Текст книги "Слово на букву «Л»"

Автор книги: Клер Кальман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Что? Это?

– Ты меня смущаешь.

– Как думаешь, мы еще не совсем мхом покрылись? Можем поцеловаться прямо в парке?

– Мы? Я точно не покрылась, а ты – не знаю.

Губы к губам; его язык настойчиво ищет ее, и она чувствует, как внутри она словно вся раскрывается. Уилл обнимает ее и придвигается поближе. Они разъединились всего на несколько секунд, только чтобы насладиться видом друг друга и опять слиться воедино, снова предвкушая ощущение первого прикосновения.

«Сколько же мне отпущено поцелуев? – подумала она. – Сколько – между сейчас и... потом?»

Закрыв глаза, она попыталась отделаться от ощущения беды.

– А в кино мы идти не хоти-и-м. – Уилл легонько потрепал ее по щеке. – Ты, наверно, мечтаешь затащить меня к себе? Только боишься, что я перестану тебя уважать. Спешу заверить – я и так тебя не уважаю.

– Спасибо, утешил. – Она поднялась на ноги. – Идем. К тебе. Хочу увидеть твойсад.

Стоя в прихожей, Белла ждала, пока Уилл уберет разбросанные вещи.

– Две минуты! Дай мне две минуты!

Из кухни раздалось звяканье сваленной в раковину посуды и шум воды.

– Я иду! Кто не схоронился, я не виноват! Не ждать же мне в прихожей, пока ты разгребешь все, что скапливалось годами.

– Просто посуда от завтрака осталась. Если я одинокий мужчина, то это еще не значит, что я неряха.

– Конечно, нет. О, какой необычный миниатюрный коврик! – Она наклонилась и что-то подняла.

Он выхватил носок у нее из рук, засунул его в карман брюк и открыл дверь в сад.

– О, Уилл... – Белла засмеялась от восхищения.

– Я так и думал, что тебе понравится, – довольно ответил он.

По городским стандартам сад Уилла был довольно большим. Он пошутил, что не стоило его ей показывать, вдруг она расскажет о том, что видела, а это противоречит всем общепринятым представлениям о том, каким должен быть сад. Среднестатистический сад должен быть четко организован и соразмерен своему архитектурному окружению. А сад Уилла... Он бы не посоветовал заводить такой сад никому из клиентов, потому что в неумелых руках он слишком легко мог превратиться в хаос. Этот сад был похож на красивейший лес. Там был пруд с ирисами, тростником и лилиями, постепенно переходящий в небольшое болотце, засаженное водяными растениями с широкими листьями и цветущими примулами, прямыми и аккуратными, как послушницы на молитве.

Под перголой, оплетенной белым и голубым клематисом и ярко-зеленым хмелем, стоял небольшой столик и две простые скамьи.

– Сейчас тепло, давай я вынесу лампы, и мы посидим в сумерках, – предложил Уилл.

Словно бабочка в поисках нектара, спешила она от одного уголка сада к другому. Все здесь радовало ее глаз: вишня с гладкой корой цвета махагон, белые колокольчики с серебристой филигранной листвой, крохотные папоротники, растущие прямо на стене, такие же, какие он посадил и у нее.

– Можно? – Глаза Беллы загорелись.

– Естественно, ты туда смотришь с тех пор, как вошла.

Она побежала в дальний конец сада, где среди ветвей огромного дуба разместился подвесной домик. Всю свою жизнь она мечтала о таком. Когда она была маленькая, его не было ни у одной ее подружки. А теперь, стоя прямо под ним, она увидела, какой он большой, явно не для детей.

Она быстро взобралась по лестнице наверх. У домика была настоящая крыша с высоким щипцом и застекленное окошко. Внутри стояли кресло, крохотный столик и небольшой деревянный сундучок. Она подумала, как здорово было бы жить здесь, вдали от всякой суеты и остальных людей. В таком домике можно было бы грезить целый день в полном одиночестве, наедине с птицами и ветром.

Высунувшись в окошко, она помахала стоявшему внизу Уиллу.

– Рапунцель, Рапунцель, распусти косы.

– Не выросли, – подергала она себя за прядки.

– Ну, тогда ты сама спускайся.

– Тоже мне, отважный принц.

– Спускайся и поцелуй меня.

– Ты здесь много времени проводишь? – спросила она.

