Текст книги "Черный караван"

Автор книги: Клыч Кулиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Сердечно тронут оказанной мне его высочеством эмиром честью. С тех пор как я вступил на благодатную землю Бухарского государства, я чувствую себя среди истинных друзей. Бухара – прекрасная страна. Страна, которую непременно нужно осмотреть… Жаль, время торопит. Но все-таки я почитаю для себя за счастье посетить его высочество эмира и вкусить от его гостеприимного дастархана. Я готов выехать в путь в любой час!

Бек склонил голову, выражая полное удовлетворение:

– Вы, господин полковник, не гость. Вы – у себя дома…

Я снова знаком выразил свою признательность.

Бек погладил пальцами в драгоценных перстнях свою курчавую, черную, во все лицо бороду и снова заговорил:

– Ишмет-бай приехал. Сидит в соседней комнате. Когда вы сможете принять его?

Это также было для меня неожиданностью. Но, должно быть, потому, что мы с Майклом только что говорили о Фергане, мне захотелось тут же увидеться с баем. Поэтому я ответил, не задумываясь:

– Если вы сочтете удобным, я предпочел бы сейчас же встретиться с ним. Ведь он тоже человек занятой.

Бек опустил голову и некоторое время молчал, словно собираясь сказать что-то по секрету, затем тихо проговорил:

– Хорошо… Тогда я позову бая. Только у меня есть к вашему превосходительству одна просьба: если позволит время, не пожалуете ли вечером ко мне, отведать нашей хлеб-соли… Вот уже почти месяц, как вы здесь, и до сих пор мы с вами не смогли спокойно посидеть.

Я принял все с той же подчеркнутой вежливостью приглашение бека. Он свел нас с Ишмет-баем, а сам под предлогом дел удалился.

Ишмет-бай, не знаю почему, с первого взгляда произвел на меня неприятное впечатление. Лицо у него было недоброе, и заговорил он повышенным тоном, изображая обиженного. Оттого поначалу наша беседа походила на встречу следователя с подследственным. Я спросил бая о его самочувствии, о положении в вилайете. Он ответил холодно, несколькими словами. Я невольно начинал раздражаться. Не понимает он, что ли, с кем имеет дело?

Капитан Дейли тоже был раздражен. Заговорил, в свою очередь повысив голос:

– Вы, бай, знаете, с кем разговариваете?

– Знаю, – надменно, нисколько не смущаясь, ответил бай. – Но я удивляюсь одному: как это вы меня вспомнили? Оружие даете Иргаш-баю… Деньги берет Иргаш-бай… Совещание проводите у Иргаш-бая… Я уж и не думал, что смогу понадобиться!

Было ясно: разговор надо начинать сызнова и в совершенно ином тоне. Я заговорил, умышленно налегая на слабые струнки собеседника:

– Для нас, почтенный бай, нет никакой разницы между вами и Иргаш-баем. Оба вы – туркестанцы… Оба вы – старейшины целого народа… У обоих у вас одна цель: вырвать с корнем большевиков и установить в своей стране спокойствие. Так ведь?

– Разумеется. – Голос бая как будто бы смягчился. – Об Иргаш-бае сказать ничего не могу. Но мое сердце вы разгадали, словно заглянули в него. Сказали именно то, что у меня в душе… Мы ведь, господин полковник, тоже понимаем, что невозможно защитить себя, насчитывая каких-нибудь четыреста – пятьсот хозяйств, что нам нужно покровительство могущественной державы. Сказано: «У кого сильные покровители, тот ест халву». Весь народ ищет надлежащего покровителя, который в трудную минуту сможет оказать нам помощь. А нас хотят подчинить таким людям, которые ногтя нашего не стоят… Иргаш-бай… Джунковскнй…

Никаких сомнений не оставалось. Бай хочет, чтобы мы имели дело непосредственно с ним. Мы, разумеется. могли поддержать его притязания. Но оценит ли он нашу поддержку? А не хочет ли он оседлать сразу двух лошадок?

Я задал не очень приятный ему вопрос:

– Бай, я хочу спросить вас об одном: кто-нибудь, кроме нас, протягивает вам руку помощи?

