Текст книги "Угольки (ЛП)"

Автор книги: Клэр Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Наградив себя заслуженной лекцией за свою глупость, я погружаюсь в прерывистый сон. Когда я снова просыпаюсь, на улице до сих пор темно, так что прошло, должно быть, от силы пару часов, но изменилось нечто важное.

Я осознаю кое-что очень горячее и очень твердое за своей спиной.

Должно быть, Кэл перекатился и снова обнял меня, но уже иначе. Он твердый. Реально твердый. Полностью твердый. Тычется в мою задницу.

Мой разум помутился спросонья и из-за неожиданного прилива волнения, так что мне требуется минутка, чтобы понять, что происходит.

Он возбужден. Я чувствую его пенис. Он большой, эрегированный и прижимается к моему заду.

Осознание возбуждает и меня тоже… так быстро, что все аж ноет. Я вся раскраснелась и прерывисто дышу. Замерла абсолютно неподвижно.

Я понятия не имею, что делать, но я не хочу прекращать эти ощущения.

Должно быть, он спит. Иначе он бы ни за что не позволил себе такое. Мужчины постоянно испытывают стояки во сне. Это не означает ничего личного. Я, может, и неопытная, но не совсем невежда.

Одна его рука крепче сжимает меня. Его дыхание срывается. Бедра пару раз толкаются навстречу мне.

Я сейчас буквально растаю.

– Рэйчел, – бормочет он во сне. – Малышка.

Я хнычу. Ничего не могу с этим поделать. Ибо что бы ни возбудило его изначально, теперь он, похоже, видит сны обо мне.

Мое возбуждение превращается в ноющую пульсацию между бедер, и я абсолютно ничего не могу с этим поделать.

Прежде чем я успеваю выбрать курс действий, его тело внезапно дергается. Он резко вдыхает и напрягается.

Он проснулся. Я это точно знаю. Я смущаюсь, ужасаюсь и до сих пор возбуждена, так что неподвижно лежу с закрытыми глазами.

Кэл со сдавленным стоном выбирается из постели, топает к двери, впуская в хижину холодный сквозняк, и выходит наружу. В такой холод он никогда не позволяет мне пользоваться уличным туалетом, но сам иногда выходит.

Его нет несколько минут. Вернувшись, он подходит к кровати и подхватывает меня на руки.

– Ч-что? – мне не приходится изображать смятение и удивление.

Он несет меня к моей постели и укладывает туда.

– Извини, малышка. Сегодня тебе придется поспать в своей кровати.

***

Я не позволяю странности или ворчливости Кэла лишить меня лучших моментов в моей жизни. Так что следующей ночью, как только он встает ворошить угли, я выбираюсь из постели и ложусь в его кровать, как обычно.

Он качает головой, возвращаясь.

– Тебе необязательно делать это каждую ночь, знаешь ли, – несмотря на свое ворчание, он не колеблется и укладывает меня перед собой.

– Мне нравится. Не все же тут антисоциальные засранцы, которые делаются ворчливыми от близости с кем-либо, – когда он закидывает на меня руку, я хватаю ее и притягиваю его предплечье к моей груди. – Мне нравится такая близость.

Он не отвечает, но ничего страшного.

– Как думаешь, долго продлятся эти морозы? – спрашиваю я через минуту, просто чтобы поддержать разговор.

Он невнятно буркает, и этот звук, наверное, означает, что он не знает.

Я не настаиваю на беседе, поскольку сегодня он явно не в болтливом настроении. Ничего страшного. Он держит меня, обнимает, позволяет мне льнуть к нему. Это намного больше, чем было у меня даже две недели назад.

Я закрываю глаза и наслаждаюсь ощущением его расслабляющегося тела позади меня – его рука на мне тяжелеет, дыхание замедляется. Сегодня он засыпает первым, чего обычно не случается.

Это по какой-то непонятной причине делает меня счастливой.

Пока он спит позади меня, я осознаю самый ошеломляющий поток чувств. Привязанность. Знакомость. Доверие. Ласка. Нежность. Я честно думала, что моя способность переживать за других людей перманентно повреждена, но я ошибалась. Потому что прямо сейчас я чувствую все это к Кэлу.