– Нет. Я думал, что смогу там работать, но там мало света и совсем тихо. Побудешь там час, и теряется всякое ощущение реальности. Предпочитаю шум своей мастерской.

После ужина Уилл посадил ее к себе на колени.

– Ну что, не рановато ли тащить тебя в постель? – спросил он, целуя ее.

– О, прекрати, Уилл. А то я подумаю, что ты зациклился на том, чтобы меня соблазнить.

– А о чем, по-твоему, я думал все эти два месяца?

– К чему торопиться? У тебя что, завтра самолет?

– Не знаю даже, почему я с тобой робкий, как мальчишка? В школе-то мы с пацанами девчонок еще как задирали. Говорили: «Расставь ножки, лапочка», ржали и перемигивались. Но, признаться, мы слабо себе представляли, о чем шла речь.

– А у нас с девочками было специальное название для того, ну знаешь, когда целуешься, но не больше. Мы называли это Любовное Свидание.

– Так мы с тобой на Любовном Свидании?

– Да, Любовное Свидание, стадия два: поцелуи с языком.

– М-м-м, как аппетитно звучит. А какие там еще есть стадии? Просвети.

– Оки-доки:

Стадия один, это просто для детишек, – поцелуи по-английски (только губами, без языка).

Стадия два – французские поцелуи (с языком).

Стадия три – прикосновение к груди (через одежду).

Стадия четыре – прикосновение к груди (под одеждой) и ниже (через одежду).

Стадия пять, для самых отважных, – засовывание руки в трусики.

Стадия шесть – это, собственно, уже трах.

– Знаешь, мы, по-моему, уже должны переходить к стадии четыре.

– Нет, не должны. И вообще, я еще не закончила. Стадия семь...

– Это, наверно, уже девчачьи извращения, типа секса на учительском столе?

– Нет. Это оральный секс. В то время он занимал почетное последнее место, как самый запретный плод. Но у нас с тобой только второе свидание, так что...

– Но мне уже тридцать семь лет. Может, можно как-то уже ускорить прохождение через стадии? И потом, я устроил твой сад, и мы так много и продуктивно общались, как большие. Нет, я думаю, надо переходить к стадии пять. Мы к этому и так уже в опасной близости. – Его рука обвилась вокруг ее талии.

– Стадия три. Это мое последнее и окончательное предложение. И ниже пояса руки не распускай.

Они поцеловались, и Белла нежно провела пальцами по его спине, как будто надеясь впитать его через это прикосновение. На мгновение его руки задержались у ее груди, почти не касаясь ее. Она почувствовала, как увлажнился ее рот. Мягко прикусив и пососав свою нижнюю губу, она открыла губы навстречу его ищущему рту. Его большой палец мягко ласкал ее грудь, описывая круги вокруг соска. Их руки то и дело сталкивались, поглаживая, исследуя тела друг друга, избегая опасных зон и открывая новые.

«И это называется „не торопиться"», – подумала она и сказала:

– Все равно тебе придется подождать.

– Почему? Ты что, обещала маме не спать с пролетариями?

– Конечно. К тому же на мне не парадно-выходные трусы.

– Ну, это ничего. Ты всегда можешь их снять. Я слышал, без трусов заниматься любовью намного легче. – Он сжал ее в объятиях, снова отпустил и разгладил ее одежду. – Ладно, иди, а то я за себя не отвечаю.

– Ничего, справишься, ты уже большой мальчик.

Засмеявшись, он снова притянул ее к себе, чтобы поцеловать.

– Не заводи меня. – Его губы оторвались от ее рта с громким чмоканьем, как будто их уже было не разъять. – И не забудь позвонить. Ты красотка.

– Это ты красавчик.

– Нет, это ты дважды красотка.

– Знаю, красавчик.

– Спасибо и спокойной ночи.

Она остановилась на пороге.

– Подожди, – сказал он, – я тебя провожу. Так что мы еще, по крайней мере, час можем целоваться по дороге. Должен же я поцеловать тебя на ночь?

– Ну, давай иди. Мне не терпится позвонить Вив и все ей про тебя рассказать.

– О господи! Ты прямо как туристка, которая ждет не дождется, когда же будут готовы ее фотографии.

– Топай. – Она поцеловала его в нос.

– Спокойной ночи, моя лапочка.

– И тебе.

– Последняя попытка: может, все-таки покажешь мне свои застиранные трусы?

