Текст книги "Черный караван"
Автор книги: Клыч Кулиев
Жанры:
Историческая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
4
Мешхед жил обычной жизнью. Я собрался в город купить подарки своим приятелям в Герате и Бухаре. Капитан Дейли предложил составить мне компанию. Он был один из тех» кому предстояло отправляться со мной в дальний путь.
Я привык к капитану. Последние годы мы почти все время были вместе. Он был моложе меня, ему шел только двадцать восьмой год. Но с делом он справлялся неплохо, считался одним из разведчиков, подающих надежды. Хорошо знал арабский, персидский, турецкий языки. Усердно изучал историю, нравы и обычаи народов Туркестана. Отец его был египтянин, мать – дочь адвоката-шотландца. Но Роберт ничем не напоминал деда-шотландца, скорее походил на отца: темнолицый, полный. Его можно было принять и за араба, и за узбека.
Роберт хорошо знал Мешхед, находил его оригинальным, заслуживающим внимания и изучения. Но для меня Мешхед был пыльной развалиной времен Ноева ковчега, не тронутой веяниями Европы. Он ничем не отличался ни от Герата, ни от Кабула, ни от Бухары и Хивы. Те же узкие улицы, темные лавчонки, душные чайханы и караван-сараи. Глушь, тоска… Ничего приятного для глаз. А еще говорят, что у Мешхеда есть история. Интересно, кто мог сочинить ее?
…Мы дошли до мечети Кизыл-Имам. Хотя Роберт видел ее уже не первый раз, он с восхищением принялся разглядывать ее. Затем, обращаясь ко мне, сказал:
– Великолепное здание! Какая красота!
Действительно, ни одна из соседних построек не могла сравниться с Кизыл-Имамом. Как свидетель безграничного могущества религии, мечеть стояла особняком, занимая огромную площадь. Высокая, вместительная… По словам Роберта (из нас, кроме него, никто не интересовался историей Мешхеда), в этом здании находилась гробница восьмого имама шиитов – Резы. Двери мечети казались выкованными из серебра, а потолки и стены – словно стеклянные. Разумеется, для простых смертных, не видевших в жизни ничего, кроме своей грязной лачуги и пустынных степей, Кизыл-Имам был чудом. Вернее – грозной силой. Подходя к его порогу, они начинали дрожать и причитали еще издали:
– О аллах!
– О керим! О щедрый!
Но что же им еще оставалось делать, как не взывать к богу, если ни на что иное они не способны и невежественны от природы? Толпа голодных, жалких оборванцев… Говорят, будто вера в бога делает человека беспомощным. Но если человек уже родился беспомощным – в чем же тогда вина религии? Нет, вера в бога необходима таким людям. Не будь у них религии, чем они утешали бы свои безрадостные души?
Вокруг мечети царило оживление, как на большом восточном базаре. Слепые, немые, безрукие, безногие уроды… Казалось, сюда собрались обездоленные всего мира. И все они взывали к аллаху, прося исцеления. Да кто из них нужен аллаху!
Роберт посоветовал обойти мечеть стороной и свернул в узкую, безлюдную улочку. Я хотел заставить его заговорить и начал подшучивать:
– Что, боитесь?
– Отчасти. Если хотите проявить смелость, попробуйте подойти поближе к дверям мечети.
– Что же они сделают?
– Разорвут. Пропадете ни за грош.
– Но ведь и они люди. Не так ли?
– Они не виноваты.
– А кто же виноват?
Роберт промолчал. Я решил, что он чего-то недоговаривает, и поэтому добавил:
– Не каждый двуногий – человек, дорогой капитан! Человека создают светлый ум, живая мысль. Откуда у этих созданий может быть светлый ум?
Роберт вынул из кармана несколько мелких монет и бросил их в медную пиалу слепого старика, скорчившегося на углу пыльной улицы. Старик услышал звон монет, отличный от всех звуков на свете, поднял руки и поблагодарил:
– Дай тебе бог долгой жизни!
