Текст книги "Слово на букву «Л»"

Автор книги: Клер Кальман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Впившись ногтями в ладони, она мысленно повторяла одно и то же: «Мне все равно. Мне все равно. Мне все равно. Не расплачусь, ни за что не расплачусь».

– Только не забудь полить кусты завтра утром, если не будет дождя. Я еще заскочу в понедельник, уж будь, пожалуйста, готова. В восемь ровно.

– Есть, сэр! Так точно, сэр! – но он уже повернулся уходить и так и не увидел отданной ему чести.

14

– Это в качестве извинения, – Уилл протянул ей небольшой полиэтиленовый пакет. – Для роз сейчас немного рановато.

Пакет был полон стебельков цветущего розмарина, которые Уилл нарвал у себя в саду. Перебирая их между пальцев, Белла зарылась в пакет с головой, вдыхая резкий, насыщенный, но чистый, почти лекарственный запах.

Это ей пристало извиняться, она во всем виновата. Она напридумывала себе бог весть чего, она, стремясь забыться, кинулась на шею Джулиану. Чего еще ожидать от женщины, голова которой всегда полна блистательно провальных идей? Среди них числятся переезд в город, в котором знаешь всего пару людей, одновременная покупка дома и начало новой работы и, конечно, старый проверенный хит – мечты стать художником. Зачем было еще и очертя голову бросаться в бездушный, идиотский секс, если и так было ясно, что ни к чему хорошему это не приведет?

В субботу утром, как только Уилл ступил за порог, она бросилась выпроваживать Джулиана. Она буквально вытолкала его из спальни, приговаривая, что у нее срочная работа, что ей некогда и что она уже опаздывает. Что все было чудесно, она хоть целый день провалялась бы в постели, но надо бежать. Уже держась за дверную ручку, она поцеловала его на прощанье и, пробарабанив скороговоркой все положенные слова: «Да, пусть заходит, когда будет в городе, не стесняется, счастливого пути, чмок-чмок, пока-пока!», захлопнула за ним дверь.

– Знаю, ты эстет, так что извини за некрасивую упаковку.

– Эстет? Ты хочешь сказать – сноб? Спасибо. Мне очень понравилось. И вообще, почему тыизвиняешься?

Он откашлялся:

– Потому, что в субботу я вел себя как поросенок. И круассанов сегодня не принес.

– Нет, не вел, – ответила она, а сама собиралась с силами, чтобы попросить прощения.

Но извинения не шли с языка, как она ни старалась. Ребенком ей приходилось просить прощенья по каждому поводу. Она лишь, как поникший цветочек, то и дело опускала головку: «Мама, прости, я не хотела, мама, извини, я забыла. Не поняла. Не знала. Думала, что можно. Прости, что я такая дурочка. Что я такая бестолочь. Что я – это я». В ответ мамин рот кривился в едва заметной монаршей улыбке:

– Прощаю, Белла, дорогая. В следующий раз будешь знать.

_____

– Да, – настаивал Уилл, – я все-таки хочу попросить у тебя прощения. А ты?

– И я.

– ...того же мнения, – улыбнулся он.

– Ты можешь налить себе чаю.

Но Уилл сказал, что ему сегодня некогда. Он только заскочил проверить, как дела, и занести розмарин. И договориться насчет следующей субботы. У нее ведь нет никаких планов на субботу?

– В переводе с уиллского это, вероятно, означает: нет ли у меня опять свидания? Отвечаю – нет. Вероятность того, что у меня чаще, чем раз в сто лет, случится свидание, примерно такая же, как вероятность того, что мне закажут роспись Альберт-Холла[21].

– Все может быть, – пожал он плечами.

– И ты говоришь, это я витаю в облаках? – игриво подтолкнула она его.

– Конечно, витаешь. Кстати, а ты уже начала расписывать ту дальнюю стену?

– Проект на стадии разработки.

– Понимаю, в переводе с беллского это означает – нет. Так чего ты ждешь? Начинай! – он повернулся, собираясь уходить.

– Ишь, раскомандовался!

– Я тебя знаю. Не начнешь – всю неделю будешь слоняться без дела и к выходным окончательно расслабишься. А ты мне нужна деятельной.

– Но я не рождена быть деятельной.

