Текст книги "Угольки (ЛП)"

Автор книги: Клэр Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Куда делся Кэл? – спрашивает у меня Джексон, когда они с Фэйт завершили свою дискуссию. – Мне не помешала бы помощь в амбаре.

– Не знаю. Он размещал наших кур. Может, там посмотришь? – нам пришлось привезти кур с нами, поскольку мы уехали из нашей хижины на пару недель, и они не смогут так долго выживать самостоятельно.

– Я только что был там.

– Хм. Может, стоит проверить конюшни. Он любит лошадей.

Не то чтобы Кэл когда-то признавался мне или кому-то другому, что любит лошадей, но я в этом уверена. Лошади – это очень недавнее пополнение «Новой Гавани». Они неизвестно сколько времени бегали на свободе, после чего Мак поймал их и привел сюда. От меня не укрылось то, как зажглись глаза Кэла, когда он впервые их увидел, или как он торчит возле конюшен, когда ему ничего не нужно делать.

– Понял. Спасибо, – Джексон наклоняется и одаривает Фэйт быстрым небрежным поцелуем, затем уходит с кухни.

Это приятно. Такой жест. Ничего откровенного, и показывает настоящую связь между ними.

Но это заставляет мое нутро неприятно сжаться. Правда в том, что я немного завидую.

Фэйт и Джексон любят друг друга, и им плевать, кто об этом знает. А с чего им переживать? Они, похоже, идеально подходят друг другу.

Чего нельзя сказать про меня и Кэла.

Мы теперь трахаемся друг с другом, и мы занимаемся этим с той ночи, когда грузовик сломался, и ему пришлось много часов идти домой пешком. Я долго хотела этого, и это делает и меня, и Кэла счастливыми. Я это знаю.

Но он все равно ведет себя так со мной, лишь когда мы одни. Дома.

Если кто-то спрашивает о наших отношениях, мы говорим, что мы семья. Это практически правда. В конце концов, никого не касается, что за семейная связь между нами, и как мы ведем себя, когда никого нет рядом.

Но было бы здорово. Быть с ним в такой манере, которая не является грязным секретом.

– Что такое, Рэйчел? – спрашивает у меня Фэйт, занимаясь штопкой одежды. Она никогда не сидит без дела. Ее руки вечно чем-то заняты.

– Ничего.

– Правда? Потому что теперь ты натянула непроницаемую маску, но несколько секунд назад ты казалась расстроенной.

– Нет. Не особо.

– Дело в Джексоне? Во мне и Джексоне? Мы вели себя беспардонно? Я говорю ему, что нам стоит быть осторожнее с публичной демонстрацией чувств, поскольку это иногда смущает людей. И сейчас намного сложнее найти человека, которого можно так полюбить. Нам повезло, но не всем такое дано…

– Нет, нет. Ничего такого. Вы двое ни в коем разе не были беспардонными, – я собираюсь остановиться на этом, потому что я не та, кто открывается людям, даже если считает их друзьями. Но в последнее время эти мысли часто мелькали у меня в голове. Они становились все сильнее и крупнее. Идея о том, что Кэл не хочет, чтобы кто-то знал, кем мы приходимся друг другу. Так что я тоскливо добавляю: – Наверное, дело все же в этом. Просто мимолетная мысль. Было бы здорово… – я умолкаю, потому что закончив предложение, я сказала бы слишком много.

У Фэйт сильное, красивое лицо с сияющей кожей и пронизывающими карими глазами. Сейчас они изучают меня и, похоже, ничего не упускают.

– Я всегда гадала, – бормочет она.

Я выпрямляюсь, стараясь не слишком обороняться. В конце концов, я сама дала возможность своими словами.

– О чем ты гадала?

– О тебе и Кэле. Вы всегда говорили, что вы семья.

Я прочищаю горло и не совсем смотрю ей в глаза.

– Да. Практически.

– Какова именно ваша связь? – Фэйт всегда прямолинейна и не ходит вокруг до около, но она никогда не задавала мне такой личный вопрос. Что-то во мне не дает людям слишком любопытствовать. Должно быть, я выставила перед собой невидимые знаки «Не входить».

– Моя связь?

– Твоя связь с Кэлом. Вы действительно родственники?

Мои щеки ощущаются слишком теплыми, и первый инстинкт – заткнуть ее. Пресечь весь разговор.

