Текст книги "Безжалостные парни (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Я сожалею о своей семье. Они чертовски настойчивы.

– Мне они понравились, – говорю я, пожимая плечами, откидываясь на спинку его кровати и позволяя океанскому бризу трепать мои волосы. Если я в конечном итоге вернусь в Адамсон, мне придётся их обрезать. От этой мысли мне становится грустно, но на самом деле, я бы сделала всё, что угодно, чтобы провести там выпускной год. Даже… притворилась помолвленной с президентом Студенческого совета.

Черч мгновение изучает меня, а затем вздыхает, подходит и садится рядом на кровать. Матрас прогибается под его весом, и наши пальцы соприкасаются, заставляя меня вздрогнуть. Когда он прикасается ко мне – это очень приятно, но запретно, как будто он отрицает это даже перед самим собой.

– Ты собираешься рассказать мне о сёстрах, о том, что они тебе не родные? – спрашиваю я, и Черч напрягается, резко отводя взгляд в сторону двери спальни. Волны разбиваются о берег, чайки перекликаются в облаках.

– Я никогда никому раньше не рассказывал об этом, – признаётся он, и мои брови поднимаются вверх. – Ни Рейнджеру, ни Спенсеру, ни близнецам… никому. – Повисает долгая пауза, Черч делает глубокий вдох и снова поворачивается ко мне. – Я не уверен, почему я рассказал тебе об этом.

– Все остальные думают, что ты… что я тебе нравлюсь. – Слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить, и улыбка Черча становится немного шире, прежде чем полностью исчезнуть. Он опускает взгляд на свои колени.

– Может быть, я сказал тебе, потому что знал, что ты не осудишь? – он начинает, но больше похоже, что он разговаривает сам с собой, чем со мной. Я обхватываю его пальцы своими, и он на мгновение застывает, прежде чем выдохнуть и снова успокоиться. Черч оборачивается, чтобы посмотреть на меня. – Меня усыновили, – говорит он, а затем закрывает глаза, как будто это самое болезненное заявление в мире.

Я стараюсь не смеяться, но на самом деле, это мило, что он считает это таким важным.

– И что? – спрашиваю я, улыбаясь и сжимая его руку. – У тебя потрясающая семья, которая явно любит тебя. Какое это имеет значение?

– Моя мать была их горничной, – выдавливает Черч, тяжело дыша. У него самое уязвимое выражение на лице. – Она оставила меня здесь после родов. Буквально оставила меня на пороге и ушла.

– Подожди… что? – спрашиваю я, моргая в замешательстве. – Твоя биологическая мать бросила тебя?

– Она оставила меня в автомобильном кресле на крыльце. Мои родители приютили меня, официально усыновили, а потом решили подождать, пока мне не исполнится шестнадцать, чтобы рассказать мне правду.

О.

О, чёрт.

Неудивительно, что он так расстроен.

– Именно об этом я и говорил, когда упоминал синдром самозванца. Я играю единственного сына Монтегю, это блестящий пример того, что значит быть частью этой семьи, и всё же… Я не он. Я не родственник ни одному из них. – Он закрывает глаза и проводит рукой по лицу, хватаясь пальцами за нижнюю губу, когда снова открывает глаза. Это чертовски сексуально, но сейчас не время пялиться, так что я держу свои гормоны при себе.

– Больше никто не знает? – спрашиваю я, и Черч качает головой.

– Они прожили со мной во Франции два года, говорили всем, что мама была на нескольких месяцах беременности, когда уехали, и разыгрывали из меня их собственного сына. Можно подумать, если бы мне, как они говорят, нечего было стыдиться, то им не было бы нужды это скрывать. И всё же они это сделали.

– Может быть, они просто думали о тебе? – предполагаю я, пожимая одним плечом. – Типа, они хотели облегчить тебе жизнь. Очевидно, что ты отлично вписываешься в их компанию. Как только я увидела улыбку твоей матери и сестры, я поняла, откуда она у тебя взялась. Честно говоря, Черч, ДНК наших биологических родителей может определять форму наших губ, но то, как мы улыбаемся, смеёмся или загораемся изнутри… это исходит от людей, которые нас любят.