Он может быть грубым, стоическим, ворчливым, невозможным, неспособным на базовые человеческие связи, но он всегда делал все возможное, чтобы позаботиться обо мне. Даже отталкивание меня, когда он возбуждается – это наверняка попытка позаботиться обо мне. Он не знает, что я хочу от него таких чувств. Он не знает, что я тоже это чувствую.

Но я не знаю, что с этим делать. Подкатывать к отцу своего покойного бойфренда – это не типичная ситуация для двадцатилетней девушки. Не существует инструкций, как с этим справиться.

Я так и не разобралась, что делать, когда наконец-то погружаюсь в сон.

***

Я просыпаюсь, охваченная возбуждением. Это каким-то образом произошло во сне.

Мои щеки и шея горят. Сердце бешено стучит, дыхание вырывается частыми вздохами. Нужда болезненно пульсирует между ног. И я трусь о теплое, жесткое мужское тело.

Он тоже спал. Может, до сих пор спит. Он постанывает, потираясь эрекцией о низ моего живота, и его огромные ладони накрывают мою задницу.

Видимо, я во сне развернулась к нему лицом. Мои соски будто тянет к Кэлу. Я никогда не думала, что они могут ощущаться вот так. Я скулю и трусь своей грудью об него, двигая бедрами навстречу его небольшим толчкам.

Его тело застывает, и он издает гортанный звук. Раньше он спал (я наконец-то осознаю этот факт), но теперь определенно проснулся.

– Какого…

Я зашла слишком далеко, чтобы остановиться. Я извиваюсь, льну к нему, снова хнычу от бесконечной ноющей боли чистого желания, которое испытываю.

Он прерывисто вдыхает и отпускает мою попу.

– Бл*дь, детка, ты должна перестать.

Эти слова пробиваются сквозь туман похоти в моем мозгу, заставляя меня замереть. Издав беспомощный всхлип, я отлепляюсь от него и плюхаюсь на спину.

Чуть не плача от агонии неудовлетворенности, я провожу руками от бедер до грудей и обратно, пытаясь унять эту пытку.

Кэл поднимается в сидячее положение, оставаясь спиной к изголовью.

– Черт, я очень сожалею, детка. Я не хотел этого делать, – он делает несколько прерывистых вдохов и грубо трет лицо. – Я спал.

– Я знаю. Я тоже. Но разве мы не можем… – любой стыд или смущение, которое я могла бы испытывать, поглощен волной такой тоски, что я капитулирую перед ее натиском. – Ты не думаешь, что мы могли бы… могли бы… сделать что-нибудь?

Я беспомощно ерзаю и снова глажу груди под флисовой пижамой. Такое чувство, будто похоть буквально дерет меня когтями изнутри.

Несколько секунд он почти жадно смотрит на меня, затем резко отворачивается.

– Бл*дь, нет. Мы не можем.

– Почему нет?

– Я не могу тебя трахать. Это абсолютно неправильно.

– Почему это неправильно? – теперь, когда это озвучено, мне почти легче. Я не стыжусь того, что чувствую к нему, так что нет причин не сознаваться в этом.

– Потому что ты хочешь этого лишь потому, что нет никого другого.

– Что? – я ахаю, совершенно ошеломленная его натянутыми словами.

– Это несправедливо по отношению к тебе. Что ты застряла со мной. Что в твоей жизни нет другого мужчины, кроме разбитого бывшего зэка, который достаточно стар, чтобы быть твоим отцом. Это несправедливо по отношению к тебе, и я не стану пользоваться ситуацией.

Он говорит искренне. Я слышу это по его голосу. Он серьезен, и это вызывает у меня желание расплакаться.

– Но у меня сейчас такое чувство, будто я умираю.

– Я знаю, детка. Мне очень жаль. Это естественно. У людей есть потребности. И у тебя никогда не было возможности испытать это с мальчиком твоего возраста. Который тебе очень нравится.

– Но я не хочу мальчика, который мне нравится.

– Конечно, хочешь. Когда снова станет тепло, я постараюсь почаще выводить тебя. Попробуем найти хороших людей, оставшихся поблизости. Может, найдешь себе хорошего парнишку, – он делает странную, рычащую гримасу, будто ему ненавистно говорить такие слова. Будто он ненавидит саму мысль об этом. Он не оборачивается ко мне.

