Текст книги "Угольки (ЛП)"
Автор книги: Клэр Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Не говори так, – сухо отзывается Мак, бросая на Анну прищуренный взгляд. Затем поворачивается ко мне. – Вы тут живете?
– В паре часов езды отсюда, – отвечаю я, не вдаваясь в детали, чтобы Кэл не раздражался. – А вы куда пытаетесь попасть?
– Нам осталось около тридцати миль, – карие глаза Мака не кажутся холодными, но они пронизывают как ножи. От него ничего не ускользает, пока он оценивает меня и Кэла. – Похоже, вы знаете, что делаете. У вас случайно нет времени поехать с нами? Нам бы пригодилась ваша помощь. У грузовика пробиты шины, и сам он изрешечен пулями. Я не уверен, как далеко мы доберемся пешком.
Этот вопрос меня удивляет. Большинство людей уже не просит о таких вещах. Но мне нравятся эти люди, а мои инстинкты очень редко ошибаются. Я хочу ответить, но сначала поворачиваюсь к Кэлу. Я не буду настаивать, если он посчитает это плохой идеей.
Он тоже смотрит на меня, и между нами происходит безмолвный разговор. Он не в восторге от такого плана, но готов сделать это, если я этого хочу.
Так что я говорю:
– Да, мы, пожалуй, могли бы это сделать, если тут недалеко. Мы уже провели несколько дней вдали от дома.
– Не больше тридцати миль, – Мак улыбается. Улыбка теплая, настоящая и меняет его лицо. – Мы будем очень благодарны.
– Ладно, – бурчит Кэл, показывая на наш грузовик. – Тогда давайте выдвигаться. Берите свои вещи и запрыгивайте назад. Я заберу бензин, оставшийся в вашем грузовике.
Кэл выкачивает бензин из расстрелянного пикапа в наш, пока Мак и Анна собирают вещи. Я забираюсь в кузов грузовика вместе с ними, поскольку мне хочется поговорить с ними.
В последнее время я общалась с людьми больше обычного, но общение до сих пор ощущается новым и волнительным.
Когда Кэл садится за руль и едет, Анна первым делом спрашивает у меня:
– Итак, он твой мужчина или твой отец?
Я моргаю, опешив от вопроса. Мне реально требуется минутка, чтобы найти ответ.
– Эм, ни то, ни другое. Не прям так. Мы… вроде как семья.
Это звучит неправильно. Кажется, мы с Кэлом нечто большее. Он не прикасался ко мне с тех пор, как мы пустились в дорогу. Он делает это только в нашей хижине после заката. И он решительно отказывается трахать меня или целовать. Но для меня он во всех отношениях мой мужчина.
Единственный, кого я хочу.
Если другие люди могут посчитать это странным или каким-то грязным, для меня это не становится менее значимым.
Но он хочет, чтобы другие люди считали нас семьей, и у меня нет оснований не соглашаться с этим. Это расплывчатый и безопасный способ описать наши отношения. И если честно, никого не касается, кем мы с Кэлом приходимся друг другу.
Мы втроем болтаем в кузове грузовика, пока Кэл ведет машину. Я узнаю, что Анна преподавала английский в старшей школе, в маленьком городке в горах Вирджинии, а потом с остатками своего города мигрировала в Форт-Нокс. Мак был солдатом в армии, его командировали туда до Падения, и он помогал защищать базу, когда люди бежали туда в поисках безопасности. В прошлом году на базу напало стадо, и ему пришлось скрываться вместе с остальными. Он и Анна явно не вместе как пара, но они до сих пор иногда видятся.
Я рассказываю им основные моменты своей истории, потому что они поделились своим прошлым. Я не привыкла открываться кому-либо, кроме Кэла, но рассказать им что-то в ответ кажется справедливым.
Мы провели в пути какое-то время, на удивление хорошо общаясь, но тут Мак стучит по окну кабины, показывая Кэлу остановиться.
– Куда едем дальше? – спрашиваю я.
– Никуда. Мы остаемся здесь. Они нас найдут. Они должны проехать тут сегодня после обеда.
Кэл припарковал грузовик и вышел, чтобы присоединиться к нам у кузова. Он стоит, чтобы легко видеть любого, кто приблизится. Он держит винтовку наготове.