– Они не застиранные! Просто немножко...

– Знаю, знаю, у тебя серые, застиранные, растянутые трусы. Мне такие и нравятся!

– Уговорил, – сказала она, выталкивая его потихоньку за калитку, – надену их в следующий раз.

– Черные кружевные тоже подойдут, – зашипел он с той стороны почтового ящика, – или шелковые.

Она наклонилась, чтобы послать ему поцелуй через щель для газет.

– Иди уже. Разговоры о белье через почтовый ящик запрещаются. Тебя выследит соседская дружина.

17

– Знаешь, я могу вот так ласкать тебя целыми днями, – Уилл медленно водил пальцем ей по ключице, – но с другой стороны...

– М-м-м? – отозвалась она, будто во сне.

– ...с другой стороны, я хочу затрахать тебя до смерти, так что снимай трусы.

– Ты просто безнадежный романтик.

Белла расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки, и их руки сплелись: каждый пытался раздеть другого первым. Они останавливались для того, чтобы поцеловаться или что-то прошептать друг другу.

– Прекрати целоваться! Я не могу тебе рубашку расстегнуть, – промурлыкала она. – Сколько же здесь пуговиц!

– Это все мой коварный план, чтобы ты разделась первая.

– Ха! Я победила, я победила!

Она сняла с него рубашку. Ее топ тоже расстегнулся, и он медленно снял его, любуясь выемкой между грудей, видимой сквозь шелковый лифчик. Он поднял ей руки над головой, и лифчик легко, словно по маслу, заскользил вверх, но...

– Постой, постой.

– Прости. Я слишком тороплюсь?

– Нет, но лифчик новенький, осторожнее, черт возьми!

– Так ты купила новое белье? Для меня?

– Нет, просто мне и так было нужно обновить гардероб, да и некогда было стирать... – немного замявшись, ответила Белла.

– А-а-га. Так я тебе и поверил. Значит, ты уже давно задумала затащить меня в постель? Так и запишем.

Наклонившись, он поцеловал ее грудь прямо над кружевами бюстгальтера и одной рукой потянулся расстегнуть его застежки. Он притянул ее к себе, что-то мурлыкая низким, горловым голосом. Его теплая грудь крепко прижалась к ее мягким, податливым грудям.

– Господи, я с тобой так волнуюсь, – сказал он. – Только взгляни на мои руки.

– Я тоже.

Он нежно провел рукой по коже ее ноги, пробираясь вверх, дразня ее сквозь кружева. Отодвинув край трусиков, прикоснулся к внутренней стороне бедра, все ближе и ближе. Она порывисто вздохнула и прильнула к нему. Чтобы расстегнуть ремень его джинсов, ей понадобилось увернуться от его поцелуев и сосредоточиться, но ее пальцы были быстрее ее разума.

– Дай я. – Он отодвинулся и запрыгал по полу, стаскивая с себя носки и джинсы.

– А это что? – Белла указала на его трусы-боксеры в черно-белую полоску.

– Мои лучшие трусы. А что, я думаю, они весьма элегантны.

– Ты в них похож на полосатые леденцы Эвертон. Иди-ка сюда.

Он зашаркал к ней, путаясь в штанинах и многозначительно играя бровями.

Белла засмеялась, откинув голову назад.

– Как ты предсказуем. Не за тем иди. Я всего лишь хотела помочь тебе снять это произведение искусства. Ой, а что это у нас тут?

– А ты заметила, что в кино никогда не показывают, как герой надевает презерватив?

– И в книгах не пишут тоже. Непонятно только, почему? – Белла облокотилась на плечо присевшего на край кровати Уилла. – Наверно, считается, что это отвлекает зрителей от главного. И вообще неромантично. – Она провела носом по его шее: – Ну, как ты там, справляешься?

– О черт. Наизнанку. Похоже, вся моя репутация Казановы улетучилась, как дым.

Белла попыталась разорвать другую упаковку.

– Какая радость, что они их упаковывают в такую крепкую фольгу. Теперь я знаю, что значит безопасный секс. Вот, на еще один.

Уилл прошелся по комнате, сражаясь с презервативом не на жизнь, а на смерть.

– Ура! Ну, я тебе скажу, их производят какие-то вредители. Я совершенно выбился из сил.

– Ерунда. Мне был обещан секс. Почитай сам, на упаковке так и написано – для занятий сексом. Я свои права знаю.

