Текст книги "Угольки (ЛП)"

Автор книги: Клэр Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Все бывает в первый раз.

Он прав. Глупо будет утратить осторожность. Люди опасны. Незнакомцам нельзя доверять. И любой, кто застает тебя врасплох, может оказаться последним, кого ты увидишь в этой жизни.

Я рада, что вдобавок к шампуню у меня есть кондиционер, и мои волосы ощущаются мягче обычного, когда я ополаскиваю их. Я быстро намыливаю тело и брею подмышки, потому что у меня теперь есть дезодорант, которым можно пользоваться, пока не закончится запас.

Я испытываю соблазн подольше постоять под водопадом, потому что это так приятно, но Кэл сделается нетерпеливым, если услышит, что я перестала шевелиться. Так что я выхожу и вытираюсь полотенцем. Волосы я заплетаю в две длинные косы, потому что так они лучше сохнут. Вместо потной одежды я надеваю трикотажный сарафан, который нашла в доме в последней вылазке.

Он для меня слишком большой и поэтому напоминает скорее пляжную накидку, но это лучше, чем мои джинсы и грязная майка.

– Ладно, – говорю я Кэлу. – Я закончила. Я взяла ножницы, так что давай постригу тебя перед тем, как ты полезешь в воду.

Разворачиваясь, он хмурится, но не спорит.

Он только через несколько месяцев позволил мне подстричь его волосы и бороду. Он не соглашался, но я продолжала надоедать ему о том, что раз я постоянно смотрю на него, то у меня должно быть право голоса в том, насколько презентабельно он выглядит.

Он не позволяет мне делать это слишком часто, но мне удается уговорить его раз в пару месяцев.

Он снимает с себя серую футболку и подходит к большому камню, возле которого я жду. Но резко останавливается, не дойдя до него.

– Что на тебе надето, девочка?

Я смотрю на себя вниз. Платье сшито из кораллового хлопка, и одна лямка уже спадает с моего плеча. Наверное, я выгляжу как маленькая девочка, нарядившаяся в мамину одежду, но ему необязательно так ужасаться.

– Я нашла это в том доме.

– Едва прикрывает тебя.

– Немного велико, но не все так плохо. Какая вообще разница? Тут только ты и я. Так что давай ты сядешь, пожалуйста, и позволишь мне сделать это?

Он весь напряженный и колючий, когда опускается на камень. Он держит винтовку между коленей.

Раз он в плохом настроении, я действую как можно быстрее, подравнивая его волосы сзади и по бокам. Парикмахера из меня не выйдет, но я хотя бы могу придать ему более аккуратный вид.

Когда я перехожу вперед, чтобы заняться его бородой, он напрягается еще сильнее, и я буквально чувствую исходящие от него вибрации. Я хмурюсь, приглаживая жесткие волоски его бороды.

– Какого черта, Кэл?

Он закрывает глаза. Реально слегка отшатывается.

– Да какого черта с тобой не так? – меня охватывает раздражение, а еще нечто ранящее и оборонительное. Я понимаю, ему не нравится, когда его трогают, но я же уже делала с ним такое. Много раз. Он никогда не вел себя так.

– Бл*дь, давай уже быстрее!

Я моргаю, потрясенная тем, что он рявкнул на меня без причины. Но с ним бесполезно спорить, когда он такой. Я очень быстро подстригаю его бороду, чтобы она стала покороче и относительно ровной. Затем отхожу от него и беру винтовку.

– Ладно. Я закончила. Больше не буду донимать тебя попытками помочь.

Он на минуту притихает. Я не знаю, что он делает, потому что стою спиной к нему – мы всегда встаем так, чтобы дать друг другу уединение. Но не похоже, чтобы он шевелился.

– Извини, ребенок, – бормочет он наконец.

Я выдыхаю и расслабляюсь, поскольку он, похоже, искренен.

Я не даю раздражению отвлечь меня. Я делаю свою работу и высматриваю любых незваных гостей или даже случайных путешественников.

Нет никого, кроме пары ворон, каркающих друг на друга.

Я чувствую, как Кэл позади меня возится в воде. Немного плеска, иногда звук шлепка, пока он моет тело.