Мне он не кажется довольным. Его плечи напряжены, глаза помутились. Он наверняка хочет знать больше о том, кого мы ждем?
– Те, с кем вы встречаетесь, безопасны, так? – спрашиваю я, поскольку знаю, что Кэл не спросит.
– Безопасны? – Мак пожимает плечами. Он тоже стоит, держа руку на оружии, но он далеко не так сильно напряжен, как Кэл. – Я бы так не сказал. Но они не навредят вам, если вы не дадите им повода.
Кэл поворачивает голову, встречаясь со мной взглядом, и между нами завязывается очередной безмолвный разговор, состоящий лишь из выражений лиц. Он начинает беспокоиться и терять терпение, а мне приходится попытаться убедить его остаться.
Он бросает на меня последний взгляд, явно передающий, что его терпение на исходе, но он не настаивает. Пока что.
– Все будет хорошо, – шепчет Анна, когда Кэл отвернулся. – Мария и ее команда хорошие. Мы помогаем многим женщинам. Они не будут чинить вам проблемы.
– Кто они?
– Это группа женщин, которые путешествуют по округе и ищут других женщин, нуждающихся в помощи. Я должна быть с ними, но я взяла, ээ, небольшой перерыв, – она косится на Мака буквально на несколько секунд. – Я присоединилась к ним в прошлом году, потому что у меня в мире никого не осталось. Ни семьи, ни близких друзей, никого. С ними я хотя бы могу делать добро и учиться, как позаботиться о себе, – ее большие голубые глаза смотрят искренне и слегка тревожно. – Раньше я постоянно чувствовала себя беспомощной. Я всю жизнь чувствовала себя так. Но я хочу изменить это, поэтому работаю в данном направлении. Они многому меня научили. Боец из меня до сих пор не очень, но они не ожидают от меня идеала. Они меня учат, поэтому я постоянно становлюсь лучше. Я просто хочу чувствовать, что я могу о себе позаботиться.
– Да, – бормочу я так же тихо, как она. Я не уверена, что другая женщина когда-либо открывалась передо мной так, как это только что сделала Анна. Такое чувство, что я должна отнестись к этому учтиво. – Я это понимаю. Я тоже много чувствовала эту беспомощность.
– Разве? Потому что ты выглядишь такой уверенной, компетентной и прекрасно знающей, что ты делаешь?
– Правда? – мои глаза выпучиваются.
Анна смеется.
– Да. Правда. Я бы очень хотела тоже быть такой, – она вздыхает. – Может, однажды.
– Если я что и могу, то только потому, что Кэл меня научил, – честно, я лишь время от времени задумывалась о том, каким даром для меня стали все его тренировки. Он никогда не заострял на этом внимание. Просто в естественной манере начал давать мне советы, пока мы проделывали повседневную рутину жизни после Падения. До я осознаю, что он не просто спас меня и оберегал, непосредственно защищая. Он также научил меня, как защищать себя саму.
Я поднимаю взгляд туда, где он стоит, и моя грудь снова ощущается какой-то переполненной. Прямо сейчас он с ворчливым лицом осматривает периметр, но он даже сместился таким образом, чтобы стоять передо мной.
Он загородит меня своим телом от любой опасности. Он уже делал это раз за разом.
Когда мое внимание возвращается к Анне, она озадаченно смотрит на меня.
– Что? – спрашиваю я, внезапно смутившись.
– Ничего, – она улыбается. Мне очень нравится ее улыбка. Она теплая. Накрывает волной неожиданной мягкостью. Ее голос понижается, когда она добавляет: – Он точно не твой мужчина?
Я пожимаю плечами и отвожу взгляд.
– Наверное, я не знаю, кто он.
***
Менее чем через час наш грузовик окружен женщинами.
Они передвигаются пешком, так что мы видели их приближение, но они двигаются синхронно, как эльфийская армия из фильма. У них всех есть оружие. Если бы они реально посчитали нас угрозой, у нас не было бы ни единого шанса выбраться из этой стычки живыми.
Но они не нападают. Они ждут, пока привлекательная и деловитая женщина выйдет вперед, чтобы поговорить с нами. У нее черные волосы, загорелая кожа и темные глаза, и она выглядит на тридцать с хвостиком. Я догадываюсь, что это Мария, лидер группы. Она кивает Анне, не улыбаясь.