Он заполз на кровать и сказал:

– Ну, тогда тебе придется потрудиться. Возьми меня, возьми!

_____

– Прости, – произнес он некоторое время спустя, – это просто катастрофа.

– Нет, – прижалась Белла к его груди. – Катастрофа – это когда ураган срывает дом с места и роняет его прямо на скоростную линию шоссе М25. А это ерунда.

– Знаешь, это вообще-то на меня не похоже. Со мной такого не случалось уже лет сто.

– Значит, это все моя вина? Спасибо.

– Нет, глупенькая. Я думаю, это потому, что я ужасно перенервничал. Я так тебя хотел – и хочу. Пожалуйста, не бросай меня из-за такого фиаско.

– Господи! Интересно, что за женщины у тебя были до меня? Только дура может из-за этого бросить мужчину. – И, увидев выражение его лица, она добавила: – Да нет, я не в том смысле, что ты... Слушай, мне очень нравится, как ты прикасаешься ко мне и все такое. Просто нам нужно будет почаще практиковаться.

– Какая ты хорошая.

– Ш-ш-ш, эта тайна должна остаться между нами.

– Нет, правда. – Он притянул ее к себе и мягко щелкнул ей по носу. – Знаешь, о чем подумал, когда впервые увидел тебя?

– М-м-м, – она потерла нос, – что же?

– Что ты красивая.

– Не-е-ет.

– Подумал, подумал. А еще, что я тебя немножко боюсь, потому что ты великолепна.

– Я? Ну, теперь-то не боишься?

– Еще больше боюсь. Я думаю, с тобой можно прожить годы и так и не узнать тебя по-настоящему. Как будто смотришь на тебя сквозь замерзшее стекло – вроде бы ты там, но стоит дохнуть, и ты растаешь, как узор на окне. А я так хочу узнать тебя, узнать все твои мысли.

– Не советую. В моих мыслях такой кавардак. Ты ногу сломишь, продираясь сквозь забытые рецепты, застарелые неврозы и бородатые анекдоты.

Они лежали, накрытые одной простыней, дуя друг на друга, словно остужая партнера своим дыханием.

– Иди сюда, – сказал Уилл.

– Ты уверен? Я вся липкая. – Она подняла и опустила простыню, надеясь охладиться.

– Вот и хорошо. Иди, приклейся ко мне. – Он притянул ее поближе. – Скажи, скажи, в этот раз было лучше? Пожалуйста!

Она набрала побольше воздуха и, как отчитывающий каменщика прораб, затрясла головой:

– Ну, не знаю, не знаю. Это надо еще проверить.

Он начал покусывать ее плечо. Он прошептал, что любит ее запах, ее вкус, что ему хочется вдохнуть, впитать всю ее в себя. Его поцелуи покрыли все ее тело. Он зарылся лицом в ее живот, нежно прикусывая ее плоть, облизывая языком все ее изгибы.

– Я заставлю тебя кончить еще раз, ты такая сексуальная.

– Это невозможно. У меня не осталось никаких сил. – Она приподняла голову с подушки. – Но если ты так настаиваешь...

– Настаиваю.

Его рот накрыл ее губы, и дыхание ее участилось, стало глубоким и тяжелым.

Сквозь занавески пробился луч света и упал на кровать. Белла лежала на животе, в полудреме. Уилл наклонился и подул ей на ресницы. Нахмурив брови, она приоткрыла глаза и улыбнулась, как налакавшаяся сливок кошка.

– Привет, – ее низкий после сна голос был полон секса.

– И тебе привет, – Уилл поцеловал ее, – с добрым утром. А у тебя есть разрешение на то, чтобы так выглядеть по утрам? Ты красива до неприличия. Сделать тебе кофе? Или ты сначала воспользуешься моей беззащитностью?

Он откинулся на подушки. Ее губы снова изогнулись в улыбке.

– М-мм, кофе, пожалуй.

– Ладно, я вижу, что с утра из тебя собеседник аховый. И секса, видно, тоже не дождусь. Пойду принесу кофе. – Поднявшись, он заботливо прикрыл ее одеялом.

Белла проскользнула в туалет почистить зубы. Взглянула на себя в зеркало. Чудесно: тушь вся размазана. Она успела юркнуть обратно в постель как раз, когда Уилл входил в комнату с подносом в руках. Он был одет в ее малиновое кимоно, достающее ему лишь до голеней. Мягкая ткань и V-образный вырез, обнажающий волосы на его груди, составляли странный контраст с его мужественным телом.