И внезапно я понимаю. Что он говорит. Что он не говорит. И почему он всегда отстранялся, когда я подходила слишком близко.

Он хочет меня. Хочет. Не меньше, чем я его.

Но он считает, что хотеть меня в таком отношении – неправильно.

Так что мой голос звучит более ясно и собранно, когда тихо говорю:

– Кэл, я не хочу хорошего мальчика. Я не чувствую такого к хорошим мальчикам.

Он бросает взгляд на мое лицо. Его плечи заметно напрягаются.

Так что я говорю ему остальное.

– Я чувствую такое только к тебе.

Эти слова странно влияют на него. Он уставился на меня. Его дыхание сбивается.

Так что я повторяю.

– Ты единственный, кто когда-либо вызывал у меня такую реакцию.

– Ты серьезно?

Я сажусь в ту же позу, что и он.

– Да, я серьезно. Я не хочу какого-то парнишку. Я хочу только тебя, – мои щеки так горят, что как будто обжигают мое лицо, и я не могу сделать полный вдох. – Если ты меня не хочешь, я понимаю.

– Конечно, я хочу тебя. Кто тебя не захочет? Желать тебя – это неотъемлемая часть моей жизни.

Мы долго смотрим друг на друга, оба тяжело дышим.

Затем, наконец, я спрашиваю:

– Если ты не будешь трахать меня, ты можешь хотя бы прикоснуться ко мне?

– Прикоснуться?

– Нам необязательно трахаться. Я понимаю, если это для тебя чересчур. Но ты не можешь хотя бы… прикоснуться ко мне?

– Просто прикоснуться?

Я внезапно взволнована. Похоже, его стены наконец-то рушатся. Шаг за шагом, возможно, станет лучшей стратегией.

– Да. Это все, что мне нужно.

Теперь в его глазах тлеет нечто новое, горит как зарождение огня. Он на несколько секунд отворачивается, затем переводит взгляд обратно ко мне.

– Ничего, кроме моих рук.

– Меня устраивает. Я не хочу ничего такого, на что ты не согласен. Просто мне так сильно это нужно.

Вот и все. Он дает трещину. Ломается. Стонет и притягивает к себе на колени.

– Только руки.

Я не уверена, кому он напоминает – себе или мне, но это неважно. Потому что это происходит. Наконец-то.

Он располагает меня так, что я лежу поперек его коленей, опираясь на его левую руку, а мои ноги лежат поверх его бедер. Он запускает правую руку под пояс моих пижамных штанов и трогает мою киску.

– Черт, детка. Ты уже так возбудилась.

– Знаю, – я ерзаю от ощущения его пальцев на моей горячей, набухшей плоти. – Можешь еще потрогать мою грудь?

– Конечно.

Он убирает руку из моих штанов, забирается под кофту, чтобы погладить мою кожу. Находит мои груди, накрывает их. Дразнит соски большим пальцем. Ласкает меня, пока я не начинаю выгибаться и запрокидывать голову с бесстыдными стонами.

– Черт, – шепчет он. – Черт, ты ощущаешься такой сладкой и идеальной. Посмотри на себя, детка. Тебе хорошо?

– Да. Да. Так хорошо, – я беспомощно хнычу и пытаюсь уткнуться лицом в его толстовку. Я никак не могу лежать смирно.

Через несколько минут Кэл снова запускает пальцы под мои штаны. Он потирает клитор, пока я не начинаю буквально рыдать, а затем сдвигается так, чтобы трахать меня двумя пальцами.

Я ерзаю так сильно, что ему сложно удержать меня на месте, но он, похоже, все равно наслаждается этим. По крайней мере, мне так кажется. Он быстро и жестко двигает рукой, пока я не начинаю издавать постыдные, ритмичные охающие звуки и двигать бедрами навстречу его пальцам.

– Именно так, детка, – говорит он низко и сипло. – Ты так хорошо справляешься. Ты вот-вот так сильно кончишь. Позволь мне дать тебе это.

Я уже совсем не контролирую себя, лихорадочно пытаясь насадиться на его пальцы и вцепившись в его толстовку.

– Кэл. Кэл. О Боже.

– Давай, детка. Прямо сейчас. Ты можешь отпустить себя. Ты так хорошо справляешься, – он двигает рукой еще быстрее и жестче. Его пальцы порождают влажный чавкающий звук.