Неподалеку, согнувшись, сидел еще один старик. Роберт опять полез в карман за деньгами. Я сам никогда ничего не подавал нищим. Не от жадности или скупости. Просто чтобы не привлекать внимания к своей особе. Вокруг полно бродяг. Бросишь одному – прибежит еще десяток, и мгновенно к тебе со всех сторон потянутся заскорузлые от грязи ладони. Награда за твою щедрость! Здесь еще не так многолюдно, а то нас уже окружили бы нищие. И все же я собрался остановить Роберта, сказать ему: «Не опускай руку в карман». Но он опередил меня. Вынул из кармана ключи от дома и, глядя, как они сверкают в лучах солнца, заметил:
– Вот железо… или сталь… Но если я брошу их в эту пыль, то самое большее через полгода их уже не узнаешь – заржавеют. Так же, по-моему, и человек. Его участь зависит от окружающей среды. Если эти люди не живут, а прозябают, без знаний, без профессии… Откуда взяться тут светлому уму, живой мысли? Уму тоже нужна пища!
Новенький фаэтон, запряженный парой лошадей, подкатил к нам. В фаэтоне сидели Дохов и Екатерина. Они, как видно, заметили нас издали. Дохов выпрыгнул из фаэтона, снял шляпу и поклонился:
– Господин полковник… Что это вы ходите пешком? Или что-нибудь случилось с вашей машиной?
– Нет, машина в порядке. Мы с капитаном решили немного поразмяться. Да и погода нынче недурна.
– Да, дышать можно. Мы с мадам Екатериной ездили по лавкам…
Кэт сидела, забившись в угол фаэтона. Она хмурилась и, казалось, была недовольна. У меня почему-то защемило сердце, словно в нем пробудилась ревность. Отчего, почему? Не знаю… Мне хотелось услышать ее голос. Но я сразу не нашелся даже что сказать. В этот момент Дохов взял меня под руку и, отведя в сторону, зашептал:
– Господин полковник… Как вы думаете, если я явлюсь на сегодняшний прием с мадам Екатериной, это не будет неприлично?
– Нет, нет… Напротив, даже очень хорошо.
– Тогда я прошу вас, пригласите ее сами…
Я знал, как щепетильна Екатерина по части соблюдения приличий. Поэтому быстро перевел разговор на другую тему и только после того, как Дохов уселся в фаэтон, выполнил его просьбу:
– Господин министр! Не забудьте: приезжайте ровно в семь с мадам Екатериной. Мы ждем вас обоих.
Дохов важно нагнул голову:
– Непременно будем.
Прием начался ровно в семь часов вечера. Из сотрудников миссии генерал пригласил только меня и секретаршу– мисс Элен. Дохов явился с Екатериной. Генерал еще не видел ее, но знал, что я с нею близок.
За ужином начались официальные тосты. Сперва краткую речь произнес генерал. По своему обыкновению торжественно, подчеркивая слова, он говорил о том, что большевизм – угроза всему человечеству, что Великобритания всемерно будет бороться с большевиками, что заключение дружественного договора с правительством Закаспия открывает новую страницу в истории Туркестана. Затем он поднял бокал за здоровье главы Закаспийского правительства Фунтикова, за здоровье министра иностранных дел Дохова.
Кое-что прибавляя от себя, я переводил слова генерала на русский язык.
Затем говорил Дохов. Он заливался соловьем. Высокопарно провозгласил, что Закаспийское правительство, и в частности он сам, не пожалеет сил для того, чтобы стереть большевизм с лица земли. Затем выразил признательность правительству Великобритании, генералу, мне и выпил за наше здоровье.
Опустив голову, почти не притрагиваясь к еде, Екатерина внимательно слушала оратора. Ее брови то взлетали кверху, то насупливались. Время от времени ее щеки покрывались краской, точно ее застали за каким-то неприличным занятием.
Генерал обратил на нее внимание:
– Как вы, мадам, находите наш Мешхед?
Екатерина отложила вилку и нож и пристально поглядела на генерала:
– Вы спрашиваете серьезно?