Он просто таращиться на меня.

– Кто ты, чёрт возьми, такая? И что случилось с тем маленьким сопляком, который сбросил мой доклад в воду?

Я морщусь, но никуда не денешься от того факта, что я была полным придурком.

– Послушай, я так по-настоящему и не извинилась должным образом за это. Это был отстойный поступок, и я сожалею. Я боялась, что если потрачу время на работу над проектом вместе с тобой, ты узнаешь и… Я никак не ожидала, что кто-то попытается убить меня, но… – я замолкаю, потому что не уверена, что ещё сказать.

Атмосфера в этой большой, просторной спальне внезапно стала интимной и близкой, как это было в вестибюле на остановки отдыха.

– Я должен взять твоё платье, – бормочет Черч, вставая и направляясь к шкафу. – Я заказал и его доставили сюда сегодня. – Он достаёт чехол для одежды и протягивает его мне. Я встаю с кровати и беру его, кладу поверх белого одеяла и расстёгиваю молнию, открывая красивое трёхъярусное бальное платье из тюля персикового цвета. На нём вышит серебристый цветочный узор, и, клянусь, он просто растекается, когда я поднимаю его с кровати.

– Это… чёрт возьми, Черч.

– Это работа Каролины Эрреры, – говорит он, изучая его с минуту.

– Это, типа, чертовски шикарно, – шепчу я, задаваясь вопросом, как я должна носить такое дорогое платье, чтобы не получить сердечный приступ. Что, если я пролью на него пунш? Сегодня вечером будет пунш, верно? Или шампанское? Я обязательно что-нибудь на него пролью. – Сколько оно стоило?

– А это имеет значение? – спрашивает он, а затем на мгновение задумывается над этим. – Двенадцать, я думаю.

– Двенадцать сотен долларов?! – выпаливаю я, расширяя глаза.

– Двенадцать тысяч, – поправляет Черч, вытаскивая тёмно-синий костюм, похожий на тот белый, в котором он был на ужине в тот вечером. В комплект идет серый галстук, розовая рубашка и коричневые мокасины. Я вижу, что он идеально подогнан под мой наряд. – Вечеринка продлится всего несколько часов, но к моим сёстрам придут парикмахеры и визажисты, если ты хочешь, присоединяйся. – Он смотрит в мою сторону и пожимает одним изящным плечом. – Но не чувствуй давления, ты не обязана.

– Я бы хотела, знаешь ли, продолжать эту уловку и всё такое. Если у меня будет полный макияж и причёска, никто из этих придурков в Адамсоне меня не узнает.

Черч кивает и кладёт костюм рядом с платьем.

– Значит, если мы устроим эту помолвку, твои родители… что они сделают?

– У них достаточно влияния в школе, чтобы получить то, что они хотят. – Он смотрит на меня с непроницаемым выражением на лице. – Если они поверят, что мы любим друг друга, они сделают всё, что угодно. Они практически поклоняются романтике, вот что в них такого невозможного. Они не предлагают услуги просто так.

Черч поворачивается и выходит из комнаты, а я стою там и думаю о Диснейленде, о том, скольких одолжений ему пришлось ради этого добиться.

Ради фальшивой помолвки.

Или… настоящих чувств… может быть.

Вечеринка Монтегю проходит в бальном зале, этом массивном стеклянном куполе, возвышающемся над тёмной гладью моря, солнце только-только опускает голову за его поверхность. Сад освещён бумажными фонариками, и все гости разодеты в пух и прах.

Неудивительно, что Черч купил мне платье за двенадцать тысяч долларов; я бы выделялась в чём-нибудь меньшем.

– Итак, ты невеста Черча?

Клянусь богом, я не делаю и десяти шагов к двери, как рядом со мной появляется море блестящих дебютанток, все хорошенькие, все хмурые. Здорово. Просто великолепно. Как будто убийцы с петлями в руках недостаточно страшны, теперь у меня на заднице светские львицы?!

– Эм, да. – Я пошевеливаю пальцами, чтобы показать кольцо, и девушки обмениваются взглядами.

– Интересно, учитывая, что мы никогда не видели тебя раньше. И вообще, в какую школу ты ходишь?