Но я этого не делаю. Мне слишком нравится Фэйт, и может, что-то внутри меня должно быть сказано. Этим нужно наконец-то поделиться.

– Н-нет. Не по крови.

– Тогда как вы оказались вместе?

– В старших классах школы у меня был бойфренд. До Падения. Он умер. Кэл его отец.

По ее лицу я не могу понять, удивляет ли это Фэйт. Ее губы слегка приоткрываются, пока она думает.

– О. Понятно, – ее брови сходятся на лбу.

– Похоже, тебе это не нравится. Ты выглядишь сбитой с толку.

– Наверное, так и есть, – говорит она с легким смешком. – Я всегда вроде как думала, что ты и он были…

– Были что? – колебания так не похожи на Фэйт.

– Были вместе. Тайно. Но может, если он отец твоего бойфренда, это было бы странно.

Я откашливаюсь. Пытаюсь придумать ответ.

Возможно, это странно. И неприлично. Может, даже неправильно в той манере, в которую всегда верил Кэл. Может, мы поддались этому лишь из-за травмирующих обстоятельств, и поэтому наши отношения никогда не могут быть здоровыми или продуктивными.

Я все равно так не думаю, но не могу объяснить даже себе, почему все это работает.

Просто такое чувство, что Кэл принадлежит мне. Весь. Полностью. И я не думаю, что это когда-нибудь изменится.

– Но может и нет, – продолжает Фэйт, все еще всматриваясь в мое лицо, пока я пытаюсь держать свои приватные мысли втайне. – Откуда мне-то знать. Я знаю лишь то, что внутри нас есть нечто неотъемлемое, что должно любить. И быть любимым. И это подстраивается под наши обстоятельства, какими бы они ни были, так что мы часто в итоге любим людей, которых никогда не думали, что будем любить, – она смотрит мне в глаза с легкой улыбкой. – И я не думаю, что в этом есть что-то неправильное. Может, для этого мы и созданы.

Я издаю странный звук, и мои плечи дрожат всего пару секунд. Я не расклеиваюсь, конечно же, я позволяю себе такое только с Кэлом. Я отвечаю Фэйт нетвердой улыбкой:

– Может быть.

– Здешние люди весьма открыты насчет отношений, – говорит Фэйт уже другим тоном. – Лишь бы эти отношения были между двумя согласными взрослыми. Так что если между вами что-то происходит, не думаю, что вам нужно это скрывать. Здешние ребята не будут возражать. Многие уже думают, что между вами что-то происходит.

Я подавляю смешок. Не знаю, сколько мне стоит озвучивать, поскольку это касается и Кэла, а он всегда настаивал на том, чтобы держать наши отношения в тайне. Но я чувствую себя лучше. Намного лучше. Свободнее.

Как будто, может, есть будущее, где мы с Кэлом сможем быть самими собой и частью крупного сообщества.

Я никогда не думала, что такая вероятность существует, но может, так и есть. Мы уже проделали такой большой путь. Я и Кэл. Может, мы сумеем зайти еще дальше.

***

Следующую неделю мы занимаемся тяжелой работой на ферме, но я реально наслаждаюсь этим.

Я знакомлюсь с новыми людьми, и работа ощущается полезной и продуктивной. Это очень далеко от моего детства, где я жила на готовой еде из продуктового магазина и разогревала в микроволновке ужины для себя и мамы. Мне нравится, что мы посредством наших усилий можем выращивать еду на земле, кормить себя и других людей.

Неделя проходит хорошо и омрачается лишь тем фактом, что Кэл отказывается трахать меня, даже в маленькой приватной комнате в одной из пристроек, где мы живем.

Не то чтобы мне для счастья нужен секс каждую ночь. Естественно, я это понимаю. Но это меня беспокоит. Что он до сих пор не хочет делать этого, и неважно, как мы сблизились и как далеко зашли наши отношения.

Мы спим в одной маленькой кровати. Она одна в этой комнате. И обычно он обнимает меня перед сном. Но он даже не целует меня, и уж тем более не занимается со мной сексом.

Я изо всех сил стараюсь относиться к этому спокойно, поскольку я уже привыкла к его нерешительности. Но это реально начинает беспокоить меня, особенно после того, как разговор с Фэйт зародил во мне надежду.

