Текст книги "Корсар"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Джек Дю Брюл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 3

Едва Малик и Азиз вошли в опустевшую столовую, охраннику у двери почудилось: в коридоре что-то шевелится. Подняв автомат, он стал вглядываться во тьму. Если бы не таинственное исчезновение команды, пират осмотрелся бы спокойно, а теперь трясся, словно по телу пустили ток. Палец дрогнул на спусковом крючке, и автомат неожиданно разразился короткой очередью. Из ствола вырвалось дрожащее пламя, озарив пустой коридор, но нули лишь содрали краску с грязных стен.

– Что случилось? – крикнул Азиз.

– По-моему, я кого-то видел, – заикаясь, пролепетал охранник.

– Малик, иди с ним! – решительно проговорил Азиз. – Обыщите палубу, а я скажу Хакиму.

Главарь пиратов слышал выстрелы, поэтому Азиз столкнулся с ним на полпути к мостику. Пистолет Хаким держал как в видеоклипах – в согнутой руке, повернутым набок, а в глазах пылала злоба.

– Кто стрелял? Почему?

Главарь решительно наступал, Азизу пришлось пятиться.

– В столовой пусто, а Ахмед уверяет, что кого-то видел. Они с Маликом обыскивают падубу.

Хаким не верил своим ушам.

– Как это в столовой пусто?

– Команда исчезла. Кабель был на месте, Ахмед не спал, но они все равно сбежали.

Дверь в столовую была чуть приоткрыта, Хаким со всей силы пнул ее, и она с грохотом врезалась в ограничитель. Двадцать два члена команды сидели у столиков с мрачными озабоченными лицами, как и несколько часов назад, когда их запирали.

– Что за стрельба? – спросил капитан Кван.

– Крыса! – прошипел Хаким, пронзил Азиза испепеляющим взглядом и за руку выволок из комнаты. Едва дверь закрылась, он влепил двадцатипятилетнему ветерану сразу две пощечины. – Идиот, до одури обкурился!

– Нет, Хаким, клянусь, мы все видели…

– Хватит! Узнаю, что куришь травку во время операции, – пристрелю на месте, понял?

Азиз опустил глаза и промолчал. Хаким схватил Азиза за подбородок, взгляды их встретились.

– Понял?

– Да, Хаким.

– Завяжи кабель и найди Малика с Ахмедом, пока они опять стрельбу не устроили!

Азиз побежал выполнять приказ; Хаким медлил. Он приложил ухо к двери, но через толстый слой металла слышимость была нулевая. Главарь пиратов осмотрелся: коридор пуст, ничего необычного. Откуда тогда взялось чувство, что за Хакимом наблюдают? По спине поползли ледяные мурашки. Хакима затрясло.

С этими кретинами и привидений начнешь бояться!

На две палубы ниже столовой, в части корабля, о существовании которой пираты даже не подозревали, Хуан Родригес Кабрильо скупо улыбнулся, увидев, как дрогнул сомалиец.

– Бу! – крикнул он изображению на огромном плоском экране, который занимал большую часть помещения, известного как командный центр.

Здесь, в низкой рубке, подсвеченной синеватым отблеском многочисленных мониторов, размещался сверхсовременный мозговой центр судна. Пол был покрыт специальным антистатическим покрытием из ребристой резины, а панели управления выкрашены в черный и дымчато-серый. По задумке обстановка напоминала мостик космического корабля «Энтерпрайз». Прямо перед главным экраном стояли два кресла – рулевого и оператора управления боевыми системами. По периметру рубки располагались места радиста и операторов сонара и управления аварийными системами.

В самом центре возвышалось так называемое кресло капитана Кирка. Отсюда Кабрильо отлично видел происходящее вокруг и с помощью встроенного в подлокотник компьютера управлял всем оснащением корабля.

– Не надо было этого делать, – заметил Макс Хэнли, президент корпорации, которую возглавлял Кабрильо. – А если бы пираты вернулись, когда потайная дверь была открыта?

– Макс, ты прямо как моя бабушка! Тогда мы отбили бы «Орегон» и перешли к плану «Б».

– И в чем он заключается?

– Придумаю – сообщу.