– А ты попробуй, тебе понравится. Поверь мне, это будет совершенно новый для тебя опыт.

_____

Белла предпочитала не замечать, что рисовала теперь каждый день, ходила на уроки обнаженной натуры, а по вечерам еще и занималась живописью. Она считала, что это было, скорее всего, сродни временному сбою в работе вселенной, который вот-вот выправится. Когда она так думала, ей легче было взять в руки карандаш и бумагу. Если бы она, напротив, относилась к своим занятиям серьезно и купила бы новые кисти, убрала студию, нашла роскошную, тонкую бумагу, то все развалилось бы, как карточный домик. Так начинающий канатоходец идет по канату до тех пор, пока не смотрит вниз.

Приступая к росписи садовой ограды, Белла почувствовала знакомый приступ радостного и опасливого головокружения. Много лет назад, когда ее только приняли в художественный институт, ей все время казалось, что все вот-вот поймут, что она – фальшивка. Каждый раз, когда учителя разрешали ей приступить к наброску – не только разрешали, но и поощряли! – она ждала разоблачения. Ей словно давали немного порезвиться. Она вспомнила, как Алессандра с неуверенной улыбкой рассказывала соседям о странном выборе дочери: «Конечно, наша дорогая Белла могла пойти учиться куда угодно. В Оксфорд, в Кембридж. Но она так хочет стать художницей!» Слова матери звучали неубедительно даже для самой Беллы, не говоря уж о соседях. Что за детская фантазия, все равно что хотеть стать балериной или космонавтом. И Белла решила не отрываться от земли. Выбрала специализацию «графический дизайн», практичную и востребованную на рынке. С такой профессией можно сделать настоящую карьеру.

Субботним утром Уилл вошел в кухню и залюбовался букетиком розмарина, стоящим на подоконнике в голубом кувшинчике:

– Как долго стоит. Вот видишь, как хорошо, что я не принес тебе букет скучных роз. Ты рада?

– Вне себя от счастья. Каждое утро просыпаюсь с мыслью: «Слава Создателю, Уилл принес не розы». Наберешь в чайник воды? Я вся в краске.

– Да уж, – он притронулся пальцем к ее переносице. – У тебя здесь серое пятнышко от краски... Или это ты неудачно глаз накрасила?

– Рад видеть, что ты начала выполнять все мои ценные указания, – сказал Уилл, увидев начатую роспись садовой стены. – Ну что, будешь рисовать дальше или научить тебя, как правильно сажать рассаду?

– Тоже мне, Ускоренные Курсы Хендерсона. Ты хочешь сказать, Мистер Зеленые Пальцы, что сделаешь из меня настоящего садовода и огородника?

– О, нет, лапочка моя, на настоящего придется долго учиться. И ручки придется запачкать, смотри, – он вытянул вперед руки и затянул: – «Я садовником родился...»

Белла провела пальцем по линиям его ладони. Интересно, какова его кожа на ощупь... И откуда у него этот шрам у основания большого пальца... Их глаза встретились.

– Ничего, отмоем, – она отдернула руку, как будто собиралась убрать волосы с глаз. – Ну, где земля наша матушка, веди. Все равно я не могу писать, когда на меня смотрят.

– Да? А что так?

– Любопытной Варваре нос оторвали.

– Ну, скажи.

Белла остановилась, не зная, с чего начать. Она никогда еще не задумывалась об этом.

– Потому что рисование – это такое занятие... Как будто ты в душе или в туалете...

– Интимное?

– М-м-м, – она согласно кивнула. – Странно, да?

Он мягко усмехнулся.

– Еще как, старая ты притворщица. Да нет, не странно, конечно. Наоборот. Но ведь картину все равно когда-нибудь увидят. Что тогда?

– Н-у-у... Увидят, но она будет уже как бы не твоя, отдельная от тебя вещь. Как старый любовник – когда-то у вас был роман, но тебе уже не стыдно, когда он снова отколет какое-нибудь коленце.

Уилл научил ее сажать рассаду. Утрамбовывая землю вокруг маленькой вербены, он полностью сосредоточился на этом росточке. Затем передал ей горшок:

– Теперь твоя очередь. Вот сюда, неглубоко, чтобы осталось место корням.