По какой-то причине я продолжаю представлять себе его, вспоминая, как выглядит его обнаженный торс, и как он ощущается каждый вечер, когда я мажу его лосьоном. Его коже понемногу становится лучше, так что новый лосьон определенно помогает.

Когда резкий вскрик застает меня врасплох, я инстинктивно разворачиваюсь.

– Ты в порядке?

– Да, просто ударился мизинцем, бл*дь, – он наклоняется над своей стопой, и его голая задница выставлена прямо на мое обозрение. Он не видит, что я смотрю, потому что отвернулся в другую сторону.

Я издаю звук сродни усмешке, но мой взгляд бродит по его телу. Длинные ноги. Крепкая задница. Я не могу ничего с собой поделать. Затем он выпрямляется и начинает поворачиваться, и я мельком вижу его пах. Темные, жесткие волоски и на удивление большой пенис.

Он наполовину эрегирован, и я как будто не могу отвернуться.

Наверное, это просто естественная физическая реакция. Такое ведь иногда случается с мужчинами, верно? Если только он не воображает себе порно, пока моется.

У него не было секса с тех пор, как мы с Дереком три года назад переехали к нему. Я точно это знаю, потому что с тех пор каждую ночь проводила с ним. Внезапно я задаюсь вопросом, вдруг возбуждение представляет для него проблему.

Раньше он казался мне очень старым, но на деле ему, наверное, около сорока. Не слишком старый для секса.

Он весьма хорошо выглядит голым.

Я гадаю, каково это было бы – прикоснуться к нему там.

Осознав, как далеко забрели мои мысли, я ахаю и разворачиваюсь, чтобы не видеть его.

Теперь такое чувство, будто Кэл смотрит мне в спину.

– Чего ты там делаешь, ребенок? – спрашивает он через несколько секунд.

– Ничего, – отвечаю я, надеясь, что он ничего не поймет по моему голосу. – Стою на страже.

Глава 4

Тем вечером, когда я как обычно втираю лосьон в спину Кэла перед сном, это ощущается иначе.

Не знаю, почему или как именно, но иначе.

Его кожа до сих пор красная, но она меньше шелушится, и этих бугорков становится меньше. Лосьон определенно помогает, так что я ни за что не перестану наносить его, пока он есть у нас в наличии.

Но я чувствую нехарактерное для меня смущение, пока вожу руками вверх и вниз по его обнаженной спине. Кэл по-прежнему неподвижный и молчаливый. Он даже не ворчал и не жаловался, когда я несколько минут назад пошла за лосьоном.

Но все равно создается ощущение, что он не хочет, чтобы я это делала, и это ранит мои чувства сильнее, чем должно было.

Потому что мне нравится это делать. Прикасаться к нему. Скользить ладонями по его коже. Чувствовать очертания его костей и мышц. Я никогда не была тактильным человеком, но это кажется иным.

Такое чувство, будто я забочусь о нем, и мне это нравится.

Я чувствую близость к нему, и это мне тоже нравится.

Несмотря на свои мысленные нотации о том, чтобы закончить как можно быстрее и не вызывать у него дискомфорт, я не спешу как обычно. Я продолжаю представлять его сегодня днем, стоящего голым под водопадом. Воображаю, каково было бы прикоснуться к нему тогда. Потрогать его везде.

Изгиб его задницы. Шрамы на его руке. Толстые очертания его члена. Я воображаю, как он ощущался бы под моими пальцами.

В этом отношении у меня нет опыта. Дерек был моим единственным бойфрендом, и мы никогда не занимались сексом. Он хотел подождать, пока мы не поженимся, и я не возражала против такого плана. Меня гораздо больше интересовала эмоциональная близость с ним, чем постельные утехи. Если не считать кое-каких сцен в фильмах и в интернете, единственный мужчина, которого я видела голым – это Кэл. И это случилось сегодня днем.

Мне двадцать. Мой день рождения был в прошлом месяце. Кэл подарил мне хорошенький розовый свитер и маленькую резную шкатулку из кедровой древесины, чтобы хранить в ней мою коллекцию безделушек. Он зажег свечи, а я заставила его петь мне песню «С днем рождения». Это был хороший вечер. Я до сих пор улыбаюсь, вспоминая его. Но двадцатилетняя девушка не должна быть такой неопытной, как я. Она не должна получать виноватое удовольствие от того, что втирает лосьон в спину мужчины.