– Конечно… А разве вам это неприятно?
– Нет… Но, кажется, в Мешхеде нет ничего такого, что пришлось бы вам по душе. Поэтому и спрашиваю.
– Браво, мадам… Вы совершенно правы: чем может быть приятен Мешхед? Жарой? Пылью?
Дохов вмешался в разговор:
– Мы с мадам Екатериной завтра едем вместе в Асхабад.
– Вот как? – генерал, изображая удивление, снова взглянул на Кэт. – У вас там, мадам, живут родственники?
– Нет… Господин министр решил установить надо мной опеку. Я выхожу за него замуж.
– О-о! Очень хороню. Поздравляю! Сердечно поздравляю! По такому приятному поводу нельзя не выпить шампанского. Мисс Элен! Скажите, пусть принесут!
Тут появился официант, генерал приказал ему подать бутылку шампанского.
Я осторожно поднял голову и взглянул на Екатерину. Она тоже окинула меня долгим взглядом из-под ресниц. Глаза ее были печальны, казалось, они с упреком говорили: «Ну что, добился своего?» Честно признаюсь, я в эту минуту был похож на азартного игрока, который не знает, проиграл он или нет, но стремится продолжать игру. Выиграл я или проиграл? Сейчас я, пожалуй, выиграл. Ведь я хотел, чтобы Кэт вышла замуж за Дохова. Хоть мой совет, видимо, ей не по душе, она все же его приняла. Разве это не победа?
Дохов, должно быть, не ожидал, что его секрет раскроется так быстро: он густо покраснел, на лбу выступил обильный пот. Так растерялся, что не мог слова произнести. Наконец, покашливая, то и дело глотая слюну, он объяснил, что его семейная жизнь не удалась и что он очень несчастен.
Я начал притворно утешать его:
– Семейные неурядицы бывают не только у вас, господин министр. Я лично считаю, что человек должен постоянно искать счастья, искать до тех пор, пока не найдет его. Если нужно, можно жениться хотя бы десять раз. Что с того, если иные скажут: он нарушает нормы морали. Пусть говорят. Кто их не нарушает? И потом, никто еще не нашел границы между добродетелью и пороком, между порядочностью и бесстыдством!
Екатерина посмотрела на меня пристально и осуждающе, губы ее даже зашевелились, словно она мысленно что-то произнесла.
Дохову мои слова, должно быть, понравились. Он горячо заговорил:
– Вы правы, господин полковник. В океане жизни каждый плавает по-своему. И каждый по-своему относится к таким понятиям, как мораль, нравственность. Честно говоря, я до сих пор мирился со своей участью только из боязни, что окружающие меня осудят. Другой на моем месте давно порвал бы свои узы.
Подали шампанское. Генерал поднял запенившийся бокал и обратился к Екатерине и Дохову:
– За ваше здоровье! Сердечно поздравляю обоих… Но уговор: свадьбу без нас не справлять!
Дохов таял, как масло.
– Нет, нет! Свадьбу справим в день вашего прибытия. Сразу два праздника!
Ужин окончился. Екатерина с мисс Элен перешли в гостиную. Мужчины остались за столом. Генерал заговорил о положении в Закаспии. Он уже не раз беседовал на эту тему с Доховым, но, видимо, решил еще раз уточнить некоторые пункты. Ввиду предстоящего отъезда Дохова следовало кое-что напомнить ему.
Главным был, конечно, вопрос о борьбе с большевизмом. Генерал остановился в первую очередь на этом. Он говорил категорически, как мастер, дающий указания ученику:
– Прежде всего, господин министр, не забывайте одного: нельзя достигнуть цели, заискивая перед большевиками, играя с ними в прятки. Примирение, сотрудничество… Из этой гнилой политики только большевики извлекут пользу. У вас нет ничего общего с ними. Правда, на нашем языке существует термин «аутбридинг»[10]10
Аутбридинг – скрещивание сельскохозяйственных животных ратных пород.