– Чувствуй себя, как дома, – Белла кивком указала на кимоно.

– До чего дурацкие рукава. Я их, наверно, уже замочил в кофе. И как ты это носишь?

– Мне поддерживают рукава мои верные рабы.

– Ага. Так вот в чем секрет. Еще будут пожелания?

– Будут, и одна личная просьба.

– Что ж, говори, деваться некуда, исполню, – ответил он, потянувшись к ней.

– Я имела в виду просьбу налить кофе. Спасибо.

Уилл вышел в ванную побриться и принять душ.

– Не стесняйся, проверь все мои шкафчики, – напутствовала она его.

Белла лежала на подушке, закрыв глаза. Ей вспоминались самые чудесные моменты прошедшей ночи: вот Уилл нежно притягивает ее к себе, в его глазах сияют самые важные слова, вот она прикасается к крошечному шраму над его бровью, ощущая переход кожи. Как это непохоже на тот провал с Джулианом. В чем же тогда было дело? Неужели она не могла... Потерпеть? В ее голове происходил бунт: давно изгнанное оттуда слово единственныйснова завоевывало право на существование.

– Не будь дурой,– сказала она себе. – Не бывает никакого единственного.

Но почему же тогда в это раз все обошлось без групповой оргии с участием Патрика?

Она сразу же одернула себя, но Патрик уже возник рядом, словно джинн из бутылки.

_____

В воображении она зовет его, ее голос эхом разносится среди темных комнат.

– Патрик! – зовет она сначала тихо, потом громче. – Патрик!

Она находит его в одной из комнат, где он читает, сидя в кресле и свесив ноги через подлокотник. Он не поднимает головы, но она знает, что он слышит ее.

В камине горит огонь, но его пламя не дает уютного тепла.

– Слышал, ты занята? – спрашивает он.

– Угу, – она смотрит в огонь, повернувшись к нему спиной, – но я часто думаю о тебе.

– Да, конечно. – Она чувствует, что он наконец поднял голову.

– Прости меня, – поворачивается к нему Белла.

Он лишь пожимает плечами и снова углубляется в книгу.

– Ничего. Не можешь же ты думать обо мне все время.

– Не надо, Патрик. Я же с тобой. Хочешь, останусь еще немного?

– Как получится, – отвечает он, не отрываясь от книги.

– Знаешь, что со мной случилось в душе? – Уилл вошел в комнату, вытирая волосы. – Я так и не кончил, вот сюрприз-то. Эй, что с тобой? Ты побледнела.

– Ничего, не обращай внимания.

Он состроил важное лицо и спросил, какие у нее планы на выходные. Белла ответила, что она будет рисовать. Выполнять задание ДжейТи или заканчивать наброски, которые сделала у собора.

– Хорошо. Тогда встретимся пораньше? Например, сегодня вечером? – предложил Уилл, застегивая рубашку.

– Мм. У меня столько дел. Может быть, в другой день?

Она почувствовала, как его глаза шарят по ее лицу, пытаясь прочесть ее мысли.

– Мне что, позвонить твоей секретарше? Извини. Я, наверно, слишком настойчив. Просто я думал...

Белла рассмеялась и потрепала его по голове:

– Расслабься! Куда нам торопиться? Такими темпами мы на следующей неделе, того и гляди, поженимся, а еще через одну – разведемся. Кстати, мне плевать, что говорит твой адвокат, но половину голубых тарелок ты не получишь!

Зазвонил телефон. Это была Вив.

– Я как раз собиралась тебе звякнуть, – сказала Белла. – Ну, все, с девственностью покончено. Опять.

Джулиана она решила не считать, мысленно засунув весь этот инцидент под матрас и забыв о нем. За случайные связи администрация ответственности не несет.

– О, Ник! – заорала Вив на том конце провода. – Белла наконец с кем-то переспала!

– Давай, давай, не стесняйся. Всем расскажи. Можешь разослать телеграммы в газеты.

– Ник – это тебе не все. Он – почетный член нашего девчачьего кружка. Значит, садовник? Или у тебя еще кто-то припасен?

– Вот еще, я не привыкла к таким толпам. Естественно, садовник.

– Я же вижу, он тебе нравится, признавайся.