– Тут все в порядке?
– Да, – отвечает Анна. – Извини за перемену в планах, но мы потеряли наш грузовик, и пришлось ехать на попутке. Но я готова вернуться, если вы по-прежнему меня примете.
– Конечно. С нами ты всегда будешь свободна. Ты можешь приходить и уходить, когда тебе угодно. Все женщины могут присоединиться, если они не желают причинять вред, – взгляд Марии скользит ко мне. – Тебе тоже будем рады, если тебе хочется.
Я моргаю, совершенно опешив.
– Что?
– Ты тоже можешь присоединиться, если хочешь. Мы тебя защитим. Тебе не придется полагаться на мужчину, – ее холодный взгляд скользит к Кэлу, который, как она явно поняла, связан со мной. – Они злоупотребляют преимуществом. Мы – никогда.
Я встаю, чтобы подойти поближе к Кэлу. Думаю, этой женщине наверняка можно доверять, но она не вызывает у меня инстинктивной симпатии, как Мак и Анна. Мне не нравится, как она смотрит на Кэла.
– Он ничем не злоупотребляет в отношении меня.
– Иногда мы даже не осознаем этого, пока уже не окажемся в ловушке, – просто поразительно, как невозмутимо она говорит такие вещи прямо перед Кэлом и Маком.
Кэл сейчас в паре дюймов от меня, но я чувствую, как от него исходят напряженные вибрации. Он слышит, что она говорит о нем. О нас. И его это расстраивает.
– Я не в ловушке. Он всегда хорошо ко мне относился и заботился обо мне, – я бросаюсь защищать Кэла не только потому, что сама в это верю. А потому что мне нужно, чтобы он знал, что я в это верю. В него.
– Мужчины могут заботиться о тебе, но это всегда сопровождается узами. Мы же поможем тебе безо всяких обязательств, – Мария быстро переводит взгляд на Кэла, затем на меня. – Сколько тебе? Восемнадцать? Двадцать?
– Двадцать один. Какое это имеет значение?
– Хочешь сказать, ты бы выбрала переспать с этим мужчиной, если бы обстоятельства не принудили тебя к этому?
Я возмущенно ахаю от ее намека.
– Он никогда ни к чему меня не принуждал!
– Я и не говорю, что он тебя принуждал. Обстоятельства часто делают это за нас. Подумай о том, кем ты была до Падения. Выбрала бы ты такого мужчину в партнеры, если бы у тебя была свобода выбора? Если у тебя есть сомнения или колебания, пойдем сейчас с нами. И даже если нет, однажды ты можешь проснуться и осознать, что твой мужчина не такой, каким ты его считаешь в данный момент. Если это случится, ты всегда сможешь примкнуть к нам позже.
Я начинаю спорить, но без толка. Она явно прочла ответ на моем лице и в моей оборонительной позе. Она кивает другим женщинам позади нее, и они выстраиваются рядами, отходя от грузовика.
Анна берет свои вещи и выбирается из кузова. Быстро поворачивается к Маку.
– Ладно. Что ж, – ее лицо искажается чувствами.
Я отхожу, поскольку этот разговор кажется приватным. Я все еще дерганая из-за разговора с Марией. Я уверена, что она делает добро, и я уверена, что многим женщинам это нужно.
Но я так боюсь, как Кэл среагирует на ее слова.
Он сейчас даже не смотрит мне в глаза.
Он наслаждался тем, что мы делаем друг с другом ночами. Ему нравится это не меньше, чем мне. Как только он решил прикоснуться ко мне, он отбросил свои прежние сомнения.
Но эти сомнения были реальными, и теперь они могут вернуться.
Глава 8
Мы подбрасываем Мака до его друзей неподалеку, поскольку у него больше нет работающего автомобиля. Мы договариваемся поддерживать контакт, оставляя записки в заранее оговоренном месте. Судя по всему, Мак путешествует по региону и предлагает помощь людям, которые в этом нуждаются. И ему часто требуются помощники.
А мы с Кэлом можем стать такими помощниками.
Я была бы готова помогать бесплатно (как мы сделали это для Мака и Анны), но Кэл настаивает, что нам надо брать плату ресурсами, если мы возьмем привычку рисковать своими жизнями.