– Твоя кожа выглядит лучше, – говорю я, стараясь развеять свое странное настроение практичностью.

Он хмыкает, но для него это типичный ответ.

– Лосьон работает, – я уже довольно хорошо намазала ему спину, так что поднимаю ладони к его шее. Я массирую его там, затем сдвигаю ладони на его плечи и разминаю тугие мышцы. Теперь он тяжело дышит. Достаточно шумно, чтобы я слышала. По какой-то причине мне нравятся эти звуки.

Я разминаю найденные узлы, крепко давлю, чтобы мышцы расслабились.

Кэл стонет – так низко, тихо, протяжно и первобытно.

Все мои женские части сжимаются от того звука.

Мои ладони замирают на его плечах. Нечто густое и теплое пульсирует в воздухе между нами.

– Кэл? – произношу я почти шепотом.

Вот-вот случится нечто, и я хочу, чтобы это случилось.

Я очень сильно этого хочу.

Он без предупреждения совершает рывок вперед, отстраняясь от моих рук. Делает несколько шагов прочь от меня.

Я смотрю на него, шокированная, сбитая с толку и ужасно разочарованная.

– Извини. Надо посрать, – он выходит из дома.

Он врет. Я это знаю. Он бывает таким грубым со мной только тогда, когда хочет, чтобы его оставили одного.

Я убираю лосьон, мою руки, чищу зубы и ложусь в постель.

Проходит долгое время, и только потом Кэл возвращается.

***

После этого я выучила свой урок. Больше не воображаю его голым и не растягиваю втирание лосьона. Его реакция на меня была не просто сокрушительной. Она также вызвала во мне чувство вины. Как будто мне никогда не стоило думать о нем в таком плане.

Наверное, он прав. Он отец моего покойного бойфренда. Само собой, это ненормально и неправильно – желать увидеть его голым или помассировать ладонями все его тело. Бедный Дерек сейчас ощущается очень далеким от меня, но я точно знаю, что он был бы в ужасе.

Я буду справляться лучше.

Буду лучше.

Может, потому что я приняла это решение, в следующие несколько дней мне удается вести себя как обычно, и вскоре Кэл тоже расслабляется и возвращается в норму.

Я испытываю облегчение. Почти горда собой. Потому что я сумела справиться со странной ситуацией, не испортив все между нами и не разрушив всю мою жизнь.

В конце недели я решаю, что пришло время сделать очередную масштабную уборку дома, так что я говорю Кэлу, и на следующий день мы с раннего утра принимаемся за работу. Мы стираем шторы и постельное белье. Сдвигаем мебель, чтобы подмести под ней. Вытираем пыль со всех полок и мебели. Драим полы и окна.

Я действительно наслаждаюсь уборкой, поскольку это моя единственная работа на день. Мне нравится делать так, чтобы наш дом выглядел и ощущался более приятно. Так что пока мы работаем, я в хорошем настроении, болтаю с Кэлом и напеваю все попсовые песни, у которых мне удается вспомнить слова.

Он не особо разговаривает, но просто такова его натура. Похоже, он тоже в хорошем настроении. Он даже усмехается, когда я особенно увлекаюсь песнями.

Так что тем днем я счастлива. Настолько счастлива, насколько я когда-либо была, если верить моим воспоминаниям. Конечно, мир дерьмовый, но и до Падения нам многим приходилось несладко. У нас с Кэлом есть этот маленький дом, где нам комфортно и по сути безопасно. Воздух, солнечный свет и даже растительность в лесах и нашем саду начинают улучшаться. Этот астероид, может, и пробил зияющую дыру в планете, но он не уничтожил ее полностью. Все возрождается.

Каждый день у меня есть достойное количество работы, и каждый вечер я ложусь в постель уставшей, так что я по-настоящему сплю. Раньше я никогда не чувствовала себя так, но теперь чувствую.

И у меня есть Кэл. Я нуждаюсь в нем (тут никаких вопросов), но такое чувство, что он тоже нуждается во мне. Теперь он намного счастливее, чем был раньше, и я уверена, что это по большей части из-за меня. Пока мне хватает ума не подчиняться случайным порывам, которые его расстраивают, нам удается выстраивать совместную жизнь.