– Да! – ответил Ишмет-бай, прямо глядя мне в лицо. – Афганцы… Его высочество эмир… Прислал людей и Джунаид-хан.

– А еще? – Я внимательно следил за баем. – Кто еще обещал вам место под своими крылышками?

Бай молчал. Он понимал, какого ответа я жду, взвешивал каждое слово.

Я не ошибся. Не поднимая глаз, он нехотя спросил:

– Речь идет о турках?

– Разве это не имеет значения? – Я заглянул прямо в глаза смущенному собеседнику. – Сколько лет мы ведем войну с Турцией? А вы держите при себе турецких офицеров в качестве советников. И еще пробуете обижаться на нас.

– В моем вилайете – два турка. Обоих я в течение недели переведу за рубеж.

– Зачем же переводить за рубеж? Если вы в самом деле хотите порвать с ними, сдайте их нам.

– Нет, этого я не смогу сделать, – ответил бай. – Я поклялся на священном Коране не посягать на их жизнь.

– А кто велит вам посягать на их жизнь? У нас – тысячи пленных турецких офицеров. И эти станут такими же.

Бай молчал. Я насмешливо продолжал:

– Может быть, они вам еще пригодятся? Говорят, войска Нури-паши подходят к Баку. Может быть, турки выполнят свои обещания?

Бай ответил, часто моргая мутными глазами:

– Мы, господин полковник, сыты по горло обещаниями. К тому же отлично знаем: Турция слишком далеко, чтобы протянуть нам руку помощи.

– С каких пор вы начали это сознавать? – спросил я, несколько повысив тон.

На морщинистом лбу бая выступил пот, лицо его посерело. Я заговорил еще настойчивее:

– Доверясь вздорным слухам, вы только себе вредите! Турки сами нуждаются в поддержке. А вы ждете от них помощи. Опомнитесь! Перед вами – бездонная пропасть.

Бай окончательно растерялся. Он заговорил дрожащим голосом, словно его начала трясти лихорадка:

– Мы птицы с обломанными крыльями, господин полковник. Если бы знать, что вернем себе крылья, мы готовы были бы выполнить любое приказание! Но я прошу вас… очень прошу: не заставляйте нас плестись за Иргаш-баем или Джунковским.

Пора было кончать. Более важные вопросы стояли на очереди. Я спросил бая, сколько людей он сможет выставить против большевиков в ближайшие полмесяца. Он, видимо, обрадовался, что беседа переменила русло. Ответил со вздохом облегчения:

– Людей много. Не хватает оружия. Если будет оружие, я берусь хоть завтра выставить восемь тысяч человек.

– Сколько нужно оружия?

– Самое меньшее – три-четыре тысячи винтовок и хоть бы с десяток пулеметов.

– Еще? Что еще нужно?

Теперь бай должен был попросить денег. Я даже знал примерно, сколько он попросит: самое меньшее три-четыре миллиона. А может быть, и десять? Ведь он знает, что нужно запрашивать побольше!

Бай не решился сразу назвать цифру, он начал издалека:

– Положение народа тяжелое. Много голодных, голых… Джигитов приходится и кормить и одевать.

– Нужны деньги… Так?

– Да.

– Сколько?

– Четыре-пять миллионов рублей…

Я пристально посмотрел на бая и сделал ответный ход:

– Хорошо… Мы принимаем ваши требования. Но скажите прямо: что вы можете дать нам взамен такой помощи?

Бай ответил решительно, ничуть не колеблясь:

– Жизнь могу отдать! Клянусь честью, до самой смерти не откажусь от своего слова!

Я чуть не спросил ехидно: «Так же, как ты клялся туркам?» Но, увидев, что бай весь дрожит, как человек, перенесший тяжелое душевное потрясение, я отказался от этого. Смотрел на него и думал: «Неужели он играет, притворяется? Но если он способен так искусно преображаться. Тогда это чудо!» Самый прославленный артист, привыкший рыдать и смеяться в трагедиях Шекспира, не смог бы так умело сыграть свою роль. Нет, я был уверен – бай действительно взволнован. Что же вызвало такую резкую перемену? По-видимому, решающую роль сыграли два обстоятельства: во-первых, Ишмет-бай понимает, что без твердой опоры будет уничтожен и пропадет ни за грош; во-вторых, не зря он говорил: «Мы сыты по горло обещаниями». Турки-то до сих пор кормили его только обещаниями. Разве ими насытишься? А ему нужен сытный корм. Миллионы рублей. Разумеется, бай отлично понимает, что столько денег не получит. Но хорошо знает и то, что не останется голодным.