Хуан встал и потянулся. Он был высокий, плотный, с мужественным лицом, пронзительными голубыми глазами и выгоревшими добела волосами, которые стриг ежиком, – сказывались детство в Южной Калифорнии и бесконечные купания. Хуан разменял пятый десяток, но его шевелюра оставалась по-прежнему густой и жесткой.

У Кабрильо имелась особая аура, которую все мгновенно ощущали, но логически объяснить не могли. Лоском преуспевающего дельца и несгибаемого военного он не обладал, скорее, просто знал, чего хочет от жизни, и планомерно шел к цели. Еще Хуан бесконечно верил в себя, впрочем небезосновательно: он всегда добивался своего.

Макс Хэнли, обладатель румяной физиономии и полукруглого венчика рыжеватых кудряшек на лысеющей голове, уступал Кабрильо ростом. Максу перевалило за шестьдесят, и в свое время он дважды побывал во Вьетнаме. Хуан часто поддразнивал Хэнли: мол, почему бы не сбросить пару килограммов. Макс напоминал скалу и в прямом, и в переносном смысле.

Корпорация была детищем Кабрильо, но к столь серьезному успеху ее привела твердая рука Хэнли. Фактически именно Хэнли управлял многомиллионной компанией, а заодно выполнял роль главного инженера на «Орегоне». Если кто и любил корабль больше Хуана, то только Макс Хэнли.

По судну бродили семь вооруженных пиратов, двадцать два моряка якобы томились в плену, однако собравшихся в командном центре это не особенно пугало, а уж Кабрильо и вовсе не переживал.

Операцию спланировали до мельчайших деталей. Сложнее всего было, когда пираты поднимались на борт: никто не знал, как они планируют поступить с командой, поэтому снайперы, скрывавшиеся на носу, держали сомалийцев на мушке. Кроме того, всю палубную команду одели в тончайшие бронежилеты, которые разработали для НАТО в Германии.

«Открытую» часть корабля напичкали камерами и микрофонами, поэтому террористы не пропадали из виду. Куда бы они ни направлялись, как минимум два сотрудника корпорации, готовые к любым неожиданностям, следовали за каждым сомалийцем потайными проходами.

Фактически внутри «Орегона» прятался еще один корабль. На первый взгляд казалось, что посудине давно пора на свалку. В реальности фасад предназначался для таможенных инспекторов, лоцманов и прочих посетителей. Из-за ветхости судно никто не воспринимал всерьез.

На самом деле ржавые потеки были нарисованы, а хлам свалили на палубу специально. Рулевая рубка и каюты в надстройке служили декорациями. Пират у штурвала кораблем не управлял: компьютерная система передавала данные в командный центр, и лишь дежурящий там рулевой менял курс судна.

За неприглядным фасадом скрывался, пожалуй, самый хитроумный разведывательный корабль в мире, нашпигованный вооружением и электроникой не хуже, чем эсминец с системой «Иджис». [2]2
  «Иджис» – боевая информационно-управляющая система, которой оснащаются корабли ВМС США. (Здесь и далее примечания переводчика.)


[Закрыть]Бронированный корпус обеспечивал защиту от нехитрого оружия террористов, в том числе от гранатометов. «Орегон» нес две мини-субмарины, которые запускались через специальные люки справа и слева от киля, а в заднем трюме, скрытый переборкой, замаскированной под штабель контейнеров, стоял вертолет МД-520Н компании «Макдоннелл-Дуглас».

Помещения для команды ни в чем не уступали каютам самых роскошных лайнеров. Работая в корпорации, люди ежедневно рисковали жизнью, и Хуану хотелось, чтобы они не отказывали себе в комфорте.

– Где наш гость? – поинтересовался Макс.

– Опять к Джулии клеится, – ответил Хуан.

– Как думаешь, это потому, что она врач? Или Джулия и правда такая красотка?

– Полковник Джузеппе Фарина, как несложно заключить из его имени, итальянец. Он считает себя неотразимым и не пропускает ни одной юбки. Линда Росс и другие девушки его уже отшили, осталась наша милейшая доктор Хаксли. Вдобавок она не может покинуть медпункт – вдруг что? Волей-неволей приходится слушать Фарину.

– Ни к чему нам на борту этот треклятый наблюдатель, – заметил Макс.