Этого я и хочу.

После обеда погода жаркая и влажная. Мы раскрыли окна и двери, но сегодня нет даже легкого ветерка. Мы оба стоим на четвереньках и драим деревянный пол мылом и водой. Это последний этап нашей уборки. Все остальное уже сделано.

Я отыскиваю в памяти очередную песню. Раньше я знала сотни, каждую строчку и каждый аккорд, но забавно осознавать, как они меркнут в сознании. Я больше трех лет не слышала никакой музыки, кроме собственного голоса да редкого пения птиц.

Когда мы моем полы, мы с Кэлом всегда начинаем с противоположных сторон комнаты и в итоге встречаемся в середине. Сейчас мы почти там. Когда я оборачиваюсь, он совсем недалеко от меня.

Я невольно любуюсь им. Его большим телом, опирающимся на ладони и колени. Его кожей, волосами и футболкой, на спине влажной от пота. Тем, как его задница изгибом переходит в мощные бедра. Его выражение такое серьезное, будто он пытается справиться с уборкой так же, как пытался бы одолеть врага. Он так сосредоточен на отскребании пола, что даже не видит, как я на него смотрю.

По какой-то причине эта интенсивная концентрация похожа на вызов, перед которым я не могу устоять. Не ставя под сомнение этот порыв, я беру горсть мыльной пены из ведра и швыряю в него. Прямо в лицо.

Он издает ворчливо-возмущенный взгляд и выпрямляется на коленях, выпрямляясь, чтобы наградить его сердитым взглядом.

Комки мыльной пены налипли на его щеку и бороду.

Я хихикаю. Просто не могу держаться.

Он с абсолютной серьезностью запускает руку в свое бедро и швыряет в меня пену и воду. Он швыряет намного больше, чем я, так что мне в лицо и грудь прилетает поразительное количество воды.

– Эй! – я тру лицо обеими ладонями. – Это была несправедливая расплата! Я-то бросила всего лишь немножко пены.

– А что, бл*дь, создало у тебя впечатление, что я дерусь справедливо? – в его глазах живет блеск, хотя он до сих пор не улыбнулся.

Я оттягиваю свою белую майку от кожи. Она такая мокрая, что прямо льнет. И награждаю его заслуженным хмурым взглядом.

– Ты получаешь удар, – говорит он мягким серьезным тоном. – А потом ударяешь в ответ. Сразу же и еще сильнее.

Я прищуриваюсь, размышляя об этом. Затем решаю, что в его словах что-то есть. Так что я запускаю руку в ведро, набираю столько воды, сколько можно зачерпнуть в одну ладонь, и брызгаю ему прямо в лицо.

Он отплевывается и вытирает глаза.

– Просто следую твоему совету, – говорю я ему сладким голоском.

Затем я с визгом вскакиваю на ноги. Потому что он идет за мной. Гонится за мной. Чтобы отплатить. Он не бежит. За все то время, что я знаю Кэла, я никогда не видела, чтобы он бежал. Но он крадется по тесному пространству, пока я продолжаю ускользать от него. Я пытаюсь вести себя так же серьезно, как и он, но не могу перестать хихикать.

У него до сих пор живет тот блеск в глазах. Тот, что выглядит как смех, нежность. Это переполняет мою грудь и заставляет мою кровь пульсировать восторгом.

Время от времени я оказываюсь достаточно близко к одному из наших ведер, чтобы швырнуть в него еще больше воды и пены, но я слишком отвлечена, чтобы сделать это метко.

Он ждет, пока я не допускаю ошибку, позволив загнать себя в угол у кресла. А потом мне некуда деваться, и он приближается медленно, первобытно как хищник.

Я совершаю внезапный рывок, надеясь проскочить мимо него, но терплю провал. Естественно. Он одной рукой хватает меня за талию. Я сопротивляюсь, смеюсь и визжу (и от восторга, и от всего остального), но он слишком силен для меня. Я не могу высвободиться.

Если честно, я и не хочу. Даже для того, чтобы победить в нашей маленькой игре.