И тут я сделал предложение, которого он не ожидал:

– Вот один из моих ближайших помощников – Мир-сеид-хан. Он постоянно будет с вами. Слово его– для вас приказ. Согласны?

Бай искоса посмотрел на капитана, потом на меня, опустил голову и задумался. Я добавил:

– Если вы примете мое предложение, ни Иргаш-бай, ни генерал Джунковский не станут вас беспокоить. Все планы будете намечать вместе с Мирсеид-ханом и осуществлять тоже вместе с ним. Но помните: малейшая измена – и все для вас кончено. Мы знаем цену друзьям, но умеем и наказывать тех, кто нам изменяет.

Бай наконец поднял голову. Тихо, как провинившийся, проговорил:

– В этом будьте покойны. Если хотите, я дам клятву на священном Коране.

– Не надо, не клянитесь. От частых клятв совесть грубеет. Говорят, с каждой клятвой человек отрывает часть сердца. Это правда?

Бай снова поник головой, словно кто-то надавил ему на плечи. Достал пестрый шелковый платок и вытер потное лицо, потом вылил остатки чая из чайника в пиалу и прополоскал горло. Прерывающимся голосом заговорил:

– Я – ваш слуга, господин полковник… Все, что вы прикажете, будет сделано.

Не было нужды наносить новые удары собеседнику, напротив, следовало слегка приласкать его. Я заговорил более мягким топом:

– Теперь об оружии. В ближайшие дни вам дадут тысячу винтовок и пять пулеметов. Об остальном Мирсеид-хан, ознакомившись с обстановкой, решит сам. Я предоставляю ему это право. Также и в отношении денег. В течение этой недели вам вручат один миллион рублей. О дальнейшем договоритесь с Мирсеид-ханом. Это вас устраивает?

Ишмет-бай протянул обе руки:

– Аллах да будет свидетелем нашей верности!

Покинув на время бека, мы и назад отправились пешком. Настроение у капитана было испорчено. Он никак не ожидал, что встреча закончится таким образом. Честно говоря, мысль отправить его к Ишмет-баю возникла у меня внезапно. Поэтому я постарался успокоить его:

– Ты, Роберт, не расстраивайся. Самое большее через месяц, если хочешь, я пришлю вместо тебя другого человека. Но ты подумай: тебе открывается широкий простор для самостоятельной работы. Целый вилайет в твоих руках. Тысячи вооруженных джигитов подчинены тебе… Что еще нужно? Остальное зависит от тебя. Ей-богу, если бы мне разрешили, я и сам остался бы. Знаешь, каких дел можно наделать с помощью этих дикарей?

Капитан промолчал. Я продолжал:

– К тому же Ишмет-бай – тип особенный. До нынешнего дня он надеялся на турок. По существу, воевал против нас. Теперь есть возможность использовать его против турок. Знаешь, какой шум можно будет поднять с его помощью? Об этом мы поговорим в более спокойной обстановке. Теперь о другом: как ты смотришь на приглашение эмира?

Роберт тихо засмеялся.

– Почему ты смеешься?

– Я вспомнил бека. Какие наивные люди! Слушая вашу высокопарную речь, он так и светился. Даже, пожалуй, мысленно повторял за вами каждое слово. Какой глупец!

– Не удивляйся. Это – Восток. На Востоке, как говорил один европеец, красивыми словами можно перерезать горло шаху!

Я невольно замедлил шаги. Впереди снова появился князь. Рядом с ним была все та же русоволосая девушка. По-видимому, он тоже заметил нас: быстро вошел в одну из лавок. Я повернулся к Роберту:

– Может, возьмешь князя с собой?

– Нет. Лучше всего передать его бандитам эмира.

– А как передать?

– У меня есть интересный план… Жаль, что вы решили продолжать проверку… А то я мог бы завтра же загнать его в капкан.