– Нужно быть реалистом, пусть даже вопреки собственным желаниям, – провозгласил Кабрильо. – Власти предержащие хотят не просто получить Диди – им нужно, чтобы суд прошел гладко. Фарина должен убедиться, что мы не нарушим инструкций.

– Воевать с террористами, но не бить ниже пояса? Что за чушь! – скривился Макс.

– Не преувеличивай. Я знаю Зеппе уже лет пятнадцать, с ним проблем не возникнет. По обычным каналам Диди нам не выдадут – судебная система в Сомали не функционирует…

– И не только судебная.

Хуан пропустил реплику мимо ушей.

– Мы нашли альтернативу, но придется мириться с присутствием Зеппе, пока не вернемся в нейтральные воды и не передадим Диди американскому флоту. Пусть только ступит на палубу, и дело в шляпе.

Макс нехотя кивнул.

– А нашу бутафорию от взрывчатки не отличишь, и Диди пожелает убедиться лично.

– Вот именно. Мы положили в мышеловку аппетитный кусок сыра.

Нынешнее задание несколько отличалось от предыдущих. По большей части корпорация работала на правительство США, причем только за наличные. К ее услугам прибегали, когда у армии и разведки не было права или желания рисковать. На сей раз заказчиком выступало ЦРУ – оно добивалось, чтобы Мохаммад Диди предстал перед Гаагским трибуналом. Власти США хотели отправить его прямиком в Гуантанамо, но в конце концов пошли на сделку с союзниками и согласились на суд в Европе, при условии, что официальной выдачи Диди не потребуется.

В ЦРУ все переговоры с корпорацией вел Лэнгстон Оверхолт. Он и обратился к своему протеже Хуану Кабрильо с непростым заданием – захватить Диди так, чтобы операцию не сочли похищением. Как и ожидалось, Кабрильо и его команда разработали план за двадцать четыре часа, хотя лучшие агенты ЦРУ уже несколько месяцев не могли ничего придумать.

Хуан бросил взгляд на хронометр в углу главного экрана. Оценив скорость и курс корабля, он понял, что берега «Орегон» достигнет в лучшем случае к рассвету.

– Пообедаем? По-моему, сегодня омар «Термидор».

Макс погладил живот.

– Хаксли прописала мне тридцать минут на тренажере.

– Бесполезно! – усмехнулся Хуан.

– Посмотрим на твою талию лет через двадцать!

Берег показался сразу после рассвета. В обе стороны, насколько хватал глаз, тянулись мангровые болота. К штурвалу встал сам Хаким: он лучше всех знал тайные протоки, достаточно глубокие, чтобы подойти прямо к лагерю. В их руки впервые попало столь большое судно, однако Хаким не сомневался, что сумеет провести его до базы. В крайнем случае можно пристать для разгрузки где-то поблизости.

Во влажной дымке было трудно дышать, а стоило солнцу выглянуть из-за горизонта, температура поползла вверх.

«Орегон» медленно углублялся в болота, поднимая со дна частицы ила, окрашивающие воду за кормой в грязно-коричневый цвет. Умей Хаким читать показания эхолота, который висел на одной из переборок в рулевой рубке, он узнал бы, что глубина под килем была лишь два с лишним метра. Заросли густели, они окружат судно со всех сторон, практически сходясь наверху.

В протоке едва хватало места для поворотов. Из рулевой рубки огромного сухогруза она казалась Хакиму гораздо уже обычного. Нос ткнулся в бревно – на катере появилась бы сквозная пробоина, а дно сухогруза оно лишь слегка поцарапало. До базы оставался лишь один, самый крутой поворот, а до берега – меньше корпуса судна.

– Сумеешь пристать? – спросил Азиз.

Хаким не отреагировал. Он до сих пор злился из-за вчерашнего.

– До лагеря меньше километра. В крайнем случае разгрузимся прямо здесь и перевезем добычу лодками.

Сомалиец шире расставил ноги и крепче вцепился в штурвал. Нос корабля смотрел прямо в берег, и Хаким, выждав до последнего, резко крутанул штурвал, только судно реагировало куда медленнее, чем он рассчитывал, и продолжало ползти вперед.