Это логично. Время, которое мы проводим, выполняя работу для других людей – это время, которое мы могли бы посвятить обеспечиванию своих потребностей. Так или иначе, нам с Кэлом нужно как-то жить дальше.
Я счастлива, что мы встретили Мака и Анну. И я счастлива, что теперь у нас есть возможность предложить помощь большему количеству людей, которые в этом нуждаются. Но все это не перевешивает ужас, нарастающий в моем нутре, пока мы с Кэлом едем домой.
Он молчит.
Это необязательно плохой признак, поскольку ему часто не хочется говорить, но сама природа его молчания угрюмая, не предвещающая ничего хорошего.
Он все еще думает о том, что сказала Мария. Он всерьез прислушивается к этому.
Все между нами может вновь измениться… и в этот раз не к лучшему.
Пока мы едем вверх по горе, я напрягаюсь все сильнее, обхватываю руками живот и отчаянно продумываю методы, как унять приливную волну, которая вот-вот сокрушит меня.
Я знаю, что Кэл имеет право решать, чего он хочет для себя и своих отношений, но я не хочу, чтобы он снова отстранился. Я не могу вынести, если это случится.
Так странно возвращаться спустя столько дней, но все так, как мы и оставили. Куры в порядке, поскольку мы оставили им достаточно еды и воды. Они лихорадочно кудахчут, будто обвиняя нас в том, что мы их бросили, но похоже, они никак не пострадали. И наша хижина все такая же, только воздух внутри немного затхлый, потому что столько дней не проветривали.
Мы распаковываем все найденные припасы и еду, ухаживаем за курами и раскладываем все по своим местам.
Кэл вообще ничего не говорит.
В итоге я не выдерживаю. Я организовывала вещи в шкафчиках, чтобы найти место для новых найденных консервов, а он заходит в хижину с водой из колодца.
Как только он опускает контейнер, я срываюсь.
– Она не знает, о чем говорит! – эти слова вырываются из меня без раздумий и намерений.
Кэл замирает. Очень медленно поворачивается ко мне.
– А я думаю, что знает.
– Нет, не знает. Она озвучила предположения, опираясь на ее опыт с другими мужчинами. И другими женщинами. И я уверена, что она права насчет многих отношений. Но не насчет нас. Она понятия не имеет, кто мы и что между нами. Она ошибается.
Он намеренно делает вдох. Я вижу это в том, как его плечи приподнимаются и опускаются.
– Я правда пользуюсь…
– Ты мной не пользуешься! Не смей так говорить! – я зла и не только. Я отчаялась. Так что я не контролирую свои эмоции. Мои щеки полыхают, руки сжаты в кулаки вдоль боков.
– Я как минимум пользуюсь ситуацией. Ты бы никогда не захотела прикоснуться ко мне, ты даже никогда не захотела бы быть в моем присутствии, если бы не застряла со мной, потому что весь мир скатился псу под хвост. Ты знаешь, что это правда.
Я с трудом сглатываю, стараясь справедливо отнестись к его возражениям, хоть мне и хочется отмахнуться от них как от назойливых мух.
– Может быть. Но мы не знаем наверняка. Люди растут и меняются, становясь старше, и испытывают влечение к другим людям. Для того, чтобы чье-то мнение или вкусы поменялись, необязательно нужен апокалипсис.
Он слегка вздрагивает, будто мои слова ранили его в такой манере, которой я не подразумевала.
– Кэл, пожалуйста, – у меня не осталось стыда. Я готова открыто умолять, если это потребуется, чтобы он прислушался к голосу рассудка. – Ты тоже не хотел меня, пока мы не застряли вместе. Но теперь хочешь. Мы хотим друг друга, и в этом нет ничего неправильного.
Он притихает на минуту. Прерывисто дышит. Мышцы его челюсти и предплечий сокращаются, будто он то и дело напрягается.
– Это другое.
– И в чем же разница?
– Разница в том, что не будь ты тогда слишком юной, я бы тоже хотел тебя трахнуть! Мне пришлось останавливать себя, чтобы не думать о тебе в такой манере, потому что ты всегда была самой горячей и красивой девушкой, что я знал. Самым лучшим и сладким, что со мной случалось. Мои взгляды на тебя не поменялись! Я всегда хотел тебя, хоть апокалипсис, хоть нет. Вот такой я эгоистичный, грязный ублюдок. Хотел трахнуть девочку своего родного сына!