– Ты правда любишь свою работу? – спросила она, взглянув на него искоса.

Кончики его ушей порозовели, и он утвердительно кивнул:

– Люблю. И всегда любил. Еще ребенком я все время норовил стащить и посадить семечки подсолнуха, редиску, да все, что попадалось под руку. Когда мне исполнилось восемь лет, мама выделила мне на огороде отдельную грядку. Мне и моему отчиму Хью, я тебе о нем рассказывал. Теперь, наверно, уже бывшему. Ну да не важно. Мы с ним выложили грядку кирпичом по краям. Так у меня появилось собственное маленькое поместье.

– Хорошие у тебя родители. Скучаешь по Хью? Мой папа, кстати, тоже заядлый садовод, – Белла поднялась с корточек и потянулась. – Вы бы друг другу понравились.

Она сказала это безо всякой задней мысли. В ее воображении отец и Уилл уже мирно возделывали сад вместе.

– Ноги затекли? Я прямо как рабовладелец, ты меня одергивай, – встрепенулся Уилл. – А твоя мама? Она тоже любит копаться в саду?

– Ха! Сама мысль об этом кажется абсурдом, – она посмотрела на него с высоты своего полного роста. – Любит. Цветочки собирать. Нет, она ручки никогда марать не станет.

Белла подняла свои руки к солнцу и изобразила, будто не может на них налюбоваться: «Ах, ах, какой кошмар! Вселенская катастрофа, я сломала ноготь. Ах, Белла, дорогая, что же делать!»

Уилл расхохотался:

– Ну, вряд ли уж она такая противная, она же твоя мать.

– А я подкидыш, разве я тебе не говорила?

Прошел месяц. Белла и Уилл привыкли каждые выходные проводить за работой. То и дело они останавливались поболтать или обсудить изменения в плане. Копая землю, Белла слышала за спиной успокаивающие звуки – это Уилл методично работал секатором или, что-то тихо приговаривая, устраивал в лунке непокорный саженец.

Роспись была, наконец, завершена. В конце сада виднелась волшебная арка; словно настоящая, она манила в другой, открывающийся за ней и залитый солнечным светом потайной садик.

– А здесь, рядом с твоей скамейкой, посадим самые душистые растения, – произнес Уилл, сажая лаванду, мяту и дафне[22].

Белла втянула носом воздух, как будто уже была готова почувствовать аромат цветущих трав. Но вместо этого она уловила запах недавно отглаженного хлопка, не очень пахучего мыла, свежего пота, теплой кожи и почти неуловимый цитрусовый оттенок. Как приятно, когда мужчина не обливается лосьоном после бритья с ног до головы.

_____

Стоя за ее спиной, Уилл осторожно потянулся достать чашки с верхней полки. В маленькой кухне было не развернуться, и они словно исполняли безмолвный танец, то сходясь, то отступая, то поворачиваясь, но так и не касаясь друг друга. Воздух между ними вибрировал от напряжения. Белла чувствовала, что ее тело отзывается на эти невидимые волны, становится легким и невесомым. Что, если притронуться к его спине, пока он, отвернувшись к раковине, моет руки, ощутить его тепло... Он неожиданно повернулся, и она сглотнула, избегая смотреть ему в лицо, наклонилась над ящиком с приборами, притворившись, что ищет не нужные ей сейчас чайные ложечки. Сладко заломило в костях. Закружилась голова. «Должно быть, низкий уровень сахара в крови», – сурово сказала себе она. Ей захотелось, чтобы он ушел и никогда не возвращался. И чтобы никогда не уходил. Чтобы обнял и прижал к груди. Она с грохотом захлопнула ящик.

– Что это ты так разошлась?

– В этом чертовом доме ничего не найти! Даже чертовых ложек!

Уилл откинул голову и захохотал во все горло.

– Рада, что тебе так весело! Интересно, как ты вообще ухитряешься найти работу, с таким-то уважением к клиентам!

Он продолжал посмеиваться, уткнувшись в чашку с чаем и весело поблескивая на нее глазами.

_____

Работы по саду, конечно, затянулись.

– Это все ты виновата, с тобой так и хочется поболтать, – говорил Уилл. Но наконец все было завершено.

– Ну, дело сделано, пора и честь знать, – сказал он на прощанье.