Я кисну из-за этого в одиночестве, не желая затевать ссору или принуждать Кэла к тому, что вызовет у него дискомфорт. Но это кажется бессмысленным. Он будет трахать меня до потери сознания, когда мы одни дома. Он будет целовать каждый дюйм моей кожи, утыкаться лицом в мою киску, сгибать мое тело пополам, закидывая мои лодыжки себе на плечи, и брать меня, пока я кричу в голос. Иногда мы делаем это несколько раз за ночь.

Но всякий раз, когда мы не одни, я становлюсь его грязным секретом.

Я стараюсь быть терпеливой, но это просто неправильно.

Через неделю в Новой Гавани это беспокоит меня так сильно, что влияет на мое настроение. В дневное время это не проблема. Я беззвучно бурчу себе под нос об упрямстве Кэла, но я могу отвлекаться на работу и других людей. Но ночью я едва могу разговаривать с ним, ибо боюсь сорваться по самым мелочным причинам.

Сегодня я одна забираюсь в постель, поскольку Кэл ушел в уличный туалет. И я ищу идеальные слова, чтобы заставить его иррациональные загоны исчезнуть.

Должен же быть способ это исправить. Будь я умнее, проницательнее или опытнее, я бы сумела разобраться.

Ничто не приходит в голову, когда дверь распахивается, и входит Кэл. Его большое тело как всегда словно заполняет все пространство в комнате. От него пахнет потом, грязью и уличным воздухом. Он снимает рубашку и идет к маленькому умывальнику, чтобы почистить зубы и помыться. Закончив, он идет к постели, одетый лишь в боксеры, и забирается рядом со мной.

Я перевернулась на бок, спиной к нему. Я не шевелюсь и не говорю ничего. Я боюсь, что если скажу что-то, то буквально откушу ем башку.

– Ты в порядке?

Я бурчу что-то односложное и надеюсь, что это его удовлетворит.

Он смотрит на меня. Я чувствую его взгляд на моей спине.

– В чем дело?

По мне пробегает дрожь тревожности и негодования. Я понятия не имею, что и как сказать.

– Малышка? – он мягкий. Хриплый. Нежный.

Я перекатываюсь и сердито смотрю на него.

– Не делай этого!

Он моргает, опираясь на одну руку.

– Не делать чего?

– Не называй меня малышкой и не будь со мной милым, раз ты отказываешься позволить нам иметь настоящие отношения.

Я вижу на его лице быструю череду реакций. Беспокойство. Смятение. Удивление. Озарение. Затем нечто медленное, тяжелое, терпеливое.

– У нас настоящие отношения.

– Разве? Потому что я так и думала. Я думала, это реально что-то значит.

– Ты прекрасно, бл*дь, знаешь, что ты все…

– Разве? Я все для тебя? Потому что я думаю, если бы это правда было так, ты бы не стыдился меня так сильно! – я не знаю, почему все это вырывается на поверхность прямо сейчас. Может, это слишком долго нарастало в моем сознании, и теперь там уже не осталось места. Это должно выйти. Но даже произнося слова, я ужасно боюсь их последствий.

В конце концов, я уже делала это прежде. Я вызывала Кэла на ссору из-за его нежелания быть со мной. И каждый раз это заставляло его кардинально отпрянуть. Отстраниться от меня.

И если только не случилось чего-то значимого, то и сейчас произойдет именно это.

Я это понимаю, но все равно не могу заставить себя заткнуться.

– Я не стыжусь тебя. Никогда так не говори.

– Ну, а что я тогда должна думать? Ты же отказываешься рассказывать кому-либо о наших отношениях и даже не позволяешь мне прикасаться к тебе, когда рядом есть кто-то еще.

– Я думал, ты понимаешь, – он хмурится. Он до сих пор выглядит слегка озадаченным, будто понятия не имел, что я так расстроена из-за этого.

Может, и не имел. Время от времени я говорила что-то, но никогда не устраивала большую шумиху. Я всегда слишком боялась настаивать, потому что это оттолкнет его.

– Я понимаю, Кэл, но это не означает, что мне это нравится. Как думаешь, что я чувствую? Когда мы должны быть вместе. Как пара. А ты обращаешься со мной как с грязным секретом

Все его тело дергается.

– Ты не грязный секрет! Ты лучшее, самое сладкое и самое чистое, что было у меня в жизни.