Едва мы свернули с главной улицы, направляясь к себе домой, как навстречу показался Андрей – посланец Арсланбекова. Так как вечером мне еще предстояло побывать у бека, я решил теперь же, не откладывая, поговорить с этим Андреем. Подал ему знак следовать за нами.

Отдав необходимые распоряжения Роберту и Дэвиду, я заперся со своим гостем. С первого взгляда понял, что никакой он не Андрей, что это вымышленная кличка. Это был худощавый мужчина, среднего роста, с виду лет пятидесяти. Волосы у него почти все вылезли, сверкающая лысина раскинулась от лба до самой макушки. Я предложил ему закурить.

– Ну, давайте теперь познакомимся. Кто вы такой?

Гость сидел сутулясь, не меняя позы. Взял папиросу и начал мять ее своими костлявыми пальцами. Затем не спеша прикурил и сделал долгую затяжку. Наконец взглянул на меня сквозь облако дыма:

– Если вы не торопитесь, я предпочел бы начать издалека.

– Нет, я не тороплюсь. Говорите…

Он снова опустил голову, снова задымил папиросой. Затем выпрямился и начал свой рассказ:

– Я – капитан Кирсанов… Юрий Алексеевич… В дни большевистской смуты находился в Хиве, в части полковника Зайцева. Когда прошел слух, что большевики захватили власть в Туркестане, все наши офицеры собрались и после короткого совещания единогласно решили остаться верными Временному правительству. Послали своих людей в штабы казачьих частей в Оренбурге и на Урале. Спустя немного времени из Ташкента посы-палея от большевиков приказ за приказом. Мы их, разумеется, не выполняли, бросали в печку. В Хиве, помимо казачьего полка, были и другие русские части. Приехали большевики из Ташкента, начали разлагать гарнизон. Солдаты стали требовать распустить их по домам. Начались волнения…

Заразительный пример вскоре подействовал и на наших казаков. Возникла серьезная опасность. Хорошо, что в это самое время, двадцатого декабря, пришел приказ из Оренбурга. Всех казаков, находящихся в Средней Азии, предписывалось стягивать в Оренбург. Мы сразу же отправили гонцов в казачью дивизию в Туркестане, предложили выступить совместно через Ташкент в Оренбург. В это время в Хиву прибыл представитель только что сформированного в Коканде мусульманского правительства. От его имени он предложил полковнику Зайцеву поддержать силы, борющиеся в Туркестане против большевиков, объединить их и двинуться на Ташкент. Зайцев согласился. Сначала мы заняли Чарджуй, свергли там советскую власть, восстановили органы Временного правительства. К этому времени в Чарджуй прибыли казачьи воинские части и из других городов. Собралось всего около двух тысяч казаков…

Я чувствовал, что мой собеседник отправился в очень далекое путешествие. Усиленно покашливая, пытался поторопить его. Но он не обращал никакого внимания на мои намеки. Пришлось вмешаться самому. Я поднялся, достал из шкафа бутылку коньяка и два стакана.

– Ну, дальше… Двинулись на Ташкент… Заняли Самарканд… Так? – спросил я, тактично сокращая рассказ о странствиях Кирсанова.

Но капитан и теперь не понял моего намека. Попросив разрешения, он снова закурил и так же неторопливо продолжал:

– Да, соответственно подготовившись, мы двинулись на Ташкент. По пути всюду разоружали красногвардейцев, свергали советскую власть. Заняли вокзал Самарканда, даже овладели крепостью. Большевики заметались. Казалось бы, не оставалось никаких сомнений, что почва у них под ногами выбита. И вдруг произошло неожиданное: в самый разгар боев часть казаков перешла на сторону красногвардейцев. Подоспели подкрепления из Ташкента. Тут и остальные казаки сложили оружие.

Осталось только два десятка офицеров. Ну, мы поняли, что, если не поторопимся, угодим в лапы большевикам, и все разбежались. Я с трудом добрался до Ташкента. Оттуда думал идти дальше, в Семиречье. Даже сговорился с одним из местных жителей. Но в ту самую ночь, когда я собирался отправиться в дальнейший путь, меня арестовали. Около месяца просидел под арестом. Потом, с помощью людей из «Военной организации», бежал. Месяца три пробыл в отряде Иргаш-бая. Затем снова перебрался в Ташкент. И теперь состою там одним из помощников Арсланбекова.