– Средняя школа Санта-Круз, – предполагаю я, потому что на самом деле это не совсем ложь. – А что?

– Школа Санта-Круз? – выдыхает девушка-лидер, как будто я каким-то образом лично оскорбила её. – Где, чёрт возьми, это находится?

– В, э-э, Санта-Крузе? – я услужливо предлагаю, и тут Черч оказывается рядом со мной, берёт меня за руку и уводит прочь от толпы слюнявых золотоискательниц. Или… ну, они, наверное, все богатые, но неважно. Достаточно близко. – Кто, чёрт возьми, это были?

– Несущественно, – отвечает Черч, а затем улыбается мне. – Они ругали тебя за то, что ты украла меня?

– Это твои бывшие? – спрашиваю я, и он качает головой.

– Совершенно определённо нет. – Черч провожает меня в противоположный конец зала, протягивая мне бокал шампанского, пока мы осматриваем толпу. Кажется, пьют все, независимо от возраста, так что я не слишком беспокоюсь по этому поводу, делаю глоток и позволяю пузырькам осесть у меня на языке. – Ты видишь Марка вон там? – спрашивает он, и я киваю.

Вот и сам придурок танцует с какой-то симпатичной девушкой в зелёном платье. Если бы не случайные телефоны, которые я вижу то тут, то там, можно было бы подумать, что мы вернулись во времени на двести лет назад.

– Некоторые из его друзей тоже здесь, а также та девушка Селена, которая подарила тебе своё платье.

– Интересно, – бормочу я, делая глоток своего напитка.

Черч водит меня по комнате, представляя остальным своим сёстрам – кстати, все они очаровательны – а затем возвращается к родителям.

– Мама, папа, – приветствует он, и они поднимают бокалы в маленьком тосте. – Я хотел спросить, не могли бы мы поговорить с вами о Шарлотте и её посещении…

– Сынок, это вечеринка, – умоляет его мать, кладя руку ему на плечо и слегка сжимая. – Идите потанцуйте, а мы обсудим это после. Я хочу посмотреть, как вы двое танцуете вальс.

– Но я не умею танцевать вальс, – задыхаюсь я, когда Черч вздыхает и берёт меня за руки, увлекая на танцпол.

Живой оркестр в углу начинает играть, когда он кладёт руку на изгиб моей талии, переплетая свои пальцы с моими.

– Следуй за мной, – шепчет он мне в волосы, а затем мы начинаем двигаться, кружась по комнате. Мое платье – такая сказочная смесь кружев и тюля, что я действительно чувствую, будто парю, затаив дыхание от лёгкости, с которой Черч ведёт меня по танцполу.

Его янтарные глаза впиваются в мои, и я осознаю, что едва могу дышать.

«Что происходит прямо сейчас?»

Я удивляюсь, когда зал очищается, а остальные гости расступаются с нашего пути, наблюдая со стороны, как мы кружимся. Его рука на моей талии горячая, его пожатие крепкое, но нежное там, где наши пальцы переплетаются.

Мои губы слегка приоткрыты, волосы развеваются на ветру с океана.

Комната – это не что иное, как сверкающее пятно платьев и драгоценностей, мир, далёкий от всего, что я когда-либо переживала в своей жизни.

– Ты действительно прирождённый лидер, – шепчу я, понимая, что моё тело следует его указаниям, не подвергая их сомнению. Музыка нарастает до крещендо, подобно пенящимся волнам, разбивающимся о скалистый берег, и напряжённость между нами накаляется ещё больше.

– Тебе нравится выполнять мои приказы, Шарлотта Карсон? – спрашивает он, поворачивая меня в последний раз, когда песня заканчивается, и толпа вокруг нас начинает хлопать. Я понятия не имею, как ответить на этот вопрос, поэтому не утруждаю себя этим. Вместо этого, когда Черч выводит меня в сад, я следую за ним.

Начинается новый вальс, и другие пары возвращаются на танцпол.

Что касается меня, то в итоге меня прижимают к стене дома и целуют со страстью, которой я не ожидала.