Он тоже смеется, когда заваливает меня на пол. В голос. Мягкий и низкий гортанный звук. Он придерживает мою голову ладонью, смягчая столкновение с полом, но потом он оказывается сверху. Щекочет меня, пока я не начинаю орать от смеха.

Минуту спустя все меняется. Его лицо все это время источало тепло, веселье и привязанность. Я узнаю это, потому что чувствую то же самое к нему. Но выражение его глаз начинает меняться. Распаляться.

Распаляться гораздо сильнее. Пока не кажется, что его взгляд может испепелить меня.

И этот жар меняет нечто во мне. Я до сих пор ерзаю под ним, но вместо того чтобы шутливо сопротивляться, я выгибаюсь навстречу его телу. Его ноги оседлали мои, чтобы пригвоздить к полу. Он перестал щекотать и вместо этого просто удерживает себя надо мной. Он такой твердый, горячий и тяжелый, и мне это нужно.

Нужно.

Мои руки сдвигаются на его плечи и сжимают ткань его футболки.

Мы смотрим друг на друга, застыв в таком положении на несколько секунд. Я так сильно хочу, чтобы он поцеловал меня, что потребность в этом буквально вырывается из моего тела.

Я никогда не знала, что способна чувствовать себя так. Позволить столь грубой потребности завладеть такой властью надо мной.

– Кэл? – ахаю я почти тем же голосом, который я использовала, когда он издал тот сексуальный стон, пока я массировала его плечи несколько дней назад.

Я отчаянно нуждаюсь в этом, но ему нужно сделать выбор. Я не могу заставить это случиться просто потому, что мне этого так сильно хочется.

Если честно, я понятия не имею, что могло бы случиться. Что он мог бы выбрать. Нам не представилось шанса узнать.

Потому что в этот самый момент в наш дом вторгаются. Группа мужчин входит прямиком в нашу открытую дверь.

Четыре парня. Грязные, грубые с виду типы с ружьями и сальными волосами. Я бы немедленно насторожилась, если бы увидела их в другой обстановке, хотя не стала бы автоматически считать их опасными, потому что сейчас многие люди выглядят так.

Но они входят без приглашения, и двое начинают гоготать в знакомой манере, которую я никогда ни с чем не спутаю. Довольные, гадкие и злобные звуки. Весь жар, пульсировавший в моем теле для Кэла, в мгновение застывает от шока и этих звуков.

– Я же говорил вам, что мы найдем Эванса где-то на этой горе, – говорит самый крупный тип, улыбаясь и глядя на нас с Кэлом, все еще расположенных на полу и мокрых от мыльной пены. – Я знал, что он не уйдет далеко.

Эти мужчины знают Кэла. Они знают его. Этот тип назвал его по фамилии. Это первое, что складывается у меня в мозгу.

Кэл реагирует быстрее, чем я. Он рывком поднимается на ноги и встает передо мной, заслоняя меня от незваных гостей.

– Убирайтесь! – таким злым я его еще никогда не видела.

– Хорошо же ты приветствуешь старых приятелей, – говорит все тот же здоровяк. Он идет вперед. Два других типа положили руки на оружие.

Я едва могу дышать. Едва в состоянии мыслить связно. Я думала, Кэл хорошо обучил меня на случай чрезвычайных ситуаций, но к этому я не была готова. Здесь мы должны были быть в безопасности.

Кэл собирался поцеловать меня.

Я не могу переключиться настолько быстро, чтобы справиться с этим.

Теперь он пятится назад. Он завел руки за себя и толкает меня назад вместе с ним.

– Мы больше не приятели, и это ваше последнее предупреждение. Убирайтесь и никогда не возвращайтесь!

Будь я адресатом такого тона, я бы испугалась до усрачки, но здоровяк лишь снова смеется. В конце концов, их четверо. А Кэл один. И еще одна я, хотя толку-то от меня в данный момент.

– Ты тут классно устроился, – мужчина обводит взглядом нашу только что прибранную хижину. – Курицы сзади, полно еды. Даже симпатичная киска, чтобы согревать тебе постель. Многие мужчины готовы были бы убить за то, что есть у тебя тут. Не стоит зажимать все себе.