Белла еще раз поблагодарила его за хорошую работу.

– Сад получился просто отличный, – повторяла она, – я постараюсь хорошо за ним ухаживать.

– Да уж постарайся. А то я приду и изрисую всю твою роспись. А, и вот еще, пока не забыл... – он повернулся к ней.

Сердце у Беллы екнуло.

– Можно я зайду сфотографировать сад? Для портофолио?

Дойдя до угла, он помахал ей на прощанье и скрылся.

15

Постояв еще немного на крыльце, Белла вернулась в кухню. Она поставила чайник, вытерла столешницу, зачем-то открыла и закрыла один ящик, потом другой. Прошла в гостиную поправить подушки. Расправляя их острые уголки, она думала, что на самом деле хорошо, что он не поцеловал ее на прощанье. Он бы все равно ушел, а ей было бы только хуже. Да, учитывая все обстоятельства, хорошо, что он ее не поцеловал.

Она подняла телефонную трубку и позвонила Вив узнать, не хочет ли та прийти полюбоваться садом, пока хозяйка его опять не запустила.

– Ух, ты! Пустите, пустите меня в этот чудесный садик! – забарабанила Вив по балконной двери. – И это все наш вундеркинд по имени Уилл?

Белла открыла защелки балкона.

– Угу. И я. Могу доказать – посмотри, как я оцарапалась, – она отвернула рукава, чтобы показать длинные царапины. – Видишь?

– Ну, рассказывай!

– О чем?

– О том. Что он сказал, когда ты узнала, что он не женат?

– Ничего не сказал. Наверно, растерял всю сноровку. Да и что ему говорить? Он так давно меня знает, что вряд ли уже влюбится.

– А все-таки... – Вив многозначительно выгнула брови.

– Что?

– А все-таки он классный мужик! Я хорошего трахмейстера издалека вижу.

– Да ладно тебе, я же говорила, что не такой уж он красавец.

– Да? У него что, парик? Или желтые зубы?

– Нет, ну я согласна, он симпатичный. Лицо у него приятное, такое располагающее, как будто вы сто лет знакомы. И еще шрам вот здесь...

– Знаю, знаю. Ты мне еще говорила, что хочется его за это приголубить. Это все ерунда.

– А если мне хочется?

– Ты влюбилась. Не отпирайся.

– Ну вот еще!

– Влю-би-лась. Посмотри на себя, ты же вся светишься. У вас люб-о-о-вь!

– Да не влюбилась я! И попрошу не выражаться. Слово на букву «л» при детях не произносят.

– Алло? – Это был Уилл. – Это я.

– Да уж догадалась, – съязвила она.

– И не надо так ехидничать. Может, я звоню тебе по очень важному делу, которое забыл обсудить лично, несколько часов назад у тебя дома. А ты даже не спросишь, по какому.

– Я и так знаю. Ты звонить напомнить, чтобы я не забывала каждые полчаса поливать пионы. И подвязывать ломонос. Ты мне это уже говорил.

– Разве? Ну, хорошо. А про кусты говорил? Их тоже надо поливать.

Он выдержал паузу.

– А еще у меня есть заказ на фреску кисти Крейцер.

Уилл рассказал, что в рамках работы, которую он выполнял для города, появилась возможность сделать два варианта росписи стены за мэрией. Это был завидный заказ, который мог бы принести Белле славу и новых клиентов.

– Короче, надо встретиться, все обсудить. Может, у тебя возникнут еще какие-нибудь идеи. Я могу за тобой заехать, или ты за мной, только не начинай, пожалуйста, опять издеваться! Как насчет завтрашнего вечера?

Это была мечта, а не заказ. Но Белла опять почувствовала себя разочарованной.

– Ты просто боишься, – сказала она себе. – Боишься, как всегда.

Что? Прыщ? Опять?И прямо в центре подбородка, как будто линейкой мерили. В подростковом возрасте ей еще повезло, да и в юности все было нормально, поэтому она наивно полагала, будто относится к тем редким счастливицам, у которых «нормальная кожа».

Будучи доброй девочкой, она, чем могла, утешала своих прыщавых подруг, уверяя, что у нее «сухая, ну просто очень сухая кожа, которая наверняка рано, очень рано увянет». Но про себя думала, что ничего она не увянет, просто надо будет почаще наносить увлажнитель. И вообще, все эти проблемы увядания и увлажнения были еще так далеко!