– Ну, немножко. Только никому не говори.

– Ладно, ладно, только... Бел, и как он?

– Что? Да, да, все прошло хорошо. И больше ты из меня ничего не вытянешь. Чтобы ты все Нику растрепала?

– Бел, не забудь ему тоже сказать, что он тебе нравится.

– Он и так знает.

– Нет, не знает. Мужчины понимают только то, что написано крупным шрифтом.

– Может, мне еще микрофон прицепить, чтобы ты мне в следующий раз все продиктовала, что сказать?

– Хорошая мысль. Ты уже пригласила его к маме с папой?

– Конечно, о чем ты говоришь. Вив, я что, по-твоему, совсем идиотка? Они познакомятся на нашей золотой свадьбе, не раньше.

– Да ладно. Они у тебя хорошие. Вот увидишь, он очарует твою маму до смерти.

– Кто знает? Может, она так расчувствуется, что заставит его причесаться: «О, Уильям, в ванной лежит чистая расческа. Физический труд, конечно, мало располагает к тому, чтобы следить за собой».

– А ко мне она всегда хорошо относилась.

– Ты всегда была любимицей у учителей. Кроме того, ты ей не дочь.

– Господи, она тоже человек.

– Нет, не человек. Ее занесли на землю инопланетяне, чтобы люди мучились своим несовершенством.

– Чего ты такая злая? У тебя же должен быть посткоитальный экстаз.

– Ну, есть немного. Только я себя как-то чувствую...

– Как?

– Странно. Как будто меня... Не знаю, как тебе объяснить. Ладно, я побежала, Уилл идет.

18

Три часа утра. Желтый свет прикроватной лампы отбрасывает сонные тени. Белла заворочалась и посмотрела вокруг сквозь приоткрытые веки: свет, подушка под щекой, лицо Уилла напротив. Щетина на его щеке, темные волоски уже отросли. Волосы разметались по подушке. Господи, она любит в нем все, даже ноздри. Придвинувшись, она зарылась лицом в его шею.

– Привет. – Он, как и она, едва приоткрыл глаза.

– И тебе привет.

– Ты знаешь, – он потянулся, как кот, – я впервые понял, что влюбился, в тот момент, когда увидел тебя в том невероятно сексуальном платье. Ты сбегала по лестнице и выглядела такой красивой, что я просто потерял дар речи.

– А, тогда понятно.

– Заткнись. А когда ты начала причитать по поводу живота, то вдруг стала такой юной и беззащитной, как будто впервые идешь на взрослый праздник.

Он снова закрыл глаза и, до того как уснуть, успел поцеловать ее левую бровь.

Она придвинулась к нему так близко, насколько могла, пытаясь втянуть, впитать его каждой клеточкой своего тела. Глаза ее под закрытыми веками наполнились готовыми пролиться слезами.

– Господи, оставь его мне,– тихо, как ребенок, который не отваживается вымолвить свое желание вслух, молилась она. – Я буду очень, очень хорошей. Оставь мне его.

Белла проснулась первой и выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить Уилла. Она приготовила чай и внесла его в спальню. Он лежал, вытянувшись вдоль кровати, не так, как обычно, по диагонали, один занимая всю ее целиком. Сейчас он лежал абсолютно неподвижно, и лицо его ничего не выражало. Поставив поднос на кровать, она прильнула к нему:

– Уилл?

Ответа не было. Ее брови сошлись в отчаянной гримасе. Рот пересох. Руки стали липкими и холодными. В ушах отдавался громкий стук сердца.

Отец Патрика медленно поднимается по лестнице, встречая ее в боковой комнате. Он крепко обнимает ее.

– Я опоздала?

Джозеф кивает:

– Он так и не очнулся. Говорят, он не страдал.

Услышав эти слова, она думает:

«Как в мелодрамах про врачей. Он не страдал.И что из этого?»

Джозеф так сжимает ее, что она почти задыхается. Роуз, мать Патрика, словно онемела, она смотрит отсутствующим взглядом. Белла подходит обнять ее, и они стоят так, поддерживая друг друга, как выжившие жертвы кораблекрушения.

– Софи уже выехала из Ньюкастла, – говорит Джо. – С Аланом еще не связались.

Белла понимает, что его родителям нужно ее присутствие, нужно ощущение молодой жизни.

– Пойдешь посмотреть на него?