Черч всегда такой чопорный и благопристойный, иногда до такой степени, что становится страшно. Но это? Это поцелуй человека, который тонет и отчаянно пытается снова дышать.

Мои пальцы запутываются в его волосах, его – в моём платье.

Наши губы танцуют свой собственный вальс, пока серебряная диадема, которую стилист так заботливо уложил в мои подпрыгивающие локоны, не выпадает и не звенит о камень у нас под ногами, напоминая нам обоим, где мы находимся и что делаем.

– Шарлотта, – шепчет Черч, прижимаясь своим лбом к моему, его руки обвиваются вокруг моей талии.

– Черч… – начинаю я, но затем мы оба замираем, услышав звук открывающейся поблизости двери. Мы обмениваемся взглядами, когда он хватает меня за руку, и мы обходим дом сбоку, чтобы увидеть Марка и Селену, смеющихся и подбадривающих друг друга.

Они прислоняются к борту модного спортивного автомобиля, неистово целуясь, и через несколько секунд юбка Селены задирается, и Марк с кряхтением входит в неё.

Эм… какого хрена?

– Очаровательно, – говорит Черч, вытаскивая телефон, чтобы снять короткое видео, прежде чем снова спрятать его. Видеть Марка и Селену вместе странно, особенно учитывая, что они оба в моём списке подозреваемых. Но опять же, это может быть совпадением.

Мы возвращаемся внутрь и видим родителей Черча, танцующих под медленную, нежную песню, пристально смотрящих друг другу в глаза. Мы наблюдаем за ними некоторое время, и когда они уходят с танцпола, они оба улыбаются нам.

– Вы двое такие милые, – говорит его мама, обхватывая моё лицо ладонями, отчего мне по какой-то странной причине хочется плакать. – Ты будешь хорошо заботиться о моём сыне, не так ли, Шарлотта?

– Я сделаю всё, что в моих силах, – шепчу я в ответ, и она кивает, поглаживая меня по щеке.

– Это всё, о чём мы можем кого-либо просить, не так ли? – говорит она, а затем снова поворачивается к сыну. – Хорошо, я подёргаю за кое-какие ниточки и верну твою невесту в Адамсон. Я люблю тебя больше жизни, сынок.

– Больше жизни, – соглашается его отец, целуя его в щеку, когда Черч гримасничает, а затем вытирает её, как будто это отвратительно.

В глубине души я знаю, что ему это нравится.

– Может продолжим танцевать? – спрашивает Черч, поглядывая в мою сторону. – В конце концов, мы теперь помолвлены.

На моих губах появляется улыбка, с которой я не могу бороться.

– Я бы с удовольствием потанцевала, будущий муж, – шучу я, и мы остаёмся на танцполе до конца вечера.

К тому времени, когда мы с Черчем выходим во внутренний дворик, чтобы я могла посидеть у него на коленях и полюбоваться восходом солнца, у меня болят ноги, а сердце переполнено.

О-оу.

Говорила же вам, я влюблена в каждого парня.

Глава 22

– Из всех проделок, которые ты выкидывала в прошлом, – усмехается папа, выгружая мои сумки на лужайку перед домом директора. Я буквально неделями боролась с ним. Что бы ни сделали Монтегю, это сработало. Но я определённо заплатила цену гораздо более высокую, чем просто фиктивная помолвка с симпатичным парнем. Арчибальд Карсон знает, как устроить мой личный ад и заманить меня в него. – Эта, должно быть, самая возмутительная.

– Я… – я начинаю, но не сожалею, на самом деле нет. – Ты бы не позволил мне вернуться сюда. Что ещё мне оставалось делать?

Это, должно быть, сотый или даже тысячный раз, когда у нас проходит точно такой же спор; я так устала от этого.

– Инсценировать помолвку с президентом Студенческого совета? Я серьёзно, Чак. – Он расплачивается с водителем, а затем поворачивается и смотрит на меня голубыми глазами, которые почти идеально совпадают с моими собственными. – По-твоему, это звучит как разумный план действий?

Я провожу ладонями по передней части своего блейзера Академии Адамсон, очки плотно прилегают к лицу, мои недавно подстриженные волосы в беспорядке. Микропенис Чак вернулся! Хотя… может, мне не стоит называть себя Чаком Микропенисом? Может быть, что-нибудь поинтереснее, например, Чак Непобедимый. Нет, нет, это тоже неубедительно.