Когда удовольствие наконец-то достигает пика, мне приходится заглушить свой беспомощный крик, уткнувшись в его грудь. Все мое тело содрогается от оргазма, и когда я думаю, что все закончилось, это не так.

Кэл замедлил свои движения, но не остановился. И я только успокоилась, а он снова начинает трахать меня пальцами.

Я рыдаю и выгибаюсь на его коленях.

Мое беспомощное удовольствие, должно быть, сбивает его с толку, поскольку он делает паузу и спрашивает другим тоном:

– Тебе все еще приятно, детка?

– Да. О да. Пожалуйста, мне нужно больше.

– Я дам тебе больше. Я дам тебе все, что тебе нужно.

– Прошу, – я стону низко и протяжно, когда он снова начинает двигать рукой между моих ног. Мои пижамные штаны сползли ниже задницы, и это не совсем пристойно, но мне абсолютно плевать.

Он снова и снова доводит меня до оргазма, пока я не обмякаю, охрипнув и совершенно вымотавшись. Моя киска ноет, но все остальное тело ощущается идеально. Я и не знала, что можно чувствовать себя так. Такой идеально удовлетворенной.

Я бормочу «Спасибо», развалившись на его коленях.

Кэл наконец-то убирает руку из моих штанов и подтягивает их на место.

Я едва могу пошевелиться. Я дышу так тяжело, будто пробежала марафон, и одна моя рука до сих пор сжимает его толстовку.

Даже в таком изможденном состоянии я понимаю, что его тело не такое приятное и расслабленное, как мое. Он как никогда напряжен, его член полностью эрегирован под спортивными штанами. Я инстинктивно тянусь к нему, но он отодвигается прежде, чем я успеваю обхватить его рукой.

Кэл укладывает меня на свою постель под одеяло, затем встает и выходит на улицу. Он возвращается буквально через несколько минут, ворошит огонь, затем возвращается в постель со мной.

– Ты нормально себя чувствуешь? – он обнимает меня сзади в нашем привычном положении. Теперь он ощущается более расслабленным. Должно быть, он подрочил прямо на морозе.

– Да. Мне очень хорошо. Спасибо. Тебе тоже хорошо?

– Я в норме, – он утыкается в мои волосы. Это не поцелуй, но близко. – А теперь спи.

Я подчиняюсь. Я не уверена, что когда-либо спала так хорошо, как сейчас. Не успев что-либо осознать, я уже безмятежно засыпаю в его руках.

Глава 7

Год пятый после Падения

На следующий день Кэл ведет себя так, будто прошлой ночью ничего не случилось.

Он не закрылся и не отстранился. Вместо этого он как обычно ворчливый и компанейский. В некотором роде это облегчение. То, что случилось между нами, ничего не изменило. Но прошлая ночь многое значила для меня, так что было бы здорово знать, что для него она тоже что-то значила… а по его поведению ничего не скажешь.

Так что мы проживаем день как обычно, и я продолжаю ждать, когда он что-то скажет. Упомянет это. Скажет мне, что это не может повториться. Ну хоть что-то. Но наступает вечер, и все так, будто прошлой ночью между нами не случилось ничего нового.

Я часами веду мысленные дебаты насчет того, что делать, когда сядет солнце, и я так и не прихожу ни к каким связным выводам. Я понятия не имею, чего он ожидает, чего хочет, в чем он нуждается, так что вместо этого я делаю то, чего хочу сама.

Я забираюсь в его постель, переодевшись в пижаму и почистив зубы.

Закончив заниматься огнем, он встает у своей кровати и смотрит на меня.

Я немного смущена, но встречаю его взгляд, не дрогнув.

Проходит несколько секунд, и он вообще ничего не говорит. Не шевелит ни единым мускулом. Его глаза не отрываются от моего лица.

– Ты думал, что я хотела этого лишь одноразово? – спрашиваю я наконец.

– Я не знал.

– Ну, так вот, это не так. Я хочу большего. Так что если ты не готов сказать мне, что не хочешь этого…

– Конечно, я хочу, – бормочет он почти оскорбленно. – Ты это уже знаешь.

Узел тревоги в моей груди разжимается.