В ее голове рикошетом проносится беззвучное НЕТ. Ей страшно и стыдно.

– Как поступил бы Патрик на моем месте? – спрашивает она себя. – Чего бы он хотел?

Она кивает только один раз, и сиделка ведет ее вон из комнаты, приговаривая, что она может не торопиться, может попрощаться с ним как следует.

Она видит его через маленькую стеклянную вставку в двойных дверях. Патрик лежит в небольшой комнате за ними на узкой, как каталка, кровати. Она медленно вдыхает и выдыхает, пытаясь подавить приступ головокружения и животного ужаса, потом толкает дверь. Столик у кровати покрыт хрустящей белой салфеткой. На нем стоит букет свежих цветов из бледно-желтых гвоздик, пушистых веточек папоротника, оранжевых, уже начинающих коричневеть астр.

Она смотрит на Патрика сверху вниз. Его рот открыт. Видны старые серебряные пломбы и маленькая дырочка в переднем зубе, которую он так и не собрался залечить. Это так на него похоже. Странно, но именно эта мысль заставляет ее заплакать, часто и мелко всхлипывая. Она досадливо утирает слезы. Зубу уже не нужна пломба.

Почему ему не прикрыли рот? Ведь должны были. Глаза закрыли. Какая-то часть ее хотела закрыть их сама, но другая часть просто не смогла бы этого сделать. Что, если они вдруг снова распахнутся?

Он выглядит немного бледнее, чем обычно. Неудивительно, при таких обстоятельствах. Половину головы закрывает повязка. Белла думает, глядя на ее первозданную белизну, что повязка наложена просто для того, чтобы скрыть от близких развороченный череп.

Осиротелая. Вот кто она такая – осиротелая невеста. Люди будут смотреть на нее с жалостью, разговаривать с ней полушепотом. Будут смущаться, не знать, что сказать.

Кроме повязки да пары ссадин на лбу, Патрик выглядел совершенно нормально, как будто прилег, как он это часто делал, ненадолго вздремнуть. Быть может, если его потормошить, он вскочит и скажет: «Я не храпел». Как он всегда говорит. «Говорил», – поправила она сама себя.

Она снова переводит взгляд на цветы, проводит по махровому краешку гвоздики пальцем. Кто-то заботливо собрал этот букет, подрезал концы, обобрал нижние листья, постелил на стол салфетку и разгладил ладонью складки. Тот, кто это сделал, знал, что осиротевшие люди замечают каждую деталь и для них не существует мелочей.

Одна его рука лежит поверх чистой больничной простыни. Она хочет коснуться ее, дотянуться и пожать ее, но нужно ли это Патрику или ей, она не знает. Ей так хочется ощутить его тепло, ощутить его рукопожатие. Попробовать? Прикоснуться к нему, чтобы почувствовать холод, восковую гладкость, чтобы больше не оставалось сомнений.

Но она не в силах сделать это. Вместо этого она прикасается к другой его руке, надежно закрытой одеялом.

Когда она наконец выдавливает из себя слова, ее голос звучит как чужой. Грубым, срывающимся шепотом она произносит:

– Прости.

Входит Джозеф и встает за ней, как надежная скала. Он сжимает ее плечи:

– Побудешь с ним еще немного?

– Я не знаю. – Голова ее мелко вздрагивает.

– Пойдем, – обняв ее одной рукой, он поддерживает ее и себя, – выпьем чаю. Сиделка приготовила. Это придаст тебе сил.

– Как же я оставлю его здесь одного?

– Ничего. – Джозеф убирает ей волосы со лба и нежно, неуклюже вытирает ей щеки своим носовым платком. – Он уже не здесь.

Он ведет ее вон из комнаты, но она оборачивается на пороге и шепчет:

– Прощай.

– Уилл?

Тишина.

Она лизнула его в нос.

– Бу!

– Какая свинья! – Белла ущипнула его. – Ты меня так напугал.

– Ой, прости. Ой, больно же!

– Так тебе и надо. Больше так не делай. А твой чай я конфискую.

– Чай в постель? – Приподняв голову с подушки, он простонал: – О, чаю, чаю, пожалуйста!

Она разлила чай и с чашкой в руках вышла в ванную.