Но пробил час расплаты ибо справедлив Господь. Возможно, он только и ждал, пока она окончательно успокоится, чтобы, когда она уже отбросит всякие опасения, подвергнуть ее испытанию прыщами. И это в том возрасте, когда все нормальные женщины уже беспокоятся о морщинах!

Разглядывая себя в ванной в зеркале, Белла поддразнила собственное отражение: к чему такая паника? У тебя ведь не свидание с поклонником, а всего лишь встреча с Уиллом. А он уже видел все твои прелести: и прыщи, и щетину на ногах, и нечесаные лохмы, и размазанную тушь (а все потому, что ты до того ленива, что не можешь смыть ее на ночь).

Из зеркала, как ни в чем не бывало, гордо поблескивал прыщ. Господи, какой огромный, как маяк! Хоть навигацию открывай. Уилл, конечно, сразу его заметит и весь вечер, как загипнотизированный, будет пялиться на него и думать: «Только не ляпни что-нибудь, только не ляпни!» Пока мимо не пройдет, к примеру, неуловимый мистер Боуман, с которым он захочет пообщаться, и все-таки ляпнет что-нибудь, вроде: «Глянь, какой прыщ, ой, то есть, я хотел сказать – хлыщ!»

Может, замазать его тональным кремом? Но это всегда так некрасиво выглядит – точь-в-точь, как замазанный тональным кремом прыщ. А тон все равно отличается от кожи, всегда! К тому же ее тональный карандаш с деликатным названием «Нет красноте!» навсегда почил где-то в битком набитом шкафчике в ванной комнате. Археологические раскопки его содержимого могут дать полное представление об отдельных этапах ее личной истории: пурпурные тени, румяна дикого розового оттенка, распрямители для волос, так и не распакованная из целлофана зубная нить (была куплена в порыве стать примерной девушкой) и автозагар (был использован один-единственный раз, после чего она стала похожа на больного желтухой).

Придумала! Стратегический маневр: если надеть топ с низким вырезом, Уилл не станет обращать внимание на косметические дефекты на ее лице. С другой стороны, это же не урок обольщения, а деловая встреча; однако, пробежавшись пальцами по рукаву угольно-черного пиджака, она отвергла его как слишком официальный. Нет, лучше топ. Но с приличной юбкой – надо же показать, что она тоже может быть серьезной, профессиональной дамой. Надев топ, она еще раз взглянула на свое, чуть искаженное старым коротким зеркалом, отражение. Топ сидел на ней, как влитой – как в усмерть пьяный старый друг. Нет, это безобразие надо прикрыть пиджаком. Она чуть наклонила зеркало, чтобы посмотреть, как дела в тылу. Может, разориться и купить зеркало в полный рост? А может, и нет, потому что зачастую у нее было такое ощущение, что лучше ей себя целиком не видеть. Небольшими кусочками как-то приятней.

В дверь позвонили.

– Bay, неужели ты для меня так разоделась? – улыбнулся Уилл.

– Это мой официально утвержденный наряд для привлечения новых клиентов. Но ты тоже можешь полюбоваться. А вообще-то, он стратегически отвлекает от ужасного прыща на подбородке. Но ты не бойся, это не заразно.

«Боже, – подумала она, – заткнись, заткнись немедленно! Быстро смени тему и веди себя, как приличная женщина. А то он подумает, что ты намерена весь вечер его клеить».

Сначала они пошли в бар и немного выпили. Потом пошли в ресторан и поужинали, потом выпили кофе. А когда еще выпили кофе, наступила ночь.

Уилл предложил проводить ее до дома. Они медленно кружили по улицам, болтая и смеясь, а когда вышли на главную улицу, принялись выделывать зигзаги от витрины к витрине, показывая друг другу свои самые любимые нелепые вещи и вместе составляя полный и окончательный список самых дурацких подарков.

– Ну, – сказала Белла, остановившись у дверей своего дома, – как насчет еще одной чашки кофе? Выдержишь? Или уже баюшки?