– Тогда в чем именно твоя проблема?

Он неловким рывком головы отводит взгляд, затем поворачивается обратно.

– Только руки.

Я киваю.

– Если ты этого хочешь, то так мы и сделаем. Лишь бы ты понимал, что это твоя граница, а не моя. Я теперь знаю, чего я хочу. И я хочу от тебя всего.

Он издает странный гортанный звук и снова отворачивается. Делает сиплый, прерывистый вдох. Его тело так напряжено, что он почти дрожит, но все же выдавливает:

– Только руки.

– Ладно. Только руки.

После этого он наконец-то забирается в постель со мной.

Я так взволнована, что аж дрожу. Это ощущается более реальным, чем полные нужды размытые события прошлой ночи. Теперь Кэл отпускает свои колебания, приняв решение. Его взгляд такой горячий и собственнический, пока он устраивается надо мной, гладит мое тело. Он не снимает мою пижаму, и я не уверена, то ли это из-за холода, то ли это еще одна его граница.

Я не возражаю, хотя ему было бы намного проще потрогать меня везде, если бы я была обнаженной. Я хочу, чтобы он хотел этого не меньше, чем я, и я не хочу, чтобы его раздирали противоречия. Я бы предпочла протаранить прочерченные им границы.

Ему почти не требуется времени, чтобы возбудить меня, и довольно скоро я уже умоляю и ерзаю, как прошлой ночью.

Похоже, Кэлу это нравится. Его глаза становятся еще горячее, когда я беспомощно выгибаюсь и умоляю, чтобы он заставил меня кончить. Он запустил обе руки под мою кофту и большими пальцами играет с моими сосками.

Он не спешит. Растягивает процесс. Но в итоге переворачивает меня на живот и стягивает мои штаны и трусики настолько, чтобы обнажить мою задницу. Затем он приподнимает мои бедра и вводит в меня два пальца.

Он трахает меня ими. Так хорошо, что я кончаю буквально за тридцать секунд. Он продолжает двигать рукой, даже когда моя киска содрогается вокруг его пальцев. Я стискиваю простынь и кричу в подушку, пока он снова и снова доводит меня до оргазма.

Мое горло саднит, из глаз катятся слезы, и только тогда он наконец-то замедляет движения руки. Убрав пальцы, он медленно гладит мою задницу и бедра. Я все еще в в той позе, в которой он расположил меня задницей кверху.

– Тебе было достаточно, малышка? – спрашивает Кэл тем мягким, хриплым голосом, который мне так нравится.

– Думаю… думаю… да, – все мое тело как будто трепещет от легких отголосков.

Он очень нежно проводит ладонью вверх, чтобы потереть мой клитор, и я скулю, снова утыкаясь лицом в подушку.

– Похоже, ты еще не закончила. Ты хочешь большего, да?

– Угу.

– Ты такая сладкая. Такая горячая. Такая отзывчивая, – он снова вводит два пальца в мою киску, а свободной рукой поглаживает мою поясницу. – Поверить не могу, что ты так сильно этого хочешь. Ты просто не можешь насытиться.

Несмотря на мою охваченность ощущениями, кажется, на это нужно ответить. Повернув голову набок, я говорю:

– Мне нужно наверстать за долгое время.

– Я знаю, малышка. Неправильно, что ты так долго была лишена этого.

Его пальцы издают влажные, первобытные звуки, входя и выходя из меня. Знакомый узел нужды снова скручивает мое нутро, предупреждая о приближении очередного оргазма.

Он прав. Мое тело как будто не может насытиться, сколько бы удовольствия он мне ни дарил.

Я никогда не думала, что буду такой бесстыже нуждающейся.

Я никогда не думала, что буду жаждать такой нужды.

Я издаю мяукающий звук и оставляю голову повернутой набок, чтобы видеть его, пока он стоит на коленях позади меня.

– Тебе это нравится, малышка?

– Да. О да, – я двигаю бедрами навстречу его руке. – Сейчас снова кончу. Очень сильно.

– Это очень хорошо, – он продолжает массировать мою поясницу, и это так приятно. Почти так же приятно, как его пальцы во мне. – Я хочу, чтобы тебе было очень хорошо. Я хочу это видеть.