Уилл достал почту из-под коврика. Вручая ее Белле, он задержался взглядом на лежащей сверху открытке. Их глаза встретились, и он снова опустил взгляд на открытку. «Привет, секси!» – было написано на ней заглавными буквами. Белла почувствовала, что слегка краснеет, а Уилл отвернулся. На открытке стоял штамп Вашингтона. Джулиан. «Прости, что не зашел перед отъездом, такова жизнь менеджера международного масштаба! Мы отлично провели время. Увидимся, когда приеду в следующий раз?!!! Передай привет Вив и Нику. Целую, чмок-чмок-чмок. Дж.».

Она поставила открытку на каминную полочку, рядом с другой, которую она недавно получила от родителей Патрика: «Рады слышать, что ты спаслась от смога. Мы беспокоились, как ты там в Лондоне одна... Пиши почаще... Приезжай в любое время...» Они время от времени посылали ей письма и открытки и звонили. Роуз звонила и с материнской заботой спрашивала, как у нее дела, как будто она ребенок, которому выдали слишком много денег на карманные расходы. Белла перезванивала Джозефу. «У нас все нормально, – отвечал он. – Потихоньку... У Софии все хорошо. У Алана и его жены родился еще один малыш. Роуз собирает деньги для голодающей деревни в Бангладеш. Сам я играю в кегли. Жизнь идет».

Он делал паузы и покашливал точь-в-точь, как Патрик.

У нее было такое чувство, как будто она должна была сначала спросить у них разрешения на счастье. Конечно, она знала, что они бы сказали: «У тебя теперь своя жизнь, Белла. Не теряй времени. Патрик бы этого не хотел». И она это понимала.

А если бы умерла она? Что бы она чувствовала, если бы Патрик нашел себе другую? «Дурочка, – повторяла она себе вновь и вновь. – Когда умираешь, ничего не чувствуешь». Или, раскалывалась ее голова, если бы она умерла, а Уилл нашел бы себе другую? Хотела бы она, чтобы он так и остался горевать всю жизнь? И думала, что да, как это ни ужасно, но она хотела бы остаться, хоть в самом затаенном уголке его сердца. Какая она все-таки эгоистичная. Как можно желать Уиллу печалиться всю жизнь! Нет, не то. Она хотела бы, чтобы он помнил ее, помнил всегда, чтобы она не исчезла без следа. Но она не желала бы ему горевать, не желала, чтобы он превратился в сраженного горем человека, – ведь это вторая смерть.

_____

– Можно у тебя кое-что спросить? – сказал Уилл после завтрака.

И, не оставляя пути к отступлению, продолжил:

– Ты с кем-то встречаешься?

– Нет. С чего ты взял? Мне бы с тобой одним управиться.

– Просто показалось.

Это все та открытка. Привет, СЕКСИ!

– А с бывшим видишься? С Патриком. Ты похожа на тех цивилизованных женщин, которые всегда поддерживают с бывшими хорошие отношения.

Белла порылась в холодильнике, пытаясь найти минеральную воду.

– Х-мм? – донесся оттуда ее голос. – Нет, не встречаюсь. Хочешь минералки?

– Нет, спасибо. Извини за любопытство.

Белла пожала плечами и открыла газету:

– Ничего. Ну ладно, как насчет того, чтобы пойти в кино? Я могу позвонить Вив и спросить, может, они с Ником тоже пойдут. Не сидеть же нам с тобой все время вдвоем, как состарившиеся супруги.

– Ты так нас себе представляешь?

– Как?

– Как состарившихся супругов?

– Нет, конечно. Но вдругу нас разовьется семейственность?

– Почему нет? Я люблю семейственность.

– О, Уилл.Я же просто шучу. Где твое чувство юмора?

– Отдал. Я его брал взаймы.

_____

На следующий день позвонила Вив, которая жаждала обсудить поход в кино, в чем Белла не сомневалась.

– Фильм был дурацкий, – сказала она. – И что в этой актрисе находят? Она не сексуальная. Вообще.

– Зато она блондинка и совершенно не умеет играть.

– Но Уилл! Он просто очаровашка. И с тобой хорошо управляется.

– В каком смысле?

– В том самом. Он знает, как держать тебя в узде.

– Ты так говоришь, как будто я – злобная леопардиха.

– Ну, уж не кошечка, это точно. Тебе нужен кто-нибудь, кто смог бы с тобой справиться. А как он на тебя смотрит! Когда венчание?

– Вив, веди себя прилично. Я о будущем не думаю, что за ерунда.