Капитан закончил свой рассказ. Я снова налил ему коньяку. Он тяжело вздохнул и со скорбным видом молча опрокинул почти весь стакан сразу, без передышки. Я налил еще, чтобы увидеть, как он поступит дальше. Капитан внимательно поглядел на меня и продолжал:

– В Ташкенте мы часто встречались с майором Бейли. Так что, господин полковник, вы можете говорить со мной откровенно. От вас скрывать нечего: я ваш солдат. Но наемный солдат. Платите и приказывайте…

Признаться, я был поражен. Никогда в жизни еще мне не встречался подобный тип. «Платите и приказывайте.." Ну, что ему сказать после этого?

Капитан, видимо, заметил перемену в моем настроении. Потянувшись за стаканом, добавил:

– Я, кажется, чересчур откровенен? – и улыбнулся иронически.

– Ваша откровенность меня радует, – ответил я спокойно. – Однако, капитан, ответьте: как вы дошли до такого положения? Что вас привело к этому?

– Жизнь! Жизнь привела! – Капитан буквально кипел. – Знаете, кем я был?

– Князем?

– Нет.

– Графом?

– Нет.

– Кем же тогда?

– Человеком с чистой совестью. За правое дело готов был на костер взойти! А теперь работаю за деньги. Только за деньги!

Капитан одним духом осушил свой стакан и продолжал:

– Родина, честь, совесть… Все это, оказывается, ломаного гроша не стоит. Это я понял после того, как начал встречаться с людьми из «Военной организации». Вы думаете, глава «Туркестанской военной организации», генерал Джунковский, трудится из любви к родине? Черта с два! За деньги работает. Только за деньги! Ради своей выгоды! Судьба России па волоске. Топчут ее прошлое… Угрожают будущему… А эти, в организации, готовы за грош удавить друг друга. Больше трех месяцев я близко стоял к казне «Военной организации». Если бы вы знали, куда идут миллионы, которые они берут у вас, – пи полушки им не дали бы! Они обманывают вас. Бесстыдно обманывают. Взять хотя бы сведения, которые вы получали от «Военной организации», – да большинство их составлено мною, собственноручно! Если б хоть десятая доля этих сведений соответствовала действительности, все шло бы иначе! Лживые, дутые цифры. На совесть работает самое большее полтора десятка человек. Остальные только получают жалованье. Бездельничают, пьянствуют за ваш счет. А вам доносят, что создана «спаянная, деятельная организация». Не верьте, все это ложь. Фикция!

Слушая капитана, я думал о другом: почему Арсланбеков именно его выбрал гонцом? Признаться, капитан мне не очень нравился. Но все, что он говорил, было сущей правдой. Я решил до конца выслушать этого диковинного типа.

Капитан продолжал:

– Раньше я не знал, что такое деньги. Жил на свое жалованье, и мне хватало. Но теперь я увидел: пет силы большей, чем деньги. Ради денег продают честь не только подонки, но и высокопоставленные господа. Я вам, господин полковник, приведу один только пример: в июне этого года наши люди в Асхабаде получили от вашей миссии в Мешхеде для «Туркестанской военной организации» шесть миллионов рублей. Возник вопрос: кого послать в Асхабад за этими деньгами? Руководство решило послать трех женщин, участниц организации. Я протестовал. Меня не послушали. Что получилось в конце концов, вам известно лучше меня: припрятав под юбками по парочке миллионов каждая, эти бабы скрылись. Кто же они были, как вы думаете? Любовницы тех, кто их послал. Деньги, которые вы даете на то, чтобы отстоять честь России, попадают в руки проституткам. Ну, что вы на это скажете?