– Так бывает с теми, кто заперт в месте, которому больше не принадлежит, – уклоняюсь я, а затем вздыхаю, когда папа хватает один из моих чемоданов и несёт к дому. Полагаю, ещё слишком рано спрашивать, могу ли я вернуться в общежитие. Да, определённо слишком рано. – И наша помолвка не фальшивая, мы любим друг друга. – Я давлюсь словами, когда произношу их, но это уловка, так что это то, чего я должна придерживаться. Чак и Черч, вместе навсегда.

– Ну, конечно, – говорит папа, взбегая по ступенькам и практически швыряя мою сумку в комнату. Он поворачивается ко мне так быстро, что я вздрагиваю и вжимаюсь спиной в стену. – Тебе когда-нибудь приходило в голову, что, как твой отец, я думаю только о твоих интересах? Что, возможно, была причина, по которой я первым же делом отослал тебя?

– Если бы это было так, ты мог бы рассказать мне, – огрызаюсь я в ответ, начиная волноваться. Возможно, в целом я добилась своего, но Арчи собирается превратить каждый день в кошмар наяву, в новую битву, которую нужно выиграть. Не меньше, это я могу обещать. – Ты всё ещё можешь сказать мне, и если причина достаточно веская, тогда, может быть, я уеду добровольно?

«Сомнительно, но есть небольшой шанс».

– Я надеюсь, ты в восторге от школьной поездки, – вот что он бросает мне в ответ, – учитывая её место проведения.

– Какая школьная поездка? – спрашиваю я, смутно припоминая, как ребята говорили что-то о выезде старшеклассников на первую неделю учёбы. Это почти всё, что я знаю.

– Выпускной класс в Адамсоне уезжает на неделю на горячие источники. Я посмотрю, что смогу сделать, чтобы тебе было там комфортно, но ты явно не будешь плавать в бассейнах. – Папа смотрит на меня так, словно я ему настолько противна, что он едва может меня выносить. – Я бы оставил тебя дома, но не думаю, что сейчас это лучше для нас обоих. Кроме того, ты единственная, кто хотел быть здесь, так что ты будешь участвовать во всех школьных мероприятиях, включая физкультуру. Я больше не делаю для тебя исключений, Шарлотта. – Теперь, когда мы внутри, он называет меня настоящим именем, и почему-то это в десять раз страшнее, чем слышать, как он произносит Чак. – Собери вещи. Завтра у тебя занятия, а автобусы отправляются во вторник.

Он вылетает из моей комнаты, проносясь мимо меня по коридору, чтобы хлопнуть своей дверью.

На краткий миг мне становится не по себе. Но это примерно всё, что касается негатива. Потом я поднимаю глаза и понимаю, что мы сделали это, что я вернулась туда, где должна быть. Улыбка расползается по моему лицу, и я захожу в комнату, закрываю дверь и включаю какую-то музыку, прежде чем плюхнуться на кровать и завизжать.

Чёрт. Возьми. Да.

Если папа думает, что отправить меня с друзьями в поездку на горячие источники – это наказание, то он сильно удивится.

Это лучшее, что когда-либо случалось со мной.

И, может быть, ещё и самое худшее.

Я просто пока этого не знаю.

В первом дне выпускного класса есть определённая магия, это заключительное «ура», если хотите. Когда я вхожу в холл в накрахмаленной новой форме, с эмблемой Студенческого совета на блейзере, я примерно так же окрылена, как в тот день в Диснейленде.

– Эй, Чак Микропенис, – ухмыляется Марк, проходя мимо, и толкает меня локтем в бок. Если он вообще узнал меня на вечеринке родителей Черча, то не подал виду. Вместо этого он просто прогуливается мимо со своими придурковатыми друзьями, а я хмуро смотрю ему вслед.