Меня едва не тошнит, хотя от таких мужчин я никогда не ожидала ничего, кроме грубости. Но эти слова все равно вызывают дурноту. Я так беспомощно дрожу, что у меня стучат зубы.

Кэл снова сдвигает нас, пока я не оказываюсь зажата в угол между его кроватью и стеной. Его тело полностью заслоняет меня. Я даже не вижу мужчин. Только плечи Кэла. Его прямую спину. Пятна пота на футболке сзади.

– У нас есть еда. Вы можете взять, что хотите, – говорит он, вытянув одну руку в примирительном жесте, но вторая по-прежнему остается за его спиной.

Он пару раз сжимает и разжимает пальцы, и я внезапно понимаю, что он пытается сделать.

Мои колени подгибаются, и я съеживаюсь на полу, громко хныча. Мне не приходится симулировать страх, но при нормальных обстоятельствах я бы никогда не позволила этим мужчинам услышать такой звук.

Но мне нужно, чтобы они верили, будто я слишком напугана, чтобы что-то предпринять.

Мне нужно, чтобы они ошиблись в этом.

– О, ты поделишься своей едой, – говорит здоровяк. Он явно единственный разговорчивый тип в этой компании. – И не только едой.

Если бы я не отвлеклась, этот комментарий оказался бы самым гадким из всего услышанного, но я слишком занята тем, что тянусь под кровать, и почти не обращаю внимания на эти слова.

Кэл держит под кроватью старый дробовик. Он остается там несмотря ни на что. Мы только что положили его обратно после того, как помыли пол.

Я дотягиваюсь до него пальцами и подвигаю к себе, задержав дыхание и молясь, чтобы скольжение оружия по древесине не создало никакого звука.

Кэл приседает передо мной, еще сильнее заслоняя меня от других мужчин. Уверена, это выглядит как последняя попытка защитить меня от них.

Так и есть.

Именно это он и делает.

Я обхватываю пальцами дробовик. Поднимаю его с пола. И вкладываю в ладонь Кэла, которую он до сих пор держит заведенной за спину.

– Прячься, – бормочет он, затем встает и без предупреждения или колебания стреляет в мужчин. В одного за другим.

Я делаю ровно то, что он мне сказал. Я ныряю под кровать еще до того, как он совершает первый выстрел.

Эти мужчины глупы. Слишком расслаблены. Слишком уверены в своем преимуществе. И они платят за это высокомерие своими жизнями.

Я под кроватью, так что мне плохо видно, но я вижу, как падают два тела после того, как он их застрелил. Один или два успевают несколько раз выстрелить, и я не знаю, попали они в Кэла или нет. Но он по-прежнему в движении. Скорчившись под кроватью, я вижу, как знакомые ноги Кэла делают шаг за шагом. Судя по скудному обзору и звукам, которые я слышу, я понимаю, что он теперь вытаскивает тела наружу. Должно быть, минимум один из них не умер сразу же, потому что я слышу еще пару выстрелов снаружи.

Спустя минуту он возвращается внутрь. Встает на колени у кровати и наклоняется, заглядывая под нее.

– Выходи, малышка. Теперь их нет.

Я издаю очередной хнычущий звук. Этот получается приглушенным. Настоящим. Я подвигаюсь, пока ему не удается дотянуться до меня.

Кэл помогает мне выбраться из-под кровати. На его ладонях и предплечьях кровь. И на футболке тоже. Всхлипнув, я лихорадочно ощупываю его грудь и плечо в месте пятен, чтобы убедиться, что его не подстрелили.

А могли ведь. Мы оба сейчас могли быть мертвы. Я вообще не знаю, как мы не погибли.

– Все в порядке, – говорит он таким же мягким, хриплым голосом. – Они меня не задели. И я бы никогда не позволил им добраться до тебя.

Я валюсь как подкошенная. Иным словом это и не описать. Мое тело начинает трястись, когда рыдания рвутся наружу. Я тянусь к нему, и он привлекает меня в объятия.

В итоге он садится на пол, прислоняясь к кровати, а я оказываюсь у него на коленях. Я плачу так, как не плакала с ночи смерти Дерека, утыкаюсь лицом в его футболку. Неважно, что ткань потная и пропитанная кровью. Важно лишь то, что это Кэл. И он сильный. Он крепко держит меня. И он продолжает бормотать, что все хорошо, что я в безопасности, что он рядом.