[Закрыть], но он относится только к животному миру. В людских отношениях, и тем более в политике, это неприменимо. Большевики сегодня будут сотрудничать с вами, а завтра повесят всех вас на одном суку!
– Безусловно! – Дохов побагровел, точно ему уже накинули веревку на шею. – Теперь мы убедились в этом. Не может быть и речи о дальнейшем сотрудничестве хотя бы на один день. Или мы, или они!
– Очень хорошо… В таком случае не забывайте еще об одном: перейдя на другую сторону баррикады, жалеть врага – непростительная глупость. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Понимаю, ваше превосходительство!
– Если даже вы проявите гуманность по отношению к большевикам, они вас не пощадят. Если завтра обстоятельства вдруг изменятся, они отомстят вам за все. Поэтому нечего было колебаться в вопросе о комиссарах, надо было действовать решительно.
Речь шла о большевистских комиссарах Житникове, Теллия, Батминове и их товарищах. Закаспийское правительство запросило миссию о возможности отправки их через Персию в Индию, чтобы упрятать комиссаров подальше. Просьба эта была отклонена, и комиссары были расстреляны еще в прошлом месяце. Но генерал решил еще раз затронуть этот вопрос. Он боялся, что наши друзья проявят нерешительность в будущем. Этого нельзя было допускать. Уничтожение комиссаров, с одной стороны, оставляло закаспийских большевиков без руководителей, с другой – навсегда снимало опасность соглашения меньшевиков и эсеров с большевиками.
Я решительно поддержал генерала:
– Верблюда за кустом саксаула не спрячешь, господин министр. Большевики непременно узнали бы о том, что комиссаров вывезли сюда. Подняли бы шум. Вы и нас поставили бы в неудобное положение, и врагу дали бы лишний козырь. И затем, разве нет места в Каракумах для ненадежных элементов? Упрячьте их туда… Упрячьте без траурной процессии, среди сыпучих песков, чтобы и следа не осталось!
Генерал одобрительно кивнул и продолжил тоном советчика:
– Самый страшный враг на войне – беззаботность. Недаром на Востоке говорят: «Беззаботный человек – хуже мертвеца». Надо, господин министр, быстрее закрепить занятые позиции. Ваше правительство объявило всеобщую мобилизацию. Это, конечно, дело нужное. Всех способных носить оружие необходимо призвать в армию. Но возникает еще один не менее важный вопрос. Ведь армией нужно руководить. Вы назначили главнокомандующим полковника Ораз-сердара. Это хорошо. Это необходимо, чтобы привлечь туркмен. Но не доверяйте ему всерьез!
– Нет, нет, ваше превосходительство! – горячо откликнулся Дохов. – Будьте покойны. Это только для отвода глаз. Конечно, доверять армию ему нельзя. Есть полковник Мальчуковский, есть другие… Основную работу будут вести они.
Генерал продолжал:
– Последний вопрос – о хлопке, нефти, продовольствии. Предупреждаю заранее: мы не можем полностью взять на себя заботу о вас. Дадим оружие. Дадим и обещанные деньги. Но мы не можем полностью содержать вас. Поэтому нужно позаботиться о том, чтобы рационально использовать внутренние ресурсы. Взять под строгий контроль все средства, какими вы располагаете. В ожидании будущих благ не упустите того, что уже в зубах у вас!
Дохов молчал. Тон генерала ему явно не понравился. Но генералу не было никакого дела до его обиженного вида. Продолжительно затянувшись, он швырнул сигарету в пепельницу и поднялся со словами:
– Ну, желаю благополучия… Счастливого пути!
Уже на самом пороге Дохов взглянул на генерала, потом на меня и с заискивающей улыбкой спросил:
– Какой еще доброй вестью обрадовать асхабадцев?
Генерал знал, какой «доброй вести» ожидает Дохов. Он ответил не колеблясь:
– Передайте членам вашего правительства: в самые ближайшие дни, не позднее двенадцатого августа, наши войска перейдут границу у станции Артык!