По мне пробегает дрожь глубинных эмоций, от которых перед глазами все расплывается, а грудь сдавливает. Я поднимаю ладонь ко рту.
– Кэл.
– Вот такой я! Таким я всегда был, – черты его лица искажаются, он трет свою бороду, ерошит жесткие волосы. – И малышка, ты заслуживаешь намного лучшего. Ты заслушиваешь гораздо лучшего, чем я.
– Нахер это! – я подхожу и хватаю его за потную футболку. Я цепляюсь за ткань, и мне жаль, что я не могу тряхнуть его всего своей хваткой. – Я не хочу лучшего. Я не хочу ничего, только тебя таким, какой ты есть. Почему ты не можешь этого понять? Я не хочу какого-то гипотетического хорошего мальчика, который никогда не делал ничего плохого. Я хочу только тебя. И подумай, что ты делаешь со мной, когда отказываешь мне в том, что я хочу.
Он напряженно стоит в считанных дюймах от меня. Его глаза кажутся почти черными в послеобеденном свете, льющемся через окна.
Я шумно дышу. Он тоже. В итоге я отпускаю его футболку и разглаживаю смятые мной складки. Внезапно я уверена, что если сейчас слишком надавлю, то потеряю его полностью. И я не собираюсь совершать эту ошибку.
– Может, просто подумаешь об этом? Пожалуйста? У нас все было так хорошо. Мы были…
Счастливы.
Мы были счастливы.
Оба. И он был не менее счастлив, чем я.
Я это точно знаю.
– Я подумаю об этом, – бормочет он, наконец отходя от меня. Смотрит в пол.
Буквально на мгновение он выглядит сломленным. Такой сильный, компетентный мужчина. Но сломлен.
Я не могу оставить это без ответа. Не тогда, когда все во мне вздымается в защиту от всего, что может причинить ему боль. Так что я делаю шаг вперед и обнимаю его.
Примерно десять секунд он напряжен, не поддается. Затем испускает гортанный вздох и тоже обнимает меня обеими руками.
Мы обнимаемся на протяжении долгого времени. Без слов. Без давления. Просто наши тела держатся друг за друга. Пока, наконец, он меня не отпускает.
Но когда он отворачивается в этот раз, хотя бы нет ощущения, будто нас разорвали в разные стороны.
***
Остаток дня проходит как обычно. Кэл даже позволяет мне спать в его кровати. Он обнимает меня, пока я засыпаю, но не доводит меня до оргазма. Я не жалуюсь. Он до сих пор разбирается в чем-то своем, и я меньше всего хочу принудить его к чему-то, чего он не хочет.
В любом случае, оргазмы – это не то, чего я больше всего хочу от него.
Следующий день с рассвета ощущается жарким и липким, так что я предлагаю сходить к водопаду и помыться. Волосы и борода Кэла нуждаются в стрижке, а я чувствую себя мерзко после долгой поездки по жаре.
Он не спорит. Сегодня утром он тихий, но уже не кажется готовым разлететься на куски, как вчера.
Он стоит ко мне спиной, пока я намыливаюсь за струями воды. Я брею подмышки, наношу на волосы шампунь, затем кондиционер. Потом расчесываюсь, заплетаю косы и надеваю сарафан, поскольку предпочитаю его после мытья.
– Я готова, – говорю я ему. – Но сначала сядь сюда, чтобы я тебя подстригла.
Он не спорит. Просто снимает свою футболку и садится на камень, который мы используем в качестве сиденья. Я чувствую на себе его взгляд, пока быстро делаю свою работу, по возможности причесывая волосы и убирая лишнюю длину.
Когда я заканчиваю с его бородой, он как будто напрягается сильнее. Переведя взгляд, я обнаруживаю, что его глаза смотрят так горячо. Они скользят то к моему лицу, то к груди.
Вырез этого платья довольно свободный, так что он слишком сильно обнажает мою грудь, если я неудачно наклонюсь.
– Извини, – бормочу я, и мои щеки краснеют, пока я поправляю платье. – Я не стала бы делать это нарочно.
Это правда. Я не хочу заманивать его уловками, соблазнять или подталкивать к выбору, которого он не сделал бы самостоятельно. Это было бы несправедливо по отношению к нему. Или ко мне.
– Я знаю, малышка. Не твоя вина, что я возбуждаюсь от малейшего взгляда на тебя.
Он говорит почти нежно, и от этого мое сердце пропускает удар. Мои руки слегка дрожат, пока я напоследок подравниваю его бородку.
Но теперь я знаю, что он возбужден, и это заводит меня саму. Моя киска сжимается, пульсирует от предвкушения, пока я отхожу и кладу ножницы. Я избегаю его взгляда, поскольку меня почти смущает реакция моего тела.
– Рэйчел.
Мой взгляд взлетает и встречается с его. Выражение его лица такое жаркое. Голодное.
– Иди сюда, малышка.
Я делаю шаг вперед, едва дыша.
– Ты тоже возбуждена? – сипло спрашивает он. Когда я оказываюсь достаточно близко, он проводит ладонью по моей голой ноге, накрывая одну из ягодиц.
– Да, – я переступаю с ноги на ногу. – Но ничего страшного. Если ты не уверен, я не хочу… навязывать.
– Ты никогда ничего не навязывала. Все, что я делал с тобой – я хотел этого.
– Правда?
– Да, – он качает головой и привлекает меня еще ближе, чтобы я встала между его разведенными бедрами. – Никогда не думал, что мужчина способен так сильно хотеть, бл*дь… пока не начал хотеть тебя.
Я издаю глупый мяукающий звук и цепляюсь за его плечи, поскольку мои колени определенно подкашиваются.
Он обеими ладонями гладит мое тело под платьем, от бедер вверх до грудей. Какое-то время играет с сосками, затем опускается ниже, чтобы поласкать задницу.
– Тебе нравится? – бормочет он хрипло и мягко.
– Да, – я прикусываю нижнюю губу и слегка покачиваюсь, пока он трогает пальцами мою киску.
– Тебе нравится, когда я так к тебе прикасаюсь?
– Да. Очень нравится.
– Кажется, тебе нужно кончить. Ты уже горячая и влажная.
– Да, – я цепляюсь за его плечи, и перед глазами все размывается, когда он вводит в меня два пальца. – Да, мне нужно. Кончить. Очень сильно.
Когда он начинает трахать меня пальцами, я кончаю меньше чем за минуту, держась за его шею и громко крича, пока удовольствие стискивает меня спазмами. Он не останавливается. Он продолжает, пока я не кончаю еще два раза. Затем я принимаюсь возиться с его штанами, пока не обхватываю пальцами его член и не довожу его до оргазма.
Он кончает с громким ревом. Звук эхом отражается от каменистых склонов вокруг нас.
После я продолжаю цепляться за него, желая ощутить его руки на себе. Но минуту спустя что-то в языке его тела меняется. Я чувствую это и опускаю руки еще до того, как он поднимается на ноги.
Он не смотрит мне в глаза.
– Кэл, это не было неправильным, – а что мне еще сказать, черт возьми?
Он снимает штаны и идет под водопад, до сих пор одетый в боксеры. Намыливается быстрыми движениями.
– Что бы сказал Дерек, если бы увидел нас сейчас?
Я сглатываю, поскольку этот вопрос причиняет мне настоящую боль.
– Дерек мертв.
– Но что бы он сказал? – он выдавливает эти слова.
– Он любил нас. Нас обоих. Он хотел бы, чтобы мы были счастливы. Так что я думаю, он бы, наверное…
– Не возражал, что его папа трахает его девочку? Прикасается к ней? Заставляет ее кончать? Позволяет ей трогать его член? Ты серьезно думаешь, что он бы не возражал?
Буквально минуту назад я была такой счастливой и удовлетворенной. Теперь все это без предупреждения рушится.
– Да даже задавать такой вопрос несправедливо, Кэл. Когда Дерек был жив, все было иначе. А теперь все изменилось. Я уже не та, и ты тоже.
– Я до сих пор его отец, – он втирает шампунь в волосы с такой силой, будто пытается выцарапать что-то из своего мозга. – Ты до сих пор его девочка.
– Я не его девочка! Он умер. Мы любили его, но он умер, и его нет уже три долгих года. Теперь я твоя девочка!
Он резко разворачивается ко мне, мокрый, почти голый и свирепо хмурящийся.
– Не говори так. Никогда так не говори.
– Почему нет? Это правда, – я снова боюсь, как и вчера. Но я в то же время необъяснимо зла. – Проблема реально в Дереке? Или в чем-то другом?
– Что ты имеешь в виду, бл*дь? – он смывает шампунь и хватает полотенце с камня, на котором его оставил.
– Я говорю об иррациональном чувстве вины, которое ты носишь в себе. Ты думаешь, что из-за твоих плохих поступков в прошлом ты не заслуживаешь счастья. Так что всякий раз, когда ты близок к счастью, ты отталкиваешь меня. Как будто это я виновата в том, что ты чувствуешь вину.
– Я не виню тебя ни в чем! Я никогда тебя не винил.
– Разве? Потому что ты совершенно точно заставляешь меня расплачиваться за это. Я понимаю, что у тебя есть проблемы, Кэл. У всех они есть. Но между нами зародилось нечто настоящее, а ты продолжаешь обходиться с этим как с помоями. Мне похер, что ты делал в прошлом. Сейчас ты такой, какой ты есть. И таким я тебя хочу. Весь мир полыхает в огне. Он рушит все, оставляя лишь тлеющие угольки, но мы с тобой не сгорели. Мы все еще здесь, и мы имеем право жить той жизнью, которой живем сейчас. Ты не обязан продолжать наказывать себя. Ты можешь быть счастливым.
Я даже не знаю, откуда все это берется. Может, результат всего, что назревало во мне за последний год. Но я знаю, что это правда. Я прекрасно знаю, что сейчас движет Кэлом, и что заставляет его снова и снова отталкивать меня.
И я ненавижу это. Я не могу выносить, что он продолжает это делать.
Но я все же допускаю ошибку. Мне не стоило этого говорить. Он закрывается как рухнувшая опускная решетка. Я вижу, как это происходит на его лице. Даже его глаза будто отрешаются.
– Дело не в этом, – холодно говорит он, быстро вытираясь, затем надевая футболку и штаны.
– А я думаю, что может быть в этом. Но извини, если я слишком надавила. Мы можем…
– Нам необязательно продолжать этот разговор.
И все. Это его финальное слово. Я слышу это в его тоне. Вижу в натянутой холодности его выражения.
Я зашла слишком далеко. Попробовала слишком многое. И теперь мне не останется ничего.
Конечно, я постараюсь не допустить этого, но я вижу, как это приближается – неизбежное, как грозовые облака, назревающие вдалеке.
Он снова разобьет мне сердце. Это уже свершившийся факт.
***
Оказывается, у меня даже нет шанса придумать что-то, сказать что-то, попытаться изменить ситуацию. Как только мы возвращаемся в хижину, Кэл ворчливо объявляет:
– У нас заканчивается корм для кур. Я поеду и посмотрю в том магазине тракторов. Под завалами должно найтись что-то еще.
Я смотрю на него, удивленная и на мгновение дезориентированная, потому что обычно мы заранее планируем такие поездки. Если использовать тропы и самые безопасные окольные дороги, то путь до того старого магазина занимает четыре часа.
– Что? Ладно. Только дай мне минутку, чтобы переодеться.
Он качает головой и издает гортанный звук.
– Что это значит? – мой голос делается слегка пронзительным, но я не уверена, что тут можно поделать. – Мы всегда ездим везде вместе.
– Да, но сегодня на то нет причин. Я вернусь до темноты. С тобой все будет хорошо.
– Я беспокоюсь не за себя. Я беспокоюсь за тебя. Путешествовать небезопасно, и у тебя нет причин делать это в о…
– Сегодня я поеду один. Мне надо побыть одному.
Это ранит. Очень сильно. Боль несколько секунд дрожью проносится по мне… не менее интенсивная, чем мои оргазмы ранее.
Ему нужно побыть одному. Без меня.
Он никогда раньше не просил уединения от меня.
– Извини, ребенок, – бормочет он, явно видя реакцию на моем лице. – Я скоро вернусь.
Он будет отсутствовать весь день. Я уже четыре года не разлучалась с ним так надолго, но это не ранило бы так сильно, если бы я не знала, что он отправляется в эту поездку, только чтобы убраться от меня.
Я ничего не говорю. Не могу ничего сказать.
– Я вернусь до темноты, – он отворачивается от меня, хватает винтовку и сумку, которую всегда берет с собой в дорогу. – Обещаю.
И все.
Он выходит за дверь.
***
Когда мой изначальный шок выветривается, я несколько часов злюсь на него. Просто раскаленной добела яростью. Он сбегает. От меня. От того, что он чувствует. От чувства вины, которое он как будто не может отбросить. И в процессе он причиняет боль мне.
Это неправильно. И меня такое не устраивает.
Я пытаюсь отвлечь себя, занявшись уборкой дома. Мне нечего делать, кроме наших ежедневных дел. Я расправляюсь с ними вскоре после обеда. Я даже не позволяю себе сидеть смирно. Не позволяю себе обдумывать все, что произошло между мной и Кэлом, воображать, что я смогла сказать или сделать иначе, чтобы привести к более благоприятному исходу. Я мою окна, скребу полы и занимаюсь стиркой после нашей поездки.
Мне мучительно одиноко. Просто абсурдно, как одиноко быть в этом маленьком знакомом помещении без Кэла. Но я не разваливаюсь на куски. Я представляю, как трясу его до позеленения, но все равно умудряюсь держать себя в руках.
Но ближе к ужину я начинаю ждать его возвращения.
Поскольку у меня нет часов, я могу оценить течение времени лишь по положению солнца на небе, но сейчас это удается мне весьма неплохо. Прошло восемь часов с тех пор, как он уехал, а значит, ему хватило бы времени доехать туда и обратно. Естественно, требуется дополнительное время, чтобы порыться в руинах магазина. Ему придется вырывать старые пакеты куриного корма из-под развалин. Но это не должно занять много времени. Либо там есть корм, либо его нет.
Так что он должен вернуться в любую минуту.
Я не голодна, но заставляю себя съесть на ужин яйцо и немного консервированных груш. Я выхожу на улицу, чтобы немного понаблюдать за курами, в основном потому что мне нужна компания, и у меня есть только они.
Когда солнце опускается ниже по небу, я возвращаюсь внутрь, умываюсь и читаю.
Пытаюсь, во всяком случае.
По большей части я пытаюсь уловить шум мотора вдалеке.
Я жду. И слушаю. И смотрю на расплывающиеся слова на странице.
Кэла нет.
В итоге темнеет, а он до сих пор не вернулся.
Как только солнце опускается за горизонт, вся моя злость испаряется, застывает в кошмарном ужасе.
Где он, черт возьми?
Он обещал, что вернется до темноты.
Я откладываю книгу, поскольку за целый час даже не перевернула страницу. Я выхожу на улицу и спускаюсь по гравийной дорожке до того места, где она встречается с земляной дороги. Никаких звуков. Света фар тоже нет. Лишь сплошная темнота.
Его здесь нет.
Я возвращаюсь в хижину, поскольку мне определенно небезопасно бродить в темноте в одной пижаме, даже в таком изолированном месте, как эта гора. Надо было хотя бы взять с собой пистолет.
Я скучала по технологиям далеко не так сильно, как ожидала, но прямо сейчас мне не хватает телефона как дозы наркотика. Будь у нас связь, я могла бы позвонить Кэлу. Он мог бы сказать мне, что происходит, и что задержало его возвращение домой.
Я бы знала, что он в порядке.
Наверное, он просто замедлился. Столкнулся с небольшой проблемой или неудобством, потерял на этом пару часов. С ним все будет хорошо. Он вернется сразу же, как только сможет.
Я не собираюсь паниковать без причины, просто потому что стемнело, а он еще не вернулся.
Повторяя это снова и снова, я выдерживаю еще один долгий промежуток времени. Затем снова выхожу и смотрю на небо, видя по положению луны, что уже почти полночь.
Где он может быть? В случае небольшой задержки он уже вернулся бы домой.
Возвращаясь в дом, я дрожу. Это глубокий, тяжелый сорт страха. И теперь я не могу удержать свой разум от замкнутого цикличного мышления, перебирания одного ужасного сценария за другим. Что могло случиться с Кэлом в этой поездке.