– Хочешь, чтобы мы его избили? – спрашивают близнецы, появляясь по обе стороны от меня. И поскольку прошло уже несколько недель с тех пор, как я видела их в последний раз, я крепко обнимаю каждого из них. Кроме того, могу я просто сказать, что забыла, как чертовски хорошо они выглядят в униформе академии? Тёмно-синий блейзер и слаксы, белая рубашка на пуговицах, галстук цвета шампанского. Ох. Я не могу насытиться.

– Не сейчас, – говорю я, поправляя свой галстук и улыбаясь им. – Я больше сосредоточен на том факте, что у нас лишь один день занятий, прежде чем мы отправимся в санкционированную школой поездку.

– Старшеклассники ездят туда каждый год, – произносит Тобиас, кивая, а затем протягивает руку, чтобы взъерошить свои красно-оранжевые волосы. – Это какое-то местечко с горячими источниками в Северной Каролине, но им управляет японка. Должен сказать, судя по фотографиям, оно выглядит довольно аутентично.

– Вы бывали в Японии? – спрашиваю я, и близнецы оба пожимают плечами.

– Множество раз, – отвечают они как раз перед тем, как Спенсер появляется в дверях, тушит сигарету о край мусорного бака и выбрасывает окурок, прежде чем мистер Йохансен застукает его за курением.

Как только он видит меня, то улыбается, и мне приходится спрятать руки в карманах блейзера, чтобы сохранить спокойствие.

– Привет, Чак-лет, – говорит он, наклоняясь и касаясь своими губами моих. Один из проходящих мимо студентов издаёт свист, и Спенсер отмахивается от них. Его бирюзовый взгляд скользит по коридору, слегка смягчаясь, когда Черч и Рейнджер выходят из-за угла. Первый улыбается, но у второго в глазах выражение грозовой тучи. Нам придётся забыть о том, что произошло в Лос-Анджелесе, и двигаться дальше, так или иначе.

– Доброе утро, будущие члены Студенческого совета, – говорит Черч, вытаскивая из-под мышки большую тубу. Он отвинчивает крышку и достаёт свёрнутую пачку плакатов, раздавая их каждому из нас. Это предвыборные плакаты, и не только для него, для всех ребят. – Никогда не бывает слишком рано начинать рекламировать. Выборы состоятся через три недели.

– Зачем мы вообще утруждаем себя предвыборной кампанией? – спрашивает Спенсер, когда несколько других старшеклассников проходят мимо и понимающе машут ему рукой. Он кивает подбородком в ответ и снова поворачивается к своему президенту. – Мы выигрываем каждый год. Чёрт, я единственный человек в этом кампусе, который продаёт травку. Эти идиоты не посмеют проголосовать против нас.

– Имей хоть немного гордости за свою работу, почему ты этим не гордишься? – говорит Черч, а затем уходит, прикрепляя плакат со своим лицом к одной из каменных колонн. Я хожу за парнями по пятам, пока у нас не заканчиваются плакаты, захожу в кафетерий позавтракать, а затем разбираюсь с новым расписанием. Признаюсь, я выбрала слишком много занятий. И ещё несколько действительно тяжёлых курсов. Прежняя Шарлотта всегда намеревалась не утруждаться в учёбе в выпускном классе, но в течение последних нескольких недель, пока я ждала начала занятий, я заполняла заявления на поступление в колледж.

Не буду врать, они меня немного напугали.

Будет чудом, если я вообще поступлю, и сохранение хороших оценок и продвинутые курсы в выпускном классе могут помочь.

После школы я сразу же возвращаюсь к папе, согласно его просьбе, и собираю вещи.

Я не ожидаю, что на горячих источниках произойдёт что-то странное.

И эта ошибка – моя вина.

Горячие источники настолько красивы, что у меня захватывает дух, это высокое трёхэтажное здание с серо-голубой крышей, дверями-ширмами седзи и деревянными верандами, которые вы видите только в аниме и манге. Это полностью стоит десятичасовой поездки на автобусе, которая потребовалась, чтобы добраться сюда.

– Это безумное место, – бормочу я, в то время как другие студенты Адамсона обступают нас, словно мы камни в реке. Они ни в коем случае не толкают и не беспокоят нас, ведь это прославленный Студенческий совет. Я чуть не закатываю глаза, но слишком поражена пейзажем: там есть великолепный японский сад с разбросанными прудами, бамбуком и каменными статуями. Даже несмотря на частную ограду, которая окружает большую часть территории, я вижу пар от горячих источников, поднимающийся в сумеречное небо, и меня пробирает дрожь. – Такое ощущение, что мы действительно пересекли океан и оказались в Японии.