– Спа… спасибо, ваше превосходительство. – Дохов от радости почти лишился речи. – От имени Закаспийского правительства официально выражаю вам признательность… Спа… спасибо!
Министра провожал я сам. Улучив удобную минуту, предупредил Кэт, что часов в одиннадцать зайду попрощаться.
Проводив гостей, мы с генералом вернулись в кабинет и продолжили разговор вдвоем. Я спросил его, чем вызвано неожиданное решение о посылке войск в Закаспий. Генерал объяснил, что из Лондона получен по телеграфу приказ – не позже чем через три-четыре дня перейти границу и овладеть положением. Настроение у генерала было неважное, по лицу видно было, что он недоволен приказом. Ворчал сердито:
– Торопимся… Явно торопимся! Ну, перейдем границу. Сами полезем в огонь. Нам придется взять на свои плечи всю ответственность. Вы, полковник, скажете: Закаспийское правительство? А где оно, это правительство? Вы видели одного из их министров. Думаете, остальные лучше?
– Нет, не лучше… Вот потому, что они не лучше, и нужно скорее перейти границу, взять власть в свои руки.
– Нет, полковник… С огнем шутить нельзя. А что, если завтра большевики получат помощь из Ташкента и перейдут в ответное наступление? Если нам придется опрометью бежать? Знаете, чем тогда все это кончится? Бухарцы и хивинцы уберутся в свои норы. Афганцы прикусят языки. А большевизм разгорится еще сильнее!..
Генерал был не на шутку рассержен, даже пухлые пальцы его вздрагивали. Тем же строгим тоном он продолжал:
– Вы, полковник, говорите: «Нужно скорее взять власть в свои руки». Пусть мне дадут хотя бы три-четыре дивизии – завтра же я перейду границу и стану хозяином положения. Символической посылкой нескольких рот положения не изменить. Все наши резервы – внутренние силы Закаспия. А как я уже говорил, нужно время, чтобы привести их в действие. Куда торопиться? Зачем торопиться?
Вошла Элен, осторожно, точно сделанную из хрупкого стекла, положила на стол пухлую кожаную папку. Генерал вынул из нее телеграмму, прочел и искоса поглядел на меня.
– Лондон запрашивает характеристику на Фунтиков а.
Я ответил шуткой:
– Дать на него характеристику несложно! В прошлом железнодорожник. Сейчас один из видных руководителей эсеров Закаспия. Не слишком далекого ума человек..
Генерал прервал меня:
– Больше всего на свете любит водку и женщин… Так?
Вместо ответа я громко рассмеялся.
Генерал вынул из папки другую бумагу и начал читать. Мы с Элен обменялись сочувственными взглядами. Она была отлично настроена. Выразительные глаза ее весело улыбались. Чувствовалось – только что выпитые бокалы шампанского сказываются.
Генерал, не отрывая глаз от бумаги, тихо заговорил:
– Интересно!
По его просиявшему лицу можно было догадаться: он получил приятную весть. Что это может быть? Я терялся в догадках. Элен взглядом давала понять, что бумага касается меня. Это еще больше подзадорило мое любопытство.
Генерал, удовлетворенно вздохнув, протянул мне бумагу:
– Копия телеграммы Председателя Совета Народных Комиссаров так называемой Туркестанской республики Ленину. Прочтите… Это может послужить вам хорошим ориентиром.
Я сел и начал читать телеграмму. В ней говорилось:
«Туркестанская республика во враждебных тисках. Фронты: Оренбург – Асхабад – Верный[11]11
Теперь Алма-Ата – столица Казахской ССР.
[Закрыть] Атмосфера накалена. Рабочие массы спровоцированы, антисоветское движение растет. Часами опереться не на кого, армия без снарядов и оружия, деморализована. Денег нет. Положение катастрофическое…
В Асхабаде восстание приняло грандиозные размеры; захвачены военные склады, правительственные учреждения. По линии железной дороги рассылаются провокационные телеграммы с призывом к свержению власти. Успех на стороне провокаторов. Послана чрезвычайная делегация, о судьбе которой не осведомлены. Сегодня прервано сообщение с Верным. Ташкент отрезан.