Проходит долгое время, прежде чем мне удается взять себя в руки достаточно, чтобы поднять голову и взглянуть ему в лицо. Я шмыгаю носом и улыбаюсь при виде почти нежной тревоги в его глазах.

– Я в порядке.

– В порядке ли?

– Да. Ты меня спас, – мое сердце внезапно переполняется столькими чувствами. – Спасибо.

– Ты не должна благодарить меня, малышка.

Он никогда прежде не называл меня малышкой. До нескольких минут назад. Мне это нравится намного сильнее, чем «ребенок» или «девочка». Это кажется… особенным.

– Нет, я должна поблагодарить тебя. Они бы причинили мне боль. Спасибо, что ты защитил меня.

Он качает головой и опускает глаза.

– Пожалуйста, прекрати так говорить. Вся эта ситуация – моя вина.

– Что? В каком месте это твоя вина?

– Потому что они никогда бы не пришли сюда, если бы я не якшался с ними в прошлом. Они знали меня. Поэтому и пришли искать.

– Может быть, но ты давно перестал якшаться с этими типами. Не твоя вина, что им удалось тебя выследить. С чего они вообще решили это сделать?

– Потому что мы платим за свои ошибки. Всегда. И они – одна из моих ошибок.

Я все еще на его коленях, его ладони легонько покоятся на моей спине, но теперь не кажется, что он меня обнимает. Не так, как раньше.

Я внезапно боюсь этой перемены и того, что сделает с ним чувство вины.

– Это не твоя вина, Кэл. Ты не можешь брать на себя ответственность за их гадство. Ты позаботился о ситуации. Я не пострадала, и ты тоже. Мы в порядке. Мы в порядке.

Он кивает и на мгновение поднимает взгляд, будто проверяет выражение моего лица. Его губы кривятся.

– Не смотри на меня так.

– Как так? – я честно не знаю, что он имеет в виду.

– Как будто ты мне доверяешь. Как будто ты веришь в меня. Как будто ты думаешь, что я… хороший. Ты не должна мне доверять. Я не хороший человек.

– Нет, хороший!

– Нет, не хороший, – он говорит почти сердито, и он убрал руки. Думаю, он бы наверняка скинул меня с колен, если бы не думал, что это ранит мои чувства. – Даже не начинай думать, будто я хороший человек. Я всегда буду поганым типом.

– Нет, не будешь. Ты спас меня. Ты всегда защищал меня. Даже когда я тебе не нравилась.

– Это не имеет никакого отношения. Это не означает, что я хороший, – он накрывает ладонью мою щеку, но это не ласка, а настойчивый жест. Он смотрит мне в глаза с нетерпеливой свирепостью. – Я всегда буду о тебе заботиться. Если тебя ранят, то лишь потому, что со мной уже разделались. Если ты умрешь, то я уже мертв. Всегда будет именно так. В это ты можешь верить, но не смей верить во что-либо еще.

Я смотрю на него, опешившая, озадаченная и снова расстроенная, но уже по другой причине.

– Извини, ребенок, – бормочет он, снова отводя взгляд от меня. Он мягко сдвигает меня с коленей. – Я позабочусь о тебе, что бы ни случилось, но я никогда не буду тем мужчиной, которым ты хочешь меня видеть. Тебе лучше узнать это сразу же.

Я не знаю, что сказать. По сути мне и ничего говорить. Он встает и отряхивается. Затем берет одну из тряпок и принимается отмывать кровь с пола.

В итоге я помогаю ему, но теперь все ощущается иным. Каким-то образом омраченным.

И я не знаю, будет ли все как раньше.

Глава 5

Год четвертый после Падения, зима

После того дня все меняется. Кэл меняется.

Он снова уходит в свою замкнутую раковину и превращается в жесткого, молчаливого, ворчливого засранца, которым он был в первый год нашей жизни вместе. Я ненавижу это, ненавижу, но я никак не могу это пресечь.