Наконец нос неторопливо, словно в замедленной съемке, начал уходить в сторону. Поздно, сейчас они налетят на берег! Хаким включил «полный назад», чтобы смягчить удар.

В недрах корабля, в своем кресле, посреди командного центра восседал Кабрильо. Лучшим рулевым на «Орегоне», несомненно, был Эрик Стоун, который сейчас в столовой изображал Дуэйна Мерриуэзера. Впрочем, при нынешних обстоятельствах Кабрильо все равно не доверил бы руль Эрику: в такие моменты Хуан управлял своим кораблем только сам.

Вместо того чтобы дать «полный назад», как хотел Хаким, Кабрильо включил носовое подруливающее устройство и до упора повернул сопла водометов.

Для собравшихся в рулевой рубке это выглядело как внезапный порыв ветра, волшебным образом не шелохнувший деревьев на берегу. Нос судна рванулся вбок, словно его толкнула невидимая рука. Хаким с Азизом ошеломленно переглянулись, не веря, что сухогруз способен на столь стремительные маневры. Ни тот ни другой не заметили, что после поворота судно «самостоятельно» выровнялось. Хаким продолжал крутить штурвал, полагая, что управляет сухогрузом.

– Аллах нам покровительствует, – заметил Азиз, хотя оба пирата религиозностью не отличались.

– Просто я знаю свое дело, – отрезал Хаким.

Пиратский лагерь располагался на высоком правом берегу почти вровень с палубой «Орегона» – так защищались от прилива и весеннего паводка. Параллельно ему шел тридцатиметровый деревянный причал, в результате получилось что-то вроде дока. С берега попасть на причал можно было по нескольким металлическим лесенкам, вкопанным в твердую почву склона (лесенки сняли с одного из первых захваченных кораблей). Катер Хакима стоял рядом с парой таких же утлых рыбацких суденышек.

Дальше, в глубине, находился сам лагерь – беспорядочное нагромождение разномастных построек. Среди палаток, которые привезли в страну для беженцев, и традиционных глиняных лачуг попадались деревянные строения, крытые рифленым железом. Население составляло более восьмисот человек, из них три сотни – дети. По периметру располагались четыре сторожевые вышки, сколоченные из выцветших досок, с трубами вместо опор. Землю усеивали мусор и экскременты. Вокруг лагеря рыскали стаи одичавших собак, худых и грязных.

Ликующая толпа полуголых ребятишек, неряшливо одетых женщин с младенцами за спиной и мужчин со штурмовыми винтовками выстроилась вдоль берега и заполонила причал – казалось, он вот-вот обрушится. Выстрелы были в этих местах столь привычны, что дети даже не просыпались. В центре причала стоял Мохаммад Диди собственной персоной, вместе с самыми надежными соратниками.

Несмотря на репутацию монстра, выглядел он не слишком внушительно: ниже среднего роста, тощий настолько, что сшитая на заказ форма болталась на нем, как на вешалке, жидкая седеющая бородка, набрякшие веки, покрасневшие глаза. На поясе у Диди висел большой пистолет, казалось, своим весом тянувший пиратского главаря к земле. Из-за чрезмерной худобы не отпускало впечатление, что разбойник страдает сколиозом.

Лицо Диди было совершенно бесстрастным – этим он тоже славился. Чувств Диди не выказывал ни при каких обстоятельствах – ни когда убивал, ни когда принимал на руки своих бесчисленных потомков.

Шею Диди украшало ожерелье из неровных белых бусин, в которых при ближайшем рассмотрении легко узнавались человеческие зубы с золотыми коронками.

Хаким потратил пятнадцать минут, безуспешно пытаясь завести сухогруз в док. В какой-то момент судно двинулось к причалу так быстро, что встречающие испуганно попятились. Этим дело не закончилось, но Хуану надоели жалкие потуги сомалийца, и он подошел к берегу сам. Пиратам оставалось лишь пришвартоваться, с чем они успешно справились.

Вместо густого дыма из трубы поднималась лишь одинокая струйка. Хаким дал гудок, и толпа вновь завопила. Он отправил Азиза распорядиться, чтобы сбросили сходни и Мохаммад Диди смог лично осмотреть захваченный груз.

В центре управления Джузеппе Фарина указал на монитор.

– Вот он, посередине.

– С жиденькой бороденкой? – уточнил Хэнли.

– Si. [3]3
  Да (ит.).


[Закрыть]Вроде и посмотреть не на что, а на самом деле жестокий убийца.

Фарина, загорелый черноволосый красавец с темными глазами и точеными чертами лица, был в форме итальянской армии, его начищенные ботинки блестели не хуже лакированных. Морщины на лбу и в уголках рта указывали на легкий характер и любовь к веселью. Когда Хуан по заданию ЦРУ встречался в Риме с русским агентом, они с Зеппе отрывались на полную катушку.

– Давай еще раз: мы дожидаемся, пока Диди поднимется на борт «Орегона», так? – уточнил Хуан и после кивка Фарины спросил: – А дальше?

– Дальше хватайте его, как хотите. Судно под флагом, значит, находится под юрисдикцией… кстати, где вы зарегистрированы?

– В Иране.

– Шутишь?

– Нет, – усмехнулся Хуан. – Разве есть флаги лучше, если у тебя американский разведывательный корабль и нужно избавиться от подозрений?

– Нет, – признал Джузеппе. – Только в Гааге это не всем понравится.

– Спокойно, Зеппе. У меня есть другой комплект бумаг. По ним «Орегон» – «Финикс Грандамерика» под панамским флагом.

– Ну и названьице!

– В какой-то книжке давным-давно вычитал – мне понравилось. В общем, с Диди в Гааге проблем не будет.

– Si. Пусть только ступит на борт, и он уже не в Сомали. Законная добыча.

– А как вы объясните в суде, что преступник, за голову которого назначена награда в полмиллиона, ухитрился захватить корабль с полковником итальянской армии на борту?

– Никак. Твое участие тоже не афишируется. У меня с собой специальный препарат, от которого Диди забудет все случившееся за последние двадцать четыре часа. Когда проснется, будет адски болеть голова, но боль стихнет – и все, больше никаких последствий. Нужно отойти на двенадцать миль и покинуть территориальные воды Сомали. Нас дожидается рыболовецкий катер, на него Диди и пересадим. Потом, уже в нейтральных водах, американский патрульный крейсер обнаружит катер, а там такой сюрприз! Проще простого, и от мороки с выдачей избавимся.

– Безумие! – проворчал Макс.

Хуана окликнул Марк Мерфи, оператор боевых систем корабля. Кресло Марка стояло рядом с командирским. Из него велось управление богатейшим арсеналом бывшего лесовоза, в который входили торпеды, ракеты для воздушных и надводных целей, замаскированные пулеметы тридцатого калибра, двадцатимиллиметровые пушки «Вулкан» с радарным наведением, сорокамиллиметровый «Эрликон» и большая стодвадцатимиллиметровая носовая пушка.

Кабрильо повернулся к Мерфи и увидел на экране, как Мохаммад Диди направляется к поданному трапу.

Добро пожаловать на борт!

ГЛАВА 4

Тунис, Бахирет-эль-Бибан

Песок и палящий зной Алану не смущали. Мошки – другое дело. Сколько она ни мазалась кремом, сколько ни проверяла ночью москитную сетку в палатке, спасения от крылатых бестий не было. Раскопки продолжались уже два месяца. Кожа зудела от укусов. Поразительно, что рабочие насекомых словно не замечают. Чтобы утешиться, Алана попыталась припомнить какую-нибудь особенность родной Аризоны, которая не понравилась бы местным, однако ничего, кроме дорожных пробок, на ум не шло.

Экспедицией из одиннадцати американцев и пятидесяти наемных рабочих руководил профессор Уильям Голт. Шесть ученых, в их числе Алана, и пять аспирантов из Университета Аризоны, восемь мужчин и всего три женщины – как ни дели членов экспедиции, проблем до сих пор не возникало.

Официально они занимались раскопками римского поселения в полумиле от средиземноморского побережья. Долгое время считалось, что здесь стоял летний дворец наместника Клавдия Сабина, но полуразрушенные строения оказались куда интереснее. Среди них обнаружился большой, ни на что не похожий храм. Члены экспедиции начали шептаться, что Сабин возглавлял секту, а с учетом времени наместничества вполне мог быть христианином.

От таких идей профессор Билл – Голт любил, когда его называли именно так, – хмурился, только ведь разговоры во время обеденных перерывов не запретишь.

Впрочем, раскопки были только прикрытием. Алана с группой из трех человек занималась совсем другим. В документах экспедиция числилась археологической, однако членов ее интересовало не далекое прошлое, а, скорее, ближайшее будущее.

Дела пока шли не очень. Семь недель поисков не принесли результата, и всем стало казаться, что затея бессмысленная.

Алана вспомнила, с каким рвением взялась за дело, предложенное Кристи Валеро из Госдепартамента, но пустыня давным-давно выжгла весь энтузиазм.

Из-за невысокого роста тридцатидевятилетнюю Алану Шепард часто принимали за студентку. За плечами у нее было два брака (первый, в восемнадцать лет, оказался большой ошибкой, второй, заключенный на пороге тридцатилетия, – ошибкой огромной) и два развода. Единственного сына Джоша Алана, отправляясь в экспедицию, оставляла матери.

За длинными локонами в пустыне ухаживать проблематично, поэтому Алана коротко стригла свои темные волосы и носила короткую же челку. Ослепительной красавицей ее нельзя было назвать. Впрочем, на редкость миниатюрную Алану считали миленькой, чему она втайне радовалась, хоть и притворялась, что терпеть не может этот эпитет. Две ученые степени, в геологии и археологии, делали ее идеальным кандидатом для подобного проекта, однако никакие дипломы на стенах кабинета в Финиксе не помогут найти иголку в стогу сена.

Ее группа прочесала пересохшее русло на много миль в глубь материка, но ничего необычного не обнаружила. Безликие, как министерский коридор, стены каньона, миллионы лет назад прорезанного рекой в песчанике, тянулись до самого водопада. Дальше продолжать поиски не имело смысла: двести лет назад тут текла вода, подняться было невозможно.

Размышления Аланы прервал грохот. Грохотала с грузовика буровая установка, необходимая, чтобы пробивать отверстия в стенах каньона. Бур с алмазной коронкой легко вгрызался в хрупкий песчаник. За пультом установки сидел Майк Данкан, геолог-нефтяник из Техаса.

Члены экспедиции бурили в местах старых обвалов, надеясь обнаружить пещеру, однако, проделав больше сотни отверстий, лишь сточили полдюжины буров.

Наблюдая за работой, Алана время от времени вытирала с шеи капельки пота. Бур погрузился в породу на пятнадцать метров, и Майк выключил дизель. Рев стих. В наступившей тишине слышался вой ветра.

– Тут ничего нет.

– Говорю же, надо было попробовать еще пару раз в предыдущем обвале, – вмешался Грег Чеффи, наблюдатель от Госдепартамента.

Алана подозревала, что он из ЦРУ, но подтверждать свои догадки не стремилась. Поскольку Чеффи не был ни ученым, ни специалистом, к его мнению редко прислушивались, он же выполнял все, что поручат, вдобавок отлично знал арабский.

Четвертого члена группы, специалиста по Оттоманской империи, и в частности по Берберии, звали Эмиль Бамфорд. Этот самовлюбленный хам – так про себя охарактеризовала Бамфорда Алана – отказывался покидать лагерь экспедиции, заявляя, что, пока ничего не нашли, в его присутствии нет нужды. Нужды и правда не было, но во время встречи у Кристи Валеро в Вашингтоне Эмиль хвалился обширным полевым опытом и утверждал, что «не мыслит жизни без темной каймы под ногтями» – теперь эти наманикюренные пальцы занимались исключительно разглаживанием щегольской походной куртки.

– Снова интуиция? – поинтересовался Майку Чеффи.

Оба увлекались скачками и в ставках доверяли интуиции ничуть не меньше, чем справочникам.

– Думаю, она не повредит, – пожал плечами Чеффи.

– И не поможет, – оборвала Алана. Она опустилась на землю в тени грузовика. – Прости, я не хотела обидеть. Просто скалы слишком высокие и крутые – верблюдов для разгрузки корабля здесь не спустить.

– А это точно та самая речка? – засомневался Майк. – Песчаник очень мягкий, в нем обычно не бывает пещер, способных вместить корабль. Свод тотчас обрушится!

Алана думала о том же. Нужно искать известняк; он подходит идеально: достаточно мягкий для эрозии и при этом прочный – пещера простоит века. Вот только ничего, кроме песчаника и редких выходов базальта, им пока не встречалось.

– В письме Чарльза Стюарта о тайной базе аль-Джамы сказано предельно четко. Если помнишь, Генри Лафайет прожил со старым пиратом два года, пока тот не умер. Судя по спутниковым снимкам, это единственное подходящее русло в радиусе полутора сотен километров от указанного Лафайетом места.

– Хорошо хоть по эту сторону границы, – заметил Грег. Светловолосый, с чувствительной кожей, он сильно страдал от палящего солнца, поэтому всегда носил одежду с длинными рукавами и широкополую соломенную шляпу. Воротник и подмышки его рубашек мгновенно пачкались, стирать приходилось каждую ночь. – Встреча в Триполи не за горами, но все равно, вряд ли старина Каддафи обрадуется, что мы роемся у него под носом.

– Мой отец работал на ливийских нефтяных месторождениях еще до того, как Каддафи их национализировал, – вставил Майк. Он был выше и стройнее Грега, от постоянной работы на свежем воздухе возле голубых глаз навеки поселились морщинки, а руки покрылись мозолями, напоминающими кору векового дуба. Данкан любил жевать табачную жвачку, причем размерами ее шарик не уступал мячу для гольфа. – Он говорил, что во всем мире нет людей приятнее ливийцев.

– Насчет обычных ливийцев это верно. А вот правительство… – Алана глотнула из фляжки. Вода была теплая, как из ванны. – Даже сейчас, принимая у себя мирную конференцию, тон они не меняют. – Она посмотрела на Чеффи, подчеркнуто обращаясь к нему: – ЦРУ ведь утверждает, что Ливия предоставила убежище Сулейману аль-Джаме, террористу, взявшему себе то же имя, что и пират, которого мы ищем?

Чеффи на уловку не поддался.

– В газетах писали, что в страну его не пустили.

– Мы эту канаву уже вдоль и поперек излазили. Тут ничего нет! – раздраженно повторил Майк. – Вся затея – пустая трата времени.

– Большие шишки думают иначе, – неуверенно ответила Алана.

Она мысленно вернулась в Вашингтон, к встрече с Кристи Валеро. Вместе с помощницей госсекретаря в кабинете присутствовал еще один человек, самый крупный из всех, кого доводилось видеть Алане, с незабываемым именем Джулиан Перлмуттер. Он напоминал Сидни Гринстрита, с той разницей, что английский актер источал злобу, а Перлмуттер – волны жизнелюбия. Глаза у него были яркие-яркие, совсем как у самой Аланы, только не зеленые, а синие.

Элегантная блондинка Кристи оказалась лишь на пару лет старше ее. На стенах висели фотографии мест, в которых хозяйке кабинета доводилось работать за двадцать лет службы, – все на Ближнем Востоке.

Когда вошла Алана, Валеро поднялась из-за стола, Перлмуттер же остался сидеть на диване и руку гостьи пожал, не вставая.

– Спасибо, что согласились с нами встретиться! – поблагодарила Кристи.

– Не каждый день приглашают к помощнику госсекретаря.

– Тут, в Вашингтоне, их пруд пруди, – хихикнул Перлмуттер. – Включи свет где-нибудь на вечеринке, и толпа этих помощников разбежится, что твои тараканы.

– Еще одна такая шутка, и я вычеркну тебя из всех списков приглашенных на посольские обеды, – не осталась в долгу Кристи.

– Удар ниже пояса, – мгновенно отреагировал Джулиан и рассмеялся. – Даже не ниже, а точно в него.

– Доктор Шепард…

– Просто Алана, если позволите.

– Алана, у нас есть очень интересное задание, и вы идеально для него подходите. Пару недель назад в руки Джулиана попало письмо, написанное в девятнадцатом веке адмиралом Чарльзом Стюартом. Адмирал рассказывает о чудесном спасении моряка, пропавшего без вести во время Берберийской войны тысяча восемьсот третьего года. Звали его Генри Лафайет.

Кристи коротко сообщила о роли Лафайета в сожжении «Филадельфии» и об обстоятельствах, при которых он пропал без вести во время боя с «Сакром». Затем настал черед Джулиана.

– Лафайет и Сулейман аль-Джама добрались до берега. Генри голыми руками извлек пулю и обработал рану пирата солью, которую соскреб с прибрежных камней. Три дня капитан «Сакра» лежал в бреду, а потом жар прошел, и в конце концов пират поправился. К счастью для обоих, Генри отлично знал, как не умереть от голода на морском берегу, а для питья собирал дождевую воду. Следует помнить, что аль-Джама занимался разбоем не ради добычи, а из ненависти к неверным. Своего рода Усама бен Ладен.

– И Сулейман аль-Джама просто позаимствовал это имя? – уточнила Алана, имея в виду современного террориста.

– Именно так.

– Я и не знала, что за ним стоит такая история.

– Решение вполне обоснованное. Для многих радикальных исламистов тот, старый аль-Джама – герой и пример для подражания. Прежде чем заняться пиратством, он был имамом. Большая часть его письменных работ дошла до наших дней, их тщательно изучают, поскольку они призывают к истреблению неверных.

– Сохранился портрет аль-Джамы, сделанный до его первого выхода в море, – вставила Кристи Валеро. – В захваченных лагерях боевиков копии этого портрета часто обнаруживают на самых почетных местах. Пример аль-Джамы вдохновляет мусульманских террористов всего мира. Он стоит у истоков джихада и первым поднял оружие против Запада.

– Извините, но какое отношение все это имеет ко мне? – спросила несколько сбитая с толку Алана. – Я археолог.

– Сейчас объясню, – ответил Джулиан, с нежностью потирая живот, в котором вдруг заурчало. – Постараюсь покороче.

Между аль-Джамой и Лафайетом, разными, как человек и марсианин, возникла странная связь. Фактически Генри дважды спас Сулейману жизнь: когда дотащил до берега и когда выходил после ранения. У мусульман такое не забывают. Вдобавок Генри, французский канадец, внешне очень напоминал давно умершего сына аль-Джамы.

Они оказались одни в пустыне за сотню миль от Триполи. Сулейман понимал, что, если приведет туда Генри, паша посадит того в тюрьму вместе с командой «Филадельфии», а то и вовсе казнит за поджог корабля.

Впрочем, существовал и другой вариант. В пустыне, к западу от Триполи, у аль-Джамы имелось тайное убежище. Именно оттуда он часто отправлялся в набеги, несмотря на блокаду Триполи с моря. Пират решил, что команда «Сакра» уничтожит «Сирену» и будет ждать его именно там, в логове.

Перлмуттер, рассказчик от бога, специально выделил последнее слово, чтобы придать истории драматизма.

– Аль-Джама и Лафайет направились на запал, по возможности двигаясь вдоль берега, хотя нередко все же приходилось углубляться и пустыню. Генри не помнит, сколько они шли. Предположительно около месяца, и это был сущий ад. Воды постоянно не хватало. Обоим не раз казалось, что их ждет смерть от жажды. Совсем как у Кольриджа: «Кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка». [4]4
  Кольридж С.Сказание о старом мореходе. Перевод В. Левика.


[Закрыть]Спасли путешественников внезапно налетевший шторм и раковины моллюсков, из которых они высасывали содержимое. А еще случилась удивительная вещь – они подружились. Аль-Джама немного говорил по-английски, а Генри уже владел двумя языками, поэтому быстро схватывал арабские слова. Не знаю, что они обсуждали, побеседовали долго, это точно. Когда добрались до убежища, аль-Джама сохранил Лафайету жизнь не только из благодарности, а потому что привязался к молодому американцу. Впоследствии он называл Генри сыном, а тот его – отцом. В укрытии они обнаружили «Сакр», команда же, полагая, что капитан погиб, разбрелась по домам. В отчете Военно-морскому министерству Чарльз Стюарт указал: когда корабли расходились, «Сакр» горел и едва держался на плаву; впрочем, стало известно, что корсару удалось добраться до берега. По словам Генри, в убежище имелся большой запас провизии, а помогал им престарелый слуга. Раз в несколько месяцев приходил небольшой караван, они обменивали награбленные сокровища на еду и питье. Аль-Джама просил никому не рассказывать о его спасении.