне на плечо, прежде чем наклониться и коротко поцеловать меня в щеку. Я так ошеломлена этим поступком, что забываю ответить, когда он желает мне спокойной ночи, неторопливо удаляясь в направлении машины.

– Что всё это было? – шепчу я, но Черч только пожимает плечами и качает головой.

– Понятия не имею, – говорит он, но потом я вспоминаю, что он лжёт так же легко, как дышит.

Так что же, чёрт возьми, скрывает Черч Монтегю?

Глава 20

Ребята присылают за мной машину, и в итоге я еду на заднем сиденье какого-то роскошного изящного серебристого седана в сказочное поместье на Голливудских холмах. Мои глаза расширяются, когда мы сворачиваем на длинную подъездную аллею и въезжаем в частные ворота.

– Это чей-то дом? – шепчу я, прикладывая пальцы к стеклу, когда мы приближаемся к тому, что – буду честна – выглядит как промышленный кошмар. Я имею в виду, это большой, дорогой на вид дом, но он сделан из стали и стекла, и все лужайки причудливо идеальны и неестественно зелёные. Это очень, гм, высококлассно, но в то же время довольно глупо. – Боже, я ненавижу богатых людей, – бормочу я, когда водитель паркуется и открывает мою дверь.

По какой-то причине пробок сегодня практически не было (я имею в виду Лос-Анджелесские пробки, то есть, конечно, ужасающие, но не такие ужасающие, как обычно), так что мы добрались в рекордно короткие сроки. Почти уверена, что Рейнджер не знает, что я зашла в стеклянный дворец его матери на берегу моря, пока я не захожу на кухню и не фыркаю.

Там, на всеобщее обозрение, выставлены те сочные ягодицы, которые я уже знаю и люблю.

– Опять печём в бабушкином фартуке, да? – спрашиваю я, и он замирает совершенно неподвижно. Его реакция на то, что я застала его голым в клетчатом фартуке, сейчас немного отличается от той, что была в прошлый раз. Он отворачивается, вероятно, чтобы спрятать свои яйца от посторонних глаз, и смотрит на меня с почти извиняющимся выражением лица. – Что? Теперь, когда ты знаешь, что я девушка, это как-то меняет правила игры?

– Как, чёрт возьми, ты так быстро сюда добралась? – бормочет он; насыщенный аромат какао смешивается с тёплым ветром, дующим снаружи. Я даже не совсем уверена, где заканчивается дом и начинается улица. Вся эта штука сделана из стекла. Я могу видеть всё от одной стороны до другой, за исключением небольшого помещения, которое, как я полагаю, должно быть ванной на первом этаже.

– Пробок практически нет, – отвечаю я, запрыгивая на столешницу и указывая подбородком в его сторону. – Ну же, продолжай в том же духе. Я не хочу во второй раз испортить твой немецкий шоколадный торт. – Рейнджер мгновение колеблется, а затем кивает, возвращаясь к своей страсти, в то время как я сижу и постукиваю каблуками по стенке безумно дорогого шкафа. – Насколько сильно это место разорило твою маму?

– Ты всегда задаёшь вопросы, которые некоторым людям могут показаться очень грубыми и назойливыми? – спрашивает он в ответ, покрывая розовой глазурью маленький белый торт. – И всё же, около двадцати восьми миллионов. А что?

– Дженика когда-нибудь жила здесь?

Я не хотела задавать этот конкретный вопрос; он просто вырывается сам собой. Это будто… после всего, через что мы прошли вместе, такое чувство, что я знаю эту девушку лично. Рейнджер поднимает на меня горящие сапфировые глаза, а затем кивает один раз, коротко и по-деловому.

– Ты можешь остановиться в её комнате, – говорит он, и я приподнимаю бровь. Я не знала, что меня пригласили на вечеринку с ночёвкой, поэтому не взяла ничего, кроме сумочки. – Я оставил твой искусственный член на кровати на случай, если он тебе понадобится.

– М-да уж, спасибо, – отвечаю я, оглядывая до смешного крутой бассейн и джакузи, которые расположены на краю участка. Вода практически вытекает с бортов; я даже не могу понять, как вообще она удерживается. Похоже, будто она парит. – Кроме того, я забыла купальник…

Рот Рейнджера дёргается.

– Я пошлю консультанта по покупкам матери за новым. У неё уже есть твои размеры. – Он заканчивает намазывать глазурь, а затем переходит к помадным цветкам, посыпав их кристаллизованным сахаром. – Кстати, любезно предоставлены Черчем.

– Кстати, а где все остальные? – спрашиваю я, понимая, что немного странно сидеть здесь с голым чуваком, с которым я не встречаюсь, просто прохлаждаться, пока его яйца обдувает тёплый ветерок, а он с глупой деловитостью покрывает торт, превращая розовый круг в сад блёсток.