– Довольно эффектно, да? – спрашивает Тобиас, устраиваясь у меня на плече. Мика делает то же самое с другой стороны, и, хотя я немного прогибаюсь под их весом, мне нравится, когда они прикасаются ко мне, поэтому я не жалуюсь. Спенсер наблюдает за нами троими, но ничего не говорит, поворачиваясь обратно, чтобы посмотреть на домик Оиси Онсен и чайную.

– Раз уж вы, ребята, здесь, – начинает мистер Мерфи, облизывая палец и вытаскивая листок бумаги из верхней части своей стопки. – С таким же успехом я могу распределить вас по комнатам. Он передаёт первую страницу Тобиасу, который берет её с унылым, незаинтересованным выражением лица.

– О, мы делим комнату вместе. Как удивительно, – говорят близнецы в унисон.

– Для вас, мистер Карсон. – Я беру лист и смотрю на ксерокопированную карту этого места со стрелкой, нарисованной красным фломастером, которая ведёт меня в мою комнату. – Комната 2В, – читаю я, а затем мой взгляд скользит по моему соседу по комнате.

Черч Монтегю.

Я приподнимаю бровь, когда Рейнджер берёт следующую страницу, а затем обменивается взглядом со Спенсером.

– Почему я не с Чаком? – рявкает Спенсер, и мистер Мерфи вздрагивает. Действительно, роль учителя-славного парня начинает надоедать. Он смотрит на нас большими голубыми невинными глазами и чуть повыше закидывает свой кожаный рюкзак на плечо. У меня всё ещё есть мой список, и он по-прежнему на самом верху. Все, блядь, подозреваемые.

– Мистер Харгроув, с моей стороны было бы неуместно заселять вас двоих вместе, учитывая, что ваши отношения довольно хорошо известны в школе. Уверяю вас, ваши комнаты расположены близко друг к другу, и у вас будет достаточно…

– Неважно. – Спенсер хватает меня за руку и тянет прочь, оставляя мистера Мерфи, даже не оглянувшись. – Этот парень чертовски виновен, я чувствую это по запаху, – бормочет он, хмурясь, когда мы приближаемся к главному зданию. Все ученики живут в главном домике, прямо по курсу, в то время как у учителей есть свои комнаты по обе стороны сада. Держать отца как можно дальше от меня не кажется плохой идеей для нас обоих. То же самое и с другими сопровождающими – такими, как мистер Дэйв, например. Я серьёзно даже не понимаю, почему он здесь. С каких это пор школьный библиотекарь отправляется в путешествие для учеников и учителей?

Что-то здесь кажется немного подозрительным, и это не гигантский сверкающий карп кои, которого я вижу под красным мостом.

Мы заходим внутрь и находим наши комнаты, все из них находятся на втором этаже, с наружными дверями, выходящими в красивый центральный сад. Его окружает огромная стена из плотно сплетённых брёвен, но, когда я прижимаю к ней ладони и пытаюсь заглянуть между ними, я вижу проблеск самих горячих источников.

– Там голые люди, – комментирую я, когда Черч подходит и встаёт рядом со мной. Он наклоняется вперёд и тоже смотрит, хотя, кажется, его и близко не так беспокоит все эти болтающиеся члены по другую сторону забора.

– В одном из источников одежда необязательна, – говорит он, и я приподнимаю бровь, глядя на него со скептическим выражением на лице.

– Угу.

– Ну, когда я говорю «необязательна», я имею в виду, что вам не разрешается заходить в источник в какой бы то ни было одежде. Это тот, который мы будем использовать.

– Черта с два мы это сделаем, – фыркаю я, следуя за ним, когда он направляется обратно в нашу комнату. На полу лежат традиционные циновки татами, а также сложенные футоны с постельными принадлежностями, уложенными аккуратными стопками поверх них, а также пара, как мне кажется, юката, висящих на крючках рядом с дверью.

Черч снимает один и передаёт его мне, прежде чем взять другой себе. У него интригующий серебристо-голубой цвет с тканым узором и бирюзовым галстуком, который обхватывает талию, в то время как мне достался угольно-серый с белым поясом. Я понятия не имею, что мне с ним делать.

– Надень это, – подбадривает Черч, улыбаясь мне и протягивая руку, чтобы развязать галстук. Я наблюдаю, как он расстёгивает каждую пуговицу на своей рубашке с медленной, осторожной точностью, прежде чем я, наконец, отворачиваюсь, слушая звук падающей на пол ткани.

– Ты не смотришь, верно? – спрашиваю я, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что он повёрнут спиной. Так и есть, но мне стыдно признаться, что я любуюсь гладкой мускулистой линией его спины, прежде чем отвести свой взгляд.

– Я бы не осмелился подглядывать. Что в этом забавного? Мы прибережём это для свадьбы, да?

Я закатываю глаза.

– Ух ты, какой ты весёлый, ты знаешь это? Серьёзно забавная штука. – Я раздеваюсь, оставляя повязки на груди и… да, поддельный пенис в моих белых трусиках. Пока мы не узнаем больше о том, что происходит в кампусе Адамсона, я буду хранить свой секрет так долго, как смогу. Если это означает, что фальшивый гибкий член будет тереться о мою промежность весь день, то это цена, которую я должна заплатить, не так ли?

– Готова? – спрашивает Черч.

– Готова. – Мы оба оборачиваемся, и я ловлю себя на том, что испытываю грёбаный благоговейный трепет при виде него в юкате, которая, если вы не знали, является традиционным японским халатом из хлопка, надеваемый в летние месяцы. Технически, у нас здесь как раз начинается осень, но я не жалуюсь.

Одежда ему немного велика, поэтому сползает с одного плеча, демонстрируя плавные, мускулистые линии его тела, и у меня перехватывает дыхание. Черч отбрасывает свои медовые волосы со лба тыльной стороной ладони и улыбается мне.

– Ты очень красивый молодой человек, Чак, – поддразнивает он, когда я одним пальцем поправляю очки на носу. В данный момент они довольно сильно запотели, что чертовски смущает.

– И ты знаешь, что и в этом ты выглядишь неплохо? – я спрашиваю, но Черч мне не отвечает. Вместо этого он открывает раздвижную дверь-ширму и ведёт меня вниз, в чайную, где уже расположились остальные члены Студенческого совета, стоя на коленях на подушках вокруг низкого столика, уставленного дымящимися чайниками и крошечными чашечками без ручек белого цвета с нарисованными по бокам цветами вишни.

– Это выглядит безумно аутентично, – говорю я, наливая себе чашку дымящегося зелёного чая и поднося её к носу, чтобы понюхать. Отец здесь, сидит за столом с мистером Мерфи, мистером Дэйвом и несколькими другими учителями, чьих имён я не могу вспомнить. Он пристально смотрит на меня, но только на мгновение, переключая своё внимание, как будто я не стою его времени.

Мои руки сжимают чашку.

– Это не так, – произносит Черч, разваливаясь таким образом, что обнажается одна длинная бледная нога. Если бы я не знала его лучше, я бы сказала, что он сделал это нарочно, пытаясь подразнить меня всей этой голой кожей. Его плечо всё ещё открыто, локоть покоится на колене, пальцы зарываются в великолепный золотистый цвет его волос. – Всё очень американизировано, но это нормально. Мы американцы, и наслаждаемся жизнью, не так ли?

– Это самое близкое к международным путешествиям, что у меня когда-либо было, – шучу я, замечая невысокую темноволосую женщину, отчитывающую шумных студентов прямо за дверями чайной. Я предполагаю, что она, должно быть, хозяйка, а тощий белый парень, кивающий в её сторону и поглаживающий её плечо, вполне может быть её мужем.

– Однажды мы это исправим, – говорит Черч, и близнецы кивают, потягивая чай в идеальном унисоне, одетые как пара в чёрно-белые юкаты с красными поясами. – Может быть, в ноябре, если твой отец отпустит тебя?