Остаток лета и осень мы усердно трудимся. Кэл настаивает, что зима будет суровой, и нам нужно подготовиться, так что мы работаем вдвое больше обычного – охотимся, занимаемся садом и собирательством, накапливаем еду и получше утепляем курятник. К вечеру я так устаю, что засыпаю практически в тот же момент, когда голова касается подушки. В некотором роде это благословение, потому что у меня нет времени киснуть из-за перемены в Кэле.

Мы работаем вместе, спим в одной комнате, молча едим за столом друг напротив друга, но мы больше ничем не делимся. Не то чтобы Кэл когда-то был мягким или открытым со мной, но он разговаривал, иногда смеялся, вел себя так, будто я была компаньонкой, а не досадной обузой. Может, будь я старше, умнее или опытнее, я бы смогла заставить его измениться обратно. Я стараюсь. Я правда стараюсь. Но я просто не мог вернуть того мужчину, в котором я узнала настоящего его.

Я все же настаиваю на нескольких вещах, от которых он изначально отказывался. Я продолжаю подстригать его волосы и каждый вечер втираю лосьон в его спину, но делаю это в быстрой деловитой манере и очень усиленно стараюсь не думать об его теле. Это причиняет мне боль. Это ощущается как потеря, но когда наступает зима, почти приятные и компанейские дни весны и раннего лета кажутся лишь далеким воспоминанием.

Кэл прав насчет зимы. Она оказывается самой холодной из всех, что я помню. Планета как будто взбушевалась в ответ на падение астероида, давая отпор этой непрошеной атаке всеми видами природного оружия в ее распоряжении.

Зимы в Кентукки не должны быть настолько холодными.

Благодаря нашим приготовлениям, декабрь проходит относительно гладко. Мы нарубили полно дров для печки и запасли много еды, так что мы выходим на холод лишь для того, чтобы воспользоваться туалетом, набрать воды из колодца и позаботиться о курах.

Большую часть месяца я копаюсь в памяти, вспоминая уроки вязания, которые давала мне мама Дерека несколько лет назад, и использую их, чтобы связать шарф для Кэлла. Этой осенью я нашла в одном доме мягкую зеленую пряжу и вязальные спицы и припрятала их, чтобы Кэл не увидел. Мне требуется много недель, чтобы набить руку и потом связать достаточное количество рядов для шарфа нормальных размеров. Это явно не лучшее творение на свете. Некоторые ряды выглядят кривыми. Но это лучшее, на что я способна, и мне нужно подготовить ему подарок на Рождество.

Мы всегда делали что-нибудь для отмечания больших праздников, и я планирую сделать то же самое в этом году, даже если Кэл забудет про Рождество или не захочет дарить мне подарок.

Так что я заканчиваю шарф за два дня до праздника и заворачиваю его в красную оберточную бумагу, которую нашла в том же доме.

Рождественским утром, пока Кэл кормит кур, я кладу подарок на стол и зажигаю большую свечу с ароматом пряной тыквы, которую я берегла на этот день. Я приготовлю особенно вкусный завтрак и вручу ему подарок. Если это все, что он захочет сделать сегодня, то пусть так и будет.

Когда он возвращается, он покрыт легким слоем снега и отряхивается как мокрая собака. Когда он снял куртку, перчатки и шапку, я осознаю, что он несет завернутый кусок свинины от дикого кабана, которого он убил на охоте пару недель назад.

Погода настолько холодная, что мы заморозили излишки мяса.

Он кладет его на маленький участок кухонной столешницы. Я поднимаю взгляд от взбиваемых яиц. Мой рот приоткрывается, когда я осознаю, что он принес лучший кусок свинины. Небольшая порция филейной вырезки.

– На Рождество, – бурчит он, бросая на меня беглый, почти смущенный взгляд. – Если хочешь.

– Да. Это здорово, – я ощупываю кусок мяса. Он промерз и твердый как камень, так что я подвигаю его ближе к дровяной печке, чтобы оттаял. – Спасибо.

Он не отвечает, так что я снова смотрю на него. Он стоит неподвижно и смотрит на завернутый подарок, который я положила на стол для него.

– Ничего страшного, если ты для меня ничего не подготовил, – говорю я ему. – Ты делаешь для меня более чем достаточно. Я просто хотела… – я тоже испытываю смущение. И какое-то странное щемящее чувство. Я пожимаю плечами, потому что как будто не могу закончить предложение.