– У них у всех было какое-то дерьмо, с которым нужно разобраться; они скоро будут здесь. – Рейнджер встаёт и раскручивает торт на подставке, украшая его зелёными виноградными лозами и листьями с мастерством и детализацией настоящего художника. Во мне есть сильное желание сорвать с себя одежду, надеть фартук и приняться за работу. Мои щёки горят, и я постукиваю пальцами по каменной столешнице. Это может быть мрамор, кварц или что-то похожее. – Кстати, я поручил частному детективу заняться Йэном Дэйвом. Всё кажется вполне законным. У него нет приводов в полицию, все его рекомендации проверены, и я попросил парня последить за ним в течение нескольких дней. Честно говоря, он чертовски скучен.

– Да, брось. Библиотекарь нашей школы встречается с моей матерью? Моей мамой? Выздоравливающей наркоманкой, которая живёт в Лос-Анджелесе? Ни за что. Ни за что, извините, но я знаю, что мистер Дэйв каким-то образом замешан в этом.

– Конечно, но он чертовски хорош в том, чтобы не оставлять следов. – Рейнджер отодвигает пирог в сторону, достаёт ещё один из духовки рукавицей, похожей на кошачью лапку, а затем принимается за работу над морем сахарного печенья. Он превращает их в солнца, луны и планеты без особых усилий. Его работа безупречна.

– Я ответила тому парню, который прислал мне ежегодник Дженики, но реально не думаю, что он что-то знает, – добавляю я, когда Рейнджер кладёт на тарелку красивое печенье «Полная луна» и подносит его мне. В тёмных кратерах и тенях угадывается едва различимое лицо, и я не могу удержаться, чтобы не уставиться на него, прежде чем откусить кусочек. Чувак даже приносит мне стакан молока в придачу.

– Я и его тоже проверил. Вообще-то, я проверил всех в твоём списке. – Рейнджер хватает свой блокнот с единорогом и бросает его на стойку рядом со мной. Он убрал некоторые имена и добавил новую информацию о других.

Список подозреваемых

Мистер Мерфи (автор записок? защищает нас от чего-то?)

Мистер Дэйв (встречается с мамой Шарлотты, пропавший ежегодник, грубый как чёрт)

Эдди-уборщик (вырос в Натмеге, посещал государственную школу, приводов нет)

Натан, ночной сторож (понятия не имею, вообще никакой информации информации, кроме того факта, что он раньше преподавал каратэ)

Марк Грэндэм (он чертовски виновен, мне всё равно как, я просто знаю)

Дерьмовые друзья Марка по футболу (в основном все они куски дерьма, трудно сказать)

Рик, бывший Дженики (как бы мне ни хотелось, чтобы он умер, но не подозреваемый)

Джефф Работ (ненавижу этого мудака, почти уверен, что он что-то замышляет, ненавидит Монтегю)

Мистер Йохансен (астма, артрит, был древними уже когда Дженика посещала Адамсона)

Мистер Крачек (он едва может двигаться, так что, вероятно, нет, но неважно)

Мистер Триббл, он же тот учитель физкультуры, который толкнул Шарлотту в раздевалку и заставил ее увидеть все те члены (начал работать в Адамсон только в этом году, имеет множество постов в социальных сетях во время нападений)

Йель Хартлетт, он же парень, который прислал нам фотографии из ежегодника (сейчас живёт во Франции с партнёром)

Джек Харгроув (надеюсь, он невиновен, ради Спенса)

Кеша (не беспокойся о ней, она мне всё равно не понравилась)

Селена (кто, чёрт возьми, знает? вероятно? почему бы и нет? её сестра издевалась над моей в Эверли)

Астер (я понятия не имею, кто это, извини, Шарлотта)

Росс (определённо виновен, давайте повесим этого ублюдка)

Улыбка появляется на моих губах, когда я читаю список, останавливаясь кончиком пальца над именем Кеши. Я не говорю, что была очарована тем, как он составил свой список, вот только… Я однозначно совершенно очарована.

– Что именно произошло между тобой и Кешей? – спрашиваю я, и Рейнджер замолкает, поднимая голову от кекса, чтобы посмотреть на меня.

– Мы трахнулись на вечеринке в Эверли в прошлом году. Секс был… а, похер. Мне не хотелось ещё одного раунда. – Он возвращается к кексу, превращая его в лепесток лилии с помадной лягушкой.

– Она была твоей первой? – я спрашиваю, потому что, очевидно, мне трудно контролировать себя рядом с Рейнджером Вудраффом. На этот раз он не поднимает глаз, просто продолжает заниматься делом, на заднем плане тихо играет металл. Звук приглушён настолько, что я только сейчас заметила музыку, но довольно забавно видеть этого парня с волосами и синими прядями в армейских ботинках, слушающего металл, одетого в клетчатый фартук, голышом пекущего кексы с лягушками. Я даже не знаю, что сказать.

– Нет, второй. – Он переключается на новый кекс. – На втором курсе у меня была другая девушка, с которой я время от времени встречался.

– Ты встречался? – спрашиваю я, откусывая кусочек печенья и стараясь не застонать от удовольствия.

– Я не встречаюсь, – повторяет Рейнджер, и я издаю раздражённый звук, спрыгивая со стойки.

– Почему нет? – я подхожу, чтобы встать рядом с ним, и замечаю, как напрягаются твёрдые мышцы на его руках и плечах. – Из-за Дженики?

– В основном. Я потерял девушку, которую любил больше всего на свете. Конечно, я был ребёнком, но не собираюсь снова проходить через это дерьмо. – Я стою там, вдыхая запах сахара и масла, смешанный с лёгкой присыпкой из муки, которая щекочет мне ноздри. То, что он говорит, имеет смысл, но в то же время немного грустно. – Она тоже любила печь, так же сильно, как наши бабушка с дедушкой. Дженика была единственным человеком, который уделял питанию столько же внимания, сколько и они. Я должен продолжать традицию.

Я киваю, а затем слегка шмыгаю носом, прикусывая нижнюю губу.

Рейнджер останавливается и смотрит на меня тёмными сапфировыми глазами.

– Что?

– Как ты думаешь… – я начинаю, а потом выдыхаю. – Может быть, я тоже могла бы печь голышом?

Он просто свирепо смотрит на меня.

– Ты, блядь, серьёзно? Нет. Тебе даже не следует здесь находиться, иди поплавай в бассейне или займись ещё чем-нибудь. Ты можешь одолжить мои плавки и футболку.

– Почему нет? Что плохого в том, что мы будем печь голышом вместе?

– Потому что ты девушка моих друзей, вот что, – рычит он на меня, проходя мимо, чтобы взять ещё один пирог из второй духовки. Эта кухня промышленного класса. Каким бы уродливым я ни находила этот стерильный дом, Рейнджер превратил эту комнату в нечто волшебное.

– И что? – повторяю я, останавливаясь между островком и стойкой, наклоняясь, чтобы снять рубашку. Я бросаю её на пол и вызывающе смотрю на него, на мне нет ничего, кроме розового лифчика с оборками. – Принеси мне фартук, или ты увидишь гораздо больше Чака Карсона, чем рассчитывал.

– Господи Иисусе, – рычит Рейнджер, хватая белый фартук с розовыми сердечками и швыряя его в меня. – Ты такая чертовски упрямая, что это сводит меня с ума. Неудивительно, что мы все возненавидели тебя с первого дня.

– А ты так часто произносишь слово Иисус, что тебе, должно быть, нравится молиться, да? Я уже начала думать, что он персонаж твоего романа. – Я показываю язык, и Рейнджер закатывает глаза. Он отворачивается, когда я сбрасываю одежду и натягиваю фартук, сердце бешено колотится. – Это так антисанитарно, – бормочу я, пытаясь завязать пояс на спине. Не получается. В конце концов мои пальцы соскальзывают, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, когда слышу позади себя хриплый вздох.

– Ты совершенно беспомощна. – Рейнджер рывком притягивает меня к себе, я прижимаюсь спиной к нему спереди, и начинает завязывать пояс и горловину моего нового наряда. От меня не ускользает, что он буквально в нескольких дюймах от моей голой задницы. – Ты ведь помнишь, как приготовить глазурь из сливочного крема?

– Да. – Это единственное слово вылетает из меня едва слышно.

– Хорошо. Держи. – Рейнджер с грохотом ставит миску на столешницу, когда я поворачиваюсь, а затем уносится выполнять одно из миллиона других дел, оставшихся на кухне. Какое-то время мы просто готовим вместе в тишине, ветер треплет наши волосы, гитарные риффы служат фоном для стука деревянных ложек о керамические миски.

Однако в воздухе витает напряжение, которое, кажется, всё нарастает и нарастает. Мне становится почти физически плохо, но я не могу понять, в чём дело, пока не отступаю назад и случайно не натыкаюсь на Рейнджера. Он роняет поднос с печеньем, когда мои голые ягодицы приятно прижимаются к его обнаженному боку.

– Мне жаль… – начинаю я, но не успеваю продвинуться дальше, как он разворачивает меня, положив руки мне на плечи, и прижимает спиной к стойке. Он подходит ближе, на самом деле слишком близко, его руки по обе стороны от меня, пальцы сжимают край столешницы. Его глаза закрыты, и он выглядит так, словно ему трудно физически контролировать себя.

– Тебя, блядь, слишком много, – рычит он, и этот звук, кажется, задевает какую-то первобытную часть меня внизу живота. Моё сердце бешено колотится, и мне трудно отдышаться. Рейнджер поднимает голову, его голубые глаза сверкают, и он наклоняется ко мне. – Я бы трахнул тебя прямо сейчас на этой стойке, если бы ты не была с ними, клянусь, блять, богом.

– Я бы позволила тебе, – шепчу я в ответ, дрожа так сильно, что у меня стучат зубы. Но мне не холодно. О, мне определённо не холодно. Вместо этого я чувствую, что сгораю изнутри, оборки моего бело-розового фартука в виде сердечка едва касаются его бело-голубой ткани. – Пожалуйста, отойди от меня, пока я не сделала чего-нибудь, о чём пожалею.

Рейнджер пристально смотрит на меня, его руки прижимают меня к себе, его тело так близко… И мы одеты только фартуки, так что это не займёт много времени.

Но я не изменница.

И он тоже.

Злобно рыча, он отрывается от меня и несётся к странной парящей лестнице в углу. У неё металлические ступеньки, перил нет, и она как бы свисает с потолка на металлических шнурах.

– Я знал, что это была плохая идея, – рычит он, и я бросаюсь за ним.

В этом нелепом стеклянном доме нетрудно увидеть, куда он направляется: идёт по коридору и исчезает в одной из непрозрачных чёрных коробок, которые, должно быть, являются спальнями. Я не думаю, что он ожидает, что я последую за ним, потому что, когда открываю дверь, вижу, что он снял фартук, и что вся длина его затвердевшего члена направлена прямо на меня.

Наши глаза встречаются.

А потом… мой взгляд блуждает по остальной части комнаты.

«Что это за новый ад?»

Я удивляюсь, когда замечаю море… как бы милых вещей. Здесь есть фигурки единорогов, плюшевые мишки и столько розового, что им можно задушить лошадь. Мои глаза расширяются, когда я смотрю на гигантскую кровать с белым покрывалом в оборках и балдахином.

– Убирайся на хрен из моей комнаты, пока я не решил, что ты не слишком симпатичная, чтобы убить тебя, – говорит Рейнджер, его голос подобен ядовитой змее, скользящей прямо ко мне, обнажив клыки. Но я не могу пошевелиться. Я не могу пошевелиться, потому что он голый, а его комната чертовски достойна почитания, и я просто до смерти хочу подойти и обнять его. Даже если я знаю, что не должна, даже если знаю, что это плохая идея, но вхожу в комнату и закрываю дверь.

Глаза Рейнджера расширяются, и он хватает телефон с кровати, набирая быстрое сообщение.

– Что ты только что написал? И кому? – спрашиваю я, осторожно входя в комнату. Она сделана со вкусом, но далеко не так броско, как кажется. И она показывает мне совершенно другую сторону этого грубоватого мудака, в существование которого я никогда бы не поверила, если бы не увидела это собственными глазами.

– Я написал: «Приезжай сюда сейчас же, или я трахну твою девушку», – говорит мне Рейнджер, стоя голый, возбуждённый и потеющий. Мы смотрим друг на друга, когда его телефон звонит около дюжины раз, и он опускает взгляд на сообщения.

Он снова поднимает взгляд.

Мы продолжаем пялиться друг на друга.

В этот момент напряжение почти причиняет боль.

– Убирайся. Отсюда. Сейчас же.

Я внезапно отступаю, поворачиваюсь к двери и тут же обнаруживаю, что он хлопнул ладонями по обе стороны от меня. Теперь я здесь в ловушке, и его эрекция парит совсем рядом с моей голой задницей. Моё сердце бешено колотится, и я не могу дышать.

– Что они ответили? – спрашиваю я, когда Рейнджер прижимается губами к моей шее. Как только он прикасается ими ко мне, я теряю самообладание. У меня вырывается стон, и, в конце концов, я непроизвольно выгибаю спину. Этим движением его член оказывается прямо между моих булочек.

– Они написали: «Это её выбор».

– Нет, они бы так не написали.

Рейнджер подносит телефон к моему лицу, и вот оно.

Сообщение от Мики, но я полагаю, что они все где-то вместе.

Рейнджер: «Приезжай сюда сейчас же, или я трахну твою девушку».

Мика: «Что? Какого чёрта, чувак? Ты серьёзно?»

«Я имею в виду, мы говорили об этом, и ты сказал, что не хочешь отношений».

«Чёрт, Спенсер взбесился».

«Чего хочет Шарлотта?»

«Это её выбор».