– Тогда почему никому нельзя об этом знать? Я хочу… я хочу показать миру, что мы принадлежим друг другу. Почему ты не хочешь этого?

Он не отвечает сразу же. Он смотрит на меня, тяжело и странно печально. Втягивает один прерывистый вдох за другим.

– Кэл? – мой голос становится мягче. Я как будто вот-вот расплачусь. – Разве это было бы так плохо? Люди уже знают, что мы живем вместе. Что мы верны друг другу. Связаны. Разве было бы так плохо, если бы они узнали, что мы трахаемся? Почему это должно что-то изменить?

И снова он не отвечает мне, и я не знаю, то ли это потому, что у него нет ответа, то ли это потому, что он не может это произнести.

– Ты должен мне сказать, – я протягиваю руки и наконец-то прикасаюсь к нему, накрыв ладонями его бороду. – Ты для меня все.

– Ты тоже для меня все. Ты уже знала это, – его глаза полны нетерпения, но все равно источают что-то вроде горя. Это ужасает, но я не понимаю, почему. – Это никогда не менялось за годы. Это не изменится никогда.

– Тогда скажи мне, почему я не могу получить все, чего хочу. Скажи мне.

Ему требуется время, так что я жду. Бремя всего, что я чувствую, тяжело давит на грудь. На мое нутро.

Наконец, он хрипло выдавливает.

– Прости, малышка. Это до сих пор ощущается… неправильным. Для меня.

– Что?

– Это ощущается неправильным. Быть с тобой вот так. Я хочу этого больше всего на свете. Я хочу тебя. Но я же лапаю руками, губами и членом девочку моего мальчика. И я знаю, что я тебе небезразличен. Я в это верю. Но я не могу не верить в то, что это случилось лишь потому… потому… что у тебя есть только я. Так что, возможно, я все же пользуюсь ситуацией.

Я как будто задыхаюсь. Как будто не могу сделать полный вдох. Я думала, он пережил это. По большей части. Но нет. Он все еще там же, где был год назад.

Мы оба до сих пор там. Вопреки всему, через что мы прошли, мы вообще никуда не продвинулись.

– Черт, малышка. Я знаю, это звучит ужасно. Я говорю себе, что думать так неправильно. И чувствовать себя так. Я знаю, что ты теперь взрослая и можешь принимать свои решения. Но ты бы никогда не выбрала меня. Если бы мир не покатился псу под хвост, и если бы ты не застряла со мной, – когда я открываю рот, чтобы возразить, он продолжает: – Не пытайся спорить. Ты знаешь, что это правда.

– Но неважно, что бы случилось в гипотетическом мире. Мы живем в этом мире. И в этом мире я выбрала тебя. И я продолжу выбирать тебя. Я всегда, вечно буду выбирать тебя.

Его лицо драматично искажается, будто он пытается побороть ошеломляющую эмоцию.

– Ты должна была иметь возможность выбрать хорошего мальчика своего возраста.

– Я уже говорила тебе, я не хочу хорошего м…

– Я это знаю. Я говорю тебе, что ты должна была иметь возможность выбрать его, и тебя лишили этого выбора. Это несправедливо. Это неправильно. И каким же чертовски эгоистичным ублюдком я буду, если привяжу тебя к себе из-за отсутствия этого выбора? Вот это я и делаю. Я не хочу это признавать, потому что так сильно хочу сохранить тебя, бл*дь, но именно это я делаю. Я привязываю тебя к себе.

– Ты не…

– Малышка, ты спросила. Ты спросила! – его голос по-прежнему звучит мягко, но грубо. Почти страстно. – И вот что я чувствую. Я живу с постоянной войной внутри себя. Как будто я сразился бы с целым миром, чтобы сохранить тебя, но я все равно бл*дский эгоистичный мудак, раз позволяю тебе остаться. Или не уезжаю и не позволяю тебе жить жизнью, которой ты заслуживаешь. Иногда мне кажется, что это будет лучшим вариантом для тебя. Самым правильным. Мой отъезд. Свобода для тебя. Чтобы ты больше не была привязана.

Я понимаю горе, которое вижу в его глазах. Теперь все обретает смысл. Это крупнее одной из наших обычных ссор.

Это буквально способно изменить всю жизнь.