Между тем в голове у нее промелькнуло: «Господи, что она опять несет. Уилл может подумать, что она пытается его соблазнить, а она вовсе не пытается! Она просто вежливая девушка, вот и все».

– Уже поздно, – улыбнулся он. – Я лучше пойду.

Она повернулась к нему спиной и вставила ключ в замочную скважину.

– Но вообще-то, если ты настаиваешь... Зайду на минутку.

_____

Когда Белла спустилась вниз из туалета, Уилл с кружкой кофе в руках рассматривал фотографии на пробковой доске, висящей на кухне.

– Хороший пацан, – кивнул он на фотографию племянника Патрика, которая так и приехала из Лондона, пришпиленная к доске. – Давно хотел у тебя спросить, кто это.

– Удачный снимок, правда? Это Лоуренс, играет в школьном спектакле. Он племянник Патрика, моего парня. Бывшего, – она показала на висевшую рядом фотографию промокшего под дождем Патрика, который стоял на берегу какого-то озера в Шотландии. – Вот он. Правда, не в лучшем виде. Это мы ездили в Шотландию, а там часто дождит. Просто льет и льет, день и ночь. – А сама подумала: «Надо бы остановиться. Не стоит так захлебываться».

– Да, Шотландия... – протянул Уилл, опустив глаза на фотографии внизу доски.

Там висел новогодний снимок: она и Патрик лежат в постели, на головах оленьи рога.

– Ужас, да? Мы здесь так по-дурацки получились, надо снять. – И, отвернувшись, Белла полезла на полку за шоколадом.

– Я должен тебе кое в чем признаться, – сказал Уилл.

– Я так и знала. Раньше ты был женщиной. Или наркобароном. Или мотал срок. О ужас, неужели ты журналист?

– Белла, я малость преувеличил, заказ не такой срочный.

– Да, и когда же им нужны эти росписи?

– Только через шесть недель. Понимаешь, я тогда вернулся домой и понял, что у меня больше нет никакого предлога для встречи с тобой. И мне стало так плохо.

У Беллы сжалось сердце. Нет, так нельзя. Этот разговор... Он не нужен. Она не готова. Думала, что готова, но нет. Она отвернулась к раковине набрать воды, да так и осталась стоять, держась за прохладный металлический кран.

– Белла, я с тобой разговариваю. Повернись ко мне, пожалуйста.

– О'кей, о'кей. Я просто пить захотела. В день нужно выпивать не менее восьми стаканов воды, это очень полезно для кожи.

– Спасибо за информацию, она как раз к месту. Белла, раз уж я начал... даже не знаю, как сказать... Я никогда раньше не связывался с клиентками. Возможно, это нарушение профессиональной этики и теперь меня на пушечный выстрел нельзя к тебе подпускать, но... Но ведь между нами что-то промелькнуло, ведь так? Не мастак я говорить...

Белла сложила руки на груди и посмотрела на Уилла:

– Не мастак?

За его левым плечом она увидела фотографию Патрика. Она виднелась лишь наполовину: один коричневый сапог, одна вельветовая штанина, один рукав непромокаемого плаща, уголок сжатого рта, один темный глаз.

– О, черт. Молодец, Уилл, славное начало. – Он с грохотом поставил кружку на стол. – Чувствую себя каким-то уродом. Так, значит, ничего не было?

– Чего – ничего?

– Мы столько часов провели вместе, столько болтали, делились сокровенным – и для тебя это ничего не значит?

– Нет, почему же, мне нравилось с тобой общаться.

– Такое впечатление, что ты говоришь не обо мне, а о друге по переписке.

Она пожала плечами.

– Ничего не значат все те взгляды, которыми мы обменивались? – Он двинулся к ней.

Не поднимая глаз, она открыла было рот, чтобы ответить, но... он был уже так близко. Она чувствовала его тепло, запах его кожи. Тот самый запах, к которому она уже так привыкла за многие дни, что они работали вместе. Она чувствовала его каждый раз, когда он наклонялся показать ей, как правильно отсекать ветви, когда тянулся за ее спиной к верхней полке за кружками.

Белла прижалась к кухонному столу, схватившись за его округлый край. Если бы он только не стоял так близко...

– О, Белла... – тихо произнес он и вдруг, схватив ее за руки, заключил в объятия.

Белла дернулась, словно от удара. В топе с короткими рукавами ей нечем было защититься от его прикосновений, пальцы Уилла скользили по ее голой коже.

– Посмотри на меня! – Он держал ее своими сильными руками, не давая упасть. – Посмотри мне в глаза и скажи: «Ты все придумал, Уилл. Ты мне не нравишься и никогда не нравился». Скажи. И я поверю.

_____

Она наконец подняла глаза. Говорить она не могла. В горле стоял комок. Глядя ему в глаза, она произнесла одно-единственное слово: «Уилл».

Он привлек ее к себе – ближе, крепче, – зарылся лицом в ее волосы и снова и снова шептал ее имя, словно это была какая-то открывшаяся ему тайна. Белла подставила ему лицо, и он нашел своими губами ее губы. Прядка волос попала ей в рот, она отвела ее рукой, и оба они облегченно засмеялись. Он целовал ее теперь по-настоящему, и его теплые губы пьянили ее. Задыхаясь, они то целовались, то смеялись. Он опустился губами ниже – к шее, целуя ее нежно, пробуя на вкус ее кожу, желая каждый ее дюйм. Белла прижалась к нему и подумала, что он и впрямь надежный, сильный и настоящий, как могучее дерево.

16

Наступил следующий день. А он все не звонил. Конечно, они оба взрослые люди и давно переросли все эти глупости, вроде «все мужики – сволочи, а все бабы – дуры», так что вряд ли ей пришлось бы ждать его звонка целую неделю. Но и на следующий день он вряд ли позвонит.

Ради бога, тебе тридцать три года! Позвони ему сама.

Нет уж, если он не сподобился сделать это первым, то она тоже не будет ему звонить, скажем, до девяти вечера. Или до полдевятого. После этого она имеет полное право поинтересоваться, как обстоят дела с заказом от мэрии, они ведь так и не обсудили все детали. Пора уже начинать думать над композицией, а она еще даже не до конца измерила стену! Да, придется звонить, работа есть работа.

Белла мысленно похвалила себя за то, что не улеглась с ним вчера в постель. Со словами, что ей нужно время, она выпроводила Уилла. Теперь он видит, что она взрослая, разумная женщина, а не какая-нибудь вертихвостка. И мама ее одобрила бы.

Что ни говори, Белла, дорогая, а мужчины не уважают тех женщин, которые все им позволяют в первое же свидание. Держи свои козыри при себе, девочка.

Едва войдя в офис, она увидела желтый стикер, прилепленный к ее столу. Словно яркий семафор, он издалека ей сигналил: ТЫ КОМУ-ТО НУЖНА. Она нарочито медленно прошествовала к своему столу. Это наверняка кто-нибудь из клиентов. Кто еще может звонить так рано? Только клиенты. Они всегда названивают ни свет ни заря, стараясь засечь опоздание, так что ей с коллегами приходится то и дело прикрывать друг друга: «А такого-то сейчас нет. Он, наверное, на совещании. Перезвоните попозже».

Или это, может быть, Вив? Мечтает первой узнать об окончании целибата. Белла намеревалась отбиться, нагнав побольше тумана на «Сагу о Джулиане», но Вив же только хмыкнет в ответ. Ей подавай подробности.

ЗВОНИЛ УИЛЛ. ПРОСИЛ СРОЧНО ПЕРЕЗВОНИТЬ.

– Привет, – она набрала его номер, даже не сняв с плеча сумку. – Это я. Что-нибудь случилось?

– Привет, ничего не случилось. Просто не могу без тебя, вот такой я дурак. Когда я тебя увижу? Можно прямо сейчас? Мне нужно, просто необходимо тебя поцеловать. Может, денек без тебя обойдутся?

– Минуточку, мистер Хендерсон. Я только проверю ежедневник мисс Крейцер... – перешла она на официальный тон. – Знаете, все занято. Сейчас сезон, наплыв клиентов. Хотя, подождите, есть окошко! Сегодня вечером.

– В окошко я не влезу. У меня много выпуклостей.

Он сказал, что сейчас работает за городом, делает бассейн для какого-то навороченного клуба здоровья, но около семи вернется. Они договорились, что встретятся в садике за собором.

Между работой и встречей с Уиллом оставался еще час. Белла вошла в собор и устроилась с альбомом у одной из колонн. Интересно, рисовать в соборе – это грех? Ей ни разу не доводилось видеть там ни одного художника, хотя, как ей казалось, делать наброски – это гораздо менее навязчиво, чем щелкать фотоаппаратом. Как можно молиться, когда вокруг то и дело мелькают вспышки и раздаются возгласы: «Какой большой собор! Да, и типа это, старый».

Для нее рисование было как молитва; да и как иначе назвать это самоотречение, это поглощение формой, линией, цветом? А раз так, то почему бы им не сделать свет поярче, а то молиться темно.

Снаружи, у крытой галереи, какая-то пара рассматривала каменную кладку; Белла быстро зарисовала их. Сделала набросок с малыша, отважно путешествующего по газону. Подняв голову от альбома, заметила молодую женщину, наверно, его мать. Та облокотилась о выступ стены, обняв себя за плечи, как египетская мумия. «Не двигайся!» —мысленно завопила Белла. Поспешность придала ее руке большую уверенность и силу. Угол скрещенных рук, линия подбородка, фигура в симметричном обрамлении арки – сценка постепенно оживала под ее карандашом.

Почему она не взяла с собой краски? В лучах заходящего солнца каждый элемент окружающей ее живой картины приобрел новое звучание: упавшая на лицо женщины прядь волос, тени, отходящие от ее рук, складки накидки на ее плечах, изгиб тела, прильнувшего к плоскому камню. Словно выполняя ее желание, женщина вдруг подняла глаза и, не шелохнувшись, посмотрела прямо на Беллу. Глаза, почти скрытые за вуалью волос, смотрели спокойно; в ее позе было что-то задумчивое, как будто она, склонив набок голову, прислушивается к звучащей в отдалении музыке. Белла добавила еще несколько штрихов. Она должна – должна! – закончить этот набросок, если не сегодня, то позже. Закрыв глаза, она постаралась впитать в себя образ, его цвета и тени, чувствуя, как тысячи маленьких цветовых пятнышек покрывают ее кожу, словно татуировка.

– Ты, похоже, немножко заблудилась. – Уилл заглянул ей через плечо. – О, слушай, я, может быть, и профан, но это же просто здорово! Кстати, почему ты не в садике, как договорились?

Она взглянула на часы:

– Всего-то на пять минут опоздала. Извини, я увлеклась.

– А я тебя сразу заметил, я твои кудри за милю вижу. Чем люди занимаются на свиданиях? Может, сходим в кино? – в замешательстве потер щеку Уилл.

– Да, на дамского угодника ты не тянешь. А чем ты занимался на свиданиях? Наверняка же находились такие сердобольные, что и с тобой ходили из жалости? – Она почувствовала, как на ее спину нежно легла его ладонь.

– Значит, ты со мной гуляешь из жалости? Здорово. А если я буду достаточно жалок, ты меня соблазнишь?

– Не-а. Я – член инициативной группы, которая помогает садовникам-маньякам найти новых друзей и вернуться в рамки закона. – Белла подошла к газетному киоску. – Давай купим газету, посмотрим, что идет.

– Но я хочу с тобой разговаривать, – Уилл подошел к киоску за ней, – и читать хочу с тобой, и смотреть фильм, все вместе.

– Давай весь фильм шептаться, а что, так многие делают. Будем всем мешать и все комментировать: «Смотри, смотри, сейчас будет самый лучший момент! А сейчас он как прыгнет!»

Они дошли до небольшого сквера между городскими стенами, легли и разложили газету на траве. Уилл начал водить пальцем по колонке:

– Идиотский триллер, дурацкая костюмная драма. Или маразматическое детское кино про говорящих животных? Выбор, прямо скажем, небольшой. А что ты еще не смотрела?

Белла подкатилась поближе.

– От тебя так приятно пахнет, – сказал он.

– Спасибо. – Она взглянула на расписание. – В Марлоу что-нибудь идет? «Лео Сойер – всего один вечер». Он что, еще жив? Да, в театре тоже мало что идет.

Краешком глаза она уловила, что Уилл смотрит прямо на нее, и поспешно вернулась к газете, но в следующее мгновение воскликнула:

– Уилл, что ты делаешь?