Не меняя позы, я сидел молча, то поднимая, то опуская стакан. Мое тяжелое молчание еще больше развязывало язык капитану. Едва переведя дыхание, он продолжал поспешно, точно боялся, что его перебьют:

– На местах – еще хуже. Я сказал вам, что три месяца пробыл с бандитами Иргаш-бая. Не думайте, что я оговорился. Это именно бандиты, самые настоящие бандиты! Убийства, грабеж, разрушения… И во всем пример показывает сам бай. Он берет деньги у «Военной организации» для своих джигитов. По условию каждому джигиту положено выдавать десять – пятнадцать рублей. А он не дает ни копейки. Получает миллионы и делит со своими курбашами. Но и это бы еще ничего… Самое худшее – нет силы, на которую можно опереться. Поверьте мне, Иргаш-бай, Ишмет-бай… Всю их банду можно припереть к стенке несколькими сотнями казаков. Не думайте, что я ввожу вас в заблуждение. Это чистая правда.

Капитан вопросительно посмотрел на меня, видимо желая убедиться, как подействовали его слова. Я ответил ему холодным, испытующим взглядом. Он потупился. Потом сделал еще глоток коньяку и объявил:

– Я кончил, господин полковник!

Я тоже выпил. Потом измерил своего собеседника тем же холодным взглядом:

– Значит, вы работаете ради денег. Так?

– Да… Только ради денег! Мне хочется разбогатеть. К тому же иметь дело со мной выгодно: я сначала выполняю задание, а потом уже прихожу за платой.

– Вот такие, как вы, и нужны большевикам. Говорят, под будущее они выдают сколько угодно векселей.

– Нет, господин полковник. Я имею дело с людьми. Большевики для меня – не люди!

Я встал и заключил:

– Тогда, господин капитан, ступайте и отдохните. Это вам первое задание. А о плате поговорим после!

Капитан положил портсигар в карман и, даже не взглянув на меня, молча удалился.

Мы с капитаном Дейли пришли к беку, когда солнце уже закатывалось. Бек принял пас в своей резиденции. У ворот, перед высокой, сложенной из жженого кирпича стеной, выстроились бекские гвардейцы. Все рослые, статные парни. Они встретили нас торжественно, держа винтовки на караул. Большие железные ворота распахнулись настежь. Мы вошли во двор. Обсаженная с обеих сторон цветниками, красивая аллея была устлана копрами. До самого входа в дом, стоявший посреди двора, земля расцвела огромными, уложенными вплотную, одинакового размера коврами. Эта бессмысленная роскошь, характерная для восточных властителей, всегда бесила меня. В самом деле, неужели обязательно нужно выражать свои чувства таким способом?

Бек встретил пас на ступенях веранды. Одет он был очень нарядно. На нем был новый парчовый халат, отделанный золотым шитьем. Чалма украшена жемчугом. Все на нем сверкало, вплоть до обуви. Борода и усы были старательно подстрижены. Быть может, поэтому его гладко выбритое, удлиненное лицо показалось мне даже моложе, чем днем. Вообще бек, видимо, тщательно следил за собой: у него была стройная фигура, легкие движения. Не знаю, сколько ему лет. Но по внешнему виду нельзя дать больше сорока пяти.

Мы вошли в зал, обставленный в европейском стиле. На одной стене висел портрет эмира Сеид Алим-хана, на другой – портрет Николая Второго, во весь рост, обеими руками опершегося на саблю. Я опустился на мягкий диван и, глядя на портрет императора, с иронической улыбкой сказал:

– Империя пала, а император стоит непоколебимо!

Бек тяжело вздохнул и ответил:

– Империя пала после того, как пал император. Если бы император остался, Россия не рухнула бы!

За ужином бек рассказывал о своей поездке в Петербург, о том, как он был в гостях у императора, показал царский подарок – саблю, усыпанную драгоценными камнями. В заключение снова начал превозносить императора:

– Мы, бухарцы, никогда не забудем отеческого покровительства его величества белого царя. Под его благосклонной сенью Бухара благоденствовала. Всюду царили спокойствие и мир. И вот теперь на место света и благодати пришла темная, грубая сила. Все потому, что страна осталась без хозяина. Верно сказано: «Тело без головы – труп». Россия теперь – бездыханный труп.

Бек еще долго разглагольствовал, но я не слишком внимательно прислушивался к его рассуждениям. С интересом разглядывал накрытый стол. На нем стояло множество бутылок: водка, коньяки, шампанское. Даже шотландское виски. Я взял одну из сигар «Корона», лежавших в красивой золотой шкатулочке, и спросил бека:

– В Петербурге вас и водку пить научили?