Я так близка к слезам, что горло сдавило, а глаза щиплет, но я проталкиваюсь сквозь эмоции.

– Ты не привязываешь меня, Кэл. Я сама принимаю решения. Я теперь знакома со многими парнями. И я уверена, что как минимум некоторые из них заинтересованы во мне. Я могла бы найти другого мужчину, если бы хотела. Но я не хочу другого мужчину. Я хочу тебя, – я снова обхватываю его лицо ладонями, чувствуя себя так, будто едва удерживаю его в целости. – Я люблю тебя, Кэл. Я люблю тебя.

Он издает хриплый гортанный звук. Все его тело дрожит.

– Я люблю тебя, Кэл, – я никогда не говорила этого прежде, хотя чувствовала уже давно. Я должна сказать это сейчас. Возможно, это единственные слова, которые в силе изменить его мнение. Сохранить его здесь, со мной, где ему и место. – И я никогда не перестану любить тебя.

– Малышка, пожалуйста.

– Ты не можешь меня остановить. Ты не можешь меня оттолкнуть. Я никуда не денусь. Я люблю тебя, Кэл. Я отдаю тебе себя. Я твоя на остаток наших жизней. Что есть, то есть.

Он тянется ко мне. Собирает мои распущенные волосы в ладонь и держит.

– Малышка.

– Так что ты можешь прорабатывать то, что тебе нужно проработать. Я могу быть терпеливой, если тебе это нужно. Но ты от меня не избавишься, Кэл. Ты никогда от меня не избавишься. Я теперь твоя. В эту минуту. И всегда буду твоей.

Я не уверена, чего я ожидала. Я до сих пор испытываю тяжелое, зловещее предчувствие, предупреждающее меня о надвигающейся катастрофе. Но он не продолжает спорить со мной, не отталкивает, не выбирается из постели и не уходит.

Он привлекает меня для крепкого, голодного поцелуя.

Я целую его в ответ, обвивая руками. Я почти плачу в поцелуе, но это неважно. Мы оба держимся на последних каплях своего эмоционального контроля. Мы целуемся так, будто изголодались друг по другу, пока он наконец-то не переворачивает меня на спину, двигаясь надо мной.

Сегодня на мне маленькое вязаное платье, но он не утруждается снимать его. Он задирает его достаточно, чтобы потрогать мое тело. Он ласкает меня везде, пытаясь продолжать поцелуи.

Слезы катятся из моих глаз и стекают по лицу, но я возбуждаюсь так же быстро, как и он. Я выгибаюсь ему навстречу, царапаю его спину и задницу.

У него нет терпения, которым он обычно обладает. Он не доводит меня до оргазма сначала пальцами или ртом. Он возится с трусами, доставая свой член, а потом толкается в мою киску.

Я уже влажная, нуждающаяся и готова для него. Я издаю тихий всхлип, когда он входит домой.

– Бл*дь, малышка, – его губы скользят по моему рту, по лицу. – Ты точно не возражаешь?

– Да, да, пожалуйста! Я так тебя хочу. Я так тебя люблю!

Он издает очередной гортанный звук, все его тело несколько раз содрогается, и он утыкается лицом в мою шею. Его член движется во мне, заставляя меня постанывать, но в моем сердце происходит нечто большее.

Взяв себя в руки, он начинает трахать меня по-настоящему, напирая в своем самом естественном ритме – жестко, быстро и на грани грубости.

Это и мой ритм тоже. Мне именно это и нужно. Я двигаюсь под ним, встречая его толчки своими бедрами и держась за его ягодицы, пока мышцы сокращаются от движений.

Он уже срывается. Я чувствую это в его теле. Вижу по лихорадочной потребности на его лице. Он охает как животное, время от времени произнося «Рэйчел» и «Малышка».

Я рыдаю, пока во мне нарастает оргазм, и пик наступает прежде, чем я ожидаю. Я поднимаю голову и кусаю его плечо, пока спазмы сотрясают меня. Я боюсь, что закричу так громко, что другие люди услышат.

Он тоже кончает. Сразу после меня. Пытается заглушить рев разрядки, пока его тело содрогается в оргазме.

Он всегда выходил прямо перед самым концом. Он всегда контролирует себя достаточно, чтобы проследить, что мы не забеременеем.

На сей раз он этого не делает. Он кончает несколькими жесткими всплесками в меня.

И я люблю это. Я хочу этого. Это заставляет меня расплакаться по-настоящему.

Пережив свою разрядку, он крепко обнимает меня и переворачивает нас на бок. Мы до сих пор переплетаемся конечностями, одежда пребывает в беспорядке. Между моих ног очень мокро, и он не извлек свой смягчающийся член полностью.

Это неважно. Мы еще никогда не были так близки. Все наши стены наконец-то рухнули к нашим ногам.

И я плачу, потому что я всегда хотела этого и никогда не думала, что реально это получу.

Через несколько минут, когда я затихаю, он разжимает объятия достаточно, чтобы я отстранилась и посмотрела ему в лицо.

– Извини за истерику.

Он улыбается и целует мое лицо.

– Тебе не за что извиняться.

– Может, мы могли бы поговорить завтра. У меня такое чувство, будто я рухну.

– Тогда рухни. Спи, малышка, – он целует меня в волосы и прижимает к себе. Я закрываю глаза и расслабляюсь, чувствуя себя защищенной, удовлетворенной, обласканной.

Любимой.

Будто прочитав мои мысли, он снова утыкается в мои волосы.

– На случай, если ты еще не знала или сомневалась в этом, я тоже тебя люблю. Всегда буду любить.

***

Следующим утром я просыпаюсь одна в постели.

Это странно. Мне требуется несколько минут, чтобы сориентироваться, где и когда я нахожусь. Я даже не помню, когда я в последний раз просыпалась, и Кэла не было где-то поблизости. Даже если он просыпается первым, обычно я просыпаюсь от того, как он выбирается из кровати.

Но сегодняшним утром его нет в постели со мной. Его вообще здесь нет. Еще довольно темно, но я бы почувствовала, если бы он был в комнате. Его присутствие безошибочно уловимо.

Я ничего не понимаю, потому что обычно он не уходит с утра, не поговорив со мной. Мы либо делаем все вместе, либо оба знаем, где находится другой. Всегда было так. Но я не особо беспокоюсь.

Пока не выбираюсь из постели и не замечаю, что его сумка, которую он положил в угол возле умывальника, исчезла.

Его сумка не должна исчезать. По какой бы то ни было причине.

Мое сердце начинает бешено стучать. Я отодвигаю простую занавеску на окне. Время еще раннее. Только-только наступил рассвет. Снаружи пробивается достаточно света, чтобы разглядеть детали в комнате.

Его сумка не оказалась просто случайно задвинута в другое место. Ее тут нет. Его обуви тут нет. Его запасной футболки и трусов тут нет. Его оружия тут нет.

Его зубной щетки тут нет.

В этой комнате от него вообще ничего не осталось.

Мой живот начинает бунтовать. Теперь я пребываю в таком ужасе, что не могу сделать полноценный вздох.

Я пытаюсь отговорить себя от нарастающей паники. Должно существовать какое-то объяснение, почему исчезли его вещи. В конце концов, прошлой ночью он сказал, что любит меня. Он в самый первый раз был абсолютно уязвимым со мной.

Это что-то значит. И для него, и для меня.

Я не буду мгновенно переходить к самым худшим выводам. Даже если в глубине души я знаю, что это правда.

Я накидываю одежду и спешу наружу. Мотоцикл, на котором я ездила в последнее время (особенно когда нужно защищать периметр, пока мы помогаем людям путешествовать) до сих пор припаркован там, где я оставила его на прошлой неделе. Не так далеко от пристройки, в которой мы жили.

Сейчас тут тихо. В саду слышится какая-то возня – некоторым людям пришлось встать пораньше, чтобы поработать до жары, из амбара тоже доносятся голоса. Но активности пока немного.

Никто вообще не замечает меня.

Я знаю, куда мне надо направиться в первую очередь, но я слишком боюсь. Буквально в ужасе. Я стараюсь развернуть тело в том направлении, где мы припарковали свой грузовик, но не могу. Не могу это сделать.

Так что вместо этого я иду к амбару. Там Джексон и несколько человек из Новой Гавани. Делают свои привычные утренние обязанности.

Кэла нет.

Я машу рукой в ответ на их приветствия и иду дальше, направляясь к конюшням. Кэлу иногда нравится ошиваться поблизости, говорить с лошадьми, гладить их по мордам. Пока я иду туда, в моей голове зарождается крохотная надежда. Может, сегодня утром он будет там.

Но я добираюсь туда. Заглядываю внутрь. Одна из лошадей обрадованно ржет при виде меня.

Кэла нет.

Я с трудом сглатываю, мое нутро бунтует еще сильнее, ожесточеннее. Я кладу ладонь на живот и стараюсь продышаться сквозь тошноту.

Это не то… не может быть, абсолютно не может быть… тем, о чем я думаю.

Кэл никогда бы так не поступил со мной.

– Рэйчел? Ты в порядке?

Это голос Фэйт. Должно быть, она идет ко мне. Я смутно осознаю ее приближение, но перед глазами все слишком сильно расплывается, чтобы отчетливо видеть ее.

– Какого черта? – темп Фэйт ускоряется. В ее голосе слышится спешка. – Ты заболела? Что случилось? Ты белая как привидение.

Я открываю рот, чтобы ответить. Ничего не выходит. Даже ни писка.

– Рэйчел? Скажи мне, что случилось, – Фэйт протягивает руку и кладет ладонь на мое плечо. Прикосновение должно успокаивать, но сейчас я не могу этого вынести.

Я отшатываюсь. Резко разворачиваюсь и снова шагаю вперед.

Сейчас у меня нет выбора. Есть лишь одно место, которое нужно проверить. Я двигаюсь вслепую, не осознавая, мимо кого прохожу, даже когда мне выкрикивают приветствия. Я едва осознаю Фэйт, которая следует за мной, явно продолжая беспокоиться.

Часть меня хочет унять ее беспокойство, но это лишь крохотный голосок в моей голове, заглушаемый нарастающим воем горя, потери и агонии.

Я до сих пор не издала ни звука. Мне удается кое-как переставлять одну ногу за другой.

Пока я не добираюсь до одной из самых дальних построек.

Позади нее, в стороне от рабочих и повседневных дел на ферме, Кэл припарковал наш грузовик, когда мы прибыли неделю назад.

Свернув за угол, я останавливаюсь. Моргаю несколько раз.

Трава примята полосами, где шины оставили следы. Но грузовика нет. Уже нет.

Я начинаю задыхаться. Буквально задыхаться. Мое горло будто сдавило, и мне приходится кашлять, чтобы втянуть хоть немного воздуха.

Кашель причиняет боль моему горлу. Болит вообще все. Я не могу это остановить. Я сгибаюсь пополам и захожусь кашлем.

– Черт, Рэйчел, пожалуйста. Скажи мне, что происходит, – Фэйт подходит ближе. Она держит меня за руку, будто пытается не дать мне упасть. – Если ты болеешь, то тебе надо мне сказать, чтобы мы могли помочь.

И снова я пытаюсь ответить. И снова я просто не могу это сделать.

Грузовика нет. Кэл уехал. Все его вещи… исчезли.

Если он уехал куда-то на день, он бы мне сказал. Если бы ему нужно было побыть одному, он бы мне сказал. Если бы случилось что-то важное, он бы мне сказал.

Если бы он вообще планировал вернуться, он бы мне сказал.

Но он мне ничего не сказал. Он просто исчез, забрав все свои вещи. Я больше не ребенок с иллюзиями. Я прекрасно понимаю, что это значит.

Он сказал мне буквально прошлой ночью. Он верит, что его любовь связывает меня. И самое правильное для него – просто уехать, позволить мне жить жизнью, которую я заслуживаю.

Жизнью без него.

Но я не могу это осмыслить. Не могу вынести. Я давлюсь рыданиями, которые просто не могут вырваться из меня.

Это чересчур. Я не могу с этим справиться. Мое тело и душа не готовы к тому, что во мне существует так много боли. Я не могу не разлететься на куски. Я неуклюже падаю на колени, все еще кашляя и пытаясь рыдать.

– О Боже! – теперь Фэйт кажется реально расстроенной. Она кладет ладонь на мою спину. – Рэйчел, пожалуйста. Какого черта происходит? Ты должна сказать мне, что случилось.

Я дрожу, содрогаюсь, трясусь от шокированного горя. Я на коленях, держусь за живот и наклоняюсь вперед, к земле. Я хочу ответить Фэйт. Я не хочу, чтобы она так расстраивалась. Но я ничего не могу поделать.

– Джексон! – кричит Фэйт, и ее торопливый, ясный голос эхом разносится по ферме. – Джексон!

Мне хотелось бы заплакать, но я не могу. Слез нет. Нет вообще никакого облегчения. Лишь эти ужасные содрогания моего тела.

Я смутно осознаю быстро приближающиеся громкие шаги. Джексон, должно быть, со всех ног прибежал, услышав зов Фэйт.

Кэл тоже прибежал бы ко мне со всех ног, если бы я позвала на помощь.

По крайней мере, я всегда верила, что он бы прибежал.

– Что-то случилось, – должно быть, Фэйт говорит с Джексоном. – Она заболела или типа того. Рэйчел, пожалуйста. Ты меня пугаешь. Я не знаю, что делать.

– Рэйчел, что происходит? – это мужской голос. Знакомый. Но не тот, что мне нужно услышать.

Не его низкое, гортанное бормотание.

Я могу никогда больше его не услышать.

Мой желудок спазматично содрогается. Меня начинает тошнить. Но в желудке почти ничего нет, так что после нескольких сухих, царапающих позывов я лишь выплевываю немного желчи. Она обжигает мое горло. Мой рот. Я сплевываю ее и начинаю беспомощно рыдать.

– О Господи, это ужасно! – я никогда не видела Фэйт такой беспомощной. – Джексон, иди найди Кэла. Быстро.

И это заставляет мое горло наконец-то работать.

– Нет! – я все еще опираюсь ладонями и коленями на землю.

– Мы должны его позвать, Рэйчел. Он тебе нужен. Джексон, иди!

– Вы не можете! – эта фраза вырывается надрывным воем. Мне наконец-то удается выпрямиться, хотя я все еще стою на коленях. Я обнимаю свой живот, потому что кажется, что меня вот-вот опять стошнит. Слезы и сопли наконец-то текут по моему лицу, но у меня нет сил их вытереть.

Теперь это реальность. Не кошмар. Я прекрасно знаю, что произошло, и даже почему это произошло. Я также знаю, что в этот раз не будет чудесного возвращения.

Несколько месяцев назад Кэл часами шел в ночи, отчаянно желая вернуться домой ко мне, но теперь он больше не планирует возвращаться домой.

Прошлой ночью он признался мне в любви, и я посчитала, что это самое крупное. Самое сильное. Единственное, что поистине имеет значение.

Но нет.

Он говорил и много других вещей, и эти чувства всегда будут двигать им.

Его любовь ко мне недостаточно сильна, чтобы их перебороть.

Так что я договариваю предложение. Я выдавливаю слова, хотя они чуть ли не ломают меня пополам.

– Вы не можете его позвать. Не можете. Он ушел.

Глава 11

Я не выбираюсь из постели три дня.

В своей жизни я пережила столько травм и горя, но никогда не расклеивалась вот так. Мне всегда удавалось справляться. Вставать утром и выполнять базовые дела.

Это другое.

Я пытаюсь. Правда пытаюсь. Но не могу найти в себе желание даже выбраться из постели.

Фэйт невероятно щедра, приносит мне еду и регулярно навещает. Я знаю, что не могу долго оставаться здесь, не внося никакого вклада, но она не выражает нетерпения или ожиданий. Лишь сочувствие.

Вечером третьего дня шок наконец-то выветривается, и мрачное, тяжелое отчаяние охватывает меня с полной силой. Я пытаюсь вообразить, как моя жизнь будет выглядеть теперь – без Кэла, без его фигуры в центре всего для меня… но я даже не могу сформировать картинку того, как эта жизнь может выглядеть.

Но правда проста. Я не знаю, кто я без Кэла.

Солнце опускается ниже по небу, когда Фэйт приходит в мою комнату с ужином для меня. Миска рагу и большой кусок хлеба. Я знаю время лишь потому, что каждое утро она упорно отодвигает занавеску, чтобы я видела смещение света и теней по ходу дня.

Я сажусь и вталкиваю себя столько еды, сколько удается. Я ничего не хочу, но Фэйт постаралась, принеся мне это, и я не хочу, чтобы ее щедрость оказалась тщетной.

Плюс она не оставит меня в покое, если я не поем.

– Сегодня приехали Грант и Оливия, – говорит она, подтаскивая стул из угла комнаты и садясь на него рядом с кроватью.