– Угу, – мямлю я, утрачивая дар речи, потому что ощущения нарастают, становятся все сильнее.

Скорость и напор его руки увеличиваются. Моя киска и так ноет после вчерашнего, а новое трение заставляет меня рыдать. Не потому, что больно, а потому что боль такая приятная.

– Ох бл*дь, – взгляд Кэла продолжает бродить по моему телу, задерживаясь на моем лице и в месте, где его пальцы продолжают входить в меня. – Бл*дь, ты так хорошо справляешься. Никогда даже не мечтал, что ты будешь так сильно кончать для меня.

Я зажмуриваюсь, потому что его слова сводят меня с ума так же сильно, как и его прикосновения.

– Бл*дь, малышка. Ох бл*дь.

Перемена в его тоне привлекает мое внимание, так что я открываю глаза, чтобы посмотреть, что он делает. Он засунул вторую руку в свои штаны и сжимает свой член, трахая меня пальцами.

– Да, – ахаю я, когда вид его подталкивает меня ближе к оргазму. – Да. Да. Ты тоже кончи.

– Бл*дь, – выдыхает он. Его лицо искажается, глаза полыхают нуждой.

– Ты тоже… кончи… – я хватаю воздух ртом и вся дрожу. Я так близко, что почти ощущаю вкус разрядки. – Кэл… кончи со… мной.

Я кричу, когда это изумительное напряжение наконец-то достигает пика, но я осознаю достаточно, чтобы услышать его гортанное восклицание. Его лицо меняется от глубинной, горячей разрядки, и он тоже кончает.

Он кончает со мной.

Когда после мы оба падаем на постель, я подвигаюсь к нему. Он притягивает меня в объятия, его дыхание такое теплое и прерывистое в моих волосах. Он ничего не говорит, и я тоже.

Такое чувство, что нам и не нужно.

Через несколько минут он начинает отстраняться, и я хватаюсь за него, протестующе пискнув.

– Я сейчас вернусь. Никуда не ухожу. Просто надо привести себя в порядок.

Я вспоминаю, что он кончил в штаны. Меня удивляет собственное хихиканье.

Он бросает на меня многострадальный взгляд, свесив ноги с края кровати.

– Я слишком стар, чтобы так терять контроль. В последнее время будто сделался перевозбужденным подростком. Видимо, у меня вообще нет контроля, когда дело касается тебя.

Мне нравится эта идея. Она дарит мне невероятный восторг.

Я хочу, чтобы он терял контроль. Я хочу, чтобы он был таким же беспомощным, как и я, перед этой штукой между нами.

Я хочу, чтобы мы стали еще ближе… такими близкими, какими только могут быть два человека.

Я хочу от него всего, как и сказала ему ранее.

Впервые за все годы, что я его знаю, у меня есть реальная надежда, что однажды это правда может случиться.

***

Морозы наконец-то ослабевают, но только через месяц становится достаточно тепло, чтобы выходить наружу на длительные периоды времени. В оставшуюся часть зимы мы действуем по знакомой схеме. Во время светового дня занимаемся нормальными вещами, ведем себя как партнеры, которыми были так долго, а после заката позволяем себе удовольствие. Иногда несколько раз за ночь.

Он серьезен насчет того, чтобы ограничиваться руками. Он даже не пускает в дело свой рот и не целует меня. И полноценное совокупление исключается. Но в итоге он позволяет мне прикасаться к нему, и я наслаждаюсь, учась доводить его до оргазма руками.

Это не все, чего я хочу, но это лучше, чем я когда-либо воображала себе. После пустой, одинокой осени и первой половины зимы быть с ним вот так ощущается чудом.

Когда приходит март, у нас остается мало еды и припасов. Погода улучшилась достаточно, чтобы мы отправлялись на вылазки, так что мы снова начинаем путешествовать по региону.

В этом году Кэл другой, и я имею в виду не только очевидные ночные отличия.

В прошлые годы, когда мы были далеко от дома, он старательно избегал людей, даже тех, что выглядели максимально безобидно. Когда мы оказывались возле населенных городов, мы объезжали их окольными путями. Когда мы сталкивались с другими путешественниками в дороге, мы либо быстро сходили с дороги, либо отпугивали их предупредительными выстрелами. А когда были хоть какие-то признаки, что кто-то может быть опасен, он сначала стрелял и потом уже задавал вопросы.