Бек тоже взял сигару. Вынул из кармана золотые часы и прикрепленной к толстой цепочке машинкой срезал кончик сигары. Улыбнувшись, с довольным видом сказал:

– Пить водку мы научились в тот же день, когда пришли русские. Ведь употреблять спиртные напитки не грешно. Это наши невежественные муллы объявляют их «богопротивными». А в священном Коране не сказано, будто бы «пить хмельное запрещено». Это муллы и ахуны добавили. Пить не грешно, вот напиваться допьяна и терять разум – грешно!

Бек оказался большим любителем шампанского. Он пил шампанское, а мы с капитаном, в память о Шотландии, пили виски. Бек опять начал вспоминать Петербург. По-видимому, ему очень понравились европейские обычаи. Он рассказал о том, как ходил в театры, посещал музеи, как знакомился с русскими женщинами. Поднял бокал с пенистым шампанским и, осушив его, покачал головой:

– Нет, мы еще не умеем жить. Настоящая жизнь – там!

Я тоже рассказывал беку о Европе. Когда в головах начало шуметь, перевел разговор на нужные мне рельсы. Стараясь вызвать бека на откровенность, снова взял под обстрел Николая Второго:

– Как коварен рок! Ведь он был хозяином огромной империи. Наверно, никогда не думал, что, кроме воли божией, может существовать еще какая-то могущественная сила. И в конце концов погиб, не сумев победить скопище оборванцев!

Бек поднял веки и посмотрел на меня каким-то изучающим взглядом, но промолчал. Я продолжал:

– По-моему, Россию погубили равнодушие и беспеч-ность тех, кто вершил ее судьбами. А как вы думаете, господин бек?

Бек опять взглянул на меня вопросительно, затем медленно заговорил:

– Дело не только в беспечности, господин полковник. Бывают моменты, когда жизнь захватывает врасплох даже самых сильных людей. Вот и мы чувствуем, что попали в тяжелое положение. Большевики окружили пас со всех сторон, даже проникли в самую страну. Новая Бухара, Чарджуй, Керки, Термез, по существу, в их руках. Что же делать? Мы хотели дать отпор. Не вышло! Едва не поскользнулись сами. Если бы красногвардейцы продолжали наступать, они дошли бы до самой Бухары. Но творец помог. Скажите теперь сами: как нам быть? Допустим, на месте его светлости эмира сидите вы… Как бы поступили бы?

Я, признаться, не предполагал, что бек поведет такой откровенный разговор. Он высказался без всяких обиняков. Поэтому я тоже отбросил церемонии и заговорил начистоту:

– Ясно, как поступить. Большевики бежали без оглядки, еле добрались до Чарджуя. Вот и нужно было ударить им в затылок. Зажать с двух сторон в тиски. Но подходящий момент был упущен.

Бек слегка усмехнулся, что должно было, по-видимому, означать: «Не говорите, пожалуйста, о невозможном».

– У нас тоже есть затылки. А если бы они собрались с силами и ударили нам в затылок?

– Они не смогли бы ударить. Овладев Чарджуем, можно было направить все силы на Ташкент.

– Какие силы? – Бек в упор посмотрел на меня и поспешно добавил: – Мы, господин полковник, сразу же послали людей на Закаспийский фронт. Тогда бои шли под станцией Равнина. Наши люди сообщили, что у белых нет значительных сил, что фронт, по сути, удерживает только ваш небольшой отряд, что положение в самые ближайшие дни, возможно, резко изменится в пользу большевиков. И они оказались правы. Не прошло и полумесяца, как большевики дошли до Каахка. Разве можно рисковать в такой обстановке?

Бек вытер влажный лоб, помолчал немного и опять заговорил:

– Мы, по правде говоря, ожидали, что вы двинете на Закаспий более внушительные силы. Но наши надежды не оправдались. И потом, господин полковник, от вас скрывать нечего: наше внутреннее положение тоже не такое уж хорошее. Народ отбился от рук. Вы, может быть, слышали: всего неделю назад в нашем собственном вилайете началась сумятица. Сам господин кушбеги приезжал и лично восстановил порядок. Если вы бывали в Бухаре, вы, конечно, знаете: главные городские ворота зовутся Ковала. Они открываются в сторону нашего города – Карши. И если в наших местах такое положение, то как вы думаете, что делается в других?