В момент смертельной опасности жаждем слышать Ваш голос. Ждем поддержки деньгами, снарядами, оружием и войсками. Сообщите о положении власти в Российском масштабе, особенно юга, юго-востока и Сибири. Информируйте о судьбах наших делегаций в Москву. В каком положении чехословацкое движение? Что предпринято для ликвидации оренбургских событий?
Председатель Совнаркома Туркестанской республики Колесов»[12]12
«Туркменистан в период иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918–1920)». Сборник документов, Ашхабад, 1957, стр. 43.
[Закрыть].
Прочитав телеграмму, я холодно улыбнулся:
– Ценная информация. Смело могу поставить свою подпись.
– Это не информация, а вопль отчаяния, – сказал генерал и тут же протянул мне вторую телеграмму: – А вот ответ Ленина.
Я поспешно прочитал телеграмму. Она была коротка:
«Принимаем все возможные меры, чтобы помочь вам. Посылаем полк. Против чехословаков принимаем энергичные меры и не сомневаемся, что раздавим их. Не предавайтесь отчаянию, старайтесь изо всех сил связаться постоянной и прочной связью с Красноводском и Баку. Предсовнаркома Ленин».
Генерал, видимо, куда-то торопился. Он тут же спрятал телеграммы обратно в папку, отпустил Элен. Затем, подозвав меня к окну, сочувственным тоном заговорил:
– Теперь, дорогой Чарлз, сколько бы мы ни жаловались, не найдется человека, который взял бы на себя часть груза с наших плеч. План составлен, роли распределены. Остается позаботиться лишь о том, чтобы уйти со сцены неопозоренными. Особенно тяжел твои груз. По поверь мне, нет никого, кто выполнил бы это задание лучше тебя. А задание, сам видишь, очень сложное. Хотя бы уже потому, что силы, на которые мы должны будем опираться, слишком разрозненны. Слишком разношерстны. В этих условиях самое главное – глубокая разведка создавшегося положения. Объективная оценка обстановки. Мы, конечно, все хотим, чтобы большевизм был уничтожен в зародыше, чтобы он был раздавлен навсегда. Однако это благородное желание не должно помешать нам трезво смотреть на реальную действительность. Спокойная оценка положения… Точная информация о соотношении борющихся сил… Все это имеет первостепенное значение для успеха нашей миссии.
Я исподтишка поддел генерала:
– Судя по этим телеграммам, дни большевизма в Туркестане сочтены.
– Не думаю, – твердо сказал генерал. – Эпидемия, к сожалению, быстро распространяется, но медленно исчезает. Большевизм – это эпидемия. Страшная эпидемия! Он может сегодня в одном месте погибнуть, а завтра возникнуть в другом. В этом его опасность!
Я промолчал. Генерал закурил и добавил:
– Если все будет хорошо, через месяц встретимся в Асхабаде. Ты с Екатериной простился?
– Нет… Обещал зайти в одиннадцать часов.
– Сходи… Непременно сходи. Мне показалось, что она недовольна тобой. Объяснись… Она умная женщина, через нее можно добиться многого.
Мы обнялись на прощанье.
* * *
В коридоре мне встретилась Элен. Она взяла меня под руку, утащила в свой кабинет и заговорила, многозначительно улыбаясь:
– Наконец-то я увидела твою Екатерину. Она мила… Очень мила!..
– Понравилась тебе?
– Да… Она любому мужчине понравится.
– А чем ты хуже ее? – Я правой рукой обнял Элен и привлек к себе. – И ты нравишься всем мужчинам.
Элен ловко вывернулась из моих объятий и, грозя пальцем, сказала:
– Господин полковник! Не забывайте наш уговор!
…Многолетняя сотрудница миссии, мисс Элен была старой девой, чувства которой давно охладило время. Хоть ей шел уже четвертый десяток, она все еще была не замужем и, видимо, не очень стремилась изменить свое положение. Впрочем, она и теперь не утратила привлекательности– у нее была тонкая талия, стройные, красивые ноги. На всегда улыбающемся лице не было заметно предательских морщинок. Светлые волосы изящно оттеняли нежную кожу. Одевалась Элен скромно, но со вкусом. Разговор с ней всегда был приятен: она много читала, была знакома даже с восточной литературой. Но самое бесценное качество мисс Элен состояло в том, что она исключительно добросовестно относилась к работе. Любое поручение выполняла не жалея сил. К тому же была очень добра. Поэтому у нас искренне жалели мисс Элен, видя, что она до сих пор обречена оставаться в одиночестве. В самом деле, многие гораздо менее достойные внимания девицы давно нашли себе мужей, обзавелись семьей. А она лучшие годы свои проводит в четырех стенах миссии, как в монастыре. Я пытался вернуть к жизни чуть тлеющие чувства Элен – водил ее в рестораны, в театры, в кино, часами просиживал возле нее в нашей миссии, но так и не смог добиться взаимности.
Из Дели в Мешхед мы ехали вместе с Элен. В песках Белуджистана автомобиль потерпел аварию. Поблизости не было никакого жилья, поэтому пришлось расположиться на ночлег прямо в пустыне. В довершение всего тут оказалось множество москитов. Мы устроили Элеи в отдельной палатке. Она пригласила меня поужинать вместе. Откупорив бутылку коньяка, мы долго беседовали. Между прочим, я сказал ей о том, что в миссии ходят всяческие толки о ее интимной жизни. Помолчав, она взглянула на меня в упор и ответила:
– Поверьте, Чарлз, тут нет никакой тайны. Вы сами знаете, семейная жизнь приносит человеку либо счастье, либо несчастье. У меня нет уверенности, что счастье мне улыбнется, а несчастья я боюсь. Вот в чем весь секрет. И больше ничего.
Элеи еще помолчала, а потом добавила:
– Допустим, завтра я выйду замуж. Он меня будет любить. А я? Вдруг мои чувства будут разбиты при первой же встрече?.. Вдруг тот, кому ты отдашь свое сердце, окажется человеком недостойным?.. Что тогда?
Я невольно улыбнулся. Элен нахмурила брови:
– Напрасно вы улыбаетесь! Разве мало несчастных, которые ради того, чтобы получить мужа, позволяют обрубить себе крылья?
– Откуда вы знаете, что именно на вашу долю выпадет несчастье? А вдруг вы найдете свое счастье?
– А если не нанду? Если все надежды разлетятся вдребезги, как простое стекло? Что тогда делать?
Я молчал. Элен продолжала:
– Лишиться свободы для того, чтобы стать чьей-то женой… Рабыней… Ночи проводить в слезах, дни в бесплодных жалобах… Нет, чем такой брак, лучше…
Элен глубоко вздохнула н не закончила. Я постарался продолжить разговор.
– Но разве непременно нужно выходить замуж? Ведь можно жить, не связывая себя и в то же время давая свободу чувствам…
– Например, с вашей помощью… Так?
– Допустим, так… А что тут постыдного?
– Нет, это не стыд. Это просто глупость!
– Почему?
– Потому что вы, мужчины, любите опьяняться страстью. А я такое опьянение ненавижу!
– Ха-ха-ха! – я не удержался и громко захохотал. – Любим опьяняться страстью!
– Но разве это не правда? Самое большее с месяц вы уделите мне. Ну, допустим, вашей страсти хватит даже на год. А что дальше? Раскрыть объятия навстречу другому полковнику?
На том и кончилось наше любовное объяснение. Приехав в Мешхед, я познакомился с Екатериной, а с Элен, по ее собственным словам, мы остались бескорыстными друзьями.
Теперь, направляясь к дверям, я сказал:
– Надеюсь, ты придешь напутствовать меня?
Элен ответила с той же многозначительной улыбкой:
– Разве напутствия Екатерины тебе недостаточно?
Я пытливо посмотрел на Элен и вышел.