Так что в годы после смерти Дерека Кэл был не просто единственной персоной в моей жизни. Он также был единственным, кого я видела и с кем разговаривала.

Но, должно быть, он говорил серьезно, когда зимой сказал про поиски других людей, чтобы мне было с кем общаться. Он не использовал эту идею просто как повод оттолкнуть меня. Он говорил серьезно. Потому что этой весной мы начинаем посещать некоторые города неподалеку, которым удалось выстроить линию обороны и сберечь своих людей. Он говорит с охранниками, знакомит, предлагает помощь в обмен на припасы. Мы уверенно можем путешествовать и защищать себя в такой манере, в которой другие люди на это не способны, так что мы можем предложить полезные услуги.

Кэл все еще насторожен в том, с кем мы взаимодействуем. Он никогда не будет легко доверять кому-либо. Но он явно принял личное решение, что мы будем больше выбираться в мир и перестанем жить в такой изоляции.

И правда в том, что я наслаждаюсь этим. Знакомствами с новыми людьми. Нормальными, достойными людьми. Выполнением работы для тех, кто нуждается в помощи, которую мы можем предложить. Дни проходят намного быстрее, потому что каждый день не похож на предыдущий.

Единственное, что беспокоит меня в нашей новой ситуации – это то, что Кэл постоянно позволяет людям верить, будто он мой отец.

Он мне не отец. Он мне вообще не отец. Но он вечно зовет меня ребенком, когда мы куда-то выезжаем. Он зовет меня малышкой лишь ночью, когда мы одни. И, наверное, наша разница в возрасте наводит других на мысли, что мы кровные родственники, хотя это не так.

Я не раздуваю из этого шумиху, поскольку в конечном счете неважно, что подумают другие люди, но это все равно иногда беспокоит меня.

В начале лета мне исполняется 21 год, и Кэл дарит мне симпатичную подвеску в виде красивого цветка с красным драгоценным камнем на золотой цепочке. Я понятия не имею, как ему удалось найти такое потрясающее ювелирное украшение. Я люблю эту подвеску больше всего, что у меня когда-либо было, и ношу ее каждый день.

Мы выезжаем все дальше и дальше, чтобы находить дома и магазины, так что большинство наших поездок требуют минимум одной ночевки, а то и больше. В середине июля мы решаем, что это стоит риска и затраченного топлива, поэтому затеваем долгую поездку и едем на восток, осматривая заброшенные маленькие поселения и фермы в провинциальных регионах.

Мы добиваемся весьма хороших результатов. Мы находим более чем достаточно еды и припасов, чтобы компенсировать потраченное время и бензин. Время от времени мы натыкаемся на других путешественников и местных, но мы не сталкиваемся с настоящими проблемами.

Тут все не так хаотично, как раньше. Те немногие города, что еще сохранились, находятся под контролем банд, а самые жестокие типы примкнули к стадам или бродяжничающим бандам, либо были убиты. Либо они осели, чтобы по возможности худо-бедно устроить себе жизнь, как и все мы остальные.

Конечно, все это не означает, что мы можем расслабиться. Даже обычные люди могут проявить агрессию, если они достаточно оголодали, или если соблазн достаточно силен. Но теперь мне почти комфортно в дороге, чего я раньше никогда не испытывала.

Мы с Кэлом знаем, что мы делаем. Это не означает, что мы ослабляем бдительность, но скорее всего, мы будем в порядке, если уж не наткнемся в самую гущу враждебных типов.

Мы возвращаемся из четырехдневной поездки, когда слышим вдалеке выстрелы. Даже теперь это не является редкостью, так что нет причин паниковать. Мы реагируем быстро. Кэл на пассажирском сиденье, так что он тянется к винтовке, опускает окно со своей стороны и наполовину высовывается из грузовика, чтобы иметь возможность выстрелить, если придется. Я направляю машину в сторону от дороги, по которой мы ехали, и прибавляю скорость настолько, чтобы проехать за небольшой подлесок, тянущийся вдоль дороги.

Грузовик Кэла может проехать по любой местности, и съехать с дороги – это самая простая и очевидная мера предосторожности.

Когда мы добираемся до вершины холма, я вижу источник шума. Перестрелка. Между двумя людьми за грузовиком и группой нападающих.

Я останавливаю наш грузовик.

– Похоже на засаду. Ребята в грузовике, наверное, просто проезжали мимо.

Я вижу, что Кэл наверняка прав. У нападающих укрепленные позиции, и они явно ждали до места, где дорога сузится и поворачивает, и только потом напали.

– Не похоже на обычную банду, – я щурюсь, пытаясь разглядеть детали. – Они даже не выглядят взрослыми. Подростки?

– Ага, – Кэл сел обратно на сиденье, поскольку нам уже не грозит непосредственная опасность. – Похоже, их восемь. Вон тому мелкому явно не больше четырнадцати, – он как-то странно выдыхает. – Бл*дь.

– Что будем делать? – по какой-то причине вид того, как дети даже младше меня нападают на ни в чем не повинных путешественников – это одно из худших зрелищ, что я видела.

– Можем объехать стороной и не лезть в этот бл*дский бардак.

Я облизываю губы. Поворачиваю голову, чтобы взглянуть Кэлу в глаза.

Он бегло кивает, явно прочитав мои мысли.

– Можем попробовать напугать их. Зайти сзади. Они буквально дети. Могут убежать, если потеряют преимущество.

– Окей. Давай попробуем.

Его глаза как будто темнеют, когда он пригвождает меня взглядом.

– Мы можем попробовать. Но если они дадут отпор, мы уезжаем. Немедленно. Без споров.

Я медленно киваю.

– Я серьезно. Мне тоже жаль этих ребят, но они незнакомцы. И если выбор стоит между тобой и парой незнакомцев, я всегда выберу тебя.

Мое сердце сжимается от этих грубоватых слов.

– Я понимаю. Хочешь верь, хочешь нет, но я тоже буду не в восторге, если мы пострадаем или погибнем.

В его глазах так бегло вспыхивает тепло, что я чуть не пропускаю этот момент. Затем выпрямляю спину, ставлю ногу на педаль газа и кладу руки на руль.

– Значит, просто ехать на них?

– Ага. Прямо на них. Я начну стрелять.

– Не на поражение, если не придется. Они просто дети.

– Знаю. Я тоже не хочу их убивать.

Наш план набрасывается с нашей типичной эффективностью. Я трогаю грузовик с места и еду вперед. Быстро набираю скорость (насколько это возможно на такой местности), а Кэл высовывается из окна с пассажирской стороны и начинает стрелять, как только мы оказываемся достаточно близко.

Он подстреливает трех нападавших еще до того, как они успевают развернуться.

Некоторые стреляют в ответ, но это длится лишь несколько секунд. Вскоре все они отступают, убегая от дороги и скрываясь за деревьями. Через минуту три квадрацикла уезжают прочь, облепленные подростками.

Я останавливаю грузовик рядом с пикапом на дороге. Красивый черный мужчина в армейском камуфляже встает из-за автомобиля, все еще держа винтовку наготове, но не целясь в нас. Он пристально наблюдает за нами. Он такой же, как и мы. Не будет доверять кому-либо без веской причины.

– Они уехали, – говорит Кэл.

– Мы вам не навредим, – добавляю я, поскольку мужчина настороженно косится на Кэла.

Логично. Кэл крупный, грубоватый и опасный с виду.

– Похоже, вы нуждались в помощи, – незнакомцам этого не понять, но это проявление дружелюбия со стороны Кэла.

– Нуждались, – отвечает мужчина, глянув туда, куда уехали нападавшие. – Мы очень благодарны. Они всего лишь дети, – он тянет руку вниз и помогает женщине подняться. – Я Мак. А это Анна.

Анна белая, с вьющимися рыжеватыми волосами и симпатичным открытым лицом. Она выглядит бледной, но ее улыбка искренняя, когда она выходит из-за грузовика, чтобы поприветствовать нас.

– Я думала, мы точно погибнем. Большое вам спасибо.

– Рада, что мы смогли помочь, – отвечаю я. – Вы просто проезжаете мимо?

– Да. Едем встретиться кое с кем, – теперь говорит Анна, и в основном со мной. Мужчины до сих пор сверлят друг друга взглядами. – Мак просто сопровождает меня, ему вечно приходится это делать.