Я улыбнулся многозначительно:

– Короче говоря, вы ждете, когда прозвучит марш победы. Так?

– Нет! – ответил бек без промедления. – Мы понимаем, что не сможем оставаться в стороне от борьбы за правое дело, что не сегодня-завтра нам все равно придется схватиться с большевиками насмерть. Но мы не хотим рисковать прежде времени. Вернее, боимся… Да, да… Я говорю вам правду, господин полковник! Таких откровенных признаний вы не услышите ни от его светлости эмира, ни от его превосходительства кушбеги. Я простой человек. Не могу говорить красиво, выкладываю сразу, что у меня на душе.

Я взял еще одну сигару «Корона». Глядя, как я ее раскуриваю, бек продолжал с жаром:

– Мы привыкли жить под чьим-нибудь покровительством. Если будем уверены, что нашли надежного покровителя.. – Бек кинул взгляд на портрет Николая Второго. – Тогда мы сможем сменить этот портрет.

Капитан не отрываясь смотрел на бека и внимательно слушал. Он взглянул на меня, как бы спрашивая совета, и вступил в разговор:

– Господин бек, кого вы имеете в виду, когда говорите «мы»?

– Прежде всего себя… По моему глубокому убеждению, Бухаре не прожить без покровителя. Ей могут оказать поддержку только два государства: Россия и Англия. Либо то, либо другое. До сих пор мы спокойно жили под покровительством России. Вот я ем хлеб – если я солгал, да покарает меня сам всевышний… Под священной сенью его величества белого царя мы долгие годы жили, не зная бед. Он не нарушал наших обычаев и порядков, пе покушался на нашу честь и достоинство. Напротив, в нужный час поддерживал нас, проявляя отеческую заботу. Мы благодарны ему по гроб жизни. А теперь, вы видите, Россия сама в огне. Неизвестно, в какую сторону потянет чаша весов судьбы. Я не знаю, какого мнения об этом его величество пресветлый эмир, но с его превосходительством кушбеги я беседовал. Он тоже говорит: «Теперь, кроме англичан, нас не может поддержать никто». Извините меня за прямоту – раз уж к слову пришлось, скажу еще вот что. Сомнение живет в наших сердцах: вам или не следовало посылать свои войска в Закаспий, или, если уж послали, следовало сделать это по-настоящему. Отступление ваших солдат вместе с белыми, честно говоря, очень удивило и даже оскорбило пас. А большевики воодушевились еще больше.

Мне вспомнились слова генерала Маллесона: «Нет, полковник. Вы говорите не то. Если завтра большевики получат помощь из Ташкента и нам придется опрометью бежать назад… Знаете, чем тогда все кончится?» Генерал оказался прав. Я это уже чувствовал. Положение слишком тяжелое, и выправить его с помощью только символической силы вряд ли возможно.

Бек вытер мокрые губы и добавил:

– И еще, господин полковник… Сказать по правде, большевики оказались сильнее, чем мы предполагали. Они как горный поток: преградишь им путь в одном месте – лавиной несутся в другом. Поверьте: ташкентцы, если захотят, в считанные дни смогут собрать многотысячное войско. На свете больше всего нищих да голодных. И все они – на стороне большевиков.

Из соседней комнаты к нам постучались. Бек не взглянул на дверь и даже не шелохнулся. Он налил нам коньяку, а себе шампанского и выпил за наше здоровье. Затем поднялся, запер изнутри дверь и, обращаясь ко мне, сказал:

– Теперь, если не возражаете, прошу к дастархану.

Мы перешли в соседнюю комнату. Там на большом столе стояло множество блюд. Но, кроме шербета, никаких напитков уже не было. Я, признаться, проголодался. Несколько выпитых бокалов вина разожгли аппетит. Невольно настроился на другой лад. Теперь мне уже хотелось отойти от политики, вздохнуть полной грудью. Взяв с еще дымящегося блюда пару бараньих ребер и бросив их к себе на тарелку, я спросил бека: